--PAGE_BREAK--
Тюркский каганат
В Азии в VI-VII вв. тюрки создали державу, которой дали свое имя — Тюркский каганат. Каган, хакан, или хан — так назывался у тюрков (а затем и у монголов) верховный правитель, «царь». Как и держава азиатских хуннов, каганат раскинулся на громадной территории — от Хуанхэ до Каспия, от Тибета до Приуралья…
Начиная с VI в. о тюрках — именно о тюрках — заговорили уже не только китайские, но и армянские, византийские и иранские хроники. «Торки» — называют их армяне и иранцы, «туркои» — записывают их самоназвание византийцы. Наконец, и сами тюрки дают о себе знать будущим историкам: в Северной Монголии, на реке Орхон, в Южной Сибири, по берегам Енисея и его притоков, они высекают на скалах рунические письмена в память о важнейших событиях, происходивших здесь в VII-VIII столетиях. Руны, слагающие слово «тюрк», выбиты на каменной поверхности теми, кто сам себя так называл.
Историческая судьба Тюркского каганата сходна с державой хуннов: в начале VII в. он разделился на западный, или среднеазиатский, и восточный, центральноазиатский. Первый просуществовал до 740 г., второй — до 745 г. После этого имя «тюрк» оттесняется на задний план вместо него появляется множество наименований тюркских племен, выступающих самостоятельно: карлуки, кангары, кыргызы, кыпчаки, тюргеши, уйгуры, хакасы, огузы, туркмены. Одни из них — карлуки, кангары, кыпчаки, огузы — позже исчезли, слившись с соседними народами, другие — кыргызы, уйгуры, хакасы, туркмены — дали название самостоятельным тюркским народам, существующим и ныне.
Вообще в раннее средневековье, после Великого переселения народов, многие прежние племенные объединения распадаются, а из их бывших составных элементов образуются зародыши будущих народностей. К примеру, германские племена разделились на франков, англов, саксов, готов, вандалов и др., из недр славянского союза вышли чехи, поляки, сербы, хорваты, восточные славяне и др. В это время происходят не только большие этнические перемены, но и революци-онные социальные сдвиги. Феодализм, новая социально-экономическая формация, оттесняет прежние родоплеменные отношения у «варварских» народов и наносит сокрушительный удар по рабовладельческому обществу в государствах древней цивилизации. Рим, оплот рабовладения, падает под двойным натиском — «варваров» и восставших рабов. На Западе лишь Византия, а на Востоке — Китай смогли устоять перед наплывом новых народов. Но и они становятся феодальными империями.
В VII в. основным ареалом азиатских тюрков стала обширная область в Средней Азии, получившая в иранских языках название «Туркестан» (Тюркский стан, Страна тюрков). Однако уже в VIII в. большую часть Туркестана завоевали арабы, создавшие новую гигантскую державу средневековья — Арабский халифат. Среднеазиатские тюрки признали власть халифа, стали его союзниками, среди них начала распространяться религия завоевателей — ислам. Арабские летописцы часто называют все тюркские племена (хотя им известны и их отдельные племенные этнонимы) общим словом «турк», или, в форме множественного числа, образованного по законам арабской грамматики, — «атрак». В этом сказалась не только письменная традиция тех авторов, через которых историографы-арабы познакомились с тюрками (вспомним: «торки» у иранцев и армян, «туркои» у византийцев). Имя «тюрк» отражало и общее этническое самосознание всех тюркских племен Средней Азии, помнивших свое прошлое.
Среднеазиатские тюрки не долго терпели господство арабов. Уже в IX в. они создают свою державу во главе с ханом Огузом, вождем огузских племен. Огузы вытесняют из Средней Азии своих соперников — печенегов, другое тюркское племя. Печенеги уходят в русские степи, но там встречают отпор Киевской Руси, перекочевывают на Балканы и попадают под власть Византии. Приняв христианство, они оседают на землю, служат в войсках византийцев.
Границы огузского государства доходят до приволжских степей. Тут оно сталкивается с соперничеством Хазарского каганата и Волжской Булгарии. В борьбе с ними огузы находят мощного союзника — Киевскую Русь, находящуюся в расцвете своих сил. Русские летописи называют огузов торками, то есть тюрками. И это примечательно: значит, огузы ощущали себя частью тюркской этнической общности… В 965 г. князь Святослав заключает с огузами-торками военный договор. Под ударами русов и торков падает каганат «неразумных хазар». В 985 г. князь Владимир в союзе с торками двинулся в поход по Волге против булгар. Княжеская дружина плыла в ладьях, а торки-всадники ехали берегом. Волжская Булгария потерпела поражение.
Но уже начинается кризис огузской державы. На юге ее владений усиливается род Сельджуков, многочисленный клан огузского племени. Он собирает вокруг себя племена, недовольные властью хана. А в середине XI в. в Туркестан врываются новые тюркские пришельцы из Центральной Азии — кыпчаки. Часть огузов под их натиском уходит к границам Киевской Руси и дальше, на Балканы, в Византию. Русские князья селят своих бывших союзников в пограничных укреплениях. Огузы-торки основывают здесь на берегу Стугны свой город — Торческ и постепенно сливаются с русами. Вместе с русскими князьями они сдерживают набеги кыпчаков, или, по-русски, половцев, участвуют в походах против них. Один из таких походов описан в «Слове о полку Игореве». Византийцы также расселяют в своих владениях бежавших огузов. «Узы» — так записали их имя византийские хронисты — принимают христианство, оседают на землю, служат в византийских войсках, иными словами — повторяют судьбу печенегов. Отголосок этнонима «огуз», или «уз» дожил до наших дней в названии гагаузов — тюркского народа, живущего в Болгарии, Молдове и на Украине. (По другой версии, это название произошло от имени Кейкавуса — одного из сельджукских султанов, который переселился в Византию, спасаясь от своих противников, в XII в.)
Другая часть огузов спаслась от кыпчаков, уйдя на самый юг Средней Азии и дальше в Хорасан, северо-восточную область Ирана. Здесь они приняли покровительство усилившегося клана Сельджуков. И вскоре на арену истории выходит новое этническое образование — туркмены, или, точнее, тюркмены. А юг Средней Азии получает название «Тюркменистан» — Туркмения.
продолжение
--PAGE_BREAK--«Образование империи Чингисхана»
Создание первой государственной организации монголов. Победы Темучина. Административная система, созданная при Чингисхане.
Образование империи Чингисхана
Создание первой государственной организации монголов связано с деятельностью Темучина, сына батыра Есугея, владельца крупного улуса, кочевавшего в долине Онона.
Со смертью Есугея (1164г) созданный им улус распался. Различные родовые группы и нукеры, входившие в этот улус, покинули семью умершего повелителя. Темучину было в это время 9 лет. Имя Темучина начинает вновь упоминаться в источниках лишь в конце 90-х гг. 12в., когда ему удалось найти поддержку у повелителя кереитов Ван-хана, с помощью которого военные силы Темучина стали постепенно расти. К Темучину стали стекаться нукеры; он совершал набеги на соседей, умножая свои богатства, стада. В поисках сторонников Темучин принимал на службу людей из разных родов и племен, щедро одаривая каждого за верную службу из богатой добычи.
Так постепенно складывался улус Темучина, мощь которого возрастала; становилось ясно, что он претендует на власть всей Монголией. Это встретило решительное сопротивление других претендентов на роль всемонгольских повелителей. Первыми серьезными противниками Темучина оказались меркиты, действовавшие в союзе с тайчжиутами. Темучин с помощью Ван-хана и кереитов, а также батура Джамухи из рода джаджиратов разгромил меркитов. Эта победа, однако, рассорила Темучина с Джамухой.
Первым крупным военным предприятием Темучина была война против татар, начатая совместно с Ван-ханом около 1200г. Татары в то время с трудом отюивали атаки цзиньских войск, вступивших в их владения. Используя благоприятную обстановку, Темучин и Ван-хан нанесли татарам ряд сильных ударов и захватили богатую добычу. В 1202г. Темучин самостоятельно выступил против татар. Перед этим походом он сделал попытку реорганизовать и дисциплинировать войско. Согласно изданному приказу категорически запрещалось захватывать добычу во время боя и преследования неприятеля: начальники должны были делить захваченное имущество между воинами только по окончании боя.
Победы Темучина вызвали сплочение сил его противников. Сложилась целая коалиция, включавшая татар, тайчжиутов, меркитов, ойратов и другие племена, избравшая своим ханом Джамуху. Весной 1203г. произошло сражение, закончившееся полным разгромом сил Джаймухи. Эта победа еще больше усилила улус Темучина. Началось соперничество между ним и кереитским Ван-ханом, переросшее вскоре в открытую вражду. Война между бывшими союзниками стала неизбежной. Осенью 1203г. войска Ван-хана были разбиты. Его улус перестал существовать.
После этой победы владения Темучина вплотную приблизились к границе найманов, повелитель которых был последним соперником, способным оспаривать у Темучина власть во всей Монголии. Обе стороны начали усиленно готовиться к войне. В лагере найманов собрались значительные силы, но Темучин осуществил ряд мер, направленных к укреплению внутреннего порядка в его улусе и к увеличению численности и боеспособности войск.
Вся деятельность Темучина отражала интересы нойонов. Стремясь обеспечить себе полную их поддержку, он учредил своеобразный двор с многочисленным штатом придворных чинов, назначавшихся из нойонов разных родов и племен. Так появились заведующие ханскими табунами, ханскими стадами, ханскими кибитками, кравчие, носители ханского стула и т. п. Темучин узаконил институт дарханов — лиц, за особые заслуги освобождавшихся от всех поборов и повинностей, а также от наказания за девять самых серьезных проступков.
Темучин силой оружия боролся за внутреннее укрепление своего улуса, добиваясь прекращения самовольных откочевок лиц и групп, не желавших ему подчиняться. Эти меры были не случайными. Власть его еще далеко не была укреплена. источники сообщают, что, готовясь к походу, ему приходилось выделять специальные отряды и особо преданных ему военачальников в арьергарды, чтобы “быть безопасну сзади от племен монгольских, кереитских, найманских и других, которые большей частью были покорены,… да не случится, что вторично некоторые племена из рассеянных опять стакнутся и замыслят сопротивление”.
Но особенно много внимания уделил Темучин своему войску. Он решительно отказался от организации войск по родовому и племенному принципу, разделив свои формирования на десятки, сотни, тысячи и тумены. Командирами назначались специально подобранные люди из приближенных и нукеров. Эти воинские подразделения могли комплектоваться из самых различных родов и племен. Таким образом войско было оторвано от старой родо-племенной основы. Это дало новый толчок к перемешиванию родов и племен, к их слиянию в единую народность.
Специально сформированный вооруженный отряд личных телохранителей, так называемый кэшик, пользовался исключительными привилегиями и предназначался главным образом для борьбы против внутренних врагов хана. Кэшиктены подбирались из нойонской молодежи и находились под личным командованием самого хана, будучи по существу ханской гвардией. Для начала в отряде числилось 150 кэшиктенов. Кроме того, создан особый отряд, который должен был всегда находиться в авангарде и первым вступать в бой с противником. Он был назван отрядом богатырей.
Осенью 1204 г. войска Темучина нанесли жестокое поражение найманам и их союзникам к западу от Орхона. Улус найманов перестал существовать, а родовые и племенные группы, ранее подчинявшиеся им, выразили покорность Темучину. Некоторые найманы бежали на запад. Воины Темучина преследовали их, настигли и нанесли несколько поражений. Только немногим удалось переправиться через Иртыш и уйти в Семиречье. После этих побед власть Темучина распространилась на все монгольские родовые и племенные группы. В Монголии не было улусов, которые могли бы соперничать с его силами.
В 1206 г. в местности Дэлюнь-булдак на правом берегу Онона, на курултае (съезде), куда прибыли все сородичи Темучина, а также его сподвижники и приближенные, он был провозглашен всемонгольским повелителем под именем Чингисхана. Так завершился процесс образования монгольского государства во главе с единым государем.
После того как Темучин стал всемонгольским повелителем, его политика еще ярче стала отражать интересы нойонства. Хищным и алчным нойонам нужны были такие внутренние и внешние мероприятия, которые способствовали бы закреплению их господства и увеличению их доходов. Новые завоевательные войны, ограбление богатых стран должны были обеспечить расширение сферы феодальной эксплуатации и укрепление классовых позиций нойонов.
Административная система, созданная при Чингисхане, была приспособлена к осуществлению этих целей. Низшей административной единицей была признана группа аилов, могущая выставить десять воинов. Далее шли группы аилов, выставлявшие по 100 воинов, по 1000 воинов и, наконец, по 10 тыс. воинов. Все взрослые и здоровые мужчины считались воинами, которые в мирное время вели свое хозяйство, а в военное время брались за оружие. Такая организация обеспечила Чингисхану возможность увеличить свои вооруженные силы примерно до 95 тыс. воинов.
Отдельные сотни, тысячи и тумены вместе с территорией для кочевания отдавались во владение тому или иному нойону. По своему характеру это было таким же феодальным пожалованием, какие еще до образования государства стали обычными во взаимоотношениях между нойонами и нукерами. Но теперь это превратилось в государственную систему. Великий хан, считая себя собственником всей земли в государстве, раздавал землю и аратов во владение нойонам, с условием, что те будут за это исправно выполнять определенные повинности. Важнейшей повинностью была военная служба. Каждый нойон был обязан по первому требованию сюзерена выставить в поле положенное число воинов. Нойон в своем уделе мог эксплуатировать труд аратов, раздавая им на выпас свой скот или привлекая их непосредственно к работе в своем хозяйстве. Мелкие нойоны служили крупным. Так при Чингисхане были заложены основы военно-ленной системы в Монголии.
Чингисхан разделил страну между членами своего рода. Он выделил в удел своей матери и младшему брату в совместное владение 10 тыс. аилов, другому брату — 4 тыс., третьему — 1,5 тыс. аилов; сыновьям своим он дал, Джучи — 9 тыс. аилов, Джагатаю -,8 тыс., Угэдэю и Толую — по 5 тыс. аилов. Подобные же уделы хан выделил всем своим ближайшим сподвижникам.
При Чингисхане было узаконено закрепощение аратов, запрещен самовольный переход из одного десятка, сотни, тысячи или тумена в другие. Этот запрет означал уже формальное прикрепление аратов к земле нойонов — за откочевку из владений арату грозила смертная казнь.
Став великим ханом, Темучин превратил маленький гвардейский отряд (кэшик) в десятитысячный гвардейский корпус, сохранив при этом в неприкосновенности все его привилегии и аристократический принцип.комплектования. Этот корпус всегда находился при особе великого хана, признавал и выполнял лишь те приказы, которые исходили лично от него: хан был непосредственным командующим кэшика.
Чингисхан разделил страну на два ““крыла”. Во главе правого крыла он поставил Боорчу, во главе левого — Мухали, двух своих наиболее верных и испытанных сподвижников. Должность и звания старших и высших военачальников — сотников, тысяцких и темников — он сделал наследственными в роду тех, кто своей верной службой помог ему овладеть ханским престолом.
продолжение
--PAGE_BREAK--Начало пути.
Чингисхан (около 1155 — 1227 гг.) — монгольский император, родился в урочище на берегу реки Онон. Его отец, вождь Есугей, в это время вел военную кампанию против татарского предводителя по имени Темучин. Война окончилась победой Есугея. Разгромив врага, он вернулся домой, где его встретило известия, что его жена Оэлун родила сына. Осмотрев ребенка, Есугей увидел на маленькой ладошке, сжатой в кулак, пятнышки запекшейся крови. Суеверный монгол связал это со своей победой над татарским вождем и назвал младенца Темучином.
Потеряв отца, в возрасте тринадцати лет Темучин должен был стать верховным вождем монголов. Однако смерть Есугея послужила толчком для отделения некоторых племен, до этого вынужденных держаться вместе, подчиняясь могущественному предводителю. На увещевания Темучина вожди племен ответили: " Даже самые глубокие колодцы высыхают, самые твердые камни рассыпаются. Почему мы должны оставаться верными тебе?"
Его мать Оэлун не могла смотреть на то, как ослабевает власть ее сына. Она отправила тех, кто еще оставался верным ему, против отложившихся племен. В результате примерно половина вассалов некогда большой орды Есугея хотя и с колебаниями, но сохранила верность Темучину, заставляя однако, того постоянно сомневаться в их надежности.
Но даже с такими ненадежными соратниками Темучину удавалось бороться против заговоров и противостоять открытой вражде соседних племен, особенно найманов, кераитов и меркитов. С одним из этих племен Темучин вел практически непрекращающуюся войну до 1206 года, когда он собрал достаточно сил, чтобы объявить себя верховным правителем всех племен Монгольской степи. Он созвал курултай (съезд вождей) на берегах Онона, где был провозглашен великим ханом над всеми племенами с новым именем Чингисхан (кит. Cheng-sze — истинный властитель). В это время у Чингисхана остается лишь один открытый противник в Монгольских степях — найманский хан. Против него Чингисхан и направляет свои войска. В одном из боев он так умело разгромил силы найманов, что Кучлук, их предводитель, бежал к Иртышу. Вместе с ним бежал его союзник, меркитский хан Тохта-беки.
Завоевание Китая.
Чингисхан задумывает вторжение в империю китайских татар (киданей), ранее отвоевавших Северный Китай у династии китайских императоров Сун, давних врагов кочевников, и создавших свое государство. Первым шагом стало покорение западной части государства тангутов Си-Ся. Захватив несколько укрепленных городов, летом 1208 года «Истинный властитель» отошел к Лунцзиню, пережидая нестерпимую жару, выпавшую на тот год. Тем временем до него доходят известия, что его старые враги Тохта-беки и Кучлук готовятся к новой войне с ним. Упреждая их вторжение и тщательно подготовившись, Чингисхан разбил их наголову в сражении на берегу Иртыша. Тохта-беки оказался в числе погибших, а Кучлук спасся бегством и нашел приют у киданских татар (Кара-кидани). Удовлетворенный победой, Темучин снова направляет свои войска против Си-Ся. После победы над армией китайских татар, которой руководил сын правителя, он захватил крепость и проход в Великой Китайской стене и вторгся непосредственно в саму Китайскую империю, государство Цзинь и прошел до Няньси в провинции Ханьшу. С нарастающим упорством Чингисхан вел свои войска, устилая дорогу трупами, в глубь континента и установил свою власть даже над провинцией Ляодун, центральной в империи. Несколько китайских полководцев, видя, что монгольский завоеватель одерживает неизменные победы, перебежали на его сторону. Гарнизоны сдавались без боя.
Утвердив таким образом свое положение вдоль всей Великой Китайской стены, осенью 1213 года Темучин посылает три армии в разные концы Китайской империи. Одна из них, под командованием трех сыновей Чингисхана — Джучи, Чагатая и Угедея, направилась на юг. Другая под предводительством братьев и полководцев Темучина, двинулась на восток к морю. Сам Чингисхан и его сын Тули во главе основных сил выступили в юго-восточном направлении. Первая армия продвинулась до самого Хонана и, захватив двадцать восемь городов, присоединилась к Чингисхану на Великой Западной дороге. Армия под командованием братьев и полководцев Темучина захватила провинцию Ляо-си, а сам Чингисхан закончил свой триумфальный поход лишь после того, как достиг морского скалистого мыса в провинции Шаньдунь. Но то ли опасаясь междоусобиц, то ли вследствие иных причин он решает весной 1214 года вернуться в Монголию. Но перед этим отправляет следующее послание-ультиматум китайскому императору: " Все ваши владения в Шаньдуне и других провинциях к северу от Желтой реки теперь принадлежит мне. Единственное исключение — ваша столица Йенпин (современный Пекин). По воле небес вы теперь так же слабы, как я силен. Однако я хочу покинуть завоеванные земли, но чтобы умиротворить моих воинов, настроенных к вам крайне враждебно, вам надо одарить их ценными подарками". Китайский император с радостью принял эти условия своей безопасности. Заключая столь желанный для него мир, он подарил Чингисхану дочь покойного императора, других принцесс императорского дома, пятьсот юношей и девушек и три тысячи лошадей. Однако не успел предводитель монголов уйти за Великую Китайскую стену, как китайский император перевел свой двор подальше, в Кайфын. Этот шаг был воспринят Темучином как проявление враждебности, и он снова ввел войска в империю, теперь обреченную на гибель. Война продолжилась, и пока Чингисхан завоевывал все новые города и провинции Китая, беглый найманский хан Кучлук не сидел без дела. С присущим ему вероломством он попросил давшего ему убежище татарского хана помочь собрать остатки армии, разбитой при Иртыше.
Заполучив под свою руку довольно сильное войско, Кучлук заключил против своего сюзерена союз с шахом Хорезма Мухаммедом, до этого платившим дань каракиданям. После короткой, но решительной военной кампании союзники остались в большом выигрыше, а татарский хан был вынужден отказаться от власти в пользе незваного гостя. Завоевав таким образом власть и укрепив свой пошатнувшийся авторитет, Кучлук снова задумал помериться силами с властителем монголов. Узнав о приготовлениях найманов, Чингисхан тут же выступил в поход. В первой же битве разгромил армию найманов и захватил Кучлука, а его владения (ханство) стали лишь удельным княжеством огромной Монгольской империи. После этого Темучин устремился к границам Хорезма. Он не намеревался переходить границу и отправил к шаху Мухаммеду послов с подарками и посланием следующего содержания" Приветствую тебя! Я знаю, сколь велика твоя власть и сколь обширна твоя империя. Я отношусь к тебе как к любимому сыну. Однако ты должен знать, что я захватил Китай и все территории тюркских народов к северу от него. Ты знаешь, что моя страна — родина воинов, земля, богатая месторождениями серебра, и мне нет нужды захватывать другие земли. Наши интересы равны и заключаются в том, чтобы поддерживать добрососедские торговые отношения между нашими подданными". Это миролюбивое послание было хорошо принято шахом, и, по всей вероятности, монгольские армии никогда бы не появились в Европе, если бы не одно происшествие. Вскоре после того, как посольство Чингисхана вернулось из Хорезма, он послал своих первых купцов в Трансоксиану. Но они были схвачены и убиты, обвиненные в шпионаже Инельюком Гаир-Ханом, правителем Отрара. В гневе Темучин потребовал выдать нарушившего договор правителя. Однако, вместо того чтобы выполнить это требование, Мухаммед обезглавил одного из послов монгольского властителя, а остальных отпустил, предварительно обрезав им бороды. Такое оскорбление делало войну неизбежной, и весной 1219 года Чингисхан выступил из Каракорума. Начатая им кампания несла в себе далеко идущие цели и с первых же дней стала приносить самые неожиданные результаты.
продолжение
--PAGE_BREAK--Разграбление Бухары.
С самого начала армия завоевателя была разделена на две части: одной командовал второй сын Чингисхана — Чагатай, направляющий свой удар против защитников Хорезмской империи на севере; вторую возглавил старший сын — Джучи. Его основной целью было завоевание Сыгнака и Дженда. Против воинов Джучи Мухаммед выслал армию в четыреста тысяч человек. И эта огромная армия потерпела поражение. По словам очевидцев, на поле боя осталось сто шестьдесят тысяч мертвых хорезмийцев. С остатками своего войска Мухаммед бежал в Самарканд. Тем временем Чагатай спустился к устью Сырдарьи (в то время — Яксарт), прошел Тарс и осадил Отрар, город, где правил человек, оскорбивший достоинство Чингисхана. После пятимесячной осады крепость была взята штурмом. Все окружение правителя и его самого казнили, а город после грабежа сровняли с землей. В это время третья армия Чингисхана окружила и взяла штурмом Ходжент, тоже расположенный на Яксарте. Четвертая армия, возглавляемая самим правителем монголов и его младшим сыном Тули, подходила к Бухаре. Ташкент и Нур сдались без боя. После короткой осады и Бухара попала в руки монголов. Войдя в захваченный город, Чингисхан поднялся по ступенькам главного минарета и оттуда прокричал своим воинам: " Сено скошено, дайте лошадям поесть". Дважды повторять не пришлось. Город был разграблен, а жители подверглись величайшим насилиям или бежали, те, кому это удалось. Жажда мести, охватившая Темучина, была утолена только тогда, когда город разрушили и спалили дотла. После ухода последнего монгола лишь высокий минарет да единственный дворец свидетельствовали о том, что когда-то здесь был " центр всех наук".
Оставив Бухару в руинах, Чингисхан по долине Согдианы направился к Самарканду. Предатели открыли ему ворота и без боя сдали город. Так же поступили и в городе Балхе. Но ни в том, Ни в другом случае добровольная сдача не спасла жителей города от насилия и грабежа. Дальше Самарканда Темучин не пошел, но отправил Тули с семидесятитысячной армией взять Хоросан. А два летучих отряда во главе с Джебе и Субедеем-багатуром преследовали Мухаммеда, который скрылся в Нишапуре. Проигравший войну и не имеющий поддержки Мухаммед бежал к Каспийскому морю, где в прибрежной деревушке Астара и умер от приступа пневмонии, передав власть своему сыну Джелал-ад-Дину. Тем временем Тули вместе со своим войском вошел в провинцию Хоросан и взял штурмом Нессу, после чего появился перед крепостными стенами Мерва. Воспользовавшись изменой жителей города, монголы захватили его и по свойственной им манере разграбили и сожгли город. Из Мерва Тули отправился в Нишапур, где столкнулся с чрезвычайно упорным сопротивлением.
Четыре дня жители отчаянно сражались на стенах и улицах города, но силы были неравные. Город был взят, и, за исключением четырехсот ремесленников, оставленных в живых и отправленных в Монголию, остальные мужчины, женщины и дети были зверски убиты. Герат избежал судьбы Мерва и Нишапура, открыв свои ворота монголам. На этом этапе своего продвижения по городам Азии Тули получил приказ от отца присоединиться к его армии в Бадахшане. Чингисхан собирался после небольшого перерыва, во время которого он захватил Газни, возобновить преследование Джелал-ад-Дина. Получив подкрепление, предводитель монголов настиг Джелал-ад-Дина, который со своими турками укрепился на берегу реки Инд. Хотя войска Чингисхана сильно превосходили армию сына Мухаммеда по численности, турки фанатично защищались. Только когда монголы разгромили их наголову, фактически уничтожив почти всех, оставшиеся в живых в смятении бежали. Джелал-ад-Дин, видя, что битва проиграна, вскочил на свежего коня, погнал его к реке недалеко от поля битвы и бросился в воду. С восхищением смотрел Чингисхан на этот отчаянный поступок своего врага и без сожаления увидел, как вынырнувший всадник выбрался на противоположный берег. Некоторое время спустя Темучин снова пошел по следам Джелал-ад-Дина, бежавшего на этот раз в Дели. Но, поняв, что тот неуловим, монголы вернулись в Газни, по дороге опустошив провинции Лахор, Пешавар и Меликпур. Здесь Чингисхану сообщили о том, что жители Герата свергли правителя, которого назначил Тули, и на его место поставили своего человека. Чтобы подавить восстание, предводитель монголов отправил армию в восемьдесят тысяч человек. После шестимесячной осады Герат был взят. Целую неделю не прекращались убийства, пожары и грабежи. По свидетельству очевидцев, 1600000 человек(?) были замурованы в стены города. Отомстив, Чингисхан вернулся в Монголию через Балх, Бухару и Самарканд.
Появление в Европе.
Пока происходили эти события, Джебе и Субедей-багатур со своими отрядами прошли через Азербайджан и весной 1222 года вторглись в Грузию. Здесь они разбили объединенные силы лезгинов, черкесов и кипчаков и пошли на Астрахань, преследуя остатки кипчаков вдоль Дона. Монголы разгромили и половцев, которые бежали на Русь. Русские князья были встревожены появлением загадочного врага. Однако Мстиславу, князю Галицкому, удалось уговорить их собрать на берегу Днепра объединенную армию. Здесь он и встретил посланцев из монгольского лагеря. Даже не выслушав их, Мстислав казнил посланцев. Монголы ответили на это событие такими словами: " Вы хотели войны, вы ее получите. Мы не причинили до этого вам никакого вреда. Бог беспристрастен, он рассудит нас". В первой же битве у реки Калка славяне были полностью разбиты, и остатки армии бежали от победителей, а те, опустошив Волжско-камскую Болгарию, удовлетворенные добычей, вернулись по реке Ахтуб в Среднюю Азию, где и соединились с основной армией монголов.
продолжение
--PAGE_BREAK--
Оставшимся в Китае монгольским войскам сопутствовал такой же успех, что и армиям в Западной Азии. Монгольская империя была расширена за счет нескольких новых завоеванных провинций, лежавших к северу от Желтой реки, за исключением одного-двух городов. После смерти императора Сюинь-Цзуна в 1223 году Северная Китайская империя практически прекратила свое существование, и границы Монгольской империи почти совпали с границами Центрального и Южного Китая, управлявшегося императорской династией Сун.
По возвращению из Центральной Азии Чингисхан еще раз провел свою армию по Западному Китаю. Во время этой кампании астрологи сообщили предводителю монголов, что пять планет находятся в неблагоприятном соответствии. Суеверный монгол посчитал, что ему грозит опасность. Под властью дурного предчувствия грозный завоеватель отправился домой, но по дороге заболел и вскоре умер (1227 год). В своем завещании Чингисхан назначал своим наследником третьего сына Угедея, но до тех пор, пока тот не будет провозглашен Великим ханом (императором), смерть великого правителя должна храниться в тайне. Похоронная процессия двинулась из стана Великой Орды на север, к реке Керулен. Завещание монгольского властителя выполнялось с такой тщательностью, что людей, попадавшихся навстречу процессии, убивали. Через родное становище его тело пронесли жены, и в конце концов он был похоронен в долине Керулена.
Так закончился путь одного из величайших завоевателей, когда-либо живших на земле. Родившись в маленьком монгольском племени, он, сын рядового вождя, добился того, что его армии победоносно прошли от границ Китая до берегов Днепра. Хотя созданная им империя в конце концов распалась как из-за неумелого правления последующих монгольских властителей, так и вследствие объективных исторических закономерностей, она оставила многочисленные свидетельства своих побед над другими народами. Одним из таких свидетельств является присутствие турок в Европе, вытесненных из Центральной Азии монгольскими завоевателями.
Общие проблемы этногенеза и научная теория
Почти трехтысячелетняя история развития человечества позволяет в какой-то мере подвести итоги, сделать обобщения, выявить “больные” места.
Одним из таких мест оказалась сфера межнациональных отношений. Несмотря на долгий путь развития нашей цивилизации люди так и не научились регулировать свои взаимоотношения (не на межличностном уровне, а на уровне общностей). Как ни странно, чем быстрее темпы общественного развития, тем сильнее противоречия в данной сфере.
Конец ХХ столетия продемонстрировал бессилие государств в решении национальных проблем. Отсутствие единства подходов к схожим внутригосударственным проблемам, общих методологических принципов, противоречивость взглядов на межнациональную (внутреннюю, межрегиональную) политику способствовали дезинтеграции народов и некоторой девальвации самоценности, самобытности общностей.
Произошел коренной поворот в стиле мышления человечества: оно постепенно начало отходить от коллективистских начал, выработанных в ходе многовековой совместной деятельности. Индустриальная эпоха требовала совершенно других подходов к организации труда, распределению материальных благ, проведению досуга людей.
Массовое производство, казалось бы, должно было закрепить в человеке коллективистские начала. Но произошел парадокс, связанный со спецификой машинного производства. Машины, заменившие на многих участках производства живой труд, способствовали индивидуализации и разобщению людей. Связывая внешне огромную массу людей, они выступили в роли внутренних разрушителей исторически возникших сакральных и генетических связей между индивидом и орудиями труда, самим трудом и его результатами, поскольку в данном виде производства натуральный обмен уступил место купле-продаже. И, наконец, превращение в товар физической и ментальной сущности человека окончательно уничтожило прежние формы общественных отношений, освободив его от сдерживающего влияния патриархальной общины.
Процесс отчуждения личности, выявленный социологами в ХIX в., в нашем столетии приобрел глобальный характер. Общественные отношения находятся в кризисном состоянии. Унификация, стандартизация, единообразие бытия обезличили культуру. Агрессивность, конфликтогенность окружающей среды вновь привели индивида к поиску основ идентичности, прежде всего, идентичности этнической.
Несмотря на то, что не раз отмечалась несостоятельность этнических парадигм, этносы сохранили на протяжении тысячелетий свое истинное лицо и смогли выстоять в борьбе за выживание. Ни политические, ни экономические, ни идеологические системы и установки не выдержали испытания временем, рухнули, сменились более прогрессивными. Но этнические ценности смогли оказать на индивидов интегрирующее воздействие и не утратили этих функций до сегодняшнего дня.
Эта стабильность, а также неистощимость и внутренняя сила этносов, выступающих как организующая сила общественного развития, выдвигает насущную задачу их изучения.
Этносы — это та форма человеческого единства, которая поддерживается благодаря внутренней связи ее членов, которая наиболее ярко проявляется в их самосознании. Самосознание в данном случае является тем критерием, который позволяет каждому индивиду идентифицировать себя с данной группой. Поскольку остальные признаки этноса подвергаются трансформации и не всегда удается, опираясь только на них, выделить общность как некую целостность, то этническое самосознание остается практически единственным критерием, благодаря которому можно объединить людей в данную группу.
Этническое самосознание, позволяющее существовать определенной общности на протяжении длительного периода, приобретает специфический характер, причем некоторые исследователи отмечают его уникальность [1, c. 49]. Сложность ситуации видится в том, что этническое самосознание получило противоречивое восприятие: с одной стороны, принято утверждение о том, что этническое самосознание есть наиболее существенный признак, позволяющий этносу существовать; с другой стороны, столь же широко распространено положение о вторичности, этнического самосознания, его производности от объективных признаков этноса, считающихся основными.
Пользуясь положением формальной логики, которое гласит, что “основные признаки — это те существенные признаки, из которых выводятся как необходимое следствие другие существенные признаки, а производные — те признаки, которые выводятся из основных”, отдельные исследователи приходят к выводу о парадоксальности этнического самосознания [1, c. 49]. Действительно, если основываться на этом утверждении, один и тот же признак не может быть и основным, и производным, но в случае с этническим самосознанием именно это и происходит: оно выступает на обоих уровнях.
Надо отметить, что формальная логика не рассматривает содержание конкретного явления — она определяет лишь общий способ связи частей данного содержания, дает пути достижения истинных заключений в процессе получения выводного знания [2, c. 497–498]. Констатируя наличие этнического самосознания, мы уже оперируем им как конкретным знанием. Весь вопрос заключается в том, истинны ли наши заключения об этническом самосознании как об основном и вторичном, производном признаке этноса?
Истинность любого суждения, как утверждает все та же формальная логика, заключается в том, чтобы оно соответствовало действительности [3, c. 5]. В данном случае можно утверждать, что оба суждения соответствуют действительности, т.е. они истинны.
Если рассматривать тезис о вторичности этнического самосознания, то необходимо отметить, что он согласуется с фундаментальным положением материалистической философии о вторичности сознания, о его обусловленности реальным бытием людей. Благодаря труду и практической деятельности, по концепции материалистов, возникает осознанное отношение человека к себе, к окружающей среде, к другим людям. Процесс накопления социального опыта сопровождается и выработкой осознанного отношения к окружающему миру вещей, и постепенным выделением себя из него.
На уровне становления самосознания индивид не просто выделяет себя из окружающего мира, но и начинает сравнивать себя с другими, отождествляя и выступая не как человек вообще, а как представитель конкретной группы. Он выступает в роли носителя специфических черт этой группы, что позволяет, на уровне обыденного анализа, сделать вывод о своей непохожести на представителей других групп или общностей. И связь индивида с определенной группой осуществляется не только на уровне совместного производства и проживания, но и на основе возникновения незримых духовных связей и духовной близости. Внутреннее эмоциональное единство порой становится более сильным чувством, чем внешние формальные показатели единства группы.
Этническое самосознание, являющееся вторичным по отношению к бытию этноса, приобретает не только относительно самостоятельный характер, а является одним из главных и основных условий при конструировании и функционировании этноса. Оно является тем аккумулирующим средством, которое поддерживает единство этноса, культуру, язык в период его существования. Возникая в недрах индивидуального сознания, реализуясь только в своих конкретных носителях, этническое самосознание приобретает характер всеобщности. И эта всеобщность отражает ту идеологию, те ценности, убеждения, мировоззрение, обобщенные представления, на которые ориентируются члены этноса, воспринимая их как часть своего внутреннего мира.
Этническое самосознание выступает и как этнический универсум, поскольку способствует устойчивости и перманентности этносов. Кроме того, способность этносов воспринимать информацию и подстраиваться под конкретные условия как природной, так и социальной среды, обеспечивает их стабильность. Возникнув как продукт естественно-исторического процесса, этносы, в то же время, оказывают огромное влияние на ее ход. Одни виды этносов в ходе общественного развития исчезают, ассимилируются, входят в состав других, дробятся, образуя новые семьи, виды. Но как явление, система “этнос” сохраняется. Устойчивость этнических общностей выступает одним из главных условий не только объединения людей, но и, возможно, способствует существованию человечества в целом.
Но, однако, не все ученые согласны с такой постановкой вопроса. Некоторые из них считают, что такого понятия как “этнос” нет вообще [4, c. 50; 5, c. 7; 6, c. 50; 7, c. 357; 8, c. 143–144; 9; 10, p. 484], что оно является результатом нашего воображения. Это касается не только категории, но и самого явления, поскольку наши знания о нем, на самом деле, формируются посредством идеальных конструкций, и передаются из поколения в поколение только на ментально-психологическом уровне.
Действительно, что же дает нам эта категория? Ответ на этот вопрос носит не праздный характер, поскольку в нем заключен когнитивный аспект сознания и самоосознания общества, а также мировоззренческий момент процесса самопознания человечества. Данная категория носит и практический характер, поскольку предназначена для решения проблем в одной из самых трудных сфер общественного бытия — межэтнической.
На самом деле знания об обсуждаемой категории мы приобретаем эмпирическим путем, в ходе практического освоения объективной реальности. Они не заложены в нашем сознании, а есть результат целенаправленной работы многих неформальных и формальных этнических и социальных институтов общества, многотрудной внутренней работы самого индивида. Только в процессе интернализации индивид приобретает черты этнически ориентированной личности и соответствующие знания о своей общности, вырабатывает определенные чувства по отношению к ней.
Выведенные из опыта знания закрепляются в ходе целенаправленной преобразовательной деятельности личности и становятся частью его внутреннего мира. А это уже говорит о сознательной и конструктивной работе ума, связанной с поиском основ личностной идентичности.
Как нет абстрактного человека, так нет и абстрактной, внеэтничной личности. Все мы так или иначе связаны с определенной общностью, с ее потребностями и интересами, являемся носителями ее культуры, языковых традиций, истории, поведенческих и мыслительных стереотипов. Одно это перечисление уже позволяет говорить о наличии специфического круга людей, объединенных не в мифическое единство, а в конкретный народ, называемый этносом.
Из диалектики известно, что категории по форме объективны, а по содержанию субъективны. Вот как раз это и наблюдается в данном случае: каждый исследователь вкладывает в их содержание свое видение, свое понимание. Но все, без исключения, признают их объективность, поскольку оперируют данными категориями. Из этого можно сделать один очевидный вывод: категория “этнос” — вполне объективна в силу своей общепризнанности.
Сама категория “содержание”, кроме того, что выступает как наполнитель формы, еще означает и “всеобщую характеристику ценности, значения какой-либо вещи” [11, c. 422]. А такие понятия как “ценность” и “значение” для каждой личности несут соответствующую ее внутреннему миру, общественному положению, политической и религиозной ориентации, смысл. Данные понятия слишком индивидуальны и субъективны. Потому и содержание любого понятия во многом будет зависеть от мировоззренческих установок познающего.
Необходимо признать, что категория “этнос” из научной превратилась и в мировоззренческую. В нашей стране, на данном историческом этапе, она обслуживает не только научные круги, но и служит средством реализации определенных планов отдельных политиков, рьяно “заботящихся” о своих народах во время предвыборных баталий. Она становится и одним из ведущих мировоззренческих доктрин в современных этнополитических движениях в мире.
Можно выделить еще ряд объективных причин, способствующих превращению этой категории в мировоззренческую.
Прежде всего, существующие в философии направления — материализм и идеализм — сами способствуют превращению многих категорий из научных в мировоззренческие. Они, с момента своего оформления, выступали не только как научные направления и методы философского познания, но и постепенно превратились в мировоззренческие системы. Не оспаривая их научной ценности, мы можем говорить о разности в понимании и содержательном оформление многих обществоведческих категорий вообще, и центрального понятия этнологии — в частности.
В политизации данной категории немаловажное значение сыграли и недавние страницы из истории развития человеческой цивилизации, когда существовали две противоположные идеологические системы: социализм и капитализм. Их противостояние породило невиданные по размаху пропагандистские агитации системных ценностей, идей, взглядов, и не удивительно, что многие обществоведческие категории до сих пор несут в себе отголоски тех времен.
Сегодня мировоззрение людей, бывших по разные стороны идеологических барьеров, претерпевает серьезнейшие изменения. Меняются взгляды на исторический процесс, происходит переоценка ценностей и отдельных понятий. Однако категория “этнос” (и его производные) до сих пор остается в центре внимания достаточно большого круга людей.
Этнос — это биосоциальный феномен, и к нему нужен особый подход, учитывающий биологические и социальные факторы, материальные и идеальные предпосылки, психологические и культурные особенности. Все они тесно связаны друг с другом и выступают как неотъемлемое единство необходимых конструктивных элементов в создании, функционировании и развитии этнических общностей.
Анализируя материалистический подход к изучению этноса, необходимо отметить, что здесь имело место жесткая социальная детерминация процесса генезиса общностей, их зависимость от окружающей социальной среды. Возможно, в определенные моменты исторического развития так оно и было: процесс производства, непосредственно сам труд являлись определенным условием для антропогенеза и развития сознания. Но достаточно ли только этого факта для объяснения возникновения единого организма — этноса?
Несомненно, совместный труд, совместная трудовая деятельность сплачивали, и сплачивают людей в единый производственный коллектив. На ранних этапах развития человечества это могло привести к возникновению территориально-производственных организаций, объединенных в общины по видам деятельности.
К. Маркс отмечал, что труд в своем естественном бытии выступает “независимо от общества, отрешено от каких бы то ни было обществ и, как выражение жизни и утверждение жизни, общее еще для необщественного человека и человека, получившего какое-либо общественное определение” [12, c. 381–382]. Труд есть условие осуществления обмена веществ между человеком и природой [12, c. 381–382].
Исходя из этих утверждений, можно сделать ряд выводов: во-первых, труд характерен как для индивидуального (неорганизованного), так и для общественно-организованного человека; во-вторых, он есть способ выражения и утверждения разумной жизни, ибо только человек обладает способностью к созидательному труду; в-третьих, он выступает как необходимое условие существования человека (обмен веществ между человеком и природой); в-четвертых, труд, в чистом виде не несет каких-либо общественно-организаторских функций.
Как видим, труд может выступать в персонифицированном и коллективном виде, не выражая при этом степень организованности своего субъекта. Он не характеризует своего носителя с точки зрения его обобществленности. В данном случае он подчеркивает лишь его способность выражать и утверждать наличие жизни. Также здесь мы не видим утверждения о его общественной необходимости; он выступает как условие существования человека, так как обмен веществ — важнейшая часть существования любого живого организма. Соответственно, труд не может быть организатором общественных объединений и не может быть детерминантом возникновения каких-либо общностей, поскольку изначально не несет в себе общественной сущности. А наоборот, он превращается в общественный труд по мере складывания соответствующих его характеру и условиям территориально-производственных единиц в виде первобытных коллективов.
Раз труд изначально не является общественно-необходимым, а выступает только как природно-необходимый атрибут человеческой жизни, то, возможно, что он возник вначале неосмысленно, в какой-то степени, эвристично, и основан на догадках. На первых порах развитие труда и сознания, очевидно, могло идти параллельно, оказывая взаимное влияние друг на друга, либо происходило опережающее развитие одного из элементов, вынуждая своего оппонента подтягиваться до своего уровня (не отсюда ли тезис об относительной самостоятельности общественного сознания и его способности опережать общественное бытие?).
В ходе исторического развития сознание и труд, постоянно изменяясь, эволюционируя, превратились в мощную творческо-преобразовательную силу, проявляя дуалистические способности, как к своему качественному изменению, так и к изменению окружающего бытия. Они уже потеряли свой абстрактный характер, превратившись в конкретный общественный труд и конкретное общественное сознание.
Анализ основ труда показывает, что в своем чистом виде труд не является детерминантом общественного объединения (или разделения). Он выступает в качестве одного из вероятностных (но не абсолютных) условий организации людей, или способствует созданию благоприятных условий для этого объединения.
Процесс превращения труда в жизненную необходимость происходит постепенно, демонстрируя возрастающий интеллект человека с одной стороны, и усиливающиеся стремление к выживанию и продолжению рода. Пытаясь осмыслить свое место в природе, человек познавал ее, а в ходе реализации интересов — преобразовывал в соответствии со своими потребностями.
Абсолютизация значения труда в биосоциогенезе человека необходима с тех позиций, с которых можно продемонстрировать неразрывное единство человека и природы, общества и труда, деятельности и его результатов. Понятно, что без разумной деятельности нет и самого труда, который отличается от инстинктивной необходимости тем, что его субъект способен предвидеть определенные результаты. Однако не стоит поддаваться иллюзиям тезиса о безоговорочном и неограниченном влиянии труда на биосоцио- и этногенез человека, поскольку происходит затушевывание разумной и целеполагающей роли сознания в данном процессе.
Как подчеркивает диалектическое учение, окружающая нас реальность — это пространство, где все процессы между собой тесно взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимопредполагают друг друга. И чтобы познать его, нужен такой же подход: использование многообразия методов на основе взаимообогащения, взаимодополнения и “взаимопомощи”, при объяснении сложных, неординарных, но в то же время необходимых и насущных, для развивающегося общества, проблем.
Хотим мы того или нет, все существующие методы не выходят за пределы определенных рамок, ограничивая себя, поле исследования интересующего явления. Идеалистический подход, и все его дальнейшие модификации, в этом отношении тоже не отличается оригинальностью.
Выдвинув основополагающий методологический императив, он предопределил дальнейший ход размышлений и исследований своих сторонников. Во все эпохи его сторонники, открыто ли, или в завуалированной форме, стремились доказать наличие единственно верного универсума, при помощи которого весь земной хаос приобрел упорядоченность, целостность и законченность — сознания.
Идеализм выводит общечеловеческое (а как частность — этнические формы развития) либо через форму реализации абсолютного духа, или проявление внутренней сущности человеческого разума. Вводя трансцендентное понимание сознания, идеализм отказывается от его анализа на земной, материальной основе.
Генезис сознания приобретает мистический характер, основанной на уже существующей данности. Творческая, преобразовательная, созидающая сила сознания отбрасывается, вычеркивается. Сознание приобретает зависимое состояние, самостоятельно не функционируя. Чтобы сознание стало “моим” внутренним миром, я должен стремиться постичь абсолют, а через него и себя. Только тогда могу надеяться, что внешний мир, мир Творца, станет доступен и понятен мне.
При рассмотрении персонифицированного разума, который выступает как “внутренняя” заданность, все окружающее бытие предстает в имманентной форме. Тогда уже ничего не остается, как признать: “весь мир — комплекс моих ощущений”. Роль сознания сужается до пределов индивидуального бытия, и мир приобретает конкретно субъективированный образ, каким Некто уже “вложил” его в мою голову. Все попытки изменить соотношение индивида и окружающего мира бессмысленны, поскольку “база данных”, заложенная в него, потенциально способна самовосстановиться, вернуть все разрушившиеся связи на круги своя (поскольку уже имеется программа).
При таких подходах, проблемы антропогенеза и этногенеза становятся не самостоятельным фактором общественного развития, а способом воплощения уже выдвинутой Идеи, реализацией кем-то намеченной программы. Человечеству остается только пройти по уже намеченному пути, неся возложенную на него ношу.
Сила и слабость идеализма, как методологического подхода к проблемам этногенеза (и антропогенеза), на наш взгляд заключается в том, что он, превознося сознание (мировой ли дух, или индивидуальный разум), одновременно и недооценивает его.
Рассматривая его как некую мировую или индивидуальную константу, неизменную слагаемую мироздания, за ним не предполагается реальная сила, которая могла бы выразиться в активной деятельности человека по преобразованию природы, изменению самого себя, своей среды обитания. Конструктивизм, самостоятельность, способность к развитию и усложнению, призыв к активному (а не созерцательному) действию — вот чего лишается человеческое сознание и чего не достает в доктринах апологетов идеализма.
Наукой доказано, что за короткий промежуток времени структура и функции мозга претерпели немалое изменение (наличие сознания связывается именно с этим органом человека). Его объем сократился, но как ни парадоксально, это привело не к деградации человека, а наоборот, стимулировало увеличение его функциональных возможностей, вызвав к жизни невиданную умственную активность человека. Расширение внутренних связей, возникновение новых отношений между его элементами породили соответствующие его состоянию структуры. Тем самым, способность к самоусовершенствованию, вопреки первоначальному замыслу, ясно показывает его самостоятельный, живой, активный, целеустремленный характер, который, видоизменяясь, преобразовываясь, не только не теряет прежних качеств, а приобретает, обогащается за счет обмена энергией и информацией с окружающей средой и с себе подобными организмами.
Сегодня мы не можем говорить о пределах возможностей сознания, поскольку до конца не изучен его реальный потенциал. Даже если предположить, что мы постигнем и раскроем все тайны сознания, то нет никакой гарантии, что оно в ходе этого процесса не претерпит изменений и не выйдет на новый виток развития (“И каждый раз, как только мы зафиксировали какой-то процесс становления сознания, оно уже не то, что мы зафиксировали” [13, c. 76]).
Сознание, его происхождение, функции, способности, возможности, границы пока остаются тайной, способствующие и порождающие совершенно противоположные концепции, домыслы, порой и фантазии. Как подчеркивают некоторые исследователи, сознание есть порождение развертывающейся эволюции [14, c. 34]. Поскольку эволюция еще пребывает в состоянии процесса, то и говорить о завершении формирования сознания рано. Оно находится в постоянном изменении, как внутреннем (формирование новых связей), так и внешнем (“активно трансформируя реальность” [14, c. 34]), с новой силой демонстрируя свою уникальную, феноменальную природу.
Сознание само по себе, вне своего конкретного носителя не может проявиться. Мы говорим и рассуждаем о нем благодаря поступкам и действиям, в которых видим не хаотические акты, или проявление инстинктов, а целеполагание, наличие определенной воли. Вне этого контекста эмпирическая фиксация сознания невозможна.
По мере становления общества, расширения практики, усложняются его связи и отношения, непрерывно растет и расширяется социальное пространство. Претерпевают изменения социальные коллективы: некоторые из них исчезают по мере выполнения своих функций, иные поглощаются более крупными, а третьи продолжают свое развитие и совершенствование. Многие из них, возможно, не имели и не имеют друг к другу прямых отношений, но, по выражению Ж. Сартра, они осуществляют совместное бытие [11, c. 312], в едином, но ограниченном временем, пространстве.
Социологическая наука располагает достаточным количеством терминов, чтобы обозначить объединения людей в соответствии с их спецификой: общности, классы, группы, коллективы, масса, толпа и т.д. Классификационными признаками при этом могут быть: форма организации — системные и бессистемные, структурные и бесструктурные, целостные и суммативные, открытые и закрытые; виды связей — устойчивые и ситуативные, стабильные и временные, однородные и стохастические, номинальные и формальные; содержание — гомогенные и гетерогенные, территориальные и экстерриториальные, этнические и демографические. Они могут варьироваться по составу, количеству и продолжительности; отличаться по способам возникновения — спонтанные, ситуативные, институциональные; выполнять разные функции — производственные, культурные, политические, но все они будут обладать одним непременным условием — выступать качественной характеристикой общества на определенной стадии его развития.
Множество видов связей и отношений между людьми, человеком и природой, человеком и обществом, обществом и природой отражают многообразие форм деятельности и соответствующих им объединений. Последние могут выражать суть общественных отношений или противоречить потребностям общественного развития, выступать как организованное начало или представлять из себя аморфное объединение, иметь стихийное начало, или любые другие качественные и количественные характеристики — все это есть свидетельство целеполагаемой деятельности, осуществляемой в пределах тех социальных границ, которые называют обществом. Наличие общества превращает все организации (формальные и неформальные, официальные и неофициальные, легитимные и незаконные) в единую социальную реальность.
Начальные стадии развития человечества еще не способствовали появлению разветвленной сети объединений, поскольку сама социальность (Социальность, в данном случае, используется для обозначения связей и отношений периода, предшествовавшего появлению общества (доплеменные и родо-племенные отношения)) находилась на стадии становления. А, как известно, чем меньше элементов и слабее связи между ними, тем проще система. Она, как правило, не прочна в организационном плане, не продолжительна по времени, подвержена быстрой трансформации или разрушению, так как структурные единицы малоподвижны, стратификационные границы слабо выражены, отношения между элементами носят спонтанный характер. Они могли возникать на временной основе (как результат необходимости в совместной деятельности), распадаться, образовываться вновь, но не носили пока устойчивого, продолжительного характера. Должно было пройти достаточное количество времени, чтобы возникли постоянные коллективы.
В условиях жесткой конкуренции, перспектива дальнейшего развития могла быть связана только с организацией стабильного и прочного образования. Возникновение в ходе эволюции таких коллективов способствовало качественному преобразованию первичных связей и возникновение более сложных систем, со многими элементами и подсистемами.
Структурные изменения привели к появлению иерархических отношений между ее элементами, которые выступили как объективная необходимость по поддержанию жизнеспособности системы. Постепенное повышение роли ее отдельных элементов и относительная самостоятельность некоторых подсистем потенциально способствовали возникновению противоречий. Их решение в пользу первых привели к появлению объединений с жестко регламентированной внутренней организацией, созданием вертикальных связей и подчинением большинства явному меньшинству (в истории имело место повторение этих этапов, но в значительно сжатые сроки — период социализма).
При всей сложности системы, однообразие в ее структуре выступает предвестником гибели, поскольку она не в состоянии своевременно реагировать на те объективные изменения, которые происходят за ее пределами, и подстраиваться под них. Накопившиеся противоречия достигают высшей точки (т.е. превышают норму) и приводят к разрушению, распаду системы на множество мелких, но самостоятельных образований, которые впоследствии потенциально могут расширить свои границы.
Данный процесс в исторической ретроспективе можно сравнить с началом образований собственно этнических единиц, основанных не на кровно-родственных связях (род) и военно-экономических соображениях (племена), а на совершенно иных факторах, коренящихся в области сознания (род, традиционно рассматриваемый в отечественной науке как первичное этническое подразделение, основан на родственных связях, а традиционная трактовка племени, как объединения нескольких родов, больше схожа с идеей нации в этатизированном толковании, чем с этносом).
Появление этноса можно рассматривать как процесс, корнями уходящий в вышеуказанные объединения, но принципиально отличающийся от них в структурном и содержательном отношении. Это уже выход за пределы трайба и ненасильственное вовлечение в свои ряды новых членов, изначально разделяющих постулаты, принципы и идеи нового образования. Специфика его в том, что он не требовал жесткого, обязательного подчинения и безусловного соблюдения своих регламентаций, а индивид был поставлен в такие условия, что без добровольного признания и их соблюдения был обречен на гибель.
При таком подходе, этнос выступает как организация, основанная на принципах признания входящими в него членами соответствующих признаков и установок группы и сами их соблюдающие.Такие несложные требования способствовали закреплению нового образования. Эта система оказалась гораздо живучей, чем предыдущие, — она была открытой, доступной и достаточно демократичной.
При внешней простоте организации ее внутренние связи оказались гораздо крепче, чем племенные. Они затрагивали такие области, которые недоступны внешнему контролю и неподвластны воле других. Обращенные вовнутрь индивида они отражали чувство глубокой привязанности к определенной культурной традиции, апеллировали к сознанию и самосознанию индивида. Его выбор подкреплялся тем, что он внутренне соглашался и принимал негласное требование сохранения, культивирования и продолжения той информации, которой владела данная общность. Внешние атрибуты играли роль естественных границ, помогающих отличить одну группу от другой, а для индивида — тем маяком, на который он ориентировался, и теми ценностями, которые он защищал.
Новое объединение выступило надродовой и надплеменной организацией, возникшей не на основе притязания на власть или руководство, а на совпадении соответствующих признаков и интересов. То, что раньше разъединяло роды и племена изнутри (язык, культура, хозяйственная деятельность, условия обитания и т.д.) в данном случае стало фактором их объединения на новых условиях (хотя внешне продолжали выполнять те же функции). Постепенное складывание на той или иной территории таких образований, формирование единого культурно-хозяйственного организма на основе совместной деятельности и проживания, сопровождались выработкой чувства сопричастности к единой организации.
Среда обитания давала возможность не только к физическому существованию, но и накладывала своеобразный отпечаток на виды деятельности и характер членов этноса [15, c. 412]. Это влияние закрепилось в менталитете, внутреннем мире, устных и письменных памятниках культуры. Изменения в среде обитания сказывались на этносе, его структурных элементах, подсистемах.
Говоря об этносе как о системе, необходимо подчеркнуть, что можно выделить несколько системообразующих признаков, которые считаются в отечественной науке его основными признаками. К ним относятся язык, культура, территория, история и самосознание. В зарубежной научной мысли таких четких критериев нет. За основу системы может быть взят любой фактор, в зависимости от того, что пытается обосновать и доказать исследователь.
Этнос — это сложноорганизованная, многоуровневая система, способная к самоорганизации, саморегуляции на основе обмена информации с окружающей природой и аналогичными системами. Процесс становления таких систем занимает значительный временной промежуток. Становление этноса, возникновение его элементов, подсистем, их изменение, адаптация под меняющиеся условия природной и социальной среды представляется в виде эволюционного процесса, протекающего постоянно, и до сих пор не завершенного. Для жизнеспособности подобных образований большую роль играют и активность подсистем, которые быстрее реагируя на внешние импульсы и подстраиваясь под них, обеспечивают общую устойчивость системы (хотя одновременное изменении нескольких подсистем может угрожать существованию всей системы, поскольку их направления могут не совпадать друг с другом).
Системообразующие компоненты этноса выделились не сразу. В определенные периоды его становления каждый из них играл важную роль, так как одновременное повышение роли всех элементов ведет к распылению сил, ослаблению системы и ее разрушению. Однако все вместе они выступают как необходимый созидающий материал, при помощи которого люди объединяются в единое целое. И это единство поддерживается благодаря сознательной деятельности людей.
Сложность, непохожесть этноса на другие образования, его устойчивость порождали и продолжают порождать вокруг себя споры. Это особенно заметно во второй половине ХХ в., когда в общественном развитии ощущается кризис, а многие страны переживают осложнения в сфере межэтнических отношений. Хотя эти осложнения и носят одинаковый характер (территориальный, языковой, политический, культурный), пути их решения разные и зависят от конкретной ситуации в каждой отдельной стране. Поэтому трудно выработать единые рецепты их устранения.
Практические проблемы этносов перекликаются и с методологическими проблемами. Многообразие теоретических подходов, кроме того, что подчеркивает сложность данного явления, не позволяет приблизиться к пониманию феномена этноса и этничности. Трактовки в концепциях настолько разные и противоречивые, что даже в пределах одной теоретической парадигмы можно встретить разницу в подходах. Нет единой трактовки не только категории “этнос”, но и “этническая общность” (зачастую их отождествляют [16, c. 1416]). Этносы отождествляются с социально — территориальными, социально — экономическими, этнонациональными общностями, одновременно признаваясь архаизмом [17, c. 24].
Неопределенность понятия и явления “этнос” не позволяет ему занять соответствующее место в современной системе общественных отношений. Категория нация, которая считается пока высшей формой стадиального проявления этноса, на сегодня не отражает реального положения дел в сфере международной политики, так как не учитывает интересы многих народов. Сами этносы, лишенные права субъектности во всех областях, не могут принимать участия в решении многих вопросов, касающихся своего непосредственного бытия.
Проблема этноса — это глобальная гуманистическая проблема. Определение его места и роли в историческом процессе имеет важное практическое значение. Признание за ними политических, экономических, юридических прав, уравнивание народов, имеющих государственность и не имеющих такового образования, предоставление возможности участия в обсуждении самых насущных мировых проблем — это только незначительная часть проблем, которые ждут своего решения.
Этнические проблемы в свете вышесказанного становятся не плодом воображения, а реальностью, с которым приходится нам сосуществовать. При этом подходов может быть множество. И чем больше их будет, тем нагляднее очертится круг имеющихся проблем, а разнообразие методик позволит четче осознать трудности, имеющиеся в данной сфере общественных отношений, поможет выработать наиболее верный путь их решения. Безальтернативность или превознесение только одного метода (пусть даже самого гениального) с неизбежностью ведет к однобокости, ошибкам, значительно ограничивает выбор средств исследования, сужает рациональную и эмпирическую базу. Апелляция только к тем проблемам, которые лежат на поверхности, и забвение внутренних, протекающих латентно, эволюционно, не в состоянии снять имеющиеся в данной сфере противоречия.
Наука за прошедший путь своего развития разработала и выявила разнообразные пути и методы познания окружающей действительности. Все они служили для добывания достоверных сведений об окружающих формах бытия и обслуживали соответствующие запросы развивающегося общества. Кроме того, они отражали и соответствующую идеологическую установку познающего субъекта и идеологические императивы своей эпохи. Поэтому, наука, хоть и претендует на то, чтобы верно, наиболее объективно отражать окружающий нас мир, в конечном итоге не может быть абсолютно свободна от налета субъективизма. Но она, являясь сосредоточием коллективного интеллекта общества, может и должна дать обществу инструмент, который позволил бы отрегулировать самые основные и жгучие проблемы современности.
Мировоззренческое значение научного знания состоит в том, чтобы вооружить человека и человечество наиболее верно выбранными направлениями познания окружающей действительности. Но мировоззрение само, как система взглядов, принадлежит внутреннему миру индивида и во многом зависит от его социальных ориентаций. В силу этого любой ученый, при всей своей гениальности, невольно будет способствовать утверждению определенной формы взглядов, миропонимания и идеологических воззрений. Исходя из этого, и учитывая, что отечественные и зарубежные исследователи уже достаточно давно и плодотворно трудятся в области анализа и рассмотрения имеющихся подходов к этносу и этническим процессам [18, c. 258–298; 19; 20; 21], нам показалось целесообразным не повторяться, а выбрать несколько иной подход.
Политическое устройство Казахского ханства в последней трети XV-XVI вв. продолжение
--PAGE_BREAK--
Органы власти. Высшей законодательной властью в Казахском ханстве обладал маслихат — съезд султанов и представителей общин. Маслихат собирался раз в год и решал наиболее важные государственные вопросы — заключение мира, объявление войны, перераспределение пастбищ, определение маршрутов кочевания.
Кроме того, маслихат выбирал и смещал ханов, исходя из принципа меритократии — выбора наиболее достойного. Обязательным условием для участия в работе маслихата было наличие оружия — полноправными членами этого органа были только мужчины.
Вся полнота исполнительной власти находилась в руках хана. Хан избирался маслихатом из сословия торе — потомков Чингисхана и исполнял свои обязанности пожизненно. Известны случаи, когда ханы смещались и изгонялись. Хан выполнял следующие функции:
1. Организация вооруженной охраны государства от внешних врагов.
2. Определение внешнеполитического курса государства.
3. Функции высшей судебной власти.
4. Охрана существующего порядка и общественного устройства.
В XV-XV1 вв. казахские ханы обладали широкими полномочиями, вытекающими из исполняемых ими функций. Так, хан, как верховный главнокомандующий, мог объявить войну, заключить мир, распоряжаться всей территорией ханства, назначать глав улусов и правителей подвластных городов. Кроме того, хану принадлежало право выносить смертный приговор своим подданным и издавать законы и распоряжения, обязательные для всего населения ханства.
Процедура возведения нового хана на престол заключалась в поднятии провозглашаемого на белой кошме. Только при выполнении этого древнего обряда хан считался юридически избранным.
При хане существовал совет биев-совещательный орган, в который входили наиболее авторитетные бии и представители ассоциаций общин. Кроме того, для ведения делопроизводства при хане была канцелярия. Весь центральный аппарат ханства в XV-XV1 вв. не имел постоянного места размещения и кочевал вместе с ханским аулом. Только Мурындык и Касым хан на короткое время устраивали ставку в г.Сарайшыке, постоянной же столицы государство не имело.
Административное устройство. Территория и население ханства делились на уделы во главе с султанами-родственниками хана. В составе каждого удела было 50-60 тысяч семей, он в свою очередь делился на улусы по 10 тысяч семей в среднем. Во главе улусов стояли также султаны, назначаемые ханом. Они исполняли гражданскую, судебную и военную власть на всей территории улуса и подчинялись непосредственно хану.
Основной социальной и политической ячейкой казахского общества была община, в силу специфики кочевого хозяйства, принимавшей форму коллектива кровных родственников. Объединение нескольких общин составляло ассоциацию с вымышленной генеалогией и иерархией общин. Несколько таких ассоциаций и составляло улус. Во главе ассоциаций и отдельных общин стояли бии и старшины, биям принадлежала вся полнота военной, административной и судебной власти в пределах данного коллектива, власть их основывалась на личном авторитете.
Войско ханства формировалось из постоянной дружины хана, дружин султанов и ополчений улусов. Воины, набранные в одной общине, ассоциации или улусе, составляли отдельные подразделения со своим знаменем и боевым кличем — ураном. В мирное время ханская и султанская дружины служили для поддержания внутреннего порядка и выполнения различных поручений хана -сбора налогов, дипломатических миссий и т.п.
Право. В начале XVI в., при правлении хана Касыма был разработан и принят кодекс законов, известный как «Касым ханньщ каска жолы» (Светлый путь Касым хана). Он включал в себя пять основных разделов:
1. Имущественный Закон. В него входили положения о решении споров о земле, скоте и имуществе.
2. Уголовный Закон. Здесь рассматривались различные виды уголовных преступлений и наказания за них.
3. Военный Закон. В нем оговаривались повинности населения по содержанию армии в военное время, воинская повинность, принципы формирования подразделений, раздел военной добычи.
4. Посольский обычай. В этом разделе оговаривались вопросы международного права, посольского этикета.
5. Закон общественности (журтшылык). Этот раздел был посвящен обязательствам общинной и межобщинной взаимопомощи, а также правилам устройства празднеств и дворцовому этикету.
Описанная политическая система оказалась неустойчивой и держалась только наличном авторитете верховного правителя. Это с яркой силой проявилось в ходе событий второй трети XVI в., когда каждый улусный султан пытался провозгласить себя ханом.
Духовная культура
[править]
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Текущая версия (не проверялась)
Перейти к: навигация, поиск
Духовная культура — это система знаний и мировоззренческих идей, присущих конкретному культурно-историческому единству или человечеству в целом.
Понятие «духовной культуры» восходит к историко-философским идеям Вильгельма фон Гумбольдта. Согласно выработанной им теории исторического познания, всемирная история есть результат деятельности духовной силы, лежащей за пределами познания, которая проявляет себя через творческие способности и личные усилия отдельных индивидов. Плоды этого сотворчества составляют духовную культуру человечества.
Духовная культура возникает благодаря тому, что человек не ограничивает себя лишь чувственно-внешним опытом и не отводит ему преимущественного значения, а признает основным и руководящим духовный опыт, из которого он живет, любит, верит и оценивает все вещи. Этим внутренним духовным опытом человек определяет смысл и высшую цель внешнего, чувственного опыта.
продолжение
--PAGE_BREAK--