Николай Кружков О сокровенном Избранные эссе и воспоминания

Н.Н. Кружков
О сокровенном
Избранные литературно-философские эссе и воспоминания



/>
Книга Н.Н. Кружкова представляет собой сборник избранных эссе на литературно-философские темы, а также воспоминаний о встречах с интересными людьми и статей, написанных и опубликованных в разное время в периодических изданиях Московской области и Павловского Посада – родине автора.
© Кружков Н.Н., 2008 г.
© Ситнов В.Ф., составление, макет, оформление. 2008 г.



От автора
О память сердца, ты сильней
Рассудка памяти печальной…
Евгений Боратынский
Моя новая книга – дань уважения тем, чьи имена вошли в историю отечественной и мировой культуры: философам, поэтам, артистам…
А открывает книгу моих избранных эссе рассказ о самом дорогом для меня человеке, которому я полностью обязан своим духовным бытиём и призванием – Поэт – о моей бабушке Лидии Антоновне Кружковой…
О её душевной щедрости, духовной красоте могут рассказать те, кто близко знал её: а в числе её собеседников и друзей были Арам Ильич Хачатурян, Самуил Яковлевич Маршак, патриарх Пимен (Сергей Извеков), Николай Викторович Менчинский, многие священнослужители Москвы и Подмосковья…
Уже много лет я занимаюсь исследованием творчества датского христианского мыслителя Сёрена Кьеркегора – родоначальника экзистенциализма, поэтому свою лучшую работу о великом датском затворнике предлагаю вниманию читателей: личность Кьеркегора до сих пор остаётся загадкой, которую ещё предстоит разгадывать не одному поколению философов и психологов…
Я благодарен судьбе, что жизнь свела меня с прекрасными поэтами и просто удивительными людьми… С Булатом Окуджавой, Олегом Чухонцевым, Новеллой Матвеевой, Иваном Киуру, Юнной Мориц, Александром Кушнером, Олесей Николаевой, Арсением Тарковским, Наумом Коржавиным, Евгением Винокуровым, Леонидом Мартыновым, Андреем Вознесенским, Владимиром Вишневским, Дмитрием Быковым, Тимуром Кибировым, Анастасией Ивановной Цветаевой, Евгением Борисовичем Пастернаком, Ниной Максимовной Высоцкой, Валерием Аркадьевичем Гинзбургом…
А сколько впечатлений осталось от встреч с выдающимися мастерами театра и кино! С Алексеем Баталовым, Александром Калягиным, Леонидом Филатовым, Валентином Гафтом, Евгением Леоновым, Зиновием Гердтом, Игорем Костолевским, Ириной Муравьёвой, Леонидом Ярмольником, Игорем Старыгиным, Вениамином Смеховым, Валерием Золотухиным, Георгием Бурковым, Еленой Цыплаковой, с талантливыми музыкантами и исполнителями: Андреем Макаревичем, Юрием Лозой, Вероникой Долиной, Еленой Камбуровой, диктором центрального телевидения Игорем Кирилловым, с выдающимися писателями Аркадием и Георгием Вайнерами, Андреем Битовым, Киром Булычёвым, Сергеем Козловым…Иных уж нет, а те далече… А память об этих встречах живёт в сердцах тех, кто знает и по-прежнему любит их…
Так уж случилось (и здесь я благодарен судьбе), что последние годы моя жизнь связана с историей и краеведением, и нельзя не вспомнить добрым словом тех, кто помог мне стать историком-краеведом с большой буквы: это Сергей Юрьевич Шокарев и Виктор Феофилактович Ситнов, Мария Дмитриевна Ширяева и Нина Владимировна Рыбалко, мои коллеги из журнала «Подмосковный летописец», где я продолжаю работать по сей день… Поэтому очерки «Савва Морозов: линии судьбы» и «Храм Рождества Христова в Заозерье» включены мною в настоящее издание.
Я предстаю перед читателем в этой небольшой книге в новой ипостаси, но остаюсь в душе Поэтом…Поэтом, чьё сердце не знает и никогда не будет знать покоя...



Автор
Исповедь перед Памятью
/>


Светлой памяти бабушки моей
Лидии Антоновны Кружковой
посвящаю















«И нам сочувствие дается,
как нам дается благодать...»
Ф.И.Тютчев.
Как больно писать о сокровенном! О христианской любви и милосердии. Этим живешь и дышишь. Покаяние? Исповедь? Жертвоприношение во искупление собственных грехов? И то, и другое, и третье...
Почти тридцать шесть лет назад, в сентябре 1972 года, не стало моей бабушки Лидии Антоновны Кружковой. О ее душевной щедрости и красоте можно говорить бесконечно. А те три сентябрьских дня – самых трагических в моей судьбе – на всю жизнь остались в моей памяти....
О ее жизни можно слагать легенды. Надежда Константиновна Крупская, что само по себе удивительно, назначила ее директором детского дома в Больших Дворах. Бабе Лиде – я всегда ее так называл – было в ту пору всего 17 лет! Многие ее воспитанницы были старше… В 30-е годы она была директором школы, в 60-е – заведующей детским садом на улице Кирова, где ныне располагается филиал МГСУ.
Ее специальность – филолог – определила её духовное бытие. Она страстно любила Пушкина и Лермонтова. Ее книги – это дореволюционные издания жития святых, Шекспира, Гете, Тихона Задонского, Библия, подаренная ей Сергеем Извековым (будущим патриархом Всея Руси Пименом), стихи Ратгауза, Бальмонта, Игоря Северянина, лекции по западно-европейской культуре А.В.Луначарского – оставили неизгладимый след в моей памяти. Ее комнатка в детском саду: иконостас, лампадки, хранящие тепло ее души, ее молитвы – всего этого я уже никогда не смогу забыть. Ее рассказы о встречах с композитором Арамом Ильичом Хачатуряном, поэтом Самуилом Яковлевичем Маршаком, ее дружба с Николаем Викторовичем Менчинским, приехавшим в Павловский Посад из Ясной Поляны и работавшим директором экспериментальной средней школы №18, с Еленой Владимировной Черной – моей первой учительницей, которая любила меня, как сына...
Двоюродный брат бабушки Дмитрий Сергеевич Фадеев был известным в городе врачом-терапевтом, человеком высокой культуры и эрудиции. Бабушка Лида любила всех своих четверых внуков. Мне было пять лет, когда она начала вывозить меня в церковь. Мы ездили в Медведково, где настоятелем храма был отец Сергий, к которому она обращалась за помощью в минуты скорби и отчаянья.
В детском саду, где она работала заведующей, был прекрасный сад. Она очень любила цветы, больше всего – настурции.
Почему мое детство окрашено в розовые тона? Почему всегда я мысленно возвращаюсь туда, в 60-е? «Не мы, – сказал один философ, – во времени, а время в нас». (Олег Чухонцев). В Москве жили наши родные, друзья, знакомые....
Москва 60-х!!! Лялин переулок, недалеко от улицы Чкалова (сейчас Земляной вал), улица Русаковская…. Сюда мы всегда приезжали, чтобы на следующий день ехать в церковь к заутрене… Храм в Медведково. Литургия шла обычно долго – 4 часа. Мы, её внуки, всегда стояли у алтаря… Вот когда я причастился к Вере, Надежде, Любви! Как несчастен, должно быть, человек, который не испытал духовной радости и душевной благодати! Еще в детстве я понял: «Человек оценивается по тому, что он сделал не для себя, а для других». Этому и учил потом всю жизнь ребят, своих воспитанников...
Действительно, «жизнь, которой мы живем здесь, имеет свое очарование: в ней есть некое свое благолепие, соответствующее всей земной красоте» (Августин). Олег Чухонцев в поэме «Дом» описал старопосадский уклад, а я в своих стихах – старомосковский:
Припоминаю я с трудом
На Русаковской старый дом,
Потом был Лялин переулок,
Медведково – и что потом?
А потом были молитвы, которые читала бабушка Лида, – «Отче наш», «Богородица Дева, радуйся», и стихи Лермонтова «В минуту жизни трудную...» Уже в детстве я обожал его поэзию: «Утес» и «Горные вершины», «Воздушный корабль» и «Когда волнуется желтеющая нива». Не в детстве ли я начал мыслить образами?
А ведь лирика – эмоционально-образное искусство. «Душа человека дороже всего на свете», – эти слова Н.В.Гоголя говорят о самом сокровенном: о бытии духовном, о Милосердии как высшей христианской добродетели...
В моей бабе Лиде было то, что отличало ее от всех остальных людей: чужую боль она всегда воспринимала как свою, она приходила на помощь в трудную минуту именно тем, кто больше всего в этом нуждался.
Кстати, мои самые любимые детские праздники – Рождество Христово и Светлое Христово Воскресение. Какой радостью наполнялось сердце при виде пахнущей хвоей новогодней ёлки, сказок Гофмана… Именно благодаря бабушке я узнал русский фольклор: наша няня баба Лена, которую для своих внуков нашла баба Лида, прекрасно знала русские народные сказки, пословицы и поговорки, частушки и прибаутки...--PAGE_BREAK--
Я не помню, чтобы бабушка Лида сердилась на нас, своих внуков, никогда не видел ее раздраженной и сердитой. Казалось, что святость и любовь всегда жили в ее сердце, в ее легко ранимой душе… Именно она научила меня жертвовать собой во имя других. Она никогда не унижалась перед теми, кто олицетворял собой власть. «И жестокая власть хочет внушить страх, но кого следует бояться, кроме одного Бога?». «И нежность влюбленного ищет ответной любви, – но нет ничего нежнее Твоего милосердия, и нет любви спасительнее, чем любовь к правде Твоей, которая прекраснее и светлее в мире» (Августин, «Исповедь»).
Любить во имя Любви? Жить и страдать во имя Любви? Созидать во имя Любви? Жертвовать собой ради счастья других? Не в этом ли смысл жизни?
Почему потом зачитывался я Пушкиным и Лермонтовым, Тютчевым и Анненским, Ахматовой и Пастернаком?
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других
Как бы им в даренье.
Борис Пастернак, «Свадьба»
«Духовное общение – самое дорогое в мире», – это я понял уже в детстве. К чему я сейчас исповедуюсь? Перед кем? Перед теми, кто ставит собственное благополучие во главу угла, забывая об униженных и оскорбленных? Перед теми, кто лишен элементарных человеческих качеств, у кого нет ни духовных ориентиров, ни нравственных ценностей, кто живет сегодняшним днём, забывая великое пророчество Иоанна Богослова? Нет, я не рассчитываю на их понимание и, тем более, сострадание. Я исповедуюсь перед собственной Памятью и Совестью...
Моей целью было рассказать о самом близком для меня человеке – моей бабушке, которой я полностью обязан своим духовным бытиём. Годы уходят, времени остается все меньше и меньше, а «черпать из детства мы будем всегда»:
Все вокруг – суета,
А от скорби, любви и печали
Не уйти никуда.
(Мы под сердцем все это храним).
В новой книге с листа
Открываются дальние дали,
Догорает звезда,
Умирает ее пилигрим...
Почему так не хватает всем нам душевного тепла, духовной радости? Куда уносит нас круговорот событий? Почему у людей, от которых может остаться только «тире между двумя датами» (вспомните слова учителя истории Мельникова из фильма «Доживем до понедельника»), такие высокие амбиции? «Есть у большинства людей такой пунктик: стремиться к тому, чтобы тебя считали чем-то значительным; и самое популярное мошенничество в том и заключается, чтобы выдавать себя за что-то большее, нежели фактически ты являешься.
Религиозное страдание начинается с совсем иного. Благодаря своей связи с Богом призванный ощущает в себе такую силу, что у него не возникает искушающей потребности казаться чем-то большим» (Серен Кьеркегор).
Что ж, много званых, но мало избранных ...
К таким «избранным» я всегда относил мою бабушку Лидию Антоновну Кружкову, память о которой всегда будет жить в сердцах тех, кто знал её и общался с ней...
/>






































Лидия Антоновна Кружкова (урожд. Вавренюк) и Алексей Григорьевич Кружков у своего дома на ул. Карповская, №78. Снимок 5.10.1924 г.



Творчество Сёрена Кьеркегора в свете наших дней
Я счастлив, только когда творю. Тогда я забываю все житейские страдания и непри-ятности, всецело ухожу в свои мысли. Стоит же мне сделать перерыв хоть на несколько дней, и я болен, угнетен душою, голова моя тяжелеет. Чем объяснить такое неудержимое влечение к работе мысли?..
Всю жизнь он чувствовал себя Избранником Христа, Его Апостолом, вещающим от Его имени. Сёрен Кьеркегор…
Гениальный интроверт. Ему удалось осуществить то, что до него было невозможно, непостижимо, немыслимо: синтезировать философию и поэзию и на языке экзистенциальной лирики говорить о сокровенном. Он посвятил свою жизнь исследованию жизни души, ее тончайших движений (Тютчев, в этом отношении, – ученик Кьеркегора). Его душевный строй был сродни мятущемуся сердцу Людовика Баварского, но сам он, будучи человеком нордического склада ума, воображал себя Наполеоном. «В Датском королевстве, безусловно, не живет ни один человек, обладающий таким чувством индивидуальности, каким обладаю я». Он ставил клинический диагноз и пошлому обществу, в котором жил, и человеку, который утратил духовность, утверждая, что «отсутствие души – душевная болезнь». Его мышление строилось на парадоксах, но ведь он был прав – именно «христианский мир убил Христа»! А человек духовный – это тот, кто прошел через тревогу, страх и отчаянье, и безысходность… Не утратив силы духа, он остался верен своим убеждениям. Утверждал, что «отчаянье – категория духовная». Именно он, философ, прекрасно понимал поэта: «Что такое поэт? – Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны превращаются на его устах в дивную музыку». А разве Иннокентий Анненский в лирической форме не утверждал то же самое:
Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось…
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось?
Экзистенциальная лирика Серена Кьеркегора читается, как исповедь мятущегося и больного сердца, пытающегося осмыслить социальные катаклизмы и не изменить своим идеалам, своим нравственным принципам. В его сердце уживались Марк Аврелий и Блаженный Августин, мытарь и фарисей, Аустерлиц и Ватерлоо.
Он был первым, кто доказал, что «святость постигается в грехе», что «вера начинается как раз там, где прекращается мышление». Для самого Кьеркегора самый великий трагический герой не может соперничать в славе своей с рыцарем веры: «Когда человек вступает на путь трагического героя – путь, который в некотором смысле действительно является трудным, — многие способны помочь ему советом; тому же, кто идет узким путем веры, никто не может дать совета и никто не может его понять». Трагедия рыцаря веры в том, что он во всем одинок, в его душе нет места покою, он постоянно находится в напряжении.
Нордический склад характера исключал всякое безумие. Сам Кьеркегор признавался: «Можно было бы задуматься, в каком отношении стоит душевная болезнь к гениальности, можно ли вывести одну из другой; в каком смысле и насколько гений является господином своей душевной болезни, ибо само собой разумеется, что он до определенной степени является господином над нею, ведь в противном случае он действительно стал бы сумасшедшим. Но для таких наблюдений нужна высокая искусность и любовь, ведь очень трудно наблюдать нечто, превосходящее твой собственный уровень».
Дле Чезаре Ломброзо («Гениальность и помешательство») и Зигмунда Фрейда с его психоаналитической концепцией личности все просто и ясно: гений – это душевнобольной человек, а гениальность – болезнь. Для Кьеркегора «внешнее, как таковое, не имеет никакого значения для гения, и потому никто не может его понять». И «все же гений знает, что он сильнее всего мира». Великий христианский мыслитель писал, что гений помещен за пределами всеобщего. «Он велик благодаря своей вере в судьбу, в то, что он либо победит, либо падет; ибо он побеждает через себя самого и гибнет через себя самого, или, точнее, он делает и то и другое через судьбу». «Еще никогда не существовало гения без страха, разве что он был одновременно религиозен». Подводя итоги всему вышесказанному, Кьеркегор утверждает: «Только благодаря религиозному размышлению гений и талант становятся в глубочайшем смысле чем-то оправданным». («Понятие страха», «Страх и трепет»). «Святость постигается в грехе» — именно этот его тезис применим к гению. Его раздражали ортодоксальные проповеди. «Бог – это молчание. О чем невозможно говорить, о том следует молчать», – заявлял он.
Еще два века назад он понял, что «все идет к тому, что скоро будут писать лишь для толпы, для невежественной толпы, и лишь те, кто умеет писать для толпы». Сейчас мы убедились в этом. Тотальное телевидение, компьютерные игры, шоу-бизнес, игровые автоматы, оскудение мысли и чувства, утрата духовности, процесс инфантилизации и дальнейшей деградации личности – все это плоды цивилизации.
Для Кьеркегора Святое Писание – проводник, Христос – путь. Но по этому пути идут только избранные… Второе его утверждение касается любви мужчины к женщине, любви не плотской, а духовной («Дневник обольстителя»). Здесь он – предшественник другого великого психолога – Ф.М.Достоевского и поэта-экзистенциалиста (по мироощущению) Иннокентия Анненского.
«Благодаря женщине в жизнь приходит идеальное. И кем был бы мужчина без него? Многие мужчины благодаря девушкам стали гениями, иные из них благодаря девушке стали святыми. Однако никто еще не стал гением благодаря той девушке, на которой женился; поступив так, он сможет стать лишь финансовым советником. Ни один мужчина не стал еще героем благодаря девушке, на которой женился; благодаря этому он может стать лишь генералом. Ни один мужчина не стал поэтом благодаря девушке, на которой женился, ибо посредством этого он становится лишь отцом. Никто еще не стал святым с помощью девушки, полученной в жены, ибо кандидат в святые не получает в жены никого; когда-то он мечтал о своей единственной возлюбленной, но не получил ее. Точно так же кто-то стал гением, героем, поэтом – благодаря девушке, которая не досталась ему в жены… Или, может быть, кто-то все же слышал о человеке, который стал поэтом благодаря своей жене? Женщина вдохновляет, покуда мужчина не владеет ею. Вот правда, лежащая в основе поэтической и женской фантазии».    продолжение
--PAGE_BREAK--
«В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы…», – признался однажды Булат Окуджава. И пояснил:
Не оскорблю своей судьбы
слезой поспешной и напрасной,
но вот о чем я сокрушаюсь иногда:
ведь что мы сами, господа,
в сравненье с дамой той прекрасной,
и наша жизнь, и наши дамы, господа?
В статье «Символы красоты у русских писателей» Иннокентий Анненский замечает:
«Власть видел в красоте и Достоевский, но это была для него уже не та пьянящая власть наслаждения, а лирически-приподнятая, раскаянно-усиленная исповедь греха. Красота Достоевского то каялась и колотилась в истерике, то соблазняла подростков и садилась на колени к послушникам…
Красота почти всегда носила у Достоевского глубокую рану в сердце; и почти всегда или падение или пережитое ею страшное оскорбление придавали ей зловещий и трагический характер. Таковы Настасья Филипповна, Катерина Ивановна, Грушенька и Лиза, героиня «Бесов».
Красота всех этих девушек и женщин, но странно – никогда не замужних, если красота их точно должна быть обаятельной – не имеет в себе, в сущности, ничего соблазнительного. И при этом они не только сеют вокруг себя горе, но даже сами лишены отрадного сознания своей власти. Это прежде всего мученицы…
В другом своем очерке «Проблема Гамлета» Иннокентий Анненский писал: «Офелия погибла для Гамлета не оттого, что она безвольная дочь старого шута, не оттого даже, что она живность, которую тот хотел бы продать подороже, а оттого, что брак вообще не может быть прекрасен, и что благородная красота девушки должна умирать одинокая, под черным вуалем и при тающем воске церковной свечи».
В «Дневнике обольстителя» есть одно очень существенное для понимания эротического чувства датского философа признание: «…я всегда ищу свою добычу среди девушек, а не женщин. В замужней женщине меньше естественной непосредственности, больше кокетства; отношения с ней ни прекрасны, ни интересны, а лишь пикантны».
Любовь Кьеркегора всегда была окутана романтическим флером, что сближало его с великим немецким романтиком Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом («Житейские воззрения кота Мурра»).
Личная судьба Кьеркегора глубоко трагична еще и потому, что он стал жертвой, причем осмысленной, своей собственной философской концепции: отказался стать пастором в лютеранской церкви, видя в этом, прежде всего, измену Христу («Христианский мир убил Христа»), а затем последовал разрыв помолвки с Региной Ольсен. «Любовь – тайна; помолвка – разоблачение. Любовь – молчание; помолвка – оглашение. Любовь – тихий шепот сердца; помолвка – громкий крик. И, несмотря на все это, наша помолвка, благодаря твоему искусству, моя Корделия, скроет нашу тайну от глаз посторонних». Омрачать жизнь любимой и помолвленной с ним девушки Кьеркегор не стал. Впоследствии он сам объяснил это так:
«1853. Есть две мысли, столь рано явившиеся моей душе, что я даже не могу указать момента их возникновения. Первая мысль о том, что есть люди, чье предназначение – жертвовать, тем или иным способом приносить кому-либо жертвы ради торжества идеи, и что я, несущий мой особый крест, и есть такой человек. Вторая мысль состоит в том, что я никогда не окажусь в положении, вынуждающем меня зарабатывать на жизнь. Так будет отчасти потому, что мне казалось: я умру молодым, отчасти потому, что Бог, принимая во внимание мой особый крест, избавит меня от этих забот и страданий. Откуда взялись эти мысли, не знаю; однако знаю одно: я нигде их не вычитал и никто из людей не наводил меня на них».
Страдания Кьеркегора по сути необъяснимы и неисчерпаемы. Его занимала только жизнь души во всех ее ипостасях. Кстати, слово душа чаще всех употребляет в своей лирической исповеди Ф.И.Тютчев:



Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Блуждания души в сфере бытия, ее столкновение с миром «бессмертной пошлости людской», ее желание «К ногам Христа навек прильнуть» – вся лирика Тютчева экзистенциальна и созвучна философской проповеди Кьеркегора.
Великий датский отшельник сам распял себя на Парадоксе, на Кресте Страдальчества и Искупленья. Иначе и не могло быть. Вечно пребывая в сфере духовной жизни, он осознавал, что никогда не будет понят ни своими современниками, ни их потомками… «Внешнее, как таковое, не имеет никакого значения для гения, и потому никто не может его понять».
Экзистенциальная трактовка мира и человека у Кьеркегора изначально восходит к сфере духа – в дальнейшем по его пути пойдут Бердяев и Шестов в России, Хайдеггер и Ясперс в Германии, Сартр и Камю во Франции. Философия датского христианского мыслителя оказала влияние и на поэтов, прежде всего, на Тютчева и Анненского, который признавался: «Сознание безысходного одиночества и мистический страх перед собою – вот главные тоны нашего я: я, которое хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, я – замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования…я – среди природы, где, немо и незримо упрекая его, живут такие же я, я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием».
Мироощущение и мировосприятие Кьеркегора и Анненского по сути идентичны. Вот что пишет в «Дневнике обольстителя» великий датчанин: «Мир, в котором мы живем, вмещает в себя еще другой мир, далекий и туманный, находящийся с первым в таком же соотношении, в каком находится с обыкновенной сценической постановкой волшебная, изображаемая иногда в театре среди этой обыкновенной, и отделенная от нее тонким облаком флера. Сквозь флер, как сквозь туман, виднеется словно бы другой мир, воздушный, эфирный, иного качества и состава, нежели действительный. Многие люди, живущие материально в действительном мире, принадлежат, в сущности, не этому миру, а тому, другому». В статье «Художественный идеализм Гоголя» Иннокентий Анненский писал: «Нас окружают и, вероятно, составляют два мира: мир вещей и мир идей (…) В силу стремления, вложенного в нас создателем, мы вечно ищем сближать в себе мир вещей с миром духовным, очищая, просветляя и возвышая свою бренную телесную жизнь божественным прикосновением к ней мира идеального, и в этом заключается вся красота и весь смысл нашего существования».
Сила духа Серена Кьеркегора – в преодолении неисчерпаемой душевной боли, отчаянья, тоски и безысходности. Великий австрийский психолог Виктор Франкл использовал терминологию Кьеркегора при исследовании экзистенциального вакуума, который послужил почвой для появления так называемых «ноогенных неврозов», вызванных социальными катаклизмами в середине и в конце прошлого века.
Сейчас есть все основания говорить о тех причинах, которые обусловили возникновение ноогенных неврозов (в отличие от психогенных). Это прежде всего чувство смыслоутраты, которое стало доминирующим в нашем тяжело больном обществе.
О каких духовных приоритетах мы можем говорить, когда деньги становятся единственной желанной вещью, а вся эпоха – комитетом. Наша разобщенность стала притчей во языцех. Духовная и нравственная деградация молодежи обусловлена отсутствием национальной идеи, духовных ориентиров и нравственных ценностей. Философия, психология и классическая литература не востребованы обществом, а пошлость, ложь и цинизм стали нормой нашей жизни. Мы живем в аморальном обществе, у которого нет будущего. Наши дети и подростки больны душевно и духовно, они становятся прагматиками и циниками, ведут себя агрессивно и жестоко.
История Христа не случилась когда-то – она происходит сейчас – у нас на глазах. Великий датский христианский мыслитель называл себя «несчастнейшим». Религиозные страдания Серена Кьеркегора обретают в наши дни особый глубинный смысл. Для самого Кьеркегора философия начинается не с удивления, а с отчаяния! «Отчаяние – категория духовная», – утверждает он. То, что миллионы людей считают себя христианами, в то время как их жизнь проходит в суете и погоне за благами мира сего и сиюминутными наслаждениями, – Кьеркегору представляется вопиющим грехом! Поэтому он считает, что религиозность – детище величайшей внутренней тишины и молчания («Все должно совершаться в безмолвной тишине. В ней таится обоготворяющая сила»).
Мы стоим перед фактом утраты религиозного измерения жизни. Датский философ думал о Вечности и высмеивал свое время. И разве не созвучны нашей эпохе его слова:
«Из всех разновидностей тирании народное правительство – тирания самая мучительная, самая бездуховная, являющая непосредственный упадок всего великого и возвышенного…Народное правительство – это воистину портрет преисподней». Демократию Кьеркегор называл «гнуснейшей из тираний». Мы имеем возможность в этом убедиться сегодня, когда единственной точкой опоры для духовных людей становится религиозное страдание, ведь «мука всегда остается в том, что невозможно избавиться от себя самого»!
Прокляты и забыты. Не поместились в иконостас. Служили дьяволу. Страдали манией величия. Отвергнуты обществом. Канули в лету.
Один проповедовал Христа Распятого с позиций субъективного идеализма, творил в тиши кабинета и презирал общество, чуждое ему по духу и мировоззрению. Другой с позиций диалектического и исторического материализма утверждал, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», вмешался в ход истории, возомнил себя Пророком и, одержимый идеей, стал ее фанатиком и проповедником.
Что между ними общего? Какой смысл проводить параллель между религиозным мыслителем и отпетым фанатиком-материалистом? – спросите вы.
А вся суть в том, что их, совершенно различные по мировоззрению, концепции личности и общества, объединяет стремление к идеалу, что оба они придерживались не эволюционной теории развития общества, а революционной!
«Идти вперед – значит потерять душевный покой, остаться на месте – значит потерять себя. В самом высоком смысле движение вперед означает постижение себя» (С. Кьеркегор). Не по этому ли пути пошел Ленин?
Наш сегодняшний день – торжество лицемерия и фальши. Что ж, « у иных людей очень часто убеждения сидят не глубже, чем на кончике языка». Борис Пастернак в поэме «Высокая болезнь» воссоздал образ Ленина-вождя и оратора:
Столетий завистью завистлив,    продолжение
--PAGE_BREAK--
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мыслей
И только потому – страной.
(курсив мой – Н.К.)
Кто у нас сейчас управляет «теченьем мыслей»? Приведите примеры. Если бы Кьеркегор или Ленин! Увы! Ни тот, ни другой. Европейское сообщество? ВТО? НАТО? Кьеркегор обрушил свой гнев на христианство: «Идеей христианства было: стремиться все изменить. Результат же христианства, «христианского общества» таков, что все, абсолютно все осталось таким, каким было, только все получило ярлык «христианский». Христианство хотело чистоты – значит долой дома терпимости. Действительно, произошла перемена… но у нас теперь христианские дома терпимости. Сводник является сегодня христианским сводником. Христианство стремилось к честности и справедливости, а значит всякое мошенничество должно прекратиться. Для этого произвели существенное изменение: мошенничество процветает так же, как и при язычестве (каждый христианин мошенничает в своей области), но к нему прибавили определение «христианское», оно стало христианским живодерством, а священник благословляет это христианское общество, это христианское государство. Все в целом – мерзость. Эти две тысячи храмов, или сколько их там, с христианской точки зрения – мерзость, эта тысяча священников в бархате, шелке…с христианской точки зрения – тоже мерзость…»
«В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма, — пишет В.И.Ленин. Попробуем переиначить на современный лад: в основе христианской нравственности лежит борьба за укрепление и завершение христианства. В советское время Ленин был иконой, сейчас иконой стал Николай II.
«С календаря смотрит мне в душу царь Николай взором Христа, – поет Жанна Бичевская, — царь Николай – самый великий, он за Вечерей всех ближе к Христу».
Поистине благоговейно-христианское отношение к тому, кто привел Россию к гибели! «В России революция была исконнейшим из прав самодержавья», — утверждал поэт Максимилиан Волошин. Он же писал:
Закон самодержавия таков:
Чем царь добрей, тем больше льется крови.
А всех добрей был Николай Второй,
Зиявший непристойной пустотою
В сосредоточьи гения Петра.



Но ведь, по мнению Волошина, «Великий Петр был первый большевик».
Вернемся к Кьеркегору. «Философы говорят много дурного о духовных лицах, духовные лица говорят много дурного о философах; но философы никогда не убивали духовных лиц, а духовенство убило немало философов» (Дени Дидро). Еще бы! Одна инквизиция чего стоит! Мнения Кьеркегора и Ленина по поводу христианства удивительным образом совпадают: «Миллион грехов, пакостей насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные «идейные» костюмы идея боженьки». Можно говорить о сходстве идейной позиции датского религиозного мыслителя и теоретика исторического материализма, но учитывать при этом следует то, что Ленина всегда интересовала жизнь народа, а Кьеркегора – жизнь отдельного человека: «Для меня каждый человек имеет бесконечную ценность». И еще одно, пожалуй, самое существенное различие: Для вождя мирового пролетариата Гегель был основой основ, философом, открывшим путь диалектического развития общества, для Кьеркегора Гегель был идейным оппонентом, сочинения которого он подверг беспощадной критике, иначе и быть не могло: датского отшельника интересовало не общество, не народ, в его понимании это была «толпа». Его занимала только жизнь души во всех ее проявлениях: в минуты отчаяния, страха, тревоги, тоски, безысходности. Сам он утверждал: «Единица» — та категория, через которую должны пройти в религиозном смысле наше время, история, род человеческий (…) В эпоху, когда у нас не сходило с языка слово «система» (вероятно, Кьеркегор имеет в виду философию Гегеля), я подошел к этой системе с точки зрения «единицы»…»
И самое главное, о чем пишет Кьеркегор:
«Каждый раз, когда колесница всемирной истории готовится взять крутое препятствие, является и целая упряжка настоящих коренников – неженатых, одиноких людей, живущих исключительно ради идей. Иоганн фон Мюллер говорит, что миром правят две силы: идеи и женщины. Но когда доходит до настоящего дела, должны править одни идеи».
До «настоящего дела» история подошла в феврале и октябре 1917 года. Тогда и появился великий человек, живущий исключительно ради идей. Этим человеком был В.И.Ленин. Его роль в мировой истории трудно переоценить. Переписать книги и изменить отношение к происходящим в 1917 году событиям можно всегда. Но переписать саму историю невозможно. И о роли личности в истории будут говорить постоянно.
Кьеркегор назвал одно из самых субъективных своих сочинений «Несчастнейший». Так мог бы себя назвать и тот, кто разработал принципы демократического централизма, чтобы впоследствии покончить с демократией – «гнуснейшей из тираний». Оба они были фанатиками идеи. Но если один постоянно пребывал в уединении и размышлял о самом сокровенном, другой думал о том, как осчастливить все человечество. Кьеркегор считал, что религиозность есть детище величайшей внутренней тишины и молчания, утверждая, что Священное Писание – проводник, Христос – путь». Ленин решил, что постройка Божьего Царства на земле – реальная задача. Он искренне верил в идею, не желая быть ни дьяволом, ни святым. Его усилия не были тщетными, но советской эпохе, которая занимает особое место в мировой истории, в силу объективных и субъективных причин, суждено было кануть в лету. Но ведь без Робеспьера не было бы Наполеона, а без Ленина – Сталина. Поэтому можно говорить все, что угодно о событиях октября 1917 года, но при этом всегда следует помнить, что от великого до смешного – только один шаг! ( Наполеон Бонапарт).
Афоризмы Сёрена Кьеркегора
Отказаться от своей любви – самое ужасное предательство; это вечная утрата, которую невозможно восполнить ни во времени, ни в вечности.
Совершенная любовь – это любовь к человеку, который делает нас несчастным.
Истина в том, чтобы воздавать почести каждому, абсолютно каждом человеку. Это и значит бояться Бога и любить своего ближнего.
Идти вперед – значит потерять душевный покой, остаться на месте – значит потерять себя. В самом высоком смысле движение вперед означает постижение себя.
Высшее, к чему может стремиться человеческая мысль, — это выйти за свои собственные пределы, придя к парадоксу.
Нам была дана заповедь: «Люби ближнего, как самого себя», – но если правильно понять эту заповедь, то можно прочесть в ней и обратное утверждение: «Ты обязан любить себя должным образом».
Главная задача человека не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совершенствовании своей личности.
Уже более 10 лет с нами нет Булата Шалвовича Окуджавы. А песни его продолжают волновать наши умы и согревать наши сердца…
Булат Окуджава… Какая-то особая аура возникает при одном упоминании этого Явления. Да-да, именно Не Человека, не Поэта, а Явления. Явления, не имеющего себе равных в нашей поэтической культуре… Что поражает в нем прежде всего? Детскость и чувство собственного достоинства, даже самоуважения – я бы сказал. Душевная щедрость и открытость, предельная искренность и исповедальность, чувство Благодатного Слова, согревающего сердца… «Блаженны чистые сердцем» – это сказано именно о нем. Еще бы, ведь «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство». А еще милосердие… Это именно то качество, на которое отзывается любое сердце. И кодекс рыцарской чести, который был присущ ему всегда, при любых обстоятельствах. Он даже в экстремальных ситуациях оставался самим собой – «собой – и только…»
Ему было ведомо, когда отступает одиночество и возвращается любовь… А еще у него был особый дар – дар общения. Духовного общения. Он был неутомимым жизнелюбцем, знал, что «на смену декабрям приходят январи…». Каждая новая песня – откровение. И был «надежды маленький оркестрик под управлением любви». И Вера, Надежда, Любовь тоже были. И было упрямство духа, вера в свои неисчерпаемые духовные и душевные возможности, ведь и «душа по природе своей – христианка». Он знал, что «стихи – это молитвы». В нем было что-то от Гофмана, нет, не от облика великого немецкого романтика, а от манеры его мышления и письма. Достаточно вспомнить капельмейстера с палочкой в руках или Моцарта, играющего на старой скрипке…Наверное, не случайно вылились из души, выкристаллизовались эти строки: «В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы…». Он страстно – до самозабвения – любил Пушкина, любил беззаветно, самоотверженно, сожалел о том, что нельзя встретиться с великим русским поэтом, пройтись с ним по московским улочкам, поговорить о том – о сем, о самом главном, о наболевшем…
Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем.
У каждой эпохи свои подрастают леса…
А все-таки жаль,
что нельзя с Александром Сергеевичем
Поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.
Все в нем было, казалось, предельно ясно…Пушкин, Гофман – это идеалы, это «не от мира сего», и их слезы – «жемчужины страданья». А вот чиновников и дураков не любил… В нем была какая-то интуитивная способность чувствовать дурака…Он прекрасно понимал, что, общаясь с дураком, не оберешься срама, знал, что умным кричат «Дураки! Дураки!» А вот дураки «незаметны». Он, «дворянин арбатского двора» был именно таким и в повседневной обстановке. Понимал, что «можно рубаху и паспорт сменить, но поздно менять ремесло». Боже мой! Какое там «ремесло»! Призвание. Творчество. Чудотворство. Он жил и дышал поэзией, он растворялся в ней. Здесь он был у себя дома: чародей слова, маг, волшебник, а вовсе не «грузин московского розлива», как однажды отозвался о себе сам. Он был предельно совестлив и честен по отношению к самому себе:
Осудите сначала себя самого,
Научитесь искусству такому,
А уж после судите врага своего
И соседа по шару земному.    продолжение
--PAGE_BREAK--
Научитесь сначала себе самому
Не прощать ни единой промашки,
А уж после кричите врагу своему,
Что он враг и грехи его тяжки…
Я почему-то постоянно мысленно обращаюсь к трем его вечным загадкам и образам: барабанщика, трубача и флейтиста. Что они могли для него значить? Положим, с капельмейстером (он же дирижер) все ясно. Это тот самый «странствующий энтузиаст» капельмейстер Крейслер из произведений гениального Гофмана… А может быть все это и есть «надежды маленький оркестрик под управлением любви».
Кем он был для меня лично? Вот вопрос! Мы ведь познакомились в мае 1974 года. Жил он тогда на Ленинградском шоссе. Но ведь эта встреча до сих пор в памяти! Чем же он нас (со мною было еще двое ребят) покорил, очаровал, околдовал? Своей непосредственностью, добротой, искренностью, щедростью души? Да, держался он предельно просто и естественно, само общение с ним доставляло истинное наслаждение. Он умел общаться… А это дано далеко не каждому. Видимо, он знал, что духовное общение – самая большая драгоценность… Его уже в ту пору все обожали…
Со времени той встречи прошло одиннадцать лет…В 1985 году во Дворце культуры «Космос» города Павловского Посада прошел творческий вечер Булата Окуджавы. Вряд ли кто-либо из присутствующих на той встрече с поэтом знал, что у Булата Шалвовича были в то время три визы: в Германию, Японию, Францию… И, наверное, никто тогда не догадывался, что рядом с ними в зале находился человек, для которого Булат Окуджава был Откровением…Для автора этих строк человек с гитарой на сцене был не просто духовным наставником и другом, а каким-то чудом, явившимся, возможно, из четвертого измерения.
Когда еще машина с поэтом, его женой Ольгой Владимировной и сопровождавшим их в этой поездке молодым человеком, щедро наделенным поэтическим воображением, подъезжала к кольцевой автодороге и Горьковскому шоссе, супруга и муза поэта задумалась, а потом вдруг сказала: «Как было бы хорошо, если бы сейчас здесь, по тротуару, прошел Пушкин и помахал тросточкой… Как было бы чудесно!» Мы ехали на встречу с любителями поэзии в Павловский Посад, жевали любимые Булатом сухарики, говорили об Александре Галиче и Науме Коржавине, о только что вышедшем в издательстве «Наука» романе Гофмана «Эликсиры сатаны», вспоминали нашу первую встречу в 1974 году… Все было таким реальным и инфернальным. «Часть души осталась в этом», – сказал бы Иннокентий Анненский. Булата Шалвовича тогда обожали все…
А потом…Потом было всякое… Перестройка… Демократия и игры в демократию… Расстрел Верховного Совета России…Прав был в то время Булат или нет – жизнь заставила меня и его понять многое из того, чего мы тогда не понимали: политическую трескотню, фразерство, пошлость, подлость и лицемерие власть имущих…Дальновиднее нас оказался иеромонах Роман. И Юлия Друнина, нелепо ушедшая из жизни в самом начале 90-х… В этом мире насилия, подлости, лжи здравый смысл легко потерять. Пролетают года, и встают миражи, и в судьбе ничего не понять… Так откликнулся я на самоубийство Ю.Друниной… Но своим шестым чувством, своим душевным зрением Булат прекрасно понимал и ясно видел, что происходит. Я думаю, не случайно появились в то смутное время эти стихи:
Вот какое нынче время –
Все в проклятьях и в дыму…
Потому и рифма «бремя»
Соответствует ему.
Человек может обмануть и обмануться, Поэт – никогда! «Берегите нас, поэтов, берегите нас. Остается век, полвека, год, неделя, час… Берегите нас, поэтов, от дурацких рук, от поспешных приговоров, от слепых подруг…» Да, «от слепых подруг», особенно сейчас, в скорбную пору нашей Голгофы…
Изменился мир, ритм жизни, нравственные ориентиры и духовные ценности…И памятники открывают уже не Пушкину, а Окуджаве…И это – дань уважения поэту… «Грузину московского (и даже армянского: мать – армянка – Н.К.) розлива». Он, «дворянин арбатского двора», до самозабвения любил Москву, Арбат, свое отечество. Поэтому имел все основания сказать и о «новой», чужой ему Москве. Булат чувствовал, что на смену ему идет другое племя, «молодое, незнакомое». Отсюда пронзительная грусть и смутная безысходность в его последних стихах:
У Спаса на Кружке забыто наше детство.
Что видится теперь в раскрытое окно?
Все меньше мест в Москве, где можно нам погреться,
Все больше мест в Москве, где пусто и темно.
Мечтали зло унять и новый мир построить,
Построить новый мир, иную жизнь начать.
Все меньше мест в Москве, где можно нам поспорить,
Все больше мест в Москве, где есть о чем молчать.
Куда-то все спешит надменная столица,
С которою давно мы перешли на «вы»…
Все меньше мест в Москве, где помнят наши лица,
Все больше мест в Москве, где и без нас правы.
Он чувствовал, что меняется мир, люди, что того общения, которым он больше всего дорожил – духовного общения – больше нет, что изменились идеи и идеалы, чувствовал, что ничего изменить уже не сможет… И нет пассажиров полночного троллейбуса, которые готовы в любую минуту прийти на помощь, нет доброты, которая согревает сердца. Он оставался при своих идеалах, при открытых дверях, а перед ним наглухо закрывались железные двери, которые он больше всего на свете ненавидел. Он понимал, что новое поколение поэтов, получив свободу слова, утратило духовное общение, и вместе с Мандельштамом ему оставалось «мычать от всех замков и скрепок». В одном из своих лучших стихотворений, адресованных Борису Слуцкому, он признавался:
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.



Печальные строки, созвучные духовным стихам и песнопениям иеромонаха Романа, полным скорби и печали:



Невиданное прежде посрамленье
Покрыло лик моей Святой Руси.
О, Родина! Вставай без промедленья!
Гони христопродавцев и ворье!
Бог обратит великое паденье
В великое восстание твое!
А я мысленно возвращаюсь в рабочий кабинет московской квартиры Булата Окуджавы на Ленинградском шоссе (потом был Безбожный переулок) и вижу на стене саблю и австралийский бумеранг, портрет Наума Коржавина, немецкий магнитофон и книги, книги, книги… Вспоминаю наши встречи, и передо мной предстает поэт с гитарой в руках и сердцем, не знающим покоя…
И мы где-то жили на этой земле…
(Размышления о поэзии Олега Чухонцева)
Восьмого марта 2008 года исполнилось 70 лет поэту, лауреату Государственной премии России Олегу Григорьевичу Чухонцеву. В мае 2007 года он стал обладателем национальной премии «ПОЭТ».
Лирика Олега Чухонцева пронизана двойным светом: евангельским и инфернальным.
Стихи его порою обретают форму притчи. «Пасха на Клязьме», «Пусть те, кого оставил Бог...»,
«Фрески», «Илья»… Напевы былинные, исконно русские, исповедальные. В них и причащение к радости бытия, и глубоко осознанное поэтом чувство вины за все, что происходит в мире, за то зло, которое поэт не в силах предотвратить… и все-таки боль за происходящее вокруг неутолима. Константин Случевский, прекрасный русский поэт, писал:



«Ты не гонись за рифмой своенравной
И за поэзией – нелепости оне;
Я их сравню с княгиней Ярославной,
С зарею плачущей на каменной стене».
Плач Ярославны красной нитью проходит через всю лирику Чухонцева. Действительно, очень сложно понять эпоху вне своего времени… «За семь веков не разглядеть, как же за жизнь разберешь?» И эти строки поэта – разве все они не «затмение разума, свет страдальчества и искупленья»? Религиозный философ Николай Бердяев говорил о том, что «русским не свойственен культ чистой красоты. Русский правдолюбец хочет не меньше, чем полного преображения жизни, спасения мира». Его же строчки: «Совесть есть глубина личности, где человек соприкасается с Богом», – могут служить способом осмысления таких прекрасных лирических пьес поэта, как «… и дверь впотьмах привычную толкнул», где тема больной совести раскрывается во всем своем трагизме:    продолжение
--PAGE_BREAK--
«И всех как смыло. Всех до одного.
Глаза поднял – а рядом никого,
Ни матери с отцом, ни поминанья,
Лишь я один, да жизнь моя при мне,
Да острый холодок на самом дне –
Сознанье смерти или смерть сознанья...»
Я вспомнил эти строки, и в моей памяти возникла одна сцена: мы с Олегом Чухонцевым идем по городу, входим на кладбище, стоим у надгробия, здесь, на городском кладбище, похоронены его мать, отец, сестра… Какой болью и горечью отозвались эти утраты в сердце и в лирической исповеди поэта:



«Отца и мать двойным ударом
Свалила смерть. Их сон глубок.
Теперь они в подлеске старом
Лежат ногами на восток.
Лежат, а сбоку стынет лужа,
А сверху воронье кружит,
И шелестит венок: от мужа,
А муж в земле сырой лежит...»
«И поглотила одна могила вас друг за другом – и холм сровняла. И то, что жизнью недавно было, теперь землею и снегом стало». Помню, что после нашего паломничества к дорогим могилам (у меня на кладбище Покровско-Васильевского монастыря похоронены дед, бабушка, отец и близкий человек, погибший в возрасте Христа), я написал стихотворение «На кладбище» с посвящением Олегу. Да, тема родных и близких – тема особая в творчестве поэта и еще ждет своего кропотливого исследования. Вспомним хотя бы только прекрасную поэму «Свои» – и все станет ясно. Боль утраты – чувство вины – тема совести – исповедальность – дорогие сердцу могилы – вечная память – вещи, не подлежащие обыденному сознанию. Сквозь призму личной трагедии поэт осмысляет все происходящее вокруг:
«А за Клязьмой бор стеною.
Хорошо гулять весною.
Хорошо глядеть на свет,
Всюду жизнь живая бродит.
Веселитесь, все проходит,
Как сказал один поэт.»
Олег Чухонцев – взыскательный к себе, требовательный художник. В одном из писем ко мне он писал: «Только развив в себе чувство слова, когда слово в строке единственно и неповторимо, можно, наверное, ощутить ту поэтическую свободу, о которой Борис Пастернак сказал в одном из своих переводов: «Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут меня. И жизни ход сопровождает их...»
Здесь все предельно ясно. Когда-то Олег говорил мне, что ему нравится апухтинское стихотворение «С курьерским поездом» – интимно-психологический рассказ в стихах, любовная драма...
Может быть, он пережил то же самое, иначе бы не появились на свет такие шедевры, как «Бывшим маршрутом», «Черемуха в овраге. Соловей...» и «Велосипеды». Любовная лирика поэта требует опять-таки особого разговора, но эти строки искушенному читателю могут сказать о многом:
«Не может быть, чтоб я тебя любил.
Не может быть. Я ничего не помню.
Но отчего же так не по себе,
Как будто в чем виновен? Нет, довольно,
Довольно с нас и собственных забот!
И мне они дороже тех кошмарных
Счастливых снов, какие только раз
Сбываются, когда мы не готовы
Для счастья...
А она еще летит,
Как бабочка, еще летит, мелькая,
Непойманная, легкая такая...
А иногда мне хочется шепнуть
Как на духу, всего два слова:
время – убийца...»
Что же, традиции русской классической поэзии XIX века, темы и вариации Афанасия Фета и Алексея Апухтина живы в русской поэзии. Современный и самый яркий пример тому – лирика Олега Чухонцева:
«Душа чему-то противостоит –
Безверью ли, тоске
иль вырожденью,
Но ей, как одинокому растенью,
В чужую тень склониться предстоит...»
Каждый поэт переживает любовную драму по-своему (порою трагично: вспомним судьбу Ф.И. Тютчева), но ведь любовь – страшная сила, преобразующая мир и наше духовное бытие. Помню один из наших разговоров с Юнной Мориц (в 70-х годах мы виделись очень часто и помногу беседовали), так, однажды она мне сказала: «Николай, вы пишете в тысячу раз талантливей тех, кого у нас печатают… Но вас сейчас не напечатают...».
На мой недоуменный вопрос: «Почему же?» – она ответила: «Вы слишком искренний человек, а исповедальности у нас не любят». Именно в ту пору мы говорили о Чухонцеве, о Павловском Посаде...
Помню, беседуя об Олеге Чухонцеве, мы заговорили о своеобразии его поэтического гения...
«Вы понимаете, – говорила Юнна, – он пишет о черемухе так, что возникает ощущение, как будто тебя обдает ароматом черемухи». В середине 70-х мне довелось один раз с друзьями навестить Арсения Тарковского. Я знал, что Арсений Тарковский встречался с Цветаевой, Ахматовой, Заболоцким. В ту пору он находился в зените своей славы. Мы заговорили о современной поэзии. Я спросил, знает ли он Олега Чухонцева, знаком ли с его творчеством? «Нет, – сказал он, подумав, – вот Юнну Мориц знаю». «А вы все-таки почитайте», – посоветовал я. Отрадно было потом узнать, что незадолго до своей смерти А.Тарковский сказал: «Чухонцев – это моя надежда». А наши встречи с Чухонцевым здесь, в Посаде, и в Москве были всегда радостным событием для меня.
В 1973 году он прислал мне первое письмо, в котором подчеркнул: «Мы с Вами земляки, а когда один человек на родине понимает другого – это уже очень много». Более 30 лет прошло с тех пор, как написаны эти строки, но как они созвучны нашему времени в эпоху «инфляции душ», девальвации поэтического слова, в эпоху, когда мы теряем самое драгоценное, что может быть на свете – духовное общение. Не оттого ли катастрофически падает духовный потенциал русской нации, не оттого ли прозападно настроенная пятая колонна лишает нас возможности быть услышанными своими современниками?
Я вспоминаю еще одну нашу беседу с Олегом Чухонцевым. Он говорил о том, что надо перечитатьвсю философию, психологию, психиатрию, прекрасно знать филологию и лингвистику, чтобы стать настоящим поэтом. И это его высказывание актуально. Во что сейчас превращается поэзия в России?
В обслуживающий персонал политических партий и течений! Мне кажется, сейчас мы сталкиваемся не только с духовной и нравственной деградацией общества, что наше общество больно паранойей – этого факта никто уже не скрывает.
Лирика Олега Чухонцева исповедальна, она постоянно будет напоминать нам о том, что «раздвоенность, психоневроз, с самим собой несовпаденья» (поэма «Однофамилец») заканчиваются маниакальным синдромом, где «всего один сдвиг – и запахнет бедой»:
«О, как хочется жить!
Вот уж поднят высоко
Михаила Архангела меч золотой.
Не убий. Дай отсрочку.
Помедли. Постой.
Нету выбора. О, как душа одинока!»
Через какие катаклизмы надо пройти поэту, чтобы написать эти строки!»    продолжение
--PAGE_BREAK--
«Какие мы видели сны! Какие мы лжи претерпели» («За строкой исторической хроники»), – чтобы русские люди через духовное просветление и нравственное очищение вступили на путь познания Истины и Красоты!
«Я назвал бы Россию Голгофой…»
(Молитвенное Слово иеромонаха Романа)
/>



































С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
М. Ю. Лермонтов



Нет ничего прекрасней смерти,
Когда она ведет к Христу!
Иеромонах Роман (Матюшин)
Есть ценности вечные – духовные. Ими живет русский человек. Почему в наше столь многострадальное для России время растет интерес к поэзии иеромонаха Романа (в миру Александра Ивановича Матюшина )? Видимо, потому, что духовное возрождение России немыслимо без великих подвижников, к коим и принадлежит выдающийся русский православный поэт, живущий ныне в скиту Ветрово, неподалеку от Пскова. Вот что пишет о нем в предисловии к поэтическому сборнику «Внимая Божьему веленью» (2005г., Минск) Валентин Распутин: «…песни его, прозвучавшие в скорбную пору нашей Голгофы так неожиданно и так необходимо…есть ответ на духовные отеческие потребности… Сказать, что это молитвенный и аскетический голос – значит указать только на одну и, пожалуй, не главную окраску израненного сердца и мятущейся души человека, продирающегося к свету. В них есть и скорбь, и боль, и безжалостное к себе покаяние, и первые движения пробуждающейся души, и счастливые слезы ее обретения». Поэты в России всегда были пророками. Сам иеромонах Роман в предисловии к своему последнему сборнику «Пред всеми душа виновата» (2006 г.) пишет: «Один Бог – Истина, Свет, Жизнь, Любовь, Премудрость. Один Господь – Святая Цель всего творения. И любые виды искусства – прежде всего пути, приводящие к Свету или уводящие во мрак. Творящий оправдается или осудится сотворенным. Посему – да будет сотворенное не слуху и зрению, а душе!»
Что отличает стихи иеромонаха Романа? Предельная искренность и исповедальность… Некрасовская и есенинская грусть… О самом поэте мы знаем немного: родился в 1954 году, в семье сельской учительницы. Учился в университете, преподавал в школе. В 1983 году принял монашеский постриг, в 1985 рукоположен в иеромонахи. Служил в одном из приходов Псковской области, сейчас живет в скиту Ветрово, недалеко от Пскова. Мог ли стать о. Роман настоятелем храма и священнослужителем? Конечно, мог бы… Но надо было выбирать одно из двух: служение Церкви или Поэзии. Александр Матюшин выбрал последнее. И тем самым избрал своей миссией служение Христу. Духовные песнопения востребованы нашим обществом: теперь все – от Жанны Бичевской до Олега Погудина и Сергея Безрукова обратились к песням известного русского инока. Когда в обществе возникает духовный вакуум, его надо чем-то заполнять. Порнографией, уголовщиной, попсой и рекламой. Жаждой обогащения любой ценой. Но ведь есть еще «мир лучший, мир духовный» (Ф.И.Тютчев). Поэтому поэзия отца Романа оказалась столь необходимой в наше смутное и тревожное время. В стихотворении «Земля от света повернет во тьму», написанном в 1987 году по мотивам Екклесиаста, русский православный поэт признавался:
Людская память – вешняя вода,
Она умрет, как город осажденный.
Блажен, кто никого не осуждал,
Но преблажен за Правду осужденный.
Как не вспомнить в связи с этим Нагорную проповедь Иисуса Христа: « Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф,V, 10)! Сам поэт был «осужден» за Правду не единожды. Когда написал стихи, посвященные генералу Макашову, когда поддержал сербов в их справедливой борьбе за независимость своей родины («О, Сербия – ведомая к пропятью!..»). Когда гневно бросил в лицо своим оппонентам:
Ты говоришь, скривив лицо в страданьи,
Что мир погиб в неправде и во зле.
Но если уж Христа, Христа продали,
То что не продается на земле?
Не правда ли, очень созвучно нашему времени, когда все продается и покупается – благородство, совесть и честь? Пусть упрекнут меня в невежестве, но для меня иеромонах Роман – поющий поэт. Такой же, как Булат Шалвович Окуджава, с которым я имел великую радость духовно общаться… Правда, темы у них разные. Но Поэт в известном русском иноке доминирует над монахом. И это – главное. Вспомним стихи Булата Окуджавы:
История, перечь ей – не перечь,
сама себе хозяйка и опора.
Да здравствует, кто сможет уберечь
ее труды от суетного вздора!
Да, не на всех нисходит благодать,
не всем благоприятствует теченье.
Да здравствует, кто сможет разгадать
Не жизни цель, а свет предназначенья!
Свет своего предназначенья на земле разгадал и посвятил ему свое служение и жизнь Александр Матюшин (иеромонах Роман), написавший пронзающие человеческие сердца болью и искренностью строки:
Без Бога нация – толпа,
Объединенная пороком,
Или слепа, или глупа,
Иль, что еще страшней, жестока.
И пусть на трон взойдет любой,
Глаголющий высоким слогом.
Толпа останется толпой,
Пока не обратится к Богу!



Мы забываем, что предназначение Человека на земле – оставить след в душах потомков. Мы погрязли в суете. И об этом пишет поэт:
Земное застит кругозор.
Когда кругом постройки –
Закроются вершины гор,
Откроются помойки.
Избрали бы другой закон,
И жизнь была бы краше,
Познали бы, как велико
Предназначенье наше!
Что говорить, напрасный труд,
Коль жизнь заради брашен…
………………………………..
Но лебеди не поплывут
Среди помоек ваших.
Лирическая исповедь иеромонаха Романа – это боль любящего сердца, которое страдает и сострадает, мучается и молится, верит и надеется…Исповедь души, жаждущей покаяния и просветления: «О душа, что тебе не хватает? Чистоты, чистоты, чистоты». Впервые с творчеством русского инока я познакомился несколько лет назад, когда в исполнении Жанны Бичевской услышал песню «Если тебя неудача постигла…» («Родник»), которая сейчас стала всенародно известной:
За родником – белый храм,
Кладбище старое,
Этот забытый край
Русь нам оставила.    продолжение
--PAGE_BREAK--



С тех пор духовные песнопения о.Романа я слышал много раз в исполнении Максима Трошина – трагически ушедшего из жизни в 17 лет и подающего такие надежды православного русского певца и композитора! Звучали песнопения поэта в исполнении архидиакона Романа (Тамберга), тоже трагически погибшего 4 мая 1998 года в 37 лет! Поют их «петербургская княжна» Ирина Скорик, Жанна Бичевская, детский хор «НИКА», вышел диск Олега Погудина, где замечательный русский певец исполняет песни на стихи иеромонаха Романа. Сподобился обратиться к его творчеству и известный киноактер Сергей Безруков. И все-таки сам поэт исполняет свои песни удивительно проникновенно и просто, чисто и мудро. Читая его стихи, понимаешь, что сам приобщаешься к живому роднику высокой русской духовной культуры. В них часто звучит боль за Россию:
Святая Русь, Расеюшка, Расея,
Сидишь над вавилонскою рекой,
А впереди – застенки колизеев,
До них осталось нам подать рукой.
Как современно звучат эти стихи, написанные двадцать лет назад! «Избави от грядущих бед Святую Русь мою», – с мольбою к Господу обращается поэт и все-таки сквозь земные скорби и страдания видит Свет Истины, через «страдальчество и искупленье» познает радость Бытия, Красоту и Гармонию. Не потому ли самое апокалиптическое по духу стихотворение «Земля от света повернет во тьму», где есть строки, поражающие воображение своей предельной и, потому, страшной Правдой:



Нечестию живущих нет границ,
И люди жить и умирать устали.
О, семя любодеев и блудниц,
Когда б вы знали на Кого восстали!
Не возноситесь, Судия воздаст,
И это будет бедствием из бедствий.
Святы твои слова, Екклесиаст:
Все, что без Бога, – суета суетствий!
(Нет смысла скрывать, что это наш сегодняшний день), – заканчиваются на оптимистической ноте:
Но верю я, что Истина Сама
Вовек восторжествует над землею.
И будет свет, и посрамится тьма,
И сокрушится всяк, творящий злое!
Есть и другие прекрасные лирические откровения нашего замечательного современника. Стихотворение « И Млечный Путь, и кроткий полумесяц», ставшее духовной песней, – предельно искреннее и исповедальное, тоже призывает плыть одинокого странника к «живому огоньку», искать путь во тьме, не отчаиваться и не унывать, ибо уныние, как известно, – тяжкий грех:
А без надежды суетно движенье,
И прошлого никак не понести.
И наша жизнь – не только отраженье…
Греби, родимый! Есть куда грести.
Гони кручину, призывая Бога,
Остави отражение-тоску,
Под небом звездным лунною дорогой
Плыви к тому живому огоньку.



«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Не так давно я получил по электронной почте письмо, которое привожу в сокращении, от девушки из Эстонии. Прочитав мое стихотворение «Исписаны последние страницы», завершающее поэтический сборник « В начале было Слово», вышедший в 2003 году, где впервые широко представлена религиозная лирика, она почувствовала ту духовную Благодать, без которой не мыслит, видимо, своего существования: «Здравствуйте, уважаемый Николай Николаевич!
Благодарю Вас за письмо. Я, во-первых, грешная, а, во-вторых, мало в чем разбираюсь, потому что я мало училась и общалась.
Мне 22 года, я живу в Эстонии, в городе Тарту, учусь на эстонской филологии. Я тоже пишу стихи, но мало. Хочу быть писателем, если это в наше время нужно и воспринимается молодежью. Мой жених живет в Москве, он тоже пишет – стихи и прозу.
Мне бы у Вас спрашивать мнения, а не Вам у меня! Спаси Господи за Ваше стихотворение. Оно – святое. Смысл этого стихотворения для меня: Человек начинает писать, Бог заканчивает.
Человек вошел в жизнь, в ликование Церкви. Человека стало больше («Христос, апостолы, евангелисты» – все как будто часть Вас).
С Богом – прозрение, прощение и облегчение. Также ассоциация с тем, что последние страницы — последние дни жизни. Блажен, кто в последние дни приходит в церковь, кто может в последние часы жизни надеяться на Бога, кто может последние дни провести с Богом.



* * *
Храни Вас Бог сейчас и каждый час,
И в каждом деле не остави Вас!
Пусть Бог даст причаститься в этот раз,
Чтоб Вы смогли быть в Нем, а он бы в Вас!
Анна»
Вспоминаю строки стихотворения, о котором пишет Анна:
Исписаны последние страницы.
Жизнь коротка, зато душа щедра.
И вот уже к заутрене пора –
Пришла пора и Богу помолиться…
Как светел храм! От тысячи свечей
Исходит свет, молитвою струится,
И музыка божественных речей
Ложится на последние страницы…
Я был счастлив, получив письмо из Тарту от Анны Везбер, которая в наше столь многострадальное время причастилась к высокому и самому, пожалуй, исповедальному искусству – поэзии. Что же касается поэзии о.Романа, следует отметить, что особое место в творчестве русского инока занимает тема покаяния, причем «безжалостного к себе покаяния», о чем и писал Валентин Распутин: «Когда пойду на суд душой», «Исчезну я с лица земли», «В минуту скорбную сию» – лирические исповеди поэта, призывающие нас к совести – к «глубине личности, где человек соприкасается с Богом» (Николай Бердяев):
Я все обеты преступил,
Неправде послужив,
Одну лишь истину открыл,
Что даром жизнь прожил.
И даже истины одной
И той не понести –
Прости меня, Создатель мой,
За все меня прости…
( «Покаяние»)
Мы счастливы в этом мире духовным и душевным общением. Поэтому и призывает иеромонах Роман в одном из своих стихотворений всех нас обратиться в детей, чтобы услышать голос нашего Небесного Отца:
Нас куда-то несет в непроглядную темь,
И погибельным вехам не видно конца.
Ложь и Смута окрест. Обратитесь в детей!
Обратитесь в детей, и услышите голос Отца.    продолжение
--PAGE_BREAK--
В предисловии к своему последнему сборнику «Пред всеми душа виновата», о котором я упоминал выше, изданному в прошлом году в Минске, поэт признается: «Не миру судить, не миру и угождаю». И, обращаясь ко всем талантливым людям Русской Земли, призывает: « Имущие дарования! Вас одарили не для стяжания праха и восхваления тлена. Не мыльным забавам – дыхание человека, не суете – озарение. Земное слишком быстротечно, чтобы служить земному. Доколе богатиться нищетою? Употребите полученное на врачевание пораженного. Путеводите словом к Слову и образом к Образу! Возвращайте таланты душами Христу! Едините Божие с Богом! Да обретут ищущие, да испиют жаждущие! В этом и оправдание получения, и награда за возвращение. Большей награды не желает и мое достоинство». В наше тревожное время всеобщего хаоса, утраты духовных ориентиров и нравственных ценностей, стихи и духовные песнопения отца Романа напоминают о Вечности, помогают человеку обрести в себе утерянный им образ Божий.
Иеромонаху Роману.
Твори молитву не спеша,
Верь: суета всегда некстати –
Пусть, плача, молится душа,
Взыскуя Горней Благодати.
Так Образ Божий, Божий Лик,
Пречистая и Пресвятая,
Я сердцем любящим постиг,
Страницы инока листая…
Н.Кружков, 2007 г.
Новелла Матвеева:
« Определенья поэзии нет…»
Люди всему позавидуют, надо – не надо.
Если вы Гойя – завидуют горечи взгляда,
Если вы Данте – они восклицают: «Еще бы!
Я и не то сочинил бы в условиях ада!»
«Последний романтик эпохи», – это сказано именно о ней. Не потому ли она так любит Александра Грина и его «Алые паруса»? Нет, она не ждала прекрасного принца, как Ассоль. Рядом с ней всегда был душевно щедрый и всегда понимающий ее муж, поэт Иван Киуру, которому она посвящала свои песни и стихи. Впервые я и мои друзья – два Сергея, Глотов и Шмидт, – увиделись с Новеллой Николаевной в мае 1974 года. Дверь московской квартиры открыла простая женщина. Приветливая, тихая, добрая. «Поющий поэт», как говорил Булат Окуджава, Новелла Николаевна Матвеева сразу пригласила нас войти. Тогда, в 1974 году, московские поэты не спрашивали, «Кто? Зачем?»
… Мне, студенту филологического факультета Орехово-Зуевского педагогического института, было тогда 20 лет. Сергей Глотов и Сергей Шмидт были моложе и учились в десятом выпускном классе. В просто обставленной квартире мы долго говорили о поэзии и творчестве, и Новелла Матвеева подарила каждому из нас свой только что вышедший из печати поэтический сборник «Ласточкина школа».
Многие ее песни тогда нам были уже хорошо знакомы. «Цыганка-молдаванка», «Дома без крыш», «Караван» и многие другие:
Набегают волны синие…
Зеленые, нет, синие…
А где-то есть страна Дельфиния
И остров Кенгуру…
Новелла Николаевна не может передвигаться в общественном транспорте. Не позволяет болезнь. Поэтому на свои встречи со слушателями всегда ходит с гитарой пешком. Одевается очень просто, чем однажды покоробила вечно элегантного Андрея Вознесенского. Но она не придает этому значения. У нее свой духовный мир и свои жизненные приоритеты. И все-таки ее интеллект и эрудиция поражали всех тех, кто с ней общался. В одном стихотворении она призналась:
«Поэзия должна быть глуповата»,–
Сказал поэт, умнейший на Руси.
Что значит: обладай умом Сократа,
Но поучений не произноси.
Не отражай критических атак,
Предупреждай возможность плагиата…
Поэзия должна быть глуповата,
Но сам поэт – не должен быть дурак.
У Новеллы Николаевны было свое видение мира: очень светлое… Душу вещей она чувствует и понимает, потом под ее волшебным пером эти вещи преображаются, от них струится тепло и свет. Она ищет гармонию в мире, полном жестоких коллизий и противоречий, верит в тепло домашнего очага, в красоту и чистоту мира. А свой внутренний мир она бережно охраняет, он закрыт для посторонних глаз. Не допускает туда никого.
Эпоха «поющих» поэтов подарила нам много выдающихся лириков. Александр Галич и Булат Окуджава, Вероника Долина и Юрий Визбор, Александр Городницкий и Ада Якушева. Новелла Матвеева – из их числа. Сама она на всю жизнь сохранила детское, непосредственное восприятие мира. Поэтому и утверждает:
Царственным шагом проходят года,
краденым блеском украсив чело…
Черпать из детства мы будем всегда,
Хоть бы и не было в нем ничего!
В стихотворении «Поэт» Новелла Матвеева признается:
Поэт не озеро в кувшинковых заплатках:
Он – боль и ненависть, надежда и прогноз…



И она сама гордо несет звание Поэта, оставаясь до конца верной своей миссии: согревать души людей добрым словом, открывать им «мир лучший, мир духовный». Ее лирика сродни живописи. А живопись она обожает. Поэтому одну из своих поэм посвятила Питеру Брейгелю Старшему, предварив ее строками Ренана: «Хула великого мыслителя угоднее Богу, чем корыстная молитва пошляка». Есть там пронзительные строки:
А спросят: «Гармония – сказка?»
«Чистейшая правда!» – отвечу,
Но я-то пока не питаю
Надежды на личную встречу.
Она ненавидит мещанство. Для нее мещанин – олицетворение пошлости:
Что значит «мещанин» — как следует не ясно.
Непознаваема его земная суть.
Пытаясь уловить его натуры ртуть,
Умы сильнейшие срываются напрасно.
Одно устойчиво, одно бесспорно в нем:
Всегда романтика была ему отрада!
Он – дерзостный Икар (когда лететь не надо),
Пустынный Робинзон (при обществе большом)…
В его понятии смешались воедино
Стриптиз и …Золушка. Горшок и бригантина.
Доспехи ратника – и низменная лесть…
О, как бы он желал безумства Дон-Кихота
Безумно повторить! (Но из того расчета,
Чтоб с этим связанных убытков не понесть.)
Я вспоминаю беседу с моим учителем, замечательным человеком Розой Леонидовной Поберевской (как не хватает ее сейчас всем нам!). Мы говорили о том, что у многих современных красивых девушек отсутствует, пожалуй, самое главное – духовная и душевная красота. Деньги для них – единственная желанная вещь. Раньше была юмористическая песня про дикарей, которые «на лицо ужасные, добрые внутри, а сейчас на лицо прекрасные, злобные внутри», – утверждал я.    продолжение
--PAGE_BREAK--
«Нет, Коленька, не злобные, а подлые», – поправила она меня. Буквально на днях я имел возможность в этом убедиться. И все-таки, что же такое красота? «Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» (Николай Заболоцкий). Что ж, пошлость востребована современными нравственными уродами. Стриптиз и порнография духа у нас теперь на каждом шагу – так что невозможно избавиться от чувства «тошноты нравственной».
Когда читаешь стихи Новеллы Николаевны, осознаешь, что поэзия – синтетическое искусство, это и живопись, и музыка, и Слово. И все-таки гражданские мотивы в её лирике занимают особое место. Достаточно вспомнить стихотворение «Мечта о недруге». Есть там замечательные строки:
Искать себе врагов прямых, как солнце юга,
Открытых, царственных – не велика заслуга:
Как можно требовать, дружище, от врага,
Чего не требуют обычно и от друга?
………………………………………………..
И враг же у тебя! Отвага в честном взгляде,
Лежачего не бьет, не нападает сзади…
Послушай! Вот тебе пяток моих друзей,
Но этого врага отдай мне бога ради.
У деда моего был, сказывают, враг:
В раздоре – золото, сокровище для драк:
Не сразу нападет, а крикнет: «Защищайся!»
Никто, никто уже теперь не крикнет так!»
Вспоминаю встречу с Новеллой Матвеевой в июне 1987 года в ее московской квартире, недалеко от Тверской (тогда – улице Горького). Я прочитал в тот день Новелле Николаевне свое стихотворение «Тютчев». «Это стихотворение украсит любой «Альманах библиофила», — призналась она. Свои стихи читал и Дима Быков, студент факультета журналистики МГУ, которого с Новеллой Николаевной и Иваном Семеновичем Киуру связывала давняя дружба. Иван Семенович подарил мне свой лирический сборник «Неунывающий клевер», а Новелла. Матвеева – грампластинки со своими песнями и большой том стихотворений. Я рассказал ей о Павловском Посаде, о том, как, если идти по нашему провинциальному городу, он постепенно переходит в поле, рощу, сосновый бор. 20 лет прошло со дня этой последней встречи! Изменился мир, из нашей жизни ушла романтика, а вместе с ней – песни Новеллы Матвеевой… Дмитрий Быков стал известным журналистом и литературным критиком… «Мир – цельным вижу я, как юноша Новалис», – это признание Н.Матвеевой говорит о ее умении видеть и замечать Красоту Бытия там, где ее не видят другие…
А мне очень нравится ее «Пестрый ларчик», где кратко, емко, лаконично (как у любимого Новеллой Николаевной Хайяма) сказано о самом сокровенном:
Мудрец вопросы миру задает.
Дурак ответы точные дает.
Но для того ли мудрый вопрошает,
Чтоб отвечал последний идиот?
*
Есть, есть разрыв – ручаюсь головой! –
Меж сущностью и формой стиховой:
От формы – пляшешь, носишься, летаешь…
От сути – ковыляешь, чуть живой…
*
Поэт не о себе скорбит. Как ни тяжка
Зависимость певца от черствого куска,
Стократ ему больней, что от куска зависят
Умы, характеры, народы и века.
У Новеллы Матвеевой – свой взгляд на вещи. Своя жизненная и гражданская позиция. Свое видение мира. И свой путь в поэзии… «…Далека же ты в небе, звезда Идеала! Но стремиться к тебе – это тоже не мало». В стремлении человека к Идеалу видит Новелла Матвеева смысл его жизни. В свое время великий русский поэт Иннокентий Анненский спросил: «Что такое поэзия?» И сам ответил на свой вопрос (цитирую по памяти): «Вообще, по-видимому, есть реальности, которые лучше вовсе не определять. Разве есть покрой одежды, достойный Милосской богини?» Новелла Матвеева выразила то же самое, только в стихах:
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – дух,
Равнообъемлющий дух. Но поэт
Выберет главное даже из двух.
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – плоть.
Так отчего же не любит поэт
Всякую тварь, как задумал господь?
…Есть очертанья у туч грозовых,
А у любви и у музыки – нет…
Вечная тайна! Сама назовись!
Кто ты, поэзия? Дай мне ответ!
Кто ты и что ты? Явись, расскажи!
Ложь рифмоплета тщеславия для?
Так отчего же столь горестной лжи
Тысячелетьями верит земля?
Из интервью Новеллы Матвеевой газете «Книжное обозрение» (2006 г.):
«Я могла бы работать детектором лжи».
– У меня телевизор украли – поздравьте! Когда я получала Государственную премию в Кремле, в дом залезли воры. Кстати, в самый момент вручения премии у меня с ног чуть не слетела босоножка, и я как бы оступилась. Правда, потом успокоилась: не одна такая – вслед за мной еще один Лауреат уронил свой диплом. Путин сказал: «Вы тут все роняете, а президент должен за вами подбирать!»



Встреча с Анастасией Цветаевой
Встречу с Анастасией Ивановной Цветаевой, сестрой великого русского поэта Марины Цветаевой, 24 декабря 1987 года, можно назвать судьбоносной… Творческая группа городского клуба любителей поэзии «Лирика» готовила очередную литературно-музыкальную композицию, посвящённую жизни и творчеству великого русского поэта Осипа Мандельштама…
Анастасии Ивановне шёл девяносто четвёртый год, но она была в прекрасной форме: меня сразу поразила её блестящая эрудиция, феноменальная память и удивительный интеллект, без которых невозможно духовное общение – эта драгоценность, которую способны оценить люди творческие, неординарные…
Я вошёл в ёё скромную квартирку и поразился тому, какое простое и вместе с тем дорогое убранство окружало меня… «Дорогое» – с точки зрения человека, причастного к поэзии… На стене висели портреты её современников: отца Ивана Владимировича Цветаева, матери, блестяще одарённой пианистки,, Максимилиана Волошина и многих других поэтов, с которыми дружила Анастасия Ивановна…
Мы разговорились… Анастасия Ивановна, выпустившая к тому времени книгу мемуаров «Воспоминания», рассказала об Осипе Эмильевиче Мандельштаме, а потом, взяв ручку, написала на листке бумаги, что отличало этого выдающегося поэта. Записка Анастасии Ивановны хранится у меня до сих пор (см. ниже).
К этому времени вышла из печати книга мемуаров А.А.Саакянц «Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества»… В своё время мы уже прочитали её с женой… Анастасия Ивановна в чём-то соглашалась с автором книги, но что-то было для неё абсолютно неприемлемо… Впрочем, как и воспоминания об Осипе Мандельштаме, написанные его женой Надеждой Яковлевной: «Она незаслуженно оскорбила многих уважаемых мною людей», – сказала Анастасия Ивановна.
Мы говорили о Мандельштаме, о сестре Анастасии Цветаевой Марине, о Максимилиане Волошине… «Сейчас в планетарии один из моих друзей сделал программу «Космос Максимилиана Волошина». Обязательно побывайте там…
Я помню эту композицию. В планетарий я поехал сразу после встречи с Анастасией Ивановной… Помню звёздное небо, музыку И.С.Баха, стихи Максимилиана Волошина. Всё это завораживало, заставляло забыть о сиюминутном, о нашем бренном существовании, о суете сует и всяческой суете… Ведь рядом была Вечность! И я смотрел из времени в Вечность и пытался каким-то шестым чувством понять тайны мироздания…    продолжение
--PAGE_BREAK--
Анастасия Ивановна вспомнила, что каждый год ездит к святому источнику, навещает Коктебель, где находится дом Максимилиана Волошина. В то время её рассказы печатались в журнале «Аврора». Она взяла два экземпляра журнала, надписала мне и моей жене, а второй попросила передать Олегу Чухонцеву, что я и сделал, заехав в редакцию журнала «Новый мир». Олег Григорьевич тогда заведовал тогда отделом поэзии. В журнале и только что вернулся из США.
Анастасия Ивановна – не просто долгожитель. Поражает и её творческое долголетие, и неиссякаемая жажда познания красоты и гармонии… Общаясь с ней, чувствуешь, что рядом действительно есть «мир лучший, мир духовный». И без этого духовного Бытия не может быть ни красоты, ни любви, ни гармонии, ни поэзии…
Записка Анастасии Цветаевой (из архива автора). Судьба и ремесло
Актер Алексей Влади-мирович Баталов – не просто интеллектуал. Он – интеллигент в самом высоком значении этого слова. Когда я решил пригласить его в Павлов-ский Посад, то с трудом застал дома. Он то в Комитете по Ленинским премиям, то в Колонном зале Дома Союзов, то в экспедиции…
Профессор ВГИК, в совершенстве владеющий актерским мастерством, он с головой ушел в режис-суру, когда снимал фильм «Три толстяка», где сам сыграл главную роль. Он естественен и прост в общении. Когда я первый раз позвонил ему, он сразу перешел на «ты». Не зная и не видя собеседника, он прекрасно чувствовал его речь, по которой мог судить о его интеллекте и духовном потенциале.
В Павловский Посад он приехал летом 1986 года, несмотря на то, что ему трудно было вырваться из Москвы: съемки в кино, лекции во ВГИКЕ, общественная деятельность. Много времени занимала работа на радио: «Театру у микрофона» он отдавал много жизненной энергии и творческих сил. К тому времени вышла его книга «Судьба и ремесло» (1984 г.), в которой он рассказал о тех, кто был ему особенно дорог. Об Анне Ахматовой, чей портрет он написал по ее просьбе, поскольку сам серьезно занимался живописью, о своем родном брате, который был священником в Ярославле (в комнате актера, на стене, величественно возвышалась старинная икона)… О тех замечательных людях, с кем свела его судьба. Это писатель Константин Паустовский, композитор Сергей Прокофьев, кинорежиссер
Иосиф Хейфиц, киноактеры Иннокентий Смоктуновский, Ролан Быков, Михаил Ульянов, Василий Шукшин, французский актер-мим Марсель Марсо. Вспоминал, как на машине возил Анну Ахматову по Москве, как в Царском Селе они бродили по Царскосельскому саду и она показывала ему то место, где в жаркие дни любил прятаться Пушкин.
Но вернемся к летнему дню 1986 года. В Москве тогда проходили Игры Доброй Воли, и для въезда в столицу иногородним машинам требовался пропуск. Пришлось ехать в ГАИ…
Что-то в этот день произошло с телефоном – звоню по междугороднему Алексею Владимировичу – и не могу дозвониться. Страшно волнуюсь. А вдруг что-то случилось? А что, если он не сможет приехать? Подъезжая к его дому, думаю только об одном: лишь бы застать его на месте. Как оказалось, в этот день и сам Баталов волновался. Вхожу в квартиру. Обстановка будничная. А сам он прост и естественен, как всегда: «А я все ждал Вашего звонка, переживал...».
Сели в машину. Алексей Владимирович оказался прекрасным собеседником. Мы говорили с ним обо всем: о театре, о поэзии и даже о политике. Когда читал ему стихотворение Олега Чухонцева «…И дверь впотьмах привычную толкнул», он внимательно слушал, а потом сказал: «А лучше, если бы стихотворение заканчивалось строчкой – «сознанье смерти или смерть сознанья». Еще в пути я попросил рассказать его павловопосадцам о встречах с Анной Ахматовой.
На встречу во Дворец культуры «Октябрь» в этот день собралась аудитория, которая с полуслова понимала все, о чем говорил Алексей Баталов. Когда речь зашла об Анне Ахматовой, он упомянул об одном эпизоде из ее жизни. Однажды, когда она в очередной раз навестила семью Баталовых, ей вдруг стало плохо. Но этого сразу никто не заметил. Она спокойно взяла свою сумочку и вышла в другую комнату. А потом выяснилось, что у Анны Андреевны – обширный инфаркт… Она всегда стойко переносила удары судьбы: расстрел мужа Николая Гумилева, арест сына Льва Гумилева (в будущем выдающегося ученого-историка). А свою боль изливала в стихах:
Муж в могиле, сын в тюрьме.
Помолитесь обо мне.
В тот вечер Баталов рассказал еще много интересного, а по окончании встречи все посмотрели фильм «Поздняя встреча» по рассказу Юрия Нагибина.
Алексей Владимирович побывал в музее платка, который тогда находился во Дворце культуры «Октябрь», и ему очень понравилась шаль ручной работы Константина Аболихина, его экскурсоводом был директор Дворца культуры Владислав Генрихович Кастэлляз.
И если раньше актер был известен лишь по кинофильмам, работе на радио и мультипликации, то после этой встречи многие открыли для себя Баталова как человека – тонко чувствующего, интеллигентного и невероятно талантливого. У меня он навсегда остался в памяти сердца, и когда я беру в руки его прекрасную книгу «Судьба и ремесло», то каждый раз открываю все новые и новые грани удивительного таланта прекрасного Человека и Артиста.
И год как день… И день как миг…
Мы жмем сквозь беды и невзгоды
И экономим чьи-то годы
За счет непрожитых своих.
1985 год был счастливым для тех павловопосадцев, кто любит театр и кино. В гостях у нас побывали Булат Окуджава, Александр Калягин, Леонид Филатов…
Об одном дне, проведенном рядом с прекрасным актером театра и кино, я бы хотел рассказать. Август 1985 года. Леонид Алексеевич Филатов снимается в двухсерийном фильме «Чичерин». Я в ту пору работал ответственным секретарем Павлово-Посадской организации Всесоюзного общества книголюбов и приглашал в гости к павловопосадцам актеров, поэтов, писателей, в числе которых были Аркадий и Георгий Вайнеры, Кир Булычев, Сергей Козлов, Валентина Пономарева, Елена Камбурова, Игорь Кириллов, диктор центрального телевидения, (тогда он вел школу художественного мастерства дикторов, в числе его учеников – Татьяна Веденеева), Алексей Баталов, Ирина Муравьева, Андрей Макаревич, Владимир Вишневский, Георгий Тараторкин, Сергей Юрский, Валентин Гафт и многие другие. Помню: звоню Нине Щацкой – жене Леонида Филатова, прошу выступить актера на Электрогорском мебельном комбинате. Отвечает: у Леонида Алексеевича состояние, близкое к инфаркту (знаю, что человек он эмоциональный, как и все актеры с Таганки). Сочувствую, но все-таки настаиваю на своей просьбе. Леонид Алексеевич соглашается на встречу в Электрогорске. Приезжаю нему. Дверь открывает Нина Сергеевна. Леонид Алексеевич вводит меня в квартиру. Мы знакомимся. В квартире на Роргожском валу, где тогда жил Леонид Алесеевич, книги, книги, книги и фотографии друзей – актеров театра Драмы и Комедии на Таганке, и, конечно, Владимира Высоцкого и Юрия Любимова. Леонид Алексеевич снимает с полки свою фотографию, надписывает и дарит мне.
Садимся в микроавтобус и направляемся с Рогожского вала в сторону шоссе Энтузиастов. По дороге беседуем. Леонид Алексеевич – человек увлеченный, рассказывает о театре, о работе над фильмом «Чичерин», где он играет главную роль, произносит на итальянском языке длинную фразу и уточняет: «Это мой ответ в фильме Габриэле д Аннунцио (итальянскому писателю – его в фильме прекрасно сыграл Ролан Быков. Делимся впечатлениями о фильме «Успех», где Филатов выступил в необычной для него роли – режиссера провинциального театра.
Читаю свои стихи «Притча о лестничной клетке». Филатов внимательно слушает и спрашивает: «Они опубликованы?». Отвечаю: «Нет. Мне психологически трудно перейти барьер, который отделяет меня от Пушкина и Тютчева, Окуджавы и Чухонцева». «Это Вы напрасно, — говорит Леонид Алексеевич. – У Вас свой стиль и почерк, свое лицо в поэзии. Надо издаваться».
Пройдет еще семь лет, прежде чем выйдет мой первый поэтический сборник «Откровение» (1992 г.) В нем читатели найдут и «Притчу о лестничной клетке».
Едем быстро…Горьковское шоссе свободно от машин – и вот мы в большом актовом зале электрогорского мебельного комбината. Я счастлив, потому что Леонид Алексеевич собирается прочитать сказку «Про Федора-стрельца, удалого молодца» и цикл пародий на Андрей Вознесенского, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского, Сергея Михалкова «Таганка-75». Зал заворожен, все хватаются за животики, заливаясь смехом. Леонид Алексеевич умеет заводить аудиторию! Рассказывает о работе в театре, в кино, о своих друзьях – актерах. Встреча подходит к концу, и всем жаль расставаться с актёром, который признается: «Русский артист уникален. У него широкое амплуа. Он может сыграть мужика, может – графа. Кого угодно…Западные киноактеры так не умеют. У них стереотипы».
Прощаясь с Леонидом Алексеевичем, вспоминаю его работы в кино: в «Экипаже», «Избранных», «Успехе» и «Грачах».
Потом довелось увидеть его и в Чичерине, и в «Забытой мелодии для флейты», пообщаться с Татьяной Догилевой, которая сыграла одну из главных ролей в этом фильме.
Последние годы Леонид Алексеевич очень болел. В это время на телевидении выходила его авторская программа «Чтобы помнили…» – о незаслуженно забытых актерах, о тех, кто был гордостью советского киноискусства. Когда актера не стало, в телеэфир вышел последний выпуск программы «Чтобы помнили…» – о Леониде Филатове. Вел передачу Леонид Ярмольник, который тоже по моей просьбе приезжал в Павловский Посад… Он приходил на помощь Филатову в трудные минуты его жизни. Но остались стихи, песни, сказки Леонида Алексеевича. Остались кинофильмы, запечатлевшие его образ…
Сейчас зашла речь о том, чтобы поставить памятник Леониду Филатову. А перед моими глазами – живой актер. И его стихи:
Мы – простаки. Мы в жизнь бежим.
Мы верим в хлеб, в любовь и в книги
И не подсчитываем миги,
Что составляют нашу жизнь.
Кадр из фильма «Забытая мелодия для флейты». Фото с дарственной надписью актрисы Татьяны Догилевой автору.
«Прохиндей» всегда рядом с нами»
Александр Калягин – явление уникальное в нашем театральном искусстве и в отечественном кинематографе. Способность к перевоплощению у него уникальная. Но самое удивительное в том, что артистическое вдохновение – его жизненная потребность. Как все мы не можем обойтись без воздуха и дыхания, так и он не может без игры. Игра – его главный козырь. В нем всегда присутствует что-то от игрока, который сделал ставку и проигрывать не собирается.    продолжение
--PAGE_BREAK--
Он, как всегда, неуловим. Его трудно застать дома. Отвечает двусмысленно – знает себе цену. В нем самом есть что-то от Чичикова, прохиндея и кота Леопольда. Даже трудно поверить в то, что он смог бы сыграть серьезную роль, скажем, например, Василия Андреевича Жуковского… Но это только так кажется.
В Павловский Посад Александра Александровича удалось привезти чудом.
Заранее получив согласие на встречу, я приехал в назначенный день к нему домой. Звоню. Открывает дверь он сам Смерив меня оценивающим взглядом, говорит: «Мне нужно принять ванну и выпить кофе». И закрывает дверь. Я возвращаюсь в машину, которую послали за ним из Павловского Посада. Сидим с водителем, ждем. Проходит минут двадцать. Выходит Калягин. Садится в машину. Едем. По дороге он спрашивает, обращаясь ко мне: «А как Вас зовут?». Я отвечаю: «Николай Николаевич». Он восклицает: «А! Это тот самый Николай Николаевич, который вытащил меня в Павловский Посад?». Потом по его просьбе мы заехали за аккомпаниатором, а когда проезжали Ногинск, утомлённый дальней дорогой актер устало сказал: «Как же далеко этот ваш Павловский Посад!».
Впрочем, все по порядку. Итак, в 1985 году в Доме культуры фабрики имени Свердлова (ныне ДК «Филимоновский») состоялась творческая встреча с корифеем отечественного киноискусства. Организатором ее выступил ваш покорный слуга. К тому времени Александр Калягин, сыгравший роль В.И.Ленина в спектакле по пьесе Михаила Шатрова «Так, победим», поставленном Олегом Ефремовым во МХАТе, был удостоен Государственной премии СССР и звания «Народный артист РСФСР».
Кинозрители знали его по фильмам, поэтому, когда машина с народным артистом подъехала к Дому культуры в Филимоново, кто-то произнес: «Здравствуйте, я ваша тетя приехала». Александр Александрович сохранял олимпийское спокойствие. Повторяю: в нем самом было что-то от Чичикова и кота Леопольда, но ведь были и другие работы в театре и кино! Фильм Никиты Михалкова «Раба любви» и «Последняя дорога» (о трагической смерти А.С.Пушкина), где он прекрасно сыграл роль Василия Андреевича Жуковского, как и впоследствии, уже возглавив
Союз театральных деятелей России, в многосерийном телевизионном фильме «Бедная Настя». В нем всегда жила любовь к перевоплощению. Это дается не каждому. И – повторяю – он знал себе цену.
На сцене ДК фабрики имени Свердлова он рассказывал о работе над спектаклем «Так, победим». О том, как встретили труппу театра с премьерой спектакля в Австрии, куда выезжал на гастроли МХАТ. Александр Александрович – прекрасный чтец-декламатор (правда, я до сих пор не могу понять, зачем ему понадобился аккомпаниатор, что-то сыгравший на рояле). После встречи с актером демонстрировался фильм «Прохиндиада».
Александр Калягин, предваряя показ фильма, сказал: «Если вы вдумаетесь, почему в последней сцене фильма из «Мерседеса», который движется в сторону границы СССР, исчезает главный герой, а автомобиль обгоняют на своей машине сотрудники ГАИ, едет сам по себе и никем не управляется, то вряд ли поймете, что же произошло. А ничего особенного не произошло — тот, кто был в «Мерседесе», растворился среди нас, как свойственно всем прохиндеям».
Я вспоминаю сейчас эти слова и думаю: «А ведь он был прав!». Прохиндеев сейчас – пруд пруди! Доказательство тому – продолжение фильма – новые «Прохиндиады», где все тот же неуловимый герой, блестяще сыгранный А.Калягиным, переносится уже в нашу эпоху, столь щедрую на всякого рода проходимцев и шулеров, сидящих, правда, уже и в правительстве России, и в Государственной Думе, и в Совете Федерации. Так что российская прохиндиада продолжается.
А Александр Александрович Калягин, благодаря своему блестящему мастерству и таланту актера, продолжает работать в театре и кино, возглавляя Союз театральных деятелей России, ведет большую общественную работу. И день, проведенный в Павловском Посаде, живет в памяти тех, кому удалось попасть на встречу с прекрасным артистом и интересным человеком в том самом 1985 году. А я вспоминаю кинофильм «Последняя дорога», где Александр Александрович сыграл придворного поэта В. А. Жуковского. В этом фильме Иннокентий Смоктуновский выступил в роли барона Геккерена. И реплика, брошенная барону поэтом, тоже осталась в памяти. «А знаете ли Вы, что поэзия в России – власть?». В этом – весь Александр Калягин. Человек и артист.
Встреча с Сергеем Юрским
Сергей Юрский – зрелище, внушающее оптимизм. Если бы только одни разносторонние дарования! Если бы только блестяще сыгранная им роль Остапа Бендера в «Золотом теленке», или запомнившийся всем директор из «Республики «ШКИД» Викниксор, или неугомонный хлопотун в фильме «Любовь и голуби». Сергей Юрский обладает даром перевоплощения и сопереживания.
И живет он в разных стихиях, и ему все дается. При этом он остается глубоко интеллектуальным человеком, умеющим жить прочитанным. В день своего приезда в Павловский Посад он рассказывал мне о театре и кино, о любимых поэтах, среди которых, бесспорно, Олег Чухонцев, чьи стихи он декламировал со сцены.
«Зычный гудок, ветер в лицо, грохот колес нарастающий…» – читал Юрский как-то по-особенному. Манера чтения у него вообще своеобразная. Читал он рассказы Василия Шукшина.
Юрский – человек с чувством юмора и скрытой иронией. А ироничен он всегда. Это черта характера и его творческая манера. Но есть у него редкое качество: обостренное чувство слова. Далеко не всякий киноактер может похвастаться таким замечательным набором ролей, да и среди друзей Сергея Юрского много людей творческих, высокоодаренных. Творчество для него – смысл жизни.
Вспоминаю, как мы ехали по Горьковскому шоссе, а Юрский читал названия городов и поселков. Название нашего города ему понравилось сразу: «Павловский Посад – красивое, исконно русское название, а то вокруг какие-то железобетонные названия и режут слух. Представьте себе: Железобетонск».
Дорогой мы говорили о театре. В то время вышел сборник комедий и драм известного драматурга Валентина Азерникова. Автор надписал ее так: «Сергею Юрскому от сочинителя – с надеждой». Юрский взял книгу и сделал рядом следующую надпись: «Уже прочитал и передариваю Николаю Николаевичу. Павловский Посад. 22 марта 1986 года. Сергей Юрский».
Конечно, становление Юрского как актера прошло в Ленинградском драматическом театре, где играли многие замечательные, хорошо известные всем актеры. А имя Георгия Товстоногова знала вся страна. Он был не только выдающимся театральным режиссером. Он был духовным наставником многих актеров, в числе которых Павел Луспекаев, хорошо известный кинозрителям по фильму «Белое солнце пустыни», и Людмила Чурсина, впоследствии перешедшая в театр Советской Армии, где она блестяще сыграла роль Настасьи Филипповны в спектакле «Идиот» по роману Ф.М. Достоевского.
Сергей Юрский очень дорожил своей актёрской школой. Ведь далеко не каждому дано быть артистом, обладающим удивительным даром перевоплощения. Именно эту черту подметил Леонид Филатов у русских актеров, которые способны прекрасно сыграть любую роль. И Сергей Юрский занимает в этом ряду особое место.
В день приезда актёра, в марте 1986 года, любители театра и кино, собравшиеся в ДК «Октябрь», восторженно встретили фильм Владимира Меньшова «Любовь и голуби», где Юрский сыграл одну из главных ролей. Встреча с замечательным актером навсегда осталась в памяти павловопосадцев.
Савва МОРОЗОВ: линии судьбы
Вплотную рядом с мировым горем, и часто на вулканической почве, человек развел свои маленькие сады счастья. Будем ли мы рассматривать жизнь глазами того, кто хочет от бытия лишь одного познания, или того, кто покоряется и смиряется, или того, кто наслаждается преодоленной трудностью, — всюду мы найдем редкие ростки счастья рядом с несчастьем – и притом тем более счастья, чем вулканичнее была почва; но было бы смешно говорить, что этим счастьем оправдано само страдание.
Фридрих Ницше
Род Морозовых, полный творческой силы, оставил глубокий след в экономическом и культурном развитии России, занимая одно из первых мест в создании русской промышленности и в постройке железных дорог, подготовляя переход от земледельческому строю к современному индустриальному государству. На всем общественном выдвижении Морозовых, от крепостной зависимости до руководящего положения в купеческой Москве, лежит печать старообрядчества, из поколения в поколение накопившейся статической энергии и упорства, вылившейся затем в динамическую энергию творчества.
Родиной Морозовых был исконно русский край – Гуслицы. При постройке одной из новых улиц в Орехово-Зуеве, на месте древнего старообрядческого кладбища, бульдозер вытащил остатки надгробия. На нем сохранилась надпись: «Под сим камнем погребено тело раба Божьего крестьянина Василия Федорова Морозова. Преставился 1825 года августа 10 в 6 часу утра. Жития ему было от роду 7? ( вторая цифра сбита ) лет 8 месяцев и 10 дней. День Ангела его бывает генваря 30 дня. От благодарного сына со внуками незабвенному родителю». Это было захоронение родоначальника знаменитой морозовской династии. Отец Саввы Морозова Тимофей Саввич был человеком поистине необыкновенного ума и энергии, доброты и мягкости. О молодости его матери Марии Федоровны Симоновой известно мало. Мать ее была женщиной совестливой и в доброте, и в чистоте старалась воспитать свою дочь. В свои 16 лет Маша умела читать и писать, знала французский. Семья Морозовых, где она оказалась, жила просто, сохраняя типичные черты богатого крестьянского быта. Мария Федоровна привыкла к мужу, полюбила его. Тимофей начал делиться с ней своими мыслями, посвящал в свои дела. В 1849 г. у них родилась первая дочь. В 1854 г. появляется вторая дочь Александра. Но Мария Федоровна чувствовала, как хочет Тимофей сына – наследника его дела. И в 1855 г. родился мальчик – Иван, затем через два года – Арсений. Родители недолго были счастливы: в один год ( 1858 ) они хоронят обоих сыновей. Но в страшный год смерти мальчиков Бог дарит им дочь Юлию, а в 1862 г. сына Савву. Тимофей был безмерно счастлив. В 1863 году на свет появился второй сын Сергей. Всего в семье Тимофея Саввича и Марии Федоровны было девять детей, но малолетними умерли два мальчика и две девочки и в живых остались: Анна ( 1849 ), Алевтина ( 1850 ), Александра ( 1854 ), Юлия ( 1858 ), Савва ( 1862 ) и Сергей ( 1863 ). В домашнее хозяйство и образование детей Тимофей Саввич почти не вмешивался, доверив это Марии Федоровне. Все дочери Морозовых получили классическое образование, включавшее обучение иностранным языкам, занятия музыкой, танцами. Воспитанием сыновей занимался гувернер Евгений Александрович, человек всесторонне образованный, которого братья звали «генерал». Мальчики, помимо английского и французского, изучали еще и немецкий язык. В начале 70-х годов в доме Морозовых появился молодой, только начинающий свою педагогическую деятельность Василий Осипович Ключевский. Бывал в морозовском доме и другой выдающийся историк – Сергей Михайлович Соловьев. Соловьев и предложил Тимофею Саввичу пригласить Ключевского в качестве домашнего учителя для Юлии, Саввы и Сергея. В доме в Трехсвятительском была прекрасная библиотека.
Из воспоминаний Саввы Морозова: «Детство у меня было скучное: все книги да книги. Воспитывали нас по уставу древнего благочиния и за плохие успехи в английском языке драли старообрядческой лестовкой. А лестовкой-то больнее, чем простым ремнем: она с рубчиками. После порки нянька мазала задницу елеем и заставляла молиться Пантелеймону-целителю, чтоб скорее заживало…По субботам, после всенощной, когда нам, детям, меняли белье, на меня с братом Сергеем выдавалась только одна чистая рубашка. Рубашка доставалась Сергею – он был у матери любимчиком, а я донашивал ту, что он снимал, — грязную. Очень мне это было обидно. Почему так делалось, не понимаю, жили мы богато… Нянька мне рубашку тайком стирала. Хорошая у нас была нянька Федосья. Кроме няньки, ничего приятного про детство не помню. В гимназии я научился курить и не веровать в Бога. В университете увлекался химией, а чаще всего с однокашниками – Сергеем Толстым, сыном Льва Николаевича, и с Олсуфьевым – резались в карту, а то ездили в Грузины, к цыганам. Была там одна цыганка Катюша. Огонь! Толстого она называла простоквашей, а меня почему-то подпругой. Разве я похож?» По просьбе матери, стал Савва Тимофеевич управляющим. При Савве Тимофеевиче Никольская мануфактура достигла выдающегося положения не только у нас в России, но и за границей. Он установил новое современное оборудование, изменил технологию производства тканей, вникал в каждую мелочь, советовался с рабочими и служащими. Инженер Н.А.Тихонов вспоминал о первых днях работы на фабрике: «Я чувствовал себя так, точно я вылеплен из песка и сейчас рассыплюсь. Морозову все это было нипочем. Возбужденный, суетливый, он бегал вприпрыжку с этажа на этаж, пробовал прочность пряжи, засовывал руку в самую гущу шестеренок и вынимал ее оттуда невредимой, учил подростков, как надо присучивать оборванную нитку. Он знал здесь каждый винтик, каждое движение рычагов. К нему подходили инженеры, мастера, рабочие, о чем-то его спрашивали не слышными сквозь стук голосами, он отдавал какие-то распоряжения, писал записки, указывал куда-то руками, похлопывал рабочих по плечу и угощал папиросами из большого кожаного портсигара». Он, в отличие от отца курил, курил и курил вместе со всеми в своем кабинете, где дым стоял коромыслом. Именно он пригласил в Орехово-Зуево английских футболистов учить россиян этой игре. При нем улучшилось положение рабочих, он ликвидировал знаменитый бунт, названный впоследствии « морозовской стачкой», штрафы почти совсем отменил, выстроил для рабочих много хороших благоустроенных казарм, создал образцовую медицинскую службу. В 1904-1905 г.г., когда началось волнение, он решил привлечь рабочих к участию в прибылях товарищества мануфактуры. Но Мария Федоровна – директор и распорядитель мануфактуры была с ним категорически не согласна и в апреле 1905 г. устранила Савву Тимофеевича от управления фабрикой.13 мая Саввы Морозова не стало.Покончил он жизнь самоубийством, или его застрелили ( причин для этого было более чем достаточно), но обстогятельства его смерти до сих пор остаются тайной.Немирович-Данченко по поводу гибели Морозова писал: «Человеческая природа не выносит двух равносильных противоположных страстей. Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии, стихии выдержки и расчета. Измена неминуемо поведет к трагическому конфликту…А Савва Морозов мог страстно увлекаться. До влюбленности. Не женщиной – это у него роли не играло, а личностью, идеей, общественностью». К истории трагической гибели Саввы Морозова мы еще вернемся. Он мечтал о превращении России в мощную и цивилизованную промышленную державу, способную встать на один уровень с европейской цивилизацией и культурой. Он хотел, чтобы рабочие его фабрики были ее совладельцами. Этот проект вызвал гнев его матери. Она отстранила сына от управления фабрикой и организовала с помощью жены Саввы его отъезд за границу для лечения от сильнейшей депрессии. В одном из разговоров в это время он признался М. Горькому: «Одинок я очень, нет у меня никого! И есть еще одно, что меня смущает: боюсь сойти с ума». В. Немирович-Данченко вспоминал: «Среди московских купеческих фамилий династия Морозовых была самая выдающаяся. Савва Тимофеевич был ее представителем. Большой энергии и большой воли. Не преувеличивая, говорил о себе: если кто станет на моем пути, перейду и не сморгну. Держал себя чрезвычайно независимо… Знал вкус и цену простоте, которая дороже роскоши…Силу капитализма понимал в широком государственном масштабе». Будучи студентом Московского университета, он влюбился в жену двоюродного брата Сергея Викуловича Морозова, развел их и женился на ней. Зинаида Григорьевна Зимина (1867-1947), по одной версии, была когда-то простой работницей на одной из морозовских фабрик, по другой – она – дочь богородского, а позднее московского купца второй гильдии Г.Е.Зимина, родом из того же села Зуева, где хозяйничали Морозовы.    продолжение
--PAGE_BREAK--
По старообрядческим традициям, бракоразводный процесс считался большим грехом и позором. Родителям, однако, пришлось смириться с желанием молодых. В 1887 году они поженились и на деньги бабушки отправились сразу же после свадьбы в Англию. Савва работал там на текстильной фабрике, собирался защитить в Кембридже диссертацию по химии. Но заболела жена, и ради нее пришлось вернуться в Москву. Когда в 1905 году после Кровавого воскресенья забастовала Никольская мануфактура, Морозов, пытаясь предотвратить беспорядки, просил правление пойти навстречу требованиям рабочих. В марте Савва Морозов созвал в Москве собрание крупнейших представителей русской промышленности и торговли. Но попытки наладить общение деловых кругов ему не удались. По Москве прошел слух о его сумасшествии. По настоянию жены и матери срочно был созван консилиум из именитых врачей, которые засвидетельствовали, что у мануфактур-советника Морозова наблюдалось «тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски…». Через несколько дней он в сопровождении жены и врача Селивановского выехал сначала в Берлин, а затем на юг Франции, в Канн. Там в номере «Ройяль-отеля» 13 мая 1905 и оборвалась жизнь выдающегося человека. В предсмертной записке он писал: « В моей смерти прошу никого не винить». По христианским канонам, запрещалось хоронить самоубийцу по церковным обрядам. Но Морозовы, используя связи и деньги, добились разрешения на похороны. 29 мая в Покровский храм на Рогожском кладбище, прямо с вокзала было доставлено тело усопшего. На похоронах присутствовала высшая власть Москвы, председатель Нижегородского ярмарочного комитета К.А. Ясинский, представители торгово-промышленных кругов, актеры Художественного театра…После погребения состоялся поминальный обед на 900 персон. После смерти мужа вдова Саввы Морозова третий раз вышла замуж за бывшего московского градоначальника А.А.Рейнбота. От брака с Саввой Тимофеевичем у нее было четверо детей: Мария и Елена, Тимофей и Савва.
Савва Морозов был человеком энергичным, целеустремленным, деловым. Размах его деятельности впечатляет: с 1890 г. по 1902 г. на расширение и развитие предприятия была перечислена гигантская сумма – свыше 7,5 млн. рублей, всего за шесть лет (с 1898-го по 1904-й) выстроено новых зданий в Никольском на общую сумму почти 3,5 млн. рублей. Уникальное произведение искусства, архитектурный шедевр – Морозовский особняк на Спиридоновке был оценен в 600 тысяч рублей. В 1902 г. было принято решение о строительстве центральной электрической станции, которое завершилось в 1904 году. Всеми работами руководил С.Т.Морозов, который прекрасно разбирался в электротехнике и хорошо знал лидеров производства в этой отрасли. Отлично справлялся Савва и с обязанностями химика-технолога. « Я ведь специалист по краскам», — любил подчеркнуть он. Сложное красильное производство имело несколько подразделений. С ними было тесно связано химическое производство, которое выросло из лаборатории. Его создали для того, чтобы обеспечить фабрики собственными химическими продуктами однородного качества и в достаточно чистом виде. Более сложные красители привозились из Германии. Это была святая святых Никольской мануфактуры, здесь рождалась легендарная слава морозовских ситцев: прочность красок создавала известность и популярность полюбившимся всем в России тканям. В отличие от своей бабушки Ульяны Афанасьевны, действовавшей скорее интуитивно, Савва Тимофеевич поставил красильное дело на строго научную основу.
13 апреля 1897 года деловая карьера С.Т. Морозова ознаменовалась важным событием. Император Николай II по всеподданнейшему докладу министра финансов С.Ю. Витте «всемилостивейше соизволил объявить Высочайшую его императорского величества благодарность за труды по совершенствованию и развитию производства хлопчатобумажных изделий при совмещении всех операций, начиная с прядения хлопка до окончательной отделки изготавливаемых тканей». Это свидетельство заслуг Морозова на посту технического директора скупыми строками легло в его личное дело в Московском отделении Совета торговли и мануфактур.
Особого внимания заслуживает интерес Саввы Тимофеевича Морозова к творчеству русских писателей начала XX века. В связи с этим как не вспомнить интереса русского промышленника к личности А.П. Чехова. Савва Тимофеевич любил свои уральские владения за их первозданную красоту и поэтическое название местности. Здесь, в Усолье, в простом строгом кабинете директора-распорядителя на стене в тяжелой раме висел план Уральских владений Морозова с обозначением угольных пластов, источником минеральных вод, будущих дорог и построек. Сам кабинет был отделан дорогим деревом, здесь стояли готический книжный шкаф и огромный резной стол, покрытый темно-зеленым сукном. В этом кабинете Савва Тимофеевич угощал Антона Павловича Чехова чаем, заваренным на местных травах. Приезд писателя на Урал стал памятным событием. Произошло это летом 1902 года, когда Антон Павлович был уже тяжело болен. 17 июня он вместе с Морозовым уехал на Волгу и Каму. Вскоре писатель отправил письмо своей сестре, рассказывая о поездке: «Милая Маша, я в Усолье. Если по карте поведешь пальцем по Каме вверх от Перми, то найдешь это Усолье. Сегодня же через 4-5 часов еду по железной дороге до станции Всеволодово-Вильва, где проживу три дня у Саввы Морозова». В честь приезда Чехова был дан званый обед с чисто купеческим размахом, на который собралась вся местная интеллигенция. Застолье оживил управляемый регентом местной церкви детский хор, который поприветствовал писателя кантатой. Несколько дней, проведенных в имении, превратились для Антона Павловича в хороший и полноценный отдых на природе: он ездил на охоту и удил рыбу. Чехову места очень понравились, и он говорил Морозову: « Хорошо у вас тут…Бе-ре-зы…Не то, что у нас в Ялте…Не понимаю: зачем это здоровые люди в Ялту ездят? Что там хорошего? Берез – нету, черемухи – нету, скворцов – и то нет!» Приезд писателя на уральские заводы неожиданно обернулся для рабочих благом. Дело в том, что Чехов проявил большой интерес к их жизни. Вместе с Саввой Тимофеевичем он отправился осматривать один из заводов, где стал расспрашивать рабочих о зарплате и продолжительности трудового дня. Экскурсия закончилась посещением лаборатории. Там и состоялся серьезный разговор писателя с гостеприимным хозяином. Антон Павлович настаивал на сокращении рабочего дня до 8 часов для людей, занятых на вредном для здоровья химическом производстве. На это Савва Тимофеевич дружелюбно ему ответил: «Хорошо.Сделаю». Слово свое Морозов сдержал: все смены здесь перешли на 8-часовой рабочий день. Лето 1904 года, 8 июля. Похороны Чехова. Огромная толпа друзей и поклонников великого русского писателя встречают его гроб на Курском вокзале. Среди них – Морозов, Качалов, Горький, Шаляпин… Вместе со всеми они через всю Москву идут к Новодевичьему кладбищу. « Остановка» у Художественного театра…У того самого театра, который во многом способствовал сближению А.П.Чехова с С.Т.Морозовым. Среди наступившей тишины звуки шопеновской мелодии, которую играют у входа в театр наши оркестранты. И из раскрытых дверей бельэтажа наши театральные рабочие выносят огромный венок, их собственными руками собранный, сплошь из одних полевых цветов», – вспоминал В.И. Качалов.
29 августа 1896 года в московских « Новостях сезона» сообщалось, что Савва Тимофеевич и Сергей Викулович Морозовы ассигновали 200000 рублей на создание общедоступного театра для рабочих и служащих Орехово-Зуева. В 1897 году «Биржевые новости» сообщили о завершении его строительства и опубликовали репертуар театра. Двухъярусный, деревянный, он был построен в роскошной березовой роще…Но это был Летний театр, и Савва Тимофеевич закладывает в 1904 г. еще один общедоступный театр в Орехово-Зуеве – Зимний, который стал называться Большим.Увидеть этот театр ему было уже не суждено. Театр, в который он вложил огромные средства, достроили его жена Зинаида Григорьевна и сын Тимофей. Открылся он в 1912 году к 100-летию победы над Наполеоном. Это был театр на 1350 мест, с партером, двумя ярусами и балконом. Внутреннее его убранство, планировка похожи на Московский Художественный, хотя построен он учеником Ф.О. Шехтеля И.Е. Бондаренко.
В те годы это был первый в Московской губернии театр для рабочих, не уступающий столичным театрам. В день открытия пел Ф.И.Шаляпин и артисты Императорского Большого театра. Газеты по этому случаю писали: « Наш город стал богат и славен театральным искусством. Близкое знакомство, деловые и дружественные отношения С.Т.Морозова со Станиславским, Горьким, Шаляпиным, Чеховым, Немировичем-Данченко и другими деятелями культуры России, его любовь к театру, постройка общедоступных театров… дали возможность рабочим и служащим фабрик в Орехове-Зуеве приобщиться к большому искусству».
Савва Тимофеевич с юности любил театр, посещая его постоянно в Москве, Петербурге и, конечно, в Нижнем Новгороде, куда на ярмарку съезжались лучшие труппы со всей России. Но сердце свое он, безусловно, оставил в Московском Художественном театре, создание которого было самым счастливым периодом его короткой жизни. А начиналось все так. Летом 1897 года К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко решили осуществить свою давнюю мечту – создать свой театр. Но не было средств. Начался трудный поиск меценатов. Сначала учредители решили обратиться за помощью к Варваре Алексеевне Морозовой, урожденной Хлудовой, которая была известна всей Москве широкой благотворительносью, но она отнеслась к этому предложению без особого энтузиазма.Тогда в конце 1897 года Станиславский и Немирович-Данченко пригласили для переговоров С.Т. Морозова, который с радостью дал согласие оказать финансовую поддержку и внес первые 10000 рублей, поставив лишь одно условие:
«Театр не должен иметь никакого высочайшего покровительства». «Савва Морозов принес с собой не только материальную обеспеченность, но и труд, и бодрость, и доверие», – скажет позже Станиславский. В общей сложности на дело театра удалось собрать 28000 рублей, наиболее значительными были взносы Станиславского, Саввы и Сергея Морозовых. На средства, собранные Товариществом, был арендован у купца Я.В.Щукина театр в саду «Эрмитаж», где 14 октября 1898 года состоялось первое представление нового театра «Царь Федор Иоаннович» А.К. Толстого. После спектакля Савва Тимофеевич осмотрел «Эрмитаж». Морозова поразило убожество здания, и он принялся за его ремонт. Первое, что он сделал, опустил пол сцены и расширил ее, переделал рампы, перекрасил зал, сцену, исправил электропроводку, создал необходимые условия для актеров. Все это выполняли под его руководством приглашенные с Никольской мануфактуры строители, которым он платил сам. Одновременно Савва Тимофеевич специально для репетиций строит дом на Божедомке, в котором сцена по размерам была такой же, как в «Эрмитаже». А в это время начинаются репетиции «Снегурочки» Н.А.Островского, которую Савва любил и часто, гуляя с детьми и женой по истринским заповедным местам, читал наизусть, называя ее «жемчужиной старины». Он с головой окунается в осуществление этой постановки: из своего имения на Урале выписывает старинные русские костюмы и обстановку. Затем, считая, что для спектакля больше подойдет быт Русского Севера, посылает гонцов в Архангельскую губернию. Из-за границы привозят фонари и стекла для изображения облаков и восходящей луны. Свой дом с садом на Спиридоновке, когда жена с детьми уехала на лето в Покровское, он превратил в экспериментальную мастерскую, где подбирал разнообразные цвета для ламп, освещающих сцену. Благодаря ему к выпуску «Снегурочки» осветительная техника «Эрмитажа» была почти совершенством.
Савва Тимофеевич, будучи увлечен театром, старался вникать во все, включая репетиции и декорации спектаклей. Приветствовал это желание Морозова и К.С. Станиславский: «Мы с Владимиром Ивановичем решили приблизить Савву Тимофеевича к художественно-литературной части. И это было сделано совсем не потому, что он владел финансовым нервом театра и мы хотели больше прикрепить его к делу. Мы поступали так потому, что сам Морозов выказывал много вкуса и понимания в области литературы и художественного творчества актеров. С тех пор вопросы репертуара, распределение ролей, рассмотрение тех или иных недостатков спектакля и его постановки обсуждались с участием Морозова. И в этой области он показал большую чуткость и любовь к искусству».
Гордостью театра стала сконструированная Шехтелем сцена, оснащенная уникальным механизмом, выписанным Саввой Морозовым из Англии. Управлял всем светом сцены электрический рояль, созданный фирмой «Шуккерт и Ко». Особое внимание уделялось удобствам актеров: грим-уборные выполнялись в соответствии с привычками каждого, принималось во внимание и то, что они должны быть и местом отдыха. Интерьер театра был оформлен просто и изящно: зал мягко освещался бледно-розовыми фонариками по бокам (такие же фонарики были собраны в круглую люстру на потолке), сдержанно оливкового цвета стены, строгая дубовая мебель и приглушающие шаги ковры. Казалось, «пустое пространство молчит, словно готовит душу к исповеди. Когда зрители входят в зал, вспыхивает рампа, затем слышится один сигнал – последний, предупредительный. Это долгий звонок у самой будки суфлера. И спектакль начинается». Все расходы по устройству электрической станции при Московском Художественном театре, оборудованной газовым аппаратом, взял на себя опять же Савва, что подтверждается патентом фирмы «Крослей» от 5 марта 1903 года. Смета составила почти 60000 рублей. Изменились театральные подъезды, над которыми впервые в Москве появились фонари-светильники с дуговыми лампами. Правый подъезд украсила работа малоизвестного тогда скульптора А.С. Голубкиной. С.Т. Морозов лично ездил к ней, и, может быть, тема горельефа, где пловец борется с разбушевавшейся стихией и волны вот-вот поглотят его, а в светлеющем небе появляется парящая чайка, предвещая спасение, была подсказана Голубкиной Морозовым. Уж очень близка символика горельефа духу Саввы!
С тех пор Савва Тимофеевич стал горячим поклонником Художественного театра, считая его «едиственным в мире». « Этому замечательному человеку, – писал Станиславский, — суждено было сыграть в нашем театре важную и прекрасную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы искусству, но и служить ему со всей преданностью, без самолюбия, без ложной амбиции и личной выгоды. Строительство нового здания театра обошлось Морозову в 300000 рублей. Общие же расходы Саввы Тимофеевича на Художественный театр составили около 500000 рублей. Колоссальная сумма! Но не только деньги положил Морозов на алтарь любимого дела – он отдал ему душу.    продолжение
--PAGE_BREAK--
Осмысление национальной истории и культурного развития России побуждает нас обращаться к изучению морозовского наследия. Эта творческая династия оставила глубокий след в истории, экономике и культуре нашей страны. Морозовы были талантливыми организаторами промышленности, богатыми текстильными фабрикантами (выходцами из крепостных крестьян, гордившимися своим мужицким происхождением).
На Руси почитают не богатство, а личности. А в этом роду было много ярких, выдающихся личностей, для которых богатство служило источником для благотворительности, поражающей своими масштабами. Почитали Морозовых за то, что жизнь большинства из них – это дорога к Храму, ибо они несли людям добро. Они возводили как храмы церковные, так и храмы науки, культуры, просвещения. Наряду с промышленными делами Морозовы живо интересовались искусством, были страстными коллекционерами, театралами, строили музеи, университеты, училища, больницы, богадельни, детские приюты, роддома, театры, библиотеки общего пользования. Делали они это как на благо людей, так и для души, и даже — для спасения души.
В.О. Ключевский писал: «Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо». Морозовы оставили в Москве множество памятников деяний на общее благо. В столице насчитывается более 70 морозовских зданий. Причем нужно отметить, что этот многочисленный род для себя использовал лишь треть из них, а остальные две трети домовладений (более 40 зданий) использовались в культурных, просветительских и благотворительных целях. Фамилия Морозовых звучала в названиях 10 московских учреждений. Сегодня она звучит лишь в названии детской Морозовской больницы. На большинстве морозовских зданий нет даже памятных досок с упоминанием их имени и заслуг перед Отечеством.
Между тем, многие из морозовских зданий являются украшением архитектурного облика Москвы. Это дом Арсения Абрамовича Морозова на Воздвиженке, 16 (архитектор В. Мазырин) – ныне дом культурных связей с зарубежными странами; дом Саввы Тимофеевича Морозова на Спиридоновке, 17 (архитектор Ф.О. Шехтель) – ныне дом приемов МИД; дом М.А. Морозова на Смоленском бульваре, 26/6. В последнем в советское время был Киевский райком партии, а ныне – банк. Достопримечательностью Москвы является и «Боярский двор» на Старой площади, 8 (построенный по заказу Сергея Ивановича Морозова), в этом доме ныне располагается Администрация президента; усадьба «Викуловичей» во Введенском переулке (где для Морозовых строили И.Е. Бондаренко, Ф.О. Шехтель, Д.Н. Чичагов); Марфо-Мариинская обитель сестер милосердия (Большая Ордынка, 34), построенная Марией Федоровной Морозовой рядом с домом Анны Тимофеевны Морозовой (Большая Ордынка, 36). Украшает Москву и здание Московского Художественного театра, построенное Саввой Тимофеевичем Морозовым (архитектор Ф.О. Шехтель).
Важно подчеркнуть, что Морозовы покровительствовали новым направлениям в искусстве (в том числе и архитектурным новациям). Для них работали лучшие зодчие того времени: Ф.О. Шехтель, И.Е. Бондаренко, Р.И. Клейн, Д.Н. Чичагов, А.В. Кузнецов, Л.В. Кекушев, В.Д. Абрамович, С.У. Соловьев. В отделке зданий принимали участие М. Врубель, К. Коровин и другие талантливые художники.
Вернемся к событиям 1905 года…Кровавое воскресенье. На Никольской мануфактуре вспыхнула забастовка. Чтобы договориться с рабочими, Морозов потребовал у матери доверенности на ведение дел. Но она, возмущенная его желанием договориться с рабочими, категорически отказала ему в этом, более того, настояла на удалении сына от дел. А когда он попытался возразить, пригрозила: « И слушать не хочу! Сам не уйдешь – заставим!» Круг одиночества неумолимо сжимался. Савва Тимофеевич оказался в полной изоляции. Талантливый, умный, сильный, богатый человек не знал, на что опереться. Светская жена раздражала. Друзей в своем кругу у него не было, он презрительно называл представителей купечества « волчьей стаей». Эта стая отвечала ему боязливой нелюбовью…Савва впал в жестокую депрессию. По Москве поползли слухи о его безумии. Он начал избегать людей, много времени проводил в полном уединении, не желая никого видеть. Зинаида Григорьевна бдительно следила, чтобы к мужу никто не приходил, изымала поступавшую на его имя корреспонденцию. По настоянию жены и матери был созван консилиум врачей, который поставил диагноз: тяжелое нервное расстройство, выражавшееся в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, приступах тоски. Врачи рекомендовали напрвить «больного» для лечения за границу.
13 мая 1905 года в четыре часа пополудни в Каннах, курортном городке на юге Франции, на сорок четвертом году жизни трагически скончался Савва Тимофеевич Морозов. Доктор медицины из «Бюро освидетельствования» констатировал, что смерть наступила «вследствие ранения, проникшего глубоко в левое легкое из сердца». На месте трагедии лейтенант полиции комиссариата 2-го округа Канн А.Антосси обнаружил записку следующего содержания: «В моей смерти прошу никого не вините». Гроб с телом покойного был доставлен в Москву. 29 мая 1905г. при большом стечении народа на Рогожском кладбище состоялись пышные похороны. По старообрядческому обычаю никто не произносил надгробных речей. Траурная церемония закончилась поминальным обедом. Накануне московский губернатор генерал-адъютант А.А. Козлов дал градоначальнику графу П.А.Шувалову разрешение на похороны: «Ввиду имеющихся у меня документов прошу Ваше сиятельство распорядиться выдачею удостоверения о неимении со стороны администрации препятствий к преданию земле тела по христианскому обряду умершего мануфактур-советника Саввы Тимофеевича Морозова. Со дня получения известия о гибели Морозова в правлении Никольской мануфактуры и Покровском храме Рогожского кладбища ежедневно совершались панихиды по усопшему. 18 мая Художественный театр тоже простился со своим бывшим директором, отслужив заупокойную литургию.
Савва Тимофеевич умер в расцвете лет, когда ему было 43 года. Символом искренней любви, глубокого уважения к нему и доброй памяти стала икона Саввы Стратилата, созданная на средства работников Никольской мануфактуры в церкви Рождества Богородицы села Нестерово близ Орехово-Зуева. На латунной плите, прикрепленной к низу иконы, выбита надпись: «Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора Правления, заведовавшего фабриками Товарищества Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремящегося к улучшению быта трудящегося люда».
Случалось ли вам, попав в какое-нибудь красивое место, почувствовать необыкновенный покой в душе? Порой в красоте земной можно отыскать «мир лучший, мир духовный». Именно поэтому для строительства храмов и монастырей на Руси выбирались места, отмеченные особой благодатью.
Неподалеку от Павловского Посада, в одном из красивейших мест Подмосковья, на берегу большого озера стоит храм Рождества Христова. Летом за крестьянскими избами, в окружении высоких деревьев, эта церковь почти не видна с дороги. Но если не сама она, то непривычно тихое и чистое озеро привлечет внимание. Да еще исконно русское название деревни — Заозерье, таинственное и обещающее. Помните: «За горами, за долами, за дремучими лесами…». За озером. И если вы поверите этой красоте и обещанию радости, дорожка над берегом приведет вас к сквозным решетчатым воротам. Здесь, за светлым озером, за белой оградой, среди высоких старых лип и вязов храм — средоточие и образ всех наших земных стремлений.
В XIII в. после смерти князя Александра Невского в удел его младшему сыну Даниилу досталось удельное княжество с незначительным тогда городом Москвой. К нему относилось село Вохна (ныне город Павловский Посад) с окрестными землями. С именем князя Даниила Александровича предание связывает основание храма на озере. На высоком берегу реки Клязьмы, на самой границе Владимирского и Московского княжеств, был поставлен большой двор, где находился небольшой отряд княжеских дружинников. Случилось как-то Даниилу Александровичу заблудиться в здешних дремучих лесах. Потеряв надежду найти дорогу, князь обратился с молитвой к Господу, прося о помощи. Молился он и святому этого дня — Тихону Амафунтскому, в день памяти которого и случилась с ним эта беда. Пообещал князь построить храм в том месте, где посчастливится ему выйти из леса. Оказался князь не берегу светлого озера.
Построенную здесь по его обету церковь посвятили святителю Тихону. Озеро, на котором она стоит, называется Данилищево, и сейчас в храме во время богослужения обязательно поют тропарь благоверному князю Даниилу Московскому. В пользу истинности предания говорит то, что оно относится не к прославленному в истории герою, а к тихому и кроткому, богобоязненному князю. Его имя, стоящее между именами его отца — героя Ледового побоища и сына — собирателя Русской Земли Ивана Калиты, осталось в тени.
Вскоре после восстановления в Москве Свято-Данилова монастыря иноки этой обители навестили здешний храм. И теперь в день святителя Тихона (престольные праздники — Рождество Христово и Тихонов день) приезжают из Москвы «даниловские». Местные прихожане не удивляются — «Как же, свои ведь».
Иван Грозный записал некогда эти земли за Троице-Сергиевой Лаврой. И два века здешние крестьяне числились вотчинниками монастыря. Православные монастыри дали лучшие образцы богословской культуры и прикладного искусства, распространяли передовые идеи архитектуры и градостроительства, живописи и музыки, селекции и землепашества. труд монастырских крестьян был упорядоченным и производительным. Общение с иноками прославленной обители отразилось на их нравственном облике.
Память тех лет живет в местах почитания Сергия Радонежского. Многие из церквей здешней округи имеют придел, освященный во имя преподобного Сергия. Его Образ находится на северной стене в Никольском приделе. Сергий — родовое имя многих местных семейств, хотя большинство жителей затрудняются ответить на вопрос, почему среди их родных так много Сергеев и Сергеевичей.
В вышедшем в начале века описании Павлово-Посадских земель о Тихоновом дне сказано как о главном празднике села Заозерье. Старожилы помнят, как накануне торжества к Заозерью стекались богомольцы. Шли пешком, ехали на лошадях. После всенощной устраивались ночевать за церковной оградой или у озера. Тихонов день (16/29 июня) приходится на самое жаркое время лета. Привлеченные многолюдством торговцы устраивали в селе целые ярмарки. Утром церковь не вмещала всех молящихся.
После ранней литургии во дворе храма обычно служат молебен, освящают воду. Для этого устроено специальное место — Иордань. Здесь ставят огромные чаны с водой. И с утра до позднего вечера идут и идут люди за благодатной целебной водой. Прихожане рассказывают о многих исцелениях от разных недугов после купания в озере в Тихонов день. Целебная вода укрепляет силы и дает здоровье на целый год. С раннего утра на озере многолюдно. Всех собрал святитель. Такая народная любовь не случайна. Почти в каждой семье вам могут рассказать о каком-нибудь «домашнем чуде», связанном со святителем Тихоном. И когда упоминают его имя в молитве или в рассказе, его произносят так, словно угодник Божий находится рядом.
Много лет приезжают сюда паломники из других городов России. Они набирают воду из озера в бутылочку, благоговейно выпивают несколько глотков, а остальную увозят с собой. Как святыню, как целебное средство дают ее скорбящим и больным.
Тихон Амафунтский жил в V в. на Кипре, но мы почти ничего не знаем о нем. И вдруг — чудо присутствия. Угодник Божий рядом. Молится о нас, опекает, помогает. Двенадцать населенных пунктов: Кузнецы, Заозерье, Андроново, Востриково, Большой Двор, Гаврино, Грибаново, Борисово, Михалево, Буньково, Тарасово, Носырево составляют приход церкви Рождества Христова. Жизнь храма и жизнь людей, в него приходящих, неразрывно связаны.
У здешнего озера есть одно удивительное свойство, известное всем местным жителям. В нем всегда один и тот же уровень воды. Не ниже, не выше. Даже весенний паводок после снежной зимы не покрывает низких мостков на воде. И когда жарким летом 1972 г. из озера беспрерывно качали воду для тушения лесных пожаров, его уровень оставался прежним. Хотя засуха стояла небывалая.
В 1930-е гг. храм Рождества Христова в Заозерье был закрыт. Слышали здешние прихожане о том, что на церковном дворе соседнего Богородского храма был расстрелян священник. Очевидцы рассказывали, что, когда сбрасывали колокол с колокольни Никольского храма в селе Васютино, в толпе отчаянно вскрикнула женщина. И ее, мать пятерых детей, в тот же день арестовали и увезли. Навсегда. В Заозерье тоже прекратились богослужения. Несколько месяцев добровольцы охраняли церковное имущество. Прятали в тайнике священные сосуды и утварь. Не подпускали к храму безбожников. Бесправные и беззащитные они выстояли и победили. Потом говорили: «святитель Тихон помог».
Православный человек не может быть равнодушным к судьбам Отечества. Памятником патриотизму прихожан храма Рождества Христова стала замечательная икона святого праведного князя Александра Невского в черно-золоченом киоте, выполненная по заказу и на средства местных жителей. Неподалеку от Заозерья, в деревне Буньково, в небольшой деревянной избушке жила семья Извековых, прихожан Христорождественского храма. Ходил в церковь на службу вместе со своей мамой и сестрами Сережа Извеков — будущий Святейший Патриарх Всея Руси Пимен. Домик, в котором он жил, еще недавно можно было увидеть, проезжая по Горьковскому шоссе. Церковь, в которой молился в детстве, он запомнил на всю жизнь и в 1970-е гг. назначил настоятелем храма в Заозерье своего самого близкого друга протоиерея Виктора Шиповальникова послужить на его родине.    продолжение
--PAGE_BREAK--
Храм Рождества Христова гордится не только небесными покровителями, славной историей и знаменитыми прихожанами. Особого внимания заслуживают его священнослужители. За Тихоновским алтарем, у стены, похоронен священник Виктор Галахов, который много лет был здесь настоятелем. Старожилы помнят этого замечательного человека. В годы Великой Отечественной войны он был тяжело ранен. О мужестве отца Виктора можно слагать легенды. Ведь в годы его служения от священника требовались такие качества, как смелость, стойкость, неустрашимость.
За время его служения возросло число прихожан, для многих из них он стал духовным отцом. Многие местные жители помнят его замечательные проповеди. Его авторитет в округе огромен. Многие представители власти, по своему положению не имевшие права открыто общаться со священнослужителями, искали с ним встреч. Просили его тайно, без свидетелей, крестить, соборовать, венчать, причащать, отпевать. Приезжали в церковь верующие из соседних городов и деревень.
Народная любовь выделила из священнослужителей Христорождественского храма протодиакона Николая Зайцева, служившего здесь также после войны. Отец Николай тоже прошел огненными верстами Великой Отечественной, получил тяжелое ранение, которое впоследствии и послужило причиной его безвременной кончины. Прихожане рассказывают о его необыкновенном такте, высокой культуре, прекрасном голосе. Ведь от диаконовского служения зависит благолепие православной службы, которое влияет на молитвенное настроение прихожан. На службу с участием отца Николая приезжали издалека.
В 1976 г. настоятелем храма в селе Заозерье стал протоиерей Виктор Шиповальников, о котором мы уже упоминали, — человек интересной судьбы. Именно его имя упоминает Александр Солженицын в своей автобиографи-ческой повести «Бодался теленок с дубом».
Перед его глазами прошла вся история Русской Православной Церкви в советский период. Родился о. Виктор в 1915 г. в г. Архангельске. С семилетнего возраста он пономарил — прислуживал в алтаре приходского храма. Именно тогда пришла к нему мысль стать священником. В 1943 г. Виктор Шиповальников был рукоположен в священнический сан и вскоре арестован и осужден как «социально вредный элемент», как тогда говорили. Однако в ходе войны политика по отношению к Церкви изменилась, и духовенство стали освобождать из мест заключения, возвращать из ссылок. Освободили из Печерских лагерей и о. Виктора. Более полувека священнического служения! И все эти годы о. Виктор трудился, восстанавливая храмы.
Везде, где служил Виктор Шиповальников, он делал все возможное, чтобы показать людям культуру, мощь, красоту и живую радость литургий. Сам всегда ходил в духовном платье, устраивал крестные ходы, возобновлял колокольный звон, привлекал прихожан чтением акафистов. В каждом храме он создавал великолепный хор с замечательным репертуаром. В этом ему всегда помогала матушка-регент, тонко чувствующая и понимающая церковное пение. Семья Шиповальниковых собрала большую библиотеку духовных песнопений. О. Виктор старался дать людям возможность почувствовать и понять особую красоту Божественной Литургии. «Я всегда думал о том, что надо так поставить службу, чтобы люди, которые, может быть, не так часто ходят в храм, ушли из него с особым чувством духовного очищения и радости», — признавался он, считая, что лучшая проповедь православия — церковную служба. В Заозерье, как драгоценное наследство, бережно хранят те традиции, которые были здесь при нем.
Современное здание храма Рождества Христова было построено в 1809 г. по инициативе местного помещика Гавриила Васильевича Рюмина. Сохранилась запись, относящаяся к 1809 г.: «На месте деревянной строится каменная церковь с двумя приделами — святителя Тихона Амафунтского и святителя Николая Мирликийского. В 1854 г. сын Гавриила Васильевича — Николай Гаврилович Рюмин вместе с управляющим имением купцом Платоном Михайловым и прихожанами расширил трапезную и пристроил эти приделы».
Церковь построена в духе классицизма, характерного для начала XIX в. Центральный иконостас выполнен в том же стиле. Иконостасы приделов, построенные в 1890-х гг., декорированы в духе эклектики. Роспись стен и потолков сделана в конце XIX в. художником Афанасьевым. Это типичный образец церковной живописи в позднеакадемическом духе. Иконы интерьера не отличаются древностью, они, как и настенные росписи, были сделаны конце XIX столетия. Кстати, некоторые из них написаны на средства прихожан.
Сейчас настоятелем храма протоиереем о. Сергием Николаевым, которого в Московской области знают как церковного писателя, автора книг «За советом к батюшке» и «За утешением к батюшке», много делается для духовного просвещения павловопосадцев. Он часто выступает с беседами и лекциями на религиозные темы в городском Выставочном зале Павловского Посада. Желанным гостем в храме стала известная киноактриса Наталья Варлей, которая пишет стихи на духовные темы. Отец Сергий и религиозная община церкви Рождества в Заозерье достойно продолжают дело о. Виктора Шиповальникова.
Семь веков в церкви у тихого озера совершается Божественная Литургия. Семь веков праздничным утром зовет церковный колокол своих прихожан в храм. Многие семьи связывают с ним крестины, венчания, панихиды. И особенно памятны в каждой семье Рождество Христово и Тихонов день. Ведь через Церковь мы можем стать друг другу близкими и родными.
Об авторе: Николай Кружков, поэт, эссеист, историк-краевед.
В работе над очерком использованы материалы о. Сергия (Николаева) – известного церковного писателя, настоятеля храма Рождества Христова в Заозерье.
«И мы сохраним тебя,
русская речь…»
«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», – думаю, что никто не будет подвергать это сомнению. Этот тезис обусловит и тему нашего разговора – состояние (прежде всего – духовное) русского языка и речи. Все те негативные процессы, с которыми сейчас сталкиваются социологи и психологи, филологи и лингвисты обусловлены социальными причинами. Спросите себя: когда вы в последний раз открывали томик стихов Пушкина или роман Достоевского? Почему не востребован в России интеллектуальный потенциал? Откуда в подростковой среде процессы инфантилизации и духовной деградации, которые порождают общение, свойственное уголовникам? Кто и с какой целью додумался издать томик стихотворений «Лермонтов. Только для взрослых» и энциклопедию русского мата?
Человек, утративший духовные ориентиры и нравственные ценности, способен на любое преступление. Поэтому задача сохранения лучших традиций в сфере русской литературы и языка становится стратегической задачей русской нации. Если раньше в России существовала академическая наука, которая в советскую эпоху не только не утратила, но и преумножила свой духовный потенциал (речь идет об академиках Виноградове, Потебне, Шанском), то сейчас появились всевозможные лингвистические школы, которые вносят только хаос и смуту в сознание учащихся. Это не наука, а наукообразие. В одном из учебников Бабайцевой (теоретическая часть) в разделе «Второстепенные члены предложения», в главе «Обстоятельства места» допущена грубая фактическая ошибка. В качестве примера приводится стихотворная строка «С горы бежит поток проворный…» и в скобках указывается автор – А.А. Фет. А ведь лет тридцать назад любой школьник назвал бы не только автора – Федора Ивановича Тютчева, но и вспомнил бы название стихотворения – «Весенняя гроза»! Наши дети читают не Пушкина и Чехова, Гоголя и Некрасова, Чуковского и Маршака. Они предпочитают Стивена Кинга и «Властелина колец».
Работая в павловопосадских и московской школах, я неоднократно задавал себе вопрос: кому понадобилось выбросить из школьной программы пятого класса «Сын артиллериста» Константина Симонова и ввести «Лето Господне» Ивана Сергеевича Шмелева? Наши дети хорошо знают православную культуру или воспитывались на православных традициях? И кому помешало прекрасное стихотворение Константина Симонова? Или мы теперь (в связи с ныне существующей конъюнктурой) решили переименовать Великую Отечественную войну во Вторую мировую?
Приведу пример: Франция не переименовала ни одного политического праздника, а День взятия Бастилии для французов всенародное торжество! У нас станция метро «Чкаловская», а улица, где она находится и где жил выдающийся советский летчик переименована – теперь это Земляной Вал. Кому помешал Валерий Чкалов? Зато в Прибалтике торжествуют – уничтожаются памятники советским воинам и запрещен русский язык! Та же ситуация и на Украине. Во Франции очень заметно изменилось положение французского языка внутри страны после принятия закона о защите родного языка. Резко сократилось употребление необоснованных заимствований в письменной речи, в языке средств массовой информации. И нашим депутатам Государственной думы давно пора уже принять Закон о защите русского языка.
Я имел честь общаться с диктором центрального телевидения Игорем Кирилловым – руководителем школы художественного мастерства дикторов (у него училась, в частности, Татьяна Веденеева), народным артистом Грузии Иваном Николаевичем Русиновым, который включал в свои литературные программы мои стихи (вспоминаю, как проникновенно он читал мое стихотворение «Молитва»). А сейчас применить слово «диктор» к тем, кто вещает с экранов телевизоров, как-то не поворачивается язык. Они в лучшем случае информаторы. Поэтому необходимо вернуть в речь теле- и радиожурналистов нормативную русскую лексику, поскольку именно они во многом формируют речевую манеру аудитории, особенно молодежной. В то же время речь журналистов зачастую пестрит грубыми грамматическими и стилистическими ошибками.
Сегодняшние проблемы русской речи во многом связаны с утратой чувства национальной гордости.
Я уже говорил о двух негативных процессах в современном русском языке, которые разрушают его духовное ядро – это слова иноязычного происхождения и просторечия.
Сегодня можно говорить о процессе жаргонизации, который находит отражение в устно-разговорной разновидности литературного языка, в непринужденной речи его носителей при их общении со «своими», с людьми близкими и знакомыми. Однако многие жаргонизмы проникают и на страницы печати, в радио- телеэфир. Таковы, например, жаргонные по своему происхождению, но весьма частотные в разных стилях и жанрах современной литературной речи слова и обороты: крутой, тусовка, разборка, классно, стрелки, заложить, кинуть… (Кинули меня на пол-лимона); вешать лапшу на уши, крыша едет (поехала), по барабану и др.
А иноязычные слова? Имидж, презентация, номинация, спонсор, шоу, триллер, хит, диск-жокей. Они проникают в русский язык во многом благодаря социально-психологическим причинам. Вместо исключительный лучше сказать эксклюзивный – это же престижно! «В наш век тотального телевидения гуманизм умер, – пишет Маршалл Макклюэн, – потому что он мешает устраиваться людям в комфортабельных апартаментах электронной цивилизации»! А может быть прав один американский психоаналитик, утверждавший, что все в мире невротики, а кто не невротик – тот мертв?
Выступление автора на семинаре преподавателей гимназии, 1995 г.
Действительно, мы утрачиваем духовный потенциал. В одном интервью актриса Татьяна Догилева призналась, что ей больше по душе пионерия и песня о юном барабанщике, нежели современные подростки, которых телевидение и компьютерные игры превращают в прагматиков и маленьких убийц. И разве всё это – не отсутствие информационной политики? Вот о чем следует задуматься всем: и учителям-филологам, и родителям, и представителям средств массовой информации. Под угрозой будущее России, ее генофонд, ее великая культура. Не пора ли прекратить вакханалию в прессе и на телевидении, не пора ли задуматься о том, что день грядущий нам готовит?
Русский язык и СМИ
Я неоднократно обращался к теме родного языка, его духовного состояния, говорил о негативных процессах, которые обусловлены социальными причинами, отражающихся на мышлении и речи нашего социума. Оскудение речи, засорение ее идиоматическими оборотами и неоправданными иноязычными заимствованиями порождают все те нравственные и духовные проблемы, с которыми в настоящее время столкнулись, социологи, психологи, врачи-психиатры, лингвисты, филологи, учителя.    продолжение
--PAGE_BREAK--
Наш сегодняшний разговор – о средствах массовой информации, а еще конкретнее – о телевидении и телерекламе. Деструктивное воздействие современного российского телевидения, которое руководствуется в выборе программ законами рынка и шоу – бизнеса на формирование психики детей и подростков очевидно. Я не буду говорить сейчас о тех перлах, которые породила наша цивилизация (пример: эксклюзивный дистрибьютор, консалтинг, холдинг и тому подобное), а остановлюсь на проблеме, которая сегодня волнует всех. 2007 год объявлен Годом русского языка, будущий, 2008-ой, Годом семьи. Сразу оговорюсь: обе проблемы, как ни странно на первый взгляд, взаимосвязаны.
А теперь перехожу непосредственно к теме нашей сегодняшней беседы. Слово «реклама» по-латински звучит, как «выкрикивать, требовать, откликаться». Одним из направлений рекламы была попытка создания модели структуры психологического воздействия. Реклама – отнюдь не двигатель прогресса, в создании рекламы большое место занимают мифы. Реклама как создание мифов ярко проявляется в разработке имиджа и брэндов. Поэтому очень часто покупка бесполезных товаров связана именно с воздействием на психику человека. Вот лишь один из примеров того, насколько реклама важна в привлечении внимания. Известный журналист В.Шендерович в приложении к газете «Невское Время» (1997 г.) рассказывал, как скандально известный политический деятель и миллиардер Брынцалов предлагал миллион долларов за то, чтобы попасть в программу «Куклы»: «Пишите что угодно, поливайте грязью, но делайте это не реже двух раз в месяц». Налицо манипуляция сознанием телезрителей. Вспоминается поговорка: «У телевизора в руке сидит народ на поводке». «Целью технологий виртуальных реальностей является создание ложного мира», — отмечает иеромонах Анатолий (Берестов). Виртуальная реальность грозит заменить для человека реальность настоящую. Самое страшное в том, что виртуальная реальность полностью вытесняет из жизни человека и духовное бытие, и нравственные принципы. Пассивное созерцание рекламы ограничивает критическое мышление детей и подростков и стимулирует агрессивное поведение. В настоящее время телевидение определенно приняло манипулятивную семантику и риторику – язык, стиль, эстетику, темп и построение программ. Оно постепенно ликвидировало познавательные, рассудительные и восстанавливающие здравый смысл людей передачи. Ткань телепередач и художественных фильмов стала разрываться рекламой. Современные авторы создают шоу-программы, фильмы и клипы, которые помогают разрушать и умирать. Сравним психосоциальную конструкцию и направленность песен советского и капиталистического этапов развития нашей страны. Приведу в качестве примера хорошо всем известную пионерскую песню: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы – пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов, клич пионера – всегда будь готов!» И современную: «Короли ночной Вероны, нам не писаны законы. Мы шальной удачи дети, мы легко живем на свете. В нашей жизни то и дело душу побеждает тело». По-моему, комментарии излишни. А песня Валерия Леонтьева: «Делай, делай деньги, деньги – не порок. У кого есть деньги, тот и царь, и бог» А что, разве не так? Вспоминаю одну юмористическую песенку из советского фильма (исполняет ее, конечно, отрицательный персонаж):
Все ищут ответа –
Как: быть или не быть? –
Плевал я на Гамлета,
Раз не умеет жить.
Все ищут ответа:
Где главный идеал?
Пока ответов нету,
Копите капитал!
Чем не руководство к действию для таких, как Абрамович, Прохоров, Дерипаска и тьме им подобных? Но ведь по этому принципу учат жить молодежь!
В советской песне у детей обозначены цель и смысл жизни. Они верят в будущее, они организованы, у них есть общая идея, они готовы к труду на благо общества. Их интересы соотносятся с интересами страны. Они законопослушны. В так называемой «демократической» песне дети ориентированы на легкую жизнь. Телесные, сексуальные потребности для них важнее всего. Они не собираются соблюдать законы. Они чувствуют себя королями в ночное время. Их поведение асоциально и аморально. Образ молодых людей в современной песне агрессивно деструктивный. А образы мужчин и девушек в советских и современных песнях? Привожу в качестве примера известную советскую песню: «Пока я ходить умею, пока я глядеть умею, во имя великой цели я буду идти вперед!» И фрагменты из современных шлягеров: «Я шоколадный заяц. Я ласковый мерзавец», или «дым сигарет с ментолом…», «когда я ее обнимаю, все равно о тебе вспоминаю…». Или «Ах, какой был мужчина! Настоящий полковник, но оказался, блин, уголовник…». То же самое и у девушек. Кто не помнит прекрасную песню «Эхо любви» в исполнении Анны Герман: «Тебя я услышу за тысячи верст…Мы – звонкое эхо друг друга…» А современные девочки и девушки поют: «Я, как бабочка, порхаю над всем. И без проблем…»Или «Хочу я замуж, замуж хочу. А ты не бойся, я все оплачу». И, наконец, шедевр Аллы Пугачевой: «Куда зачем лечу, кому за что плачу, живу я только с тем, кого хочу». Одним словом, «живи спокойно, страна».
Это, конечно, проблемы нравственные и духовные. Но всеобщая компьютеризация, Интернет, тотальное телевидение и игровые автоматы уродуют психику детей и негативно сказываются на их интеллекте. Когда-то нас называли самой читающей страной в мире. А то, что наши дети обладают лексиконом Эллочки-людоедки, говорит о том, что мы стали не страной, а территорией лжи, пошлости, агрессии и лицемерия. Вот о чем следует задуматься Президенту и Правительству России, депутатам Государственной думы, всем тем, кто отвечает за информационную политику в средствах массовой информации.
Вот какая странная эпоха…
Чего стоит слава, которая может быть
приобретена на рынке?
Марк Туллий Цицерон
Смыслоутрата – то чувство, которое овладевает нами всё больше и больше при виде того, что происходит сейчас в России… Строили, строили и наконец построили… Какой-то Замок Кафки… Есть правительство, существуюшее автономно, и есть толпа, никем не управляемая…. Есть Россия, но нет нации, нет народа, нет национальной идеи, способной сплотить народ… Переименовываем названия городов и улиц, сносим одни памятники и ставим другие, праздников стало больше, радости – меньше…
Россия всегда была государством с сильной центральной властью великих князей, царей, императоров и вождей. Выдающийся русский религиозный мыслитель и государствовед Иван Александрович Ильин в своей последней незавершённой работе «О монархии и республике» предупреждал о том, что ожидает Россию, если она вступит на демократический путь развития, утверждая, что в этом случае «хаос, брожение и распад неизбежны…». Ещё раньше об этом писал Ф.М. Достоевский – достаточно вспомнить его рассказ «Скверный анекдот»… Или Ф.И. Тютчев, который в своих статьях указывал на ту опасность, которая грозит России в том случае, если она пойдёт по западному пути развития…В своём биографическом очерке «Фёдор Иванович Тютчев» зять поэта Иван Сергеевич Аксаков замечает: «Тютчев доказывал, что Россия – особый мир, с высшим политическим и духовным призванием, пред которым должен со временем преклониться запад. Чаадаев настаивал на том историческом вреде, который нанесло будто бы России принятие ею христианства от Византии и отделение от церковного единства с Римом; Тютчев, напротив, именно в православии видел высшее просветительное начало, залог будущности для Росси и всего славянского мира и полагал, что духовное обновление возможно для Запада только в возвращении к древнему вселенскому преданию и древнему церковному единству…
Чаадаев и его друзья – «западники» признавали западноевропейскую цивилизацию единственным идеалом в России и прогресс этой цивилизации – высшей целью высших стремлений человеческого духа; Тютчев обличал в этой цивилизации оскудение духовного начала и пророчил, что, уклоняясь от оснований веры, объязычившись и проникнувшись принципом материализма, она дойдёт до самоотрицания и до самозаклания…» А мы бы сейчас дополнили: и до самоубийства… Разве не прав был великий русский поэт и философ, который более двадцати лет провёл за границей, общаясь с интеллектуальной элитой Запада – с Шеллингом и Гейне?
Русским всегда было свойственно чувство соборности и коллективизма, ориентация на высокие духовные ценности и нравственные принципы, заложенные ещё в Нагорной Проповеди Иисуса Христа. У русских слово «душа» было мерилом всех ценностей. Западный прагматизм был нам чужд. Сколько же сил и средств было затрачено
Господином Даллесом, а впоследствии Бжезинским на формирование «пятой колонны» внутри СССР. Возможно, что девизом этой колонны было «Над всей Испанией безоблачное небо». И борьбу господа Даллес и Бжезинский и щедро финансируемые США средства массовой информации вели не с коммунизмом, а с Советским Союзом и впоследствии с Россией. В одном юмористическом детском фильме есть песенка, которая, увы, стала принципом нашей сегодняшней жизни:
Все ищут ответа:
Как – быть или не быть?
Плевал я на Гамлета,
Раз не умеет жить!
Все ищут ответа:
Где главный идеал?
Пока ответов нету,
Копите капитал!
Вот и живём мы в условиях дикого капиталистического борделя, позарившись «на западные блёстки»…И забываем о том, о чём нас когда-то предупреждал Александр Галич: о том, что любое движение вправо начинается с левой ноги…» А разве что-нибудь изменилось с тех пор, как были написаны эти строки:
А потом, досыпая, мы едем в метро,
В электричке, в трамвае, в автобусе,
И орут, выворачивая нутро,
Рупора о победах и доблести.
И спросонья бывает такая пора,
Что готов я в припадке отчаянья
Посшибать рупора, посбивать рупора
И услышать прекрасность молчания.
А у бабки инсульт, и хворает жена,
И того не хватает, и этого,    продолжение
--PAGE_BREAK--
И лекарства нужны, и больница нужна,
Только место не светит покедова.
Мы утрачиваем лучшие душевные качества, которые испокон веков были свойственны русскому человеку: милосердие, сострадание, сочувствие, сопереживание, забота о родных и близких. На смену любви и дружбе, радости духовного и душевного общения пришли «деловые отношения». Деньги стали единственной желанной вещью, во главу угла всех взаимоотношений ставится жажда обогащения любой ценой…
Вся история человечества свидетельствует о том, что рано или поздно демократия завершается тупиком, тиранией, диктатурой! Ах, если бы «диктатурой совести» — мерилом всех ценностей! Революции пожирают своих детей – демократия не щадит даже внуков…
Да и какой демократии может идти речь, если люди в России так и не научились цивилизованно жить? Если нет предела «бессмертной пошлости людской»? Если наша разобщённость уже стала притчей во языцех? Если духовный и интеллектуальный потенциал русской нации катастрофически падает? Изо дня в день люди вынуждены быть роботами, а на телевизионных каналах доминируют пошлые телевизионные сериалы и не менее пошлые телеведущие, примитивные актрисы, повышающие свой рейтинг за счёт светских скандалов, интриг, шантажа, о которых подробно рассказывают корреспонденты газет и журналов, как правило, бульварных…
Манипуляция сознанием, ведущая к распаду элементарных нравственных норм, патологическая жестокость и индустрия секса, возведённые в культ наслаждения языческие оргии напоминают Римскую империю эпохи упадка…
Мы не извлекаем уроков из прошлого, вновь и вновь переписываем свою историю в угоду сиюминутной конъюнктуре, сносим памятники тем, кого ещё вчера обожествляли… Наполеон был достаточно мудр, чтобы понять: от великого до смешного – только один шаг. Прав был и герой известной булгаковской повести, утверждающий, что разруха начинается в голове… Мы оскверняем свою историю, памятники культуры и зодчества, веру своих предков, забывая пророческие слова А.С. Пушкина:
Два чувства дивно близки нам.
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Мы удивляемся, что процесс инфантилизации зашёл слишком далеко, что дети перестают читать и мыслить, утрачивают духовные ориентиры и нравственные ценности… Но о какой элементарной этике может идти речь, когда салон красоты для девушек называется «Эгоистка»? Когда вилла, иномарка, ноутбук, дорогой мобильник и тусовка – предел желаний наших подростков? Но ведь «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»! В 1875 году Н.А. Некрасов пишет политическую сатиру «Современники», которая (прошу прощения за тавтологию) звучит сейчас ещё более современно:
Я – вор! Я – рыцарь шайки той
Из всех племён, наречий, наций,
Что исповедует разбой
Под видом честных спекуляций!
Где сплошь да рядом – видит бог!
Лежат в основе состоянья
Два-три фальшивых завещанья,
Убийство, кража и поджог!



Да, «грош у новейших господ выше стыда и закона»… А где же разумное, доброе, вечное?
Где наши идеалы? «Все ищут ответа: где главный идеал? Пока ответов нету, копите капитал!»
А сколько лицемерия, пошлости и лжи обрушиваются ежедневно на головы бедных россиян! Не ничего удивительного, что господа Абрамовичи легко ловят рыбку в мутной воде… «Вытрите слёзы свои, преодолейте истерику. Вы нам продайте паи, деньги пошлите в Америку. (Оказывается, Н.А. Некрасов предвидел появление стабилизационного фонда ещё в 1875 году!):
Денежки – добрый товар, –
Вы поселяйтесь на жительство,
Где не достанет правительство,
И поживайте, как – царрр!..
Жаль, что Ходорковский вовремя не внял совету великого русского поэта! А Березовский и Абрамович, видимо, это прочитали и сделали соответствующие выводы. Господа олигархи! Почаще читайте Некрасова – авось и поумнеете! «Боже, как грустна наша Россия!» — это же Пушкин по поводу «Мёртвых душ» Н.В.Гоголя, чей отчаянный крик «Чёрт догадал меня родиться в России с душой и талантом!» остался гласом вопиющего в пустыне…. Да и трагические судьбы русских поэтов говорят сами за себя, вспомним хотя бы А.С.Грибоедова, М.Ю.Лермонтова, С.А.Есенина, В.В.Маяковского, О.Э.Мандельштама, М.И.Цветаеву, наших современников Владимира Высоцкого, Геннадия Шпаликова, Юлию Друнину, Николая Рубцова… Перечень можно продолжать до бесконечности… Что ж, «нет пощады у судьбы тому, чей благородный гений стал обличителем толпы, её страстей и заблуждений».
В 1990 году в Советском Союзе вышла книга выдающегося австрийского философа, психолога, психиатра, директора венской неврологической клиники Виктора Франкла «Человек в поисках смысла». Сам Франкл прошёл через все ужасы фашистских концлагерей, в том числе, Освенцима и Дахау. Его мысль о том, что в экстремальных условиях выживают только сильные духом люди прошла проверку временем. Великий врач на собственном опыте смог убедиться в этом. Наше время великий европейский психотерапевт назвал временем смыслоутраты. В обществе, где господствует экзистенциальный вакуум (чувство пустоты, бессмыслицы), нет места духовности, и ноогенные (порождённые социальными причинами) психоневрозы стали настоящей трагедией в наше время. Патологическая жестокость детей и подростков, ориентация их на лёгкую и комфортную жизнь, наркомания, токсикомания и самоубийства в наше время вызваны, как правило, социальными причинами…
«Люди перестают мыслить, когда перестают читать», – писал Дени Дидро.
Ещё два десятилетия назад нас называли самой читающей в мире страной. Надо признать: России Пушкина и Гоголя, Толстого и Достоевского, Тютчева и Некрасова, Есенина и Шолохова больше нет… На смену академической науке пришла теософия, астрология, хиромантия, мистика, магия… телевизионные триллеры, компьютерные игры… Одним словом всё то, что делает наших детей и подростков садистами, убийцами, циниками. Не оттого ли так часто издают произведения Маркиза де Сада, Мазоха и Зюскинда? Нашему больному паранойей обществу, как воздух, необходимы Стивен Кинг и Дима Билан, шоу-бизнес и индустрия развлечений: бары, кафе, игровые автоматы, лазерные шоу – всё то, что рождает в душах чувство пустоты и смыслоутраты…Нам нужны дешёвые американские сериалы с обнажёнными девицами фривольного поведения, монстрами, сексуальными маньяками – всё то, что разрушает психику. Наше общество деструктивно.
В этом обществе нет и не может быть места Милосердию, душевной красоте и гармонии,
А ведь «отсутствие души – душевная болезнь» (Сёрен Кьеркегор). И вот зараза нравственной чумы калечит души и умы…
А тем временем наше утлое судёнышко под названием Россия плывёт по житейскому морю, и так хочется увидеть свет в конце тоннеля, вот только не заблудиться бы во мраке и отыскать долгожданный маяк. И упаси, Господи, нас от равнодушия и душевной слепоты в скорбную пору русской Голгофы… «Вот какая странная эпоха…
Не горим в огне, а тонем в луже…» Но ведь спасение утопающих – дело рук самих утопающих…Что ж, многострадальная Россия, будем надеяться и уповать на Бога и на наше великое прошлое… Надежда, как известно, умирает последней…