Сирийские провинции Османской империи до начала эпохи реформ(XVI — XVIII в.)
План
1. Османское завоевание Сирии
2. Организация провинциальногоуправления в Османской Сирии
3. Шейх Дагир аль-Умар ирусско-турецкая война 1768-1774 гг.
4. Европейская левантийская торговляв Сирии в XVI—XVIII вв. и активизация европейского проникновения
османскоезавоевание сирия война
1. Османское завоевание Сирии
Территориянынешних Сирии, Ливана, Иордании, Палестины и Израиля исторически представляласобой одну географическую область (или страну), известную в средневековыхарабских источниках как Сирия (Сурийя, аш-Шам). Естественными рубежами Сириислужили на севере — южные отроги Таврских гор, на юге — Синайский полуостров,на западе — побережье Средиземного моря, на востоке — Великая Сирийскаяпустыня. Естественные природные границы веками формировали условия длясамобытности экономических и социальных укладов. В политическом плане Сирия неявлялась самостоятельным государством, и ее территория в различные периодывходила в состав разных государственных образований, а к началурассматриваемого периода являлась частью владений мамлюкских султанов Египта.Вместе с тем ряд внутренних областей Сирии обладал своей местной спецификой.Она определялась, главным образом, природными и климатическими условиями. Кподобным обособленным районам следует отнести Горный Ливан, горные районыДжэ-бэль эд-Друз и Джэбэль-Ансарийя (соответственно, на юге и западе нынешнейСирийской Арабской Республики), горы в: окрестностях Наблуса и Иерусалима, атакже полупустынную периферию на востоке и юго-востоке Сирии. Несмотря назначительную неоднородность и многообразие местных укладов, внутренние связи вСирии преобладали над внешними.
К началуXVI в. население Сирии едва ли превышалодва миллиона человек, значительная часть которых проживала в крупных городах(Дамаск — около 100 тыс. жителей, Халеб (Алеппо) — около 150 тыс.).
Средистран Арабского Востока Сирия издавна выделялась благодаря своеобразной этно-конфессиональнойситуации. К началу XVI в. в Сирии ужесформировалась сравнительно однородная арабоязычная этническая среда. Различиямежду потомками древнего арамейского и финикийского населения и потомкамиарабов — выходцев из Аравии полностью стерлись. Неарабское население (курды итуркмены, компактно проживавшие в некоторых районах на севере Сирии, а такжетурки, армяне, евреи и цыгане) составляли незначительное меньшинство в общеймассе населения.
Религиозныепринципы самоидентификации в сознании жителей Сирии (как и других областеймусульманского мира того времени) доминировали над этническими, а национальноесознание не было еще сформировано (первые его ростки начнут возникать лишь вовторой половине XIX в.). Человеквоспринимал себя прежде всего в качестве представителя той или иной религиознойобщины, затем — в качестве жителя той или иной местности (города), аэтническому происхождению не придавалось особого значения. В частности, вплотьдо конца XIX в. слово «арабы» не играло ролиобщего этнонима для обозначения людей, говоривших на том или ином диалектеарабского языка, а, скорее, являлось собирательным обозначениемкочевников-бедуинов, сохранявших племенное деление. Конфессиональный составнаселения Сирии был довольно пестрым. Мусульмане составляли явное большинство(около 85%). Среди мусульман большинство составляли сунниты (вероятно, около80%), меньшинство — шииты (в том числе представители ряда крайних шиитскихтечений — друзы, алавиты (ансарии) и исмаилиты). Впрочем, все мусульманское населениеподчинялось юрисдикции суннитских судей (кади), поэтому даже в конце XIX в. в ходе переписей как суннитов,так и шиитов относили к общему разряду «мусульмане». Значительная частьарабоязычных жителей Сирии (около 15%) исповедовала христианство. Наиболеемногочисленными среди них были православные и Марониты, (последователи одной издревних ближневосточных церквей, заключившей в эпоху Крестовых походов унию сримской католической церковью). Кроме того, имелись общины сиро-яковитов (монофизитскоготолка), несториан, армяно-григо-риан и др. Численность иудеев вплоть до конца XIX в. не превышала 1% от общейчисленности населения Сирии.
К началуXVI в. Сирия являлась частью обширного мам-люкскогосултаната (со столицей в Каире), в состав которого, помимо Египта и Сирии,входили также и западные районы Аравийского полуострова (Хиджаз). К началу XVI в. мамлюкская военная система игосударство в целом находились в состоянии упадка. Вместе с тем, укреплялисьпозиции другого крупного мусульманского государства имперского типа — Османскойимперии, также претендовавшей на роль лидера в мусульманском мире (дарулъ-ислам) и идентифицировавшего себя с ним. Претензии османских правителей налидерство не только в малой Азии и на Балканах, но и на мусульманском Ближнем Востокенеминуемо привели их к военному конфликту с Ираном и мамлюкский султанатом. В 1516 г. многочисленное османское войско под командованием султана Селима I (1512—1520) вторглось из Анатолии в Сирию — на территориюмамлюкского султаната. 24 августа 1516 г. в битве на Мардждабикском поле к северу от Халеба (Алеппо) мамлюкская армия была наголову разбита, апредводительствовавший мамлюками султан Кансух аль-Гури погиб. Османские войскабез боя заняли Халеб, затем Дамаск и Иерусалим, после чего перешли границуЕгипта и в следующем, 1517 г., разгромили остатки мамлюкских войск, заняв Каир.Мамлюкский султанат прекратил свое существование, а его владения, в том числе иСирия, были включены в состав Османской империи. Жители Сирии восторженновстречали османские войска и самого султана Селима I, видя в турках-османах освободителей от гнета мамлюков. Ужепосле вступления в Халеб Селим I былпровозглашен в пятничной проповеди «служителем обоих священных городов» (т. е.,Мекки и Медины). Тем самым при полном одобрении местного мусульманскогонаселения и улама (представителей высшего мусульманского духовенства) он принялтитул, который еще со времен Салах ад-Дина (Саладина) носили правители Египта.После занятия турками-османами Дамаска к султану стали прибывать делегациижителей других сирийских городов с выражением приветствия и покорности. Такимобразом, в результате разгрома мамлюков, османский султан утвердился в качестведуховного и светского главы мусульманского мира.
Османскоезавоевание не было разрушительным для производительных сил Сирии. Желаяпоражения ненавистным мамлюкам, жители Сирии оказывали помощь османам, еще доприхода османской армии самостоятельно восставали и прогоняли мамлюкскиегарнизоны. Арабоязычные жители страны (в большинстве своем мусульмане)воспринимали османского султана как своего нового законного государя, сильногои справедливого мусульманского правителя, способного навести устранитьмногочисленные злоупотребления и гнет мамлюков, установить шариатскуюзаконность и государственный порядок.
Вуказанный период в Сирии господствовали феодальные отношения, характерные дляОсманской империи в целом. В качестве верховного феодального собственникавыступало само государство. Как и в других областях Османской империи, основуэкономической жизни Сирии составляло сельское хозяйство. После османскогозавоевания государственные земли уничтоженного турками мамлюкского султаната былиобъявлены собственностью османского государства. Часть государственных земель вСирии была роздана в качестве условных военных пожалований (тпимаров и зеаметов)феодалам-сипахи. Сипахи собирали подати с крестьян и, оставив себеустановленную государством долю, отдавали остальное в казну. На тех землях, гдене была распространена система военно-ленного землевладения, налог собиралигосударственные чиновники при посредничестве местных старейшин (шейхов). ОполченияСипахи из сирийских провинций несли военную службу в самой Сирии, а такжеучаствовали в военных походах Османской империи за пределами сирийскихпровинций. В XVI в. сирийские провинции обязаны быливыставлять около 15 тыс. воинов.
Государственныминалогами были обложены все обрабатываемые государственные земли. При этомосманские власти учитывали не только площадь возделанной земли, но и ееурожайность. Для каждой провинции (эйалета) Османской империи были принятыспециальные законодательные положения. Они определяли систему раскладки и сбораналогов с учетом местной специфики. Как известно, в Османской империи несуществовало института крепостного права. Крестьяне считались лично свободнымии могли свободно менять место жительства в том случае, если за ними нечислилось недоимок. Крестьяне, трудившиеся на государственной земле, былиобязаны платить поземельный налог. Крестьянин имел право распоряжаться своейдолей урожая только после того, как уплатил государству налог. Помимопоземельного налога с пахотных земель, особым налогом облагались плодовые деревья.Даже кочевники не были избавлены от налогообложения — существовали особыеналоги с поголовья скота и пастбищ. Немусульмане, помимо прочих налогов,платили особую подушную подать — джизъю.
Особуюкатегорию земель составляли вакфы — неотчуждаемые земли, доходы с которых шлина благотворительные нужды в интересах мусульманской общины и на содержаниемусульманских религиозных учреждений (мечетей, школ и т. д.). Вакфы составлялидо трети обрабатываемых земель.
Значительнуюроль в экономике сирийских провинций играли города. Дамаск, Халеб (Алеппо),Иерусалим являлись крупными торгово-ремесленными центрами. Через них проходиливажнейшие маршруты караванной торговли, связывавшие Сирию с Месопотамией,Хиджазом, Анатолией, Ираном и другими странами. Немалую роль играла и морскаяторговля с другими областями Османской империи, а также с европейцами, котораявелась через портовые города (Ис-кендерун, Латакия, Триполи, Сайда, Тир,Бейрут, Яффа). В Дамаске и Халебе пересекались маршруты караванной и морскойторговли, что способствовало процветанию этих городов. В одном лишь Халебенасчитывалось более трехсот караван-сараев. Продукция сирийских ремесленниковпользовалась спросом далеко за пределами Сирии. Знаменитые сирийские шелка иоружие (дамасская сталь), ювелирные украшения высоко ценились не только впределах Османской империи, но и в странах Западной Европы. Как и в другихарабо-мусульманских странах, ремесленники в Сирии сохраняли четкую цеховуюорганизацию. В каждом городе существовало большое количество торгово-ремесленныхкорпораций (эснаф), причем степень разделения труда и специализации былагораздо выше, чем в Европе. Османское государство облагало всех ремесленников иторговцев налогами и торговыми пошлинами. Городское население неизменнонаходилось под пристальным вниманием османской провинциальной администрации.Османские чиновники собирали в городах налоги и наблюдали за благонадежностьюнаселения при посредничестве квартальной администрации и руководстваторгово-ремесленных корпораций.
2. Организацияпровинциального управления в Османской Сирии
В периодсвоего пребывания в Сирии султан Селим I созвал собрание представителей различных сирийских городов иобластей. Он лично выслушивал пожелания собравшихся, разбирал жалобы и улаживалконфликты. По распоряжению султана были значительно снижены налоги и торговыепошлины, произведена перерегистрация земель, сняты некоторые наиболее одиозныеограничения с немусульманских общин. Христианам и иудеям османские правителиразрешали свободно отправлять свой культ и даже даровали праварелигиозно-юридической автономии, позволяя христианским епископам и иудейскимраввинам самим собирать налоги со своих единоверцев и разбирать своивнутриобщинные дела в своих религиозных судах.
В первыегоды после разгрома мамлюков Сирия сохраняла в составе Османской империизначительную долю внутренней автономии. Интеграция Сирии ввоенно-административные структуры империи происходила постепенно. В 1518 г. правителем Сирии от имени османского султана был назначен Джанберди аль-Газали — один измамлюкских военачальников, перешедший на сторону османов. Поначалу он проявлялпо отношению к османскому султану полную лояльность, но после смерти Селима I в 1520 г. аль-Газали отказался присягнуть новому султану Сулейману I (1520—1566) и поднял мятеж. Его войскам удалось изгнатьосманские гарнизоны из Дамаска и ряда других городов Сирии, но взять Халебмятежники не смогли, а затем потерпели сокрушительное поражение от подошедшихиз Анатолии свежих османских войск. Сам аль-Газали пытался спастись бегством,но был схвачен и казнен, а автономия Сирии упразднена. Страна была разделена натри провинции (эйалета) — Дамаск, Халеб и Триполи (Тараблюс — город напобережье нынешнего Ливана). Позднее, в XVII в. из прибрежных округов эйалетов Дамаск и Триполибыла создана еще одна провинция — Сайда. В целом, можно сказать, что в XVI в. на Сирию была распространенасистема османского провинциального управления.
Во главекаждой провинции стоял назначенный Портой губернатор (вали). Эйалет делился наболее мелкие административно-территориальные единицы — санджаки, а те, в своюочередь, — на казы, административно-судебные округа. Минимальнойсудебно-податной единицей в составе каза являлась нахийя, объединявшаянесколько деревень; иногда каза и нахийя совпадали. В Сирии каза и нахийяуправлялись, как правило, представителями местной родовой знати с титуламишейхов. Границы административных единиц всех уровней неоднократно менялись.Так, например, в состав эйалета Халеб (Алеппо) иногда включались некоторыерайоны южной Анатолии, еще более неопределенными были восточные и юго-восточныеграницы эйалетов Дамаск и Алеппо. Фактически установить надежный и эффективныйконтроль над кочевой и полукочевой периферией османским властям вплоть довторой половины XIX в. не удалось.
ГорныйЛиван обладал особым статусом. Он представлял собой вассальное территориальноеобразование, пользовавшееся значительными правами автономии и управлявшеесясвоими собственными правителями — эмирами, хотя формально северные округаГорного Ливана (Джэбэль-Любнан) входили в состав эйалета Триполи, а южные — всостав эйалета Сайда. Особая ситуация сложилась в Палестине, хотя официально еетерритория входила в состав Дамаскского и Сайдского эйалетов. Округ Иерусалим(аль-Кудс) иногда состоял под управлением мутасаррифа — чиновника в ранге паши,подчинявшегося непосредственно Порте, а не губернатора (вали) Дамаска, хотяофициально территория округа продолжала оставаться в составе Дамаскского эйалета.
Каждыйгубернатор провинции (вали) являлся полномочным представителем Порты (такевропейцы именовали центральное правительство Османской империи). Вали всирийских провинциях носили, как правило, титул паши и приравнивались по рангук везирю — министру султанского правительства. Срок полномочий вали формальноограничивался одним годом, по истечении которого поступало распоряжение опродлении срока пребывания в должности, либо же паша оставлял свой пост.Прерогативы вали были весьма обширны. Высокопоставленный чиновник, занимавшийэтот пост, руководил провинциальной администрацией, обеспечивал регулярный сборналогов и отправку податных сумм в султанскую казну. Кроме того, в качествеглавнокомандующего войсками на территории вверенной ему провинции, вали отвечалза поддержание общественного порядка на территории эйалета и оборону границ отвнешней опасности. Кроме того, вали осуществлял ряд судебных функций:рассматривал дела по наиболее важным уголовным и государственным преступлениями выносил по ним приговоры в соответствии с султанскими канунами (законодательнымиустановлениями). Вали провинции Дамаск помимо этого отвечал за организацию ипроведение ежегодного паломничества мусульман к святым местам Мекки и Медины (хадж),носившего статус общегосударственного мероприятия.
Вторымчеловеком после вали в иерархии провинциальной администрации являлся кади (мусульманскийсудья), осуществлявший функции судьи и арбитра по уголовным и гражданским деламв соответствии с мусульманским правом. Помимо судебных функций, кадиосуществлял также контроль над деятельностью различных религиозных учреждений иучебных заведений.
На однуступень ниже кади по степени влияния стоял муфтий административного центрапровинции, выносивший официальное религиозно-правовое заключение по поводупринимаемых администрацией провинции (в первую очередь губернатором) решений.Муфтий «по совместительству» нередко возглавлял диван — временныйконсультативный совет, куда, помимо кади и муфтия, входили также дефтердар (главапровинциального финансового ведомства), накыб алъ-ашраф — глава объединенияпотомков Пророка, сирдар — командир янычарского гарнизона, субаши — начальникнерегулярных полицейских формирований, а также ряд других лиц — представителейпровинциальной знати (аянов). Диван не был постоянно действующим органом иобладал лишь совещательными правами. При особе вали состоял личный советник впомощник — кетхуда, а также мутасаллим, выполнявший все функции вали во времяего отсутствия в административном центре эйалета.
Системавоенно-ленного землевладения (тимарная или си-пахийская система) былараспространена в сирийских провинциях Османской империи лишь частично. Однакокризис этой системы в общегосударственном масштабе, явно обозначившийся с концаXVI в., в полной мере отразился на Сирии.В качестве официального представителя Порты вали должен был пользоватьсянеобходимой финансовой и военной поддержкой со стороны имперского центра. Наделе же, с ослаблением роли cunaxu (держателейусловных земельных пожалований), центральная власть была вынуждена переложитьбремя сбора налогов и поставки военной силы на губернаторов провинций. Вали нееперед Портой всю полноту ответственности за исправное поступление налогов,подчас выступая в роли фактического генерального откупщика всех податей, налагаемыхна податное население вверенной ему провинции. По мере нарастания финансовогокризиса и коррупции в Османской империи в XVII—XVIIIвв. османской администрации в провинциях неизбежно приходилось опираться всвоей деятельности на традиционную местную знать.
ДляСирии XVII—XVIII вв. был характерен тот же процесс, что и дляОсманской империи в целом — процесс складывания новой социальной общности — аянства,т. е. крупной провинциальной знати, сочетавшей контроль над крупными земельнымивладениями и занятие постов в провинциальной администрации. По отношению кгосударству аяны выступали, прежде всего, в качестве откупщиков права сбораналогов
сгосударственных земель. Земельные откупа — ильтиза-мы — приобрели в Сирии, каки в других областях Османской империи, широчайшее распространение.Откупщик-жуль-тазим авансом выплачивал государству сумму поземельного налога,причитающуюся с того или иного участка земли, а затем обогащался за счеткрестьян. Государство «закрывало глаза» на злоупотребления мультазимов,облагавших крестьян непомерными податями. Постепенно мультазимы стали всебольше стремиться к тому, чтобы сохранить за собой контроль над вверенными имземлями на пожизненной или даже наследственной основе. Ежегодные аукционыоткупов превратились в фикцию. Порой сам губернатор выступал в качествегенерального откупщика податей во вверенной ему провинции. К концу XVIII в. многие землевладельческие кланы вСирии уже из поколения в поколение распоряжались своими земельными владениями,в то время как занятие официальных государственных должностей не являлось дляпредставителей того или иного клана непременным условием сохранения своихвладений. После османского завоевания местная земельная знать — многочисленныеарабские эмиры и шейхи, лояльно относившиеся к османам, в большинстве своемсохранили свои земельные владения на прежних условиях, став вассалами иданниками Порты. В основном землевладельцы принадлежали к числу местнойклановой и племенной знати. В Горном Ливане сложилась довольно строгаяфеодальная иерархия, во главе которой стояли эмиры из рода Маанидов, а с конца XVII в. — династия Шихаб. Представителименее знатных родов эмиров и шейхов Ливана управляли своими округами — мукатаа справом наследования при условии несения военной службы под руководствомливанского эмира. Младшая ветвь клана Шихаб управляла Ан-тиливаном. Шиитскиеэмиры из рода Харфуш являлись наследственными правителями Баальбека и частидолины Бекаа. Земли, населенные ансариями (алавитами) — Джэбэль-Ансарийя, былиразделены между несколькими местными вождями — мукаддамун, платившими дань пашеТараблю-са. В Палестине также утвердился ряд влиятельных кланов местныхземлевладельцев — Джаррар, Абд эль-Хади, Раййан, Абу Гош, Токан и Нимр. Вусловиях формального господства государственной собственности на землю все этимногочисленные землевладельцы выступали по отношению к государству в качествеоткупщиков налогов с государственных земель на временной — ильтизам, илипожизненной — маликяне — основе. Официально государство делегировало мулътазиму(держателю ильтизама) права публичной власти для управления податным населениемтерритории, переданной в Ильтизам. Политические права мультазимов в отношенииподатного населения их владений действительно были весьма значительны.Землевладельцы располагали вооруженными отрядами, осуществляли судебные функциина основе, как правило, обычного права, контролировалипроизводственно-хозяйственную и торговую деятельность, организовывалиобщественные работы и т. П;
Представителитрадиционной землевладельческой и племенной знати составляли значительный почисленности, но не единственный компонент в среде сирийской провинциальнойзнати. В XVII в. значительную роль начинают игратьвыходцы из военно-служилой среды, командиры различного рода военныхформирований. В сирийских источниках того времени они обозначаются, какправило, собирательным термином агават. Прежде всего, речь идет о командномсоставе провинциальных формирований янычарского корпуса. Янычарские гарнизоны вкрупных городах Сирии, прежде всего в Дамаске и Халебе, постепенно теряли своюобособленность от местной среды и, одновременно, свою некогда строгую военнуюорганизацию и корпоративную замкнутость. Часть янычарских командиров всирийских провинциях, ряды которых постепенно пополнялись представителями местногонаселения, в XVII—XVIII вв. приблизились по уровню своих доходов и характеруих происхождения к основной массе земельной знати. Источником первоначальногонакопления богатства для сирийских агават служило присвоение налоговых средств,предназначенных на содержание янычарских гарнизонов, а также выгоды,извлекавшиеся из разветвленной неофициальной системы протекционизма в отношенииремесленников и купцов. Другим важным составным элементом сирийской знати —аянства — становятся местные улама, т. е. верхушка образованных служителейислама. Обогащаясь за счет подконтрольных им вакфов (неотчуждаемой земли идругой недвижимости, доходы с которой призваны были идти на нужды мусульманскихрелигиозных учреждений), улама приобретали значительные средства, используя ихдля приобретения государственных земель в форме ильтизама. В результатетипичной становится ситуация, когда та или иная влиятельная семья улама изпоколения в поколение контролирует ту или иную доходную должность (например,имама-настоятеля крупной мечети) и, одновременно, значительные земельныевладения.
На сменучеткой иерархии государственных служащих и законности как таковой постепенноприходил протекционизм, семейно-клановые связи, а также интриги и взятки.
Внепрерывной борьбе за раздел и передел сфер влияния, а также за выгодныедолжности в провинциальной администрации сирийские аяны использовали любыесредства — от тайных интриг через свои покровителей в Стамбуле до прямыхвооруженных столкновений. Особенно активно эта борьба велась в крупныхсирийских городах в XVIII в. Яркимпримером вовлечения местного аянства в провинциальное управление в Сирии XVIII в. служит история возвышенияпредставителей рода аль-Азм — выходцев из района города Хама. В одном толькоДамаске на протяжении XVIIIв. представители рода аль-Азм занимали пост губернатора (вали) 9 раз, а в 1730и 1756—1757 гг. они занимали посты губернаторов одновременно во всех сирийскихэйалетах. Стремясь укрепить свое влияние на местах, представители клана аль-Азмпридерживались в целом проосманской ориентации, сохраняя лояльность поотношению к Порте — центральному правительству Османской империи. Даже наиболеемогущественный губернатор из клана аль-Азм — Асад-паша аль-Азм, правивший вДамаске с 1743 по 1757 г., беспрекословно подчинился решению Порты о егосмещении с должности.
Внекоторых случаях, особенно в небольших городах, различным аянским кланамудавалось сравнительно мирно делить «сферы влияния». Однако в целом для Сирии XVIII — начала XIX в. гораздо более типичной была иная ситуация,выражавшаяся в остром противоборстве соперничающих аянских кланов,сопровождавшемся эскалацией насилия. Известны также случаи соперничества икровопролитной борьбы внутри одного и того же влиятельного клана, например, многолетняя,полная драматизма братоубийсвенная распря между представителями рода Шихаб заправо утверждения на посту эмира автономного
Ливанскогоэмирата в конце XVIII — начале XIX в. Образовывавшиеся в ходемеждоусобной борьбы политические группировки и блоки легко распадались приизменении политической конъюнктуры. Так, например, представителимогущественного клана аль-Азм, занимая пост вали Дамаска, блокировались свидными городскими аянами из числа улама, пользовавшимися особым влиянием вцентральных кварталах города, в частности, с кланом аль-Муради, против местныхянычарских ага-ват, контролировавших южные кварталы, особенно пригородаль-Мейдан. Практически все кланы городских аянов Дамаска в разное время такили иначе принимали участие в борьбе на стороне различных коалиций.
В борьбуаянских кланов и группировок за источники доходов (прежде всего, право сбораподатей с той или иной области или части города) втягивались массовые слоигородского населения. Например, в XVIII в. в Халебе чуть ли не все взрослое мусульманское населения былоразделено на две соперничающие «партии». Одну из низ возглавляли местныеянычарские командиры, а другую — шерифы, т. е. представители родов, возводившихсвою родословную к пророку Мухаммеду и пользовавшиеся, в силу этого, особымавторитетом и влиянием среди горожан. На деле борьба между этими группировкамиявлялась отражением соперничества между влиятельными аянскими кланами, одни изкоторых отождествляли себя с янычарами, а другие — с шерифами. Главноесодержание политической борьбы в крупных городских центрах Сирии в то времясоставляла борьба именно между местными группировками знати, а непротивостояние их османским властям. В то же время, практически каждомугубернатору, не имевшему поддержки со стороны какого-либо влиятельного местногоклана или группировки кланов, все равно приходилось сразу же после назначенияна должность включаться в активную политическую борьбу на местном уровне.Рассчитывать на помощь со стороны центрального правительства в кризисныхситуациях едва ли было возможно.
Ещеболее сложной была ситуация в Горном Ливане и в гористых округах Палестины.Местные аяны, наследственно управлявшие сельскими округами, в большинстве своемжили не в административных центрах эйалетов и санджаков (Сайда, Триполи, Иерусалим,Наблус), а в укрепленных поселениях-замках, расположенных в сельской местности,как правило, в труднодоступных горных районах. Как справедливо отмечал видныйроссийский дипломат XIX в. К.М.Базили, «гористые округа, (...) оставались во владении наследственных своихэмиров и шейхов, которые по-прежнему заключали конфедерации между собой,выступали в поход со своими ополчениями, вели друг с другом войну, неспрашиваясь у пашей или даже по навету пашей». Особыми правами обладали эмирыГорного Ливана — княжества, пользовавшегося значительной автономией в рамкахОсманской империи. Платя небольшую фиксированную дань Порте, правящий эмирГорного Ливана распределял земли среди местных феодалов — других эмиров ишейхов. Те, в свою очередь, управляли вверенными им округами на основе обычногоправа и по призыву эмира были обязаны нести военную службу во главе собранныхими ополчений крестьян. Правящий эмир не мог передать свою власть понаследству. Новый эмир каждый раз избирался феодалами, как правило, из числа представителейодного и того же рода (до конца XVIIв. — из рода Маанидов, затем — из рода Шихаб).
В ГорномЛиване практически не действовало общеосманское законодательство, там не былони османских чиновников, ни шариатских судов. Эмиры и шейхи сами творили суд ирасправу над подвластными им крестьянами. Однако крестьяне Горного Ливана,практически поголовно вооруженные, иногда восставали против того или иногофеодала в случае чрезмерных злоупотреблений с его стороны. Патриархальныефеодальные порядки в Горном Ливане существовали веками. При этом, в отличие отдругих районов Сирии, религиозная принадлежность в Горном Ливане вплоть до XIX в. не играла существенной роли дляопределения социального статуса человека. Большую часть населения ГорногоЛивана составляли христиане-марониты и представители некоторых другиххристианских церквей, меньшую — друзы, а также представители ряда другихшиитских общин. Правящие эмиры вплоть до начала XIX в. считались мусульманами-суннитами, большинствошейхов принадлежали к друзской общине, меньшая часть — к маронитской. В целомпредставители той или иной религиозной общины встречались как среди феодалов, таки среди крестьян. Принадлежность к той или иной сословной группе определяласьисключительно по наследственному принципу.
Начало XVII в. было ознаменовано в Горном Ливаневозвышением честолюбивого эмира Фахр ад-Дина из рода Маанидов. Собравзначительное по численности войско из числа горцев, он бросил вызов османскимвластям в Сирии, отказавшись платить дань Османской империи. В ходе военныхдействий Фахр ад-Дину удалось нанести ряд серьезных поражений османским пашам идаже захватить некоторые округа за пределами своего эмирата. Особую опасностьдля османских властей несла угроза утверждения власти эмира в прибрежной полосе(не относившейся к Горному Ливану). Намереваясь создать независимое сильноегосударство, Фахр ад-Дин даже искал военной помощи у европейских государств,пытаясь установить с ними дипломатические отношения в обход Стамбула. Однакочрезмерное усиление власти амбициозного эмира встревожило многих ливанскихфеодалов — эмиров и шейхов. В стане сторонников эмира усилились разногласия,кроме того, крестьяне, призванные эмиром для несения военной службы, не желалинадолго покидать родные места и противились увеличению налогов. Наемники былималочисленны и могли обеспечивать лишь гарнизонную службу в крепостях. Врезультате длительной борьбы в 1635 г. османские войска нанесли Фахр ад-Динурешительное поражение. С гибелью честолюбивого эмира Горный Ливан был возвращенв состав Османской империи, а силы династии Маанидов были подорваны. В 1697 г. этот род прекратил свое существование, в связи с чем друзские шейхи избрали новым правящимэмиром представителя рода Шихаб. Однако среди самих друз-ских шейховобострилась феодальная борьба между двумя группировками — кайситами и йеменитами,каждая из которых возводила свою генеалогию к определенной исторической группеарабских племен. После того, как эмир Хайдар I (1707—1732) нанес поражение йеменитам в битве при Айн-даре (1711 г.), они были вынуждены бежать из Горного Ливана и обосновались в горной области к югу отДамаска, получившей название Джэ-бэль ад-Друз (горы друзов). Победа кайситовпривела к утверждению власти рода Шихаб в Горном Ливане.
Бегствозначительной части друзов из Горного Ливана в результате междоусобной войныпривело к возрастанию доли маронитского населения. Часть маронитов переселиласьиз северных округов эмирата в центральные и южные районы, т. е., на земли,освободившиеся после бегства побежденных друзов-йеменитов. Возрастает влияниемаронитской церкви, укрепляется ее идеологическое и политическое влияние средимаронитского крестьянства. В 1759 г. Марониты изгнали из северных районовГорного Ливана местных шиитов. Те были вынуждены переселиться в южные районы, втом числе и за пределы автономного эмирата. Рост маронитской общины и заселениемаронитами все новых территорий способствовал оживлению сельского хозяйства иукреплению влияния маронитской церкви, постепенно превращавшейся во влиятельнуюполитическую силу. С середины XVIIIв. маро-нитское духовенство активизирует свои контакты с Римской католическойцерковью. В свою очередь, в Горном Ливане укрепляют свои позиции эмиссарыкатолического ордена иезуитов.
3. ШейхДагир аль-Умар и русско-турецкая война 1768-1774 гг.
ШейхДагир аль-Умар (1690—1775) из рода Абу Зейдан был типичным сирийским аяном —крупным землевладельцем, представителем местной традиционной клановой знатиобласти Галилея (северные районы Палестины). До конца своей жизни он официальносчитался всего лишь мультазимом. Однако «галилейскому шейху» удалось то, что неудавалось большинству его современников. Захватив небольшой прибрежный городокАкка (Акра или Сен-Жан д'Акр, как именовали его французы со времен крестовыхпоходов), он превратил его в мощную крепость и установил контроль над торговлейс европейскими, в основном с французскими, купцами. Шейх Дагир ввел монополию наторговлю основным экспортным товаром Палестины того времени — хлопком, скупаяего у подвластных крестьян по принудительно низким ценам, а затем перепродаваяевропейцам по фиксированным высоким ценам. Подобная практика, впрочем, былаобычной для многих сирийских аянов того времени. Дагир аль-Умар создал свойполитический блок, заключив союз с рядом бедуинских племен, обитавших к востокуот реки Иордан, а также с ведущим кланом шиитов, обитавших в южном Ливане.
ПревративАкку в неприступную крепость с многочисленной артиллерией, купленной уевропейцев, шейх Дагир вознамерился добиться у османского правительстваназначения на высокий пост в провинциальной администрации, однако это ему неудалось. Тогда честолюбивый шейх вступил в открытую конфронтацию с Портой,заключив союз с мамлюкский правителем Египта Али-беем.
Союзмежду Дагиром и Али-беем стал особенно опасен для Стамбула в периодрусско-турецкой войны 1768—1774 гг. После того, как русская эскадра подкомандованием графа Алексея Орлова разгромила турецкий флот в Чесменскомсражении (июль 1770 г.), а русский десант овладел Бейрутом, Али-бей вступил втайный союз с русским командованием. В 1771 г. Али-бей направил в Сирию крупное войско под командованием своего военачальника Мухаммеда бея Абу-з-Захаба. Вкачестве союзника Али-бея, шейх Дагир аль-Умар занял прибрежную полосу Сириивплоть до Сайды и Бейрута. Однако в 1772 г. Али-бей стал жертвой заговора, организованного Мухаммед беем Абу-з-Захабом. Он бежал в Палестину к шейху Дагиру,но вскоре погиб при попытке вернуть себе власть в Египте. В 1773 г. Шейх Дагир аль-Умар заключил тайное соглашение с представителем графа А.Г. Орлова. Он надеялсяна покровительство со стороны России в случае поражении Османской империи. Кэтому союзу готов был присоединиться ливанский эмир Юсеф Шихаб. Однако этимнадеждам не суждено было сбыться. В 1774 г. русский флот покинул побережье Сирии, между Россией и Османской империей был заключен Кючук-Кайнарджийскиймирный договор. Шейх Дагир аль-Умар добился официального прощения со стороныПорты, но для османских властей это была лишь уловка. В 1775 г. в Палестину вторглось мамлюкское войско Мухаммад бея Абу-з-Захаба, вынужденное, впрочем,вскоре вернуться восвояси ввиду смерти своего предводителя. В августе 1775 г. к Акке подошли крупные силы османского флота, твердыня Дагира аль-Умара была осажденаосманскими войсками с моря и с суши. Большинство подданных и союзников«галилейского шейха», видя безнадежность сопротивления, изменили ему и перешлина сторону турок. Сам шейх Дагир погиб при осаде Акки при загадочныхобстоятельствах. Скорее всего, он был убит своими же собственными подчиненными.
Вмешательствовнешних сил во внутренние дела сирийских провинций во время мятежа Дагирааль-Умара не привело к сколько-нибудь значительным политическим переменам вмасштабе всей Сирии. После гибели Дагира аль-Умара в 1775 г. его политическое наследие перешло в руки нового вали Сайды Ахмада-паши по прозвищу аль-Джеззар(букв, «мясник»). Босниец по происхождению, он ранее был одним из мамлюков Алибея, но затем перешел на османскую службу и командовал турецким гарнизоном вБейруте, пытаясь оборонять этот город от русского десанта. После окончаниярусско-турецкой войны по протекции османского адмирала Хасана-паши Джеззар былназначен вали Сайды и сделал крепость Акку своей главной резиденцией. Джеззарсоздал свое собственное войско из наемников и личных мамлюков. Занимаяофициальный высокий пост вали в ранге трехбунчужного паши (везиря), он опиралсяна покорных выдвиженцев из своей собственной свиты, подавляя в зародыше любыепопытки недовольства и оппозиции. Кроме того, Джеззар имел влиятельныхпокровителей в Стамбуле. Джеззар заключал альянсы с местными аянскими кланами сцелью создания своей собственной сильной политической группировки. С помощьюбеспощадного террора он захватывал наиболее выгодные земли во вверенной емупровинции и обогащался за счет торговых монополий и вымогательств денег уместных купцов. Укрепив свои позиции в эйаялетах Сайда и Триполи, аль-Джеззарвознамерился подчинить своему влиянию также и Дамаск. В результате этого вконце XVIII — начале XIX в. дамаскский эйалет превратился в арену столкновенияинтересов с одной стороны Ахмад-паши аль-Джеззара и возглавляемой имгруппировки, а с другой стороны — политического альянса во главе с кланамиаль-Азм и аль-Муради — традиционными претендентами на влияние в Дамаске.Джеззару, занимавшему пост вали Сайды и Триполи, четыре раза удавалось добитьсяназначения на заветную должность вали Дамаска (в 1785, 1790, 1798 и 1803 гг.) итрижды ему приходилось оставлять пост губернатора Дамаска по приказу Порты, чтоявлялось результатом интриг его противников как в самой Сирии, так и присултанском дворе. Ненависть к аль-Джеззару возбуждали проводившиеся имрепрессии, в частности, убийство нескольких представителей влиятельного родадамасских улама-аль-Муради, пользовавшихся большим духовным авторитетом средижителей Дамаска и за пределами города. Кроме того, Джеззар активно включился винтриги между различными претендентами на власть в Горном Ливане. Он уничтожилливанского эмира Юсефа Шихаба и помог прийти к власти его племяннику — эмируБеширу II (1788—1840). Тысячи жителей Сирии иГорного Ливана стали жертвами террора беспощадного тирана аль-Джеззара. Егособственное войско боялось его и верно служило своему господину. Жесткаядисциплина среди его наемников и мамлюков позволила Джеззару в 1799 г. отстоять Акку от атак французской армии, вторгшейся в Сирию из Египта под командованиемсамого Бонапарта. После ухода французов из Сирии власть Джеззара еще болееукрепилась, а террор в отношении заподозренных в нелояльности стал еще болеежестоким. Неудивительно, что смерть аль-Джеззара в 1804 г. была воспринята многими жителями Дамаска с радостью. В городе разразилась вакханалия убийствсторонников вали, в том числе, представителей курдской общины, считавшихся егосоюзниками.
Послесмерти Джеззара власть в Акке перешла в руки одного из его сподвижников — Сулейман-паши(с 1804 по 1819 г.), а затем — Абдаллах-паши (с 1819 по 1832 г.). Методы и приемы деятельности Джеззара на территориях эйалетов Сайда и Триполи былипродолжены его преемниками, выходцами из числа его приближенных. Так же, как иаль-Джеззар, Сулейман-паша и Абдаллах-паша стремились к укреплению своейединоличной власти, подавляя или подчиняя своему влиянию местные аянские кланы,а также расставляя на ключевые посты своих выдвиженцев.
4. Европейскаялевантийская торговля в Сирии в XVI—XVIIIвв. и активизация европейскогопроникновения
В периодосманского господства Левант (так европейцы именовали в то время все ВосточноеСредиземноморье, в том числе и Сирию) становится объектом растущегоэкономического проникновения европейских купцов. С конца XVI в., по мере ослабления позицийВенеции и Генуи в торговле с Османской империей на первые позиции выходятфранцузские купцы. За ними следуют англичане и голландцы. Система такназываемых капитуляционных соглашений (от латинского слова «капитул» — статья,параграф) давала подданным ряда европейских стран особые привилегии вовладениях османских султанов. Первое такое соглашение было заключено в 1569 г., когда султан даровал французским купцам право свободной торговли на территории Османскойимперии. Французские купцы и вообще любые французские подданные пользовались вовладениях султана правами экстерриториальности. Они не могли быть арестованыместными властями, а их имущество не подлежало конфискации. Позднее аналогичныеправа получили англичане (они действовали под эгидой британской Левантийскойторговой компании), голландцы и представители ряда других европейскихгосударств. Находясь на территории Османской империи, подданные европейскихгосударств, получивших соответствующие привилегии по воле султана, находилисьпод юрисдикцией особых торгово-дипломатических представителей — консулов. Восманской Сирии главным центром левантийской торговли становится Халеб(Алеппо). Этот город издавна был важнейшим перекрестком путей караванной иморской торговли. В XVI— XVIII вв. европейские купцы,обосновавшиеся в Халебе, преимущественно закупали местные и привозные восточныетовары (шерсть, хлопок, кожи, пряности, благовония, кофе, ювелирные изделия ит. д.), вывозя их через близлежащие морские порты. На службе у европейскихконсулов числились многие местные купцы (в основном христиане и иудеи). Ониполучали от консула соответствующую грамоту (берат) и пользовались такими жепривилегиями, как и сами европейцы. Со временем число таких людей (бератлы или протеже)росло, так что к концу XVIIIв. в Халебе и ряде других городов Сирии под протекцией иностранцев состояли ужев общей сложности тысячи местных жителей. Для европейских купцов они игралироль торговых партнеров, переводчиков и осведомителей.
Наряду сфранцузскими купцами в XVIIв. в Сирии активизировали свою деятельность и католические французскиемиссионеры, преимущественно иезуиты. Они вели успешную религиозную пропаганду иинтриги среди духовенства местных восточных церквей (православной,сиро-яковитской и других). В результате в XVII в. часть местного духовенства вышла из подчинениясвоих патриархов и заявила о принятии католических догматов. В результате вСирии возник ряд новых униатских церквей (греко-католическая, сиро-католическаяи др.). Духовенство этих церквей находилось под протекцией французскихконсулов. Фактический религиозный раскол среди восточных церквей и рост числауниатов стали результатом деятельности католических миссионеров, действовавшихпри поддержке Франции и папского престола.
Вплотьдо начала 30-х годов XIX в.в сирийских провинциях Османской империи не утихали междоусобицы среди пашей иаянов. В прибрежной провинции Сайда (фактическим административным центромкоторой являлся город-крепость Акка) власть переходила от одного преемникаДжеззара-па-ши к другому. В Дамаске клан аль-Азм после смерти Джезза-ра-пашивновь пытался вернуть себе власть, но его влияние в масштабах Сирии все жесерьезно ослабело. В Горном Ливане продолжалось противоборство двух группировоксреди друзской знати (Езбеки и Джумблати), соперничество между которыми, товспыхивая, то затихая, в XVIII— первой трети XIX в. носило ужетрадиционный характер, несмотря на аморфность обеих группировок В то же времянабирал силу эмир Бешир II (1788—1840),вознамерившийся покончить с феодальными распрями друзских шейхов и утвердитьсвою единоличную власть. В Алеппо то и дело вспыхивали новые столкновения междуаянскими кланами «янычар» и «шерифов». Вдобавок ко всему участились набегиаравийских бедуинов на восточные и южные районы Сирии. Значительные массыаравийских племен еще с середины XVIIIв. мигрировали в северо-западном направлении, оказывая все большее давление наземледельческие области Сирии. Покидая из-за засухи традиционные кочевья,бедуины нападали на земледельческие поселения, захватывали земли и пастбищасирийских крестьян и облагали оседлое население данью. Порой они просто грабилинаходившиеся под их же «защитой»
селения,нарушали, а то и полностью прерывали сообщения между городами. Османские пашииспользовали различные средства для сдерживания натиска бедуинов — от прямогоиспользования военной силы, в частности наемных формирований, до уплатысвоеобразной дани шейхам племен в обмен на обещания воздерживаться от грабежаземледельческих округов. В результате в восточных и южных областях Сириисталкивались и переплетались интересы местных аянских кланов, шейхов бедуинскихплемен и османской провинциальной администрации.
Междоусобнаяборьба в сирийских провинциях вызывала немалое удивление у европейцев,посетивших Сирию в то время. Недаром Али Бей (псевдоним испанскогопутешественника Доминго Бадиа-и-Леблиха), совершивший путешествие по Сирии в 1807 г., с изумлением описывал увиденное им при переходе через мост на реке Иордан к северу отТивериадского озера, на границе между дамаскским и сайдским эяле-тами: «Мостохранялся небольшим отрядом солдат дамаскского паши, занимавших укреплениерядом с мостом. Буквально в 60 шагах от него, на правом берегу реки находилосьдругое укрепление, занятое солдатами паши Сайды. Хотя и те и другие былитурками, они так враждебно относились друг к другу, как если бы принадлежалиразным нациям и государям».
В началеXIX в. османским властям в Сирии пришлосьстолкнуться с серьезной угрозой, исходившей из глубин аравийских пустынь, аименно с военной экспансией ваххабитов. Эта угроза на протяжении всего первогодесятилетия XIX в. являлась важным фактором вобщественно-политической жизни Сирии. Захватив Мекку в 1806 г., ваххабиты систематически препятствовали прохождению священных караванов с мусульманскимипаломниками из Сирии и Египта. Тем самым подрывался авторитет османскихсултанов как покровителей священных мест Мекки и Медины в глазах мусульманвсего мира. В 1807 г. ваххабитские войска преградили к северу от Медины путьсвященному каравану, которым лично руководил вали Дамаска Абдалла-паша аль-Азм.Каравану в полном составе пришлось вернуться. Неудачливый Абдалла-паша былнемедленно смещен, а на его место назначен энергичный Гендж Юсеф-паша. Новыйгубернатор надеялся примириться с ваххабитским эмиром. Он предпринял ряд мер,направленных на ужесточение контроля за соблюдением исламских установлений. Поприказу Гендж Юсефа-па-ши на время молитвы в Дамаске закрывались все базары илавки. Были введены строгие наказания за употребление спиртного. Власти сталистрого следить за тем, чтобы христиане и иудеи носили одежду положенных цветови уступали на улицах дорогу мусульманам. Впрочем, в результате введения всехэтих жестких мер в Дамаске возникло всеобщее недовольство, и в конце концов поддавлением городских аянов и улама вали пришлось смягчить свою политику. Однакополитическое примирение между османскими властями Сирии и аравийскимиваххабитами было невозможно в силу того, что ваххабиты категорически отрицализаконность власти и духовный авторитет османского султана. Прекращениеорганизованного хаджа имело тяжелые экономические последствия для многихсирийских горожан — ремесленников, купцов, а также и для некоторых бедуинскихплемен, традиционно снабжавших паломников всем необходимым.
Противостояниедостигло своей кульминации в 1810 г., когда ваххабитское войско подкомандованием самого эмира Сау-да проникло в пределы сирийской области Хауран,угрожая Дамаску. Десятки селений подверглись разрушениям, пожарам и грабежам.Гендж Юсеф-паша во главе армии выступил в поход из Дамаска, надеясь нанестиваххабитам решительное поражение в открытом бою. Однако ваххабитский эмир Сауд,оценив значительное численное превосходство армии Юсеф-паши, решил отступитьвосвояси, так что вооруженного столкновения не произошло. В дальнейшемваххабитская угроза для Сирии потеряла свою актуальность после того, какправитель Египта Мухаммад Али по приказу султана вторгся в Хиджаз с большимвойском и нанес ваххабитам решительное поражение.
Ни в XVIII, ни в первые десятилетия XIX в. Порта не предпринимала шагов посовершенствованию административного управления в сирийских эялетах. Этоявлялось одним из показателей затяжного кризиса османской государственнойсистемы. Османская правящая верхушка все еще верила в возможностьвосстановления традиционных устоев османского государства. Вместе с тем, внутрисирийских провинций практически отсутствовали силы, способные стать союзникомгосударства в деле осуществления реформ, будь то в военной или жеадминистративной сфере. Местная знать не отождествляла свои интересы собщегосударственными.
Указсултана Махмуда II о ликвидацииянычарского корпуса (1826 г.) не вызвал в Сирии открытого противодействия,однако фактически он выполнен не был. Хотя янычары Алеппо и Дамаска и пересталисчитаться таковыми юридически, реальное влияние янычарских командиров вгородской среде не было подорвано. Уже в течение длительного времени онивыступали в качестве держателей земельных откуповильти-замов и поддерживалитесную связь с торгово-ремесленными корпорациями. В 1831 г. в ответ на распоряжение вали Дамаска Мехмеда Селим-паши о сборе нового чрезвычайного налога вгороде вспыхнуло восстание под руководством бывших янычарских офицеров.Губернатор был убит, а его войска с позором изгнаны из города. В то же времявосставшие направили покаянную грамоту в Стамбул, прося султана помиловать их изаверяя его в своей преданности. Не имея сил для подавления восстания,центральному правительству пришлось простить участников восстания и отказатьсяот попыток собрать новый налог в Дамаске. 5. Традиционное общественное сознание в «Османской Сирии» кначалу XIX в.
Присравнительной этнической однородности сирийское общество, по сути дела,являлось поликонфессиональным. Существование многочисленных христианских общиннаряду с общинами друзов, шиитов и алавитов в сравнительно мирном соседстве спредставителями мусульманского суннитского большинства, а также значительныеразличия между образом жизни горожан и сельских жителей, кочевников и горцевпоражало многих западноевропейских и российских современников. «Едва ли естьстрана, которая на столь тесном объеме соединяла бы столько разнородныхпоколений и различных вероисповеданий, отличающих жителей Сирии», — писалофицер российского генерального штаба П.П. Львов, посетивший Сирию в 30-х годахXIX в. Религиозные различия являлисьсерьезным препятствием на пути формирования основ национального самосознания.Среди жителей Сирии в целом долгое время отсутствовало четкое ощущение своейтерриториальной и политической общности. В то же время существовало этническоесамосознание, а также осознание принадлежности к таким социальным структурам,как род, племя, сельская или квартальная община, наконец, религиозная община. Вцелом же в сирийском обществе отсутствовали такие духовные и политическиеориентиры, которые были бы способны объединить всех жителей страны без различиявероисповедания и социального положения. Являясь подданными Османской империи,жители Сирии к середине XIX в.в своем большинстве не воспринимали себя в качестве общности и, тем более,нации в европейском понимании этого термина. При сохранении лояльности поотношению к османским властям, представители каждой религиозной общины имелисвой собственный взгляд в отношении государства
и другихобщин. Лишь мусульмане-сунниты воспринимали османского султана в качествебесспорного политического и духовного лидера, в то время как представителидругих общин ограничивались, в лучшем случае, лояльностью по отношению кцентральной власти.
В силузначительных религиозных и социальных различий говорить о культурном единствеСирии в рассматриваемый период следует с определенной долей осторожности.Индивид ощущал себя в первую очередь членом той или иной религиозной общины, итолько потом — представителем той или иной этнической общности. Арабу-мусульманинубыло гораздо легче найти «общий язык» со своим единоверцем-курдом, чем сарабом-христианином. При этом степень взаимной отчужденности между адептамиразличных христианских церквей была не меньшей, чем между мусульманами инемусульманами в целом. Залогом сохранения подобной ситуации была системаюридически автономных немусульманских религиозных общин (миллетов), взначительной степени отвечавшая исторически сложившемуся уровню потребностейобщества.
Религиозныеразличия были не единственным фактором, препятствовавшим духовному единениюжителей Сирии. Традиционные различия в правовой сфере существовали на практикеи среди единоверцев, например, между горожанами (балядин) и сельскими жителями (фалляхин).В то время, как городские жители не только в теории, но и на практикеподчинялись юрисдикции шариатских судов (махкама), население сельских районовтрадиционно регулировало правовые вопросы преимущественно на основании обычногоправа. Особая ситуация сложилась в Горном Ливане. К началу XIX в. это был, пожалуй, единственныйрайон на территории сирийских провинций, где личный статус определялся, впервую очередь, не столько религиозной принадлежностью, сколько социальнымпроисхождением. Отношения среди представителей правящей элиты — ливанскихэмиров и шейхов, также практически не испытывали воздействия мусульманскогоправа, что позволило даже членам правящего дома Шихаб перейти в начале XIX в. из ислама в христианство.
Востальной же Сирии положение мусульманского большинства по отношению кнемусульманскому меньшинству вполне соответствовало традиционному представлениюоб исламе как господствующей религии. Вне пределов своей религиозной общины — миллетанемусульманин, как правило, не имел возможности участвовать в административномуправлении. Но в целом сложившийся на протяжении веков t порядок не только ограничивал права немусульман, но и защищалпредоставленный им мусульманским государством правовой статус, не допускаяпритеснений на религиозной почве. Произвол османской администрации взначительной степени сводил на нет те преимущества, которыми, в соответствии снормами мусульманского права и светского законодательства, обладалипоследователи господствующей религии. В XVIII — первой трети XIX в. система патронажа и коррупции пронизываласирийское общество сверху донизу. Решение практически любого суда можно было«купить», так что главную роль при решении спорных дел подчас играли деньги, ане конфессиональная принадлежность. К началу XIX в. отношения между мусульманами и немусульманами вСирии соответствовали принципам мусульманского права, требовавшим отпредставителей господствующей религии терпимости в отношении «людей Писания».Руководители немусульманских религиозных общин в Сирии обладали значительнойвластью над своими подчиненными-единоверцами. Патриархи, епископы и раввины,выступая перед властями в качестве ответчиков за поведение своих единоверцев, всвою очередь могли применять к подвластным меры принуждения и наказания.Религиозные различия не препятствовали ни повседневным контактам на деловой основе,ни личной дружбе между представителями различных конфессий. Конфессиональныеграницы были проведены настолько четко, а вопросы вероисповедания настолькозакрыты для широкого обсуждения, что люди могли достаточно свободновзаимодействовать в различных сферах деятельности. Мусульмане и немусульмане вСирии нередко жили бок о бок и часто даже трудились под одной крышей.
Сирияявлялась неотъемлемой частью мусульманского мира. Однако религия была далеко неединственным компонентом культуры. Религиозные представления нередко уступалипервенство элементам «народной» культуры, т. е. обычаям и традициям, не имевшимнепосредственной связи с официальной религиозной доктриной, будь то ислам илихристианство. В условиях существования значительных религиозных
различийименно «народная» культура в некоторой степени сближала представителейразличных религиозных общин. Сочетание межконфессиональной отчужденности собщностью языка, традиционных представлений и обычаев не ускользнуло из полязрения некоторых наиболее вдумчивых и внимательных наблюдателей. Например,российский путешественник, автор «Путевых заметок о Сирии и Палестине. 1844—1847», следующим образом характеризовал культурную общность жителей Сирии:«… Все арабы-сирийцы, хотя враги между собой за различие верований и мнений,за славу древности происхождения, за первенство по праву сильного, являют нампример разительного сходства в нравах, обычаях, силе умственных способностей иувлечений чувственных, а также и замечательные особенности в духе поверий ипреданий, в направлении желаний и страстей». Основными характеристикамитрадиционного духовного мира жителей Сирии были приверженность религиознымнормам и традициям, безусловное преклонение перед опытом прошлого и строгийконсерватизм, отсутствие в системе общественных ценностей стремления кновшествам.
ЖителиСирии вполне отдавали себе отчет в этническом различии между местнымиаянами-арабами и представителями османской элиты неарабского происхождения.Несмотря на религиозное единство, турки-османы воспринимались местными жителямив качестве чужаков. И все же этнические различия не могли стать противовесомидее духовного единства мусульман. В то же время весьма сильно было чувствоместной обособленности. Средства коммуникации в Сирии вплоть до второй половиныXIX в. были весьма слабо развиты. Доначала 60-х годов XIX в. в Сирии несуществовало ни одной проезжей дороги в современном понимании. Значительноечисло сельских жителей никогда не покидало в течение своей жизни роднойдеревни. Узость духовных горизонтов была вполне типична не только для сельскихжителей, но и для горожан. Даже в таких крупных торгово-ремесленных центрах какДамаск и Алеппо, подавляющее большинство населения, как мусульмане, так инемусульмане, имело весьма смутное представление о событиях, происходивших запредами городских стен. Люди ограничивались в своей повседневной жизни лишьтеми знаниями и навыками, которые можно было приобрести, не выходя за пределыродного квартала.
Помимокупцов, специализировавшихся на караванной торговле и проводивших большую частьвремени в странствиях, лишь образованная элита (улама, иерархи немусульманскихрелигиозных общин, некоторые чиновники и представители крупной знати)поддерживала регулярные контакты с коллегами в других городах Сирии и за еепределами.
Сообщенияо событиях за пределами города лишь изредка появляются на страницах городскиххроник XVIII — начала XIX в., основное же внимание авторов привлекают местныеновости. В описаниях местных авторов жизнь представляется непрерывной чередойтрагедий и катастроф, сменяемых лишь периодами ожидания прихода новых бедствий.Тем самым проявляется характерная для традиционного восточного сознаниянеуверенность в завтрашнем дне, ощущение постоянной близости драматическихсобытий. Распри группировок местной знати и неурожаи, повышение цен и налогов,зловещие знамения и эпидемии, землетрясения и нашествия саранчи — таковыосновные темы сочинений сирийских хронистов XVIII — начала XIX в., как мусульман, так и христиан. Все эти трагические событиявоспринимались авторами сирийских хроник как элементы обыденной жизни.Традиционное общество представляло жизнь как непрерывный поток, к которому вравной степени нельзя применить определение ни прогрессивно-поступательногодвижения, ни четкой целевой направленности. Критические высказывания настраницах сирийских хроник звучали лишь по адресу отдельных личностей,например, «деспотичного» паши. Однако эта критика лишена каких бы то ни былопобуждающих оценок. Священная власть султана в сознании людей оставаласьнезыблемой и символизировала собой устоявшийся общественный порядок.
Интереск событиям в далекой Европе несколько возрос среди немногочисленнойобразованной элиты Сирии в период Великой французской революции инаполеоновских войн. Ливанский хронист эмир Хайдар Ахмад аш-Шихаби уделялнемалое внимание таким событиям политической истории Европы эпохинаполеоновских войн, как Амьенский мир и кампания 1805 г. Но ни отголоски революционных событий в Европе, ни даже кратковременное присутствие французскихвойск в Сирии в 1799 г. не смогли сыграть роль того внешнего импульса, которыйбыл бы способен оказать действенное влияние на общественное сознание всирийских провинциях.
Главнокомандующийфранцузской армии, вторгшейся из Египта в Сирию в 1799 г., Бонапарт недооценил политическую ситуацию и настроение местного населения. Ожиданияфранцузского полководца, намеревавшегося поднять восстание друзов и маронитов,явно не оправдались. Несмотря на недовольство многих подданных Ахмад-пашиаль-Джеззара деспотичной властью своего повелителя, вступление французскихвойск в пределы Сирии, вопреки ожиданиям Бонапарта, не привело к восстаниюместных жителей против османских властей. Большинство недовольных предпочлизанять выжидательную позицию и следить за развитием событий, сохраняявынужденный нейтралитет. Никакого взрыва союзнических чувств по отношению к«единоверным» французам среди христиан Сирии не произошло. Католическиемиссионеры, работавшие в Ливане, при посредничестве маронитского духовенстваубеждали население в том, что французы — это носители идей безбожнойфранцузской революции, и, следовательно, оказание им помощи является не толькоизменой султану, но и изменой христианской религии.
Вплотьдо того времени, когда в Сирии стали возникать миссионерские и государственныеучебные заведения (30— 50-е годы XIXв.), уровень грамотности населения был очень низким. Представителиинтеллектуальной элиты в Сирии (мусульманские улама и христианское духовенство,а также верхушка чиновничества) были немногочисленны, однако они не уступали поуровню образованности своим коллегам из Каира и Стамбула.