Лев Николаевич Толстой
Проезжий и крестьянин
Толстой Лев Николаевич
Проезжий и крестьянин
Л.Н.Толстой
ПРОЕЗЖИЙ И КРЕСТЬЯНИН
В крестьянской избе. Старик проезжий сидит на коннике и читает книгу. Хозяин, вернувшись с работы, садится за ужин и предлагает проезжему. Проезжий отказывается. Хозяин ужинает. Отужинав, встает, молится и подсаживается к старику.
Крестьянин. По какому, значит, случаю?..
Проезжий (снимает очки, кладет книгу). Поезда нет, только завтра пойдет. На станции тесно. Попросился у бабы у твоей переночевать. Она и пустила.
Крестьянин. Что ж, ничего, ночуй.
Проезжий. Спасибо. Ну, что ж, как по теперешнему времени живете?
Крестьянин. Какая наша жизнь? Самая плохая!
Проезжий. Что ж так?
Крестьянин. А оттого так, что жить не при чем. Такая наша жизнь, что надо бы хуже, да некуда! Вот у меня девять душ, все есть хотят, а убрал шесть мер, вот и живи тут. Поневоле в люди пойдешь. А пойдешь наниматься, цены сбиты. Что хотят богатые, то с нами и делают. Народа размножилось, земли не прибавилось, а подати, знай, прибавляют. Тут и аренда, и земские, и подземельные, и мосты, и страховка, и десятскому, и продовольственные всех не перечтешь, и попы, и бары. Все на нас ездят, только ленивый на нас не ездит.
Проезжий. А я думал, что мужички нынче хорошо жить стали.
Крестьянин. Так то хорошо жить стали, что по дням не емши сидят.
Проезжий. Я потому думал, что очень уж деньгами швырять стали.
Крестьянин. Какими деньгами швырять стали? Чудно ты говоришь. Люди с голоду помирают, а он говорит: деньгами швыряются.
Проезжий. А как же, по газетам видать, что в прошлом году на семьсот миллионов, а миллион ведь это тысяча тысяч рублей, так на семьсот миллионов вина мужички выпили.
Крестьянин. Да разве мы одни пьем? Погляди ка, как ее попы окалызывают, за первый сорт. А бары то тоже спуску не дают.
Проезжий. Все это малая часть, большая часть на мужиков приходится.
Крестьянин. Так что же, и пить уже ее не надо?
Проезжий. Нет, я к тому, что если на вино в год дуром семьсот миллионов швыряют, так, значит, еще не так плохо живут. Шутка ли семьсот миллионов, и не выговоришь.
Крестьянин. Да как же без ней то? Ведь не нами заведено, не нами и кончится; и престол, и свадьбы, и поминки, и магарычи: хочешь не хочешь нельзя без ней. Заведено.
Проезжий. Есть же люди, что не пьют. А живут же. Хорошего ведь в ней мало.
Крестьянин. Чего хорошего, акромя плохого!
Проезжий. Так и не надо бы пить ее.
Крестьянин. Да пей не пей, все равно жить не при чем. Земли нет. Была бы земля, все бы жить можно, а то нет ее.
Проезжий. Как нет ее? Мало ли ее? Куда ни погляди, везде земля.
Крестьянин. Земля то земля, да не наша! Близок локоть, да не укусишь!
Проезжий. Не ваша? Чья же она?
Крестьянин. Чья? Известно чья. Вот он, толстопузый черт, захватил тысячу семьсот десятин, сам один, и все ему мало, а мы уже и кур перестаем держать выпустить некуда. В пору и скотину переводить. Кормов нету. А зайдет на его поле теленок али лошадь штрах, продавай последнее, ему отдавай.
Проезжий. Да на что же ему земли то столько?
Крестьянин. На что ему земля? Известно на что: сеет, убирает, продает, денежки в банку кладет.
Проезжий. Да где же ему такую Палестину вспахать да убрать?
Крестьянин. Точно ты махонький. На то у него деньги, наймет рабочих, они и пашут и убирают.
Проезжий. Рабочие то, я чай, тож 1000 е из ваших?
Крестьянин. Которые наши, которые чужие.
Проезжий. Да ведь все же из крестьян?
Крестьянин. Известно, из нашего же брата. Кто же, акромя мужика, работает? Известно, мужики же.
Проезжий. А кабы не шли к нему мужики на работу...
Крестьянин. Ходи не ходи, все равно не даст. Будет пустовать земля, а дать не даст. Собака на сене, сама не ест, другим не дает.
Проезжий. Да как же он свою землю убережет? Ведь, я чай, верст на пять? Где же ему поспеть укараулить?
Крестьянин. Чудно ты говоришь. Он на боку лежит, брюхо отращивает, на то у него сторожа.
Проезжий. А сторожа то, гляди, опять из ваших?
Крестьянин. А то из каких же, известно, из наших же.
Проезжий. Значит, мужики сами для господ землю обрабатывают, да еще сами ее от себя караулят?
Крестьянин. Как же быть то?
Проезжий. А так и быть, что не ходить к нему на работу да и в сторожа не наниматься, тогда бы земля вольная была. Земля божья, и люди божьи паши, сей, убирай, кому нужно.
Крестьянин. Забастовку, значит? На это, брат, у них солдаты есть. Пришлют солдат раз, два, пали кого расстреляют, а кого заберут. С солдатами разговор короткий.
Проезжий. Да ведь солдаты тоже из ваших? Зачем же они своих стрелять будут?
Крестьянин. А то как же, на то присяга.
Проезжий. Присяга? Это что же, присяга?
Крестьянин. Аль ты не русский? Присяга одно слово присяга.
Проезжий. Клянутся, значит?
Крестьянин. А то как же? На кресте, Евангелии присягают: за престол отечество живот положить должен.
Проезжий. А на мой разум, не надо бы этого делать.
Крестьянин. Чего не надо бы?
Проезжий. Присягать не надо.
Крестьянин, Как же не надо, когда в законе положено?
Проезжий. Нет, в законе нет этого. В законе Христовом прямо запрещено: не клянись, говорит, вовсе.
Крестьянин. Ну? Как же попы то?
Проезжий (берет книгу, раскрывает, ищет и читает). «Вам сказано: держи клятвы, а я говорю не клянись вовсе. Но да будет слово ваше „да, да“, „нет, нет“, а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. гл. V, ст. 33, 38). Значит, по Христову закону нельзя клясться.
Крестьянин. А не будут присягать, и солдат не будет.
Проезжий. А на что же их, солдат то?
Крестьянин. Как на что? А как если на нашего царя да чужие цари пойдут, как же тогда?
Проезжий. Сами цари ссорятся, сами пускай и разбираются.
Крестьянин. Ну! Да как же так?
Проезжий. А так, что кто в бога верит, тот, что ему ни говори, убивать людей не станет.
Крестьянин. Почему же поп в церкви указ читал, что война объявилась, чтоб запасные собирались?
Проезжий. Про это не знаю, а знаю, что в заповедях в шестой прямо сказано: не убий. Запрещено, значит, человеку человека убивать.
Крестьянин. Это, значит, дома. А на войне то как же без этого? Враги, значит.
Проезжий. По Христову Евангелию врагов нету, всех любить велено. (Раскрывает Евангелие и ищет.)
Крестьянин. Ну ка, почитай!
Проезжий (читает). «Вы слышали, что сказано древним: не убивай; кто же убьет, подлежит суду. А я говорю вам, что всякий гневающийся на брата подлежит суду». Еще сказано: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. гл. V, ст. 43, 44).
Продолжительное молчание.
Крестьянин. Ну, а подати как же? Тоже не отдавать?
Проезжий. Уж это как сам знаешь. Если у тебя самого дети голодные, так известное дело, прежде своих накормить.
Крестьянин. Так, значит, вовсе и солдат не надо?
Проезжий. А на кой их ляд? Миллионы да миллионы с вас же собирают, шутка ли прокормить да одеть ораву такую. Близу миллионов дармоедов этих, а польза от них только та, что вам же земли не дают да вас же стрелять будут.
Крестьянин (вздыхает и качает головой). Так то так. Да кабы все сразу. А то упрись один или два, застрелят или в Сибирь сошлют, только и толков будет.
Проезжий. А есть люди и теперь, и молодые ребята, поодиночке, а стоят за божий закон, в солдаты не идут: не могу, мол, по Христову закону быть убийцей. Делайте, что хотите, а ружья в руки не возьму.
Крестьянин. Ну и что же?
Проезжий. Сажают в арестантские сидят там, сердешные, по три, по четыре года. А сказывают, там хорошо им, потому начальство тоже люди, уважают их. А других и вовсе отпускают говорят: не годится, слаб здоровьем. А он косая сажень в плечах, а не годится, потому боятся принять такого, он другим расскажет, что солдатство против закона божеского. И отпускают.
Крестьянин. Ну?
Проезжий. Бывает, что отпускают, а бывает, что и помирают там. Да и в солдатах помирают, да еще калечат кто без ноги, без руки...
Крестьянин. Ну и прокурат же ты, малый. Хорошо бы так, да не выйдет так дело.
Проезжий. Отчего не выйдет?
Крестьянин. А оттого...
Проезжий. От чего от того?
Крестьянин. Оттого, что начальству власть дадена.
Проезжий. Да ведь власть то у начальства только оттого, что вы его слухаете. А не слушайте начальства, и не будет и власти.
Крестьянин (качает головой). И чудно ты говоришь. Как же без начальства? Без начальства никак невозможно.
Проезжий. Известно дело, невозможно. Да только кого ты начальством считать будешь: исправника али бога? Кого хочешь слушать: исправника или бога?
Крестьянин. Да это что и говорить. Больше бога не будешь. Первое дело по божьи жить.
Проезжий. А коли по божьи жить, так бога и слушать надо, а не людей. А будешь по божьи жить, не станешь с чужой земли людей сгонять, не станешь в десятских, старостах ходить, подати отбирать, не пойдешь в стражники, в урядники, а пуще всего в солдаты не пойдешь, не будешь обещаться людей убивать.
Крестьянин. Так как же попы долгогривые то? Им видать, что не по закону, а что ж они не учат, как должно?
Проезжий. Об этом не знаю. Они свою линию ведут, а ты свою веди.
Крестьянин. То то долгогривые черти.
Проезжий. Это напрасно: что других осуждать. Надо каждому самому об себе помнить.
Крестьянин. Это как есть.
Долгое молчание. Крестьянин покачивает головой в усмехается.
Это, значит, ты к тому, что если дружно взяться всем сразу, напором, значит, так и земля наша будет, и податей не будет?
Проезжий. Нет, брат, не к тому я говорю. Не к тому я говорю, что по божьи жить, так и земля ваша будет, и податей платить не станем, а к тому говорю, что жизнь наша плохая только оттого, что сами плохо живем. Жили бы по божьи, и плохой жизни бы не было. О том, какая была бы наша жизнь, если бы по божьи жили, один бог знает, а только то верно, что плохой жизни не было бы. Сами пьем, ругаемся, деремся, судимся, завиствуем, ненавидим людей, закона божьего не принимаем, людей осуждаем: то толстопузые, то долгогривые, а помани нас денежками, мы готовы на всякую службу идти: и в сторожа, и в десятские, и в солдаты, и своего же брата разорять, душить и убивать готовы. Сами живем по дьявольски, а на людей жалуемся.
Крестьянин. Это верно. Да только трудно, уж как трудно! Другой раз и не стерпишь.
Проезжий. А для души терпеть надо.
Крестьянин. Это как есть! Оттого и плохо живем, что про бога забываем.
Проезжий. То то и дело. Оттого и жизнь плохая. А то глядишь, забастовщики говорят: дай вот этих да вот этих господ да богачей толстопузых перебьем, все от них, и жизнь наша хорошая будет. И били и бьют, а пользы все нет никакой. Тоже и начальство: дай только, говорит, сроку, перевешаем да переморим по тюрьмам тысячу, другую народа, устроится жизнь хорошая. А глядишь, жизнь только все хужеет.
Крестьянин. Да это как есть. Разве можно не судом, надо по закону.
Проезжий. Вот то то и дело. Одно из двух: либо богу служи, либо дьяволу. Хочешь дьяволу пьянствуй, ругайся, дерись, ненавиствуй, корыстовайся, не божьего закона слушайся, а людского, и жизнь будет плохая; а хочешь служить богу его одного слухай: не то что грабить или убивать, а никого не осуждай, не ненавиствуй, не влипай в худые дела, и не будет плохой жизни.
Крестьянин (вздыхает). Хорошо ты, старичок, сказываешь, дюже хорошо, только мы мало слухаем. Ох, кабы побольше так наставляли нас, другое бы было. А то придут из города, тоже свое болтают, как дела исправить, болтают хлестко, а слушать нечего. Спасибо, старичок. Речи твои хорошие.
Где же ложиться будешь? На печке, что ль? Баба подстелет.
12 го октября 1909 г.