--PAGE_BREAK--Никаких компромиссов (выделение мое – М.И.) с Германией и, наоборот, самое искреннее франкофильство» [36]. На фоне этих громких слов очень любопытно выглядит вышеприведенный эпизод в Ярославле. Это яркий пример противоречия практических действий членов политических организаций Савинкова и высказываемых ими взглядов. Обуславливается это же противоречие объективными условиями: видя неизбежное поражение восстания (в немалой степени связанное с невыполнением союзниками (фактическим предательством) своих обязательств по высадке десанта и др.) его участники уже не могли придерживаться каких-то идейных принципов, а просто искали пути спасения. На наш взгляд, это противоречие между идейными положениями савинковских организаций и их практической деятельностью, обусловленной объективными условиями, является немаловажной характеристикой деятельности Савинкова в годы Гражданской войны.
История судьбы Савинкова после неудачи восстаний на севере России и до начала «польской кампании» недостаточно отражена в источниках и литературе. Голинков Д.Л. пишет: « После провала в 1918 году восстания в приволжских городах Савинков бежал на территорию, занятую чехословаками, и продолжал участвовать в антисоветской борьбе в рядах разных контрреволюционных армий. В частности, он, как «специалист-подпольщик», участвовал в действиях каппелевского офицерского отряда» [37]. В изученных нами источниках по этому периоду также содержатся лишь скудные сведения. В документе под названием «Периоды деятельности Б.В. Савинкова по представлению 6 отделения КРО ОГПУ» есть слова о том, что «после неудачных восстаний в Рыбинске, Ярославле и Муроме Савинков с подложным мандатом с поддельной подписью Луначарского пробирается в Казанскую губернию, где принимает активное участие в выступлениях против большевиков» [38]. Из обвинительного заключения по делу Б. Савинкова общая картина его деятельности в данный период вырисовывается следующим образом: участие в отряде Каппеля – борьба в рядах колчаковской армии – отправление в Париж и работа на посту главы колчаковского бюро печати «Унион» [39]. Важно отметить, что Савинков ехал работать в Париж еще не зная о совершенном адмиралом перевороте [40]. Сведений же о самой работе как в литературе, так и в источниках содержится немного. Д.Л. Голинков пишет: «В конце 1918 года Колчак назначил его своим представителем за границей. Обивая пороги французских и английских министерств, Савинков добывал оружие, снаряжение и обмундирование для колчаковских и деникинских войск» [41]. Более подробную информацию предоставляют В. Виноградов и В. Сафонов: «Савинков развернул бурную деятельность. Его принимали Жорж Клемансо, Ллойд Джордж, Уинстон Черчилль. Колчаку из европейских стран потекли оружие, боеприпасы, продовольствие, обмундирование. В Париже бывший охотник за царскими сановниками входил вместе с царскими министрами С.Д. Сазоновым, А.П. Извольским и народным социалистом Н.В. Чайковским в состав Политического совещания, претендовавшего на представительство интересов России при заключении Версальского мирного договора» [42]
В изученных нами источниках об этом периоде говорится мало и в весьма схожей манере. В качестве примера можно привести слова самого Савинкова, сказанные об этом периоде на допросе: «Колчака я представлял в Париже, в качестве члена делегации. Кроме того, я там же стоял во главе колчаковского бюро печати «Унион». Работа сводилась к околачиванию порогов у иностранцев и к осведомлению на основании сведений, получавшихся из Сибири (часто, к сожалению, не верных, как стало ясно потом)»[43]. Таким образом, главными направлениями его деятельности были поиск финансовых средств и информирование (с элементами пропаганды) о происходящих событиях.
В заключении данной главы приведем интересные сведения о политических организациях савинковцев, возникавших в данный период. А.А. Дикгоф-Деренталь говорит: «Мне кажется, что многие из них зарождались совершенно самопроизвольно, беря имя Савинкова как лозунг и действуя затем по собственной инициативе. Я знаю многие случаи, когда Б.В. Савинков узнавал о какой-нибудь «свой организации» из газет» [44]. Эти мысли свидетельствуют, с одной стороны, о популярности самого имени Савинкова, о харизматичности и притягательности этой личности для многих менее даровитых людей. Подтверждением этого факта могут быть слова прапорщика И.Паничева, из письма, адресованному Савинкову (сам Борис Викторович уже находился на Лубянке): «Когда Вы были за границею, нам казалось, что Вы что-то предвидите, на что-то надеетесь, вместе с Вами у нас была Ваша идея, Ваша любовь к Родине, в них мы находили для себя опору» [45]. С другой стороны, вышеприведенные слова А.А. Дикгоф-Деренталя говорят о том, что многие так называемые савинковские организации могли не иметь к самому Савинкову никакого отношения. Их участники преследовали свои собственные цели и интересы, их практические действия могли иметь совсем небольшое отношение к принципам и идейным положениям Савинкова. Этот факт необходимо учитывать в дальнейшем. Он, в частности, в некоторых случаях может объяснять имевшее подчас место противоречие между теорией и практикой в деятельности савинковских организаций.
Глава 2. Военно-политическая и социальная деятельность Савинкова в Польше во время и после советско-польской войны
Советско-польская война стала важным этапом в деятельности Савинкова в годы Гражданской войны, характеризовавшимся особой активностью и размахом.
После получения приглашения Ю. Пилсудского обосноваться в Варшаве Савинков отправляет своего сподвижника А.А. Дикгоф-Деренталя для переговоров с польским лидером. «Дикгоф-Деренталь встретился с Пилсудским, от которого получил заверения, что он согласен на создание в Польше русской армии в обмен на территориальные уступки после победы над большевиками» [46]. После приезда в Варшаву самого Савинкова он создает Русский политический комитет (РПК).
О работе и особенностях этой политической организации Савинкова богатый материал дают показания полковника Орлова, имевшего возможность увидеть РПК изнутри. Однако Орлов явно стремится показать свою минимальную причастность к этой организации в совершении нападений на советскую территорию, продемонстрировать факты разоблачения им деятельности РПК перед польскими властями. Одновременно особое внимание он уделяет фактам, характеризующим как Савинкова лично, так и его политическую организацию с отрицательной стороны (авантюризм Савинкова, его махинации с предоставлением французам и полякам подложных документов и др.). Одним словом, к данным показаниям надо подходить очень осторожно. Вместе с тем материал излагается в них подробно и обстоятельно, что делает этот источник полезным для нашей работы.
Сам Орлов прибыл в Варшаву в качестве делегата от крестьян ряда приграничных сел, выражавших просьбу о присоединении к Польше. Не найдя должного понимания у польских властей, он обращается к Б. Савинкову. Председатель РПК и его брат Виктор, заведовавший информационно-агитационным отделом РПК, в показаниях Орлова предстает в следующем виде: это два авантюриста «привыкшие жить на чужой стороне и на чужой счет, они благодаря своей изворотливости настолько умели обманывать даже солидных дипломатов-иностранцев, что те долго не могли разобраться, действительно ли эти «русские» так преданы своей родине, или они квалифицированные жулики» [47]. Также он приводит важные сведения о внутренней организации РПК и характере его отношений с армией Балаховича: «Борис Савинков всегда умел присосаться к уже сформировавшейся организации, как то было с армией Балаховича, Пермикина и другими, и из этих армий высосал все возможное не только для личных своих выгод, а уделил небольшие средства и для поднятия своего престижа среди русских эмигрантов не только в Польше, но и в других странах» [48]. Важно выделить точку зрения Орлова на то, что Савинков не принимал активного участия непосредственно в формировании армий Балаховича и Пермикина, а «присосался» к уже готовым организациям. Савинков предстает неспособным самостоятельно организовать сильную и прочную политическую организацию. Особенно ярко это обстоятельство проявляется в финансовом вопросе. Среди основных источников финансирования РПК Орлов называет деньги от польского правительства (15 миллионов польских марок в январе 1921 года) и от французской миссии (интересовавшейся секретными документами из советской России). Однако куда они шли? Немалую их часть поглощал непомерно большой штат служащих и так называемые представительские нужды, а, проще говоря, шикарные ужины и т.п. [49]. Одновременно Савинков потерял доходы от поставки документов из советской России по причине обнаруженных французской миссией фактов подделок [50]. Таким образом, РПК в том виде, в котором он существовал до соглашения с Врангелем, предстает организацией, рыхлой в организационном плане и с плохо продуманной политикой по получению и расходованию финансовых средств.
Орлов в своих показаниях намечает два важных аспекта, касающихся деятельности Савинкова во время советско-польской войны:
1. Савинков и вооруженные формирования на территории Польши
2. Диверсии на советской территории
Рассмотрим более подробно вопрос об участии Савинкова в вопросах по формированию и деятельности русских вооруженных отрядов в Польше. Первый по времени источник, имеющийся в нашем распоряжении это соглашение от 3 июля 1920 года между Б. Савинковым, Д. Философовым[51] и генералом П. Глазенапом[52]. Среди его принципиальных положений выделим следующие: 1) формирование русского военного соединения на территории Польши, действующее «в тесной моральной связи с генералом Врангелем», но при этом, однако, говорится о том, что «часто оно будет действовать самостоятельно» [53]; 2) разделение сфер управления формирующейся армией: военные вопросы остаются в ведении генерала Глазенапа, политические и дипломатические – в компетенции Савинкова.
Само соглашение, на наш взгляд, содержит в себе два основных противоречия, переросших в дальнейшем в конфликты: 1) неопределенность решения вопроса об отношении формируемых армий и Врангеля; 2) факт разграничения управленческих функций внутри армии, отсутствие единоличного управления ей. В контексте двух данных направлений нам представляется уместным проанализировать дальнейшую историю вооруженных формирований на территории Польши.
Упомянутую выше формулу о «моральной связи» формируемой армии с генералом Врангелем Савинков продолжает использовать и в дальнейшем В письме от 16 июля 1920 года он пишет лично генералу о том, что считает «этот отряд действующим параллельно с Вами… морально с Вами связанный и стремящийся к общей цели освобождения России» [54]. При чем он увязывает это особое положение данного соединения с ролью Польши в его формировании, а, в конечном счете, с его местом в отношениях Польши и антибольшевистских сил.
Подобные туманные формулировки Савинкова не устраивают Врангеля и он по-военному четко пишет о необходимости переброски имеющихся вооруженных сил в Крым. В ответ Савинков пишет о сложностях осуществления подобной меры: как в военном плане (возникающие вследствие этой меры проблемы на польском фронте, недоукоплектованность соединения личным составом и техникой), так и в политическом (осложнение русско-польских отношений) [55]. Однако в этом же письме он просит утвердить нового военачальника генерала Бобошко (в замен П. Глазенапа) или назначить нового. О причинах приближения Савинкова к решению о подчинении Врангелю есть косвенные свидетельства в его собственных словах: это проблемы, связанные с реакцией офицеров на приказ верховного главнокомандующего вооруженными силами южной России о передислокации. Они «приведены в замешательство и желают быть переброшены к Вам» [56].
Еще более четко это обстоятельство выражено в письме представителя Врангеля в Польше полковника Е. Долинского, адресованном Савинкову: «23 августа в Скальмержицах формирующееся там русское соединение в лице своего командующего генерала Глазенапа и высших офицеров, включая сюда командиров частей, выразило мне свое непоколебимое желание подчиниться верховному главнокомандующему вооруженными силами южной России» [57]. По сути, Савинков сталкивается с ситуацией, когда у него остается небогатый выбор: либо подчиниться Врангелю, либо руководить соединением, которое ему не подчиняется. Логичным решением Савинкова стало его признание в качестве председателя РПК власти Врангеля и его подчинение ему (телеграмма от 27 августа 1920 года)[58].
Представленные выше свидетельства официальной переписки скрывают однако много фактов реальной действительности. В некоторой степени приоткрывает их донесение неизвестного источника о Б. Савинкове, датированное 2 декабря 1920 года. Особенно любопытны предоставляемые им сведения об уже упомянутом лагере в Скальмержицах. Отношение отряда, сформированного в этом лагере к Савинкову «нескрываемо ироническое, если не враждебное» [59]. Одновременно и сам Савинков «явно враждебно относится к Врангелю, как представителю вооруженной силы, который опирается… на офицеров старой армии» [60]. Савинков подарками, приглашениями на обед, враждебной по отношению к Врангелю пропагандой стремится поднять свой престиж. Однако, как мы видели выше, в конечном счете ему это не удалось.
Данный источник содержит еще одну очень любопытную мысль: «Любой отряд, проявлявший симпатию к Врангелю, считался неблагонадежным и в виде наказания не получал больше ни теплой одежды, ни другого довольствия» [61]. Как будет показано ниже, одним из самых лояльных по отношению к Врангелю выступало соединение генерала Бобошко. Если мы признаем правоту данного донесения, то следует признать большое политическое вероломство Савинкова. Дело в том, что в письме Савинкова председателю Совета министров Польши о формируемых русских соединениях он с горестью пишет о недостаточном снабжении именно соединения генерала Бобошко: «… там имеется в настоящее время только 1500 винтовок, 7 пулеметов, 700 пик, одна пришедшая в негодность пушка и недостаточное количество подвод» [62]. Однако этот вопрос все же остается спорным.
Вместе с тем факт подчинения Савинкова Врангелю может выглядеть не так просто, если учесть еще один документ, датированный 27 августа. Им является соглашение между Б.В. Савинковым и С.Н. Булак-Балаховичем, генералом еще одного воинского соединения на территории Польши. Среди основных пунктов данного соглашения присутствуют положения о политическом и финансовом подчинении данного соединения Б.В. Савинкову как главе РПК, а также упоминание положение из секретного соглашения с польским правительством о том, что средства израсходованные на содержание русских формирований будут считаться государственным долгом России Польской республике[63]. Однако в контексте взаимоотношений Савинкова и Врангеля нам особенно интересен пункт 5: «В случае, если все русские соединения и группировки будут объединены под единым командованием… политическое подчинение соединения генерала Балаховича должно остаться без изменений» [64]. Здесь же упомянем пункты 4 и 5 из соглашения между Б. Савинковым и представителем Северной военной группировки (СБД)[65] В. Бриеде от 6 сентября 1920 года, где ставится аналогичный вопрос, однако его формулировка несколько уточняется: « 4)До того, пока не будет установлена прямая вязь с правительством генерала Врангеля, СБД в решениях политического порядка будет подчинена РПК в Польше… 5) В случае, если обе группировки должны будут слиться… стратегические взаимоотношения будут определены в зависимости от обстоятельств. Но политическое подчинение СБД РПК в Польше не может быть изменено» [66]. Причем в этом же соглашении (пункт 2) указывается, что обе данные организации подчиняются Врангелю.
Из вышеприведенных источников, на наш взгляд, вырисовывается следующая картина. Савинков в силу сложившихся обстоятельств вынужден был пойти на подчинение Врангелю. Однако параллельно с этим подчинением он начинает создавать базу для самостоятельных действий, он начинает искать политические и военные силы, на которые он мог бы опереться без непосредственного участия Врангеля. Вместе с тем он говорит лишь об их политическом подчинении РПК, тогда как военные и стратегические вопросы должны решаться Врангелем. Однако, как будет показано в дальнейшем, Савинков используя так называемое политическое подчинение ряда соединений РПК (прежде всего, армии Булак-Балаховича) принимал участие и в решении военных вопросов.
Центральным конфликтом между Савинковым и Врангелем стал вопрос о переброске сформированных русских соединений с польского фронта на крымский. Как указывалось выше, этот вопрос был поставлен еще в августе 1920 года, однако в сентябре он приобрел несколько иное звучание. В это время на территории Польши существовало 2 сформированных соединения (соединение генерала Булак-Балаховича: 7000 человек, относительно хорошо обеспеченное необходимыми материалами; соединение генерала Бобошко: 4500 человек, обеспеченное значительно хуже) и 2 соединения, находящиеся на стадии формирования (генерала Пермикина и генерала Трусова) [67]. В данном контексте Савинков ставит вопрос об эвакуации войск на крымский фронт следующим образом: эвакуировано может быть лишь соединение генерала Бобошко [68]. Соединение же генерала Булак-Балаховича «не выразило желания быть эвакуированным в Крым» [69].
Эти общие слова получают совершенно конкретное значение, если мы учтем, что соединение Булак-Балаховича подчинялось в политическом отношении именно Савинкову. В данном случае, на наш взгляд это политическое подчинение влекло за собой влияние Савинкова и на решении очень важного военно-стратегического вопроса – о передислокации в Крым. Таким образом, в вопросе о перемещении русских соединений с польского фронта на крымский идет против позиции Врангеля и, в конечном счете, добивается своего.
Необходимо сказать несколько слов и о значении шага Савинкова по подчинению Врангелю. Вот что об этом говорит вышеупомянутый полковник Орлов: «Конечно, свой престиж Савинков потерял уже настолько, что последователей его осталось в Польше немного, а когда узнали, что он вошел в тесные отношения с Врангелем, имя последнего вернуло Савинкову его последователей. Это был очень умный шаг со стороны Савинкова как авантюриста» [70]. Не менее интересные сведения приводятся разведдонесении неизвестного источника во французскую военную миссию в Польше. В нем указывается на наличие соперничества между Савинковым и Врангелем, вылившегося в подчинение первого «только потому, что программа последнего позволяла Савинкову повернуть вправо свою политику, якобы оставаясь в сравнении с Врангелем очень либеральным» [71]. Из оценки отношений Савинкова и Врангеля автор данного источника делает следующий вывод: «Таким образом, благодаря своему союзу с Врангелем, Савинков сумел сохранить свою популярность, проводя, однако, политику, которая должна была лишить его симпатий приграничных государств» [72].
Подытоживая свидетельства источников о значении подчинения Савинкова Врангелю можно выделить 2 основных пункта:
1. Этот акт способствовал возвращению популярности Савинкову, связав его имя с ведущим деятелем белого движения того периода
2. Он символизировал собой своего рода «националистический» уклон в политике Савинкова, который соседствовал с признаваемым им правом народов на самоопределение (подробнее об этом ниже)
Есть, впрочем, и еще одно (очень краткое) замечание в источниках о возможном значении союза Савинкова с Врангелем. Оно вписывается в общий контекст внешнеполитической деятельности Савинкова, о которой будет сказано ниже, и касается финансовой помощи Франции в содержании русских войск на территории Польши. В отчете о беседе майора д'Обиньи с Б. Савинковым от 2 декабря 1920 года есть интересная фраза: «Можно ли надеяться получить от Франции часть «врангелевского наследства», в частности, для войск Пермикина, которые признали Врангеля?» [73]. Таким образом, Савинков всячески пытался использовать связь с именем Врангеля для получения дивидендов для собственной политической деятельности и после разгрома войск самого белого генерала.
Скажем несколько слов и о непосредственном участии русских соединений в советско-польской войне. Как пишут В. Виноградов и В. Сафонов «в октябре 1920 года 3-я армия под руководством генерала Пермикина выступила вместе с петлюровской армией, взяв направление на Черкассы, а Булак-Балахович двинулся по маршруту Мозырь — Речица – Гомель»[74]. Как указывают Н. Какурин и В. Меликов положение вооруженных сил Петлюры и Булак-Балаховича было весьма специфичным и связано это с подписанием в перемирия между Советской Россией и Польшей 12 октября в Риге. Поэтому эти войска «ставились в необходимость либо добровольно самоликвидироваться, либо продолжить войну на свой риск и страх» [75]. Они предпочли последнее.
Краткое описание начальных боевых действий армии Булак-Балаховича содержится в докладной записке Нисселя, главы французской военной миссии в Польше, о возвращении Савинкова в Варшаву, адресованной военному министру. Он пишет о взятии Мозыря, Речицы [76], Гомеля (особенно отличалась 1-я пехотная дивизия) [77]. Причем дальнейшее направление движение он видит вдоль шоссе Рогачев – Заславль – Ниедин – Москва, т.е. конечной его целью являлся захват Москвы. Однако этим планам не суждено было сбыться и 18-19 ноября армия Булак-Балаховича начинает отступление [78]. Таким образом, русские вооруженные формирования потерпели поражение.
Сам Савинков принимал непосредственное участие в походе на Мозырь. Он своими глазами видел реальность советско-польской войны и действий армии Булак-Балаховича. Как пишут В. Виноградов и В. Сафонов «еврейские погромы, расстрелы ни в чем не повинных людей, разгромленные селения, стон и плач изнасилованных женщин – вот что принесли с собой балаховцы на «освобожденные» земли» продолжение
--PAGE_BREAK--[79]. Слова исследователей вполне подтверждаются данными источников. По сведениям военного прокурора Лисовского об армии Балаховича, она «представляет собой банду разбойников», «солдаты которой грабят и убивают». Отмечаются факты многочисленных еврейских погромов и изнасилований [80]
А что же об этих же действиях говорит сам Савинков? «Конечно, известны некоторые злоупотребления, но это объясняется недостатком продовольствия, с одной стороны, и весьма сильной волной антисемитизма, вызванной нелояльным поведением евреев на занятой территории, с другой стороны» [81]. Савинков действует в данном вопросе как настоящий политик: оправдывая действия Балаховича в момент, когда ему это необходимо, в последующем он будет открещиваться от них [82].
Интересная судьба постигла армию генерала Пермикина. Основываясь на документе под названием «Специальный бюллетень» от 16 марта 1921 года, мы можем говорить, что генерал Пермикин заявил, «что он согласен выступить на фронт только с целью продвижения на соединение с генералом Врангелем» [83]. Учитывая расположение сил на фронте в это время, возможность выступления армии Пермикина ставилась в зависимость от достижения соглашения с Петлюрой, главой правительства УНР. Однако в кругу близких сторонников Савинкова (Д.В Философов, Д.С. Мережковский и др.) в это время идея союза соглашения с Петлюрой не вызывала особого сочувствия. Соглашение было заключено во многом благодаря приезду из Белграда таких людей как Д.М. Одинец (бывший министр при Центральной Раде) и В.В. Ульяницкий (имевший личные связи с рядом киевских украинцев). Однако дипломатический успех не привел ни к чему, так как «не успела армия Пермикина выступить на фронт, как ей пришлось отступить под натиском большевиков и быть интернированной на польской территории» [84]
После окончания советско — польской войны неминуемо встал вопрос о бывших военнослужащих, находившихся под политическим руководством Савинкова и интернированных польскими властями. Как указывает П.Н. Ольшанский, «после подписания прелиминарного мирного договора польское правительство было вынуждено разоружить и интернировать в лагерях бежавшие на польскую территорию остатки формирований Булак-Балаховича, Перемыкина, отрядов непосредственно подчиненных Б. Савинкову, а также «армию» так называемой петлюровской УНР» [85]. Это обстоятельство связано с статьей 5 указанного договора, в которой говорилось о том, что «обе договаривающиеся стороны обязуются не создавать и не поддерживать организаций, имеющих целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной либо покушающихся на ее территориальную целостность, либо подготавливающих ниспровержение ее государственного или общественного строя путем насилия, равно как и организаций, приписывающих себе роль правительств другой стороны или части ее территории» [86]. Эта статья, по мнению П.Н. Ольшанского, послужила также причиной прекращения деятельности РПК и создания новой организации Савинкова – Русского эвакуационного комитета (РЭК).[87]. Эти два события произошли одновременно – 15 декабря 1920 года [88]. Хотя стоит отметить, что, по сути, деятельность РПК прекратилась еще 30 ноября в связи с арестом Савинкова [89]. Отдельно отметим, что вместе в РЭК существовал Русский политический комитет, который не стоит путать с упоминавшимся до этого РПК. Для прояснения скажем, что в РПК, упраздненный вместе с созданием РЭК входили Б. Савинков, его брат Виктор, Д.В. Философов, Н.К. Буланов, В.В. Ульяницкий, А.А. Дикгоф-Деренталь, Симановский [90]. А в РПК, существовавший вместе с РЭК и направлявший всю диверсионную деятельность, входили: Б. Савинков, Д. Философов, А. Дикгоф-Деренталь, Д. Одинец, В. Ульяницкий, В. Португалов. [91]
Стоит отметить, что работа Савинкова, связанная с интернированными войсками началась еще до создания РЭК. Одним из первостепенных стал вопрос о финансовом обеспечении жизни интернированных.
В письме от 4 декабря 1920 года (со ссылкой на беседу на аналогичную тему от 3-го числа) Савинков обращается к генералу Нисселю о ходатайстве перед властями Франции о материальной помощи людям 3-й армии генерала Пермикина [92]. Причем Савинков постоянно указывает на близкую связь этой армии с генералом Врангелем. Он пытается решить эти вопросы и через Д. Философова, ставшего затем вице-президентом РЭК. Савинков обращается ему с просьбами ходатайства о помощи перед благотворительными обществами, перед русскими эмигрантами [93]. Наконец, он пишет письмо главе польского государства, в котором указывает на тяжелое положение интернированных: «В лагерях началась эпидемия тифа. Не было белья, обуви, мыла и т.д. Температура в бараке доходит до 1 градуса. Снабжение продуктами недостаточное и неравномерное» [94].
В начале 1921 года произошли важные события в деятельности РЭК. В. Виноградов и В. Сафонов склонны считать, что «в январе 1921 года Савинков создает при Русском политическом комитете Информационное бюро во главе со своим братом Виктором Савинковым» [95]. Однако в источниках мы находим немного иную информацию. Сам Савинков часто использует разные названия «Отдел информации», информационный комитет, Бюро информации [96]. На наш взгляд речь все же идет об одной организации. Если это действительно так, то ее деятельность началась еще до 1 января 1921 года. С этой же даты она приняла «более организованный и широкий размах» [97].
Структурно Бюро информации состояло из 4-х секций, характер которых демонстрирует основные направления его деятельности: «а) первая имеет целью связь с крестьянскими организациями, б) вторая – связь с городскими организациями, с) третья- разрушение советских учреждений, д) четвертая – дезорганизация Красной Армии» [98]
Целью деятельности Бюро информации Савинков называет «установление связи между различными повстанческими отрядами, отрядами партизан, «зелеными» и тайными крестьянскими обществами» [99]. Если основываться лишь на словах самого Савинкова, то размах деятельности этой организации поистине огромен: террористическая организация в Москве, агенты в Москве, Петрограде, Красной Армии, связи с Махно, партизанами Карелии, Ингерманландии, Новгородской, Псковской, Минской, Гродненской, Могилевской губерний, связь с партизанами Кубани [100]. Однако, к сожалению, мы не располагаем очень малым количеством источников для оценки достоверности этих сведений.
Одним из редких документов, позволяющих взглянуть на эту сторону деятельности Савинкова является договор от 18 августа 1921 года между Комитетом повстанческих отрядов Северного Кавказа и Совета крестьянских, казачьих и городских депутатов и ВЦК НСЗРиС (подробнее об этой организации будет сказано ниже). Центральным демонстрирующим сам характер договора является пункт 3, в котором говорится о том, что «стороны, не имея в настоящий момент возможности оказывать друг другу материальную помощь оружием, людьми, финансами и т.д. как ввиду дальности расстояния, так и по многим другим чисто внешним причинам, обязуются, тем не менее, взаимно…» [101]. Дальнейшие обязательства не идут дальше координации будущих военных действий, поддержания связи, обмена агитационными материалами и идейной поддержки [102]. Таким образом, на данном примере мы весьма четко видим, что обширная и мощная на словах сеть дружественных и союзных Савинкову организаций на самом деле была весьма условна. Их отношения в виду материальной, людской и финансовой слабости имели больше декларативный характер.
Вернемся к анализу деятельности Савинкова по отношению к интернированным.
К первым месяцам 1921 года Савинков, основываясь на рапортах и ходатайствах людей, непосредственно работающих с интернированными, вырабатывает свое решение вопроса: он обращается к министрам путей сообщения, труда и сельского хозяйства Польши с просьбой поиска работы для них (выкорчевывание лесов, строительство уничтоженных во время войны мостов, снятие проволочного заграждения и засыпка траншей) [103]. Однако как отмечается в донесении сотрудника французской военной миссии в Польше майора д’Обиньи о Б. Савинкове «этот вопрос висит в воздухе по вине поляков». В результате «с 18 000 человек число интернированных уменьшилось до 12 000, и количество это продолжает уменьшаться с каждым днем» [104]
Однако деятельность Савинкова в отношении интернированных протекала и в другом направлении – чистка кругов высшего командования и рядового состава. К началу 1921 года были уволены или отстранены со своих должностей генерал Пермикин, граф Пален, офицеры штаба по обвинению их в германофильских и антипольских настроениях, а также растрате подотчетных сумм[105]. В дальнейшем согласно приказу № 10 интернированным войскам на польской территории снятыми со своих должностей оказались командующие 1-й стрелковой дивизии 3-й армии генерал-майор Бобошко, полковники Рогожинский, Саулевич и др. [106]. Как нетрудно заметить большинство перечисленных выше офицеров имели непосредственное отношение к 3-й армии, наиболее тесно связанной с генералом Врангелем. Этот факт далеко не случаен. Савинков в письме от 17 февраля 1921 года на имя полковника Медзинского, начальника 2-го отдела штаба военного министра Польши объясняя причины, толкнувшие его на увольнение указанных офицеров проводит четкую линию обвинения. Начиная с расхождения во взглядах с генералом Глазенапом он демонстрирует, что Бобошко своим стремлением эвакуации его соединения в Крым, Пермикин своим нежеланием совместных действий с Булак-Балаховичем во время войны, неподчинением РЭК после нее всячески срывали мероприятия Савинкова. Он обвиняет их в германофильских и монархических настроениях, которые направлены «против польско-русского дела и преследуют цель разложения русских вооруженных сил» [107]. Таким образом, решения Савинкова по удалению из армии ряда офицеров из высшего командного состава являются логическим продолжением его политики по поддержанию союза с Польшей, с Францией, его антимонархических настроений и поиском собственных путей борьбы с большевиками (подробнее об этом в главе 3).
Вместе мы имеем еще одно любопытное свидетельство на кампанию по чистке кругов интернированных. В докладе о деятельности Б. Савинкова, составленном английской разведкой говорится о чистках как о «борьбе с вредным влиянием», которое оказывали «бандиты, жулики, «погромщики»… и, наконец, худшие из элементов, возможно, составленные из реакционных офицеров, принадлежащих в большинстве своем к армии Пермикина» [108]. Автор или авторы доклада тоже говорят об уменьшении числа интернированных, однако в ином ключе: «Процесс «фильтрации», предпринятый Савинковым был настолько основательным, что в конце 3-х месяцев число интернированных, прямо зависимых от него, было уменьшено до 10 000, т.е. наполовину» [109]. Таким образом, РЭК, создававшийся «для оказания помощи интернированным из русских армий» [110] иногда оказывал эту помощь весьма специфическоими методами. Однако несмотря на разницу этих методов (как действительную помощь некоторым интернированным, так и «чистки») цели у них были весьма схожими – увеличение политического влияния и роли Савинкова.
В этом же контексте стоит рассмотреть вопрос о тех мерах, которые Савинков предлагал провести для улучшения положения пленных казаков. Во многом они схожи мерами, предлагаемыми им по отношению к интернированным. Савинков предлагал дать казакам возможность «работать», т.е. нести пограничную военную службу. Он всяческим образом стремится продемонстрировать выгоды, которые подобная мера принесет Польше (уменьшение затрат польской казны, возможность отблагодарить за польский народ и т.п.) [111]. Однако Савинков говорит и о некоторых условиях будущей службы казаков: поместить их не на германскую границу (иначе — опасность распространения германофильских настроений), лишение права войти в состав воинских частей офицеров, которых укажет полковник Гнилорыбов (командир казачьих частей, интернированных в Польше), в случае изменения положения в России право вернуться на Родину[112]. Как мы видим, в вопросе о казаках прослеживается отмеченная выше двойственная направленность его деятельности: с одной стороны, решение насущных проблем устройства жизни казаков, с другой, преследование своих политических интересов через удаление из частей офицеров, обвиненных в германофильских настроениях. Вторую из указанных тенденций проводили в жизнь:
1. Решение внеочередного заседания съезда казачьих делегатов от 22 июня 1921 года, по которому «предлагается всему младшему комсоставу казачьих частей, у которых имеется какая-либо информация [113]о германофильской деятельности офицеров и солдат, передать их судебной комиссии»
2. Приказ № 30 по казачьим частям, находящимся в Польше, в соответствии с которым организовывалась судебная комиссия, которая должна была проверить «сведения о германофильской работе некоторых офицеров и казаков» [114].
Наконец, своего рода апогеем указанных процессов является докладная записка начальника казачьих частей полковника М. Гнилорыбова Б. Савинкову. В ней торжественно говорится о том, что «уходит бесповоротно казачество из рядов монархистов-единонеделимцев и становится в ряды тех, кто готов бороться за свободу народностей, кто готов жертвовать собою в борьбе с угнетателями, будут ли то монархисты или коммунисты» [115]. К сожалению, мы не располагаем источниками, позволяющими решить вопрос о том, были ли указанные выше меры приняты или нет, но если верить П.Н. Ольшанскому, то их частичное принятие и реализация польским генштабом имели место [116].
Мы говорили о событиях лета 1921 года в деятельности Савинкова в контексте его политики по отношению к интернированным, однако важнейшим было все же другое. Таким событием являлся съезд «Народного союза защиты родины и свободы» (НСЗРиС), состоявшийся 13-16 июня 1921 года в Варшаве. На съезде присутствовало около 140 человек, из которых 50 прибыло от разных регионов России, а также от казачьих, украинских, белорусских и других эмигрантских организаций. Среди иностранцев можно назвать начальника канцелярии маршала Пилсудского полковника Сологуба, сотрудника Генштаба Польши генерала Зелинского, английского полковника Клайтона [117]. Как указывают исследователи, «на съезде была достигнута договоренность об одновременном выступлении русских белогвардейцев в начале сборки урожая и сбора продналога» [118]. Также «было признано необходимым в целях дезорганизации жизни страны широко применять террор и диверсии» [119].
Относительно конкретного воплощения указанных мер в нашем распоряжении есть интересное свидетельство Павловского. Он рассказывает об осуществлении игуменской (от названия города Игумен) операции, которая должна была стать составной частью общего выступления, назначенного на 1 июля. Несмотря на имевшиеся отдельные успехи (например, в результате набега на д. Погорелое было захвачено около 80 винтовок, гранаты и много патронов [120]), из-за плохого управления из центра (т.е. из Варшавы) игуменская операция была провалена. Как говорит Павловский (хотя этим словам вполне можно не доверять), «для меня стало ясно, что все дело провалилось, не только игуменская операция Савинкова, но вообще все» [121]. Таким образом, летняя кампания Савинкова закончилась неудачей.
Осенью 1921 года имя Савинкова часто фигурировало в советско-польских отношениях. Одним из проявлений правительственного кризиса 13 сентября в Польше (в отставку ушел кабинет Витоса) стало появление возможности у Пилсудского и сторонников его жесткого и непримиримого курса по отношению к Советской России добиться посылки ультимативной ноты советскому правительству. 14 сентября польский поверенный Т. Филипович вручил Г.В. Чичерину вербальную ноту, содержавшую три требования: 1) освободить и доставить к польской границе «всех находящихся в лагерях и тюрьмах польских заложников, гражданских и военных пленных…»; 2) передать Польше причитавшиеся ей по мирному договору золото и драгоценности; 3) немедленно начать работу смешанных комиссий – реэвакуационной и специальной. [122]
17 сентября заместитель наркома по иностранным делам М.М. Литвинов сообщил Филиповичу, что советское правительство согласно к определенному сроку внести первый взнос золота и приступить к работе по реэвакуации, если польское правительство к тому же сроку выполнит советское требование об удалении с польской территории Савинкова и его приверженцев. Однако ответ польского правительства содержал лишь обещание «сообщить об уже предпринятых шагах против перехода российской границы нежелательных в России элементов» [123]
Этот же вопрос был одним из центральных на переговорах между полпредом РСФСР Л.М. Караханом и вице — министром иностранных дел Польши Я. Домбским, которые начались 30 сентября. Однако ситуация в самой Польше в это время была уже иной: образовалось правительство Пониковского, при котором влияние эндеков на внешнюю политику заметно усилилось. В результате переговоров, которые велись вплоть до 7 октября, был подписан протокол. Как пишет П.Н. Ольшанский «важнейшим его пунктом была договоренность о том, что не позднее 8 октября польскую территорию покинут пять видных руководителей савинковской организации (Борис Савинков в это время находился вне пределов Польши) – В. Савинков, Д. Одинец, Д. Ярославцев, А. Дикгоф-Деренталь, А. Рудин, а не позже 20 октября будут выдворены с польской территории также А. Мягков, Ю. Тютюнник, М. Павленко-Омельянович, В. Зелинский, С. Булак-Балахович» [124].
Сам Савинков прибыл в Варшаву 26 октября и был поставлен перед фактом, что о отправлении в этот же день в Гданьск 5 членов его организации: В. Савинкова, А. Мягкова, В. Ульяницкого, М. Гнилорыбова, А. Рудина [125]. Лейтмотивом его писем с 26 по 30 октября (в этот день он сам должен был покинуть пределы Польши) стало, с одной стороны, напоминание о его заслугах перед Польшей, а с другой, возмущение тем фактом, что судьба членов его организации была решена без какого-либо соглашения с ним. Однако времена менялись, и польская кампания Савинкова подходила к концу.
Глава 3. Идеологическая основа и политические программы Савинкова в годы Гражданской войны
Практическая деятельность Савинкова базировалась на определенном комплексе идей. Можно выделить две черты, характеризующие его на протяжении Гражданской войны. С одной стороны, он претерпевал ряд изменений и эволюционировал. С другой, он вращался вокруг тех же основных идейных проблем, так или иначе решавшимися всеми политическими силами (вопрос о земле, об Учредительном собрании). Это позволяет говорить о некоторых из идейных принципов Савинкова в контексте более широких социальных движений (например, «зеленое движение»).
Как мы уже говорили во введении, в центре нашего внимания будет стоять идеологическая основа Савинкова и его политических организаций во время польской кампании. Первым в хронологическом порядке источником, который мы хотели бы проанализировать, является документ под названием Декларация Б. Савинкова. Выражая в преамбуле согласие с Декларацией Врангеля от 20 июня 1920 года Савинков и его единомышленники (Д. Философов, А. Дикгоф-Деренталь и др.), его участники излагают свои взгляды на борьбу с большевиками и будущее России. Принципиальными пунктами данного документа являются:
· Признание возникновения новых государств на территории бывшей Российской империи и строительство взаимоотношений с ними на основе воли самоопределяющихся народов
· Необходимость созыва Учредительного собрания, которое должно окончательно установить форму правления
· Признание «перехода всей земли в частную собственность владельцев» [126].
Как можно охарактеризовать представленную здесь позицию? С одной стороны, Савинков признает неизбежность и необходимость признания ряда основных достижений Октябрьской революции (право народов на самоопределение, свершившееся перераспределение земельной собственности). Однако, с другой стороны, он ведет борьбу с большевиками, с режимом их власти. Поэтому он, безусловно, стремится к изменению государственного строя в случае победы. Вместе с тем он не высказывается однозначно о его форме и характере в будущем. Этот факт весьма любопытен. На наш взгляд, он характеризует одну из общих особенностей идеологической базы деятельности Савинкова в годы Гражданской войны – стремление не увлекаться сугубо политическим вопросами. Он не приемлет ни возврата к монархии, ни большевистского строя.
Попытаемся объяснить указанную выше особенность. Можно выделить три основных причины:
1. Личность самого Савинкова. Как в годы его деятельности в рядах Боевой организации эсеров, так и во время польской кампании он не был выдающимся теоретиком, его основные сферы – это вопросы тактики борьбы с большевиками, поиска социальной базы, методов и средств для этой борьбы.
2. Стремление Савинкова сплотить для борьбы с большевиками как можно более широкий круг социальных и политических сил. Как можно видеть, в разные периоды он сотрудничал и с Врангелем, и с Петлюрой, поддерживал связь и с Махно, и с Пилсудским. Однозначное и твердое решение вопроса о будущем политическом устройстве России могло сразу же оттолкнуть нескольких потенциальных союзников.
3. Савинков в период польской кампании всячески подчеркивают, что он стремится выразить чаяния и интересы крестьян. В этом смысле, можно предположить, что его неопределенное отношение к будущему политическому строю связано с присущим эсерам стремлением решать, прежде всего, вопросы, связанные с аграрным вопросом, вопросами территориального устройства, тогда как сугубо политические вопросы отходили на второй план. Поэтому неслучайно, на наш взгляд, что Савинков подчеркивает, говоря о характере РЭК, что «комитет не претендует ни коим образом представить себя правительством или зародышем правительства, а что он себя рассматривает как революционное общество, ставившее своей целью помочь освобождению России от большевиков» [127].
Однако, несмотря на указанное стремление не говорить о политическом строе будущей России, в одном из источников Савинков высказывает свое предпочтение. В статье «Русские дела» речь идет о некой программе НСЗиСР, о которой Савинков говорит, что он «готов подписать свое имя» под ней. В пункте 7 указанной программы говорится: «Установление республики в России с помощью Учредительного собрания, избранного на основе прямого, всеобщего и тайного голосования» [128]. Таким образом, можно говорить о том, что Савинков видел в качестве будущего политического строя России именно республику.
Используя сведения источников более позднего времени, мы можем также уточнить воззрения Савинкова на вопрос будущего территориального устройства России. Отталкиваясь от признания независимости образовавшихся государств, он говорит о большем: «Последующим шагом должно явиться свободное соглашение всех государств восточной Европы (в том числе даже Польши) и образование Всероссийских соединенных штатов по образу и подобию Соединенных Штатов Северной Америки» [129]. К сожалению эта идея не получает широкого дальнейшего развития у Савинкова. Причиной тому является ее слишком малая на современный ему момент вероятность воплощения в жизнь. Как пишет сам Савинков, «это дело, разумеется, будущего» [130]
В продолжение мысли о стремлении Савинкова быть выразителем крестьянских интересов и использовать их как главную силу в борьбе с большевиками обратимся к документу под названием «Открытое письмо Бориса Савинкова» от 20 декабря 1920 года. В нем он твердо размежевывается с белогвардейскими генералами (Колчак, Юденич, Врангель), стремясь быть голосом «третьей России» (хотя в данном источнике сам этот термин не употребляется). В «Открытом письме» он называет три пункта, являющиеся основными для характеристики его политической программы в период польской кампании:
«1. Земли, т.е. ликвидации крупной крестьянской собственности и узаконение мелкой.
2. Мира, т.е. дружбы со всеми соседями: Финляндией, Латвией, Эстонией, Грузией и со всеми другими народами, которые отделились от России.
3. Свободы, т.е. Учредительного собрания. Ни Колчак, ни Деникин, ни Юденич не сумели завоевать доверия крестьян. Обещав крестьянам землю, они сплотились вокруг помещиков» [131].
Другой базовой мыслью, которая отражена в данном письме, является идея, кратко выраженная Савинковым в словах: «Не война, а революция. Не мобилизация, а добровольное поступление на военную службу. Не помещики, а крестьяне, не союзники, а русский народ» [132]. Данная мысль содержит в себе следующие базовые пункты:
· Опора на всеобщее крестьянское восстание
· Главным средством в победе над большевиками является не огромная профессиональная армия, а относительно немногочисленный (порядка 15 тысяч человек) добровольческий корпус, опирающийся на местное население. Во главе этого корпуса должны стоять кадровые офицеры [133]
Как можно заметить, высказываемые здесь идеи весьма схожи с тактикой действий армии Махно и других представителей «движения зеленых». Подмечая это сходство, сам Савинков говорит о правильности выбранных Махно методов борьбы с большевиками [134]. Более того Савинков говорит о необходимости как можно более широкого установления связей с представителями «зеленых», тайных крестьянских революционных организаций[135].
· Отказ от помощи иностранцев и невозможность любых попыток свергнуть большевиков, основывающейся исключительно на ней [136].
В этом вопросе взгляды по сравнению скажем с 1918 годом, безусловно, претерпели изменения. Красноречиво об этом факте говорят слова самого Савинкова: «Долго я был сторонником интервенции, но… обманутый надеждами в Рыбинске, Ярославле, Севастополе… Я предполагаю, что комментарии излишни» [137]. Однако отказ от надежды на интервенцию как средство свержения власти большевиков не означает отказа от помощи со стороны союзников. Савинков пишет: «Что можно попросить у иностранцев: винтовки, пулеметы, пушки, которыми мы умеем сами владеть» [138]. Более того сам Савинков в период не только его работы в колчаковском бюро информации «Унион», но и во время польской кампании. Так, например, в письме У. Черчиллю от 8 июля 1920 года он не просто об помощи в виде ненужного или германского оружия, но увязывает проблемы русских вооруженных формирований на территории Польши, самой Польши с распространением большевизма по всей Европе [139].
Исходя из указанных выше принципов, строится и решение Савинковым тактических вопросов. Одним из основных средств борьбы с большевиками становится создание антибольшевистских военных организаций и проникновение в советские учреждения[140]. Немаловажную роль играют и диверсии на границах. Яркое представление о них дают показания Павловского [141]. Как можно заметить, многие методы и тактические решения Савинкова имеют тесную связь с его прошлым эсера-террориста. В подобном же контексте можно рассматривать и попытки организаций покушений на ряд видных советских политиков [142]
Важное место в политических программах организаций Савинкова занимали внешнеполитические вопросы. Многие из них мы, так или иначе, рассматривали выше, однако необходимо привести их в некую систему.
Главные враги и главные союзники выделяются Савинковым достаточно четко. Главным врагом для него является Германия и поддерживаемые ей эмигранты, целью которых является «восстановить самодержавный строй в России» [143]. Савинков много говорит о вине Германии во «внедрении большевизма», о том, что «Россия была всегда для Германии предметом эксплуатации». Эти факторы, безусловно, играли существенную роль в том, что Савинков считал Германию основным врагом и противником его стремлений. Однако мы хотели бы обратить внимание и на другое.
Объективные обстоятельства деятельности Савинкова в годы Гражданской войны сложились таким образом, что главной его опорой в деле борьбы против большевиков стала Польша и стоящая за ней Франция. Одновременно он все дальше и дальше отходил от соглашений с представителями белого движения и приходил к признанию того, что победа над большевиками под идеями и методами, которые применяли белые, невозможна. Таким образом, Германия в такой ситуации неизбежно становилась главным врагом Савинкова и главной противодействующей силой в его антибольшевистской борьбе. Это обстоятельство он пытался использовать в переговорах с Францией по поводу увеличения финансовой помощи его деятельности. В письме Барту, военному министру Франции, он писал: «Совершенно не ходатайствуя о миллионах франков, о вооружении и помощи для многомиллионной армии, Комитет позволяет себе надеяться, что Франция не забудет тех, кто остался неизменно верным союзником и особенно Французской республике, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не вели переговоров с Германией, которые неутомимо работали на дело укрепления русско-польских взаимоотношений…» [144].
Главными союзниками для Савинкова являются Польша и Франция. Он подчеркивает дружественные отношения между Францией и Россией, отсутствие тенденций со стороны Франции к эксплуатации России. В схожем ключе построены его мысли о Польше[145].
Как указывалось выше, подобный выбор союзников обуславливался объективными обстоятельствами, в которые был поставлен Савинков в годы Гражданской войны. Немаловажную роль здесь играли финансовые вопросы. Польша и Франция были двумя главными «инвесторами» в деятельность савинковских организаций. Интересные сведения в этом отношении предоставляет уже упоминавшийся доклад о деятельности Б. Савинкова, составленный английской разведкой. В нем отмечается, что Савинков отличается от других антибольшевистских вождей своей экономностью и строгим контролем расходования средств [146]. По оценкам данного доклада с 1 июня 1920 по 1 апреля 1921 года, не считая вооружения и снаряжения, около 290 000 000 польских марок [147]. Однако с 1 июня польское правительство прекратило финансирование. Савинков обратился к помощи Франции. В результате французский генеральный штаб обещал добиться для него субсидирования в количестве 6 000 000 польских марок в месяц [148].
Важно однако рассмотреть не только количество, но и структуру расходования средств. По сведениям доклада 94,2% польских дотаций использовалось для поддержки армии и антибольшевистской деятельности и лишь 5, 82% для административных нужд [149]. Эти цифры весьма плохо согласуются с мнением полковника Орлова о непродуктивных тратах на громадный штат служащих, на угощение польских офицеров [150]. К сожалению, мы не располагаем источником, позволяющим вынести окончательное решение по данному вопросу, однако отметим, что факты непроизводительных затрат в организациях Савинкова присутствовали.
Недостаточность финансирования была одной из главных проблем савинковских организаций. В разного рода документах, касающихся РЭК (в вышеприведенном докладе речь идет о средствах, направлявшихся по более широким каналам) Савинков постоянно сетует на недостаток денег [151]. Данное обстоятельство объективно ограничивало возможности его деятельности.
Как мы пытались показать, выбор Савинковым союзников во многом обуславливался объективными обстоятельствами, в которых он оказался в период Гражданской войны. Однако Савинков не был бы Савинковым если бы не пытался подвести под реально существующие вещи обширную теоретическую базу. Поэтому неслучайно, что в решениях возглавляемого им НСЗиСР мы можем найти, например, такое положение: «Только связь между Францией и Польшей и демократически возрождающейся Россией может обеспечить в Европе постоянный мир» [152].
Продолжая тему внешнеполитических концепций Савинкова, скажем несколько слов о его отношении Рижскому миру и его месту в русско-польских отношениях. Прежде всего, отметим факт, что Савинков всячески пытался сорвать рижские переговоры о мире. По показаниям полковника Орлова, рейд савинковцев, которым руководил сам Орлов на село Рубежевичи, был вызван именно стремлением Савинкова принять все меры «для разрыва рижских переговоров» [153].
После заключения самого договора позиция Савинкова была весьма независимой по отношению к Польше. Как пишет П.Н. Ольшанский, «считая, что польское правительство так или иначе вынуждено будет подписать Рижский мир, Савинков при этом намекал на возможность пересмотра Рижского мирного договора после свершения им в России контрреволюционного переворота» [154]. В письме князю Сапеге от 16 октября 1920 года Савинков пишет: «Если Польша и заключила мирный договор, то только с большевиками, ни в коем случае, конечно, этот договор не может определить отношения между Польшей и возрожденной Россией» [155]. Таким образом, Савинков, несмотря на свою финансовую и в определенной степени политическую зависимость от Польши, часто преследовал интересы России (в той степени как он сам себе их представлял).
Последним сюжетом, который мы хотели затронуть в данной главе, является вопрос об отношении Савинкова к фашизму. Большое влияние на него оказала встреча с Муссолини, состоявшаяся в марте 1922 года в Лугано (Швейцария). К сожалению, мы не располагаем источниками по данной теме, однако в нашем распоряжении есть обстоятельное повествование о ней в статье В. Виноградова и В. Сафонова. Основное предложение Савинкова заключалось в том, что необходимо «противопоставить коммунистическому Интернационалу Интернационал националистов» [156]. Муссолини же ответил заявлением о том, что к большевикам фашисты относятся равнодушно и даже благодарны им за борьбу против Англии и Франции. Хотя беседа Савинкова и лидера итальянских фашистов прошла в «душевной и товарищеской атмосфере», материальной помощи Муссолини не оказал, правда много пообещав, но только в следующий раз. Авторы статьи пишут, что «после встречи с Муссолини отношение к фашизму у Савинкова стало очень теплым» [157].
Учитывая вышесказанное, попытаемся проанализировать отношение Савинкова к фашизму на основе имеющихся в нашем распоряжении источников. Главным из них является письмо Савинкова, адресованное выдуманному сотрудниками ОГПУ ЦК НСЗРиС. В нем он пишет о том, что в фашизме «нет элементов реакции, если не понимать под реакцией борьбу с коммунизмом и утверждение порядка» [158]. Более того «фашизм не отрицает народного представительства, но требует от народных избранников не прекраснодушных речей, а действий и волевого напряжения. Парламент (у нас – Советы) не должен мешать правительству в его созидательной работе бесконечными прениями и присущей многолюдному собранию нерешительностью» [159]. Попытаемся выделить принципиальные пункты в видении Савинковым фашизма, которые привлекают его:
· Националистическая направленность.
Савинков не приемлет понятие интернационализма, не приемлет мировой революции и всего с ней связанного. Более того, в своем стремлении опереться на крестьянство он, как нам представляется, в определенной степени стремится использовать национальный фактор. Не случайно восстанавливая существовавший в 1918 году «Союз защиты родины и свободы» он добавляет к нему слово «национальный». В некоторых из своих статей он особо рьяно стремится выразить чаяния именно русского крестьянства. Он пишет: «Имена красных вам чужды и ненавистны (Ленин, Троцкий, Подвойский). Имена белых вам тоже чужды и ненавистны (Климович, Кривошеин, Глинка)» [160]. Вместе с тем важно отметить, что подобная апелляция к русской нации соседствует с признанием «непоколебимого принципа самоопределения инородцев бывшей русской империи» [161].
· Политический реализм фашизма, его тактика активного действия, апелляция к воле, силе и т.п.
Савинков, как мы показывали выше, в своей деятельности в годы Гражданской войны продолжал многие традиции, идущие еще из его деятельности в Боевой организации эсеров (приверженность к диверсиям, покушениям на высокопоставленных политиков, стремление к созданию организации с жестким подчинением нижестоящих вышестоящим). На наш взгляд, многие из положений фашизма отвечали этим его стремлениям.
Таким образом, завершая данную главу, можно констатировать, что основой идеологических программ Савинкова в годы польской кампании была идея «третьей России» с опорой на признание ряда достижений Октябрьской революции (вопросы о земле, о признании вновь образовавшихся государств) и крестьянскую революцию.
Заключение
В конце жизненного пути у каждого человека встает вопрос об итогах достигнутого, о собственных успехах и неудачах. При анализе деятельности исторического персонажа постановка подобной проблемы столь же неизбежна и необходима.
На первый взгляд, говоря об итогах деятельности Савинкова в годы Гражданской войны, нельзя не согласиться с мнением советских историков, характеризовавшим ее как крах[162]. Более того в этом отношении сам ее масштаб и значение видятся намного меньшими, чем те, что были присущи движению Колчака, к которому Савинков имел отношение, движению Махно и если говорить шире движению «зеленых», многие принципы которых Савинков пропагандировал во время и после польской кампании.
Вместе с тем подобная оценка не противоречит, на наш взгляд, тому исключительному вниманию, с которым советское руководство подошло к операции по захвату Савинкова и решению его последующей судьбы. В объяснении этого факта можно привести несколько причин. Во-первых, террористические акции савинковцев на границе, потенциальная опасность покушений на высших руководителей партии и государства (особенно при их выездах за границу) представляли немало проблем и неприятностей и требовали своего решения. Таким решением и стал захват Савинкова. Во-вторых, последующий приговор, сопровождаемый признанием Савинковым советского государства и ошибочности своей борьбы против него имел, безусловно, пропагандистские цели, особенно в отношении эмиграции и зарубежных государств. Если учесть стоящие в этот период перед СССР задачи международного признания то объяснить повышенное внимание к фигуре Савинкова, имевшего, как было показано выше очень неплохие внешнеполитические связи, вполне объясним.
Сопоставляя общую оценку деятельности Савинкова и большое внимание и значение, отводившееся ему советским руководством в 1924-1925 гг. у нас складывается любопытное соображение. По большому счету, Савинкову не удалось организовать функционирование хорошо координированной, высокоэффективной, имеющей стабильную финансовую базу организации, которая бы могла представлять существенную опасность для советского государства. Определенную роль в этом играли его идейные принципы: опора на крестьянскую революцию, возглавляемую относительно небольшим, но профессиональным и сплоченным вооруженным отрядом. Однако главным нам видится иное: у политических организаций Савинкова не было ни должной социальной, финансовой и политической базы, которая могла стать действительным противовесом силам советского государства.
Вместе с тем на этом фоне сама фигура Савинкова видится в несколько другом свете. Это был человек, имеющий обширные связи с лидерами и крупными политическими фигурами ряда европейских стран (Англия, Италия, Польша), это один из самых ярких представителей эмиграции, наконец, один из самых убежденных врагов и противников советской власти. То есть, сама личность Савинкова далеко не была блеклой и не имеющей никакого значения. Поэтому, несмотря на слабость его политических организаций, Савинков как личность имел определенное влияние и его захват и своего «переход» на сторону советского государства в потенциале мог иметь очень неплохие дивиденды.
Можно попытаться взглянуть на результаты и итоги деятельности Савинкова и с иной стороны. Суть данного подхода нам видится в попытке рассмотреть личную и политическую судьбу Савинкова в контексте более общего исторического явления.
К 1925 году уже 3 года как отгремели выстрелы Гражданской войны, на мировой политической карте сложилось новое государство – СССР, многие зарубежные державы юридически признали его существование. Складывалась новая историческая реальность. Многое менялось и в культурной, идейной жизни. Существовало такое движение как «сменовеховство», получившее свое название от сборника «Смена вех», изданного в Праге в 1921 году. От открытой конфронтации и абсолютного неприятия многие люди обращались к попыткам понять, какое значение несет образование нового советского государства. В данном контексте признание Савинковым ошибочности борьбы против советского государства (без учета внутренних мотивов, без оценки того, насколько в действительности он принял подобную мысль) вписывается в указанную тенденцию.
Вместе с тем при чтении работ Савинкова, написанных во время его пребывания на Лубянке (например, вступительные слова к протоколу допроса[163]) сложно не согласиться с мнением исследователей о некоторой их искусственности[164]. С трудом верится, что такой непримиримый враг большевиков, посвятивший годы делу борьбы с ними как Савинков мог самостоятельно столь резко изменить свою точку зрения. Не вдаваясь в выяснение конкретных причин данного явления (как в связи с недостатком источников, так и потому, что это не входит в рамки данной работы) отметим, что оно, однако вписывается в общий контекст судьбы Савинкова. Это был человек, в характере которого коренились противоречия и внутренний конфликт. Он мог организовывать громкие покушения на высших сановников царской России, быть до конца верным дружбе с Каляевым, Сазоновым и одновременно в своих литературных произведениях очень критически подходить к образам террористов и их делу. Он мог всеми силами бороться с большевиками и в конце жизни признать правоту их политики. Он мог быть жестоким и практичным политиком и одновременно писать добрые, по-человечески теплые письма своей сестре[165].
В немалой степени противоречивой была и его политическая деятельность. Это касается и его отношений с Врангелем, и его неосуществимой, по сути, концепцией «третьей России». Следы внутреннего противоречия сказываются и на общей оценки его значения и места в истории Гражданской войны. С одной стороны, деятельность Савинкова, рассматриваемая в контексте как самой Гражданской войны, так и первых лет существования СССР, была многообразной, разносторонней и занимающей важное место в событиях данных периодов. Однако, с другой стороны, в виду объективных политических, экономических и социальных причин она предстает обреченной на неудачу. Вместе с тем это не делает менее интересным и важным ее изучение и понимание. Подобной попыткой и было наше исследование.
Список источников и литературы
1. Источники.
1. Источники личного происхождения:
1. И. Паничев – Б. Савинкову 6 октября 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 111 — 113. М., 2001
2. Дневник Бориса Савинкова // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 179 — 197. М., 2001
2. Судебно-следственные материалы
1. Из показаний полковника Орлова 7 апреля 1922 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 237 — 283. М., 2001
2. Из показаний полковника С. Павловского (осень 1923 года)// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 283 -324. М., 2001
3. Периоды деятельности Б.В. Савинкова по представлению 6 отделения КРО ОГПУ август 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 75 — 78. М., 2001
4. Показания А.А. Дикгоф-Деренталя август 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 385 — 406. М., 2001
5. Обвинительное заключение по делу Б. Савинкова 23 августа 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 79 — 91. М., 2001
6. Показания В.И. Сперанского в связи с самоубийством Б.В. Савинкова 9 мая 1925 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 172-173. М., 2001
7. Показание В.И. Сперанского до делу о самоубийстве срочного заключенного Бориса Савинкова 10 мая 1925 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 175-176. М., 2001.
8. Протокол допроса 24 августа 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 64 — 75. М., 2001
3. Документы административных органов
1. Разведдонесение неизвестного источника 27 ноября 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 433 — 434. М., 2001
2. Докладная записка Нисселя о возвращении Б. Савинкова в Варшаву // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 434-435. М., 2001
3. Донесение неизвестного источника об аресте Б. Савинкова 1 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 436. М., 2001
4. Отчет о беседе майора д'Обиньи с Б. Савинковым 2 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 439 — 440. М., 2001
5. Донесение неизвестного источника о Савинкове 2 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 436 — 439. М., 2001
6. Сведения военного прокурора Лисовского об армии Балаховича 4 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 442-443. М., 2001
7. Телеграмма Б. Савинкова Д. Философову 8 декабря 1920 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 443-444. М., 2001
8. Донесение сотрудника французской военной миссии в Польше майора д’Обиньи о Б. Савинкове 7 февраля 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 462 — 463. М., 2001
9. Приказ об отставке офицеров 3-й русской армии 17 февраля 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 473 — 474. М., 2001
10. Специальный бюллетень 16 марта 1921 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 484 — 486. М., 2001
11. Доклад о деятельности Б. Савинкова, составленный английской разведкой 2 мая 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 493 — 500. М., 2001
12. Из приказа № 30 по казачьим частям, находящимся в Польше 27 июня 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 503-504. М., 2001
13. Докладная записка начальника казачьих частей полковника М. Гнилорыбова Б. Савинкову 23 августа 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 517 — 522. М., 2001
14. Б. Савинков – ЦК НСЗРиС 5 мая 1924 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 353 — 355. М., 2001
15. Доклад Федорова о десятой командировке за рубеж 23 августа 1924 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 378 — 384. М., 2001
4. Документы общественно-политических организаций
1. Декларация Б. Савинкова 2 октября 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 429. М., 2001
2. Открытое письмо Бориса Савинкова 20 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 445 — 446. М., 2001
3. Из протокола внеочередного съезда казачьих делегатов 22 июня 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 504 — 505. М., 2001
4. Протокол решений съезда «Союза защиты и свободы Родины» 25 июня 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 500-503. М., 2001
5. Материалы периодической печати
1. «Война или революция» 16 октября 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 536 — 537. М., 2001
2. Заметка о пребывании Б. Савинкова в отряде С. Балаховича 4 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 440 — 441. М., 2001
3. «Еще раз о погромах» 15 февраля 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 549-551. М., 2001
4. «Русская Вандея» 19 февраля 1921 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 553 — 554. М., 2001
5. «Русские дела» 23 февраля 1921 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 553-554. М., 2001
6. Официальная переписка.
1. Письмо Б. Савинкова У. Черчиллю 8 июля 1920 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 410-411. М., 2001
2. Б. Савинков – генералу П. Врангелю 16 июля 1920 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 411-412. М., 2001
3. Б. Савинков – генералу П. Врангелю 20 августа 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 416 — 418. М., 2001
4. Е. Долинский – Б. Савинкову 26 августа 1920 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 420. М., 2001
5. Телеграмма Б. Савинкова П. Врангелю 27 августа 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 422. М., 2001
6. Б. Савинков — председателю Совета министров Польши о формируемых русских соединениях 10 сентября 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 425 — 427. М., 2001
7. Телеграмма Б. Савинкова П. Врангелю 15 сентября 1920 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 428. М., 2001
8. Б. Савинков – генералу Нисселю 19 ноября 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 430 — 431. М., 2001
9. Б. Савинков – генералу Нисселю 4 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 441. М., 2001
10. Б. Савинков – генералу Нисселю 20 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 444. М., 2001
11. Главе польского государства 21 декабря 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 447. М., 2001
12. Б. Савинков – С. Вендзиагольскому // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 450 — 451. М., 2001
13. Б. Савинков – генералу Нисселю 29 января 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 452-458. М., 2001
14. Б. Савинков — генералу Нисселю 14 февраля 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 466-471. М., 2001
15. Б. Савинков – генералу Нисселю 23 февраля 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 475 — 481. М., 2001
16. Б. Савинков – маршалу Пилсудскому и министру Домбровскому 6 июня 1921 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 488 — 492. М., 2001
17. Письмо Б. Савинкова полковнику графу Девойно-Сологубу 27 октября 1921 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 525 — 528. М., 2001
7. Дипломатические соглашения.
1. Соглашение между Б.В. Савинковым и генералом С.Н. Булак-Балаховичем 27 августа 1920 года// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 422 — 423. М., 2001
2. Соглашение между Б. Савинковым и представителем СБД В. Бриеде 6 сентября 1920// «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 424. М., 2001
3. Договор 18 августа 1921 года // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 508 — 509. М., 2001
2. Литература.
1. Алексеев Д.Ю. «Б.В. Савинков и русские вооруженные формирования в Польше в 1920-1921 гг.»: Автореферат на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2002.
2. Виноградов В., Сафонов В. «Борис Савинков – противник большевиков» // «Борис Савинков на Лубянке». Стр. 3- 33. М., 2001
3. Голинков Д.Л. «Крах вражеского подполья». М., 1971
4. Какурин Н., Меликов В. «Гражданская война в России: война с белополяками». М., 2002
5. Клавинг В.В. «Белая гвардия». СПб., 1999
6. Коровин В.В., Русанов Э.П. «Дело Бориса Савинкова» // История СССР. 1967, № 6 (стр. 143-156)
7. Литвин А., Могильнер М. «Савинков многоликий. Политическое завещание «генерала от террора» // Родина. 2001, №3 (стр. 63-69)
8. Литвин А., Могильнер М. «К выходу сборника документов «Борис Савинков на Лубянке» // Эхо веков. 2000, № 3-4 (стр. 303-309)
9. Матвеев Г. «Жертва польского русофобства» // Родина. 1994, № 12 (стр. 114-118)
10. Могильнер М. «Борис Савинков: «подпольная» и «легальная» Россия в перипетиях одной судьбы» // Общественные науки и современность. 1995, № 4 (стр. 79-90)
11. Полторак С.Н. «Победоносное поражение». СПб., 1994
12. Ольшанский П.Н. «Рижский договор и развитие советско-польских отношений 1921 – 1924 гг.». М., 1974
13. Розинская О.В. «Два лика, две судьбы (о политической, публицистической и литературной деятельности Б. Савинкова в эмиграции)» // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1999, №1 (стр. 50-60)
14. Трифонов С.Д. «Посланцы Бориса Савинкова (из воспоминаний начальника Новгородского губернского отдела ОГПУ А.И. Мильнера) // Новгородский архивный вестник. 1999, № 1. Стр. 81-92.
15. Хайретдинова Х. «Первая отсидка» // Родина. 1994, № 12 (стр. 112-113)
16. Шенталинский В. «Свой среди своих. Савинков на Лубянке» // Новый мир. 1996, № 7, 8 (в обоих номерах: стр. 170-194)
--PAGE_BREAK-- продолжение
--PAGE_BREAK--