Ранчин А. М.
Эсхатологические,связанные с идеей конца света, и апокалиптические, заключенные в себепредставления о грядущем Страшном суде, мотивы, естественно, проходят черезмножество произведений старообрядцев XVII в., воспринявших обрядовые изменения,осуществленные по указанию патриарха Никона, как свидетельства возросшей властидьявола над лежащим во зле миром и как знамения грядущего пришествия антихриста,которое должно произойти незадолго до конца света. Никон первоначально былосознан как сам антихрист, искушающий людей под видом пастыря Христова, а затем— как антихристов предтеча: антихрист уже народился, но еще не пришел в мир.
Темне менее, и на этом фоне сочинения Аввакума выделяются напряженностью иостротой эсхатологического и апокалиптического видения, приобретающего у ихавтора глубоко личностный эмоциональный характер и становящегося неотъемлемойчастью поэтики и семантики, многое определяющей в индивидуальной (хотя иопирающейся на церковную традицию) образности пустозерского узника.
Времяперед концом мира в эсхатологии — время особенное, отличающееся необычнойемкостью, наполненностью событиями, и прежде всего, событиями чрезвычайными, страннымии катастрофическими. Но изменяется не только событийный «состав» времени, но исамый его характер, сущность. Во-первых, время убыстряет ход. Во-вторых, онополучает «негативную оценку», т. к. апокалиптическое сознание не воспринимаетвремя в качестве лишь абстрактной внеоценочной категории, «пустой» оболочки, наполняемойсобытиями. (См, например, характеристику нынешнего времени в сочинении инокаАвраамия «Послание страдальца Христова отца Авраамия къ христолюбцу некоему, исвидетельство о времени последнемъ» — Памятники литературы Древней Руси: XVIIвек. Кн. 2. М., 1989. С. 504, 506) Одновременно катастрофическое настоящее, предваряющееконец мира и «уничтожение» времени, соотносимо с началом мира и с началом егохристианской истории. При маркированности в христианском видении и категорииначала, и категории конца естественно установление между ними некоторогосоответствия. К такому восприятию побуждал и средневековый принцип толкованиядеяний священной истории, согласно которому, прежде всего — более ранниесобытия были символами — предвестиями, прообразами последующих.
Традиционнаяэсхатологическая и апокалиптическая «парадигма» у Аввакума индивидуализирована:смещен ряд акцентов, найдены новые образы, средства выражения дляэсхатологических мотивов. Анализ их у Аввакума был бы интересен прежде всего сточки зрения того, как они повлияли на образный «словарь», на систему оппозиций,на поэтику видений в его сочинениях. Иными словами, апокалиптические иэсхатологические «элементы» в произведениях Аввакума интересно исследовать сточки зрения текстуальных функций.
Идеяо приходе «последних времен», о настоящем как преддверии конца мира и Страшногосуда вовсе не была абсолютным убеждением Аввакума. Русь, ее власти, отпавшие отистинного Бога христиане могут покаяться и вернуть поколебленное благочестие, предотвратитьокончательное свое падение, восстановить прежнюю ситуацию благочестия.Возможность избежать бездны падения делала особенно значимой для Аввакумапророческую, обличающую и учительную миссию; адресат наставлений-проповедей — впринципе, любой — как ревнитель старой веры, так и прельстившийся, «еретик».Настоящее осознается как возвращение к временам ветхозаветных пророков, гонимыхза свою проповедь, Христа и ранних христиан, возвещавших истины нового ученияво враждебном языческом мире. Показательна ссылка Аввакума в тексте редакции«А» Жития на апостольскую проповедь как образец и прецедент, мотивирующийдерзновенное решение — написать собственную агиобиографию (Житие протопопаАввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск, 1979. С. 66).Невозможно перечислить все сопоставления Аввакума с Христом и пророками, апротивников — с их гонителями. При этом скрытые и явные сравнения с Христом ипророками преобладают количественно над сопоставлениями с греческими и русскимисвятыми.
Неменее характерны другие случаи: отождествление никониан в целом с гонителямихристиан (Там же. С. 94, 95). Сопоставление переходит в прямое тождество:никонианам прямо приписывается готовность совершить те самые преступления, вкоторых был виновен царь Ирод. И временная, и пространственная дистанция междуаввакумовской Русью и Израилем Ирода снимается. Настоящее как бы в свернутомвиде содержит в себе все прошлое, становится последним звеном в истории и какбы вне-историей, пост-историей. Сходный принцип сопоставления проявляется и ваналогиях: никониане — еретики прежнего времени (ариане, иконоборцы и т. д.).
Такаяинтерпретация «нынешнего времени» была присуща, естественно, и другимстарообрядцам, хотя и не приводила к откровенным, дерзким уподоблениям себяапостолом и Иисусу Христу. Ср. в «Вопросе и ответе старца Авраамия»:« Азъ же молчаше, помышляя въ себе, яко и Господь нашъ ИсусъХристосъ виде от Июдей неправеденъ судъ премолчал. Во время гнева и яростирассуждения не бываетъ» (Материалы для истории раскола за первое время егосуществования, изданные Н. И. Субботиным. М., 1885. Т. 7. С. 391).
Принципаналогии вообще был характерен для средневековья, и он «работает» вдревнерусской литературе на протяжении всего ее развития. Однако перерастаниеаналогии почти в отождествление и степень концентрации подобных сопоставлений уАввакума все-таки исключительны. По-видимому, в этом проявилось своеобразие«эсхатологического» сознания старообрядцев, ощущающего кризис, надломсовременной конфессиональной ситуации, разрыв с религиозной и историческойосновой и стремящегося обрести устойчивость, самоидентичность в уподобленииоказавшихся вне церкви и государства противников «новизн» отвергаемымбиблейским пророкам, гонимым первохристианам, а настоящего времени, «конца», —«началу».
Спереживанием настоящего как преддверия Страшного суда связана и антиномичностьсознания старообрядцев; не только Аввакум, но и другие книжники — поборники«старины» именуют никониан приверженцами «латынской веры», «унеятами»; приписываютим богослужение на латинском языке. Естественно, речь не идет о реальнойориентации на католические обряды, тем более, реформаторы не проводилибогослужения на иных языках, кроме церковнославянского. Но для Аввакума и егоединомышленников, других старообрядцев истинные различия между никонианами икатоликами, никонианами и униатами или даже никонианами и, к примеру, арианамине существенны. Никон и его сторонники — как бы олицетворение ложной верывообще, ереси, «в конце мира» вобравшей в себя все еретические мнения прошлого.
Особенностьпророчества у Аввакума и, хотя не столь яркая, у других книжников-старообрядцев— в личностном осознании пророческой миссии, своего «здесь и теперь» места вмире. Апокалиптические и эсхатологические сочинения, знакомые им, повествовалио конце земли и Страшном суде в отстраненной форме, «внеличностно». Совершенноеиное — в случае со старообрядческими книжниками XVII в. Их видения открываютгрядущую судьбу не мира, но отдельных людей (ср. указания Аввакума на возможнуюи, затем, на уже совершившуюся посмертную кару царя Алексея Михайловича: Тамже. С. 142, 146), прельщенных антихристом; их видения должны изобличитьнеправду врагов и наставить прельщенных, отступившихся на путь истины; они — несвидетели конца мира и суда, но проповедники, которые говорят об участи, грозящейРуси. Сверхреальная истина, явленная им, открывает часто лишь собственноебудущее, которое, впрочем, превращается в символ тягостей и испытаний, грозящихвсем «верным». Эсхатологический и апокалиптический текст должен описывать конецмира и Страшный суд; старообрядческие авторы изображают в видениях ипророчествах борьбу Христовых воинов и приспешников антихриста, но исход этойборьбы остается для них тайной (см., например, «Послание из Пустозерска к сынуМаксиму и прочим сродникам и братиям по вере», написанное диаконом Федором:Пустозерская проза: Протопоп Аввакум. Инок Епифаний. Поп Лазарь. Дьякон Федор.М., 1989. С. 225).
Посвоей значимости видения пустозерских узников сопоставимы с апокалиптическимикартинами. Но от последних их отличает, во-первых, неопределенность исходаборьбы «предтечи антихриста» Никола с божественными силами, а точнее, местаэтой борьбы в эсхатологических событиях. Не ясно, являются ли действия Николабезусловным знамением неотвратимого пришествия антихриста и близости Страшногосуда. Во-вторых, в Апокалипсисе и апокрифах совершенно невозможна активная рольлица, повествующего об открытом ему Богом видении. Старообрядческие же писателиXVII в. видят себя борцами с «антихристовой прелестью». Не осмеливаясь рисоватьот собственного имени картины Страшного суда, они дерзают изобразить себяучастниками суда над «еретиками»-никонианами, вершимого Богом, по их молитве, илидаже — ими самими.
Настоящеевоспринимается Аввакумом как возможное преддверие Страшного суда. Это уже невполне время, но скорее вневременное состояние, врата вечности. «Сице аз, протопопАввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю» — так завершается текствступления в редакции «А» Жития (Житие протопопа Аввакума…. С. 22); этаформула, как установил А. Н. Робинсон, перекликается с завершением письмапротопопа церковным властям от 5 августа 1667 г. (Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания. М., 1963. С. 216; Материалы для истории раскола за первоевремя его существования, издаваемые Н. И. Субботиным. М., 1876. Т. 2. С. 23).Смерть и жизнь оказываются нераздельными. Жизнь страждущего за веру подобнасмерти, а смерть становится не однократным событием, но постоянным состоянием.Показателен перечень «умираний» избиваемого, в буквальном смысле слова, досмерти протопопа в его Житии и мотив погребения в землю заживо. Этот же мотивтемницы-гроба развернут во второй части Жития инока Епифания, во многомперекликающегося с аввакумовским автобиографическим повествованием(Пустозерская проза. С. 185; ср.: Пустозерский сборник: Автографы сочиненийАввакума и Епифания. Л., 1975. С. 114). В посланиях Аввакума «мимошедшиевремена» противопоставлены нынешнему последнему, пограничному времени, предваряющемувечность (Житие протопопа Аввакума…. С. 160, 168).
С.Матхаузерова детально проанализировала грамматическую категорию времени всочинениях Аввакума, установив, что распределение грамматических временсвидетельствует о принадлежности ревнителей старой веры и самого автора в ихчисле не только историческому преходящему времени, но и вечности, в то времякак их противники ограничены в своем существовании только этим преходящимвременем (Матхаузерова С. 1 ) Функции времени в древнерусских жанрах // ТрудыОтдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН. Л., 1972. Т. 27; 2) Древнерусскиетеории искусства слова. Praha, 1976. С. 123—130). Не менее интересен, однако, былбы анализ времени как текстовой надграмматической категории, организующейповествование в Житии. Аввакума (как, впрочем, и Епифания) почти не занимаетместо описываемых событий на хронологической оси. Даты в Житии встречаютсякрайне редко. В тексте редакции «А» указывается лишь дата солнечного затмения вгод начала Никоновых реформ, в дальнейшем Аввакум предпочитает внутреннююхронологию, отмечая временные интервалы между эпизодами своей жизни (три года, семьлет и т. д.). Историческое время как бы «проваливается», исчезает в ситуацииожидания конца света.
Вечностьи личностное, субъективно переживаемое время начинает прямо соотноситься.Поэтому у Аввакума оказывается возможным и перенесение рассказов об исцелении«бешаных» в конец текста: нарушая временную последовательность, Аввакумпомещает рассказы в позицию, которую в житийных сочинениях занимали описанияпосмертных чудес святых, Аввакум рассматривает совершенные им исцеления каканалог этих посмертных чудес и приближает свое Житие к агиографическому«канону». Нарушение временного принципа возможно для старообрядческого книжникапотому, что само противопоставление прижизненного и посмертного перестает бытьрелевантным в преддверии конца времени. Вечность присутствует в жизни Аввакума,«проникает» в нее через чудеса, совершаемые ангелом, святыми и Господом, черезпророческие видения — откровения.
Непосредственноеприсутствие сакрального, вечности в жизни автора позволяет ему строить Житие по«субъективному» временному принципу, на основе припоминания о событиях своегопрошлого. Естественно, в традиционном житии святого повествование, напротив, всегдаобъективизировано, ведется с некоторой надличностной точки зрения, построениетекста никак не зависит от “произвола” памяти, от кругозора составителя, которыйпроявляет свое присутствие лишь в отступлениях и комментариях по поводуописываемого, к тому же носящих обыкновенно этикетный, трафаретный характер.
По-видимому,несущественно для Аввакума и разграничение предапокалиптического (нынешнего) иапокалиптического «состояний» мира. Как утверждал пустозерский страдалец, воздаяниегрешные и праведные получат лишь после Второго пришествия, когда их погребенныетела восстанут из праха, соединятся с душами (Житие протопопа Аввакума…. С.167—168, 203—204). Однако в сочинениях Аввакума встречаются и упоминания омуках, которыми были подвергнуты враги истинной православной веры сразу послесмерти (Там же. С. 146, 188—189). Вопрос о воздаянии, о времени его совершения(сразу после смерти человека или же на Страшном суде) в православном богословиине был решен однозначно. В принципе, оба утверждения могли встречаться в одноми том же тексте и не осознаваться как взаимонесовместимые. Но нельзя исключить,что Аввакум не считал эти утверждения о воздаянии противоречащими друг другу, таккак само противопоставление «индивидуального» суда над каждым скончавшимся исуда над всеми смертными накануне конца света теряло смысл. Страшный судначинает вершиться уже теперь.
Ощущение,что время «прекращается», исчезает, вероятно, определяло и прямоеотождествление аввакумовских высказываний с речениями, например, апостола Павла(Пустозерский сборник. С. 93, 107; ср. комм. Л. И. Сазоновой — Там же. С. 273 —на самом деле, Аввакум цитирует далее не апостола Павла, а другие тексты). Илиименование ассирийцев, пленивших нечестивого израильского царя Манассию«татарами», разворачивающее скрытую аналогию: «Манассия, наказанный от Боганашествием ассирийцев, — Алексей Михайлович, опасающийся турецко-татарскогонашествия». Отождествление себя с пророками и апостолами, а настоящего временис эпохами гонений на правую веру объяснялось, как уже указывалось выше, особымхарактером настоящего, как бы вобравшего в себя все прошлое, оказавшегосяповторением архетипических ситуаций искушения (параллель «Адам, соблазненныйдьяволом — Алексей Михайлович, соблазненный Никоном» у Аввакума) ипреследования (Москва — новый Вавилон).
Равнодушные,как упоминалось выше, к настоящему историческому времени, книжники-старообрядцыосмысляли его в свете эсхатологически трактуемых историософских учений. Так, теория«Москва — третий Рим» у Аввакума (Житие протопопа Аввакума…. С. 86—87, 147)и других традиционалистов (см.: Памятники литературы Древней Руси: XVII век.Кн. 2. С. 517; Пустозерская проза. С. 211—213, 251) истолковывается следующимобразом: Русь — религиозная правопреемница докатолического Рима и православнойВизантии. Положение Руси — последнего «элемента» в триаде «Рим —Константинополь — Москва» не является безусловным свидетельством ее нерушимости,но предвещает опасности, угрозы. «Четвертому Риму» не бывать, но третий, замыкающийтриаду, может разделить участь первых двух, ибо он может наследовать их участь,обремененный их пороками, их нечестием. (Такой смысл был уже заложен в исконнойверсии этой теории, сформулированной старцем Филофеем. Ср. напоминание об«эсхатологическом миноре» и об «эсхатологических тонах» теории Филофея упротоиерея Георгия Флоровского: Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русскогобогословия. Киев, 1991. С. 11; см. также, например, замечания М. Б. Плюхановой:Плюханова М. Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995. С. 173.)История истолковывается старообрядцами с точки зрения метаисторической; приэтом опора ищется в Библии, в толкованиях Книги о вере и Кирилловой книги, вСлове об антихристе Ипполита, в Слове о Втором пришествии Ефрема Сирина, втолкованиях Петра Дамаскина и т. д., однако апокалиптические и эсхатологическиесочинения рассматриваются крайне узко. В них ищется ответ о судьбах России.
Наибольшеевнимание к созвучию времен, к соотнесению «конца» и «начала» свойственныопять-таки протопопу Аввакуму: соотнесенность является у него не толькопредметом обсуждения, но и изображения. Наиболее важные точки на оси временидля пустозерского книжника — сотворение мира и Адама, и грехопадение первогочеловека, и пришествие антихриста. О грядущем Втором пришествии Христа Аввакумупоминает мало и, естественно, не описывает его в своих видениях: ведьантихрист как раз и соблазняет людей именем Господа, и поэтому «откровение» оВтором пришествии может исходить не от Христа, но от его врага. Тем не менее, отсутствиев настоящем. «последнем» времени видений Второго пришествия как быкомпенсируется уподоблением Христу самого Аввакума. Одновременно Аввакумсопоставляет себя и с Адамом. В «Пятой» челобитной царю Алексею МихайловичуАввакум пишет, как в Великий пост «лежащу ми на одре моем и Божиимблаговолением в нощи вторыя недели, против пятка, распространился язык мой ибысть велик зело, потом и зубы быша велики, а се и руки быша и ноги велики, потоми весь широк и пространен под небесем по всей земли распространился, а потомБог вместил в меня небо, и землю, и всю тварь.
Видишьли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною русскою землею, а мне Сын Божийпокорил за темничное сидение и небо и землю; яз принуждением вашим, не сподоблюся савана и гроба, но наги кости мои псами иптицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы; так добро и любезно мнена земле лежати и светом одеянну и небом прикрыту быти; небо мое, земля моя, светмой и вся тварь — Бог мне дал, якож выше того рекох» (Житие протопопаАввакума…. С. 143—144). П. Хант предположила, что Аввакум сравнивает здесьсебя с Христом (Хант П. Самооправдание протопопа Аввакума // Труды Отделадревнерусской литературы ИРЛИ РАН. Л., 1977. Т. 32. С. 70—83), М. Б. Плюханова,первоначально, по-видимому, придерживавшаяся этого же мнения (Плюханова М. Б. Онекоторых чертах личностного сознания в России XVII в. // Художественный языкСредневековья. М., 1982. С. 189), недавно назвала в качестве аналога упомянутоесамим Аввакумом в тексте апокрифическое Откровение Авраама из Палеи, сделавоговорку, что в апокрифе «Авраам только видит мир, А[ввакум] его в себявмещает» (Пустозерская проза. С. 339). А. М. Панченко категорически отвергутверждение об уподоблении Христу, настаивая, что Аввакум сопоставляет себя сАдамом, тело и душа которого были созданы из земных и небесных стихий (ПанченкоА. М. Русская культура в канун петровских реформ. М., 1984. С. 24 сл.).Различные суждения, возможно, являются взаимодополняющими.
Христоскак Богочеловек как бы вмещает в себя всю сущность, весь «состав» вселенной.Распространение тела Аввакума в ночь на пятницу одной из недель Великого поста,по-видимому, сближено с крестной смертью Христа; не случайно видениюпредшествует рассказ о болезни Аввакума, от которой он исцеляется послетелесного «распространения», а вслед за описанием видения следуют слова, говорящиео положении на земле тела умершего Аввакума, без савана и гроба, а еще далееописывается явление ему Христа. Сближение с Адамом также очень вероятно. Новедь Христос — это «новый Адам», искупивший грех первого человека. Менеезначима параллель с апокрифом об Аврааме, хотя именно она приводится самимАввакумом вслед за описанием видения. Однако, возможно, она прежде всего как быскрывает другие, более дерзновенные аналогии.
Возможно,видение Аввакума содержит и апокалиптические аллюзии. Дарование Аввакуму неба, землии тварей земных, осиянность светом, телесная легкость сопоставимы спреображением праведников после Второго пришествия (Ср. описанние преображенияправедников в третьем послании Симеону (Житие протопопа Аввакума…. С.168)).
Цепьвремени замыкается: Адам — Христос — «новый Адам» — (Аввакум) — Христос. Христуи его новому апостолу — Аввакуму противопоставлен антихрист, являющийсяпротопопу в видении нагим человеком, сопровождаемым двумя спутниками в белыхризах (Житие протопопа Аввакума…. С. 96—97). Нагота антихриста одновременносоотносит его и с Адамом, и — как лжемессию — с распятым Христом. Белые одеждыспутников напоминают о белоснежных одеяниях юношей, окружающих Господа, вОткровении Иоанна Богослова (См. в качестве параллели эпизод из так называемойЗаписки о жизни Ивана Неронова — другого старообрядческого проповедника:« Вънезапу светъ возсия неизреченъ и предста предъ нимъ спасительнаш Исусъ Христосъ, во священей одежди, препоясанъ по чреслехъ, — акъ воАпакалепсисе, въ явлении Иоанна Богослова пишетъ, — и окрестъ его юноши светлы,белая носяще, множество, и со страхомъ тому предстояще» — Памятники литературыДревней Руси: XVII век. Кн. 2. С.349).
Ощущениегрядущего конца света и Страшного суда повлияло и на мировидение, и на поэтикусочинений книжников-старообрядцев. Эсхатологические и апокалиптические мотивыпроходят через все произведения протопопа Аввакума, формируя «ассоциативноеполе» его образов, проявляясь в подтексте сочинений.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru