Содержание
введение
Глава. I Греческая Колонизацияв Северо-Западном Причерноморье. Возникновение и ранняяистория Тиры
§ 1. Причины и характер греческойколонизации
§ 2. Тира в VI—V вв. до н.э.
ГлаваII. Тира в позднеклассическоераннеэлинистическое время (IV —первая половина III в. дон.э.)
§ 1. Археологические памятники иэкономика Тиры
§ 2. Социально-политическаяструктура, культура и религия Тиры
ГлаваIII. Тира в позднеэллинистическоевремя
§ 1. Социальный строй, культура ирелигия Тиры в конце III — начале I в. до н. э.
§ 2. Исторический очерк Тиры(середина III—I вв. до н. э.)
Глава IV. Тирав римское время (I – IV вв. н.э)
§ 1 Северо-Западное Причерноморьепод властью Рима
§ 2. Археологические памятники иэкономика Тиры в I—III вв.
§ 3. Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры
§ 4 Общественно-политическаяструктура, культура и религия римской Тиры
§ 5 Исторический очерк Тиры(86—214 гг. н. э.)
§ 6. Кризис Римской империи иначало великого переселения народов
§ 7. Тира и нападение карпов на нижнедунайскую границу (214 г. н. э.)
§ 8. Тира в середине III в. н. э.Разгром города готами н их союзниками
§ 9. Тира в конце III—IV в. н. э.Конец античного города
Заключение
Библиография
Приложение
ПРимечАние
введение
Античные государства,основанные греками в Северном Причерноморье, сыграли важную роль в развитиинародов, населявших юг современной Украины. Тесное взаимодействие античной иварварской цивилизаций позволяет выяснить то общее и особенное, что былохарактерно для античной культуры в этом регионе, а также определить вклад всокровищницу мировой культуры, который внесли племена и народы, населявшие вдревности Северное Причерноморье.
Одним из такихгородов-государств была Тира, которая располагалась на месте нынешнего г.Белгорода-Днестровского в Одесской области. Раскопками на территории Тирыоткрыты строительные остатки классического, эллинистического и римскоговремени. Но недостаточное финансирование со стороны государства не позволилополностью сохранить открытые памятники. Поэтому сейчас можно осмотреть толькооборонительные сооружения, остатки стен, фундаменты и подвалы домов IV — II вв.до н. э., а также I — IV вв., улицы, переулки и фундамент здания, котороеопределено как постройка римской вексилляции. В XIII — XIV вв. на месте Тирывозник золотоордынский город, а в конце XIV — XV вв. господарями Молдавскогокняжества здесь была построена величественная крепость, получившая названиеЧетатя Албэ (Белая крепость).
Нижнее Поднестровьеявлялось одной из зон греческой колонизации Северо-Западного Причерноморья, гдево второй половине — VI в. до н. э. были основаны два греческих поселения —Тира и Никоний, ставшие впоследствии сравнительно крупными античными центрами.Первоначально Тира была небольшим греческим поселением, которое, вероятно,входило в состав единого полиса, центром которого являлся Никоний. Основнымзанятием тиритов было сельское хозяйство. Отсутствие городской монетной чеканкиговорит о том, что хозяйство города было натуральным, а труд рабского и вообщезависимого населения мог применяться лишь в незначительной степени. Это былаантичная гражданская община, благосостояние членов которой базировалось намелкой земельной собственности.
В IV — III вв. до н. э.на правом берегу Днестровского и Буджакского лиманов появляютсясельскохозяйственные поселения. Они были основным условием экономическогоподъема Тиры в IV — III вв. до н. э. Во второй половине IV — начале III в. дон. э. в Тире начинается чеканка монеты, что является ярким показателем развитиявнутреннего рынка. Однако этот подъем продолжался недолго. С середины III в. дон. э. фиксируются признаки кризиса. В основе этого лежали причины внешнеполитическогопорядка. В середине — второй половине III вв. до н. э. в Нижнее Поднестровье сзапада вторглись племена кельтов, что привело к изменению экономическойситуации во всем Северо-Западном Причерноморье.
С 80 — 70-х годов II в.до н. э. Тира попадает в орбиту политики Понтийского царства, а с приходом квласти Митридата VI Евпатора, который контролировал все Западнопонтийскиегреческие города, ее политические и, видимо, экономические связи с Понтийскимцарством укрепляются. Это позволило тиритам заручиться поддержкоймогущественного покровителя. Тира, находясь в сфере политического влиянияМитридата, оставалась формально самостоятельным полисом и ее государственноеустройство не претерпело существенных изменений. После 72 — 71 гг. до н. э. Тираосвобождается от власти Митридата VI Евпатора. История Тиры после его смертинеизвестна. Но историческая ситуация, сложившаяся в Северо-ЗападномПричерноморье, позволяет предполагать, что Тира была разгромлена гетами подпредводительством Буребисты. После его смерти (около 45—44 г. до н. э.)непрочное государственное образование гетов было разделено преемникамиБуребисты. Античные центры Северо-Западного Причерноморья освобождаются отгетской зависимости, жители возвращаются в города и уже в конце I в. до н. э. —начале I в. н. э. наблюдается активизация городской жизни и постепенноевозрождение экономики.
Начало нового, римскогопериода в истории Северного Причерноморья относится к середине — второйполовине I в. до н. э., когда после гибели Митридата VI Евпатора греческоенаселение античных городов региона вступает в тесные и разносторонние контактыс Римской империей. Это было решающим фактором в исторических судьбахгреческого населения. Возрождение жизни на территории Тиры хронологическисовпадает с активизацией римской политики на Балканах и укреплением натерритории Фракии союзного Риму Одрисского царства. Римская империя становитсятой единственной реальной силой, которая была способна защитить греческоенаселение региона и обеспечить стабилизацию военно- политической обстановки.Поэтому тириты в начале I в. н. э. были заинтересованы в расширенииполитических связей с Римом.
На основании имеющихсяданных нельзя говорить, что Тира уже в это время была включена в состав римскойпровинции Мезия. Отношения между тиритами и Римской империей изменились сприходом к власти императора Нерона (54 — 68 гг.). Выпуск специальной сериимонет (около 56—57 г. н.э.) свидетельствует, что римский сенат принял вотношении Тиры специальное постановление. Оно касалось юридического статусагорода, на основе которого регулировались отношения империи с Тирой.Постановление сената могло быть облечено в форму закона, которым определялисьправа и обязанности тиритов. Этим актом городу милостиво могла быть дарованаопределенная политическая организация, а также ряд очень важных привилегий.Можно предполагать, что Тире было даровано внутреннее самоуправление,находившееся под контролем администрации римской провинции Мезия. Утверждениеспециального постановления сопровождалось существенными привилегиями, видимо,относительно пошлин. Освобождение граждан города от ряда пошлин было весьмавыгодно и такая мера должна была способствовать стабилизации и подъемуэкономики.
После дакийских войнТраяна и образования провинции Дакия в Тире надписью (116—117 г.) фиксируетсяналичие римского гарнизона. На протяжении II — III вв. состав его не был стабильным.В первой половине II в тирский гарнизон состоял из солдат V Македонскоголегиона и вспомогательных войск римской армии. Ее ядро составляли легионеры, аво главе стоял центурион V Македонского легиона. Во второй половине II в.,после перевода штаба V Македонского легиона в Дакию, в Тиру были введенысолдаты I Италийского и ХI Клавдиевого легионов. С этого времени римскийгарнизон Тиры возглавлял центурион уже I Италийского легиона. Также Тираиспользовалась в качестве стоянки военных кораблей Мезийского флота.
Размещение в городе вначале II в. римского гарнизона привело к стабилизации военно-политическойобстановки вокруг Тиры и способствовало подъему экономики, что хорошопрослежено по археологическим данным. Как и прежде, основной отраслью экономикибыло сельское хозяйство, базировавшееся на выращивании зерновых. На территориигородских кварталов шло интенсивное строительство. Одной из характерныхособенностей этого времени является появление производственных комплексов натерритории жилых кварталов. В это время Тира выступала в качестве достаточнокрупного центра посреднической торговли между античным миром и варварскимнаселением Северо-Западного Причерноморья. Этому способствовало выгодноегеографическое положение города в устье Днестровского лимана, откуда по речноймагистрали и сухопутным путем могли поддерживаться устойчивые связи с районами,значительно удаленными от границ Римской империи. Торговые операции через Тируосуществлялись водным путем, так как наличие в Северо-Западном Причерноморьезначительной массы гето-дакийского и кочевого сарматского населения делалоперевозки товаров сухопутным путем опасными.
В 214 г. Тира подверглась нападению карпов, в ходе которого часть городских кварталов была разрушена, анаселение нашло убежище в цитадели. На помощь гарнизону Тиры был послан римскийфлот, моряки которого, наряду с другими воинскими подразделениями, участвовалив сухопутном сражении с карпами. В 30-х годах III в. усиливается натискзадунайских варваров на границы Римской империи. Начинается период такназываемых готских войн. Однако Тира не погибла в ходе бурных событий 30 — 40-хгодов III в. В связи с обострением обстановки на Дунае и вновь усилившимсянатиском варваров на границы Римской империи из Тиры был выведен римскийгарнизон. Вместе с римскими солдатами из Тиры могла уйти часть гражданскогонаселения. В конце 50 — середине 60-х годов III в. Тира была захвачена иразрушена варварами.
На основе разнообразногоархеологического материала можно заключить, что с утверждением господстваварваров в Нижнем Поднестровье Тира приобретает статус военно-политического иэкономического центра готского раннеклассового объединения, в которое, помимособственно германцев, входили представители сарматских и гето-карпатскихплемен. В IV в. Тира являлась раннегородским центром вестготского варварскогообъединения.
Судьба Тиры в конце IV в.не известна. Но есть все основания предполагать, что город погиб в результатегуннского нашествия. В 376 г. гунны форсировали Днестр и через Буджакские степиустремились к границам Римской империи. Показательно, что самая поздняя римскаямонета из Тиры относится ко времени правления императора Валентиниана (364 —375 гг.) и в настоящее время является последним точно датированным предметом израскопок этого античного центра.
Данный дипломный проектразработан как историко-археологический очерк, построенный на всей совокупностиимеющихся источников. Такой очерк не раскрывает всех сложных этносоциальныхпроцессов, происходивших в регионе в течение девяти или десяти столетий; и невключает он и сколько-нибудь систематического обзора событий в других античныхцентрах региона. Однако отмеченные процессы и основные события в жизниближайших городов — Ольвии и Истрии — нельзя полностью игнорировать так какотрывочные и неполные сведения о судьбе Тиры требуют постоянного изученияявлений и процессов, определивших путь развития всего Севера-ЗападногоПричерноморья в античную эпоху.
Местоположение античнойТиры твердо установлено археологическими раскопками и не вызывает сомнений.Название города совпадает с древним именем р. Днестра и античная традиция прямоснизывает их. Такое совпадение отражает одну из существенных особенностейпричерноморской топонимики. Античные авторы употребляют греческие названияTYPA2 — TYPA и латинские Tyras — Туга, не делая различия между ними (Исходя изтрадиционного представления об враноязычности скифов само название Tyras, Туга(Tyres Геродота) понимают как описательный эпитет роки: «tilra» — «быстрая»,«стремительная», от корня «tuer» — ctur» — «вертеть», «вращать», «кружить»1.Это определение хорошо согласуется с характером течения Днестра, описаннымримскими поэтами Овидием и Валерием Флакком), то в моем дипломном проекте городназывается Тирой, а река — Тирасом.
Отметим, что мною принятапозиционная система научного аппарата: использованные работы цитируются втексте под номерами, соответствующими прилагаемому списку (все ссылки уточненыуказанием страниц). Произведения античных писателей также документируютсяссылками традиционного типа. Текст Геродота приводится по последнемукритическому и снабженному комментариями изданию2, а прочие античныеавторы — по известному сборнику В. В. Латышева 126] или по аналогичным изданиямАкадемии наук Социалистической Республики Румынии3.
Надписи, происходящие изцентров Северо-Западного Причерноморья или имеющие отношение к истории региона,цитируются по соответствующим сборникам и публикациям, а для публикаций внаучной периодике — страницы и номера. Под номерами приводятся и ссылки наописания тирасских монет и корпусе А.Н. Зографа4. Нумерациястроительных остатков соответствует принятой при первой их публикации (иотраженной в полевой документации), а описания кладок даны в соответствии стерминологией, разработанной С.Д. Крыжицким5.
Данный дипломный проектне отличается, к сожалению, той полнотой, которая сделала бы возможнымравномерное освещение всех затрагиваемых проблем. Древнейший период историигорода заключает еще немало нерешенных вопросов. Серьезные трудностивстречаются и при попытке конкретного изучения особенностейсоциально-экономической истории Тиры или получения четких данных об этническомсоставе и о количество ее населения на протяжении всего почти тысячелетнегопериода существования города.
Цель моего дипломногопроекта рассмотреть историю Тиры и представить путь комплексного изученияистории города на фоне имеющихся сведений о синхронных явлениях вСеверо-Западном Причерноморье.
Задачи, рассматриваемые вдипломном проекте:
· исследовать историко-археологическую характеристику античногогорода Тира;
· рассмотреть в совокупность имеющиеся источники и построитьна них данное исследование
Структураквалификационного проекта состоит из: введения, 4-х глав, заключения,библиографии, приложения и примечания.
Глава. I Греческая Колонизация в Северо-ЗападномПричерноморье. Возникновение и ранняя история Тиры
§1. Причины и характер греческой колонизации
Древнегреческаяколонизация давно признана одним из важнейших явлений в истории античногообщества. С конца XIX в. не прекращаются споры о причинах и характере колонизации,вызвавшей не только массовое переселение эллинов за пределы первоначальнойродины, но и обусловившей формирование относительно устойчивой системывзаимоотношений между сложившимися во всех уголках Средиземноморья греческимиполисами и народами сопредельных стран. На первый план выдвигалисьдемографические, экономические, а то и откровенно субъективистские факторыколонизации — причины ее усматривали в перенаселении метрополии, в поискахпригодных для обработки земель или месторождений металлических руд, в развитииторговли, даже в любознательности и духе приключений, свойственных греческиммореплавателям. Лишь в последнее время ряд исследований по истории отдельныхколоний, основанных на археологических материалах, позволил несколько смягчитьпротиворечия между крайними точками зрения и наметить основные этапыколонизационного процесса. Оставляя в стороне переселения микенского игомеровского времени, а также колонизационную практику Афинской державы иэллинистических государств, в рамках так называемой Великой колонизации VIII—VIвв. до н. э. различают две фазы. Для первой (примерно 775—675 гг. до н. э.)характерно преобладание аграрных мотивов колонизации, тогда как для второй фазы(приблизительно 675—500 гг. до н.э.) типично нарастание роли торговых интересов.
Советская историческаянаука рассматривает проблему колонизации как один из элементов формированиярабовладельческого способа производства в его наиболее развитой форме. И Эд.Мейер, сторонник торговой обусловленности колонизации, и К. Белох, объяснявшийее прежде всего земельным голодом, сходились в том, что основная причинаколонизации сводится к перенаселению, которое присуще греческому обществу навсех этапах его развития. Действительно, вся система древних государствосновывалась «на определенном ограничении численности населения, пределыкоторой нельзя было превысить, не подвергая опасности самих условийсуществования античной цивилизации», так что периодическое основание колонийсоставляло «постоянное звено общественного строя». Речь должна идти, однако, нео перманентном абсолютном перенаселении, мальтузианское представление о которомвраждебно материалистическому пониманию истории, а об относительномперенаселении метрополии, причиной которого являлся не фатально действующийабстрактный закон, а недостаточное развитие производительных сил, ставившееправа граждан античных полисов в зависимость от их числа: превышениеоптимального количественного уровня населения грозило гражданам полиса, — писал
Маркс,— подчинением их«игу того изнурительного физического труда, который превращал тогда свободногогражданина в раба».
Конкретная форма, в которую выливалось зарождающеесяперенаселение внутри складывающихся греческих полисов, связана с обострениемимущественного и социального неравенства, выражавшегося в сосредоточении землии рабов в руках аристократии, в обезземелении и закабалении бедноты.Преобладающим видом классового угнетения в эту эпоху было рабство, «то есть нестолько экспроприация земли у масс, сколько присвоение их личности». Великая колонизацияосуществлялась в обстановке нарастающих социальных конфликтов, вследствиекоторых утвердилась античная форма собственности со свойственным ейдвойственным противоречивым характером. Возникая в результате объединениянескольких племен в один город и сохраняя рабство, античная форма собственности«предполагает в качестве своего базиса не земельную площадь как таковую, агород как уже созданное место поселения (центр) земледельцев (земельныхсобственников)».
Характер античной собственности, при господстве которойпредпосылкой для присвоения земли остается членство в трансформирующейся вгосударство общине, «но, как член общины, каждый отдельный человек является частнымсобственником», дает ключ к пониманию особенностей процесса колонизации. Ведь ив том случае, когда история конкретной колонии начиналась с основания намалоизвестном побережье чисто торговой фактории, поселенцы стремятся при первойвозможности наделить каждого из граждан зарождающегося полиса земельнымучастком. Колонии, сложившиеся в ходе мирного или насильственного захватапригодных для обработки земель вдали от навсегда покинутой родины, в ход неизбежногообщения с нею рано или поздно вовлекаются в систему расширяющихся торговыхсвязей греческой ойкумены. В самом деле, само возникновение городовпредполагает характерную для античности противоположность между городом идеревней, основывающуюся на разделении труда между земледелием и ремеслом ивыражающуюся в производстве все возрастающей части продуктов труданепосредственно для обмена. Это, в свою очередь, означает появление купечества— класса, «который занимается уже не производством, а только обменомпродуктов»,— и металлических денег, чеканной монеты. Поэтому греческие колонии,независимо от их первоначального характера, постепенно оказывались дляметрополии необходимыми торговыми контрагентами — поставщиками сначала металлаили заготовленной впрок рыбы, потом зерна или леса, и почти всегда рабов. Онивыступали и как потребители особо качественных сельскохозяйственных продуктов иремесленных изделий древнейших полисов Восточного Средиземноморья.
Греческая колонизациязападных и северных берегов Черного моря приходится на вторую половину VII—VIвв. до н. э., то есть на тот период, когда развитие ремесленного производства,торговли и денежного хозяйства уже охватило ведущие центры метрополии. Античнаятрадиция приписывает ведущую роль в колонизации Понта гражданам Милета, и хотяизвестны случаи участия выходцев из других городов в основании причерноморскихколоний, все же следует признать, что милетяне были инициаторами переселения исоставляли главную часть колонистов. Историки России и других причерноморских странвнесли существенный вклад в изучение конкретного процесса колонизации Западногои Северного Причерноморья. Однако главное внимание уделялось при этом наиболеекрупным центрам — Аполлонии, Истрии, Ольвии, городам Боспора, немногочисленнымдорийским поселениям этих регионов,— тогда как Нижнее Поднестровье оставалось менееосвещенным. Весьма существенно, впрочем, что милетяне прокладывают прежде всегопуть к устьям двух великих рек, между бассейнами которых протекает Днестр:около середины VII в. до н. э. их опорные пункты возникают вблизи устьев Дунаяи Днепра. Первопоселенцы располагались в обоих случаях на островах или полуостровах,в местностях, малопригодных для сельскохозяйственного производства, но затобезопасных и создававших благоприятные условия для рыболовства; неудивительно,что за первыми поселениями закрепились «речные» имена — Истрия и Борисфена. Поантичной традиции основание Истрии относится к 657/656 г. до н. э., аБорисфениды — 645/644 г. до н. э. Истрия при этом названа «городом», тогда какБорисфенида точнее не определена: это подтверждает предположение о том, что вовтором случае подразумевается поселение на Березани. Керамические материалы изИстрии и с Березани не расходятся с этими датами, хотя остатки поселений вобоих названных пунктах датируются лишь концом VII в. до н. э. Значительнуючасть ранней керамики составляют фрагменты сравнительно дорогой расписнойпосуды ионийского происхождения, что заставляет многих исследователейпредполагать изначально торговый характер Березанского поселения и Истрии, нопри этом нельзя упускать из виду отсутствие постоянного населения,констатируемое, во всяком случае, для побережий Днепровского и Бугского лимановв эпоху колонизации. Островное или полуостровное положение обоих раннихмилетских поселений Северо-Западного Причерноморья плохо согласуется и, спредположением о преимущественно аграрном профиле их первоначального хозяйства.Первые опорные пункты ионян были, по всей вероятности, не торговыми факториямиили земледельческими поселками, а рыболовецкими, в самом начале, быть может,сезонными станциями, население которых при наличии на месте сырья и пригодныхдля обработки земель постепенно обращалось к ремесленному производству или кземледелию, не пренебрегая и установлением торгово-обменных связей с кочевымиили оседлыми племенами.
На рубеже VII—VI вв. дон. э. па островке у южного берега нынешнего Бургасского залива возникло ещеодно милетское поселение, получившее свое название в честь Аполлона, в которомионяне видели покровителя их переселений. Основание Аполлонии завершает, какполагают, первый этап милетской колонизации Западного и Северо-Западногопобережья Черного моря. Следующий этап открывается основанием Одесса нафракийском берегу и Ольвии на нравом берегу Бугского лимана. Возникшая вовторой четверти VI в. до и. э. Ольвия быстро растет и во второй половинестолетия приобретает городской облик; с середины того же века черты поселкагородского типа становятся присущими и Березанскому поселению. В обоих центрахразвивается каменное строительство, формируется планировка кварталов,разрастается застроенная территория; в Ольвии появляются священный участок срасположенными в его пределах храмами и окруженная общественными сооружениямиагора.
Сравнительно быстрый ростОльвии и Березанского поселения заставляет предполагать такое увеличениечисленности населения, которое вряд ли возможно в результате их естественного развития.Но в это же время — начиная с середины VI в. до н. э.— вступает в жизнь ряднебольших греческих поселений на всем побережье от устья Буга доБерезанско-Сосицкого лимана. Эти поселения характеризуются ярко выраженнымаграрным типом хозяйства; они просуществовали до первой четверти V в. до н. э.Особое место занимает находящееся в стороне и принадлежащее к числу наиболееранних небольшое поселение на Ягорлыке, где еще в первой половине VI в. до н.э. было налажено разнообразное ремесленное производство. Так как во всех этихпоселениях роль относительно немногочисленных выходцев из глубинных районовПричерноморья была сравнительно невелика, приходится предполагать появлениеновой волны колонистов из метрополии. Нечто подобное прослеживается в эту эпоху,по-видимому, и в окрестностях Истрии, где румынскими археологами открыт рядпоселений, позволяющих говорить об интенсивном проникновении греков в средуместных племен фракийского гальштата.
Общая картина колонизацииЗападного и Северо-Западного Причерноморья является необходимым фоном историивозникновения греческих поселений Нижнего Поднестровья. По-видимому, накануне ив эпоху колонизации стенные просторы между Нижним Дунаем и Днестром не имелипостоянного оседлого населения, хотя фракийские поселенцы уже проникли на левыйберег Дуная. В степи известны скифские воинские погребения VI (Огородное) и Vвв. до н. э. (Червоный Яр, Шевченково, Траповка, Арциз), они не составляликомпактных групп, а по характеру обряда и вещевого материала близки синхроннымпогребениям собственно Скифии. Непосредственно на берегах Нижнего Днестра,Днестровского лимана и на морском побережье ранние памятники местного населенияне выявлены. Можно полагать, что ионийские поселенцы оказались здесь первымипостоянными жителями. Вместе с тем в основанные греками населенные пунктыНижнего Поднестровья уже в VI в. до н. э. проникали скифские и фракийскиеэтнические элементы, так что вряд ли можно думать об абсолютном отсутствииместного населения вблизи от греческих поселений. Следуя указаниям письменныхисточников, можно, по-видимому, заключить, что памятники ализонов следуетсближать с памятниками восточно-подольской (не исключено, что и западно-подольской)групп, а памятники агафирсов — с памятниками молдавской группы; в соответствии сословами Мелы западную границу каллипидов не приходится искать на Днестре илидаже на Дунае — их владения ограничивались бассейном Тилигула. Между Тилигулом(Асмаком) и Днестром (Тирасом) Мела и Плиний помещают племя асиаков, а междуДнестром и Дунаем — истриан. Реальность этих сообщений подтверждаетсяпоказанием утраченных периплов эллинистического времени, сохранившихся уАрриана и Арриана: на побережье находились гавани этих племен, а в сокращеннойЮстианом «Истории» Помпея Трога упоминается война скифов (около 340 г. до н. э.) с истрианами, возглавлявшимися своим царем; во всех случаях речь идет об одном и томже племени, скорее всего гетто-фракийского происхождения. В таком случае ничтоне мешает предполагать, что население восточного берега Нижнего Днестра исовременного лимана, оставившее на ранних греческих поселениях керамикускифского типа, принадлежало к племени асиаков, тогда как гетская посуда наэтих поселениях должна связываться с фракийским населением, сосредоточивавшимсяпо берегам Нижнего Дуная и носившим подобно асиакам «речное» имя истриан.Литературные свидетельства о проникновении греческих поселенцев в НижнееПоднестровье ограничиваются хронологически неопределенными указаниями Скимна наплодородие края, судоходность реки и на милетское происхождение города Тиры, атакже беглым замечанием Геродота, согласно которому у устья реки Тираса живутэллины, называющиеся тиритами; на основании слов Плиния можно заключать, чтогород, называвшийся впоследствии Тирой, носил некогда ионийское имя Офиусса.Археологические разведки и раскопки не обнаруживают на западном берегу НижнегоДнестра и его лимана» следов первоначальной греческой колонизации, но можносчитать установленным, что на восточном берегу последнего уже в VI в. до н. э.сложилось греческое поселение городского типа у северной окраины села Роксоланы— по-видимому, город Никоний или Никония античных источников — и ряд сельскихпоселений, известных главным образом по подъемному материалу; из них наиболееизучены — по направлению с юга на север — Надлиманское VI, Надлиманское III,Маяки IV и Беляевка I. Весь характер материальной культуры этих поселенийсвидетельствует о том, что они были населены греками, хотя лепная керамикауказывает на присутствие среди их населения выходцев из среды скифских игето-фракийских аборигенов.
Из перечисленныхпоселений наибольшее значение имел в раннее время Никоний. Время его основанияотносится ко второй половине VI в. до н. э. Уже в ближайшие десятилетия послеоснования Никоний поддерживал связи с центрами Средиземноморья, и ионийскийхарактер находок позволяет высказать предположение о том, что он был заложенмилетянами. Ранний Никоний занимал небольшую площадь, часть которой разрушенаабразией. Население жило в небольших, углубленных в землю жилищах, и в егозанятиях немалую роль играли земледелие, скотоводство и рыболовство, ногорожане вели торговлю с центрами Ионии, Аттикой и поддерживали отношения сместными племенами. Около середины V в. до н. э. в жизни Никония намечаютсяизменения — в городе развивается каменное строительство, возводитсяоборонительная стена. В конце V—IV в. до н. э. город, территория которогозаметно расширилась, располагался на террасах, имел правильную планировку улици водоснабжение. В эту эпоху он поддерживал торговые связи не только ссоседними причерноморскими городами, прежде всего с Истрией, Ольвией и Синопой,но и со многими центрами Восточного Средиземноморья и пытался, по-видимому,наладить выпуск литой бронзовой монеты.
§2. Тира в VI—V вв. до н.э.
1. Основание Тиры. Еслиархеологические памятники Никония позволяют относить возникновение этого центрако второй половине VI в. до н. э., то в Тире не открыты следы строительстваэтого-времени, а сообщение в научной литературе о находках сосудов и терракотVII в. до н. э., не поддается проверке и сформулировано настольконеопределенно, что не дает возможности отстаивать высказанную еще до началаархеологических раскопок догадку об основании Тиры, в VII в. до н. э. Нельзясогласиться и с определением возникновения Тиры в V в. до н. э.
Прямое указание приписываемогоСкимну Перикла на милетское происхождение города подтверждается имеющимисясведениями о тирасском календаре и учреждениях, а также посвящением АполлонуВрачу, богу-покровителю первых колонистов, хорошо известному в милетскихколониях на Черном море
Между тем Милет,поднявшийся в 500 г. до н. э. против персов и разрушенный ими (494 г. до н. э.), не основывал колоний позже указанного времени; на этом основании возникновение Тирыотносят ко времени «не позднее VI в. до н. э.» просто, к VI в. до н. э., или кконцу этого столетия. Высказывалось даже предположение, будто Тира былаоснована беглецами «из разоренных персами ионийских городов и особенно Милета»,иными словами, что она возникла в конце первого десятилетия V в. до н. э.Имеется, наконец, гипотеза об участии лесбийцев в основании Тиры.
Если оставить в сторонеоба предположения, возникновение Тиры как милетской апойкии во второй половинеили в конце VI в. до н. э. представляется наиболее вероятным. Это не означаетбудто Тира была с самого начала городом и тем более будто она являлась самымзначительным из ионийских поселений Нижнего Поднестровья. До тех пор, покадревнейшие слои города не будут открыты, нельзя исключить предположение о том,что ведущая роль во всем этом регионе и даже «первые полисные функции»принадлежали Никонию.
Неизвестность раннейистории Нижнего Поднестровья влечет за собой и другие предположения. Видя вОфиуссе отдельное от Тиры поселение, возникшее уже после водворения милезийцевв Никониуме и находившееся на острове, образованном двумя протоками Днетровскойдельти или Днестром и Кучурганом, высказывали догадки о по-следующем переселенийгреческих обитателей острова на коренной берег, вновь основанное поселениеполучило название реки. В последние годы эта гипотеза была уточнена —переселение состоялось якобы в организованном порядке, так что на новом местепродолжала существование та же городская община, те же органи самоуправления, иименно зто дало основание источникам Плиния и Стефана Византийскогосвидетельствовать, что город Тира раньше назнвался Офиуссой. По сравнению стакой детализированной картиной прежние догадки о том, что жители оставленнойОфиуссы просто переехали в уже существовавшую Тиру или основали поблизостиотдельное поселение, вскоре слившееся с нею, подкупают своей простотой.
Касаясь всех этих домыслов,следует принять во внимание, что остров, существовавший в І тысячелетии вустьях Днестра, был мало пригоден для хозяйственной деятельности и вообще дляпостоянного проживання сколько-нибудь многочисленного населения, вряд лиландшафт местности отличался от современных плавней Дунайской дельты, значительнаячасть которых представляет озера, заросшие водной растительностью. Вдольсуществующих в настоящее время и вдоль заброшенных русл реки тянутся полосисуглинистой суши шириной от 100 до 250 м, а параллельно морскому краю дельты проходят повторяющиеся серии песчаных, береговых валов, образовавшихся вразличные стадии ее формирования. Не лучше приспособлена для жизни ирасположенная вдоль Нижнего течения Днестра заросшая камышом и кустарниками,прерываемая мелкими озерами и протоками днестровская пойма. Предположение осуществовании в подобных условиях поселення городского типа.не поддаетсяпроверке и не слишком вероятно. Располагая при зтом указанием Плиния, разъясняющего,что город, носящий имя известной реки Тираса, находится на месте, где, какговорят, прежде была Офиусса, было бы трудно согласиться, что Тира и Офиуссабыли разными городами — ведь многие центры античного Причерноморья носилинаряду с официальным именем еще и другое, применявщееся преимущественно в метрополии(Дионисополь — Круны, Пантикапей — Боспор, Ольвия — Борисфен) и весьмавероятно, что раннее название Офиусса существовало в течеиие продолжительного временипараллельно с именем Тира.
Составить конкретное представлениеоб общем облике и хозяйственном развитии Тиры в начальную пору ее сущеетвованиянелегко из-за недостаточности археологических мате- риалов. Учитывая отмечаемыедревними авторами богатства края естьвсе основания признать, чтохлебопашество, скотоводство, эксплуатация рыбных богатств, а в дальнейшем садоводствои виноградарство были главными занятиями населення Нижнего Поднестровья еще вту пору, когда ремесленное производство делало только первые шаги. Вместе с темнаходки импортной керамики и монет позволяют предполагать, что во второйполовине V в. до н. э. Тира идет по пути превращения в торговый центраналогичный характер имело в это время и хозяйство Никония.
Упомянутие находкипроисходят из перемещенннх слоев, но в своей совокупности оченьпредставительны. Это обломки пухлогорлых хиосских амфор, фрагменты аттическихчернолаковых солонок, скифосов, тарелок. На некоторых обломках читаютсяпроцарапанние надписи. Известны такженаходки фрагмеитов краснофигурной афинской керамики. Большая часть аттическойкерамики относится ко второй половине V в. до н. э., однако в Тирезарегистрированы солонки и скифосы не только второй четверта этого века, по ипоследней четверти VI в. до н.э. По публикациям известны из Тиры ионийскийсветильник VI в. до н. э., фрагмент ручки ионийского кувшина того же времени, черепкиионийской керамики. Фрагменты ионийских светильников хранятся в Белгород-Днестровскоммузее, а обломки ионийской и хиосской керамики не раз встречались в ходераскопок. Перечисленные находки опровергают утверждение, будто торговля Тиры сАфинами начинается только в конце V в. до н. э. и показывают, что если массовоепоступление аттической керамики в Ольвию началось еще в VI в. до н. э, то вТире, как и в Истрии, этот процесс начинается после решающих побед афинян надперсами. При раскопках Тиры неоднократно отмечались находки литих бронзових монетИстрии, датируемых второй половиной V — первой половиной IV вв. до н. э.Отдельно следует назвать происходящий из Тиры серебряный диобол одрисского царяСпарадока, чеканенный в 40-х годах V в. до н. э. Все это убедительно доказывает,что город не только существовал в V в. до н. э., но и проявлял немалую экономическуюактивность.
Имеющиеся источники недают возможности определить социальный состав первых поколений населення Тиры,но она подобно другим античним центрам сформировалась, как рабовладельческийполис, в котором различие классов фиксировалось в сословном делегата населення,сопровождалось установлением особого юридического места в государстве длякаждого класса. Особенности общественно-политического устройства Тири в VI—V вв.до н. э. неизвестны, но поскольку в других милетских апойкиях региона в началоих существования власть находилась в руках олигархов и гражданскими правамипользовались, по словам Аристотеля, «лишь очень немногие», так что дажесостоятельные люди не могли занимать никаких должностей, следует считатьвероятным, что и в Тире с ее аграрным профилем хозяйства долго сохранялисьолигархические порядки. Отсутствие источников не позволяет решить, была литирасская олигархия свергнута, как в Аполлонии, в результате борьбы гражданпротив знати, расхищавшей общественное добро или, как в Истрии, постепенноерасширение круга граждан обратило в конце концов олигархию в демократию и предшествовалали, по примеру Ольвии, утверждению демократии тирания, но в следующем периодеТира обладает признаками демократического государства в античном смысле этоготермина.
Конкретные событияполитической жизни Тиры в VI—V вв. до н. э. могут быть намечены толькопредположительно, и о том, к примеру, какова была судьба города во время походаДария против скифов нет данных. Высказывались, правда, соображения о том, что врезультате похода, который относят к предпоследнему десятилетию VI в. до н. э.греки Западного и Северо-Западного Причерноморья были вынуждены признать властьПерсии и оставались в зависимости от нее до афинских побед в годы греко-персидскихвойн и даже были сформулированы догадки о том, что в борьбе скифов противперсидского нашествия роль организаторов принадлежала причерноморским грекам, асам поход был направлен против античных городов Причерноморья, но достоверностьтаких гипотез не более убедительна, чем предположений о разрушении Истрии при скифском
нашествии, последовавшемвслед за поражением Дария. По-видимому, единственное, что можно утверждать, этото, что поскольку при любой оценке маршрута персов. Тира находилась в зоневоенных действий, она была, вероятно, вынуждена признать в конце VI в. до н. э.зависимость от власти «великого царя царей», которая, впрочем, вряд ли былапрочной и продолжительной: согласно Геродоту после поражения Дария скифыпытались заключить союз со Спартой и около середины 90х годов V в. до н. э. илидаже раньше перешли Дунай и дошли до Галиполийского полуострова.
Усиление политическоговлияния скифов после изгнания Дария сопровождалось их наступлением на греческиегорода — к началу второй четверти V в. до н. э. исчезают поселения обширнойольвийской хоры, замирает жизнь на ранних поселениях восточного побережьяНижнего Поднестровья. Это приводит к установлению скифской власти над Никонием:здесь появляются литые монеты с изображением совы и с буквами, то естьначальной частью имени упоминаемого Геродотом царя Скила. Реальность этогоцаря, подтвержденная находкой принадлежавшего ему перстня в окрестностях Истрии,не вызывает сомнений: монеты доказывают, что он осуществлял контроль над НижнимПоднестровьем. Распространялась ли власть Скила также на Тиру — неизвестно.
Изображение совы намонетах Скила указывает на ту роль, которую играют Афины на Черном море послерешающих побед над персами в 490 и 480—479 гг. до н. э. С этого времени резковозрастает поступление аттической керамики, которое началось еще в VI в. до н.э. Однако вопрос о том, являлись ли греческие города Северо-ЗападногоПричерноморья — среди них Тира и Никоний — членами Афинского морского союза,остается сложным и запутанным. Относительно Никония это считал возможным еще У.Келер, впервые издавший очень поврежденную надпись — список денежных взносовафинских союзников в 425/424 гг. до н. э.; Многие историки распространяли этудогадку на Тиру и Ольвию. Речь идет о трех небольших обломках мраморной плиты,составлявших четвертый столбец списка, озаглавленный «города на Эвксине»;попытка оспорить это чтение несостоятельна. Принимая приведенные дополнения,пришлось бы согласиться, что города Нижнего Поднестровья входили в началепоследней четверти Vв. до н. э. в состав Афинской державы и платилисоответственно своим возможностям форос в размере двух талантов (Тира) и 3000драхм или половины таланта (Никоний). Подтверждает это предположение широкоераспространение и длительное бытование в Тире культа Афины,засвидетельствованного памятниками на протяжении едва ли не всего периодасуществования города, а также то, что изображение совы на монетах ставит Тиру вчисло городов, особенно близких Афинам. Нельзя, однако, упускать из виду, что итекстологическая, и историческая интерпретация фрагментов списка членовАфинского союза за 425/424 г. до н. э. сталкивается со многими трудностями, атрадиционные дополнения являются не более чем издательской конъектурой. Но привсем этом полный и безоговорочный скептицизм по отношению к самой возможностивхождения любого из северопонтийских городов — и, в частности, Никония и Тиры —в число членов Афинского союза не представляется оправданным. Не останавливаясьна том, что есть достаточные основания предполагать, что Истрия и Ольвиявступили в политический контакт с афинянами во время экспедиции Перикла в Понт(около 437 г. до н. э.) и были включены в состав Афинского морского союза. Другойобломок того же списка называет среди городов, вносивших в 425/424 гг. до н. э.форос в афинскую казну, два причерноморских центра — Гераклею Понтийскую наюжном побережье и Аполлонию на западном, а на том же обломке, на котором предположительночитаются имена Тиры и Никония, находилось, по-видимому, также и имя Каллатии;взнос ее составлял половину таланта.
Глава II. Тира в позднеклассическое раннеэлинистическое время(IV —первая половина III в. до н. э.)
§ 1. Археологические памятникии экономика Тиры
1. Остаткиоборонительной системы.
К середине IV в. до н. э.северо-восточный район Тиры был уже огражден с юга оборонительными стенами итесно застроен жилыми домами. В III в. до н. э. строительство распространяетсядалее к юго-востоку и снова ограждается с юга линией оборонительных стен. Приэтом обращают на себя внимание высокая плотность городской застройки, а такжеее регулярный характер.
Один из ранних участковоборонительной стены античной Тиры был открыт на Центральный Раскоп в слоеримского времени, когда эта стена, усиленная дополнительным каменным панцирем,превратилась в северную куртину цитадели, занятой римским гарнизоном. Онаориентирована по направлению северо-восток—восток— юго-запад—запад; длина трехсохранившихся и разделяемых разрушенными участками отрезков составляет около 42 м, толщина достигает 2,2 м. На юго-западе к куртине примыкает прямоугольная башня, фланкирующая ееи указывающая напольное направление данного участка оборонительных сооружений;на северо-запад под прямым углом продолжается другой отрезок этой же стены.Уходящие в западный борт раскопа кладки рассматриваемогоузлового сооружения указывают на вероятность продолжения линии обороны дальшена запад, а еще ранее открытый на обрыве к лиману участок стены был, по всейвероятности, ее продолжением на восток. Планировочная и строительная связькуртины с расположенными внутри защищаемого ею пространства памятниками эллинистическоговремени, близкий характер системы кладок и стандарта обработка камней в куртинеи подвалах первого строительного периода, а также тождество вещевого материалав, зоне оборонительных сооружений и жилого комплекса, позволяют относить,возведение и перестройку оборонительных стен в этой части города к IV— III вв. дон. э.
Упомянутая прямоугольнаябашня пристроена впритык к южному фасаду куртины еще до ее усиления панцирем. Восточнаячасть башни открыта, западная уходит в борт раскопа, и дальнейшее исследованиеэтой части башни в ближайшее время невозможно. Башня выступает за южный фасадкуртины на 7 м; ее внешние стены — восточная и южная — вдвое толще внутренних —толщина первых 2,6—2,4 м, вторых 1,3—1,2 м. Все стены выложены наспех в рядовойпостелистой системе из слабо обработанного равномерного камня небольшихразмеров и более крупных плит вторичного использования. Заполнение башни науровне дневной поверхности эллинистического времени не содержало находок первыхвеков н. э. — здесь преобладали фрагменты керамики III—II в. до н. э., однако амисенская монета времени Митридата Евпатора уточняетдату перехода оборонительных функций прямоугольной башни к круглой башне ипередвижению линии обороны к другой куртине.
В первом строительномпериоде куртина имела цокольную часть, возведенную на фундаменте. Первыйназемный ряд кладки отступает от среза вертикальной плоскости фундамента на 0,85—0,1м, а два верхние ряда — еще на 0,05 м, четко выделяя таким образом цокольныйряд стены. Наибольшая высота сохранившихся ее частей (с фундаментом) 3,23 м.
Фундаментная частькуртины трехслойная; внешние слои сложены из необработанных плит и блоков,наиболее крупные из которых достигают 1,6 м в длину и 0,41 м в высоту. Верхняя плоскость горизонтального среза фундамента выровнена под кладку цокольногоряда стены. Внешние слои фундамента выложены по рядовой однорядовой постелистойложковой системе общей высотой 1,78 м. Средний слой фундамента представляетсобой заполнение из глины с бутовым камнем. Подошва фундамента лежит на слоекрасновато-коричневого материкового песка.
Покоящаяся на фундаментестена построена из твердого светло-серого ракушечника и является двухлицевойтрехслойной кладкой. Северный фасад ее выложен в рядовой однорядной орфостатнойсистеме с выходом на фасад чередующихся двух-трех плит постелью и одной тычком.Тычковые плиты заходят в средний слой — забутовку из глины и необработанныхкамней — до половины и даже до трех четвертей толщины стены. Плиты кладкихорошо обработаны, точно подогнаны по месту и четко выкадрованы. Длина фасадныхорфостатных плит колеблется от 1,8 до 1,1 м, высота рядов выдержана во всех трех сохранившихся наземных рядах на всем их протяжении (в цокольном и первомрядах — 0,42 м, во втором — 0,65 м). Толщина плит варьирует в пределах от 0,35до 0,2 м. Наземная кладка выложена на тонком глиняном растворе или почти насухо.
Описанная куртинаповорачивает в юго-западной части на северо-запад под прямым углом к своемупервоначальному направлению. В своей прежней системе она сохранилась только на 1,8 м по восточному фасаду и на 1,3 м по западному (кладка № 235), а далее открывается ееперестроенный участок. По восточному фасаду он сложен в однорядной постелистойсистеме из мелких, слабо подтесанных камней, по западному — в орфостатнойсистеме из крупных блоков. На расстоянии 11,3 м от поворота этот отрезок подходит впритык к пересекающей его ось южной стене второго узлового сооружения. Толщинауказанного отрезка стены остается прежней (2,15—2,05 м), но толщина кладки, накоторую она выходит не превышает 1,6 м. Однако южная фасадная сторона менеемощной стены по характеру системы ее выкладки и по обработке прямоугольныхвыходящих на фасад постелью плит близка кладке куртины первого строительногопериода.
Южная стена узловогосооружения прослежена на расстоянии около 7 м. Она в свою очередь смыкается своим восточным концом с западным фасадом сохранившегося на протяжении 10м самогодревнего участка оборонительной стены; западный ее конец уходит в борт раскопа.Стена, образующая восточную границу предполагаемого узлового сооружения,использована с этой целью не полностью. Южная ее оконечность (длиной 3 м) от стыка с южной стеной упомянутого сооружения осталась вне его пределов и во второмстроительном периоде не нашла применения. В первом строительном периодеюго-восточный ее конец входит в стенку одного из подвальных помещений дома,построенного позднее оборонительной стены, в III в. до н. э. Разобранная доуровня своих нижних рядов, эта оборонительная кладка была перекрыта остаткамипостроек, сопровождаемыми керамикой III—II вв. до н. э. Подошва ее лежит наматериковом песке, а два нижних фундаментных ряда углублены в культурный слой скерамикой конца V—IV вв. до н. э. Северо-западный край кладки обрывается — напротяжении 3 м она слегка расширена с восточной стороны и сюда же выходиткаменный лоток со сливом (0,3 X 0,15 м в сечении), расположенный на 0,6 м выше подошвы кладки. Слив указывает на уровень дневной поверхности, а направление вывода воды квостоку позволяет предполагать, что напольным был для этого отрезка стены еговосточный фасад.
Наиболее внушительнымсооружением оборонительной системы Тиры была круглая башня. Она находится всегов 7,2 м от прямоугольной башни и соединялась с ней стеной, имеющей толщину 1,3 м. Можно считать, что указанная стена относится к более позднему времени — ее подошва лежит на 2,8 м выше подошвы башни, а система кладки фасадов и размеры камней отличаются от соответствующиххарактеристик юго-западной куртины, примыкающей к башне с юго-востока. Диаметркруглой башни 11,25—10,75 м, толщина стен колеблется от 2 до 1,65 м. Трехслойные стены башни выложены по рядовой однорядной постелистой ложково-тычковой системеиз местного ракушечника, наружный фасадный слой сложен из массивных, слегкавыкругленных прямоугольных и трапециевидных плит размером от 1,5 X 0,6 X 0,5 м до 0,5 X X 0,42 X 25 м; плиты имеют двустороннюю горизонтальную рустовку. Камни наружногофасада хорошо выкадрованы, плотно притесаны и уложены на глиняном растворе вряды одинаковой высоты, что придает башне архитектурную завершенность.Внутренний слой стен выложен на глине по однорядной постелистой системе и хужеобработанных плит. Средний слой — бут на глине, куда впущены для связиотдельные плиты наружных слоев. Башня сохранилась на высоту 5,5—4,55 м отподошвы, лежащей на выровненной поверхности известняковой скалы.
Как можно заключить наосновании строительного паза на наружном фасаде башни и по примыкающим к ней вшурфе грунтам, дневная поверхность времени строительства башни находилась нарасстоянии 2—1,7 м от ее подошвы, а на высоте примерно 4 м от последней в северо-западном секторе стены сохранился вход в башню, заполненную до такого жеуровня утрамбованной глиной. Проем неширок, в его пороге имеются гнезда длякрепления двери.
После открытия башни быловысказано предположение, что она первоначально служила маяком и только вовтором строительном периоде была включена в систему оборонительных сооружений.Однако перед фронтом действующего узла обороны — прямоугольной башни — не моглабыть поставлена на расстоянии 7 м высокая каменная башня, никак не связанная сэтим узлом. Кроме того, выяснилось, что примыкающая с юго-востока к башнекуртина относится к тому же строительному периоду. Целесообразностьстроительства столь мощного фортификационного сооружения с широким круговымобзором, соединяющего стены в пункте крутого излома линии оборонительныхукреплений, становится легко объяснимой, если принять во внимание, что,вероятно, уже в первой половине III в. до н. э. началась застройка территории кюго-востоку от прежней границы города. Это потребовало создания новой системыукреплений, главным звеном которой оказалась круглая башня с примыкающими к нейкуртинами.
Юго-западная куртина сохраниласьна протяжении 44,5 м. Кладка ее отличается монументальностью — фасады выложеныпо двухрядной орфостатной системе из массивных, достигающих в длину 3,5 м плит. Высота их доходила до 1,4 м, а толщина колебалась от 0,4 до 0,2 м. Не менее толстыми были и подстилающие постелистые плиты. Подошва куртины лежит на предскальнойизвестняковой крошке и коричневом песке несколько выше подошвы башни, к которойона пристроена впритык, достигая в этом месте 4,5 м в высоту. Швы кладки в противолежащих фасадных рядах этой куртины немного смещены по уровню —такой прием обеспечивал прочность при таранных ударах. Толщина стены 2,25— 2,2 м, ее надежность была велика — тычковые орфостатные плиты фасада заходили в забутовку на глубину1,1 — 1,6 м. Такой же по конструкции была и южная куртина, сохранившаяся напротяжении 14,5 м
Находки керамикиэллинистического времени в шурфе на уровне фундамента башни, у стыка ее сюго-западной куртиной, наличие строительных остатков и сопровождающих находокIII—II в. до н. э. у юго-восточного края этой же куртины дают основаниесчитать, что город распространился на территорию юго-восточной части мыса еще вэллинистическое время. Однако только последующее изучение этой части городищапозволит окончательно определить время заселения всей этой территории иназначение каждого из открытых участков стен. Пока раскопки эллинистическогослоя не завершены, а открытая площадь представляет небольшую часть территориидревнего города, возможны различные интерпретации звеньев оборонительнойсистемы. Так, положение куртины, прикрывающей с юго-востока жилые кварталы IVв. до н. э., может объясняться необходимостью обороны одного из новых районовгородской застройки, но поворот этой куртины на северо-запад уже в первомпериоде строительства в этом районе оборонительных стен плохо увязывается с представлениемо том, что основная территория древней Тиры помещалась на мысу, занятом внастоящее время цитаделью и примыкающим к ней двором средневековой крепости:продолжающаяся к северо-западу стена отделяет открытые постройкиэллинистического времени от предполагаемых центральных районов города. В настоящеевремя открыт лишь небольшой участок Тиры позднеклассического ираннеэллинистического времени, причем открыт не центральный район города, ановые кварталы, освоенные зажиточными горожанами только в IV в. до н. э. Здесьраскопан перекресток ул. Продольной и Поперечной и частично изучены примыкающиедома.
Прежде чем остановитьсяна описании домов Тиры IV—III вв. до н. э., необходимо отметить, что ошибочноепредположение, будто тогдашние городские магистрали пересекались под острыми итупыми углами, основывалось на том, что в качестве эталона городской застройкирассматривался квартал, образованный разновременными улицами. На самом деле вэллинистическое время улицы Тиры пересекались, образуя прямоугольные кварталы.
Южной границей одногодома служила ул. Продольная, проложенная с юго-юго-запада насеверо-северо-восток, то есть приблизительно параллельно переулку между домами.Ул. Продольная I эллинистического времени открыта на протяжении примерно 30 м, ширина ее 2—1,75 м. Под вымосткой открыт узкий водосток (ширина до 0,3 м), выложенный небольшими известняковыми плитками. С юга улицу ограничивает фасадная стена выходившегона нее дома. На юго-западе открытого участка она пересекает под прямым углом ул.Поперечную эллинистического времени (А), лежащую под южной частью ул.Поперечной римского времени. На стыке с Продольной ул. Поперечнаяэллинистического времени ограничивалась с востока стеной крайнего юго-западпогоназемного помещения дома, а с запада сохранившейся частью еще одной постройкиэллинистического времени. Ширина ул. Поперечной не превышает 2 м. В средней части улицы проходит водосток, перекрытый прямоугольными плитами, края ее вымощенымелкими камнями или утрамбованной жерствой. Выявленная на протяжении 8 м, эта улица перекрыта на северо-востоке подсыпкой и плитами вымостки ул. Поперечной I римскоговремени; разница в уровне между ними достигает 1,35 м. При этом более ранняя улица отклоняется к западу — часть ее вымостки с примыкающей стенойзафиксирована западнее ул. Поперечной I римского времени.
К северу от ул.Продольной I и к востоку от ул. Поперечной эллинистического времени находилисьдва дома. Судя по выходящему на перекресток названных улиц юго-западному углуодного из них и по прослеженному к западу от подвала продолжению его подвальногои наземного этажей, дом представлял в плане вытянутый в широтном направлениипрямоугольник площадью около 360 м2. Вероятно и расположенныйсевернее, по другую сторону переулка, второй дом также выходил на ул.Поперечную. Третий дом, более поздний, находился между куртиной оборонительнойстены и ул. Продольная, он также был вытянут по направлению с запада, где егоограничивала другая куртина на восток, где граница его не установлена; можнопредполагать, что он не выходил за линию восточных стен двух первых домов.Длина дома по фасаду, выходившему на ул. Продольная I, достигала примерно 30 м.Каждый из трех домов имел жилые и хозяйственные подвалы и мощенные плоскими каменными плиткамидворики, окруженные наземными помещениями. Помещений производственногоназначения в этих домах нет, жилые помещения довольно просторны (от 12 до 20 м2, а в двух случаях до 30 м-2). Высота подвального этажа достигала 2 — 2,5 м. Полы подвалов глииобитно-земляные. Наземные помещения имели деревянные дощатые полы, опиравшиесяна балки. Кровли всех этих домов, судя по завалам, были черепичными, причем сдвух первых домах широко использовались импортные керамиды. В одном из наземныхпомещений найдено около 4000 крупных черепичных обломков, причем на 40 из нихсохранились синопские астиномные клейма двух первых хронологических групп. Каки в других крупных античных центрах, в Тире при строительстве использовалисьархитектурные терракотовые украшения крыши — здесь найдены фрагментыфронтальных черепиц, орнаментированные овами и меандровым узором.
В первом строительномпериоде стены жилых подвальных помещений были выложены на тонком' глиняномрастворе из правильно выкадрованных и тщательно пригнанных по месту плит и блоковплотного известняка (длина 0,55—0,8 м, высота 0,25—0,15 м). Толщина стен 1—0,65м, а их внутренний фасадный слой выложен в однорядной постелистойложково-тычковой системе. Высота рядов кладки выдерживалась на всем протяжении;стены, как правило, связывались впереплет. Такая строительная техникахарактерна для жилых построек IV в. до н. э. и более раннего времени. | Кладкастен во втором строительном I периоде (III—II вв. до н. э.) измениласъ. Вомногих случаях они сложены в той же манере, что и поздний участокоборонительной стены, то есть из разноразмерных, плохо подогнанных по меступлит и блоков среднего размера (0,36 X 0,25 м по фасаду). Горизонтальность рядов кладки не выдерживалась, между блоками встречался мелкий бутовый камень.Толщина степ уменьшается, не достигая в отдельных случаях 0,4 м
В обоих строительныхпериодах помещения подвального этажа иногда сообщались неширокими (до 1,25 м) дверными проемами; в некоторых подвалах имелись каменные лестницы, ведшие в наземныепомещения: семь ступеней подобной лестиицы сохранились в одном из помещений Вдругих случаях использовались деревянные лестницы. В стенах имелись поройполукруглые или прямоугольные пиши. Подвальные помещения обычно прямоугольные;все они впущены в вырубленные в известняковой скале котлованы.
Из наземных помещенийэтих зданий хорошо сохранилось и полностью открыто одно помещение частично —смежные с ним. Площадь первого 11,4, второго 18,2 м2. Кладка их стен небрежная, но судя по тому, что в заполнении первого помещения подрухнувшей крышей обнаружены расписная штукатурка и имитирующие мрамороблицовочные плитки, кладка здесь была полностью скрыта. Роспись наземных(возможно, и некоторых подвальных) помещений в домах зажиточных жителей Тирыэллинистического времени имеет аналогии в декору интерьеров богатых домовОльвии и составляет характерную черту периода высшего расцветадомостроительства в античных городах Северного Причерноморья.
Заполнение описанныхдомов однородно и состоит из нескольких слоев засыпи (с остатками черепичнойкровли), образовавшейся в период, предшествующий разрушению, а также во времяего и в последующие столетия. Дата строительства двух первых домов даетсяклеймами синопских астиномов на черепицах — они относятся к 360— 320 гг. до и.э. Наиболее поздние находки на полу помещений датируют время их разрушенияконцом II — началом I в. до п. о. В засыпи помещений имеются поздняя аттическаякерамика и обломки лепной гето-фракийской посуды, а также юраклейских,сииопских и фасосских амфор. В следующем строительном периоде они сменяютсястоловой керамикой, изготовленной в центрах Западного и СеверногоПричерноморья,— обломками пергамских сосудов с рельефным орнаментом,фрагментами родосскнх и херсонесских амфор, придем последние материалыпреобладали в местах с мало перемещенными напластованиями или встречались науровне полов помещений второго строительного периода.
В последние годы на ЦентральномРаскопе открыты остатки строительного периода, предшествовавшего первому из охарактеризованныхвыше; они отличаются монументальностью и завершенностью. Это относится преждевсего к углу постройки из хорошо обработанных и тщательно подогнанных плит иблоков, выявленному под одним из наземных помещений дома. Цоколь постройкизалегал вместе с обломками чернолаковой керамики V—IV вв. до н.э. на уровнефундамента, расположенного вблизи участка оборонительной стены; таким образом,открытая постройка предшествовала и дому, и стене. К этому же слою относятся,по-видимому, открытые в 1940 г. в северной части Центрального Раскопапрямоугольные, обмазанные глиной ямы; они предшествовали строительствувозведенных здесь впоследствии раннеэллинистических домов. В заполнении ямнаходились обломки чернолаковых киликов конца V в. до н. э. с тисненныморнаментом. Обломки чернолаковой керамики V— IV вв. до н. э. были обнаруженыниже уровня полов помещений дома. построенного во второй половине IV в. до н.э. Наконец, в 1919 г. на обрыве от гласиса к лиману был открыт угол какого-токаменного здания в сопровождении обломков ионической и аттической посуды. Ксожалению, находка описана настолько кратко, что дата строительства не можетбить установлена; открытое строение, скорее всего, также относится к V в. До н.э.
§ 2.Социально-политическая структура, культура и религия Тиры
1. Общественный игосударственный строй. В немногочисленных очерках истории Тиры IV п III вв. дон. э. определяются как эпоха расцвета, причем Тиру называют «типичным эллинскимгородом-государством». Правильность подобных утверждений не вызывает сомнений,однако имеющиеся материалы не дают возможности конкретно охарактеризоватьособенности
социальной структурыТиру, представляется, впрочем, что для категорических утверждений о том, что Тиравела широкую торговлю гетскими рабами, нет оснований В самом деле, К. Маркссчитал экономической основой «классического общества в наиболее цветущую поруего суще- ствования мелкое крестьянское хозяйство и независимое ремесленноепроизводство, подчеркивая, что в эту пору «рабство еще не успело овладеть производствомв сколько-нибудь значительной степени», и Тира в период своего экономического икультурного расцвета не составляла, можно полагать, исключения. Отсутствиепрямых данных об общественном строе эллинистической Тиры лишь в малой степеникомпенсируется имеющимися сведениями о ее политической организации. В IV—IIIвв. до н. э. Тира была демократическим в античном смысле этого слова полисом.Декрет первой половины III в. до н. э. сообщает о награждении золотым венком ио последующем периодическом увенчании «во время всех публичных состязаний»неизвестного по вмени тирасского гражданина «за его доблесть и благожелательностьпо отношению к народу». Объявлять о награде должны агонофеты, постановление же должнобыть вырезано на мраморной плите и выставлено для всеобщего сведения в одном изобщественных мест, причем необходимые средства надлежит выдать из казны подконтролем архонтов. Бедность содержания и трафаретность формулировок непрепятствуют высокой оценке исторического значения документа, являющегосяединственным сохранившимся постановлением тирасских органов власти, относящимсяк эллинистическому времени. Надпись удостоверяет наличие в Тире главных органовполисного самоуправления — архонтов, совета, собрания граждан; упоминаются вней и агонофеты, заведовали состязаниями и совершавшие праздничныежертвоприношения от лица государства. В Тире существовала обычная процедуранаграждения граждан и постановка соответствующих плит с надписями за счетгосударства.
Другой отрасльюгосударственного управления, о которой имеются конкретные сведения, былачеканка монет, которые являются, строго говоря, самыми ранними памятниками,подтверждающими факт самостоятельного государственного существования античнойТиры. Первые тирасские монеты были серебряными драхмами, и клад из с. Дороцкоедоказывает, что комиссия осуществлялась в довольно крупных масштабах. Вдальнейшем город чеканит разменную монету, которая с трудом поддается точнойдатировке. Во всяком случае, ранние бронзовые монеты относятся еще ко второйполовине IV или к началу III в. до и. э..
Существенной особенностьютирасских серебряных монет является наличие на некоторых из них особыхобозначений. Это либо отдельные буквы — А, В, либо сокращение Ф1 или лигатура избукв КЕ. Если значение двух последних как обозначений магистратских имен невызывает сомнений, то в отдельных буквах можно видеть нумерацию эмиссий — 1, 2,4.
2. Культура и религиозныеверования тирасского населения в эллинистическую эпоху известны недостаточно.Следует, однако, признать, что условия жизни зажиточных жителей города неотличались от быта этой общественной прослойки в других центрахСеверо-Западного Причерноморья. Немногочисленные надписи рассматриваемоговремени не содержат пегреческих имен и лишены каких-либо лексических илиграмматических признаков, отклоняющихся от койне, а содержание ихсвидетельствует, что государственно-правовое самосознание гражданскогоколлектива соответствовало нормам, сложившимся в период расцветадревнегреческой цивилизации. В Тире существовал ионийский лунный календарь, вкотором за начало года принималось новолуние, следующее за первым весеннимравноденствием надписи римского времени сохранили названия трех последних месяцевэтого календаря — ленеона и артемисиона, который, заметим попутно, иногданеверно считали первым месяцем тирасского года. Такой же календарь и с такимиже названиями месяцев существовал в Милете и в его колониях, например, б соседних Истрии и Ольвии. Этоткалендарь был тесно связан с культом, в частности, с празднествами в честь Аполлона.Действительно, фрагментированное посвящение III в. до н. э. свидетельствует опочитании в Тире Аполлона Врача, культ которого хорошо известен во всемЗападном и Северном Причерноморье. На монетах второй половины IV — начала IIIв. до н. э. повторяются фасовые и профильные изображения Деметры; встречаютсятакже Афина в шлеме и Геракл.
Изображение безбородогоГеракла известно и на резном камне — красной египетской. Посвятительныеграффити на обломках черно-лаковой посуды упоминают, кроме трех названныхбожеств, также Аполлона, Артемиду, Диониса и неизвестного бога, именуемогопросто Спасителем. Терракоты расширяют список тирасских божеств культовымиизображениями Зевса, Кибелы или Великой матери, Афродиты. и Эрота, юного Сатира.К этому следует присоединить и фрагменты мраморных статуй — колоссальную головубогини, определенную археологами XIX в. как голова Деметры, корпус быка,—возможно, посвящение в храм той же Деметры— близко напоминающий изображениябыков на тирасских монетах; сюда же относится и торс небольшой женской статуи,определенный Э. Р. Штерном как изображение Афродиты.
Даже отрывочные сведенияо религиозных верованиях тирасского населения позволяют обнаружить в нихнекоторое своеобразие. Геродот свидетельствует, что у реки Тирас показывают следГеракла, находящийся в скале, и можно предполагать, что речь идет не одорическом герое, а о том местном божестве, о пребывании которого в Гилесе рассказывали,согласно Геродоту, живущие на Понте греки. На монетах IV—III вв. до п. э.встречается в разных вариантах юношеская голова с маленькими рожками,увенчанная лавровым венком. в которой признают изображение соименного реке городубожества. С другой стороны, находке тирасских монет на местах, гдерасполагались древние святилища Ахилла,-, на о-ве Левке ина Тендровской косе —свидетельствую о том, что тирасские граждане не стояла в стороне от почитанияАхилла, владыки Понта. Вполне вероятно, что с культом Ахилла связано с названиемНеоптолемовой башни, упоминаемой античными географами вблизи Тиры: Неоптолем,сын героя, связывается в мифах с гипербореями.
Глава III. Тира в позднеэллинистическое время (вторая половина III – первая половина I в. до н. э.)
§ 1.Социальный строй, культура и религия Тиры вконце III — начале I в.до н. э.
1. Хозяйство и общественно-политическаяструктура. История Нижнего Поднестровья в конце III—IIв. до н. э. фактически неизвестна, но те отрывочные сведения, которые все жеизвлекаются из имеющихся источников, вполне соответствуют восстановленной вышекартине. В конце III в. до н. э. был разрушенНиконий, переживавший уже со времени похода Зопириона период упадка.
Затраты Протогена нанужды Ольвии подсчитаны В. В. Латышевым; об истрийских гражданах, приходившихна помощь городу, имеется справка у Д. Пип-пиди. Любопытно, что долг Истриикаллатийцу Гефестиону сыну Матрия, равно как и долг ольвиополитов херсонесцуАполлонию не были погашены при жизни заимодавцев и оба города должны былиулаживать эти долги с их наследниками.
Тира пережила этоткритический период — здесь известен слой III — II вв. до н. э. со строительнымиостатками, керамикой и другими материалами,— но лишилась, по-видимому, своейхоры. Что касается города, то в это время осуществлялись перестройки и возводилисьновые сооружения. Так к позднеэллинистическому времени относятся водосток истены, пересекавшие в широтном направлении куртины оборонительной стены ивыходящие к ул. Поперечной эллинистического времени. Много внимания уделялось вIII—II вв. до н. э. и содержанию оборонительных стен. Однако перестройки этоговремени указывают на снижение уровня строительной техники: в дело идутразномерные плиты и блоки, плохо подогнанные по месту, горизонтальность рядовкладки не выдерживается, толщина стен подземных помещений уменьшается.
По сравнению с обилием иразнообразием находок предшествующего периода количество и качество импортноговещевого материала позднеэллинистического времени несколько снижается.Встречаются, правда, привозные предметы, характерные для быта греческойметрополии — переносные керамические очаги для приготовления и разогреванияпищи, терракотовые статуэтки; находят немало посуды, происходящей измало-азийских центров, сосудов с рельефным орнаментом, имитирующих чеканнуюметаллическую посуду («мегар-ские» чаши), но вместе с тем наблюдаетсяувеличение числа обломков лепной и кружальной посуды с четко выраженнымигето-фракийскими традициями. Весь археологический материал III—I вв. до и. I).отражает «постепенное нарастание экономического кризиса». Однако речь должнаидти именно о процессе постепеъ» но го увядания города, а не о катастрофическомупадке.
Главным торговымконтрагентом Тиры в рассматриваемое время был Родос. Уже в третьей четверти IIIв. до н. э. количество находимых в Тире родосских клейм немного увеличивается,а между 220—180 гг. до н. э. резко возрастает. Родосский импорт остаетсязначительным до середипы II в. до н. э. и окончательно замирает лишь к его концу.В течение всего рассматриваемого времени в Тиру поступали также товары вкнидскон и косской таре и товары из Херсонеса, а с 70-х годов II в. до н. э.постепенно растет импорт Сипопы.
О колебаниях экономикиТиры в III — II вв. до н. э. свидетельствует и ее монетное дело — здесьчеканились (притом в небольшом количестве) лини, мелкие номиналы разменной медине выходившие за пределы городского рынка. Несколько неожиданно выглядит наэтом фоне эмиссия золотых статеровс типами Лисимаха. отнесенная А. Н. Зографом к рубежу Ш-П вв. до н. э. Исходяиз современных представлений о датировке посмертных выпусков золота с типамиЛисимаха, известные тирасские статеры не могут датироваться ранее, чем вторымили даже третьим десятилетием II в. до н. э.— их византийские образцы датируются195-190 гг. до н. э. Есть также основание приписывать Тире золотые статеры,известные по находкам из Северо-Западного Причерноморья — имя города скрытоздесь в несложной монограмме из букв ТУ. Наличие таких монет в кладе изАнадола, зарытом в период первого нашествия бастарнов, между 228 и 220 гг. дон. э., показывает, что первая эмиссия золота в Тире относится к третьейчетверти III в. до н. э. Если рассматривать ее как признак относительнойстабилизации экономики, то следует заключить, что упадок города во второйполовине III — II в. до н. э. не был непрерывным: периоды обострения кризисаперемежались, по-видимому, с периодами подъема. Впрочем, эмиссия статеров стипами Лисимаха, служивших в III—I вв. до н.э. наряду с такими же посмертнымивыпусками тетрадрахм основным платежным средством на рынках Причерноморья,осуществлялась в Тире в обоих случаях в ограниченном количестве, а обращавшиесяв городе статеры сосредоточивались, надо полагать, не в городской казне, а вруках таких богачей, как Протоген в Ольвии или Агяфокл в Истрии.
О том, что и среди гражданТиры были люди, выделявшиеся своим богатством и общественным положением,свидетельствует томитанский декрет конца II или начала I в. до н. э. в честьнекоего Нила, гражданина Тиры. Надпись прямо указывает на то, что Нил, проживаяв городе Томы, «достойно позаботился» об общих делах обоих центров, а повозвращении на родину «проявил себя благожелательным и во всем преданным»интересам граждан города Томы, оказывая содействие, в частности, всем купцамтомитянам, плывущим в город Ольвию. Если предположенное Й. Стояном дополнение19 строки этого документа верно, то Нил добился того, что преимущества,которыми пользовались граждане Тиры в Томах, были распространены на томитян вТире. За эти заслуги он получил в городе Томы не только обычные привилегии проксенов,но и право на приобретение недвижимости и на доступ к совету и народу «первымпосле священных дел». Формулировки декрета в общем обычны, но документутверждает роль Тиры как промежуточного этапа на пути от городов Добруджи кОльвии и показывает, что некоторые из тирасских граждан вели торговые операцииширокого размаха и пользовались известностью и влиянием за пределами своей родины.
Если Нил олицетворяетсобой верхний слой тирасских граждан, то другая надпись, открытая еще дальше отберегов Днестра, проливает свет на положение тех жителей Тиры, на плечи которыхлегли все трудности кризисных десятилетий. Документ, найденный в Иасосе,представляет собой коллективное надгробие наемников, сражавшихся за интересыиасосцсв па рубеже III—II в. до и. э. Здесь названы уроженцы разных городов истран — пятеро аптиохпйцев, двое галатов, сипопеец, киликпец, сидоияпип, Дажемидянин и араб; северопонтийские берега представляют скиф (по-видимому, из Добруджи),носящий, впрочем, чисто греческое имя (Кердон сын Гермона), гражданин Бизоны(Ктесий сын Аполлония) и, наконец, Гермий сын Дионисия. Вряд ли можносомневаться, что тирасский гражданин оказался на границе Ионии и Карий в силунеобходимости — нелегкую участь наемника избирали, как правило, люди, лишенныеэкономической и социальной базы в своем отечестве.
Что касается Нила, то этафигура привлекает внимание еще одной чертой: в декрете томитян специальноотмечено его высокое происхождении. Эта деталь хорошо подчеркивает, чтоарис-тократизация общественно-политической структуры при понтийских городовпроявляется в эпоху кризиса не только в Истрии или Ольвии, но и в Тире. Другиестороны этого же процесса — элитаризация правящего слоя и ограничение демократии— отражены другим документом, а именно фрагментированным списком граждан,относящимся к рассматриваемому времени. На камне сохранились остатки восьмиимен, причем расположение их делает маловероятным, что надпись была простымсписком граждан. В документах эллинистического времени в таких списках обычнокаждая строка начинается именем в именительном падеже, что устанавливается дажепо небольшим обломкам, тогда как па тирасском фрагменте две из семи строкначинаются именами в родительном падеже (то есть патронимиками). Вполневероятно, хотя, разумеется, не доказано, что обломок является заключительнойчастью декрета, завершавшегося списком лиц, скрепивших постановление своимипечатями. Такое обыкновение существовало в римское время в Херсонесе и в Тире. Еслипрактика скрепления декретов печатями действительно началась в Тире еще впозднеэллинистическое время, то этот факт скрывает за собой характерное дляэпохи кризиса сосредоточение реальной власти в руках сравнительно узкого кругалиц.
2. Культураи религия. Если материальная культура Тиры в позднеэллинистическоевремя вырисовывается по мере изучения городища со все большей определенностью,то идеологические представления населения выявляются почти исключительно черезпризму его религиозных верований. Монетные изображения подтверждаютсуществование культов Аполлона Деметры и Коры,Афины и добавляют к ним указания на почитание популярных в эллинистическом миребожеств — богини судьбы Тихе, бога-покровителя торговли Гермеса и бога-целителяАсклепия, а посвятительное граффито указывает на сохранение культуры. Терракоты,изображающие Эрота с петухом или с виноградной гроздью, дополняют кругтирасских культов косвенным указанием на Афродиту.
Эллинистическая эпохабыла временем религиозного синкретизма; в греческом мире, в частности, широкораспространялись египетские культы. В Тире этот процесс документируется посвятительнойнадписью в честь Сараписа и Исиды и культовой статуэткой Сараписа с остаткамикалафа на голове. Печатью религиозного синкретизма отмечено появление на монетахТиры бородатой головы с клешнями рака на висках, в которой А. Н. Зограф видел олицетворениеобожествленного Понта. Д. Б. Шеллов указал на наличие подобных изображений намонетах других причерноморских центров и отметил связь этого типа с эпохой,когда создание единой всепонтийской державы стало «одним из основныхнаправлений бурной политической деятельности Митридата Евпатора». Он жеподдержал догадку Э. Митза связывавшего появление на тирасских монетахизображений и символов Диониса с идеологической программой Митридата,считавшего этого бога своим личным покровителем и поощрявшего распространениесоответствующего культа.
§2. Исторический очерк Тиры (середина III—Iвв. до н. э.)
Политическая история Тирыв позднеэллинистическое время оставляет широкое поле для предположений. Можнодогадываться, что город и его хора не менее ольвиополитов страдали от набегов ивынуждены были откупаться от алчности предводителей различных варварскихплемен. Представляется, что находка в Тире бронзовой монеты Хараспа, одного изскифских царей Добруджи, позволяет с довериемотнестись к сообщению П. О. Бурачкова о найденных здесь в разное время монетахдругих правителей Малой Скифии — Канита, Сариака и Элия. Если принять вовнимание, что находки монет этих царей ограничиваются черноморским побережьемот Истрии до Одесса, то есть территорией, на которую распространялся ихполитический контроль, и что тирасские находки включают монеты чуть ли не всехизвестных властителей Малой Скифии, можно допустить, что Тира находилась еслине под их непосредственной властью, то, во всяком случаев сфере их интересов.
Углубление кризисаполисов Средиземноморья и Причерноморья повышает роль эллинистических монархийвсей политической жизни эпохи. Особую роль сыграло при этом в историипричерноморских государств быстрое возвышение Понтийского царства. На рубеже80-х — 70-х годов Ц в. до н. э. царь Фарнак пытается выступить в ролиобъединителя и защитника эллинства на Черном море, сообщение Полибия, подкрепленноеэпиграфическими документами из Херсонеса и Одесса, при любой интерпретациипоказывает, что в круг интересов понтийского царя были вовлечены Гераклея,Кизик, Месембрия, Одесс, Херсонес и неизвестный по другим источникам сарматскийвождь Гатал. Сведений об участии городов Северо-Западного Причерноморья вполитических акциях Фарнака нет, но если даже владения «сармата Гатала» нераспространялись на правый берег Днепра, сама нормализация отношений междусарматами, Херсонесом и Скифским царством в Крыму должна была способствоватьвременной стабилизации положения во всем регионе и не могла не отразиться наТире. Во всяком случае возобновление в 70-х годах II в. до н. э. эмиссиизолотых статеров свидетельствует о некотором укреплении городских финансов, анаходки в Тире синопской и херсонесской керамики дают основание считать, что вовторой четверти II в. до н. э. контакты Тиры с Понтийским царством и егосоюзниками приобрели регулярный характер.
Роль Понтийскогогосударства в Причерноморье особенно возрастает в первые десятилетия правленияМитридата Евпатора (120—63 гг. до н. э.), когда его власть распространилась наКолхиду и Боспор, а Херсонес и Ольвия стали его союзниками. В начале I в. до н.э. Митридат прочно держал в своих руках и западное побережье Черного моря, асарматы и бастарны находились в числе его союзников и выставляли в его войскосвои отряды. В этот период авторитет молодого понтийского царя был прочным — посвидетельству Аппиана, тавры, скифы, сарматы, бастарны и фракийцы «были готовына все, что он прикажет».
Положение Тиры в годыправления Митридата не освещено прямыми показаниями источников, но Д.Б. Шеловдостаточно убедительно показал, что в конце II — в первых десятилетиях I в. дон. э. город находился в сфере его влияния. Автор исходит при этом как изобщеисторической ситуации, так и из стилистической близости одной из поздних кмонетам городов Понта и Пафлагонии чеканенным в конце II в. до н. э. На этоуказывают и характер некоторых других эмиссий, и находки городской понтийской медив Тире. Эти материалы не дают возможности судить о статусе города в составедержавы Митридата, но Ольвию политы, принявшие в свои стены понтийский военныйотряд, удержали все внешние признаки полисного суверенитета. Если рассмотреннаявыше надпись в честь Нила относится уже ко времени пребывания Тиры под властьюМитридата, то город не только оставался формально самостоятельным полисом,— обэтом свидетельствуют и его монетные эмиссии,— но и сохранял значение важноготоргового порта на пути от Том к Ольвии.
Еще в конце II — в первыхдесятилетиях I в. до н. э. римляне стремились укрепить свои позиции на СреднемДунае, но продвижение к устьям великой реки началось лишь после решающих победнад Митридатом, одержанных Луцием Лицинием Лукуллом. В то время, когда римскийполководец вел военные операции в Вифинии и в Галатии (72 г. до н. э.), его брат Марк начал наступление против бессов, крупного фракийского племени, бывшегона стороне Митридата, а в 71 г. до н. э. он, по сообщению источника, отмечалтриумф, захватив Кабилу, Томы «и другие соседние города». Список этих городовпополняет Евтропий, уточняющий, что Аполлония была разрушена, Каллатия, Партенополь,Томы, Истрия (а также, по-видимому, Бизона) взяты римлянами, которые прониклидо Дуная. Судьба Тиры во время этих событий неизвестна, но с этого времени онавышла из числа союзников Митридата.
В результате разгромазападно-понтийских городов они оказались фактически под властью Рима, однакоримские гарнизоны были введены лишь в Месембрию и, возможно, в Аполлонию;города, лежавшие к северу от Тема, были поставлены в положение римскихсоюзников. Сохранился фрагмент договора о таком союзе лишь менаду Римскойреспубликой и Каллатией; из этого документа видно, что город обязался помогатьденьгами в случае враждебного нападения на подвластные Риму страны. Такоеположение сохранялось и позже, когда Г. Антоний Гибрида, бывший коллегаЦицерона по консулату, ограбил земли дарданов и Отсиживался зимой 62/61 г. дон. э. за стенами Дионисополя. В дальнейшем Гибрида пытался «поступить подобнымобразом и по отношению к союзникам в Мезии», но такая грабительская политиказакончилась полным разгромом Гибриды, потерпевшего вблизи Истрии поражение отбастарнов и скифов, пришедших на помощь своим соседям; римский проконсул струдом отвел остатки своих войск в Македонию. Неудачный поход Л. Кальпурния Пизонав 58—55 гг. до и. э. подтвердил, что о господстве Рима в северо-восточной частиБалканского полуострова говорить рано.
Слабость римских позицийв рассматриваемом районе обнаружилась с полной отчетливостью в середине I в. дон. э., во время объединения и политического подъема северо-восточных фракийскихплемен под властью Буребисты. Время его прихода к власти спорно, нодионисопольский декрет в честь Акорниона. Указывает, что «первым и величайшимцарем Фракии» он стал вскоре после упомянутой зимовки Гибриды в Диорясополе, тоесть около СО г. до н. э. По словам Страбона, сохранившего в своем труденаиболее содержательные сведения о Буребисте, последний в течение немногих лет«образовал великое царство и подчинил гетам большую часть соседей». На этомосновании Буребисте приписываются широкие политические планы и в современнойрумынской историографии его именуют военным или политическим гением, продолжателемтрадиций Митридата, создателем первого централизованного государства угето-даков. Однако все, что сообщают источники о внутренней и внешней политикеБуребисты,— «удержание народа в повиновении» с помощью жреца Декенея,уничтожение виноградников на всей подвластной территории, разорение странысреднедунайских кельтов, смешавшихся к этому времени с фракийцами ииллирийцами, опустошительные набеги на Фракию до самых границ римских провинцийМакедонии и Иллирии, разгром бойев и таврисков, разорение земли германцевдалеко на Западе Нога., наконец, взятие и разорение Ольвии и других городовзападно понтийского побережья — все это позволяет видеть в «державе Буребисты»племенной союз, не ставивший своей целью подчинение и планомерную эксплуатациюпобежденных. Трудно согласиться и с тем, что относящийся, скорее всего, к 48 г. до н. э. поход против греческих городов диктовался стремлением остановить римское наступление книзовьям Дуная или осуществить продуманную политику «включения всего побережьявместе со всеми городами в состав гето-дакийского государства» подготовленногок тому же обращением греческих городских монет на территории последнего.Источники позволяют говорить об «интеграции» державой Буребисты только Дионисополя,сохранившего притом все внешние признаки самостоятельности,— геты не назначалив подчинившиеся им полисы администраторов и не вмешивались в их жизнь.
Судьба прочих городовоказалась различной: Месембрия, чествующая стратегов, возглавлявших военныедействия против Буребисты, устояла перед его натиском; Истрия и Ольвия былиразрушены, о чем в первых двух случаях позволяют заключить документы,сохранившие упоминание о «втором основании» города и «возвращении» жителей; вовсех трех городах имеются и следы разрушений в середине I в. до н. э. Чтопроизошло в это время с Каллатией и Томами — неизвестно. Относительно Тирытакже нет сведений, но учитывая скромные военные возможности этого города,следует полагать, что он либо был разгромлен, как Истрия и Ольвия, либо,подобно Дионисополю, был вынужден в течение нескольких лет признавать власть Буребисты.
Глава IV. Тира в римское время (I – IV вв. н.э.)
§1 Северо-Западное Причерноморье под властью Рима
Римская экспансия вСеверо-Западном Причерноморье. Если ионийские переселенцы после своегопоявления у северных берегов Черного моря стали одним из главных факторовэкономического, политического и культурного развития всего региона, а процессэллинизации местного населения шел медленно и сохранял стихийный характер, торимляне всегда оставались к северо-востоку от устьев Дуная инородным меньшинством,не имевшим прочной опоры в среде населения, принудительная романизация которогоскоро показала свою бесперспективность. Лишь по мере назревания социальныхконфликтов внутри античных городов и перед лицом нарастающей угрозы со стороны варварскихплемен верхушечная прослойка городского населения переходит на проримскиепозиции — Тира и Ольвия были сравнительно слабо связаны с экономическиморганизмом империи; да в сущности и связь Рима с провинциями была «почтиисключительно политической», Поэтому римское владычество на Черном море ограничивалось,если не говорить о Малой Азии и Балканах, только узкой прибрежной полосой и долгосохраняло характер военной оккупации. Это сознавали наиболее наблюдательные современники,и Флавий Иосиф прямо писал, что живущие здесь народы «теперь держатся вподчинении тремя тысячами тяжело вооруженных воинов, и сорок военных кораблей поддерживаютмир на несудоходном прежде и суровом море». Преимущественно военно-политическийхарактер римского господства в Северо-Западном Причерноморье заставлял правительствоимперии уделять особенное внимание организации и дислокации вооруженных сил нанижнедунайском участке границы. При Клавдии мезийский легат командовал двумя легионами— IV Скифским и V Македонским. Последний был при Нероне временно переброшен вАрмению и принимал участие в военных действиях против парфян; на Дунай онвозвратился в 71 г. К этому времени в Мезии уже находились три легиона — IИталийский, («легион Жаворонка») и VII Клавдиев.
В начале правленияВеспасиана завершилась организация нижнедунайской флотилии, названной ФлавиевойМезийской — classis Flavia Moesica. При разделении провинции Мезии на Верхнюю иНижнюю (86 г.) на территории последней оказались размещенными I Италийский легион,главная квартира и органы управления которого находились в Новах (современныйСвиштов) и V Македонский, центральный лагерь и штаб которого располагались вЭске (современный Гиген); при Траяне к ним был присоединен XI Клавдиев легион сглавным лагерем в Дуросторе (современная Силистра). Наконец, в Нижней Мезиинесли службу многие вспомогательные отряды (когорты и алы), которые пополнялисьпервоначально за счет уроженцев западных провинций.
Разгром Траяном непрочнойдержавы Декебала и создание новой провинции Дакии резко увеличилистратегическое значение Нижнего Дуная. Оборона нижнедунайского лимеса былаусилена сооружением земляных укреплений — прежде всего, двух первых отрезковНижнего Бессарабского вала, тянущихся от Прута до оз. Ялпуг (34 км) и отсюда к оз. Катлабух (24 км); на западном берегу Прута вся система завершается небольшимГалацким валом. Эти сооружения прикрывали пути к дунайским переправам и даваливремя для подготовки отражения нападений с севера на римскую границу.
Обычно считается, чторимские гарнизоны появились в городах Северного Причерноморья в результатепоходов Плавтия Сильвана, и если речь идет о Херсонесе и Южном побережье Крыма,это представляется бесспорным. Однако ольвиополиты получили военную помощь отРима не ранее правления Адриана, а если придавать решающее значение позднейбиографии Антонина Пия, то только при этом императоре. При Траяне — а можетбыть и несколько ранее — римские войска появились на левом берегу НижнегоДуная, у сел Бэрбошь и Орловка. Во II в. в этих пунктах находилисьвексиллатионы — отряды, выделенные из состава воинских частей, расположенных натерритории Нижней Мезии. Воины всех трех легионов — I, V и XI — несли службу вХерсонесе, где упоминаются также военные моряки Мезийской флотилии и солдатывспомогательных отрядов — I Бракаравгустанской, I Ки-ликийской и IIЛуцензийской когорт. В Ольвии, кроме легионариев, известны подразделения VIАстурийской когорты и отряд фракийцев. В Орловке лапидарными и керамическиминадписями удостоверяется присутствие воинов I и V легионов; здесь же находиласьстоянка кораблей Мезийской флотилии, главной базой которой был находившийся напротиволежащем берегу Дуная Новиодун. Вероятно, мелкие сторожевые посты быливыставлены римлянами и в некоторых других пунктах по левому берегу Дуная, о чемпозволяет догадываться находка эпиграфических документов (в том числе супоминанием I легиона) в районе современного ИзмаилаНаконец, воины все тех женижнемезийских частей входили в гарнизоны небольшого кастеля близ Севастополя(здесь обнаружены клейма V легиона), укрепления на Заветнинском(Альма-Кер-менском) поселении, где найдены черепицы с клеймами XI легиона,Харакса на Ай-Тодорском мысу — здесь наряду с отрядами I и XI легионовнаходились воины из когорты Арреваков и из I Фракийской когорты. Из этоговидно, что римские гарнизоны, расположенные на левом берегу Дуная, в Ольвии и вКрыму, постоянно комплектовались из числа войск, расквартированных в НижнейМезии; все перечисленные гарнизоны были подчинены (по крайней мере, во временаМарка Аврелия) особому командиру — трибуну I Италийского легиона, носившемуспециальное должностное название praepositus vexillationibus Pon-ticis apudScythiam. et Tauricam.
Римские гарнизоны,расположенные в «Скифии и Таврике», не только представляли собой организованноецелое, но и были связаны с пограничными провинциями — Дакией и Нижней Мезией —необходимыми для перемещения военных отрядов транспортными артериями. Морскойпуть из Нижней Мезии к Херсонесу и Боспорскому государству пролегал близко кпобережью. Главные пункты на этом пути перечислены на своеобразной маршрутнойкарте, украшающей оборотную сторону кожаного щита, принадлежавшего воину XXПальмирской когорты и найденного в римской крепости на Евфрате. Среди этихпунктов названы Одесс, Каллатия, Томы, устья Дуная, Тира, Борисфен (Ольвия) иХерсонес. Сухопутная дорога вела к Тире из Дакии и была создана, судя по неочень ясному замечанию одного из поздних латинских авторов, при Траяне.Упоминающий о ней раннесредневековый географ, опиравшийся, впрочем, на античнуютрадицию (так называемый Равеннский аноним), называет на пути от Поролиссума (вДакии) до Тиры восемь промежуточных станций, из которых, к сожалению,локализации поддается лишь одна. В другом месте указана другая сухопутнаядорога, ведшая от Тиры к Месембрии и Византию вдоль морского берега. Такимобразом Тира была включена в систему морских и сухопутных дорог и являласьважным узлом римской дорожной сети6 (см. Приложение рис.1).
Оккупация придунайскихобластей и организация провинций Мезии, Фракии и Дакии, а также усилениевоенно-политического контроля в Северо-Западном Причерноморье не только решалистратегические задачи, но и должны были обеспечить беспрепятственность иэффективность экономической эксплуатации новоприсоединенных территорий. Одна изнаиболее содержательных истрийских надписей рассматриваемого времени — такназываемая горотесия Лаберия Максима — свидетельствует о том, что вдольдунайского побережья была создана сеть постов, где взимался сбор за праворыбной ловли в реке; другое место того же документа позволяет предполагать, чтопоборами была обложена и рубка леса. Местные племена оставались вначале побольшей части под властью своих вождей либо над ними были поставлены особыепрефекты из командиров расположенных поблизости римских воинских подразделений.Наконец, местные жители должны были отбывать военную повинность вовспомогательных войсках, где они составляли особые фракийские отряды.
Включение гето-фракийскихплемен в состав Римской империи влекло за собой важные и необратимыепоследствия. «Налоговое бремя и вызванная им потребность в деньгах вместностях, где существовало только натуральное хозяйство или оно былопреобладающим, все глубже ввергали крестьян в кабальную зависимость отростовщиков, порождали крупные имущественные различия, обогащали богатых,доводили до полной нищеты бедных». Процесс распространения античных формсобственности совпадал с ростом крупного землевладения и сопровождалсяувеличением количества рабов; в качестве собственников выступают потомкиместной родоплеменной знати, римские ветераны, выходцы из греческих городов, натерриториях которых складываются подвластные городской верхушке сельскиепоселения. Медленно, но неуклонно распространяется латинский язык; развиваютсяпроцессы бытового взаимодействия и религиозного синкретизма. Вопреки широкораспространенным взглядам, романизация не сводилась к одностороннемувоздействию античной культуры на варваров; речь должна идти о сложном процессесоциального и культурного взаимодействия, и в ходе своего развитиягето-фракийские племена становились органической составной частью римскойрабовладельческой цивилизации, привнося в нее свои традиции и особенности. Совторой половины II в. многие крупные поселения гето-фракийцев на территорииМезии приобретают статус муниципиев; растет и количество организованных в колонииветеранов, привилегированных поселенцев.
Что касается греческихгородов черноморского побережья, то по отношению к ним осуществлялась несколькоиная линия, долженствовавшая превратить их влиятельную верхушку в оплот римскойвласти. Города сохранили свои сельскохозяйственные территории, границы которыхуточнялись и оформлялись особыми документами. Сохранялись и органы внутреннегосамоуправления, и культовые объединения граждан; в I в. в большинстве городоввозобновляется чеканка разменной меди, не только необходимой для расчетов нарынке, куда римская монета проникала главным образом в виде сравнительнокрупного номинала — серебряного денария,— но и представлявшей в глазахгородского населения наглядное проявление дарованной им автономии. Наконец,греческие города в составе провинции Мезии составляли особое объединение. Такаяполитика позволила римским властям придать определенную гибкость режиму военнойоккупации и просуществовать без серьезны v потрясений до первых десятилетий IIIв.
Римский гарнизон в Тире.Принятие гражданами Тиры особой эры и чеканка монеты провинциального образца —сначала с изображением персонифицированного римского сената, а в дальнейшем спортретами и именами императоров династии Флавиев — делают вероятным предположениео том, что первые римские отряды появились здесь еще в третьей четверти I в. Документальныеданные о римском гарнизоне появляются, однако, лишь после завоевания Дакии (101—106 гг.). Первым датированным его памятником является надпись, поставленная отимени наместника Нижней Мезии Кв. Росция Помпея Фалькона командиромрасположенного в Тире вексиллатиона М. Эннием Илладианом, центурионом V Македонскоголегиона. Имя легата провинции позволяет отнести надпись к 116— 117 гг. Таким образом,пребывание в Тире воинов V легиона, удостоверенное также другими надписями иклеймами на черепице, относится ко времени, когда этот легион имел свой главныйлагерь в Трезмисе, где он оставался до 60-х годов II в., когда V легион принималучастие сначала в походах Луция Вера против парфян (в 161 —166 гг.), а затем,скорее всего в 167 г., был переведен на север Дакии, в Потаиссу (совр. Турда).
Указанная выше надписьИлладиана в честь Траяна определенно сообщает, что в конце правления этогоимператора тирасский гарнизон состоял из вексиллатиона V легиона и точнее неопределенных вспомогательных отрядов (auxilia); присутствие воинов другихлегионов Нижней Мезии не отмечено. Как долго сохранялось такое положение, точнонеизвестно, однако еще до перевода этого легиона в Дакию состав гарнизона Тирыизменился. К этому заключению подводят лапидарные и керамические надписи
* Клейма LEG. V. MAC невызывают сомнений относительно своей принадлежности; клейма LEG. M относятся,быть может, ко времени кратковременного пребывания в Тире подразделений в годывойн Траяна с даками; этим же событиям обязаны, скорее всего, своим появлениемв Тире и немногочисленные обломки клейм legionis X Geminae. Из лапидарныхнадписей, кроме упомянутых далее в тексте, следует назвать также обломки сназванием V легиона и XI легиона.
В Тире находились отрядыI и XI легионов, но и дают возможность установить, что в середине II в.тирасский гарнизон включал вексиллатионы трех нижне-мезийских легионов и неназванные вспомогательные отряды, о чем свидетельствуют трехстрочные клейма накерамидах, называющие командира гарнизона, центуриона I легиона. В последнихдесятилетиях II и в начале III в. в составе тирасского гарнизона известен лишьотряд I Италийского легиона.
Неоднократно предпринималисьтакже попытки определить состав вспомогательных отрядов тирасского гарнизона,однако высказанные по этому поводу догадки оказываются неосновательными. Так,указание на присутствие в Тире воинов I Испанской когорты, основанное наупомянутом выше папирусе Ханта, должно быть признано ошибочным в связи сисправлением чтения этого документа. С другой стороны, не приходится думать и опребывании в Тире воинов I Киликийской когорты, которая была переведена вНижнюю Мезию между 100 и 114 гг.,— клеймо, в котором читалось сокращенноеназвание этого вспомогательного подразделения, было расшифровано неверно.
Имеющиеся материалыпозволяют утверждать, что Тира была одной из опорных баз римского флота. Такоепредположение, впервые высказанное на основании найденного при раскопкахкирпича с процарапанным до обжига изображением римского военного судна,подтверждается надписями. Одна из них — алтарь в честь Митры — поставленавоином, несшим службу на одном из боевых кораблей. Другая надпись, к сожалению,сильно поврежденная, содержит упоминания о либурнах — легких военных судах — ио моряках. (см. Приложение рис.2)
Дислоцированныз в Тиреримские военные силы представляли собой постоянный гарнизон, в который входилии регулярные полевые войска (вексиллатионы нижнемезийских легионов),вспомогательные отряды (ауксилии), воины, несшие службу на кораблях(классиарии). Эпиграфические документы (кроме упомянутых выше, следует назватьтакже надписи, поставленные принципалами V легиона в честь их командиров — уженазванного М. Энния Илладиана и его предшественника или преемника Т. ТребияФронтона дают возможность судить об организации гарнизонной службы. Во главерасположенных в Тире войск стоял командир в ранге центуриона, а наличие средипринципалов военного писаря (actuarius), всадника (eques), фельдшера илисанитара (valetudinarius) и знаменосца (signifer) позволяет предполагать нетолько четкое выполнение гарнизоном чисто военных функций, но и наличиеналаженного делопроизводства и медицинской службы.
Археологические раскопкидополняют сведения о тирасском гарнизоне.
Оборонительная стенараннеэллинистического времени была в первых веках н. э. усилена (со стороныжилых кварталов разросшегося города) дополнительным каменным панцирем (№ 234) ипревратилась в северную куртину цитадели, в которой, как можно полагать,размещался римский гарнизон. На территории цитадели обнаружено значительноеколичество обломков латинских надписей, керамид с латинскими клеймами, керамикииз нижнемезийских центров, фибул западных типов. Внутри цитадели резконарушается планировка застройки, характерная для находящихся к северу откуртины (№ 72) улиц I—III вв., а заложение стен расположенного к югу от неездания (V) превышает на 2,46 м уровень подошвы ближайшего к ней участкаэллинистической стены (№ 37), исключая тем самым возможность одновременноговозведения этих сооружений (см. Приложение рис. 3).
Упомянутое зданиеизолировано от окружающих его строений и состоит из одного большого помещенияплощадью 66 м2. Об особом характере постройки позволяют судить толстые стены, ао ее принадлежности свидетельствуют 28 клейм на обломках кровельной черепицы изсохранившегося не нарушенным завала кровли в северо-восточном углу: онисодержат сокращение имени одного из центурионов I Италийского легиона7;если учесть, что под этим завалом встречены железные шипы-рогульки,использовавшиеся римскими войсками в борьбе против вражеской конницы,интерпретация здания как одного из служебных помещений гарнизона вряд ли можетвызвать сомнения8.
Прямоугольное в планездание (10,6x6,2 м) было вытянуто с северо-запада на юго-восток. Всеверо-западной стене находился вход, обращенный в сторону проделанного черезкладку оборонительной стены (№ 282) прохода с порогом и вымосткой,продолжающейся за пределы цитадели. Степы поставлены на фундаменте с цоколем(высота 1,3—1 м) и представляли двухлицевую двухслойную кладку из плотногосеро-желтого известняка на глиняном растворе. Наружный фасадный слой выложен изкрупных прямоугольных плит (1,7 X 0,95 X 0,30 м) в сложной орфостатной системе, внутренний — из небольших плит в рядовой посте-листой системе с перевязкой слоевтычковыми плитами; связь всех стен впереплет. Такая конструкция превращала здание,толщина стен которого превышает 0,6 м, в солидный элемент оборонительнойсистемы9.
Культурный слойзаполнения здания содержал обломки амфор и черепиц, светильники, обломкикраснола-ковой и красноглиняной посуды, костяного гребня, стилей, литыестеклянные жетоны, которые датируются II — III вв. Почти не находившийся вобращении денарий Септимия Севера 209 г., обнаруженный вместе с бронзовымбраслетом в специальном углублении у северо-восточной стены здания, позволяетуточнить, что оно было построено в конце II — начале III в. Время егоразрушения определяется находкой в кладке стены новой постройки, перекрывшейюжный угол здания гарнизона, трех слипшихся в ком монет, среди которыхоказались антонинианы Валериана (253— 260 гг.) и Галлиена (253—268 гг.).
§ 2. Археологическиепамятники и экономика Тиры в I—III вв.
1. Строительные остатки ивещественный материал. В первых веках новой эры Тира значительно расширилась ирасполагалась на территории всей будущей средневековой крепости и прилегающих кней на юго-востоке кварталов современного города.
Наиболее полноепредставление о римской Тире дает раскрытый в северной части ЦР жилой ипроизводственный комплекс, занимавших"! северо-восточную часть древнегогорода, у восточного склона плато. Здесь на протяжении 30 м раскопана так называемая ул. Поперечная I (А) с расположенными по обеим ее сторонам остаткамибольших домов. Юго-восточнее улицы проходила оборонительная стенаэллинистического времени (№72), которая отделяла в это время жилые кварталы отримской цитадели.
Ул. Поперечная I (А)вымощен» почти во всю свою ширину прямоугольными массивными плитами изсеро-желтого известняка, уложенными поперек полотна. Эта вымостка служилаодновременно перекрытием расположенного вдоль улицы водостока, ложе и стенкикоторого также были выложены из крупных плит, а по краям и по стыкам последнихзабиты мелкими камнями и боем кровельных черепиц. Размеры плит, использованныхпри мощении улицы в строительстве водостока (до 2,5 м в длину и до 1 — 0,9 м в ширину), позволяют предполагать, что они были извлечены из частичноразобранных оборонительных стен предшествующего периода (102, с. 114, рис. 3).
Сильное разрушение краяул. Поперечной I со стороны лимана дает основание считать, что она продолжаласьдальше к северо-северо-западу, причем северный край водосточного канала лежитна 1,25 м ниже южного. Такое устройство способствовало быстрому сбросу воды ипрепятствовало заиливанию всей системы. Южный конец улицы, также сильноповрежденный, указывает, тем не менее, что она не продолжалась в этомнаправлении далее ул. Продольной I (В).
С востока и запада ул.Поперечная I была застроена прямоугольными домами, частично возведенными н»засыпанных подвальных помещениях эллинистического времени. Наиболее полноепредставление о домостроительстве, хозяйстве и быте зажиточных жителей Тирыдает восточный дом (№ III). Его южная сторона выходила на ул. Продольную I (В),продолжавшую функционировать и в римское время. Главный вход находился на ул.Поперечной I (А) и вел на узкий (11,5 X 2,7 м) дворик (№ 20), вымощенный небольшими известняковыми камнями с подсыпкой из амфорного боя. С юга, отделяясьпастадой или стеной с проемом, находился второй дворик (№ 14), выложенный такимиже камнями по утрамбованной глине. Функционально этот комплекс составлял единыйдвор, на который с севера выходила своим внутренним фасадом жилая часть дома.
В юго-западном углуузкого дворика (№ 20) открыта водосборная цистерна глубиной 2,5 м с дном и стенами, выложенными камнем. Вода поступала в цистерну по каменному желобу длиной 2 ишириной 0,2 и.
В одно из сохранившихсяпомещений (№ 21) с узкого дворика (№ 20) вел дверной проем шириной 1,25 м с порогом, за которым шло несколько ступеней вниз — пол помещения лежал на 0,2 м ниже вымостки дворика. Во втором строительном периоде проход во двор был заложен; находки вверхнем горизонте желтоглиняной засыпи включали орнаментированную насечкамикрасно-лаковую мисочку II—III вв. и тирасскую монету Адриана.
Во втором строительномпериоде с восточной стороны описанного помещения к нему было пристроено болеепросторное помещение (№ 22) площадью около 19 м2 (4,85 X 4 м). В завале камней и кровельной черепицы здесь были куски обугленного дерева, а подобвалом на полу найдены монеты Геты и Каракаллы. Самой интересной находкойоказался ком слипшихся монет, на которых лежали серебряная фибула, золотойперстень с изображением Гермеса па щитке и золотое кольцо в виде змеи. При расчисткеоказалось, что клад состоит из римских денариев (31 экз.), тирасских медныхмонет (149 экз.) и одного ольвийского тетрассария Септи-мия Севера, при которомчеканены все поздние монеты клада.
С юго-запада к узкомудворику (№ 20) примыкало небольшое (3,75 X 2,5 м) прямоугольное жилое помещение (№ 13), имевшее выход на другой дворик (№ 14). В нем найденозначительное количество краснолаковых и серо-глиняных кружальных обломков, фрагментовстекла, лепных сосудов, узкогорлых амфор, костяных шпилек. Здесь такжеобнаружен клад — небольшой красноглиняный сосуд, накрытый плоским камнем; в немнаходилось 60 монет — 5 денариев и 52 тирасские монеты; самые поздние из нихчеканены при Каракалле10.
К югу от дворика (№ 14)располагались помещения производственного назначения. В восточном помещении (№12) обнаружен круглый каменный чан (высота 0,4 м, нижний диаметр 0,45, верхний — 0,75 м при толщине стенок 0,12—0,1 м). С одной стороны в стенкечана было два небольших отверстия, расположенных по вертикали, а спротивоположной такие же отверстия располагались на одинаковом уровне в верхнейчасти стенки. Находки из засыпи обоих помещений (обломки узкогорлых амфор,черепиц, краснолаковых и стеклянных сосудов, монеты) позволяют датировать ихII—III вв.
К югу от помещения счаном были открыты две домницы для выплавки железа. Наличие в завале над печамикирпичей, глины, золы и кровельных черепиц показывает, что домницы находилисьпод навесом или даже в помещении. Лучше сохранилась южная домница (№ 171). Онапредставляла собой круглое в плане вместилище из хорошо обожженной глины,облицованное изнутри огнеупорными плитками из камней вулканическогопроисхождения: трапециевидные слитки плотно прилегали друг к другу, образуякотлообразную камеру глубиной более 0,5 м и диаметром от 1 м с несколькими сквозными отверстиями в нижней части. Выложенный из известнякового щебня и глиныпод находился на 0,25 м ниже подошвы ближайшей стены и от пего шел наружунаклонный сток с прочными каменными стенками (длина 1,25 м, ширина 0,4 м); в ложе стока были три небольших углубления (диаметром 0,15—0,17 м). Севернаядомница (№ 175) сохранилась хуже, плитки ее огнеупорной облицовки сдвинуты,многие распались под воздействием высокой температуры. При расчистке домницобнаружены приварившиеся к ним куски железа, уголь, зола; вблизи найдено многошлаков, обломки железных изделий.
Производственноеназначение имела также сохранившаяся в самом северном из открытых помещенийописываемого дома печь для обжига керамики (№ 182), овальная в плане (1,25—1,16м), сложенная из известняковых камней средней величины, обмазанных с внешнейстороны глиной. Печь состояла из нижней (топочной) части и частично разрушеннойобжигательной камеры с сохранившимся подом. Печь находит близкие аналогии вОльвии и на; Боспоре, предназначалась для обжига небольших сосудов.
Стены всех помещенийрассматриваемого восточного дома (№ III) сложены на глинисто-земляном раствореиз камней разной величины и покрыты глиняной обмазкой или штукатуркой; крыши,судя по содержимому завалов, были черепичными.
Не меньший интереспредставляет и западный дом (№ IV). В северо-восточной его части открытвымощенный плитками трапециевидный дворик (№ 10), куда, судя по широкомукаменному порогу в общей восточной стене фасада, вел вход с улицы (А). Кнебольшому дворику с севера и юга прилегают степы помещений, сложенные отчастииз хорошо обработанных плит из разобранных кладок построек эллинистическоговремени. Среди находок на территории дворика следует назвать жернов, обломкиузкогорлых амфор, верхнюю часть большой амфоры с надписью, выполненной краснойкраской, обломки краснолаковых и лепных светильников, стеклянных сосудов, двафрагмента арбалетовидных фибул. Особенно выразительна большая терракотоваяголовка Афины в шлеме (высота 0,083 м), найденная вместе с фрагментами грубойлепной посуды сарматского облика.
В засыпи дворика иприлегающего к нему с юга помещения (№ 8), сильно разрушенного строительнойактивностью золотоордынского времени, нет никаких следов производственнойдеятельности; в то же время здесь обнаружены фрагменты ошлакованной огнемкерамики, много пепла и углей, обломки кровельных черепиц. Все это создаетвпечатление, что перед нами жилая часть дома, погибшего, как и описанный вышевосточный дом, во время пожара.
Особенно характерно третьепомещение западного дома. Оно имеет в плане почти квадратную форму; площадь егооколо 30 м2. Западная стена помещения разобрана; в его северной частисохранился завал кровли. В верхнем слое завала находились камни от обрушившихсяверхних частей стен (до 0,7 м толщиной), а под ним скопление черепиц вперемешкус углями и золой (0,2 м). Среди черепиц и золы встречаются куски печины сотпечатками хвороста. Под черепицами сохранились остатки дубовых стропил и ихобшивки, покрытые слоем глины с отпечатками соломы. Положение остатков стропилпозволяет установить, что крыша была двускатной; черепицы укладывались поверхдощатого настила, опиравшегося на стропила.
В слое черепиц находилисьтри скульптуры из плотного мраморовидиого ивестняка — герма Диониса, рельеф сизображением сидящих мойр и статуэтка воина со щитом. Под завалом почти вцентре помещения оказалась возвышающаяся над уровнем пола на 0,15 м глиняная площадка с округленными углами (1 X X 0,9 м). Если принять во внимание упомянутыескульптуры и обнаруженные на полу обломки ритуальных сосудов (§ 17,3), следуетсогласиться, что возвышение служило домашним алтарем или жертвенником, апомещение (№ 24) имело культовое назначение.
На полу помещения подзавалом и отчасти на уровне его нижней части было найдено, как отмечено выше,несколько сосудов, поддающихся полному восстановлению. Это нижняя часть большойжелобчатой красноглиняной амфоры, целые узко и широкогорлые амфоры II—III вв. состатками проса и ячменя; процарапанные на одной из амфор буквы,— по всейвероятности, дата по тирасской эре, соответствующая 213 г. Здесь же найдены красноглиняный двуручный и серо-глиняный одноручный кувшины, краснолаковаячаша, два таких же светильника, несколько лепных горшков, а также стеклянные инастовые бусины, скарабей, керамические пряслица, железные гвозди, железнаядверная ручка, двусторонний костяной гребень, обломок зеркала сарматского типа.При этом поверхность многих сосудов имеет следы вторичного обжига при пожаре.Наконец, в северовосточной части помещения у возвышения находились частичеловеческого костяка с лежащим слева от него наконечником копья.
Обнаруженные в помещениипредметы вряд ли могли попасть в него в таком комплексе при обычных условиях.Складывается впечатление, что они были собраны в святилище в обстановке военнойугрозы. Дата разрушения дома была, по-видимому, близка к середине III в. Так,среди обломков амфор здесь найден фрагмент ребристой шейки амфоры споднимающимися над венчиком ручками; уточняет время разрушения домаединственная поддавшаяся очистке монета — тирасский тетрассарий СевераАлександра с позднейшей надчеканкой.
Западный дом делился, каки восточный, на жилую и производственную половину. Рядом со святилищем впросторном помещении под завалом черепицы в юго-западном углу обнаруженыостатки небольшой печи — каменное основание и опоры пода из сырцового кирпича,а в засипи — литейная форма и миниатюрный толстостенный лепной сосудик сосливом. Этот комплекс относится, скорее всего, к ювелирному производству. Уподошвы стены открыты две ямы, заполненные золой и фрагментами столовой посудыII—III вв. Стены этого помещения трехслойные, сложенные на земляно-глиняномрастворе из небольших, грубо обколотых и лишь частично подтесанных по фасадуизвестняковых плит и блоков в рядовой однорядной постелистой ложковой системе итолько косяки дверного проема в западное помещение облицованы подтесаннымиплитами вторичного употребления.
Переходя в расположенноек югу следующее помещение площадью 23 м2, мы снова встречаем следы производственной деятельности: хотя пол разрушен почти полностью, в северо-западнойчасти сохранились остатки печи и две небольших ямки, заполненные золой; ввосточной части помещения находились еще две зольные ямы. Описываемое помещениетакже погибло при пожаре: в верхней части засыпи открыт завал черепицы в желтомглинистом грунте, под которым находился I слой (толщина до 0,25 м) с явными следами огня. До этого уровня камень обрушившихся стен был выбран; стены сложенынебрежно и из плохо обработанного камня, но были покрыты глиняной штукатуркой. Вэтом помещении найдены обломки узкогорлых светло-глиняных амфор I—III вв., двацелых I краснолаковых светильника II—III вв. I (один с рубчатым орнаментом),красно-лаковый сосуд в виде лежащего барана, подписанный по сырой глине именеммастера (см Приложение рис. 4), обломки стеклянной посуды, керамическиепряслица, свинцовая пластинка. Под завалом черепицы находилась ручная каменнаямельница. Датировка рассматриваемого комплекса помещений уточняется монетныминаходками. В одной из зольных ямок последнего помещения находился римский асеимператора Клавдия с клеймом Тиры, а в засыпи другого найдена монетафракийского царя Реметалка. Это дает основание заключить, что перепланировка и застройкаэтой части города происходили в I в.
Юго-восточное изначительно разрушенное средневековыми вторжениями юго-западное помещениязападного дома также хранят следы производственной деятельности. В первом изних площадью более 25 м2 открыты остатки примыкавшей к южной стене круглой печидо 2,5 м в поперечнике; сохранились лишь каменное кольцевое основаниеглинобитных стен и под, выложенный целыми и фрагментированными керамидами; надвух из них имеются клейма V легиона. Устье печи обращено на север, и с этойстороны к ней подходит вымостка из камней, покрывавшая всю площадь помещения.
Время строительства печиопределяется использованием для вымостки пода черепиц V легиона — естественнопредполагать, что они нашли такое применение после вывода этого легиона изТиры. Однако в помещении прослеживаются следы более ранней строительнойдеятельности. К первому ее периоду следует отнести круглую яму Диаметром 0,451 м, со стенками, выложенными камнями и обломками черепиц; дно утрамбовано (глубина 0,5 м). Обложенная камнем горловина ямы выходила на уровень вымостки, на которой были обнаруженыфрагменты амфор, красно-лаковой импортной и сероглипяной керамики с лощеныморнаментом, обломки стеклянных сосудов и лицевая часть терракотовой статуэткивоина с подвесными конечностями; здесь же найдены шелуха зерен к обломокзернотерки. Во втором строительном периоде вымостка с ямой перекрытагалечно-жер-ствяным слоем (до 0,15 м), через который была прокопана новая яма,также вылоясенная камнями и, вероятно, также связанная с печью. Как и всоседних помещениях, все было перекрыто пожарищем и завалом черепиц.
В первом строительномпериоде западная стена помещения имела проем (шириной 1,1 м), заполченный впоследствии. Стены, сохранившиеся в некоторых местах до 12 рядов кладки,трехслойные, выложенные, как и в других помещениях рассматриваемого дома, наземляно-глинистом раствора по рядовой, но не всегда выдержанной одноряднойложковой системе из разномерных, слегка подтесанных камней. Северная и южнаястены помещения продолжаются к западу за створ поставленной впритык к нимзападной стены, образуя вместе с нею смежное юго-западное помещение западногодома. При разборке стен найдены фрагмент позднеэллинистического рельефа сизображением воина с кельтским щитом и покрытая разбавленным красным лакомголовка женской терракотовой статуэтки, выполненной в стиле римской портретнойскульптуры I — начала II в.
К южному фасадуописанного помещения сделана пристройка, от которой сохранился отрезок еевосточной стены, выходивший на ул. Поперечную I. От находившейся здесь печисохранился под, выложенный обожженными прямоугольными кирпичами трехстандартных размеров (0,34 X 0,14 X X 0,04 м, 0,23 X 0,14 X 0,04 м и 0,19 X 0,14 X 0,04 м), а по периферии — камнями и обломками черепиц. На одном из кирпичейеще до обжига было выцарапано изображение корабля. По контуру под обложенкамнями, на которых были возведены глинобитные стенки печи. На поду обнаруженонесколько почти не поврежденных сосудов, фрагменты керамики (в том числе амфорI—III вв.), а также куски обрушившихся вовнутрь глинобитных стенок печи сотпечатками прутьев, уголь и зола. Из пяти практически целых сосудов — двагоршка, светильник и миска лепные, пятый сосуд — сероглиняный с пролощенныморнаментом — изготовлен на гончарном кругу; все сосуды имеют сарматский облик.
В западном ряду помещенийэтого дома открыто только юго-западное помещение. Несмотря на вторжениесредневековых кладок, внутри помещения открыт завал черепиц; под заваломнайдены раздавленные крас-нолаковые сосуды III в.— одноручный кубок, двакувшина — и лепной сосуд с насечкой по венчику, орнаментированный ломанойлинией, а в других местах пола — венчик сероглиняного сосуда с пролощеннымлинейным орнаментом, несколько синих стеклянных бусин, а также обломкисветлоглиняных узкогорлых и красноглиняных широкогорлых амфор II—III вв.
2. Памятники хоры.Существование греческих городов всегда зависело от наличия и использованиясельскохозяйственной округи, в пределах которой размещались земельные участкиграждан. Римская администрация не могла не считаться с экономическойнеобходимостью, и эпиграфические памятники Истрии и Каллатии нагляднопоказывают, что установление границ городских территорий входило в обязанностилегатов. Одна из сильно поврежденных тирасских надписей позволяет предполагать,что аналогичные меры предпринимались и по отношению к Тире, но границызакрепленной за городом территории не поддаются определению. Судя поархеологическим находкам, тирасская хора II — начала III в. тянулась вдольберега Днестровского и Будакского лиманов от с. Удобное на севере до с.Приморское на юге; между этими крайними точками известно около десятка пунктовс остатками каменного домостроительства и фрагментами римских амфор; нанекоторых из поселений зарегистрированы монетные находки I—III вв.: денарийКаракаллы у с. Беленькое, денарии Веспасиана у сел Затока и Шабо, денарийАнтонина Пия на южной окраине Белгорода-Днестровского, две тирасские монетывремени Северов и клад римских денариев v с. Переможное, асе Адриана из с.Удобное. Особенно важны клады, содержавшие римские денарии вместе с монетамиТиры: такие находки — они известны у с. Выпасное и Шабо — позволяютпредполагать в указанных пунктах существование усадеб, принадлежавшихзажиточным гражданам.
К сожалению, большинствопамятников тирасской хоры римского времени известно лишь по данным разведок ипо случайным находкам. Однако в одном случае мы располагаем и материаламираскопок. Речь идет о поселении Молога II, расположенном на высоком обрывистоммысу в 15 км к северо-западу от Тиры. В ходе раскопок поселения и относящегосяк нему некрополя (1975—1978 гг.) открыты остатки каменных домов, отдельностоящая печь, зерновые ямы, четыре земляных склепа 1 и несколько грунтовыхпогребений. Вещевой материал поселения и могильника однороден и находитаналогии на многих памятниках южной части Пруто-Днестровского междуречья: этокерамические пряслица, каменные оселки, железные ножи, украшения из металла истекла, немногочисленные стеклянные I сосуды. Самым массовым материалом являетсякерамика — фрагменты узкогорлых светлоглиняных и красноглиня-ных амфор,краснолаковые тарелки и чаши, красноглиняные миски, светло-глиняные канфары. Напоселении и в некрополе имеется также гончарная и ленная сероглиняная посуда —столовые сосуды обычно с лощением, лепные горшки, миски и светильники. Весь этотматериал, а также найденный в культурном слое денарий Антонина Пия и поднятыена поверхности фрагмент монеты Фаустины младшей и тирасские монеты Коммода иГеты позволяют датировать памятник второй половиной I — первой половиной III в.По мнению исследователей памятника, он относится к дочерняховскому времени исвязан с позднескифской культурой; гето-фра-кийские традиции на материалахМоло-ги II не прослеяшваются, но среди лепной керамики имеются фрагменты,идентичные сосудам карпов.
3. Городское хозяйство иторговля. Строительные остатки и вещевой материал из раскопанного участкаримской Тиры дают основание для ряда заключений. Домостроительство истроительное дело во II — начале III в. переживали свой расцвет, отражая общийподъем хозяйственной жизни этого периода. Расширение площади городскойзастройки, появление больших домов, объединяющих жилые и производственныепомещения, использование местных строительных материалов — не только камня, нотакже обожженного кирпича и кровельной черепицы,— стандартизация размеровкерамических строительных материалов, сооружение монументальной водосточной системы— все это наглядно свидетельствует о сложившихся традициях благоустроенногогородского быта.
Открытые в ряде помещенийдомницы, печи для обжига посуды, печи неопределенного производственногоназначения, литейные формы и тигли, металлические изделия и шлаки, пряслица, атакже сами здания показывают, что во II — начале III в. в Тире существовали нетолько такие виды ремесла, которые обслуживают бытовые нужды населения, но иметаллургия, кузнечное дело, развитое и специализированное (изготовлениестоловой посуды, кирпичей, черепицы) гончарство, ткачество, косторезноеремесло, а также строительное дело и связанные с ним специальности. В то жевремя зерновые ямы, каменные жернова, керамическая тара с остатками горелогозерна, кости домашних животных свидетельствуют, что хлебопашество,виноградарство, скотоводство и рыболовство по-прежнему занимали существенноеместо в деятельности горожан и жителей близлежащих мелких поселков.
Обнаруженные в ходераскопок материалы дают представление о размахе и направлениях внешних торговыхсвязей Тиры. Подробный анализ наиболее массового керамического материала —амфорной тары — показывает, что в Тиру поступало в I—III в. десять типов импортныхамфор. Хотя не для всех типов и вариантов установлены центры их производства,можно предполагать, что амфоры из красно-оранжевой глины со слюдянымивключениями и со сложной рофилированными ручками происходят из ольвийскихмастерских, узкогорлые светлоглиняные амфоры с профилированными ручкамиизготовлялись в Малой Азии, а редко встречающиеся амфоры из розовой глины созначительным содержанием слюды и с шиповидными ручками следуют производственнымтрадициям италийских гончаров. За исключением этого последнего типа амфоростальные амфоры из Тиры находят аналогии среди материалов из других центровСеверного и Западного
Причерноморья. В Тиревстречают разнообразную краснолаковую посуду10, среди которойразличаются изделия малоазийских и подражавших им нижиемезийских мастеров, атакже предметы, вышедшие из мастерских Италии и римских провинций. В числепоследних следует упомянуть опубликованный Э. Р. Штерном бронзовый сосуд II —III в. в виде бюста юноши, группу мелких поделок египетского происхождения, стеклянныеизделия. К кругу импортов из центров Нижней Мезии необходимо отнестикрасноглиняные курильницы в виде вазочек со сложнопрофилированным венчиком (см.Приложение рис. 5), восстанавливаемые по обломкам массивные плоскодонные мискисо сливом (мортарии) с латинскими надписями, оттиснутыми специальным штемпелем,бронзовые украшения конской сбруи и шкатулок. Западное происхождение имеюттакже фибулы, литые стеклянные жетоны. Находят в Тире привозные терракоты,фигурные сосуды, посуду, пряслица и бусы из стекла, настовые бусы и т. п.Обращают внимание разнообразие импорта и однородность состава находок привозныхпредметов во всех раскопанных помещениях.
В конце I — начале III в.Тира была не только потребителем импортных товаров, но и поставщиком их для варварскойпериферии. Положение города на месте пересечения сухопутных дорог, морскогопути вдоль черноморского побережья и начального пункта крупной речноймагистрали превращало ее в один из центров транзитной торговли, и если черезТиру вывозили зерно и различные виды сельскохозяйственного сырья, то через неек племенам Поднестровья поступали светло-глиняные узкогорлые амфоры с вином иоливковым маслом, краснолаковая посуда, стеклянные изделия и римские монеты.Следует заметить, что Тира была не только проводником влияния римскойпровинциальной культуры в среду племен Поднестровья, но и сама подвергаласьвоздействию варварского мира. В быту населения отмечаются элементы местнойматериальной культуры. Это примитивные зернотерки и лепная керамика, сарматскиебронзовые зеркала, кружальные сероглиняные сосуды с лощением, простыесветильники. Следует назвать грубые скульптурные произведения — каменные фигурысидящей женщины и воина. Особенно показательна сероглиняная керамика спролощенным орнаментом: классификация этой посуды, отличающейся общностьютехнологических приемов изготовления и орнаментации и одностилыюстью всегооблика, дает возможность выделить открытые и закрытые миски, кувшины (вбольшинстве одноручные), тарелки. Они имеют много общих черт с керамикойЧерняховской культуры, но многие сосуды, повторяющие формы красноглинянойримской посуды, не находят аналогий на черпяховских памятниках; имеютсяразличия и в орнаментации. Многие из кружальных и лепных сосудов из Тирынаходят убедительные аналогии среди сарматской и гето-фракийской керамики изаставляют предполагать 'в рядах городского населения наличие выходцев изместной этнической среды.
Изученные домапринадлежали, очевидно, далеко не рядовым горожанам: они многокамерные, средняяплощадь помещений в западном доме достигает 25 м2, а отдельных комнат — более 30 м2. В восточном доме найдены чрезвычайно редко встречающиеся прираскопках античных городищ золотые и серебряные предметы и два клада монет, а взападном — скульптуры из мраморовидного известняка, художественные терракоты,фрагменты высококачественных краснолаковых сосудов, изготовленных в малоазийскихи германских мастерских.
К сожалению, надписиримской Тиры содержат мало материалов об экономике города. В нескольких сильнофрагментированных и не поддающихся связному переводу документах речь шла оподати или пошлине (ТЕЛ02), о торговле и торговых судах (ЕМПОР1А, NHE2EMIIOPIKAI), о трапезитах, занимавшихся различными денежными операциями, озолоте и серебре, под которыми подразумеваются золотые и серебряные монеты, оподделке или перечеканке (ПАРАХАРАГМА) монет, о наложении на них клейм(ХАРАКТНРН2), но связать эти разрозненные штрихи в достоверную картинуневозможно. Однако известно, что граждане Тиры пользовались определеннымиподатными льготами — правом беспошлинного ввоза товаров как для личногопотребления, так и для продажи (см. Приложение рис. 6).
Эти льготы были дарованыгороду «божественным Антонином», под которым следует подразумевать Антонина Пия(138—161 гг.); это подтверждается постановкой на тирасских монетах Антонина егоимени в винительном падеже, что должно было подчеркивать коммеморативныйхарактер эмиссии.
Монетное дело Тиры даетнекоторые основания для суждения об экономике города. Чеканка монеты быланачата при Веспасиане (69—79 гг.), продолжена при Домициане (81—96 гг.) ивозобновлена при Адриане (117—138 гг.). В последних случаях выпускалисьмонетные серии, причем каждый из трех номиналов (тетрассарий, дупондий, ассарий)имел в обоих случаях одинаковые изображения на реверсе. При Антонине, монетыкоторого отличаются особенным изяществом, появляется новый мелкий номинал(тригемиассарий). При Коммоде объем чеканки резко возрастает и в годы егоправления (180—192 гг.) было выпущено две серии монет, причем появляется новыйноминал (трессис), а также особые обозначения ценности на монетах трех старшихноминалов. Еще более возрастает объем монетных эмиссий при Септимии Севере(193— 211 гг.) и Каракалле (211—217 гг.), на тетрассариях которых появляютсяновые типы изображений. В последний раз Тира чеканит монету при СевереАлександре (222—235 гг.), но теперь выпускается лишь одна серия в составе трехпервоначальных номиналов.
Особенностью монетногодела Тиры на его первом этапе (до Коммода) было преобладание мелких монет; приСеверах, напротив, чеканятся по преимуществу тетрассарий. Следует добавить, чтопри Траяне (98—117 гг.) на монеты Домициана накладывались особые клейма (колос,виноградная гроздь), которыми узаконивалось обращение монет свергнутогоимператора. Судя по той же надчекаике колос на монетах Веспасиана и на ранеенадчеканенных клеймом TYP стертых монетах Клавдия, они еще находились вобращении в первых десятилетиях II в.
Тирасская медь следовалаобразцам, которыми служили для нее монеты Западного Понта. Это явствует нестолько из системы номиналов и содерячания монетных изображений, сколько изпреимущественного применения одного и того же типа реверса для каждого изноминалов, проявляющегося с полной отчетливостью в нумизматике Одесса. Изгородской чеканки Нижней Мезии заимствованы и появившиеся там при Коммодеобозначения большинства номиналов знаками ценности. Для мезийских городов такаясистема обеспечивала возможность обращения монет одного города во всех прочих центрах,но средние веса тирасских тетрассариев настолько отставали от соответствующихвесовых показателей западно понтийской чеканки, что о широком распространениитирасских монет на рынках Мезии не приходится думать.Медные монеты Тиры былимало приспособлены для крупных платежей, и в городе сравнительно ранопоявляется общеимперская монета, прежде всего денарии. Обращение их наряду сместной монетой иллюстрируется совместными находками в кладах из города и егоокрестностей. Денарии из кладов и из отдельных находок показывают, что притокэтих монет в Тиру начался не раньше Флавиев, возрастает при Адриане и достигнаибольшего уровня при Коммоде и Септимий Севере. Впрочем, в Тире известны имонеты поздних Северов, а также эфемерных императоров III в. до Галлиенавключительно. Большинство римских монет из Тиры являются денариями; известны,впрочем, два ауреуса (Нерона и Деция), а также разменные монеты — сестерции,дупондии, ассы. Приведенные ниже таблицы 1—2 суммируют данные о находкахримских монет I—III вв. в Тире и на ее хоре; эти данные группируются следующимобразом (во внимание приняты только экземпляры, происхождение и определениекоторых не вызывает сомнений):
а) из находок XIX — началаXX в.изданы: ауреус Нерона, сестерций Фаустины Старшей, денарий Антонина Пия 156 г. денарий Марка Аврелия 162 г., денарий того же императора 171 г., найденный Э.Р. Штерном в 1912 г., не определенная монета Севера Александра, ауреус Траяна Деция
б) из числа римскихмонет, найденных |при раскопках Тиры под руководством
Л.Д. Дмитрова и А.И.Фурманской, опубликованы субэратный денарий Веспасиана, асе Траяна, дупондииАнтонина Пия, денарий Юлии Домны плохой сохранности, денарий Плавтиллы, денарийСевера Александра, денарий Юлии Мамеи, антошшианы Клавдия Готского иДиоклетиана;
в) в кладах 1950 и 1958гг. содержалось 36 денариев; они принадлежат императорам от Нерона до Геты;находившиеся во втором кладе легнонные денарии Марка Антония обращались доначала III в.
г) в списке случайныхнаходок из Тиры указаны 10 денариев, антонипиан Диоклетиана, а также дваподражания.
д) при раскопках1963—1976 гг. найдены и опубликованы 30 римских монет от Клавдия доДиоклетиана;
е) в 1977—1983 гг.найдены два асса Клавдия с тирасским клеймом, денарии Адриана и Марка Аврелия(куплен в 1982 г.), асе Фаустины Младшей (78—221), антонинианы Гордиана III(77—276; 79—59), Гордиана или Требониана Галла (79— 93), Филиппа Младшего(79—1; 79—86), Траяна Деция (77—57) и Гостилиана (78—22). К этому следуетприсоединить драхму Септимия Севера, чеканенную в Кесарии Каппадокийской (79—185) — эти монеты обращались на Востоке империи наравне с денариями— и двасильно изношенных сестерция II в. (Траян или Адриан и Марк Аврелий или Коммод —77—69 и 98);
ж) следует учесть такженаходки на хоре, указанные в тексте.
Монеты Тиры обращалисьвместе с римскими денариями на поселениях ти-расской хоры и проникали за еепределы. Не касаясь здесь монет Домициана, Септимия Севера и Каракал-лы,найденных в святилище Ахилла на Левке, и неопределенных указаний на находкутирасских монет II в. на территории бывшего Аккер-манского уезда, следуетназвать монету Антонина Пия из с. Желтый Яр Татарбунарского р-на. Ораспространении монет Тиры на восток свидетельствует небольшой клад изОвидиополя, с., отдельные находки оттуда же, из долины р. Барабой и из Одессы,а также находки на Тендре.
§ 3.Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры
1. Этнический исоциальный состав населения. Уже в самом начале исследования Тиры былоправильно отмечено, что в городе проживали как «коренные граждане», так и люди,которые «не пользовались правом местного гражданства», но определение общегоколичества населения и соотношения числа граждан, прочих свободных и рабоввозможно лишь предположительно. Учитывая возрастающее количество посудысарматского и гетского облика и принимая во внимание сообщения античных авторов,непосредственно знакомых с положением территориально близких греческих городовв I в., можно предполагать количественный рост местного населения и в римскойТире; однако небольшие размеры раскрытого раскопками участка городскихкварталов и случайный характер находок на некрополе дают возможность лишьконстатировать наличие среди горожан зажиточной прослойки, не раскрываяособенностей социальных противоречий. Поэтому не подлежащее сомнению делениежителей города на «греков, римлян и варваров, свободных и рабов, уроженцевгосударства и иностранцев, граждан государства и тех, кто только пользовалсяего покровительством» не получает на тирасском материале достаточнойконкретизации.
Немногим более сведенийдают эпиграфические документы. Надписи сохранили только имена, не всегдаоднозначно свидетельствующие об этнической принадлежности своих носителей.Кроме того, эти имена принадлежат только полноправным гражданам, притомпринимавшим активное участие в муниципальной жизни; наконец, полиэтничностьимен далеко не прямо отражает подлинную этноструктуру популяции. Но при всемтом нельзя не отметить, что среди архонтов, булевтов и верхушки граждан. Тирынаблюдается значительное разнообразие антропонимических данных; здесь мынаходим граждан, носящих правильно образованные трех или двусоставные римскиеимена,— например, Публий Элий Каль
Марка Аврелия (куплен в 1982 г.), асе Фаустины Младшей, антонинианы Гордиана III, Гордиана или Требониана Галла, ФилиппаМладшего, Траяна Деция и Гостилиана. К этому следует присоединить драхмуСептишя Севера, чеканен-ную в Кесарии Каппадокийской — эти монеты обращались наВостоке империи наравне с денариями— и два сильно изношенных сестерция II в.(Траян или Адриан и Марк Аврелий или Коммод следует учесть также находки нахоре).
Монеты Тиры обращалисьвместе с римскими денариями на поселениях ти-расской хоры и проникали за еепределы. Не касаясь здесь монет Домициана, Септимия Севера и Каракаллы,найденных в святилище Ахилла на Левке, и неопределенных указаний на находкутирасских монет II в. на территории бывшего Аккерманского уезда следует назватьмонету Антонина Пия из с. Желтый Яр Татарбунарского р-на. О распространениимонет Тиры на восток свидетельствует небольшой клад из Овидиополя, отдельныенаходки оттуда же, из долины р. Барабой и из Одессы, а также находки на Тендре.
§4 Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры
1. Этнический исоциальный состав населения. Уже в самом начале исследования Тиры былоправильно отмечено, что в городе проживали как «коренные граждане», так и люди,которые «не пользовались правом местного гражданства», но определение общегоколичества населения и соотношения числа граждан, прочих свободных и рабоввозможно лишь предположительно. Учитывая возрастающее количество посудысарматского и гетского облика и принимая во внимание сообщения античныхавторов, непосредственно знакомых с положением территориально близких греческихгородов, рост местного населения и в римской Тире; однако небольшие размерыраскрытого раскопками участка городских кварталов и случайный характер находокна некрополе дают возможность лишь констатировать наличие среди горожанзажиточной прослойки, не раскрывая особенностей социальных противоречий.Поэтому не подлежащее сомнению деление жителей города на «греков, римлян иварваров, свободных и рабов, уроженцев государства и иностранцев, граждангосударства и тех, кто только пользовался его покровительством» не получает натирасском материале достаточной конкретизации.
Немногим более сведенийдают эпиграфические документы. Надписи сохранили только имена, не всегдаоднозначно свидетельствующие об этнической принадлежности своих носителей.Кроме того, эти имена принадлежат только полноправным гражданам, притом принимавшимактивное участие в муниципальной жизни; наконец, полиэтничность имен далеко непрямо отражает подлинную этноструктуру популяции. Но при всем том нельзя неотметить, что среди архонтов, булевтов и верхушки граждан Тиры наблюдаетсязначительное разнообразие антропотомических данных; здесь мы находим граждан,носящих правильно образованные трех- или двусоставные римские имена — например,Публий Элий Кальдурний, Флавий Юлиан, Элий Луций, Коккей Валент, Валерий Руф,—носителей чисто греческих или варварских имен, сохраняющих эти последние какримский cognomen,— таковы, к примеру, Тиберий Клавдий Антисфен, АврелийГераклид или Аврелий Фордигал. Наряду с ними среди граждан немало лиц, носящихчисто греческие имена с такими же патронимиками — это Гиероним, сын Артемидора,Теодор, сын Боэта, Мака-рий, сын Артемидора и некоторые другие греческое имя слатинским патронимиком носил Каллистрат, сын Силия, а с «варварским» —Дионисий, сын Писка. С другой стороны, имеются носители римских имен,соединяющихся с греческими, латинскими или фракийскими отчествами — этоВалериан, сын Понтика, Сетумий, сын Гиеросонта, Луций, сын Сатурнина, Валерий,сын Бассиана, Кесарь, сын Зуры. Встречаются, наконец, лица со скифо-сарматскимилибо неопределенно-варварскими именами и патронимиками — Пидан, сын Питфарнака,Абрипия, дочь Фордигала — или даже носители варварских имен с чисто греческимипатронимиками, как Мади-ни, дочь Артемидора.
Несмотря на пестроту икажущуюся беспорядочность тирасских антропонимов II — III вв., они все же указываютна явное преобладание греческих традиций в быту населения. Это выражается и вколичественном перевесе греческих имен и в том, что не только варвары, но иносители римских имен образуют патронимики на греческий лад. Было бы, однако,неосторожно заключать, будто греки составляли «основную, преобладающую частьнаселения»; во всяком случае из пяти известных женских имен высшей прослойкитирасских граждан три имени — Абриния, Мадагава, Мадини являются варварскими, итолько два — Дионисия и Лафаеия — принадлежат к числу греческих.
Еще менее можнополагаться на личные имена при определении реального присутствия римлян в этомдальнем форпосте империи — принятие римского имени было своеобразнымпоказателем социального статуса и не может рассматриваться как указание напроисхождение. Разумеется, среди солдат и командиров расположенного в Тирегарнизона могли быть уроженцы Италии, но в каждом отдельном случае это можнолишь предполагать. Следует добавить, что фрагментированные в большинствелатинские надписи из Тиры не дают возможности установить, наблюдался ли и здесьпроцесс приобщения римских воинов и вышедших в отставку ветеранов к кругуинтересов и забот местных жителей, процесс их сращивания с повседневнымипроявлениями муниципальной жизни и вступления в число граждан. Во всяком случаенадписи в честь Траяна, Антонина Пия и Септимия Севера исходят только оттирасского гарнизона. Единственный источник, позволяющий догадываться осближении военнослужащих с верхушкой городского населения,— явлении, хорошоизвестном в истории римских провинций,— относится к сравнительно позднемувремени. Речь идет о латинской надписи, найденной в конце XIX в. в развалинахЭска. Памятник воздвигнут в годы правления Элагабала (218— 222 гг.) в честьнекоего Тита Аврелия Флавина. Последний, будучи по рождению римским гражданином(в документе указаны не только имя отца, по и триба), отличился в сражениях идослужился до должности примипилярия; со времени Септимия Севера эта должностьсчиталась всаднической и открывала путь к высшим военным постам. Поселившисьпосле увольнения в отставку в родном Эске, Флавии стал патроном одной изремесленных коллегий и председателем совета, а также занял место в советахнескольких других городов — Маркиано-поля, Дионисополя и Тиры в Нижней Мезии,Аквинкума в Нижней Паннонии и даже «города тунгров», т. е. Атуатуки в НижнейГермании. В чем конкретно выражались отношения этого заслуженного ветерана кгороду Тире мы, к сожалению, не знаем, но из того факта, что памятник в Эскебыл поставлен ему одним из членов тирасского совета, можно с некоторымоснованием заключать, что Флавии проявил себя в качестве активного гражданинаТиры и что он проживал в этом отдаленном городе или, во всяком случае, посещалего.
Антропонимическийматериал лишь с большой осторожностью может привлекаться для характеристикисоциального статуса носителей тех или иных личных имен, однако обращает на себявнимание отсутствие в Тире подлинно аристократических имен, традиционныхисключительно в узком кругу семей, имевших основание гордиться древностью изнатностью своего происхождения. В то же время встречаются «династические»имена римских императоров — Флавий, Коккей, Элий, Аврелий. В особенностипоказательно последнее имя — Аврелиями назывались, в частности, все свободныежители империи, получившие гражданские права в силу известного законаКаракаллы.
2. Политический строй. Вримское время Тира была провинциальным городом с значительными остаткамиавтономии и демократических порядков. Юридически Tyranorum civitasрассматривалась во II—III вв. в составе империи как civitas libera et immunis —она сохраняла свою территорию (XQPA), право гражданства (ius civitatis), своизаконы (leges) и постановления.Город по-прежнему возглавлялся архонтами,продолжали функционировать совет и народное собрание. Коллегия архонтовсостояла, по-видимому, из прота, являвшегося эпонимом, и трех членов;упоминается также городской секретарь. Важные документы скреплялись печатямиархонтов, эйсегета (лица, внесшего проект постановления в народное собрание) ичленов особой группы, которая в единственном известном случае состояла из 15членов. Наконец, город имел свою собственную эру, чеканил разменную бронзовуюмонету, располагал собственными средствами (AHMOSIA) и сохранял правобеспошлинной торговли (immunitas), находясь при этом под контролем таможенныхвластей Иллирика. Все эти признаки полисной автономии оказываются, впрочем,далеко не безусловными. Нельзя забывать о постоянном присутствии в Тиреримского гарнизона и о том, что дарованные гражданам привилегии находились подпостоянным надзором легата провинции. Если вспомнить, что особая тирасская эрабыла связана со включением города в состав Римской империи, а на монетах Тирысо времени Флавиев неизменно помещались изображения и имена императоров, топридется признать, что защита и покровительстве со стороны Рима были купленыцепок серьезного ущемления и ограничение суверенитета Тиры. Это, впрочем, неявлялось исключением по сравнении к с другими провинциальными городами и вполнесоответствовало интереса верхушки гражданской общины, укреплявшей под властьюРима свое имущественное и социальное лидерство внутрь города, сохранявшейполную возможность распределять в своем кругу награды и должность, выступать софициальными заявлениями о своей благонамеренности и покорности пере;императорами, которых тирасские граждане, как, впрочем, всех другихпровинциальных городов, льстиво именуют «повелителями земли и моря».
При изучениисохранившихся эпиграфических документов можно убедиться в том, что автономияТиры в составе Римской империи была призраком подлинной независимости, агосударственный строй города все более отходил от традиционных демократическихпорядков. Антидемократичным является по существу уже выделение должностей прота(первого архонта) и городского секретаря. Не лишено значения также, что теперьвсе существенные постановления городских властей скреплялись печатями архонтов,эйсегета и небольшой группы граждан, не принадлежащих к числу магистратовданного года. Эти граждане, можно полагать,— бывшие магистраты,— принадлежали квысшему слою сословия декурионов (ordo decurionum) и вносились в особый список(album); они являлись булевтами (членами совета) и обладали авторитетом,зависевшим как от их богатства, так и перед римской администрацией; в этугруппу входили, например, заслуженные ветераны. Выделение такой прослойкиуказанного периода и предоставление ей фактического контроля над городскимиорганами власти являлось несомненным ограничением демократии.
3. Культура и религия.Касаясь культуры и религиозных верований римской Тиры, приходитсяконстатировать отрывочность и недостаточность имеющихся материалов. Донастоящего
времени в Тире не открытони одного храма; уцелевшие строительные надписи настолько фрагментарны, что вдвух случаях невозможно установить, какое именно сооружение — портик, алтарьили храм — было посвящено, а в остальных угадываются лишь самые неопределенныенамеки на храмостроительство. Не содержит эпиграфический архив римской Тиры ипосвящений божествам от магистратов или культовых объединений, так что орелигии граждан в 1 — III вв. приходится судить преимущественно по монетнымизображениям. Среди последних выделяется фигура восседающей на троне богини скалафом на голове, с венком, чашей или маленькой фигурной крылатой Ники впротянутой правой руке. Тимпан, на который богиня опирается в большинствеслучаев левым локтем или держит в левой руке, и один или два льва у тронахарактеризуют это божество как малоазийскую Кибелу; этому не противоречит изамена в некоторых случаях калафа башенным венцом. Различия в деталях непозволяют видеть в этом изображении на монетах Антонина Пия и последующихимператоров воспроизведение культовой статуи, но на монетах Домициана и АдрианаА. Н. Зограф предполагал изображение статуарного оригинала.
Монетные изображения стаким же постоянством указывают и на культ римского Геркулеса. Последнийизображается обнаженным, с палицей в опущенной правой руке, с одним или тремяяблоками в левой, через которую перекинута львиная шкура. В зависимости отоблика правящего императора Геркулес изображается бородатым или безбородым, чтоподчеркивает проримский характер всего типа.
Из других монетных типов,постоянно повторяющихся на монетах римской Тиры, следует выделить изображениястоящих богинь Афины. Каждая изображена со своими атрибутами — шлем, копье ищит для Афины, башенный венец, рог изобилия и рулевое весло для Тихи — исоответствует установившейся задолго до этого времени иконографии; близкиеизображения имеются, в частности, на монетах других городов Нижней Мезии. ПриСеверах на монетах Тиры появляются и другие божества — Деметра Дионис, Гермес.Ника, женская фигура со скипетром и чашей в руках. Гера, речное божество(тирасское) с изливающей воду урной. Особняком стоят изображенияпредставленного в виде юноши в венке римского сената, орла и наконец, героизированногоимператора на скачущем или торжественно выступающем коне.
Наблюдения над монетнымиизображениями дополняются другими данными. Так, перстни с резными камнямиговорят о почитании Зевса, Кибелы и Гермеса, гермы Диониса и Приапа подтверждаютсуществование культа этих богов, и лишь об Аполлоне материалы Тиры не даютсведении. Возможно, это связано с тем, что ведущее место в пантеоне города вI—III вв. принадлежало Афине. Об этом свидетельствуют посвятительные граффититерракотовая голова богини в шлеме, обломок торса небольшой мраморнойстатуэтки, являвшейся, по-видимому, репликой более раннего образца. Богиня сосвоей священной спутницей, совой представлена стоящей у алтаря также накерамическом штампе, найденном в 1972 г.
Религиозные представленияжителей римской Тиры не имели чисто эллинского пли римского характера, ноотличались характерным для этой эпохи синкретизмом. В этой связи следуетназвать случайную находку у лимана нескольких египетских пастогых амулетов:фигурок Озириса, Беса, богини Секет (с кошачьей головой), двух скарабеев,нескольких бус, из которых одна в форме головы животного со вставленным чернымглазом. Находка датируется александрийской монетой с изображением одного из римскихимператоров I в. н. э. О почитании египетских богов свидетельствует такжеграффити с упоминанием Исиды. О проникновении в Тиру фракийских культов можносудить по каменным плиткам с изображениями бога-всадника, широкораспространенным по всей северной части Балканского полуострова; особенноблизкие параллели можно указать в Добрудже. В соседней Мезии находят аналогиитакже рельефы с изображениями Артемиды-охотницы и мойр — богинь судьбы. К этомуже кругу верований относится культ Ахилла Понтарха, участие в котором гражданТиры удостоверяется находками тирасских монет I —III вв. на посвященных культуАхилла святилищах на Левке и на Тендровской косе. Посвящения с изображениямифракийского всадника исходили, вероятно, от воинов римского гарнизона. Их специфическиеверования также отражают посвящения Tempori Bono — доброму гению-покровителю,—и особенно обетный алтарь из местного известняка, поставленный в честь«непобедимого» Митры римским военным моряком. Посвящения иранскому богу Митреот имени воинов многочисленны, в том числе в Придунайских провинциях;встречаются они и в Херсонесе. В Тире найдена и небольшая мраморная статуэткаГигиеи — по-видимому, часть группы, изображавшей ее вместе с Асклепием.
Своеобразную чертурелигиозных верований жителей Тиры ярко выражают находки в домашнем святилищеописанного выше восточного дома. В центре помещения находился невысокийглинобитный жертвенник или алтарь, а в засыпи найдены упомянутые вышескульптуры и два красноглиняных одноручных горшочка с нанесенной белой красксис надписью («пей, радуйся!»). Такие горшочки употребляли при отправлениизаупокойных обрядов, отражавших синкретические представления о загробной жизни.Подобные представления выражают и изображения на золотой диадеме, происходящейиз тирасского некрополя. Особого внимания заслуживают культовые предметы,связанные с местными жителями и их религиозными верованиями. К их числупринадлежит грубо высеченная известняковая фигура неизвестного женскогобожества другое подобное божество изображает терракота стоящей женщины, одетойв овечью шкуру. Не исключено также, что обнаруженная в завале домашнегосвятилища известняковая статуэтка опирающегося на щит варварского воина,найденная вместе со скульптурами божеств (Диониса, мойр), представляет образнеизвестного бога или героя, пользовавшегося почитанием в среде соседей Тиры.Впрочем, процесс религиозного синкретизма был, по-видимому, двусторонним —культ Кибелы, столь популярный в Тире, проникает отсюда в среду племенДнестровско-Прутского междуречья. Из этих немногочисленных и отрывочных данныхвидно, что религиозные представления населения римской Тиры не отличалисьособенной яркостью и самобытностью; они вполне соответствовали положениюнебольшого провинциального города, расположенного у границ империи. Слабыеследы культа речного бога Тираса не являются в этом отношении чем-либооригинальным и находят аналогию в представлениях и обычаях другихпровинциальных городов, расположенных вблизи устьев или в долинах рек. Невызывает удивления и появление в Тире фракийских, иранских и египетских культов— религиозный синкретизм является одним из характерных признаков духовной жизнинаселения Римской империи.
Памятники религиознойскульптуры, находимые в городе, терракоты и фигурные сосуды создаютпредставление об эстетических вкусах верхушки тирасских граждан, но будучипредметами импорта не вполне выражают уровень художественной культурыгородского населения. В этом отношении более показательны наблюдения надмонетами Тиры, которые чеканились на местном монетном дворе. Здесь мы находимсущественную разницу между монетами Флавиев и Адриана и монетами Антонина Пия,Коммода и Северов. Фигура восседающей на троне богини на тетрассариях Домицианаи Адриана исполнена грубо и схематично, изображения обоих императоров не отличаютсяпортретным сходством, надписи вырезаны небрежно (в особенности на монетахАдриана). В отличие от этого монеты Антонина принадлежат к числу лучших образцовпровинциального монетного искусства — это относится и к фигурам божеств (сидящаяКибела, стоящие Афина со щитом и копьем, Геракл с палицей), и к императорскимпортретам. Несколько свободнее работали резчики монетных штемпелей обеих серийКоммода, изображения которого выдержаны в духе реалистических традиций.Обильные эмиссии северовского времени не вполне однородны по своимхудожественным достоинствам, но императоры и их родственницы представлены (за исключениемодного из штемпелей с портретом Каракаллы) выразительными, уверенными чертами, аизображения божеств, хотя и выполнены в несколько суховатой манере, не уступаютаналогичным изображениям на современных им монетах городов балканских провинцийили Малой Азии. Если предположить, что на тирасском монетном дворе моглиработать приезжие мастера, все же нумизматические памятники Тирысвидетельствуют о прочных художественных традициях города. Из числа найденных вТире произведений нерелигиозной скульптуры выделяется колоссальная исравнительно неплохо сохранившаяся статуя из известняка, изображающая какое-тозначительное лицо. Об этом говорят богатые доспехи, осанка, качество исполненияи, наконец, сам размер памятника. Он был предназначен для помещения на площади,и притом так, чтобы для обозрения была доступна преимущественно фронтальнаясторона. К сожалению, черты изображенного сильно пострадали, но при всем томего сходство с портретными статуями Адриана не подлежит сомнению. Это сходствони в чем, впрочем, не переходит в тождество и не означает, что перед намистатуя императора — этому противоречит фракийский шлем у ног изображенного. Нои шлем, и украшенный накладными рельефными изображениями звериных и птичьихголов пояс дают возможность предполагать в изображенном одного из легатовНижней Мезии. О том, что в провинциальных городах существовали скульптурныеизображения наместников, известно из надписей на базах их статуй, которых,насколько нам известно, в Мезии и Фракии не обнаружено.
Следует упомянуть инебольшую, грубо исполненную мраморную статуэтку, изображающую охотника вхламиде (Мелеагра), прислонившегося к стволу дерева, на котором подвешен убитыйзаяц, вероятно, копию оригинала эллинистического времени.
Заслуживает внимания инайденная в упомянутом домашнем святилище статуэтка, изображающая воина или,быть может, местное мужское божество. Несмотря на некоторый примитивизмисполнения, характерный и для упомянутой выше фигуры неизвестного женскогобожества, она важна как свидетельство о пребывании в городе не только мастеров,работавших в соответствии с античными канонами, но также из числа местногонаселения, стремившихся сохранить своеобразные приемы изобразительногоискусства и особые сюжеты, далекие от официальной монументальности культовыхстатуй или изображений императоров.
§5 Исторический очерк Тиры (86—214 гг. н.э.)
С момента включения Тирыв число городов Мезии она разделяет судьбы последней, но недостаток источниковне позволяет подробно проследить политическую историю города со времениразделения Мезии на две провинции в 86 г. и до первого крупного столкновения римлян с варварами в 214 г. в непосредственной близости от города. Внекоторых фрагментированных надписях содержатся, правда, упоминания военныхкораблях и моряках, о воинах, о боевом строе или лагере, даже возможно, онападении врагов, но документы настолько повреждены, что отнести подобныеуказания к каким-либо историческим событиям нельзя.
Разделение созданнойпервоначально как единое целое провинции Мезии на Верхнюю и Нижнюю было тесносвязано со всей военно-политической обстановкой на Нижнем Дунае в 70-х годах1в. Во время этого мирного десятилетия, как можно полагать, завершается процессскладывания державы данов, богатые земли которых давно привлекали римлян. Сначала правления Домициана (сентябрь 81 г.) в Мезии начинают сосредоточиваться римские войска, и даки решились предупредить готовящееся нападение: зимой85/86 г. они: перешли Дунай, разгромили римскую армию и убили легата МезииОппия Сабина, бывшего в 84 г. ординарным консулом вместе с императором.Последний прибыл в Мезию и поручил ведение боевых действий префектупреторианцев Корнелию Фуску, который вытеснил даков на левый берег Дуная, нобыл окружен и уничтожен со своими войсками в Дакии. Во время этих событийвыдвинулся дакийский предводитель Декебал, потерпевший, впрочем, в дальнейшемпоражение от римского военачальника Теттия Юлиана. В 89 г. был заключен мир, и хотя Домициан торжественно отпраздновал триумф, по свидетельству КассияДиона римляне согласились выплачивать Декебалу субсидии. Освобожденная отнеприятелей Мезия еще до гибели Фуска была разделена на две самостоятельныепровинции, и Тира оказалась с этого времени в составе Восточной — Нижней поримской терминологии — Мезии. Нет необходимости излагать дальнейший ходДакийских войн при Траяне, завершившихся к 106 г. подчинением страны и организацией на ее территории провинции Дакии. О роли Тиры во время этихсобытий можно судить по тому, что эмиссия монет была прекращена, а в концеправления Траяна в городе стоял римский гарнизон — вексиллатион V легиона иприсоединенные к нему вспомогательные отряды. Начальник этого отряда воздвиг отимени легата Нижней Мезии Помпея Фалькона, участника Дакийской войны, почетнуюнадпись в честь императора.
Если упомянутоепосвящение является делом римского гарнизона, то это не означает, что верхушкатирасских граждан не разделяла чувств и настроений воинов. Осенью 117 г., когда только что вступивший на престол Адриан поспешил из Малой Азии, где его засталоизвестие о смерти Траяна, в Дакию, откуда поступали тревожные известия.о полыхволнениях среди задунайских племен, граждане Тиры откликнулись установкойстатуи нового императора с верноподданической надписью. По расчетам современныхисследователей, Адриан прибыл па берега Нижнего Дуная в ноябре 117 г. и оставался здесь до лета 118 г., когда онг узпав о заговоре в Риме, двинулся через Иллирик встолицу. Зная любознательность Адриана и его страсть к путешествиям, можносогласиться с предположением, что если не в этом году, то во время пребыванияна Дунае в 123/124 гг. император посетил Тиру, и вполне вероятно, что во времяодного из этих посещений в городе была возобновлена чеканка монеты,приостановленная в годы Дакийских войн.
Во времена Антонина Пия вположении Тиры произошли некоторые изменения — этот император подтвердил правотирасских граждан на льготы при ввозе и вывозе облагаемых пошлинами товаров;поскольку при этом упоминается имя легата Нижней Мезии Антония Гибера,подтверждение доляшо быть отнесено ко времени его наместничества, то есть к138—139 гг. С этим следует связывать и особые почести, декретированные городомв адрес императора; при этом впервые в практике тирасского монетного двора намонетах появляется изображение наследника престола Марка Аврелия. В честь обоихносителей верховной власти известны и латинские посвятительные надписи от именитирасского гарнизона. Из этого, разумеется, не приходится заключать будто Тиратолько при Антонине вошла в состав провинции Мезии.
При преемниках АнтонинаРимская империя все более и более приближается к кризису, что выразилось, междупрочим, и в ухудшении положения на ее северных границах. К сожалению, мы нерасполагаем данными о том, как отразились на жизни города и окружавших егоплемен события, связанные с Маркоманнскими войнами (166 —180 гг.). Главнымтеатром военных операций в этот период был среднедунайский участок лимеса иосновная тяжесть ведения войны легла на плечи легионов Ноника, Паннонии иотчасти Дакии 1167, но и расположенные в обеих Мезиях войска должны быливыделять отряды на помощь действующим армиям, а V легион с конца 60-х годов IIв. был, как отмечалось, в полном составе переведен в Потаиссу. Одновременноотряды дунайских легионов принимали активное участие и в войнах Луция Вера наВостоке против парфян. Все это значительно облегчало немирным соседям империиих нападения на нижнедунайском участке границы; надписи из Трезмиса и изокрестностей Измаила на Дунае показывают, что наместник обеих Паннонии, зятьимператора Марка Аврелия Клавдий Помпеян контролировал боеготовностьнижнедунайского лимеса. Эти мероприятия оказались, впрочем, не особенноэффективными, что проявилось еще при Марке во время войны с костобоками. Этоплемя, обитавшее в Прикарпатье и входившее в большой племенной союз, вступившийв борьбу с Римом, вторглось в 170 г. на римскую территорию (примерно в районевпадения Сирета в Дунай). Затем мы находим сведения об их продвижении черезДобруджу, где, по-видимому, костобоки не встретили сильного сопротивления, апосле этого устремились на юг, перевалили главный Балканский хребет, пересеклиФракию, Македонию и достигли Аттики. Здесь этот набег завершился, и костобокивернулись на свою территорию, где вскоре были разгромлены вандалами.
Сохранение римскихпозиций на Нижнем Дунае потребовало уже при последних Антонинах значительногонапряжения военного потенциала и немалых организационных усилий. О положенииТиры в это время известно, что в годы правления Марка Аврелия (161—180 гг.)город не выпускал монет, но пошлинные привилегии граждан были сноваподтверждены, функционировали все органы власти. При первых Северах городпереживает временный подъем. Раскопки позволяют судить о продолжающемсястроительстве, Септимию Северу (193— 211 гг.) и его сыновьям посвящается,— бытьможет, в связи с пребыванием императора в Нижней Мезии в год его совместногоконсульства с Каракаллой в 202 г. — монументальный алтарь с надписью, и тогдаже появляются две серии монет, явно носящие парадный характер. В дальнейшемобъем монетной чеканки был снова увеличен. Это обстоятельство несвидетельствует о расширении рыночных связей и может расцениваться, как иувеличение выпуска монеты Маркианополя, Никополя и греческих городов Добруджи,как мероприятие, связанное со всей финансовой политикой империи: изменениесистемы анноны и значительное увеличение оплаты воинов, отразившиеся наположении населения провинции, заставляют римскую администрацию расширятьчеканку городской меди, необходимой для облегчения расчетов гарнизонных солдатна рынке. Впрочем, рост дороговизны и замена денария антонинианом, а затемкатастрофическое обесценение последнего приводят в середине III в. кповсеместному прекращению локальных эмиссий.
Ухудшение положенияпровинциальных городов прослеживается и по надписям Тиры. В том же 202 г. ей пришлось испытать ограничение столь существенной функции городских властей как правопредоставления гражданских прав. В рескриптах Септимия Севера и его сына на имяОвиния Тертулла, занимавшего пост легата Нижней Мезии в 198—202 гг.,подчеркнуто чтобы впредь постановления о принятии в число граждан были предоставляемына благоусмотрение влиятельнейшего правителя провинции» и в соответствии с этим«влиятельнейшему легату и другу» императоров надлежит подтверждатьсоответствующие постановления городских властей «особым декретом». Хотя такоевмешательство во внутренние дела города мотивируется чисто фискальнымисоображениями, оно тем не менее становится нормой, ущемляющей правовуюактивность городских органов власти. Свобода от пошлин, ранее установленная дляграждан Тиры, также ставится при первых Северах под строгий контрольадминистрации: беспошлинность формально признается, но граждане, пользующиесяэтим правом, должны помнить о необходимости предъявлять товары надлежащимвластям, «по прежнему обычаю, для различения подлежащих оплате пошлинойтоваров».
Являясь одним из дальнихгородов Нижней Мезии, Тира поддерживала с другими провинциальными центрамитесные отношения; оттуда поступали произведения скульптуры, керамика,металлические изделия. Известны и случаи обнаружения в Тире псевдоавтономнойтомитанской монеты I — II вв., монеты Никополя-на-Истре времени Септимия Севераи плохо сохранившейся монеты одного из городов Нижней Мезии. Связи Тиры спровинцией прослеживаются и в неэкономической области — во времена Северовзаслуженный ветеран Аврелий Флавии, уроженец Эска, был членом тирасскогосовета, а его коллега по должности воздвиг в его честь алтарь. Тирасскийгражданин Аврелий Гераклид в эти же годы хоронит в Одессе своего скончавшегосясына, другой гражданин Тиры Аврелий Фордигал устанавливает в том же Одессенадгробный памятник своей дочери; вышедшей замуж за одессита. Нелишне отметить,что вместе с большой группой балканских, малоазийских и северопонтийских городовТира принимает участие в чествовании ольвиополита Теокла; с другой стороны, дванеизвестных по именам тирасских гражданина были в разное время удостоеныпочетных декретов в Херсонесе, причем уцелевшие обломки обеих надписей указывают,что они оказывали услуги приезжавшим в Тиру херсонеситам. О взаимных посещенияхграждан Тиры, Ольвии и Херсонеса позволяют догадываться также находки тирасскихмонет в Ольвии и в Херсонесе, а ольвийских и херсонесской — в Тире.
Слабее прослеживаются врассматриваемый период более поздние связи Тиры. Кроме отмеченных вышеиталийских бронзовых сосудов, южнопонтйских амфор и краснолаковой столовойпосуды следует назвать находки фессалоникской монеты II в. и милетской монеты спортретом Юлии Домны (не опубликована). О том, что традиционные взаимоотношенияс Милетом не прерывались в римское время, позволяет догадываться участие милетяннаряду с гражданами Тиры в чествовании ольвиополита Теокла; об этом жесвидетельствует тот факт, что мужем тирасской гражданки Лафаейи, скончавшейся вАфинах, был милетянин Гермей. Сохранение за гражданами Милета права навступление в брак в среде граждан Тиры не предполагает, как в случае с Одессом,обязательного заключения особого соглашения, но может рассматриваться какпоследнее указание на прочную связь Тиры с ее древней метрополией.
§6. Кризис Римской империи и начало великого переселения народов
Экономический иполитический кризис, охвативший в III в. Римскую империю, был крупнейшимявлением в истории народов Европы и Ближнего Востока конца античной эпохи.Разложение рабовладельческого хозяйства, распад торговых связей, невиданноеобесценение денег, растущий налоговый гнет вызвали резкое падение материальногоблагосостояния населения, обострение социальных контрастов и усиление классовойборьбы. Кризис осложнялся противоречиями между слабеющим центром и сепаратистскимитенденциями провинций, борьбой за власть внутри господствующих верхов ивозрастающей опасностью со стороны народов, живших за чертой римского лимеса.
В то время как античнаярабовладельческая система расшатывалась, а раздираемая непримиримымивнутренними противоречиями Римская империя слабела и разваливалась, развитиеварварских племен Европы неуклонно продвигалось вперед. В первые века новой эрыбыло выкорчевано немало участков первобытного леса, возникло много новыхпоселений, в которых сосредоточивались земледельцы. Значительный шаг впередделают добыча и обработка металлов, гончарство, ткачество, строительное дело. Всреде варваров идет рост имущественного неравенства и формируются предпосылкисоциального расслоения. Разложение родового строя выражается в усиленииокруженных дружиной племенных вождей. В варварской среде складываются племенныесоюзы, все чаще выступающие против римлян.
Одним из наиболееугрожаемых участков римской границы к концу II в. становится среднедунайский инижнедунайский лимес. После завоевания Дакии положение на этом участке границыдолго оставалось более или менее мирным — часть племен заключала с Римом союзы;отдельные выходцы из варварского мира и целые дружины поступали на римскуюслужбу; римские купцы вели торговлю, проникая далеко в глубь страны;повсеместно распространялись римские изделия и серебряные монеты.
Предвестникомприближающихся изменений явились Маркоманнские войны (166—180 гг.),всколыхнувшие варварский мир до дальних его пределов. Впервые за много столетийварвары достигли Италии. С немалым напряжением римские легионы вытеснили их заграницы империи, но считавшееся вечным здание «римского мира» было поколебленов своей основе.
К концу II в. отчетливообозначились не только изменения в социально-экономическом развитии племенЕвропейской Сарматии, но и стала меняться ее этническая карта. В последнейчетверти II в. в венгерской низменности появляется новая волна сарматов,двигавшихся, подобно своим предшественникам, через карпатские перевалы иВерхнее Поднестровье. Во II—III вв. в Нижнем Поднестровье и в степной частиДунайско-Днестровского междуречья также находились сарматы. Сарматскиемогильники известны во II — III вв. и к западу от Прута и на левом берегу Дунаявплоть до Олта. В бассейне Сирета и предгорьях Карпат их соседями были карпы,близкое к дакам племенное объединение. В Подунавье и Поднестровье сарматы жилисреди гетских и поздне-скифских племен, которые наряду с карпами и самимисарматами стали компонентами формировавшейся во II — первой половине III в. Черняховскойкультуры (Сынтана де Муреш в археологии СРР). Не касаясь всех проблем этойкультуры, следует отметить, что в пределах рассматриваемой территории еепамятники — поселения и могильники — существовали до конца IV в. и, обнаруживаясущественное сходство с другими областями общечерняховского ареала, имеют рядособенностей — каменное домостроительство, господство трупоположения впогребальном обряде, местные формы.
Устанавливаемые пописьменным и археологическим источникам перемещения племен на территорииСарматии в конце II и III вв. вызывают порой острые дискуссии. О сарматахСеверо-Западного Причерноморья имеются сводные публикации памятниковПрутско-Днестровского междуречья; история сарматов и их взаимоотношений с соседямиразработана в работах Э.А. Рикмана и зарубежных исследователей.
** Назовем специально порегиону уже указанные труды Э.А. Рикмана12 и Г.Б. Федорова13,работы А.В. Гудковой14, диссертации и публикации Э.А. Сымоновича15и Б.В. Магомедова16. Существенное значение имеют также исследованияМ. Б. Щукина17, а из трудов зарубежных ученых — статьи Г. Диакону18.лепной керамики. Наряду с этим в пределах региона зарегистрированы памятникитак называемого северочерняховского типа с глинобитными и углубленнымижилищами, с чертами биритуализма в погребальном обряде и своеобразными вещевымикомплексами. Это интерпретируется как результат складывания главной частиЧерняховского населения региона на основе эллинизированных позднее скифских и,возможно, также гето-фракийских этнических элементов с участием переходивших коседлости сарматов, тогда как немногочисленное «се-верочерняховское» населениес традициями пшеворского и вельбарского наследия принадлежало, скорее всего, кгерманцам (готам, гепидам, тайфалам), продвинувшимся сюда в первой трети III в.
С этого времени напорварваров на римские рубежи особенно усиливается. Это объясняется ипрогрессирующим распадом родоплеменного уклада в их среде, и нарастающимослаблением империи. Варварская вол-па, сдерживаемая римским сопротивлением втечение трех столетий, с огромной силой прорывается через Рейн и Дунай19.В наступлении против Рима самое активное участие принимало многочисленное иразнообразное население Причерноморья и Прикарпатья. Именно отсюда варвары нетолько неоднократно вторгаются на территорию придунайских и балканскихпровинций и наносят ряд тяжелых ударов городам Северного и ЗападногоПричерноморья, но и предпринимают успешные морские набеги на побережья МалойАзии [245—247; 489]. Наиболее крупные походы причерноморских племен, которые именуютсяв источниках скифами и готами, приходятся на 40-е — 60-е годы III в., в их ходев бассейнах Прута и Днестра складывается племенной союз визиготов (тервингов), ак востоку от него — такой же союз остроготов (грей-тунгов). Оба союза былиполиэтничными, непрочными образованиями, но в их рамках разложениепервобытнообщинного уклада интенсифицируется: «Грабительские войны,—писал Ф.Энгельс,— усиливают власть верховного военачальника, равно как и подчиненныхему военачальников» и таким образом «закладываются основы наследственнойкоролевской власти и наследственной знати», а родовой строй «превращается ворганизацию для грабежа и угнетения соседей»20.
Процесс формированияклассового общества и государства у причерноморских варваров был не менеесложным и противоречивым, чем процесс разложения рабовладельческого строя изарождения феодальных отношений в Римской империи. Кризис последней, достигшийсвоего апогея в 50-х — 60-х годах III в., постепенно идет на убыль — напуганныеэкономической разрухой, народными движениями и нашествиями варваров различныеслои господствующего класса империи сплачиваются вокруг императорской власти. Вконце III — первой трети IV в. реорганизованная империя мобилизует последниересурсы и хотя ни рейнская, ни дунайская граница не знают прочного мира, крупныевторжения варваров временно прекращаются21. Готские вожди направляюттеперь свои походы против вчерашних союзников и соседей, но непрочность ихэфемерной державы обнаруживается уже при первом столкновении со вторгшимися вВосточную Европу азиатскими кочевниками, известными под общим названием гуннов:перейдя в 70-х годах IV в. Волгу, гунны сначала напали на аланов, живших вПодонье и Приазовье, а в 375 г. разгромили готов, уцелевшие остатки которых либоподчинились завоевателям, либо отступили за Дунай в пределы Римской империи22.
§7. Тира и нападение карпов на нижнедунайскую границу (214 г.н. э.)
В начале III в. ничто,казалось, не предвещало бурных событий наступающего столетия. Захвативший тронпри поддержке дунайских легионов23, и тесно связанный спридунайскими провинциями Септимий Север подтвердил, хотя и с некоторымиограничениями, дарованные его предшественниками привилегии Тиры (§ 17,2; § 18).Однако вскоре в ее окрестностях разыгрались события, оказавшиеся предвестием иначалом грозного потока, который обрушился на нижнедунайский участок границынесколькими десятилетиями позже.
В начале 211 г. Септимий Север умер. Между его сыновьями, приобщенными к власти еще при жизни отца,существовала открытая вражда, и годом позже Каракалла приказал умертвить своегобрата Гету, причем даже память об убитом подлежала истреблению. Этораспоряжение выполнялось и в Тире: в латинском посвящении алтаря24«за здравие господ наших императоров августов Л. Септимия Севера Пертинака и М.Аврелия Антонина» слова «и Геты цезаря» были нарочно выскоблены. Вслед за этимКаракалла стал готовиться к походу против парфян, но обнаружившееся обострениеобстановки на рейнско-дунайской границе заставило его сначала обратиться наЗапад. В 213 г. император добился стабилизации положения на Рейне и ВерхнемДунае, а весной следующего года выступил, наконец, в восточный поход. Молодойимператор направился прежде всего в Папнонию, угроза которой наметилась еще впредшествующие годы. Здесь была осуществлена реорганизация среднедунайскоголимеса: часть Верхней Паннонии с городом Бригеционом была передана НижнейПаннонии, которую с этих пор возглавляли легаты консульского ранга25.В это время, по-видимому, Каракалла вмешался в конфликт между маркоманнами ивандалами и приказал убить вождя квадов. После этого император вступил в Дакию,где занимался устройством военных лагерей вдоль Дуная тогда же, как указываетКассий Дион, были взяты заложники у пограничных даков. Неоднократно вызывавшиеспоры среди новейших историков анекдотические сообщения составителейимператорских биографий позволяют предполагать, что при этом произошло столкновениеримлян с готами. Затем император вместе с войском, предназначенным для участияв парфянском походе, перешел во Фракию.
Уцелевшие известиядревних историков не называют в связи с пребыванием Каракаллы на Нижнем Дунаени Тиры, ни других городов Нижней Мезии, но, обращаясь к эпиграфическимдокументам, можно указать группу надписей, содержащих сведения о событиях наНижнем Дунае. Во главе этих документов стоит упомянутая выше надпись намраморном алтаре из Эска, поставленном в честь заслуженного ветерана АврелияФлавина. Выйдя в отставку, Флавии добился видного места в среде муниципальнойзнати: он стал членом городских советов в таких городах Нижней Мезии, как Тира,Дионисополь и Маркианополь, а в Эске возглавил совет колонии римских граждан истал патроном ремесленной коллегии.
Уже сам по себе фактпостановки в Эске, единственном городе Нижней Мезии, имевшем статус римскойколонии, монументального памятника от имени члена тирасского совета другомучлену того же совета, свидетельствует о месте Тиры в ряду городов Нижней Мезиии об активном участии высшего слоя ее граждан в жизни провинции. Вместе с темнадпись в честь Флавина делает возможными более конкретные наблюдения. Так, за«ревностную доблесть» (alacritas virtus), проявленную Флавином в сражениях«против врагов», он получил от «великого Антонина Августа» (то есть отКаракаллы) не только внеочередное повышение по службе, но и немалую денежнуюнаграду. От названия «врагов» сохранилась, к сожалению, лишь начальная буква С.Исследователи читали это место и предполагали, что Флавин отличился во времяпребывания Каракаллы в Дакии и что карпы совершили в 214 г. набег на римскую территорию и были разбиты либо в районе Тиры, либо между Дионисополем иМаркианополем, также почтившими заслуженного воина избранием в свои советы.Повторное визуальное изучение памятника, вызванное попыткой дополнитьповрежденное место и соответственно перенести воинские подвиги Флавина наНижний Рейн, где римляне столкнулись в 213 г. с кельтским племенем кеннов, привело к существенному уточнению текста. Не только подтвердилось чтение в 12строке, но оказалось, что в 14 строке читается (то есть «и весьма счастливосовершенные деяния»). Флавин был, таким образом, действительно награжден задоблесть, проявленную в сражении с карпахми, и притом «за деяния, счастливосовершенные у Тиры». Тройное упоминание о Тире в надписи из Эска окончательноутверждает документ в правах важного источника по истории Днестро-Прутского междуречьяв первой четверти III в.
Правильность высокойоценки рассматриваемого памятника подтверждается надписью на другом алтаре,также происходящем из Эска. Начало текста утрачено, а сохранившиеся строкисодержат слова («за ревностную доблесть против врагов и деяния, счастливосовершенные у Тиры»). Сходство формулировок в обеих надписях и то, что второйалтарь был воздвигнут августалом Титом Аврелием Артемидором, и которогосовпадают с именем Тита Аврелия Флавина, делают вероятным предположение, чтодокументы относятся к одному событию; вполне вероятно, что именно Флавин былпатроном Артемидора.
Столкновение с карпами в 214 г. нашло, быть может, отражение и в некоторых других эпиграфических документах. Если согласиться,что оно подразумевается под «германской победой» императора Каракаллы,упоминаемой в посвящении «отеческому богу солнца Элагабалу», поставленномвоинам Эмесской когорты в Интерциссе в августе 214 г., то для отражения врага были использованы вооруженные силы Нижней Паннонии. Кроме того, греческаянадпись из Дионисополя, начертанная характерным угловатым шрифтом времени последнихСеверов, также связана с нападением карпов при Каракалле. Речь идет опосвящении Юпитеру Долихенскому «за спасение» не названного по имени императора,поставленном Марком Помпеем Лукием, консульским бенефициарием I Италийского Антониновалегиона и членом советов Каллатии, Дионисополя и Маркианополя. Посколькуизвестно, что почетное прибавление имени императора Антонина к названиямвоинских частей, расположенных вдоль дунайской границы, имело место в первые годыправления Каракаллы, когда его были удостоены все легионы Паннонских провинций,дислоцированный в Нижней Мезии XI Клавдиев легион и ряд вспомогательных воинскихподразделений, более чем вероятно, что и второй из легионов Нижней Мезии (то естьупоминаемый в посвящении I Италийский), заслужил это отличие за кампанию 214 г., а Лукий, являвшийся, вероятно, одним из участников сражения с карпами, был избран за свои заслуги,подобно Флавину, в состав советов близких к театру военных действий городов.
Устанавливаемое надписьюиз Дионисополя участие I Италийского легиона в отражении карпов дает основаниепредполагать, что Флавин служил именно в этом легионе. Гораздо более шаткойпредставляется догадка, будто Флавин был начальником расположенного в Тиреримского гарнизона, во всяком случае, в надписи речь идет лишь о его личнойдоблести и никак не отмечена его роль военачальника.
Посвящение Лукия важно итем, что оно расширяет сведения о городах Мезии, затронутых нашествием карпов в214г. Кроме Маркианополя и Дионисополя, названных как здесь, так и в надписиФлавина, в события была вовлечена Каллатия. Если принять во внимание, что вдокументах из Эска речь идет об операциях, «счастливо завершившихся» неподалекуот Тиры, не лежащей на прямом пути от местожительства карпов к городам ЮжнойДобруджи, то можно предположительно наметить ход событий. Тот факт, что в связис нашествием карпов упоминается I легион (главный лагерь в Новах) и в то жевремя отсутствуют данные об участии в борьбе с ними подразделений XI легиона(главный лагерь в Дуросторе), позволяет допускать, что варвары переправилисьчерез Дунай вблизи от впадения в него Арджеша и устремились к побережью Черногоморя, а возвращались на родину окружным путем и потерпели поражение наподступах к Тире. Нельзя отказаться и от предположения, что список упоминаемыхв рассмотренных надписях центров — Маркианополь, Диописополь, Каллатия, Тира — нетолько заключает данные для определения примерного пути следования карпов, но исодержит перечисление городов, участвовавших со своими ополчениями в устранениивозникшей угрозы.
Следует добавить, чтонекоторые из эпиграфических находок в Тире и ее окрестностях можно созначительной вероятностью связывать с тем же нападением карпов. К их числуотносится прежде всего посвятительная надпись Митре на алтаре, грубоизготовленном из местного известняка. Памятник был поставлен по обету запосвятителя и его близких «при консулах Мессале и Сабине», соорудил его некийУльпий Валент, miles classiarius, — воин, служивший на военном корабле.Учитывая время постановки алтаря (консульство Валерия Мессалы и Октавия АппияСветрия Сабина приходится именно на 214 г. н. э.), естественно видеть в этом Валенте одного из рядовых участников операций, происходивших у Тиры, и этодает основание предполагать, что часть служивших на кораблях воинов былаиспользована в ходе боевых действий против карпов.
Не менее интересны дведругие надписи, обнаруженные у с. Беленькое. Первая представляет собоюлатинское посвящение некоего Гая Сервилия Понтика «за здравие непобедимогоимператора», имя которого не названо. Титул Invictus, эпизодически появляющийсяв документах времени Септимия Севера, стал систематически применяться приКаракалле, в том числе и в нижнедунайских провинциях, причем в некоторыхслучаях без собственного имени императора. Это позволяет датировать посвящениеПонтика временем единоличного правления Каракаллы и видеть в нем еще одногоучастника войны с карпами в 214 г. Но тогда в Лаисфене, сыне Мокки, названномво второй надписи из Беленького,— греческом надгробии, исполненном тем жесвоеобразным угловым шрифтом эпохи последних Северов, что и рассмотренная вышенадпись Лукия из Дионисополя,— можно видеть внука одноименного архонта Тиры,упоминаемого в 181 г. Так как обе надписи обнаружены, ничто не мешаетпредположению, что посвящение воздвигнуто на месте сражения с карпами, вкотором погиб Лаисфеи, похороненный на поле битвы. В этом случае находканадписей у с. Беленькое могла бы рассматриваться как указание на то, что боевыедействия велись у берегов Бугского лимана, в двух десятках километров кюго-западу от Тиры. С другой стороны, в Понтике, не указывающем ни своеговоенного ранга, ни названия воинской части, в рядах которой он сражался за«непобедимого императора», естественней всего видеть демобилизованноговетерана, поселившегося в городе, на защиту которого он выступил в опасныймомент вместе со своими сыновьями в рядах городского ополчения, в которомслужил и Лаисфен. При такой интерпретации надписи из с. Беленькое указывают нато, что в Тире, как и во многих других провинциальных городах, было создано ифункционировало гражданское ополчение, привлекавшееся к оборонительнымоперациям при особо ответственных и угрожающих обстоятельствах.
§8. Тира в середине III в. н. э. Разгром города готами и их союзниками
Таким образом Тира,являвшаяся далеко вынесенным на северо-восток форпостом лимеса Нижней Мезии иимевшая гарнизон, помещавшийся внутри цитадели, сыграла во втором десятилетииIII в. роль утеса, о который разбилась первая, еще слабая волна движенияварваров против Римской империи. К сожалению, имеющиеся источники не позволяютпроследить за дальнейшими судьбами города во время новых варварских нашествий.
Здесь уместно напомнить,что с легкой руки Т. Моммзена в научной литературе неоднократно повторялосьутверждение, будто прекращение выпуска тирасских монет после Севера Александра(222—235 гг.) прямо указывает на то, что этот город был разгромлен готами впервой половине 30-х годов III в… А. Н. Зограф26, Э. Диль27и П. Никореску (460, с. 379) относили разрушение Тиры ко времени Максимина28,А. И. Фурманская отодвигала его к 40-м годам III в.29, Р. Вулпе — ксередине столетия [533, с. 171—172, прим. 100]. Высказывалось, впрочем, имнение, что Тира была «беспрерывно заселенным местом со времени милетян донаших дней»30 и, в частности, «не прекратила своего существования впоздне-античное время»31, а постепенно «превратилась в славянскийгород Белгород»32. Такая концепция вела к предположению, чтоантичная Тира не была разрушена с выводом римских гарнизонов из Дакии (271 г.), так как ее жители «предпочли не доводить дело до крайности и, видя безвыходность положения,добровольно перешли на сторону противника»33.
При оценке этихпредположений необходимо иметь в виду, что тирасские монеты последнего Северачасто имеют ромбовидные надчеканки. Это дает основание допускать, что Тира, каки большая часть городов Нижней Мезии, приостановила при Максимине свою чеканкуи здесь обращались монеты предшествующего царствования, денежные функции которыхбыли подтверждены специальным клеймом34. Исходя из этого А. Н.Зограф предполагал, что город был разрушен готами в 238 г.35. К тому же году — точнее, к промежутку между провозглашением императорами Пупиенаи Бальбина (16 апреля) и их гибелью (22 или 23 июля) — биограф этих императоров[SUA, Maxim, et Balb, 16, 31 относит сражение карпов с жителями Нижней Мезии,добавляя в следующем предложении со ссылкой на Дексиппа, афинского историкасередины III в., что тогда же началась скифская война и был разрушен городИстрия. Буквальное понимание этого известия приводило к заключению обопустошительном готском набеге 238 г. и гибели Истрии36.Действительно, раскопки открыли яркую картину разгрома и последующеговосстановления города около середины III в.37, но эпиграфическиедокументы доказывают, что жизнь Истрии не была нарушена по крайней мере до 240 г.38, а при Гордиане (238—244 гг.) здесь продолжался выпуск монет. Поэтому приведенноевыше свидетельство позднего и далеко не всегда достоверного составителяимператорских жизнеописаний не должно оцениваться как точное указание на датуразрушения Истрии — в нем констатируется лишь начальный пункт многолетнейборьбы Рима с нижнее дунайскими племенами, в ходе которой этот город былразгромлен (как полагают, в 267 г.— 400; 532 — или. во всяком случае, во второйполовине 60-х годов III в. п. э.— 481).
Отодвигая дату разрушенияИстрии к концу 60-х годов III в., мы не можем утверждать, что и Тира была такжеразгромлена только в это время. Однако такое предположение нельзя считатьневозможным; во всяком случае, нет доказательств гибели Тиры в 238 г. Более того, имеются некоторые косвенные указания источников, позволяющие предполагать, чтогород просуществовал по крайней мере до середины III в. В самом деле,относящийся к 230—250 гг. итинерарий римского воина, служившего в рядах XXПальмирской когорты лучников, называет Тиру на пути каботажного плавания от устьевДуная к Ольвии.
Где присутствие римскогогарнизона засвидетельствовано посвящением воинов, датированным 248 г. Показательны и монетные находки: и в Тире, и в Ольвии представлены монеты едва ли не всех императоров,сменявших друг друга в годы кризиса. В Тире это монеты Гордиапа III, ФилиппаАраба, Траяна Деция, Требониаиа Галла, Валериана и Галлиена, Клавдия II, тоесть всех правителей 238—270 гг., после чего появляются только монетыДиоклетиана, выпущенные в первое десятилетие его правления. Этого, разумеется,недостаточно для окончательных выводов, но ничто не препятствует предположениюо том, что Тира и Ольвия были разрушены только во время массового походапричерноморских племен против балканских провинций Римской империи в конце 60-хгодов III в.
Впрочем, военные действияна Нижнем Дунае с конца 30-х годов III в. прерывались лишь на краткие периоды.Пограничные племена возобновляли нападения всякий раз, когда война с персамиили борьба между претендентами на императорский престол сулили надежду науспех. В 242 г. римская граница была прорвана и варвары дошли до Филиппополя; с 245 г. военные действия возобновились, и мир, заключенный в 247 г., был нарушен уже в следующем году, когда «скифы» осаждали Маркианополь. В 250-251 гг. войнаразгорается с новой силой, Маокианополь не устоял перед врагами, а некоторыйуспех римских войск под Никополем был сведен на нет поражениями при Берое иАбритте. Вторжения «скифов» продолжались и в следующие годы: в 253 г. приду-найские и задунайские варвары осадили Фессалонику и, уже в ближайшие годы подорвавримское владычество в Дакии, начали борьбу за утверждение на черноморскогопобережья. С середины 50-х годов бораны„ герулы и другие «скифские» племенаорганизуют морские походы — сначала из босфорских гаваней вдоль восточногопобережья Черного моря к Питиунту, Фасису и Трапезунду, а затем и вдоль западногопобережья.
Если считать, что Тира,лежавшая в стороне от основных маршрутов сухопутных варварских нашествийпредшествующего десятилетия, уцелела до 50-х годов III в., то труднопредставить, что она не была разрушена в это время. В 258 г. «скифы» двинулись на юг одновременно по суше и морем, сосредоточили свои силы недалеко отБосфора и обрушились на беззащитные города Вифинии. Обострение кризиса империипа рубеже 50-х — 60-х годов повлекло за собой новые морские набеги варваров, беспрепятственноразорявших берега Черного, Мраморного и даже Эгейского морей. Особенногубительным был поход 267 г., когда «скифы», проплыв вдоль северо-западныхберегов Черного моря, «вступили в Истрию и произвели много бедствий на римскойземле». Отсюда варварский флот двинулся к Босфору, прорвался в Эгейское море истал опустошать берега Малой Азии и Греции. Потерпев поражение на море, варварыстали отступать, двигаясь через Беотию, Македонию и Эпир 1245. В 269 г. новая коалиция — Зосим называет кроме «скифов» также готов, герулов и «певков» (бастарнов),—собравшись у реки Тираса, построила шесть тысяч кораблей и двинулась в поход.Провинциальные города оказали на этот раз серьезное сопротивление — Томы,Маркиапополь, Византии, Фессалоника успешно отразили врага римлян.
В сохранившихся известияхо событиях 269—270 гг. не может не привлечь внимания прямое указание Зосима настроительство варварского флота «у реки Тираса, впадающей в Понт». Не исключено,что когда тот же историк сообщает, что в 258 г. «скифы», готовясь к походу вдоль фракийского побережья, «стали заготовлять суда, воспользовавшись при их постройкепомощью бывших пленников или тех, кто прибыл с целью торговли», речь идет о томже географическом районе. Заключать и на этом основании, будто варвары «моглали использовать для построения флота материальные средства и знания гражданТиры», не представляется, однако, возможным;; более вероятно, что упоминание впервом случае о реке Тирасе, а не об одноименном городе, указывает на то, I чток этому времени — то есть к 269 — 270 гг.— город был разрушен, а в самом деле,в середине III в. существование Тиры завершилось ката строфой, ясные следыкоторой сохранились в открытых раскопками напластованиях. Сооружения II—III вв.погибли при пожаре — об этом свидетельствуют золистые прослойки, остаткиобгорелого дерева, следы огня на камнях и керамике. Картина сильногоодновременного разрушения дополняется завалами кровельных черепиц. Дата этихразрушений может быть уточнена: в подвале, перекрывающем угол здания римскогогарнизона, обнаружены соединенные окисью в один комок монеты Юлии Мамеи,Валериана и Галлиена. Эти находки позволяют установить, что подвал наразвалинах здания предшествующего периода был построен не ранее 253 г., а здание подверглось разрушению во время одного из перечисленных нападений «скифов» в 50-х —60-х годах III в., тогда же, по-видимому, попала в Тиру босфорская монета 251 г.
§9. Тира в конце III—IV в. н. э. Конец античного города
1. Археологическиепамятники поздней Тиры. До сравнительно недавнего времени судьба Тиры послеварварских нашествий середины III в. была неизвестна, но накопившиеся материалыпоказывают, что разрушение жилых кварталов и цитадели не было концом ееистории. Размещался ли здесь после возобновления жизни новый римский гарнизон,неизвестно, но старая цитадель уже не использовалась, а ее полуразрушенныесооружения были перекрыты более поздними постройками. Наиболее важны дляистории поздней Тиры остатки так называемого после готского дома и находившиесяв нем материалы. Сам дом невелик (площадь его около 55 м2); он пристроен с северо-восточной стороны к развалинам упоминавшейся выше круглой башни исостоял из двух помещений, расположенных углом по отношению к вымощенному каменнымиплитками двору. Хотя дом не утратил главных признаков античного без ордерногодомостроительства, схема его нетипична, качество кладок невысокое — однорядныепостелистые, приближающиеся к иррегулярной системе; материалом служили плоховыкадроваиные, часто необработанные плиты и блоки. О варваризации можно судитьи по тому, что крыша дома была саманной или камышовой — в завале кровли залегалслой горелой глиняной обмазки, золы и углей.
Под завалом кровли иобрушившихся во время гибели дома верхних рядов стен сохранился закрытыйвещевой комплекс, содержавший не менее пяти типов привозной амфорной тары,светлоглиняный светильник, красно-лаковую чашу, обломок красноглиняного сосуда сорнаментом, характерным для керамики нижнемезийского производства. На полупомещения среди других предметов находились плохо сохранившиеся изделия избронзы, железа и стекла — обломки кубка, бусина, вставка. Наряду с этимиимпортными вещами, указывающими на сохранившиеся связи поздней Тиры с античнымицентрами, находки из «послеготского» дома содержали большое количество кружальнойсероглипяной столовой керамики, а также лепной кухонной посуды. Первая представленадвумя кувшинами, двумя мисками, кубком, причем сосуды биконических профилей(один из кувшинов, одна из мисок, кубок) характерны для памятниковЧерняховского типа, тогда как остальные (кувшин с шарообразным корпусом и мискас прямым бортиком) типичны для гето-дакийских памятников первых веков н. э…Группа сероглиняных сосудов с поддонами, профилированными венчиками и лощенойповерхностью отличается своими формами от обычно орнаментированной лощением повнешней и внутренней поверхности сероглиняной керамики сарматского круга II—IIIвв.; некоторые формы этой посуды восходят к позднеэллинистическому времени.Наконец, лепная кухонная керамика (четыре горшка, две чаши и светильник)представлена типами, распространенными в предшествующем периоде в среде местныхплемен Северного Причерноморья.
Сероглиняная керамика из«послеготского» дома (кружальная и лепная) оказывается, таким образом,генетически связанной с производственными традициями северопричерноморскогоплеменного мира и отражает до известной степени не вполне одинаковый характерсвязей поздней Тиры с различными элементами племенного окружения, во всякомслучае, черняховский компонент выражен в этой керамике сильнее, чем гето-фракийский.В то же время присутствие местной керамики в комплексе позднеантичной Тирыотражает не только усиление экономического и политического влияния окружающейэтнокультурной среды, но и присутствие в составе городского населениязначительного количества ее представителей.
Время существования«послеготского» дома определяется его стратиграфическим положением и датировкойнайденного в нем закрытого керамического комплекса. Самая ранняя дата, послекоторой было возможно возведение этого дома,— середина III в. Это определяетсятем, что северо-восточный угол дома лежит над северозападным углом: зданияримского гарнизона, которое было разрушено в середине III в. Руины«послеготского» дома находятся в верхнем горизонте античных напластований иперекрываются постройками XIII—XIV вв. Что касается керамического комплекса подзавалом кровли, то его дата устанавливается достаточно четко по привознымамфорам. Среди них имеются разные варианты амфор с яйцеподобным широкимтуловищем, амфора с плоско срезанным венчиком и сужающимся на середине длинытуловищем, амфора с воронко подобной шейкой и сплошным рифлением корпуса и,наконец, светлоглиняная узкогорлая амфора со стройным конусоподобным корпусом.Такие типы и варианты амфор находят аналогии на памятниках Черняховскойкультуры, в Хараксе, на Боспоре и датируются не ранее конца III, а с наибольшейвероятностью IV в.
Открытие в Тире дома скерамикой, бытовавшей на протяжении IV в., и соответствующего культурного слояобъясняет известные и прежде отдельные находки предметов конца III — IV в.—фрагментов амфорной тары и целых амфор, так называемых Т-образных фибул,счетно-игральных жетонов, поздних бусин, наконец, монет второй половины III в.Кроме «послеготского» дома, к слою второй половины Ш —IV в. относятся некоторыесильно разрушенные строения: часть вымощенного камнем помещения, расположенногоу северо-западного края здания гарнизона выше уровня остатков последнего,вымостка из каменных плит поверх улицы предшествующего периода, помещение,перекрывающее юго-западный угол здания гарнизона и некоторые другие постройки,указывающие на довольно активную строительную деятельность — в течениеотносительно непродолжительного времени на небольшой территории устанавливаетсяналичие трех строительных периодов, причем два из них не выходят за пределыначала IV в. Единой планировки при этом не придерживались — застройка велась,по-видимому, хаотично в зависимости от наличия места. Началась она вскоре послесередины Ш в. на разрушенных сооружениях цитадели римского гарнизона, но жизньпродолжалась и в IV в., даже во второй его половине. Выделение позднеантичногопериода истории Тиры представляет особый интерес, поскольку для этого времениконстатируется существенное изменение облика ее материальной культуры.Строительные приемы зодчих поздней Тиры характеризуются отходом от античныхприемов; в городе используются сероглиняные кружальные сосуды, следующиеЧерняховским образцам; отдельные находки керамики связывают Тиру скарпато-дакийскими и сарматскими памятниками Северо-Западного Причерноморья.Все это дает основание говорить о варваризации поселения и натурализациихозяйства. Весьма показательно, что в Тире не засвидетельствованы находкиримских бронзовых монет Константина и его династии, встречающихся часто всоседней Истрии и в Добрудже.
2. Гибель Тиры.Восстановление Тиры после готского разгрома следует связывать с тем, что впоследней трети Ш в. стали складываться предпосылки для постепенногопреодоления наиболее острых проявлений кризиса империи.
Так, хотя при Аврелиане270— 275 гг. из Дакии были выведены римские войска и значительная часть романизированногонаселения, на левом берегу Дуная была сохранена цепь небольших укреплений, а в 271 г. римляне развернули на этом берегу военные действия и нанесли тяжелое-поражение готам. Вследующем году настала очередь карпов, напавших на Нижнюю Мезию во время походаАврелиана против Пальмиры: император разбил их на Нижнем Дунае, между Карсиумоми Суцидавой.
После этих пораженийвоенные действия на нижнедунайском участке лимеса возобновились, по-видимому,лишь в 279 г., когда император Проб (276— 282 гг.), успешно завершив войнупротив варваров на Рейне и Среднем Дунае, «частью подчинил, частью принял вдружественный союз все гетские народы (omnes Geticos populos), устрашенныемолвой о его подвигах». В следующем году Проб снова оказался на Нижнем Дунае,где он занимался расселением на опустевших землях бастарнов и других варваров.
Эта политика продолжаласьпри Диоклетиане (284—305 гг.) и Константине (306—337 гг.) с их соправителями:позднее античные авторы и составители хвалебных речей в честь императоровпостоянно повторяют краткие известия об «опустошении Сарматии», «пораженииСарматии», истреблении «несметных полчищ готов», подчинении карпов и бастарнов,победах над сарматами и переселениях многочисленных пленных в пределы империи.
При всей неконкретностиприведенных и подобных им сообщений можно считать установленным, что в 331/332г. римляне нанесли сильное поражение союзу готов и тайфалов, готы обязалисьвыставлять вспомогательные отряды в римскую армию и охранять дунайскую границу1489. Крупные столкновения с варварами на некоторое время прекратились.
Из всего изложенноговидно, что после 270 г. общие условия в рассматриваемом регионе таковы, чтоможно допускать восстановление жизни на развалинах Тиры уже в 70-х или в начале80-х годов III в. Действительно, в разных местах городища несколько разотмечены находки монет Диоклетиана, выпущенных до денежной реформы 294 г.; встречена также датируемая 286/288 г. монета боспорского царя Фофорса.
Жизнь на поселениипродолжалась и в IV в., но хозяйство его приобретает характерные чертырустификации — в IV в. римские монеты поступали в Днестровско-Прутскоемеждуречье минуя Тиру. На месте разрушенной цитадели поднялись новые строения,и нет никаких конкретных данных о том, находился ли в городе гарнизон и входилали вообще восстановленная Тира в состав Римской империи.
Действительно,реорганизация всей военно-административной системы, начатая при Диоклетиане изавершенная при Константине, существенно изменила политическую ситуацию наНижнем Дунае. Добруджа была выделена в отдельную провинцию Скифию, а остаткиНижней Мезии стали называться Второй Мезией. В этой уменьшившейся Мезиипо-прежнему располагались I и XI легионы, переведенные в число подвижных войск(comitatenses), в Скифии же были сформированы пограничные легионы (li-mitanei)— в Новиодуне Первый, в Трезмисе Второй. Новым легионам были присвоены названияв честь небесных покровителей Диоклетиана и его соправителя Максимиана: одинименовался Юпитеровым (Iovia), другой Геракловым (Herculia), а общеекомандование войсками провинции осуществлял dux limitis; глава гражданскойадминистрации назывался praeses. Северная граница провинции Скифии проходила понижнему течению Дуная, и могли ли римские войска контролировать сухопутные иморские пути к Тире, судить нелегко.
Во всяком случае, в 369 г., когда император Валент (364—378 гг.) выступил против готов и переправился через Дунай уНовиодуна, он оказался «во вражеской земле».
Переговоры с готскимвождем Атанарихом пришлось вести в лодке на середине Дуная, а согласносохраненным Зосимом условиям мира за римлянами оставались их прежние владения,тогда как варварам было запрещено переправляться на правый берег реки.
Из сказанного не следует,что Тира подчинялась во время этих событий готам или оказалась «включенной всистему экономических связей племенного союза с высокоразвитой дифференциациейобщественного производства». Обнаруженные при раскопках археологическиематериалы позволяют только констатировать, что жизнь ее продолжалась в IV в. ипрекратилась не постепенно, а внезапно: здание «послеготского» дома погибло вогне, и именно это обеспечило сохранность комплекса датирующей керамики.Последним точно датированным предметом из Тиры является купленная в прошломвеке монета Валентиниаиа (364—375 гг.), брата и соправителя Валента; самыепоздние амфоры из «послеготского» дома датируются просто второй половиной IV в.В силу этого хотя и можно предполагать, что гибель Тиры связана с одним изгуннских нападений, не менее вероятным представляется и то, что жизнь здесьпрекратилась еще до появления гуннов, при утверждении власти готов в Нижнем Поднестровье.
Заключение
Античная Тирасуществовала в течение тысячелетия. Основанная в VI в. до н. э. выходцами издалекой Ионии она погибла во время готских или гуннских нашествий в IV в. н. э.К сожалению, известно о ней мало: беглые и немногословные упоминания античныхгеографов и историков, сжатые и зачастую фрагментированные текстынемногочисленных надписей, монеты, заслуженно считающиеся нумизматическимираритетами, наконец, открытые в нескольких местах остатки укреплений, жилыхдомов и производственных комплексов, обломки посуды или терракотовых статуэтокоставляют без надлежащего освещения многие важные стороны жизни и быта древнихобитателей города, многие крупные события его истории. Разворачивающиеся впослевоенные десятилетия археологические раскопки и разведки, повторноесопоставление и тщательный анализ сохранившихся письменных источниковпостепенно расширяют и углубляют сведения об античной Тире, позволяют наметатьосновные моменты ее многовекового прошлого и поставить их в связь с главнымиэтапами процесса развития древних племен Северо-Западного Причерноморья, содной стороны, и с историей цивилизованных пародов Средиземноморья — с другой.Все более определенно не только вырисовывается облик давно завершившего свойпуть города, но и раскрывается его историческая роль.
Возникшая в зонеконтактов и столкновений различных этнокультурных и социальных общностейдревняя Тира выросла как один из центров античной ойкумены, сложившийся границгето-скифских территорий, и дальнейшем она была неразрывно соединена с судьбамиэтих двух миров.
Расположенный наполноводной и судоходной реке, орошающей плодородные поля и обильные пастбища,город долго сохранял аграрное направление хозяйства, являясь в то же времязначительным торговым портом на путях вдоль побережья от Истра к Борисфеиу и отморя в глубь материка. Выдающееся военно-стратегическое значение Тирыпревратило ее в конце кондов в важный опорный пункт римского владычества наПонте.
Греко-римская цивилизациясыграла огромную роль в развитии человечества, но порожденные ею социальныепротиворечия завели ее в тупик и сделали в итоге беззащитной перед народамиварварской периферии рабовладельческого Рима. Сейчас еще нет возможности судитьо том, раздели ли Тира участь тех римских провинциальных городов, которые былиpaзрушены и прекратили существовав в эпоху великого переселения народов, илитесные связи с окружающей племенами послужили основой для ее быстроговозрождения в качестве славянского Белгорода, по можно догадываться, что еетысячелетнее развитие — от эллинского полиса к римскому провинциальному городу— не было лишено значения в последующей Юго-Восточной и Восточной Европы.
В настоящее времякультура античной Тиры известна еще недостаточно, но при несомненномпреобладании в ней эллинских и римских традиций здесь отчетливо ощущается — покрайней мере в решающие переломные моменты — воздействие местной культурнойсреды. Изучение этого воздействия и определение конкретной роли Тиры как одногоиз очагов длительного взаимопроникновения древних и культур нашей страны — однаиз очередных задач отечественного антиковедения
Библиография
1. Абаев В.И. Скифский язык,— В кн.: Абаев В. И. Осетинскийязык и фольклор-«М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949, т. 1.с. 147—244.
2. Апохин В.А. Клад монет начала III в. н.э. из Тиры. – SCN,1975, т.6
3. Блаватский В.Д. Античная археология СеверногоПричерноморья.— М.: Изд-во АН СССР, 1961
4. Гудкова А.В. К истории культурной атрибуции памятниковЧерняховского типа степной зоны СССР. – МАСП, 1976, вып.8
5. Дмитров Л.Д. Раскопки в г. Белгород-днестровском в 1947г. –АП УССР 1949, т.2
6. Зограф А.Н. Монеты Тира.-М.: Издательство АН СССР, 1957
7. История Византии: В 3-х т. / (Под ред. С.Д. Сказкина). –М.: Наука, 1967. – Т. 1
8. Карышковский П.О., Клейман И.Б. Древний город Тира – Киев,1985 – С.14.
9. Карышковский П.О., Клейман И.Б. Древний город Тира – Киев,1985 – С.14.
10. Карышковский П.О., Клейман И.Б. Древний город Тира. – Киев,1985.
11. Клейман И.Б. Раскопки помещения вексилляции I Италийскоголегиона в Тире.- МАСП, 1971, выл. 7
12. Клейман И.Б. К вопросу о пребывании Тиро I Киликийскойкогорты.—КСОАМ 1963 г., Одесса, 1965, с. 179
13. Клейман И.Б. О раскопках Тиры в 1940 г. // Новые археологические исследования на Одесчине. – Киев, 1984 – С.66-74. 9. ФурманскаяА.И., Максимов Е.В. Раскопки в Белгороде-Днестровском //КСИА АН УССР. – 1955.№4. – с. 64-66.
14. Клейман И.Б. О раскопках Тиры в 1940г. // Новыеархеологические исследования на Одесчине. – Киев, 1984
15. Крыжицкий С.Д. О принципах классификации античных кладокСеверного Причерноморья.— КСИА АН СССР, 1981, № 168
16. Крыжицкий С. Д., Клейман И. Б. Расколки Тиры в 1963 и в1965—1976 гг.— В кн.: Античная Тира и средневековый Белгород. Киев: Наук,думка, 1979
17. Кудрявцев О. В. Исследования по истории Балкано-Дунайскихобластей в период Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории.—М.: Изд-во АН СССР, 1957
18. Магомедов Б.В. Черняховские племена Северо-ЗападногоПричерноморья: Автореф. дис… канд. ист. наук.— Киев-1981
19. Охотников С. Б. Поселения VI—V вв. до п. э. в НижнемПоднестровье.— И кн.: Исследования по античной археологии Юго-Запада УССР.Киев, 1980
20. Рабинович М.Г. Исследования средневековых слоевБелгорода-Днестровского в 1954и 1958 гг. // КСИА АН ССС. — 1968.
21. Ременников А.М. Борьба племен Северного Причерноморья сРимом в III в.— М.: Изд-во АН СССР, 1954
22. Рикмаи Э.А. Памятники сарматов и племен Черняховскойкультуры.— Кишинев: Штимнца, 1975
23. Самойлова Т.Л. – История изучения Античной Тиры иСредневекового Белгорода
24. Симонович Э.А. Племена Поднепровья 310, в первой половине Iтыс. н. э.: Автореф. дис… д-ра ист. наук,— М., 1971
25. Стемпковский И.А. Исследования о местоположении древнихгреческих поселений на берегах Понта Евксинского между Тирасом и Борисфеном. –СПб, 1826,
26. Федоров Г.В. Население прутско-днестровского междуречья в Iтыс. н.э. — М., I960.— 380 с— (МИА; № 89)
27. Фурманская А.И. Античный город Tиpa,— В кн.: Античныйгород. М.: Наука, 1963
28. Фурманская А.И. Исследования Тиры // Краткие сообщенияОдесского археологического музея за 1962г. – Одесса 1964.
29. Штерн Э.Р. Неизданные надписи, хранящиеся в Одесском музее—ЗООИД, 345. 1900, т. 22
30. Штерн Э.Р. О последних раскопках в Аккермане // ЗООИД. –1901.-Т.23.-С.79-182.
31. Щукин М.Б. О некоторых проблем Черняховской культуры ипроисхождении славян.— СА, 1975, № 4
32. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности игосударства.— Соч. 2-е изд., т. 21
33. Diaconu Gh. Spatsarmatische Elemente inder Sintana de Mures — Tstliernja-kow Kullur.- Ibid., 1966, vol.10
34. Fontes ad historians Dacoromaniae penj!nentes/ Ed. V. Iliescu et al.— Bucurestiis: Acad. Sci. RPR, 11)64.— Vol.1
35. Graham A.J. Colony and mother-city 1ancient Greece.— Manchester: Univ.press, 1964
36. Inscriptiones Scythiae Minoris Graccae etLatinae / Ed. D.M. Pippidi.— Bncurestiis: Acad. Sci. Dacoromanae,1883.— vol.1
37. Inscriptiones antiquae oraeseptentrionalis Ponti Euxini Grapcae et Latinae /Ed.B. Latyschev.— 2ed.— Petropoli: Acad. Sci. Petropol., 1916.— Vol. 1
Приложение
/>
Рис. 1. Северо-западное Причерноморье вI-III вв. н.э.
/>
/>
Рис. 2 Клеймо накровельной черепице с перечислением воинских частей входивших в составтирасского гарнизона во II в. н.э.
/>
Рис. 3 Схематический планстроительных остатков на Центральном Раскопе (раскопки 1940-1983гг):
I – строительные остаткиIV – II вв., до н.э.;
II – постройки I – IIIвв. н.э.;
III – остатки построекIII – IV вв. н.э.
/>
Рис. 4 Фигурный сосуд ввиде барана с подписью мастера II в. н.э. Глина. Длина 27см.
/>
Рис. 5 Курильницанижнемезийского производства,II – III вв. н.э. Глина Высота 8,7см.
/>
Рис. 6 Монеты римскойТиры (I-II вв. н.э.)
/>
ПРимечение
1. Абаев В.И. Скифский язык,— В кн.: Абаев В. И. Осетинскийязык и фольклор — »М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949, т. 1., с. 185
2. Доватур А.И. Каллистов Д.П., Шишова И.А. Народы нашейстраны в «Истории» Геродота.-М.: Наука, 1982.-с.455
3. Fontes ad historians Dacoromaniae penj!nentes/ Ed. V. Iliescu et al.— Bucurestiis: Acad. Sci. RPR, 11)64.— Vol.1
4. Зограф А.Н. Монеты Тира.-М.: Издательство АН СССР, 1957. –с.131
5. Крыжицкий С.Д. О принципах классификации античных кладокСеверного Причерноморья.— КСИА АН СССР, 1981, № 168, с. 35—41
6. Graham A.J. Colony and mother-city 1ancient Greece.— Manchester: Univ.press, 1964 р.259
7. Клейман И.Б. К вопросу о пребывании Тиро I Киликийскойкогорты. — КСОАМ 1963 г., Одесса, 1965, с. 179
8. Клейман И.Б. Раскопки помещения вексилляции I Италийскоголегиона в Тире.- МАСП, 1971, выл. 7, с. 229—238
9. Крыжицкий С.Д., Клейман И.Б. Раскопки Тиры в 1963 и в1965—1976 гг.— В кн.: Античная Тира и средневековый Белгород. Киев: Наук,думка, 1979, с. 40— 45
10. Апохин В.А. Клад монет начала III в. н.э. из Тиры. – SCN,1975, т.6, с.63-67
11. Клейман И.Б. Раскопки помещения вексилляции I Италийскоголегиона в Тире.- МАСП, 1971, выл. 7, с. 233, рис. 4; 302, табл. I]
12. Рикмаи Э.А. Памятники сарматов и племен Черняховскойкультуры.— Кишинев: Штимнца, 1975.— с. 32— 148
13. Федоров Г. В. Население прутско-днестровского междуречья вI тыс. н.э. — М., I960.— 380 с— (МИА; № 89), с. 57—172
14. Гудкова А.В. К истории культурной атрибуции памятниковЧерняховского типа степной зоны СССР. – МАСП, 1976, вып.8, с.119-131
15. Симонович Э.А. Племена Поднепровья 310, в первой половине Iтыс. н. э.: Автореф. дис… д-ра ист. наук,— М., 1971.— с. 65
16. Магомедов Б.В. Черняховские племена Северо-ЗападногоПричерноморья: Автореф. дис… канд. ист. наук.— Киев-1981.- с.23
17. Щукин М.Б. О некоторых проблем Черняховской культуры и происхожденииславян.— СА, 1975, № 4, с. 57
18. Diaconu Gh. Spatsarmatische Elemente inder Sintana de Mures — Tstliernja-kow Kullur.- Ibid., 1966, vol.10, S. 357—364
19. Кудрявцев О.В. Исследования по истории Балкано-Дунайскихобластей в период Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории.—М.: Изд-во АН СССР, 1957.— с. 309-313, 327-360
20. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности игосударства.— Там же, т. 21, с. 164— 165
21. История Византии: В 3-х т. / (Под ред. С.Д. Сказкина). –М.: Наука, 1967. – Т. 1. с. 164—170
22. История Византии: В 3-х т. / (Под ред. С.Д. Сказкина). –М.: Наука, 1967. – Т. 1 с. 72—73
23. Кудрявцев О.В. Исследования по истории Балкано-Дунайскихобластей в период Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории.—М.: Изд-во АН СССР, 1957.— с 194—201
24. Inscriptiones antiquae oraeseptentrionalis Ponti Euxini Grapcae et Latinae /Ed.B. Latyschev.— 2ed.— Petropoli: Acad. Sci. Petropol., 1916.— Vol. 1 № 6
25. [167, с. 232—233; 410, с. 56, 73, 99—104].
26. [121, с. 17-18]
27. Dichl E. Tyras.— RE, 1948, Bd 7—A, Sp. с. 1862
28. Охотников С.Б. Поселения VI—V вв. до п. э. в НижнемПоднестровье.— И кн.: Исследования по античной археилош Юго-Запада УССР. Киев,1980, с. 84-96
29. Фурманская А.И. Античный город Ts*j pa,— В кн.: Античныйгород. М.: На ка, 1963, с. 50
30. Штерн Э.Р. Неизданные надписи, хранящиеся в Одесском музее—ЗООИД, 345. 1900, т. 22, с. 92
31. Блаватский В.Д. Античная археология СеверногоПричерноморья.— М.: Изд-во АН СССР, 1961.— с. 183
32. Дмитров Л.Д. Раскопки в г. Белгород-днестровском в 1947г. –АП УССР 1949, т.2, с. 59
33. Ременников А.М. Борьба племен Северного Причерноморья сРимом в III в.— М.: Изд-во АН СССР, 1954,- с. 84
34. Зограф А.Н. Монеты Тира. — М.: Издательство АН СССР, 1957.– с. 17
35. Зограф А.Н. Монеты Тира. — М.: Издательство АН СССР, 1957.– с. 18, 431
36. Моммзен Т. История Рима / Пер. с нем. под ред. и с предисл.Н. А. Машкина.— М.: Изд-во иностр. лит. 1949.— Т. 5 с. 207
37. Карышковский П.О., Клейман И.Б. Древний город Тира. – Киев,1985, с. 464—465
38. Inscriptiones Scythiae Minoris Graccae etLatinae / Ed. D. M. Pippidi.— Bncurestiis: Acad. Sci. Dacoromanae,1883.— vol.1 № 168, 347, 348; 476, с. 473—480