Войныи революции в сознании и памяти народа
Народноесознание складывается из многих пластов и хранит память о многих исторических событиях.Они влияют на менталитет общества, на формирование характера людей, их поведение,нравы, образ мыслей и чувств. Глубокий след, например, оставляет жизнь в экстремальныхусловиях, к каковым относятся войны и революции. С начала ХХ в., за короткий срок– каких-нибудь 15 лет Россия пережила колоссальные потрясения, в числе которых тривойны и три революции, поломавшие судьбы людей, нанесшие им моральные и психическиетравмы, физические увечья, утраты родных и близких.
Длиннаячереда испытаний началась с далекой проигранной русско-японской войны 1904-1905гг. На фоне более поздних катаклизмов она казалась уже давним прошлым. Но грустныемелодии вальса «На сопках Маньчжурии» прочно запали в сердца русских людей, и памятьоб этой войне нет-нет да и как бы незримо проскользнет слабым отголоском в приводимыхна страницах книги документах.
Продолжениемвойны стала смута в российском обществе и Первая русская революция. Память о нейстановится более звучной, не только иллюстрируя известные в истории ситуации, нои представляет ее вдруг в совершенно неожиданном свете, оставляя за собой шлейфнеразрешенных проблем и следствий. Традиционное представление о событиях в российскойдеревне в 1905 г. – это противостояние крестьян и помещиков. Конечно, все это было.Но было и другое. Приведем воспоминания крестьянина Н.М. Подобашова из слободы КореннойБогучарского уезда Воронежской губернии, которые содержатся в письме, направленномим в «Крестьянскую газету» 27 февраля 1928 г. В письме рассказывается о яростной, жестокой, кровавой схватке, происшедшей между самими крестьянами: бывшими государственнымии бывшими помещичьими, закончившейся для некоторых ее участников тюрьмой и каторгой:
Манина слобода в 12 тысяч душ населения были государственныекрестьяне, имели землю и лес в избытке. Слобода Коренная в 2 тысячи душ населениябыли крепостные крестьяне, не имели земли и лесов до самой революции 1917 г.
Вспомните-ка, манинцы, нас угнетенных, слободу Коренную. Хотяс тех пор прошло около 23 лет, но нам и сейчас нет-нет да и почудится то плач семейискалеченных, то стон изуродованных вами лучших работников-революционеров.
1905 год, 21 декабря. Гуляет кровавая Манина своей бешеной толпойпо слободе Коренной, окупывает в крови угнетенных ранее помещиками коренновцев,искалечивает безменами, вилами, топорами, ружьями и чем попало измученный народслободы Коренной. Помещиками оказалось изувеченных:
1.Киреев Ф.Н. – он нескаторги 4 года и 10 лет Сибирь ссылки.
2.Подобашов Н.М. – онотбывал: 1 год 6 мес. арестантская рота и 10 лет под надзором.
3.Роженков Г.Ф. – он отбывал1,5 года тюрьмы и умер.
4.Волохов В. Ем. – онотбывал 2,5 года тюрьмы и 8 лет под следствием.
5.Волохов В.Е. – он отбывал2,5 года тюрьмы и умер.
6.Сиденко К.Т. – он отбывал2 года тюрьмы и умер.
7.Масляков П.Н. – жив,и до сих пор скулы избиты набок.
8.Подобашов Т.Ф. – отбывал1,5 года тюрьмы и 6 лет надзора.
9.Булавин Т.Н. – отбывал2,5 [года] тюрьмы.
10.СерыхМ.С. – отбывал1 год тюрьмы, был под надзором и убит.
11.Роженков Ф. – отбывал1 год тюрьмы и умер.
12.Киреев С.Н. – 1,5 годаарестантских рот и умер.
13.Ивченко А.С. – 2,5 годатюрьмы.
Остальные 160 человек от году и до 8 мес. отбывали тюрьмы, малоувечены.
В 1905 г. в [у] коренновцев терпенье лопнуло, на что решилисьпомещиков ликвидировать. Помещики обратились к манинцам, пообещали им свои землии леса, а манинцы и…* До 1918 г., то есть с 1905 г. и по революцию 1917 г., 12 лет живут баронами, 12 лет манинцы пользуются свыше своей земли помещичьимиземлями, хищнически вырубывали строевые леса, вывозили и устраивались. В 1918 г., уже, когда власть Советов пришла на помощь угнетенных коренновцев, отобрав у манинцев землю илеса бывших помещиков, и передала в пользование коренновцам, в то время вторгнулсяотряд белых банд и начал мобилизовать солдат. Коренновцы солдат не давали белым,на что на слободу Коренную назначен был карательный отряд из белых офицеров, и пошлапорка шомполами и прикладами отцов солдат-коренновцев. Видя коренновцы беду опятьк возврату, и решились: что будет, а не даться в лапы проклятия, и перестреляликарательный отряд белых офицеров. Когда 2 человека убежали белых и сообщили комендантубелых, то явился второй карательный отряд, куда и манинцы-зафатчики [захватчики],пособники помещиков влилися и с злостью, что у них помещичью землю отобрали и передаликоренновцам, зажгли ночей [ночью] в 6 местах Коренную, что благодаря мокрой погодетолько и сгорело 32 двора, но мобилизовать не удалось. Коренная вся разбежалась,где была наложена белогвардейщиной 12-тысячная контрибуция и в 3 дня…
В 1919 г. манинцы видят, что власть Советов совсем окрепла, земляпомещичья осталась коренновцам и лесу всего не дорубили, они организованно набросилисьна власть Советов, переарестовали избранников и посажали в каталажку, а сами выступиливооруженно против красных войск войной. Но тут уже манинцам не удалось. Краснаясоветская рука окупала их в разливе водополья в реке Маниной, где много и до сихпор купаются, и сейчас манинцы кого-то ждут. А недохищенный лес их и сейчас пленит,хотят наложить лапу. Дело о недохищенном лесе манинцами на днях будет разбиратьЦИК. Не мешало бы манинцам за ихние проступления в лесе «Большое Коренное» отказать,за увечие лучших революционеров манинцами повести следствие, виновных за ихнюю контрреволюционнуюрасправу отдать под суд в пользу увеченных, на поддержку ихней слабой жизни присудитьденьгами. Не мешало бы поступить с манинскими кровавыми контрреволюционерами, какпоступил советский суд над кровавым атаманом Анненковым.**
Писал революционер, активно боровшийся в революции 1905 г. и 1917 г. Подобашов Никифор Михайлович, занесенный в исторический музей города Воронежа, из слободыКоренной, Богучарского уезда, почта Манино.
Вражда,знать, имела глубокие корни и прочно засела в людские души, ибо с новой силой столкновениевспыхнуло в 1917 г. Это дополнительный штрих для понимания бесконечных «разборок»,«мужицких войн», которые время от времени то тут, то там постоянно происходили насельских улицах: между зажиточными и бедняками: между «своими» и «чужаками», старожиламии переселенцами, между казаками и «иногородними» и т.п. Как близка ситуация, приведеннаяв письме Подобашова, истории постоянных стычек между «радовцами» и «криушанами»,рассказанной в поэме С. Есенина «Анна Снегина».
Тяжелымпрессом вдавилась в народную память война 1914 года. Затянувшаяся вселенская бойняне приносила перевеса ни одной из сражавшихся сторон. На долю России в этой войне,на плечи русских солдат, легла огромная ноша. Люди устали и озверели от бесконечногосидения в окопах, от страшных и бессмысленных жертв. Почти 2 млн. убитых, несколькомиллионов увечных, раненых, отравленных газами, побывавших в плену, рассеянных помиру, оторванных от семьи принесла народу эта война.
Памятьо ней в 1920-е годы была еще очень свежа, поскольку так или иначе коснулась судьбыпрактически каждого. О том, как она выглядела в глазах простого человека, свидетельствуютмногие документы, содержащие сведения биографического свойства. Мы публикуем тольконекоторые из них, но, пусть читатель поверит на слово: за рамками книги остаетсянемало писем, повествующих о жутких сценах того военного лихолетья и его тяжкомнаследии. К.П. Новиков, житель города Белебей Уфимской губернии, писал, например,о своем пребывании в германском плену: «…пробежит мороз по коже, как вспомнишь теужасы, которые нам… большинству приходилось переносить, вспомнишь, как нас приковывалик столбам, вешали вниз головой за ноги, обливали холодной водой, избивали прикладами,травили собаками, клали в гроб… А что творилось на шахтах и на некоторых заводах!…А сколько сходило с ума. А сколько перевешалось. Вот все эти воспоминания – не толькопо коже мороз, но и волосы дыбом становятся». Много пришлось пережить солдатам вокопах от издевательств офицеров и прочих начальников. Трудная доля выпала тем,кто в составе русского экспедиционного корпуса попал во Францию, а затем на Салоникскийфронт. Об этом, а также о том, как это впоследствии отразилось на пресловутой проблеме«царских долгов» повествует рассказ бывшего солдата П.Ф. Габова из с. ПлотниковоКаменского района Каменского округа Сибирского края. Его письмо было получено «Крестьянскойгазетой 6 апреля 1926 г. В тот период газеты активно освещали ход переговоров сФранцией по этому вопросу.
Москва
Правительству СССР
По газетам мне известно, что в скором времени наше правительствобудет вести переговоры с Францией. Франция будет ставить условие, чтоб русский мужики рабочий уплатили им царские долги в сумме 4 миллиарда рублей и, пожалуй, будуттребовать вознаграждения их буржуазии за фабрики и заводы, которые отобрали у техв октябрьскую революцию 1917 г. Но наше правительство должно им поставить требованиеза те жертвы, которые были у них на фронте защищающие их границы наши доблестные2 дивизии пехоты и одна бригада артиллерии, которые из своей среды оставили на полесражения и во время голодовок до 60–70% своего численного состава.
Наше правительство должно собрать все сведения от вернувшихсясолдат русской армии с Французского фронта.
Я, будучи солдатом, отправленным во Францию со 2-й особой артиллерийскойбригадой, расскажу вам все пытки и лишения, которым мы, вся наша 3-я категория,подвергались со стороны французских властей. Наша 2-я особая артиллерийская бригадауже сформированной была отправлена с города Луги Петроградской губ. через Архангельскво Францию.
Наш пароход «Царица» прибыл во французский порт Брест. В Брестенаш пароход не приняли, и мы направились возле берега в порт Ля Полис ля Рошель.Здесь мы выгрузились и поездом направились в город Оранж. В городе Оранже мы простояли1 месяц. Это было выяснение, к какой дивизии нашу артбригаду присоединить, ибо первая[наша] дивизия стояла на французском фронте под Верденом, а вторая дивизия былана Балканском полуострове в Салониках.
По выяснению нас направили в город Марсель, посадили на пароходи направили в Салоники, из Салоников наша бригада была направлена в город Флорину.
Но в то время уже шло волнение в наших частях, и во время забастовкифранцузские власти и наши офицеры придумали нас разбить на 3 категории:
1категория – это люди,желающие идти на фронт;
2– люди, согласные работатьв тылу фронта;
3– это люди, не согласныени воевать, ни работать, а требовали отправки в Россию.
И вот с этого то пошли наши мытарства.
2 февраля 1918 г. нашу маршевую батарею, в которой я находился,в 8 часов утра выстроили и в узенькую дверку пропущали по одному человеку, опрашивая,в какую категорию желаешь.
Командир нашей батареи был капитан Васканьянцев, зав. хозчастью– прапорщик Крашенинников и бригадный переводчик капитан Сиу – владелец фабрикиСиу в Москве, а Крашенинников – сын тайного советника Николая Кровавого. Наша батареяиз числа 650 человек вся пошла в третью категорию, за исключением 11 человек офицеров,подпрапорщиков, вольноперов и холуев.
Когда опросили, 3 категорию берут 2 француза под винтовку и направляютв ограду, специально отведенную для 3 категории. В воротах французский офицер всеиз ранца вытряхает, оставляя 1 пару белья в ранце, 1 пару на себе. Отбирали дажеперочинные ножи, бритвы, балалайки и все, что есть, кроме двух пар белья. Простоявв этой ограде часов до семи вечера, прогнали нас на кладбище, остановившись ночеватьна этом кладбище. Пошел сильный снег, и под снегом в палатках нас продержали двоесуток, не давая ни хлеба, ни воды. Это было на кладбище деревни Кюковени в 7 километрах от македонского города Флорины.
На третий день стала хорошая погода, и нас повели по колено вснегу на станцию Флорино, говоря с насмешкой, что Рюс але в Россию. Погрузившисьна поезд, и направились по направлению к Салоникам. Не доезжая Салоников 85 километров, остановили наш эшелон на станции Верия. Приходят три пехотных офицера и упрашивают нас,чтоб мы перешли в 1 категорию. Когда наша команда не стала офицеров даже слушатьни одного слова, тогда наш эшелон отправила 12 верст от Верии и остановили околоодной деревни, название не помню.
В этом лагере нам выдавали на 16 человек кило хлеба и одногокролика на сутки. В таком положении мы простояли до 1 марта 1918 г. Потом нас всех перемешали и разбили по рабочим батальонам.
Отсюдова под страхом пулемета нас направили на станцию Топсинои заставили работать шоссе. Когда мы не стали брать ни кирок, ни молотков и ни лопат,то нам объявили по распоряжению Главкома Салоникского фронта генерала Жоффра голодовку8 суток и в течение этого времени нам ничего, кроме сырой воды, ничего абсолютноне давали.
Наша братва голодовку не выдержала и сдалась на работу. Проработавздесь полтора месяца, получая паек 800 г. хлеба и 150 г. мяса, нас перегнали к городу Верии починять пробоины на шоссе. Здесь мы проработали до сентября месяца.
Когда болгары бросили воевать, то нас через ст. Вертикой погналина Болгарский фронт проделывать дорогу. Проработая здесь до октября месяца, насперегнали на работу на вершины гор прочищать дорогу от снега и грязи между городовПрилеп и Велес. Проработав здесь до 20 ноября 1918 г., нас через город Велес направили на ст. Удово к болгарской границе. Со ст. Удово нас направилив Болгарию в местечко Струмница.
Здесь мы простояли 4 суток. Ввиду большого перехода нам был данотдых и 6 декабря 1918 г. мне с товарищами удалось от французов убежать.
Бежали мы через города Петрил, Дупница, София, Фердинанд, Берковец,Ломпаланка – болгарские города, и Байлешт, Краево, Бухарест, Галац, Рени и Бендеры– румынские города.
В 1919 г. мне удалось 16 января добраться до Москвы и 6 февраляя добровольцем вступил в войска Уфимского фронта 26 дивизии 5 Армии.
Прошу правительство СССР собрать как можно больше сведений офранцузских издевательствах над нашими солдатами и предъявить как требование французам.
П. Габов
Вродебы свежим ветром повеяло после Февраля 1917 г. Появились надежды на прекращение всем надоевшей войны, на то, что Россия пойдет теперь путем свободы, демократиии справедливости. На короткий миг страна застыла в ожиданиях, освободившись от бремениненавистной монархии. Хорошо известно, что было в столицах в февральские дни, какотреагировала страна и армия на свержение самодержавия. Дополнительным штрихом квоссозданию общей картины является отрывок из воспоминаний, рассказывающий о событияхна Украине, написанных в 1925 г. бывшим солдатом И. Лобановым из с. Килеево Белебеевскогокантона Башкирской АССР:
Февральская революция.Харьков. В дни прошлого
Темны и мрачны были сараи в 4 дивизионе в г. Харькове. Жили,что называется, друг на друге, в три этажа. Я случайно попал в эту часть. Командиром1 батареи был полковник Черноглазов. Его боялись как огня. Каждому прибывшему онделал экзамен. Если документы были просрочены, то принимал разные ресспрессии [репрессии]:если холод, буря, то выгонял к орудиям, где прошивало как следует, а фейерверкеров*– на верховую езду. В половине февраля 1917 года меня назначили в заставу к заводуГельферих-Саде. Из разговоров с рабочими я, хотя и не ясно, но узнал, что в Петрограденачинается переворот. Запасных в дивизионе стали еще строже держать, из дивизионанельзя было никак попасть в город, усилили заставы. Но рабочие передавали, хотяиз ворот дивизиона нельзя было вылезти.
Приближалась командировка в Одессу для формировки зенитных батарей,в которую я угодил и был рад из того, чтобы вырваться из проклятых казарм. Приближалось1 марта, нас в количестве 700 человек отправили на переработку пушечного мяса. Проходимглавными улицами Харькова, доходим до Павловской площади. Останавливает нас рабочийв засаленной одежде и говорит: «Обождите, остановитесь!…**» И он объяснил, что Николкупрогнали. «Идемте к заводу Гельфериха и обождите с поездкой дня два, пока не обезоружимполицию и жандармов». И это разоруженье прошло благополучно. У всех была радость,восторг. На второй день идем опять к вокзалу, отправка утром. У одной продовольственнойлавки толпа женщин, чтобы получить фунт хлеба. Женщины кричат: «Куда вы идете, развене надоело вам, когда будет конец войны». Одна выходит из затылка с ребенком: «Третийдень стою здесь и мерзну с ребенком, чтобы получить фунт хлеба, но получить не могу.Куда вы идете, – говорит со слезами, – или у вас нет жен и детей дома, которые находятсяв таком же положении, как я вот с ним, да двое еще немного побольше заперты в нетопленойкомнате дома.» Мороз пробегает по телу, вспоминаются жена, дети.
Поезд миновал Полтаву, двигается дальше, на вагонах взвился красныйфлаг, сердце радостно бьется, воздух стал чище. У всех на уме одно: что войне скороконец.
Одесса встретила нас, встретила очень хорошо – получены былисведения, что образовалось Временное правительство. Из фамилий правительства сразубыло видно, что у власти встали помещики, заводчики и фабриканты – люди не наши.Образовались советы, у нас был выдвинут Кравченко, который держал связь с солдатскихдепутатов. И частью – офицерство, которых не любили солдаты, сразу переродилось:и мы, мол, ваши. Ваши-то ваши, а солдатам дали учитывать одну кухню, сколько крупы,воды, мяса…
И. Лобанов
Каквидим, и в обыденном сознании все было далеко не так просто. Ситуация в стране оставаласьсложной. Благие намерения захлебывались в бесконечной говорильне, этом поистинеБожьем наказании России. Громкие посулы дать самые «совершенные» законы с помощьюнового Хозяина Земли Русской – Учредительного собрания, добиться мира «без аннексийи контрибуций» тонули в бесчисленных комиссиях и согласованиях. Крестьянство, разуверившисьв обещаниях Временного правительства, захотело само по справедливости разрешитьвечный и проклятый для России вопрос о земле, причем так, как ему представлялось,в традициях тысячелетней русской общины. А солдаты сами устанавливали мир в окопах,по своему, по-солдатски: «Штык в землю, и баста!». Вот этими-то обстоятельствамиумело воспользовались большевики, которые на гребне всеобщего недовольства, растущихкрестьянских бунтов, солдатских демаршей и начавшегося повального их дезертирствапришли к власти. К тому же им удалось увлечь своими смутными коммунистическими идеямии повести за собою огромные массы народа, выделившего из своих рядов немало «апостоловнового пролетарского евангелия». Эти «одержимые», родившиеся вместе с Октябрем,«сознательные рабочие и крестьяне», составили основной контингент тех, кто сталписать в газеты, по разным адресам новой власти, вступая с нею в разговор по самымразным вопросам текущей жизни.
Удивительнолегко далась победа большевикам! Провозгласив простые и доходчивые лозунги: «Мир– народам!», «Фабрики – рабочим!», «Земля – крестьянам!, они оказались у власти.Но взять в руки власть – это только прелюдия. Никто из новых властителей не ожидал,с каким числом неимоверных трудностей и бедствий им вскоре придется столкнуться,чем обернутся их эксперименты, сколько будет «наломано дров», и что, в результате,появится «на развалинах старого мира».
Декретомбольшевиков «О земле» конфисковывались помещичьи, церковные, монастырские, казенныеи другие земли и передавались во «всенародное достояние». Казалось бы, прирезкакрестьянам помещичьих земель, а затем и желанный «черный передел» (т.е. перераспределениена уравнительных началах абсолютно всех земель, включая и крестьянские надельные)принесут удовлетворение жителям деревни. Но не тут-то было! Ее проблемы заключалисьне только и не столько в малоземелье, как полагали лидеры социалистических партий,а в сложном клубке противоречий оставшегося от старой России наследства, ее техническойи культурной отсталости, несовершенной социальной организации, «лишних ртах» и т.п.Как можно убедиться, многие крестьянские письма, буквально кричат об этих проблемах.
Уравнительныйпринцип «социализации» земли, бесконечный и утопичный в своей реализации, принесбольше разочарования, чем удовлетворения. Как говорили в народе, «хотели сравнятьвсех, да так сравняли, что ни у кого ничего не осталось» Не случайно вопросы землеустройствакрасной нитью проходят через всю последующую историю деревни вплоть до коллективизации.
Прошлосовсем немного времени после Октябрьских событий, как вся Россия была охвачена пламенембратоубийственной гражданской войны. Она оставила самые глубокие и кровоточащиераны в народном сознании. Письма простых людей наглядно опровергают тезис, что революцияэто одно, а гражданская война – другое, что шествие советской власти по стране былотриумфальным. Начавшиеся революционные преобразования неудержимо вели ее к жестокимсоциальным столкновениям. Одним из самых жарких районов был Юг России: Дон и Кубань.Как писал в июле 1918 г. крестьянин-бедняк М.Я. Зинченко из Усть-Медведицкого округаДонской области в газету «Беднота», «казачество с нами не в контакте. Оно стоитна нейтральной почве…, смотрит, как кадеты побеждают, то они к ним присоединяются.Так они нам, большевикам не товарищи, держат противоположную сторону, из сего видно,[что] им революция язвой.» А вот о том, как устанавливалась советская власть наКубани, вспоминал в 1925 г. в своем письме М.А. Глинский:
Редакции газеты «Правда» от гражданина Кубанской области, Армавирскогоокруга, рожденный в селе Ивановке 1888 г. июня 20 дня Глинский Михаил Антонович, ярый большевик по идее Владимира Ильича Ленина. Я опишу свою историю первоначальногомоего политического учения, как поступило это дело к нам на Кубань.
История
Во-первых, я должен извиниться перед редакцией, может, где получитсяошибка. Я окончил учение по грамоте только в школе первой ступени второе отделение,потом самоучкой выучился самообразованию и механического дела, которым до сего времениживу. На военной службе при старом строе не служил, вследствие льготы был ополченецпервого разряда и мобилизации на войну я не прошел, у меня правый глаз испорчен.И вот я поэтому желаю, чтобы редакция известила мою сущую правду.
Советский строй в бывшем Баталпашинском отделе Кубанской области,в селе Ивановке, 25 декабря 1917 г.
К нам приехали с Терской области, с города Грозного делегаты.Один делегат – наш, ивановский, Фисенко Николай Ефремович, а второй – не знаю откудародом, а фамилия Моисеев. Вот они начали работать у нас и проводить советский строй,когда у* нашем селе еще был старшина Филипп Иванович Запорожский. Вот они начали,эти делегаты, собирать митинг. Я даже не знал, что это за слово «митинг», а послеуже начал принимать во внимание все политические названия. И так начали избиратьсовет, что у нашем отделе самая первая организация совета прошла в селе Ивановке.Я прошел в совет и еще со мной по такой же политической идее товарищ Ковшик МатвейМиронович. У нас прошло в совет 60 человек. И вот мы взяли на себя всю обязанностьсоветского строя и начали учиться по программе, как поставить советский строй наКубани. Вот кулаки наши ивановские начали делать брожение. И вот мы переделили надве части свою волость: в первой находился еще старшина, а вторую занимали мы, совет.Вот старшина с негодования собрал стариков, кулаков и заперся в своем кабинете,и начали делать совещание, что, мол: «Эти, кучка самохватчиков власти, хотят, чтобыя их попер отсюда, то я покажу, что я из себя представляю. Я ведь глава селенияи вызову от отдела атамана казаков, и всех заберем их, что они и своих не узнают.»Вот они 27 декабря 1917 г. постановили свой приговор, все старики и со своим старшиной,и послали нарочным верховым у* отдел, чтобы дали им казаков. Но я это подслушал,выведал, как посылали они верхового. Сейчас я сообщил своему комиссару, председателю,и на встречу к ихнему нарочному. Я с одним своим товарищем встретили, и сейчас:«А ну, обожди.» Он остановился и спрашивает: «Что вам нужно?» Но я ему говорю: «Давайсюда свою сумку.» И с пакетом он отдал. Мы этот пакет и все ихние бумаги отнеслисвоему совету и больше не возвратили. Как узнал старшина, что мы уже ничего им,кулакам, не даем, то начал со своими кулаками беситься, но ничего нам не могли исделать,потому что мы дружно и спаянно держались. Я так привязался к этому святому делу,что не мог щадить и даже своей жизни.
Вот начали мы занимать себе широкую агитацию по всему нашемуотделу, потому что наше село первым выступило на защиту трудящихся. В нашем отделеи Лабинском, почти до Краснодара, не было еще советов. И у нас выехало из нашегосовета делегатов 30 человек для агитации. Так что многие побиты казаками, потомучто казачьи офицеры были дома и были напитаны словами буржуазии. Вот к нам первоеприсоединилось село Казминское**, потом Богословское, потом Ольгинское. И так началимало-помалу уже приезжать делегаты из Майкопа, так что мы, ивановцы, вовлекли всюи азиатскую полосу.*** Когда к нам приехали черкесы и начали радоваться, что вже**** власть народа, и говорят: «Мы теперь все большой и все будем гражданами».
Начало бури
Вот не понравилось наше широкое агитаторство станицам Баталпашинской,Невинномысской и Отрадной, Барсуковской, Вознесенкой. И начали они по лозунгам офицеров,как те им начали говорить, что, мол, большевики хотят у вас землю отнять и вас будутубивать, а ваших жен заберут и изнасилуют. Теперь, в марте месяце 1918 года, 10числа явилась банда Корнилова в Екотре*****, в нынешнем Крас-даре *****. Мы все,четыре села, пошли на защиту Краснодара. Нагрузили три эшелона железнодорожноготранспорта, и двинулись с громким Интернационалом, и разбили корниловскую банду.По приходе из-под Краснодара мы организовали добровольческую Красную Армию, совместнонаш Ивановский совет и Казминский. Но мы организовали в станице Невинномысской,которая меня содерживает до сего времени. Но и в ней ничего нету, и я инвалид третьейгруппы, у меня телесных недостатков: 1) правого глаза нет, и слух испорчен, и уногах ревматизм от простуды на фронте. Я доброволец Красной Армии и инвалид гражданскойвойны, не могу быть механиком и на крестьянскую работу не способен, и меня собесотталкивает, не дает мне инвалидность по словам у нас на Кубани. Если бы я мог доехатьдо Москвы, много доклада мог бы сделать в пользу нашей власти, что творится междуказачеством, да не за что ехать.
Пишите в газеты, я буду читать правду.
Доброволец Красной Армии М. Глинский
Гражданскаявойна продолжалась три года и шла практически повсеместно: на фронтах, кольцом опоясывавшихСоветскую Россию, и в глубоком тылу, где действовали партизанские отряды и вооруженныебанды, состоявшие по преимуществу из тех же крестьян. В гражданской войне на сторонепротивников большевиков приняли участие и некоторые иностранные державы. На исходеее произошел вооруженный конфликт с Польшей, молодым государством, отколовшимсяот России. В ходе военных действий лепились образы врагов, внутренних и внешних,на всю последующую историю советского государства. Мы отобрали несколько писем-воспоминаний,рассказывающих о событиях в различных точках страны. На протяжении длительного временисамыми напряженными были события на Востоке: в Поволжье, на Урале, в Сибири. Воткак, например, разворачивались дела в Башкирии по воспоминаниям того же И. Лобанова.(См. выше).
В дни гражданской войны
Село Килеево Белебеевского кантона (Башреспублика), 130 верстот кантона г. Белебея, железная дорога – 80 верст станция Туймаза Волжско-Бугульминскойдороги. Стало известно, что Белебей взяли чехословаки с белыми, и сведения былиполучены в с. Бакалы. Толстопузые радовались. Они моментом дали знать в деревниприказы о формировании так называемой народной армии, белые ручки и ножки моментальновстали под ружье и вскоре они мобилизовали молодежь, но толку от них они не получили,потому что мобилизованные скрывались по лесам. Деревенские мужики богатенькие ибольшедушники сразу стали против бедноты. Были изданы приказы ловить коммунистов,отбирать у них награбленное – беднейшее население потупило голову. В 10 верстахбыли красные и держали связь с Мензелинском Татреспублики. Я помню, осенью 1918года в праздничный день вдруг ударили в набат. Было раннее утро, и вдруг появиласьстрельба на одной из улиц села. Когда я пришел на место, то видел пойманного красноармейца,которого немедленно отправили в Бакалы. Беднота уныла, но не была организована.Прибывший офицер из Бакалов привез белых охотников и убедил приспешников с палкамии ружьями… [слово не ясно]. Идут наступать на Амикеево, где была разведка красных,которые, не чувствуя опасности, спокойно спали в доме купца, и красные отступили,убив офицера белых. Беднота была в унынии, некоторых белые ловили, и садили в холодныйамбар, и даже хотели расстрелять за сочувствие к красным. Стали понемногу доходитьслухи, что красные скоро придут, особенно боялись те, которые имели симпатии к белым.Килеево, имея 100 дворов бедного населения, почти до 1917 года не имевшего одной кв. сажени земли, даи не стали давать столыпинские (так звали выдельщиков), даже выгонять скот на землюбольшеземельных. Селение было предателем и контрреволюционным. Так происходило болеенедели. Несмотря на то время была уборка сена, и никто не работал, ожидая краснойрасправы. В раннее утро слышны залпы, и Бакалы заняли красные. Любовники белых,главарей которых сейчас нет [в] живых, скрылись. Но крестьяне, которые ждали красных,с хлебом и солью вышли навстречу. Начальник отряда, человек, видимо, хороший, постегалпрутьями старых чертей, объяснил положенье и по указанью сельского бедняка за насилиерасстрелял Кудряшева – любимца попов и толстопузых. Но Килеево тут не посрамило себя и в отрядт. Пазухина, который занял [село], ушли 30 с лишком добровольцев из бедноты, оставив жен и детей дома. После, когдаколчаковцы заняли опять селенье, туго приходилось семьям этих добровольцев – они насильничали на[д] женами, били кнутами,но населенье их не указывало, только лишь узнавали случайно, что из Килеево 30 добровольцев в красных.
Прочитав мою статью, видно и впредь, что злоба на бедняка есть,она пока закрыта, иногда всячески стараются покрыть бедняка и расслоение, котороев деревне чувствуется, хозяйство зажиточных растет с быстротой, а хозяйство беднотыхотя идет куриным шагом, но догнать его не может, потому он везде отстал, за нихбьются толь ко бедняки, активнист [активист] и комсомол.
И. Лобанов
Авот как предстает борьба в тылу войск Колчака в Кузбассе по воспоминаниям Г.И. Прокудинаиз деревни Байкаим Ленинского района, Кузнецкого округа Сибирского края, присланнымим в «Крестьянскую газету» 20 марта 1928 г., которые мы приводим полностью с сохранением языка, стиля и правописания. В воспоминаниях идет речь о достаточнохорошо известных и описанных в литературе событиях, в том числе о деятельности П.Ф.Сухова, которому в отличие от автора не удалось избежать расстрела. Правда, события,изложенные автором письма, предстают несколько иначе.
Борец партизана за Советскую власть, сын бедняка переносил большиетиранства от белых колчаковских опричников.
Я [в] 1918 г. освободил 60 человек от расстрела в Красной волости, с. Брюханово. И постановили Совет,и возвратились в Ленинск.* Приехали в штаб Красной гвардии и услышали, что приехалииз Красной волости и освободили 60 человек от расстрела. Секретарь Красной гвардии т. Сухов обратился ко мне,сказал, что как ваши успехи. Я ответил, что у нас прошло благополучно, освободиливсех товарищей из католажной камеры и постановили Совет.
Тов. Сухов ответил мне: «Наверно, Совет недолго просуществует».Я быстро сообразил головой, спросил его, т. Сухова: «Почему так: падает положениенаше, забрато Новосибирск, Юрга, Ерлюк?» Я сказал, что нужно назначать больше отрядови отбиваться. Сухов мне сказал, что Мутузов отказался и хочет бросать борьбу с белыми.пока мы разговаривали в течение 15 минут, то сообщают нам, что два брата Мутузова собрали кассу и сели в автомобильи убежали неизвестно куда, бросили штаб. Звать одного Иваном, а другого Филиппом.С т. Суховым сказали, что покамест не будем падать духом, т. Прокудин, вставай наМутузово место, командавай нами и биться будем до последней капли крови.
А когда задержали Мутузова Ивана и Филиппа, то мы остались безсвоего командира, как грудных детей без матери. Но благодаря дорогому т. Сухову,который взял на себя эту возложенную на него ответственность и так же бросил, каки мы, жену и детей. Вступил командиром нашего отряда, и мы начали отступать на г.Барнаул. А при отступлении у нас, при панике, той, которую дал Мутузов, то некоторыенаши товарищи начали складывать оружия и стали расходиться по своим квартирам. Ноя обратился к т. Сухову, сказал, что у нас много товарищей сложили оружие. Суховпослал меня собрать и сделать агитацию, чтобы не было паники, а у нас есть уже другойкомандир – т. Сухов, – который заменил нашего изменилу Мутузова. Но я, Прокудин,выполнил задание, но не успел настоящее кончить. На меня уже начали со всех четырехсторон стрелять белогвардейцы, а я уже отстал от отряда в расстояние одного километраи начал отстреливаться и следовать за отрядом Красной гвардии. А [в] этот моментзавыли на всех шахтах жалобно гудки, а в это время во всех концах кричат: «Ловибандитов!» И мне тут пришлось по счастью пробиться в отряд. Когда я догнал Сухова,то ему сообщил, что уже в Кольчугиной** пошли в полном смысле аресты. И пошла стрельба.А в этот момент моя жена, Прокудина Федосья Александровна, бросила квартиру и оставилавсе имущество, взяла дитя и отправилась по направлению [к] деревне Беловой. Онамне раньше говорила, что я от тебя не отстану и иду в бой с тобой вместе. А приотступлении я ее слова вспомнил и мне хотелось ее взять с собой, то я спросил т.Сухова, чтобы мне взять жену с собой в отряд, то мне было разрешено за ней заехатьв деревню Беловую и я поехал. А когда я ехал с ямщиком, то после боя я был сильноутомился, потому что я не спал трое суток, а когда меня вез ямщик, то я лег и наказалямщику, чтобы он, недоезжа[л] до деревни Беловой километр, чтобы меня разбудить.Но когда я взаснул, то ямщик был кулак и он меня привез к белым, вместо того чтобыразбудить. И в этот момент сонного меня обезоружили и давай меня бить, издеваться.Били меня до бессознанья, я не помню, вдавили мне два ребра, сломали мне нос, акогда дали мне опомниться, то дали мне лопату и заставили меня рыть себе могилутут же на месте. Но остальная сволочь кричит: «Здесь его не убивайте, а вывестина могилу». Но мое пролетарское упорство: я с места ни шагу и говоря: «Если вам,гады, нужно, то расстреливайте на месте.» В этот момент вдруг является молодой человеклет 22 и предложил меня отпустить, который сказал, что Прокудин в этом не виновен,он был поставлен властью и его пустить во все четыре стороны и пусть идет. Да ещеза меня застоял один бедняк, который меня охранял, и сказал, что завтра же придуткрасные и расстреляют нашу всю деревню, а пусть он идет. И я был отпущен. А когдаменя отпустили, то я не мог никак двигаться, а после на бой […]*** мне надо быловоды, то мне никто не дал воды. Нашелся один сознательный старик, не боясь ничего,он мне немного помог, запустив меня к себе и дав мне попить. И пробыв я у старикадо ночи, и я пошел нанял ямщика довести до своей деревни Коноваловой. Приехав котцу [в] 12 часов ночи, и я начал стучать. Отец испугался и говорит мне, что тебяприходили три раза с винтовками арестовывать. Брат спросил отца, что кто это. Отецсказал, что твой брат приехал. Брат и велел отцу впустить и говорит, что нам нечегобояться, если его убьют, то мы будем знать, что где он будет похоронен. А когдая вошел в дом отца, то тут быстро меня узнали свои родные и хотели приготовить сухарей,отправить меня […]*** скитаться. Но тут же быстро узнав, кулаки нашей деревни пришлименя опять арестовали и повели меня расстрелять самосудом. А когда меня привели,то я пришел и спрашиваю: «В чем дело?» Мне говорят кулаки: «Что, устояла ваша власть?»– и говорят, что мы тебя, бандита, расстреляем и приговорили меня расстрелять накладбище. Но я благодаря своему упорству, я им сказал, что: «Гады, стреляйте меняна месте, а я туда не пойду.» А в это время староста Канев Иван Иванович выразилобществу: «За что мы его расстреляем? Сегодня – белые, а завтра – красные. Нам всехне перестрелять, да и глупо будет», – и велел отпустить, что он и так убит: «Пущайотдыхает, дело не наше». Меня отпустили домой. Но я домой не пошел, а зашел к одномубедняку, который меня заложил под перину, и я там спасся, меня больше года не нашли.Я от этого бедняка убежал, а когда гады узнали, что я спасался у бедняка Прокудинаи на него доказали белым, то он за мной же сбежал, оба с женой, в деревню Аил. Апосле этого я спасался […]*** в деревне и вели подпольную работу до прихода Советскойвласти. Но хотя и трудно было работать, то значит нельзя было считаться ни с чем,потому что это заставляет меня делать политическое сознание. Когда же я, Прокудин,имел партдокумент с 1915 г. Я его получил в Москве, во время излечения моих ран,получил в Москве на […]***. И этот документ во время избиения меня [в] деревне Беловойу меня кулаки отняли. А вторично я получил партбилет в Ленинской* организации ВКП(б), 1920 г. Вот все мои вышеуказанные воспоминания, пережитые мной, да так, как и вспомнишьи переживание других товарищей, как Прискакова Семена Ильи ча и ряда других товарищей.
Как я, Прокудин, сын бедняка, 18 лет работал в шахте, рожден 1884 г., а в настоящее время занимаюсь бедняк, проживаю в деревне Баикаиме, имею1 избу, которая указанная деревня адреса Аил.
Сходнаякартина возникает, если посмотреть на другой театр военных действий – на Юге России.О них рассказывается словами очевидца в письме, полученном «Крестьянской газетой»в 1925 г. от М.И. Щербака из села Кистец Дивенского района Ставропольского округаСеверокавказского края.
В 1918 г., в сентябре месяце, когда вторгнулись белогвардейскиеотряды в пределы Ставропольского округа, крестьяне очень сильные потерпели истязания,в особенности село Кистинское, которое за восстание против белогвардейцев уплатило720 тыс. руб. контрибуции, и кроме того всех мужчин собрали как потому что тут железнаядорога, и у нас уже был военный комиссариат, в который мы выдвинули военкомом товарищаПономаренко. Второй комиссар – товарищ Тимошин. Вот наша задача была обезоруживатьвойска казачьи, проходящие из турецкого фронта. Мы здесь… [слово неразборчиво] оставляливсе: и оружие, и инвентарь живой и мертвый. Это все мы для своего комиссариата действовали,и я был до смерти рад и думал, что уже так все и будет хорошо, тихо и аккуратно.Я тогда был назначен начальником хозяйства военного, но потом на нас ночью нагрянуликазаки со стороны организации станицы Барсуковской. Они думали: как у нас новаяорганизация, то мы спим и не умеем себя беречь. Но этим они ошиблись. Они толькои сделали нам убытка – убили комэскадрона. Он был на разведке ночью в степи с пятьюсолдатами, а потом приехали как раз к нашему хозяйству с двух станиц подводы, пригнализабирать наше военное имущество. И ихняя конная кавалерия потихоньку подъехали,выстроились шагов 40 от наших казарм. Вот в это время командиры наши конбатареиСубботин и командир пулеметной команды проверяли своих часовых, как вдруг услыхаликоманду в стороне: «Кавалерия слева и справа – в галоп!» Наш Субботин как стоял,держал за снурки две орудии, и обе по ихнему направлению стояли, он ка[к] дернул,дак эти казаки бурки и ш[а] пки с них послетывали. Вот они кто куда, а пулеметомбез прицела лупили по улице, по их, где утром 5 лошадей и 3 человека нашли без жизни.И так, где ни взялся у них полковник Шкуро *, этот с нами воевал месяца три. Покамы были своей организацией, у нас было везде успешно, добросовестно, везде мы отбивалисьбез потерь от Шкуро и от всех казачьих банд до сентября 1918 г. В октябре 10 сего 1918 г. пришел к нам некто Сорокин** под Советским флагом и взял на себя командованиевсем кубанским фронтом. Я в то время пошел добровольно в пулеметную команду и считал,что вот Сорокин теперь нас поддержит, но пока Сорокина не было, то у нас был совершенныйпорядок, у нас и станица Нивинка*** была цела и неповреждена никаким грабежом, потомучто наши командиры были настоящие большевики и справедливцы и не грабили. Командир[ы]Балахонов****, и Кочубеев*****, и Жлоба****** – все были геройскими вождями своихчастей и строго следили за грабежами, солдаты их боялись и не разоряли станиц. Какпришел Сорокин, то привел с собой целый караван беженцев, от Черного моря по дорогесобирал. И войска у него такие были распущены, что попало, то и тянут. Я посмотрелна эту дурацкую армию и уже совсем не знаю, что мне делать. И вот начали отступатькто куда. Он нам испортил весь аппетит военного настроения. Бежали без оглядки,а казаки попятам у нас идут. Тут меня ранили в грудь легко, я свалился прямо в лужу,в яр и лежал 1,5 дня, никого не было. Но один разгирский******* мужик Ставропольскойгубернии меня узял и привез. Я весь обмерз, потому что уже время, был ноябрь, 15-е 1918 г. И вот я один день побыл у него, и казаки пришли. Он меня скрыл, и я у негопоправился, только остался глухой, немного недослышиваю, простудил в воде себе голову.А теперь первая жена меня, глухого, бросила и не пожелала со мной жить. Я все женашел себе одну девку. [Собрали нас] будто бы на сход, и загнали в церковную оградуи избивали плетьями до полусмерти и допрашивали руководителей восстания. Но крестьяне,бодрые духом, скрепя свое сердце, перенесли яростный гнев белогвардейцев на своихплечах, не выдали ни одного ушедшего в ряды Красной армии. И еще сильнее потерпелиженщины, которые подверглись изнасилованию со стороны казаков, находящихся в корниловскихполках, которым разрешалось три дня подряд при вступлении в село делать, что имвздумается, и эту ужасную картину не только мне (я находился в рядах Красной армии),находящемуся на фронте, трудно описать, но даже очевидцы, у которых все это делалосьна глазах, и те не в силах высказать эту ужасную картину. И теперь, при строительственовой жизни все мужчины и женщины на каждом собрании провозглашают громкую благодарностьвождям Октябрьской революции за освобождение от ига белогвардейских истязаний. Ив день 8-й годовщины собравшаясяпод Красным знаменем молодежь дала обещание не выпустить Красное знамя, пока непрон есут его по всему земному шару.
Вольноили невольно большинство населения оказалось вовлеченным в противоестественную схватку,и втянутые во взаимное истребление люди, словно зараженные чумой, сами зверели.И, забыв и Бога, и милосердие, и сострадание, творили мерзопакостные вещи. Об этомсвидетельствуют приведенные документы. Они описывают события, лежащие как бы в сторонеот официальных сводок с театров военных действий, не масштабные по своему размаху.Более того, в них сквозит явное противоречие между «эпической» оценкой происходившего,нередко в стихотворной форме (например, та же «сорокинская эпопея» 1918 г. изложенная нескладными стихами крестьянином А.Н. Поповым, – и будничностью, заурядностью описываемыхфактов, порою ужасающих своим наивно-примитивным варварством. Это свидетельстване видных полководцев гражданской войны, а скорее «срезки», быстро меняющиеся кадры.Такой же осталась в памяти населения польско-советская война 1920 г., о чем свидетельствует отрывок из обширного письма от 12 августа 1925 г. крестьянина П.И. Лобаня из д. Кривоселки Копыльского района Слуцкого округа Белорусской ССР.
Воспоминание «Из недавнегопрошлого»
Много пришлось потерпеть крестьянам во время войны с белополяками!Много понесли они и горя, и потерь! Там отняли лошадь, здесь увели корову, там обратноберут овец, свиней и многое другое! Желая избавиться от такого гнета, мужчины, женщиныи даже дети почти все пооставляли свои дома на произвол судьбы, бежали во все стороны:«и в лес, и в разные кусты». Мужчины укрывались со своими лошадьми, женщины и детипасли рогатый скот. Молодые люди побрали с собой разного рода оружие и переходилис лошадьми с одного места на другое, чтобы не быть открытыми белополяками! Питалисьпищей через «разведчиков», ходивших домой ночью за «продуктами»! Кормили лошадейчем попало: и сеном, и травой, и даже листьями. Раз был такой случай: собралосьчеловек 15 с лошадьми и «выправили»т. Жижина домой, чтобы он принес нам «шамать». И он ушел. Ночью часов в 11 он вернулся назад, он принес хлеба, сала, колбас,сыра и многого другого. Матери и жены в этот час нам не жалели ничего. Попривязавлошадей за деревья, мы уселись кругом нашей трапезы; скоро от нее не осталось почтии кусочка. Подкрепив свои силы, мы уснули крепким сном на своих «зеленых ложах»,оставив одного караульщика. Но скоро уснул и он: ночь и сон взяли свое. Вдруг средитишины раздался пронзительный крик: «Ай-яй-яй!» Все встрепенулись: крик раздалсяеще раз. Когда мы опомнились от своего страха, то увидели на земле лежащего мальчугана,который и напугал нас всех; причина крика выяснилась: лошадь, стоявшая около егоног, шлепнула ему своим копытом и он от этого вскрикнул. Выругав его хорошенько,мы обратно уснули. Встали благополучно;
днем кто-то болтнул о прибытии большевиков. Все как один высыпалисьна широкую поляну в большой ров, около д. Цеховка, начали даже петь песни. Здесьбыл и т. Клычо, который уложил поляка на месте прикладом его же карабина. Увидев,что его лошадь в руках пана, он бросился к нему и начал просить, чтобы пан отдалего лошадь; но проклятый лях и слушать не хотел. Тогда т. Клычо с силою и ловкостьюатлета схватил его за ногу и повалил на землю. Тут-то он с ним и расправился. Когдаузнали это ясно вельможные паны, то откуда их и напоролось?! Они налетели как стаяворонов и бросились за т. Клычо. Но все было тщетно: т. Клычо в эту минуту был влесу и напевал песню «Последний нонешний денечек…» Тогда паны, не найдя того, чегоискали, как разъяренные львы бросились в нашу деревню. Они рассыпались как птицыпри виде коршуна почти по всем дворам и, повытягавши из «стрех» (крыша) по жменисоломы, угрожали спалить всю деревню. Кроме того, они бегали по разным закоулками убивали насмерть попавшегося мужчину. Таким путем был убит т. Голубович и другие.Тов. Клычо поймали уже после и били его до смерти… Но вернемся к тем, кто угрожалспалить всю деревню, если не выдадут т. Клычо. Куча женщин со слезами на глазахначали просить о помиловании. Они им нажочили и сала, и колбас, и денег, и многоедругое… Панское сердце смягчилось, но не совсем. Они приказали растаскать весь домт. Клычо, что было почти в тот же час исполнено: дом разобрали по куску и вывезлиза деревню, где и думали его спалить. Но не сбылась панская мечта, не спалили онини дома т. Клычо, ни нашей деревушки, а спалили они деревню Кулаки, с чем я васи познакомлю.
Пожар Кулаков
Пламям объяты, горят Кулаки. От подлой негоднойполяцкой руки. Жители мнутся, не зная, где дется. А ляхи смеются весело, «здется»*.Бедные люди боятся тушить. Ходит комендант и громко кричит: «Отстеньпце, мужики,не волно ходзиц»**. А сам как с музыкой с конца в ночи ходит. Вдруг показались великиепики. Видят поляки: летят большевики. Пожар кулаковский начал утихать. Поляки –в повозки, давай утикать. Посевши на кони, большевики Пустились в погоню вперед,на штыки. Поляки бежали через дороги И поднимали с собою тревоги. Бегом из местечка,били солдаты. Поляки с овечкой кричат: «Коммунарты!» Бегут и хватают все на пути,Никого не дбаюц, не кажут:» Пусти».*** Вдруг загремели советские пушки. Панове помлели,легли у подушки. Последнюю ночку они ночевали, Одни как татары во тьме кочевали,Другие как мрамор сидели в «гнездочку». Вдруг телеграмма, больш[евики] в местечку.«Ву-у-у-бом!» – разорвался снаряд, Как в стену лбом и ревет:» Коммунарт». «Всю-сю-бом-м-м-м!»– Поляки вовсю пустились бегом.
Так они спалили деревню Кулаки. Теперь вернемся к нашим мужикам:в рове оказалось несколько копен сена, которое в тот же час было уничтожено. Носкоро их радость превратилась в горе, когда им донесли о буйствах поляков: сновавсе бросились кто куда. Тов. Бирюк шел домой, увидев двух поляков, шедших по краюлеса, он дал по ним несколько выстрелов из нагана. (И это, быть может, спасло инас, и наших коней). Поляки бросились бежать, рассказали это другим. Те, посоветовавшись,решили не входить в глубь леса, а держаться как можно ближе краю. Таким образом,они оцепили лес, выхода не было. Но стоять долго им не пришлось: скоро мы увиделине поляков, а большевиков и пошли разом с ними по польским следам. В это время полякиработали вовсю в деревне. Услыхав выстрел из орудий, они начали смеяться: «А, псякрев, партизаны, мы ж им…» Вслед за этим раздался второй, более сильный, и полякиузнали, с кем имеют дело; они решили отступить, но не далеко, их нагнали за селомНовоселки и там началась «бойня». Поляки залегли во рву около Цеховки и дралисьс ожесточением. Но красным бойцам, кажись, не было никакой преграды. Они опрокинулиполяков, которые поспешили отступить к шоссе, не успев убрать своих раненых. Дружелюбноотнеслись граждане к раненым большевикам, они помогали им чем попало, особенно просилиони молока «квашеного», в чем, конечно, отказу не было. Совсем иначе они обходилисьс ранеными поляками, они их раздевали, смеялись над ними и даже били. Так, одингражданин, который взялся провести большевиков, на обратном пути наткнулся на раненогов голову поляка; он всадил в рану кусок железа и начал им ковырять, приговаривая:«Оце тобе яйки, оце тобе моя телка», – и т.д. (хотя гражданин был немного помешанный).После битвы наши убрали товарищей и, выкопав им яму, положили туда шесть бойцов.
Независимоот желания авторов в документах сквозит жестокая правда войны, взаимное сведениесчетов, которое продолжилось и после окончания боевых действий на фронтах. Правда,на всей территории страны еще полыхали крестьянские восстания, действовали разрозненныеотряды и вооруженные банды. О том, как происходила ликвидация отрядов Н. Махно вспоминалв своем письме в «Крестьянскую газету», полученном 28 февраля 1926 г., один из ее участников военный корреспондент А. Хрусталев.
Воспоминания из жизниКрасной Армии
На фронтовой полосе
Сорок восьмого батальона, внус* охраны железной дороги. Наш батальонза пять лет стоял на страже революции. Была очень трудная оперативная работа КраснойАрмии по ликвидации бандитизма. Атаман банды – известный батько Махно**, которомупринадлежала вся банда как анархисту-бандиту, которой Махно руководил как взрыватьмосты и уничтожать Красную Армию. Поскольку удавалось Махно это дело, постолькустрадала наша власть и весь государственный аппарат. В это время как у нас был кризис,разрушен транспорт и трудная перевозка войска и продовольствия. Вот какие препятствияставил Махно власти, народу. В трудную минуту для нас были очень дороги как железныедороги, так и мосты. Нашему батальону пришлось поработать на фронте бандитизма,были голодные и, не имея обмундирования, работали днем и ночью, оберегали свои мосты,чтобы не взорвали ночью и не убивали нас бандиты. А таких случаев было много, унас были жертвы. Вот нам пришлось быть начеку каждую минуту. Нашей роте пришлосьбиться с Махно на реке Хороле, около города Миргорода. Нас было сорок человек, уМахно было около трех тысяч. У нас был пулемет «Максим», у Махно было 56 пулеметов,4 миномета, 8 бомбометов, одно орудие. Мы бились до тех пор, пока у солдат не сталопатрон. Я сказал: «Товарищи, патроны есть у пулемета, мы не пропадем». Махно просилнас сдаться. Разве Красная Армия сдается? Я был наводчик пулемета и командир взвода.Распевали песни на их просьбы, бились до самого вечера. Махно был сердит, что неравныесилы и не может победить нас, кучку Красной Армии. Для Красной Армии не было продовольствияи обмундирования, но с духом коммунизма мы вышли победителями против всех контрнегодяев.Ни один красноармеец не должен забыть свое геройство, ни один трудящийся не должензабывать заслуги Красной Армии. Да здравствует восьмая годовщина Красной Армии!Да здравствует боевой Третий Коммунистический Интернационал во всем мире в лиценашей партии!
Военкор Адриан Хрусталев 81 тердивизии***, 241 полка.
Достаточноизвестными страницами борьбы с крестьянскими волнениями являются «антоновщина»,«роговщина» и др. Но одним из самых беспокойных районов, где после окончания гражданскойвойны продолжалась борьба с «бандитизмом», усугубленная голодом 1921 г., было Поволжье. Об этом рассказывается в письме красноармейца Ф.И. Четверкина, написанном в «Крестьянскуюгазету» 8 октября 1928 г.
«Как мы боролись с бандитами»(Рассказ из прошлого факта)
В 1921 г. в Поволжье, на границах Самарской и Уральской губерний размножились шайки бандитизма, часто делали налеты на крестьянскиенаселения, грабили крестьян
скотиной и тем, что попадет под руку, трудно жилось крестьянам,приходилось все прятать, зарывать в землю, а на лошадях уезжать в глухие стороныстепи.
Местные коммунистические организации были вооружены, из несколькихорганизаций создавались отряды, а также и призывали желающих граждан в отряды поборьбе с бандитизмом.
После смерти моих родителей я остался одиноким, мне было всего17 лет, было у меня родства всего два брата, и они были в Красной Армии. Пришеля в отряд, бойцы были все за большим столом под крышей во дворе, принимали пищу,а затем готовы были ехать в наступление. «Где командир?» – спросил я. «В комнате,»– сказали мне.
На выходе из комнаты, в дверях встретились мы с командиром отряда,он был коммунист с 1905 г., волосы у него длинные, зачесаны назад, глаза его черные,в кожаном костюме, через плечи ремни, к которым прикрепленные шашка и револьвер,на широком ременном поясе висели две ручных гранаты. «Что Вам?» – спросил он меня.«Хочу ехать воевать на бандитов,» – ответил я. Он посмотрел на меня и предложилпройти в комнату.
В комнате за письменным столом сидели еще три товарища, переговорилимежду собой, расспросили меня, почему я такой молодой и пришел проситься в отряд.На все заданные вопросы я им ответил и довел их до сведения, что я одинокий, а братья– в Красной Армии. Через несколько минут выдали мне винтовку и патронташ с набитымипатронами в 60 штук, а затем предложили мне закусить. Только что закусили – и лошадивсе были запряжены в повозки, посадились мы все в повозки и быстрым ходом помчалисьв наступление, и нашим следом только подымалась пыль по дороге.
Выехали мы почти утром, но как стало вечереть, то наш отряд былуже в 25 верстах за границей Самарской губернии, на территории уральских глухихстепей. Солнце зашло, и отряд наш остановился передохнуть около казачьего поселка«Царь Никольский». Разведка в составе семи верховых всадников проникла дальше. Ужестало темнеть, и где мы остановились, в поселке обнаружили одну бандитку-разведчицу.На все наши дознавательства бандитка ничего не отвечала, вследствие чего наш командиротряда был вынужден ее расстрелять.
Отряд расположился отдохнуть под открытым небом, ребята все успокоились,с неба шел редкий дождик, но вскоре вспыхнула тревога: разведкой была обнаруженав предыдущем поселке банда в семи верстах от нашего места расположения. Разведкеудалось установить сквозь темной ночи, что шайка бандитов занята распитием самогона.После тревоги отряд быстро двинулся вперед, на пути были препятствия – овраги, обрывыи река на незнакомой степи. В одном из оврагов заметили верхового, быстро рассыпалисьв цепь, и благодаря темной дождливой ночи верховой был атакован.
Выяснилось, что верховой был председатель совета из предыдущегопоселка, узнал, что неподалеку остановился отряд красных и спешил сообщить о выбытиии держащего направления шайки бандитов. Долго мы ездили по степи и лесам, искалибандитов, перед рассветом выехали на опушку леса от недалекого, не известного нампоселка. Стало светло, а дождь шел сильный, одежда была вся скрость мокрая, махоркатоже была вымочена и нечего было закурить, обоз с продуктами потеряли ночью в степиили в лесу. Вскоре дождь перестал, и мы все обледенели, не теряя своей гордости,рассыпались в цепь и продолжали свой путь дальше.
К половине дня солнце проглянуло, и наш отряд внезапно встретилнезнакомый поселок под горой одного оврага, моментально оцепили поселок и занялиего. Год был голодный, и продуктов встретить было трудно, но когда узнали, что этотпоселок имел продуктов достаточно, и мы добились себе закусить, а через нескольковремени прибыл заблудивший[ся] продовольственный наш обоз.
В этом поселке было выявлено несколько бандитских семей.
Шайка бандитов исчезла бесследно, в обратном пути нашего возвращениямы получили сводку, что шайка бандитов на границе Самарской губернии. У нас былоустановлено точное время наступления с двух сторон, чтобы захватить шайку бандитовперекрестным огнем, после чего разъехался наш отряд на две стороны, а в отряде ибыло всего только 64 человека.
Наша разведка уехала вперед и потеряла с нами связь. Она заехалав одну татарскую деревушку. И быстро стали из деревни выскакивать на высокую гору.Не имея сведения о своей разведке и заметивши таковую, отряд поспешил рассыпатьсяв цепь, а время сражения по договоренности с другой половиной отряда уже настало.По случаю потери связи с разведкой наша половина отряда задержалась, а вторая половинаотряда, надеясь на нас, бросилась в схватку с бандитами. Бандитов было около 200человек. При сражении было наших убито 7 человек, и со стороны бандитов убито 9человек, после чего бандиты скрылись.
Таким образом, мы гонялись за бандитами до марта месяца 1922 г. В марте месяце 1922 г. еще явилась новая и большая банда Серова, которая накрыла нас в селе ПреображенкеСамарской губернии, и пришлось прятаться, кто куда знает. Шайка бандитов, не останавливаясьв этом селе, продолжала дальше свой путь, на селе оставались «зайчики», которыеграбили граждан и надругались над ними. Когда шайка бандитов скрылась за гору, тони один «зайчик» не уехал из села, все были расстреляны.
В этот же день нагрянула красная кавалерия из города Оренбурга,которая гналась за бандой Серова. В 25 верстах от города Уральска, по направлениюк Саратову, на одной из железнодорожных станций Серов был разбит вовсе, и остальныебанды, как Пятачков*, Сарафанкин и другие, вообще бандитизм в Поволжье был ликвидированв августе месяце 1922 г.
Где,на чьей стороне оказывался тот или иной человек в те годы, служило затем на долгоевремя поводом для выяснения личности и взаимных обвинений. Война приносила неслыханныебеды и разорения, которые сказывались много лет спустя в мирное время. Как неожиданно«аукнулась» гражданская война на материальном положении одного из ее участникови как, по его мнению, нужно было бы решать свои проблемы говорится в письме в «Крестьянскуюгазету» от 5 марта 1927 г. бывшего красноармейца Якова Диконенко станицы КореновскойКубанского округа Северо-Кавказского края:
В 1918 г. 1 февраля я вступил добровольно в Красную Армию, вкоторой прослужил до 1921 г. 20 июня и был уволен по демобилизации, а посему желательномне знать, будет ли помощь тем красноармейцам, которые потерпели стихийное бедствиеот белых во время гражданской войны. Я не буду писать о других, а пишу о себе, что,когда Кубань захватили белые, мои родные скрывались в Краснодаре, оставили в станицеКореновской все хозяйство, которое было разграблено казаками, а остальная постройка,хата и сарай, было сожжено белыми в октябре 1918 г., остались одни стены, так как они были саманные, [где] и сейчас живем, переживая разные заболевания,отчего и болеет почти вся семья. И вот сейчас толкает мысль о том, что идет десятыйгод соввласти и не оказано никому помощи, как будто забыла советская власть. И впоследствиия, сам себя называя дураком, что послушался комиссаров и командиров, когда наступалина Кубань, о том, что будем проходить по станицам и не делать над казаками никакихбезобразий, хотя кому из ваших родственников причинен вред, а впоследствии будемтребовать все свое по закону. И слова командиров и комиссаров привели меня в нищенскоесостояние, особенно в жилищном [вопросе]. Но если б я не слушал никого, [а], позахвату своей станицы узнавши о разорении моего имущества, наставил бы наган наодного соседа, на другого, то они бы признались, кто сжег, и я бы восстановил всехозяйство. И душа болеет и будет болеть и вместе с этим ругает советскую власть,что тянет с нас последние жилы, особенно сельхозналог, и мне удивительно, что сейчасидут на действительную службу [и] получают льготу, и после демобилизации пользуютсягод льготой, и сейчас не только чужой смеется, а и родной брат, что заслужил тыза три с половиной года. Конечно, тут и больно, и заключая тем, [хочу спросить],будет ли помощь или никогда, и посему прошу ответить редакцию уважаемой газеты.
В чем подписуюсь Диконенко Яков
Думается,что подобные настроения сыграли потом не последнюю роль при проведении коллективизации.Но удивительно и то, что это время бесправия и произвола вызывало у людей, не нашедшихсвоего места в жизни или разочарованных в ней, своеобразную ностальгию.
Немалобыло и тех, кто надеялся получить от войны свои выгоды, кто испытывал на этой почвесвою корысть и амбиции, и мы не раз будем еще встречать на страницах книги. Раздуваемаяпропагандой вражда к противникам советской власти проросла семенами ненависти инетерпимости, которая сказывалась много лет спустя после войны. В одном из писемрабочий, отдыхавший в Сочи в начале 1930-х годов, обнаружив на местном кладбищенадгробные памятники генералам и офицерам Деникинской армии, потребовал от «центральныхвластей» их немедленного уничтожения.
Агитпроповскиештампы оказывали самое непосредственное влияние на язык авторов писем, описывающихсобытия этого времени. В этом причудливом переплетении малограмотности и бесхитростностинарода, корявой несуразицы таких же малообразованных агитаторов и штампов газетныхпередовиц рождалась «героика пламенных лет», постепенно облагораживаемая услужливойтолпой журналистов, поэтов и писателей, создававших сказку о романтике гражданскойвойны. Под влияние «рассказов отцов» об их «героических делах» попадало молодоепоколение, тоже желавшее высказаться в прессе. Об этом говорит письмо Феди Будылинас хутора Дилягина Любуньской волости Спас-Деменского уезда Калужской губернии в«Крестьянскую газету» от 8 ноября 1925 г.:
Уважаемый товарищ редактор, обращаюсь к Вам с просьбой, в которойпрошу не отказать. Я посылаю Вам рассказ из гражданской войны и прошу ответить мне,можно ли будет присылать Вам подобные рассказы. Если будет можно присылать, то напишите,какой недостаток есть в моем рассказе, чего не хватает, что лишнее […]* На все этивопросы прошу Вас, если можно, ответить, потому что я, как член РЛКСМ, желал быучаствовать в общественном деле.
С почтением Федор Будылин.
Неожиданный сюрприз
Товарищи, я хочу с вами поделиться то, что я узнал от бывшегокрасного партизана. Мой сосед, служивший в Красной Армии, рассказал следующее: «Былоэто в 1920 г. за городом Ижевском. Мы стояли в одном большом русском селе, откудабыли выбиты колчаковцами. Потом мы заняли одну черемисскую деревню верстах в пятиот села, с откуда тоже были выбиты. Колчаковцы, не заняв деревню, поставили свойкараул, сами отправились в село ночевать. Но наши красные орлы ночью перерезаливесь караул, и мы снова заняли деревню. Заняв деревню, мы устроили засаду. Как разоколо деревни проходило шоссе и большак, и деревня находилась в устьях этих дорог.За насыпью шоссейной дороги мы поставили восемь пулеметов, против шоссе и противбольшаку мы тоже поставили четыре пулемета и два бомбомета. Здесь было нечто похожеена овраг. Вот здесь мы и стали ожидать в гости колчаковцев. Наш командир отрядаЖейтис дал такой наказ: «Ребята, пока не подойдут на штык, чтоб ни одного выстрелане было с нашей стороны». Белые долго ждать не заставили. Чуть забрезжил рассвет,как на шоссе по пути к деревне, а также и по большаку показалось войско Колчака.Они разделились на две партии, 2 батальона шло по большаку и 2 по шоссе. Я находилсянапротив шоссе. Белые шли спокойно во главе с духовенством, винтовки на плечо, неожидая ничего. По шоссе впереди всех шел поп в одной руке с наганом, а в другойбыл крест. Подпустив саженей на десять, мы открыли убийственный огонь. У нас былодин наводчик, он как раз угодил попу в грудь две пули, и он, отбросив крест в однусторону, а наган** в другую, грохнулся на землю, как кормный боров. Товарищи, чтони творилось в это время у [в] колчаковском войске. Они кололи друг друга, сымаявинтовки с плеч. Потом они нагоняли панику сами себе: кто кричал: «Товарищи, простите»,кто: «Помогите», кто бежал, кто ложился, но убежать никому не пришлось, так кактогда существовал красный террор, а поэтому мы пустили 200 человек конницы, котораяи доконала белых. После этого мы прошли верст 60, не встретив ни одной души белых.Повсюду нас встречали с радостью.»
Товарищи, на этом он кончил свой рассказ, который я передаю вам.
Федя Боровик
Товарищ редактор, если мой рассказ годен для печати, то прошуподписать эту фамилию, какая подписана в конце рассказа.
Врассказе война выглядит уже иначе. Правда нередко смешивается с вымыслом, происходитсмещение событий во времени. С точки зрения достоверности источника их следовалобы забраковать, но они являются неотъемлемой частью общественной жизни советскогообщества. Они представляют интерес с точки зрения восприятия событий как самимиочевидцами (что удержала их память?), так и их слушателями (что больше всего поразилоих воображение?). Письмо пропитано «героизацией» войны и духом классовой ненависти,который усвоило молодое поколение.
Ещеодно наследство, которое оставила гражданская война, это горы стрелкового оружия,спрятанного на всякий случай «под застрехами», которое нередко пускалось в ход ипосле завершения боев. О том, как нередко изымалось оно у населения, рассказываетсяв письме малограмотного крестьянина А.И. Мельника из села Капушновки Каменецкогорайона Молдавской АССР от 19 марта 1929 г.:
Разоружение деревни.
После всех шумов, которые прошли из 1917 года по 1922 когда всейвластю руководили рабочие прышлось на деревнях еще делать шумы. Крестьяне за всевремя накопили по деревнях в себя большую массу оружия. Оружие они накапливали такимспособом. Переходили через деревне разные банды и вот крестьянство от этих банднакопило и в себя по деревнях оружия. Некоторые были в армиях притащили оружия итак накопили в себя оружия. При таком накоплении оружия конечно и кожному [каждому]будет извесно что могли маса не крестьян организовутся в банды под каким-нибудькомандиром кулаком и нападать на наши советские учреждения. Бывало много слухови даже фактов что многие из деревень вооружены всеми военними припасамы и жили полесах степях нападали деревня на деревню банда на банду и таким образом велась ещовойна вернее были ещо бой в самой нутри советского союза. Много и много за этоевремя кое что уничтожено самими деревнями. И вот партия и советская власть поставилаперед собой задачу обезоружить деревню. Выслали на нашую Авто. Молд. Республикунесколько красных отрядов и стали разооруживать деревни. Одного из отрядов это былотряд с командиром Докторовичом. Это в Каменетском районе. Какже они разоружали.Они брали всех зажиточных крестьян (кулаков) А вто время беднота жалела кулаковстановили в ряд и хотели разстреливать чтобы внасивали оружие. Данна была командадо трех раз крикнуть и разстрел беднота почала крикать что внесут только не разстреливать.Постоял еще отряд Докторовича месяца полтора и собрал все оружия которые имелисьв крестьян по деревнях. Собрано не могу точно сказать сколько тысяч оружия и такимобразом Партия выполнила свою задачу которая перед ней стояла. По деревнях нет ужекрестьян которые былибы с оружием неузяты на учот.
Так прошло разоружение деревни. Оно очень написано в краткости.
Мельник А.И.
Писеми воспоминаний о революции и гражданской войне в архивах России и СНГ хранится много.Особенно часто они шли в редакции газет и журналов, собирались специальными комиссиямив юбилейные годы. Часть из них, подправленная редакторами в соответствии с официальнойверсией событий этого времени, опубликована. Но гораздо большая часть, остаетсяв фондах архивных учреждений. Тематика их не столь уж широка. В них довольно однообразновоспеваются подвиги стойких и несгибаемых революционеров, народных вождей, полководцев,красных бойцов и командиров. В этом безбрежном море документов имеется в то же времядовольно внушительный пласт, дающий новый ракурс в освещении эпохи войн и революций.