--PAGE_BREAK--Характеризуя личность императора, П.А. Зайончковский пишет: «Примитивность ума определяла и примитивность политических взглядов Александра III. Консервативные воззрения, воспринятые, как говорят, с молоком матери и развитые всей системой воспитания, завершение которого принадлежало К.П. Победоносцеву, обусловили и систему политических убеждений Александра III».[28]
Исследователь отмечает огромную роль К.П. Победоносцева в выработке «линии» правительственной политики, считая, однако, что во второй половине 80-х годов XIX века влияние К.П. Победоносцева стало уменьшаться, а идейным вдохновителем политической реакции в это время был редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков.
Работы П.А. Зайончковского, появившиеся в середине 1960-х – начале 1970-х гг., ознаменовали начало систематического изучения внутренней политики России эпохи царствования Александра III и внесли существенный вклад в разработку данной проблемы. Однако для них свойственна определенная идеологизация, сугубо негативная оценка царствования этого императора, слабое внимание к вопросам идеологии и предвзятый подход. Политический курс Александра III был, несомненно, консервативным, но вряд ли его следует называть «неприкрытой реакцией», как это сделал П.А.Зайончковский, что является, однако, «данью времени» и не заслоняет вклад крупного ученого в разработку проблем отечественной истории.
В конце 1960-х гг. было опубликовано фундаментальное исследование С.Л. Эвенчик, посвященное К.П. Победоносцеву и «дворянско-крепостнической линии самодержавия»,[29] которое стало итогом ее многолетней работы по данной проблеме. Автор поставил перед собой задачу «вскрыть во всей полноте значение К.П. Победоносцева как идеолога крепостнического дворянства» и его роль в государственной политике царизма в 60 – 70-х годах XIX века. Эта политика, по мнению автора, была направлена на защиту интересов этой «наиболее реакционной группы дворянства».[30] Несомненным достоинством работы С.Л. Эвенчик является попытка напрямую обратиться к вопросам идеологии, исследование широкого круга источников, на основе которых исследователю удалось проследить историко-правовые взгляды К.П. Победоносцева. Эти взгляды автор расценивает как прославление идеологии православия, самодержавия, народности. С.Л. Эвенчик рассматривает обер – прокурора как политического деятеля, анализирует его участие в подготовке буржуазных реформ, прежде всего судебной реформы 1864 года. Не возражая в 1861 году против основных концепций преобразования суда, К.П. Победоносцев, по мнению С.Л. Эвенчик, «вносит реакционные коррективы в судебные уставы в полном соответствии со свои консервативным мировоззрением».[31]
Анализируя участие К.П. Победоносцева в подготовке буржуазных реформ 60 – 70-х гг. XIX в., С.Л. Эвенчик приходит к выводу о том, что уже в это время он становится центром притяжения реакционных сил. Основное внимание исследователь уделяет изучению внутренней политики самодержавия и «линии Победоносцева» в конце XIX века, когда он, по словам автора, становится вдохновителем реакционного курса правительственной политики. Реакционность обер – прокурора С.Л. Эвенчик видит в его решительной позиции, направленной на подавление революционного движения путем крутых и решительных мер. При этом она утверждает, что К.П. Победоносцев скрывал крепостническую сущность под маской лицемерной заботы о народном благе. Автор статьи проследил влияние, которое он оказал на выработку правительственного курса в первые месяцы после убийства Александра II. Политику самодержавия в начале 80-х гг. XIX в., связанную с именем министра внутренних дел России Н.П. Игнатьева, С.Л. Эвенчик называет прикрытием перехода к реакционной крепостнической политике. Автор показывает значительную роль К.П. Победоносцева в осуществлении курса контрреформ, особенно в разработке и принятии Закона о земских начальниках, судебной контрреформе и других, кратко останавливаясь на деятельности К.П. Победоносцева в области просвещения, печати, национальной политики и религии. С.Л. Эвенчик ставит в тесную связь «дворянско-крепостническую линию Победоносцева» в правительственной политике с развитием массовых общественных движений в стране.
Обстоятельный, но сравнительно давний труд С.Л. Эвенчик страдает известной односторонностью: автор рассматривает внутреннюю политику России конца XIX века сугубо с классовых позиций, как отражение интересов крепостнического дворянства. Вне поля зрения исследователя осталась идеологическая функция церкви, которую возглавлял К.П. Победоносцев, а Александр III в ее представлении вообще не играл самостоятельной политической роли, самого же обер – прокурора автор рассматривает как ретрограда на всем протяжении его научной и государственной карьеры. Такие оценки, на наш взгляд, не являются правомерными. К.П. Победоносцев являлся сложной и противоречивой фигурой. Взаимоисключающими началами была проникнута вся его деятельность. Так, например, он при всей его приверженности идее сословных привилегий дворянства и сильной власти все же важнейшей ценностью самого института власти почитал соблюдение законов. Противоречия и непоследовательность позиции К.П. Победоносцева отражали общие трудности становления политического консерватизма в России, сложность и противоречивость поисков властью возможного пути развития России. Неправомерной является, на наш взгляд, и оценка правительственного курса 80 – 90-х гг. XIX в. как сугубо реакционного. Что же касается Александра III, то он активно участвовал в принятии важных политических решений и «новый консервативно-традиционалистский курс», и в области политической, и в области культурно-духовной, нес отпечаток его личной причастности.
В книге петербургского исследователя Ю.Б. Соловьева, посвященной политике самодержавия в дворянском вопросе, изложены социально-экономические и политические идеи консерваторов охранителей, дается характеристика их «носителей» — К.П. Победоносцева, В.П. Мещерского, М.Н. Каткова.[32]
Автор показал, как уменьшающееся доверие к верховному руководству способствовало нарастанию среди охранителей раздора и шатаний. Он утверждал, что система самодержавия при Александре III и Николае II окончательно «отвердела как запутанное в гордиев узел переплетение всяческих и многих неполадок, неустройств, антагонизмов».[33] Самого Победоносцева автор изображает безвольным и отчаявшимся реакционером, «бездушной гробницей» К. Леонтьева. «Самому Победоносцеву было не по себе от того, что он видел вокруг, — пишет Ю.Б. Соловьев, — от явных и многочисленных несообразностей, творимых властью. Отвергая в принципе малейшие перемены в ее устройстве, видя спасение единственно в сохранении в прежнем виде политического патриархата, он приходит в отчаяние, ставшее у него затем хроническим, от того, как работал аппарат власти, как она проявляла себя, от ее нелепых, вредных для нее самой выходок.»[34].
К началу 1970-х гг. интерес к охранительной идеологии, к выработке официальной доктрины внутриполитического курса страны конца XIX века стал приобретать самостоятельное значение, ярко обозначилось стремление к системному анализу.
В работе В.А. Твардовской на основании изданий М.Н. Каткова, прежде всего газеты «Московский ведомости», анализируется идеология самодержавия второй половины XIX века, выявляется понимание правящими консервативными кругами расстановки классовых сил в стране, пределы приспособления к новым явлениям в политической жизни, к капиталистическому пути развития России.[35]
Более сдержанный характер имеет статья А.Б. Зубова «Политико-правовые воззрения К.П.Победоносцева и их интерпретация зарубежными исследователями русской мысли»[36]. Достоинством статьи является, прежде всего, стремление автора спокойно, на основании источников составить систематическое изложение взглядов К.П.Победоносцева, подойти к нему, на сколько это возможно, диалектично и многогранно.
В своей статье «Русская церковь в XIX веке» Б.Г. Литвак приводит много статистических данных. По характеру статья сдержанная. Автор статьи опирается на работу С.Л. Эвенчека, но при этом не отрицает просветительской деятельности церковно-приходских школ, которые способствовали росту образования прежде всего в крестьянской среде. Но при этом автор остается критически настроенным к деятельности Победоносцева: «…внешне бурная церковно – религиозная деятельность имела очень слабый коэффициент полезного для церкви действия. Это прекрасно понимал Победоносцев, который в личной переписке весьма пессимистично расценивал влияние церкви на народ[37]». Вывод, к которому приходит Б.Г. Литвак, традиционен для советской историографии: кризис в церкви конца XIX века стал частью общего структурного кризиса всей Российской империи.
Таким образом, в работах 1970 – 80-х гг. ранее сделанные выводы начали медленно подвергаться постепенному пересмотру. В рамках сложившейся концепции вызревает более сдержанный и диалектичный подход. Эти процессы нашли свое продолжение новых политических условиях.
В современной российской историографии изучаемая проблема обозначается в различных контекстах. Прежде всего, основное внимание уделяется характеристике «контрреформ», их причин и результатов. В исторической литературе более объективно и взвешенно исследованы отдельные стороны личности и деятельности идеологов правительственного курса, в первую очередь обер – прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева, раскрывается его личное участие в определении правительственной политики и влияние на изменение правительственного курса в 80 – 90-х гг. XIX в. Все больше внимания в исследованиях уделяется актуальным и важным проблемам, связанным с осмыслением попыток власти использовать традиционные ценности во внутриполитическом курсе России в период царствования Александра III, влияния официальной идеологии на развитие внутренней культуры.
В этом отношении показательна работа А.Ю. Полунова, который попытался выяснить, как соотносилась церковная политика государства эпохи Александра III с политикой предшествующих периодов, прежде всего 1860 – 1870-х гг. В работе он попытался определить, какое влияние на церковную политику оказали личность, взгляды и действия обер – прокурора К.П. Победоносцева, какую роль в государственной политике играли иерархи церкви, возвысилось или принизилось положение церкви в это время, каковы были итоги церковно-государственных усилий конца XIX века[38]. А.Ю. Полунов, один из наиболее авторитетных на сегодняшний день исследователей политической концепции Победоносцева, четко и емко сформулировал политическое кредо обер – прокурора, в котором заметны не только конъюктурно-политические черты, (как считали многие специалисты), но и твердые морально – религиозные принципы. Историк стремится создать образ кабинетного ученого, раздраженного оживлением в обществе. Следуя разработанной собственной концепции, А.Ю. Полунов считает обер – прокурора “политиком-утопистом”, “метафизиком” оттеснившего от трона “прагматиков — профессионалов”. Ключевым элементом программы Победоносцева Полунов называет идею “нравственного перевоспитания общества”[39]. Оценивая ситуацию в России во второй половине XIX века, исследователь считает, что в стране возобладали разрушительные процессы, реакцией на которые со стороны правящей династией стал возврат к традиционализму и морализаторству. Именно это и стало причиной озлобления общества против правительства, что привело, в конечном итоге к дезорганизации правительственного механизма и кризису начала ХХ века.
Исследователь так формулирует программу “Рыцаря несвободы”: “Необходимо пересоздать людей внутренне: возродить в обществе набожность, трезвость, крепкие семейные связи, чувство долга и дисциплины. На главные государственные посты назначить достойных людей, императору неослабно контролировать весь ход государственной жизни, прислушиваясь к голосу советчика, душой близкого к народу; в этой роли Победоносцев видел, прежде всего себя[40]. Удачей историка можно считать и характеристику Победоносцева, как реального политика, а не “обобщенного символа эпохи”.
Качественно новый шаг в изучении философско – политических взглядов Победоносцева выполнил В.А. Гусев[41]. Автор работы предпринял попытку системного и сравнительного анализа различных представителей консервативного направления русской общественной мысли. Он вывел основные признаки консерватизма, раскрыл роль и место в консерватизме общественных институтов вообще и Церкви в частности, попытался провести группировку мыслителей и показать развитие выделенных им направлений. Так Победоносцева он отнес к государственно – охранительному направлению консерватизма, а славянофилов к православно – русскому направлению. Анализируя творчество К.П. Победоносцева, автор останавливается на проблеме преобразований. Победоносцев, как отмечает исследователь, не выступал категорически против всех преобразований, но эти преобразования должны быть связаны с традицией и увеличивать, а не уменьшать силу государства… «Главной особенностью политической философии государственно-охранительного консерватизма, … выступает подчиненность творчества идеалу мощного централизованного государства…»[42]. Однако, В.А. Гусев ничего не пишет о роли Церкви в сохранении традиций, хотя в анализе общих принципов консерватизма указывает на ее важную роль.
О.Е. Майорова, много и плодотворно исследующая эпистолярное наследие К.П. Победоносцева, называет Победоносцева «последним из славянофилов» и убедительно доказывает его близость к московскому кружку славянофилов в 1860 – 70-х гг. Ее публикации архивных данных, сопровождаемые интересными и ценными комментариями, дают редкую возможность понять Победоносцева как незаурядного, с богатым духовным миром и в чем-то глубоко трагического человека. Долго занимаясь этой проблемой, исследователь продолжает сохранять необходимое для ученого равновесие. Однако О.Е. Майорова сознательно отказывается от объективного анализа личности и деятельности Победоносцева: “Речь идет не о кардинальном пересмотре репутации и исторического значения этой фигуры, получившей уже убедительную научную оценку, но о дальнейшем изучении личности Победоносцева и связанных с ним проблем”[43].
Таким образом, исследователи 80 – 90 гг. ХХ в. отказались от классового подхода и упрощенной трактовки консервативной политики правящих кругов, как выражения исключительно интересов землевладельцев. Суть консервативной политики они раскрывают как стремление в условиях быстрых социальных преобразований сохранить управляемость ситуацией и основные рычаги власти в руках монарха. Новую политическую концепцию, которая складывалась в период царствования Александра III, получила название «народное самодержавие», Сущность концепции заключается в выяснении форм и методов воздействия на общество, с помощью которых власть стремилась достичь гармонии в своих взаимоотношениях с обществом не прибегая к глобальному реформированию всей политической системы империи.
Из современных зарубежных исследователей творчества К.П. Победоносцева остановимся на работе С.П. Хантигнтона[44], который, наряду с «автономной» концепцией консерватизма разработал и концепцию «ситуационного» и «аристократического» консерватизма. Практическую деятельность и политическую философию К.П. Победоносцева Хантигнтон относит к «ситуационному» консерватизму, вызванному разрушением исторических основ государства и национальных традиций в ходе реформ Александра II. Но и здесь автор, вскользь отмечая первостепенную роль Церкви в сохранении традиций, не останавливается более пристально на этой проблеме.
Более сдержанный характер носит работа И.К. Смолича[45]. Автор не принижает личной роли Александра III, как это делали другие авторы, но и в Победоносцеве видит достаточно сильную личность. Тем не менее, Смолич, по даваемой им характеристике взаимоотношений церкви и государства, стоит ближе к критически настроенным авторам, чем к апологетам: «Развитие внутрицерковной жизни не интересовало Победоносцева, более того – пугало… Политика Победоносцева отнимала у Церкви ту почву, которая могла ее питать»[46].
Следует отметить, что работы по данной проблематике, созданные зарубежные исследователями, широкой российской массе читателей в настоящее время все еще остаются недоступными, или доступны в пересказе российских историков. Вызвано подобное состояние тем, что в советское время не поощрялось издание исследований по русскому консерватизму, а в настоящее время издание подобной литературы считается экономически невыгодной.
В целом же в работах исследователей получила слабое освещения такая важная тема, как взгляды К.П. Победоносцева на церковно-государственные отношения. Поэтому целью настоящей работы является исследовать взгляды К.П. Победоносцева на взаимоотношения Церкви и государства. Для достижения поставленной цели следует решить следующие задачи:
продолжение
--PAGE_BREAK--· Выявить взгляды К.П. Победоносцева на природу Церкви и государства и их взаимоотношение;
· Сравнить взгляды К.П. Победоносцева на природу Церкви и государства со взглядами славянофилов.
Для полноты изложения темы и ее системного анализа будет предпринята попытка сравнительного анализа взглядов К.П.Победоносцева на церковно – государственные отношения со взглядами славянофилов. Субъектом исследования выступает К.П.Победоносцев, который высказывал и практически реализовывал свои взгляды на церковно-государственные отношения. За границами исследования останутся проблема становления и развития взглядов, место взглядов Победоносцева в общей системе мировоззрения консервативной партии в частности и русской интеллигенции вообще.
Все источники, используемые в работе, являются опубликованными источниками преимущественно публицистического характера (Московский сборник, статьи славянофилов) и личного происхождения, созданные или непосредственно Победоносцевым (письма к разным лицам, воспоминания) или людьми, знавшими Победоносцева (воспоминания).
Основным источником являются труды самого Победоносцева, что позволяет выяснить его официальные взгляды на проблему взаимоотношения Церкви и государства. Личные письма К.П.Победоносцева предоставляют возможность конкретизировать и уточнить официальную точку зрения автора, выяснить, насколько Победоносцев был искренен в своих публицистических работах, как эволюционировали его взгляды. Источники личного происхождения значительно расширяют и дополняют группу источников публицистического происхождения, но при этом носят глубоко субъективный, личностный характер в суждениях и оценках. Кроме того, воспоминания, изданные самим Победоносцевым, были им тщательно отретушированы и несут на себе отпечаток зрелого человека. В связи с этим этот вид источника утратил живость и непосредственность восприятия фактов.
Особое значение для понимания взглядов обер – прокурора имеет изданный им в 1896 г. «Московский сборник»[47]. В этом сборнике нашли отражение социально-политические и философские взгляды.
Письма К.П. Победоносцева близким людям и друзьям отражают события исторического масштаба, с тем лишь существенным различаем, что в них Победоносцев, обычно дипломатичный и уклончивый, был избавлен от необходимости лукавить, лавировать и говорить полуправду – обстоятельство, обусловленное не столько тесной дружбой с адресатом, сколько их особым положением: доверенные адресаты Победоносцева жили вне официального Петербурга, вне мира интриг, которыми был оплетен их корреспондент. Все это раскрепощало перо Победоносцева, выдавая ход его мысли и показывая процесс вызревания идей, которые в официальных источниках предстают в виде готовых мнений и решений. Письма Победоносцева к близким и доверенным ему людям позволяют погрузиться в мир его раздумий, чувств и переживаний. Именно в письмах он оттачивал, а порой и впервые формулировал многие свои оценки и взгляды. Переписка вскрывает взаимоотношения К.П. Победоносцева с правительственными кругами и его участие в разработке и осуществлении своих идей в идеологической политике.
Письма к императору Александру III опубликованы в самом объемном издании “К.П. Победоносцев и его корреспонденты” вышедшем под редакцией и со вступительной статьей М.Н. Покровского[48]. Однако в подборке писем присутствуют лакуны, которые вызваны их утратой. Письма к императору отличаются по стилю и характеру от писем к близким друзьям. В них смешано чувства учителя и подданного, что вызывает некоторую витеватость мысли и стиля, оставляет некоторую недоговоренность. Эти письма дают представления о различных направлениях политики в области идеологии и о ее закулисной стороне.
Анализ источников и осмысление фактов осуществлялись с учетом принципа историзма, при помощи системно-логического и сравнительно – исторического методов и приемов классификации и систематизации.
Приемы классификации и систематизации позволят в логической последовательности изложить систему взглядов Победоносцева.
Системно – логический метод позволит раскрыть внутреннюю взаимосвязанность взглядов Победоносцева, их структуру и «сущностное состояние и функционирование в определенные временные моменты»[49], глубже понять их внутреннее содержание и взойти на уровень абстракции для выяснения конечных целей и устремлений их выразителя.
При помощи сравнительно – исторического метода будет предпринята попытка сравнения взглядов Победоносцева на взаимоотношения Церкви и государства и взглядов славянофилов с целью установления общего и различного. При использовании этого метода, автор работы исходит из предположения, что и Победоносцев и славянофилы по характеру своих взглядов являются представителями консервативного направления общественной мысли XIX в., но относятся к разным течениям внутри этого направления. Применение сравнительно – исторического метода открывает возможность для более глубокого познания и осмысления изучаемой темы.
Хронологические рамки настоящего исследования сознательно ограничиваются 1880 – 90 – ми гг. XIX в. Вызвано это тем, что именно в это время Победоносцев создал свои основные труды, наиболее полно отразившие его взгляды. Именно на эти годы приходится расцвет общественной и политической деятельности Победоносцева, вызвавшие столь противоречивые мнения современников и потомков. В это же время Победоносцев предпринял издание ряда своих воспоминаний: об училище правоведения, об Эдит Раден. При работе с этими документами следует также учитывать тот отпечаток, который наложила на них личность автора с формировавшимся зрелым мировоззрением.
ГЛАВА 1. ЦЕРКОВНО – ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ВОЗЗРЕНИЯХ К.П. ПОБЕДОНОСЦЕВА. Жизненный путь К.П. Победоносцева от чиновника департамента Сената до всесильного «вице – императора» был не прост. С детских лет он был прилежным учеником в училище правоведения, испытывал особое стремление и благоговение к Церкви. К.П. Победоносцев “поразительно глубоко и напряженно переживал церковную службу, отзывался всем сердцем на многое, остающееся незаметным не только для случайных посетителей храмов, но и для людей церковных. А ведь это было в том возрасте, когда чаще всего люди, выросшие в религиозных семьях, переживают религиозный кризис, на время, а то и на всегда рвут с верой, с церковью… Детские восторги верующего сердца постепенно и плавно и выросли в твердое духовное убеждение мыслителя и деятеля”[50].
В юности, которая пришлась на время царствования императора Николая I, Победоносцев, как он сам пишет в своих воспоминаниях, увлекался либерализмом. Он был близок к московскому кружку либералов В.П. Зубкова, читал запрещенную тогда в России литературу социалистов – утопистов. Позже Победоносцев вспоминал эти годы как одни из самых лучших. Ему пришлось сотрудничать со старыми чиновниками еще до-николаевского времени: князем А.П. Оболенским, бывшим обер – прокурором Ст. Дм. Нечаевым, князем Вл.Ф. Одоевским. Горячо Победоносцев приветствовал манифест императора Александра II об отмене крепостного права.
Находясь на службе, К.П. Победоносцев много времени посвящал работе в архиве, что позволило ему в скором времени стать один из лучших специалистов в области гражданского права. Его труды по исследованию крепостного права и гражданского судопроизводства, практически сразу же были признаны авторитетными.
Именно как специалист в области гражданского права, он был приглашен в 1859 г. в Московский императорский университет. В отличие от предшественников по кафедре, лекции Победоносцева отличались жизненностью и конкретностью. Вспоминая о времени преподавательской деятельности Константина Петровича, Б.Н. Чичерин пишет: “… Это был прелестный человек. Тихий, скромный, глубоко благочестивый, всей душой преданный Церкви, но еще без фанатизма[51], с разносторонне образованным и тонким умом, с горячим и любящим сердцем, он на всем существе своем носил печать удивительной задушевности, которая невольно к нему привлекала”[52].
Будущий известный адвокат А.Ф. Кони, слушавший лекции К.П. Победоносцева, оставил в своих воспоминаниях отзыв об этих лекциях: “… В противоположность Никольскому[53], прекрасный курс гражданского судопроизводства, ясный, сжатый, четкий, поучительный… Курс совпал с изданием Судебных уставов, и это отражалось на содержании лекций. С живым сочувствием рисовал он перед нами особенности нового состязательного процесса, разъяснял “новшества” кассации… Мы выносили из лекций Победоносцева понимание задач и приемов истинного правосудия”[54].
Победоносцеву неоднократно предлагали высокие посты, но он стремился к тихой и уединенной жизни ученого. Так в 1863 году он отказался от предложения занять пост начальника департамента религиозного обучения при Святейшем Синоде, а в 1865 году он отклонил предложение о возведении в сан митрополита Литовского. Подобное предложение столь высокого сана в иерархии Церкви свидетельствует об авторитете, которым пользовался Победоносцев в церковных кругах.
В 1861 г. К.П. Победоносцев был приглашен преподавателем к цесаревичу Николаю Александровичу. Здесь, в Петербурге, он впервые окунулся в мир сложных политических интриг. А вместе с преподаванием он выполнял не менее сложную и трудоемкую работу по подготовке судебной реформы. “Я стал известен в правящих кругах, — вспоминал позже Победоносцев, — обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал без всякой вина своей в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен. О, как блажен человек, не знающий всего этого и живущий тихо, никем не знаемый, на своем деле”[55].
После переезда в Петербург у Победоносцева начинается разочарование в реформах и отсюда происходит поправение его взглядов. Спустя два года после своего переезда он с горечью писал Е.Ф. Тютчевой в Москву: “Петербург не люблю я по-прежнему — душно в здешнем воздухе, очень душно: до того, кажется, все измельчало здесь — и дела, и люди, и манеры, и формы общежития» [56]. Так сложилась судьба К.П. Победоносцева, что вся его последующая жизнь будет связана с Петербургом и здесь сформируется его политическая философия, верность которой он будет доказывать всю оставшуюся жизнь.
Наиболее полно свои взгляды Победоносцев на проблему церковно-государственных отношений были изложены им в «Московском сборнике», изданном в 1896 г. Не будет преувеличением назвать этот сборник «кристаллом», сконцентрировавшем в себе взгляды Победоносцева, своеобразным Символом веры и Апологией. Поэтому он сразу же привлек к себе внимание исследователей и читающей публики, как в России, так и за ее пределами. Не случайно, все исследователи взглядов К.П.Победоносцева обращаются именно к этому сборнику, а в других источниках (прежде всего в письмах) пытаются проследить процесс становления и развития этих взглядов.
Прежде всего, обращает на себя внимание само название этого сборника статей – «Московский». Что же хотел этим названием сказать автор?
Победоносцев явно старается противопоставить Москву и Петербург, что роднит его с московским кружком славянофилов, идейную связь с которым была вскрыта в статье О.Е. Майорова[57]. Примечательно, что в 50 – х гг. XIX века под общим названием «Московский сборник» были изданы статьи И.В. Киреевского, одного из видных деятелей славянофильства.
Но это не только противопоставление двух городов. Это противопоставление двух Россий, двух цивилизационных центров: Московской Руси и Российской империи. С.Л. Фирсов считает, что «Победоносцев рассматривал так называемый «Синодальный период» как закономерное продолжение истории Русской Церкви эпохи Московского царства…»[58]. Однако такое противопоставление, заявленное уже в самом названии сборника, позволяет усомниться в верности такого вывода в частности и стереотипа мышления вообще, что мы и попытаемся сделать в дальнейшем.
Весьма любопытна и сама структура Сборника, который открывается статьей «Церковь и государство». Эту статью, пожалуй, можно считать не только вводной, но и тезисной. Все последующие статьи будут так или иначе «работать» на эту первую статью, раскрывать ее основные мысли и положения. Написана статья как ответ теоретикам либерального направления, выступающим за отделение Церкви от государства. В статье дано множество исторических примеров в виде иллюстративного материала. Основная же цель статьи – показать роль и значение Церкви в жизни государства, вскрыть природу государства и продемонстрировать возможные последствия этого разделения. Логика изложения статьи подводит к другой, немаловажной проблеме как понятие «свобода», смысл которого раскрывается уже в следующей статье сборника.
Условно все статьи сборника можно разделить на два блока. Первый блок от статьи «Новая демократия» до статьи «Новая вера и новые браки» носит преимущественно критический характер, в которых автор рассматривает основные черты нового устройства общества. Второй блок статей, хотя и содержит большую долю публицистической критики, все-таки, как кажется, более позитивен по своему характеру. Конечно, подобная классификация статей в сборнике условна, и вполне возможно, при желании, ввести другую классификацию. Однако никто из исследователей, насколько это известно автору, не пытался рассмотреть «Московский сборник» именно с этой точки зрения, то есть как некую систему, преследующую определенную цель в последовательном изложении, а не просто как случайную и хаотичную подборку оригинальных и переводных статей.
Уже было отмечено значение первой статьи «Церковь и государство» в системе подборки статей сборника. Она носит тезисный характер, как бы дает завязку для последующего изложения мыслей и взглядов автора – составителя. Формально эта статья разделена автором на шесть частей. Условно их можно назвать следующим образом:
- о природе Церкви и государства;
- Церковь и гражданское общество;
- положение Церкви в современном обществе;
- проблема симфонии между Церковью и государством;
- равенство различных религий перед государством;
- церковно-государственные отношения в условиях равноудаленности Церкви и государства.
Рассмотрим последовательно основные мысли, изложенные в этой статье.
Статья начинается с констатации очевидного факта: борьбы церковного начал с государственными. Эта борьба в силу особой тонкости своей природы, способна привести к серьезным, а подчас и разрушительным последствиям. Почему? – задается таким вопросом автор, и в поисках ответа он предпринимает попытку исследовать природу и сферу действия Церкви и государства.
Церковь и государство по своему происхождению имеют почти одинаковую природу. Но именно «почти» играет здесь значительную и важную роль. И Церковь, и государство – это союзы, общества людей. Но Церковь – это союз богоучрежденный, а государство – это гражданский союз. При этом важно различать Церковь как мистическое тело Христа, «как собрание христиан, органически связанных единством верования в союз богоучрежденный»[59]и церковь как социальный институт. Победоносцев высказывается именно за первое понимание этого термина.
Целью жизни человека, с точки зрения К.П. Победоносцева, является достижение единства духовной жизни, в котором, этом единстве, он, человек, полагает свои идеалы. Именно в этом идеале сокрыта иррациональная вера в свое спасение в Боге при помощи государства. Собственно задача государства, как союза гражданского, это создание условий для жизни духовной. Таким образом, происходит распространение понятия Церкви: Церковь как мистическое тело Христово, в котором совершается спасение через акт иррациональной веры, и церкви как социального института, как «… общества, соединенного в гражданский союз»[60] для этого спасения. Жизнь – это и есть деятельная вера, проявление веры. «Вера без дел мертва» — пишет апостол Иаков (Иак. 2; 26), «… когда вы скажете ему (т.е. человеку, — прим. автора), что жизнь сама по себе, а вера сама по себе, и это понятие станете возводить в теорию жизни, — душа не примет такого понятия…»[61].
продолжение
--PAGE_BREAK--Таким образом, делает вывод автор, само понимание разделения Церкви и государства уже лживо. Оно раздваивает единство духовной жизни человека, вносит в него некий компромисс, некую сделку, уничтожает веру в государство.
Истоки этой борьбы Победоносцев видит в искажениях католицизма, когда, в ходе превратностей своего исторического развития, папство попыталось объединить власть духовную и власть политическую. Реакцией на такое противоестественное соединение стал протестантизм и атеизм, породивший идею об отделении и обособленном сосуществовании Церкви и гражданского общества.
Идея гражданского общества берет свое начало в новой истории в трудах французских философов – атеистов, порвавших с католицизмом в частности и с религией вообще. Но… порвать с верой невозможно. Отрекшись от Христа, эти философы стали верить в силу собственного разума. Они создали религию, в которой нет места для Бога. Таким образом, вместо богоуподобления, основной цели жизни христианина, она занялись самообожествлением.
Реальным воплощением идей французских философов стала Французская революция, в крови и слезах создававшая гражданское общество и демократию. Борьба с социальными институтами, и с церковью в том числе, вылилась в борьбу с людьми, с принципами и с Церковью, как основным принципом государства, потому что государство по своей природе и есть церковь. Французская революция, если развивать мысль Победоносцева, решила построить гражданское общество (=Церковь) без Церкви.
Обращаясь к идее отделения Церкви от государства, Победоносцев отмечает неопределенность в терминологии – а что под этим надо понимать? «Если дело состоит в более точном разграничении гражданского общества с обществом религиозным, церковным, духовного со светским, о прямом и искреннем размежевании, без хитростей и без насилия, — в таком случае всю будут стоять за такое отделение. Если, становясь на практическую почву, хотят, чтобы государство отказалось от права поставлять пастырей Церкви и от обязанности содержать их – это будет идеальное состояние, к которому желательно перейти, которое нужно подготовлять к осуществлению при благоприятных обстоятельствах и в законной форме…. Государство, в сущности, только держит за собою это право, но оно ему не принадлежит»[62]. Как не вспомнить здесь евангельские слова: «Воздавайте Богу богово, а кесарю кесарево» (Мф. 22; 21) и многочисленные канонические правила, осуждающие вмешательство гражданских властей во внутренние дела Церкви.
На самом же деле, в реальности, проблема отделения Церкви от государства ставится много глубже. Сторонники разделения требуют полного устранения Церкви из жизни общества, объявляя общественную жизнь целиком и полностью вотчиной государства. Получается, что верующий человек, а человек не может быть не верующим, начинает существовать в двух независимых мирах: в Церкви и в государстве. Подобное духовное разделение противно природе самого человека, стремящегося к единству духовной жизни. В общественной жизни остаются сферы, не подвластные государству, а именно сферы личной морали и интимной жизни человека. В эти сферы нет хода государству, но туда способна пройти Церковь. Получается, что Церковь нужна государству со своей специфической сферой деятельности. Более того, именно Церковь укрепляет духовные основы государства: «Государство не может быть представителем одних материальных интересов общества; в таком случае оно само себя лишило бы духовной силы и отрешилось бы от духовного единения с народом. Государство тем сильнее и тем более имеет значения, чем явственнее в нем обозначается представительство духовное. Только под этим условием поддерживается и укрепляется в среде народной и в гражданской жизни чувство законности, уважение к закону и доверие к государственной власти»[63].
Но и государство необходимо Церкви со своей специфической сферой деятельности. Именно государство зримо объединяет людей в одно общество в те периоды жизни, когда человек не находится в храме. И если семья – это малая Церковь (в противопоставление ячейке общества), то государство – это большая семья, а следовательно и Церковь. И именно нормализация церковной жизни и должно привести к созданию гражданского общества.
Государство, со своей стороны, всеми силами требует повиновения себе и исполнения его гражданами обязанностей по отношению к себе. Церковь же такого права лишена. Более того, развивая мысль об отделении Церкви от государства, государство ярче подчеркивает тот факт, что верующий церковный человек находится под двойным ярмом, и тем самым понуждает стать внецерковным человеком. Таким образом, вытесняя из «своей» сферы деятельности Церковь, государство взваливает на себя непосильный груз ответственности за все многообразие духовной жизни человека. Что бы справиться с этой ношей, государство должно все активнее проникать в частную жизнь человека, в ту жизнь, в которой раньше была Церковь, а теперь оказалась оттуда вытесненной. «Мысль, что вся частная жизнь должна поглощаться общественной, а вся общественная жизнь должна сосредотачиваться в государстве и быть управляема государством, это главная движущая идея социализма…»[64]. К чему подобное проникновение может привести – это ярко продемонстрировал ХХ век с его чудовищными тоталитарными всепоглощающими общественными системами.
Казалось бы, что при подобном всепоглощающем проникновении государства в частную жизнь Церкви не остается места и она по необходимости должна отступать, сдавая государству свои позиции, а с течением времени и вообще исчезнуть. Это утверждение верно при допущении, что в момент своего возникновения Церковь всего лишь заняла ту нишу в жизни человека, которую еще не успело занять государство. Но практика показывает обратное: в периоды наиболее сильных попыток социализации частной жизни, наиболее мощной борьбы государства с Церковью ее ограда наполняется людьми, ищущих ответа на свои частные вопросы не у государства, а у Церкви.
Вернемся к исходному тезису: и Церковь, и государство – это общества, состоящие из людей. Следовательно, если государство не хочет вступать с Церковью в конфликт, то оно может: или оказать Церкви свое покровительство, сделав ее государственной, или равноудалиться от всех религий, или искать какие-то формы сосуществования с Церковью путем разграничения сфер деятельности. Исторически первоначально возобладала первая форма взаимоотношений Церкви и государства в виде государственной религии: «Самая древняя и самая известная система отношений между Церковью и государством есть система установленной или государственной церкви»[65]. Но даже и в такой форме возникла проблема разграничения сфер деятельности. Решение этой проблемы было найдено в трех вариантах: цезаропапизм (подчинение Церкви государству), папоцеразм (подчинение государства Церкви) и симфония (равноправное сотрудничество Церкви и государства).
Однако господствующая религия не допускает или слабо допускает существование иных форм религиозного сознания и церковных объединений. С увеличением таких негосударственных религиозных объединений большая часть общества ушла от единства веры с государством. В многонациональном государстве всегда существует часть общества, не обладающей религиозным единством с государством. В этих условиях идея о государственной религии себя не оправдывает, так как не может охватить всех людей и объединить в общество.
Таким образом, государство вынуждено сперва признать равенство всех религий перед своим лицом, а затем объявить религию личным делом человека, самоустраняясь из этой сферы. Получается, что государство само подрывает свои основы: оно взросло на церковных началах, а затем объявило эти начала не существенными для государственной жизни. Но для общества эти начала остаются важными и существенными. И государство, удалившись от основ Церкви, не может удалиться от своего общество, обслуживать которое оно собственно и призвано, а общество от Церкви не удалялось, точнее, от Церкви удалилась какая-то часть общества, получившая возможность высказываться перед лицом государства от имени общества. «Не следует ли из этого, что государство безверное есть не что иное, как утопия, невозможное к осуществлению, ибо безверие есть прямое отрицание государства», — задается вопросом Победоносцев. – «Вот почему мы видим, что политические партии, самые враждебные общественному порядку, партии, радикально отрицающие государство, провозглашают впереди всего, что религия есть одно лишь личное, частное дело, один лишь личный, частный интерес»[66].
Может быть, равноудаленность государства от всех религий будет наилучшим выходом для государства? Государство проявит религиозное безразличие к любым формам религии и объявит религию личным делом каждого? Но Церковь – это форма организация людей, а государство призвано обслуживать потребности этих людей. Следовательно, люди, через свою организационную форму, будут оказывать влияние или стремиться оказать такое влияние на государство, чем будет нарушен или принцип равноудаленности государства от людей, или государство откажется обслуживать потребности людей, чем подорвет смысл своего существования и веру в себя.
Что означает сам термин «равноудаленность»? Он означает, что любая религия никак не соприкасается с государством, что она по природе своей есть частная корпорация, предназначенная обслуживать конкретные потребности человека; что все религии пользуются одинаковыми правами и возможностями в государстве. Однако такой подход может привести к «явному или подразумеваемому пренебрежению к вере, как к пройденному моменту в психическом развитии в жизни личной или национальной»[67]. На практике же подобное утверждение может создать общественное отношение к верующим людям как к людям умственно отсталым и психически неразвитым.
Кроме того, любая религия исходит из понимания самой себя как истинной религии, подразумевая, что все другие религиозные формы есть формы религиозного заблуждения. Подобное утверждение основывается на личных переживаниях верующего – верующий не может не верить в истинность своей веры. Значит, и на этой почве также могут возникнуть семена раздора, пожинать которые придется всему обществу, а значит и государству.
Переживая истинность своей религии, верующий будет стремиться привести к ней и других людей, что также может нарушить равновесие между различными религиозными объединениями со всеми вытекающими из этого нарушения экономическими, политическими и социальными последствиями.
Также невозможно полностью устранить религию из жизни общества. И хотя государство объявило общественную жизнь своей безраздельной вотчиной, религиозные объединения будут оказывать на нее свое влияние.
К каким же выводам приходит К.П.Победоносцев?
В своих размышлениях К.П.Победоносцев исходит из нескольких утверждений аксиоматического характера, то есть таких утверждений, которые в силу своей очевидности и общепризнанности не требуют дополнительных доказательств: Церковь и государство имеют одну природу – это союзы людей, но по своему происхождению природа Церкви и сфера ее деятельности отлична от природы и сферы деятельности государства: Церковь – это богоучережденный союз, государство – это гражданский союз; цель жизни человека – достижение единства в духовной жизни.
Из этих утверждений можно констатировать, что философская мысль Победоносцева стоит на позициях идеализма. Он аксиоматически предполагает первенство духовного над материальным, превосходство духовной жизни над экономической деятельностью. Но Победоносцев также не чужд и диалектических построений. Его мысль не черно-белая, а имеет диалектические нюансы, которые необходимо учитывать при понимании деятельности Победоносцева.
Из вышеназванных положений аксиоматического характера Победоносцев делает следующие выводы: Церковь, в своем каноническом уставе, это уже есть гражданское общество и является своеобразным идеалом для государства. Разделение Церкви и государства возможно, и даже желательно, но при строгом соблюдении канонических правил, то есть через четкое разграничение сферы деятельности Церкви и сферы деятельности государства. Это разграничение имеет не абсолютный, а относительный характер, так как остаются области, в которых Церковь и государство должны действовать совместно. Общество должно быть подготовлено к такому разделению сфер деятельности. Чрезмерное усиление государства приводит в конечном итоге к тоталитаризму (Победоносцев не употребляет термина тоталитаризм, а говорит о поглощении частной жизни общественной, а общественной жизни – государством и точно показывает на социалистов). На определенном этапе исторического развития была необходимость в государственной религии как официальном покровительстве со стороны государства. Государство не может быть безрелигиозным, так как имеет религиозную (церковную) форму своего происхождения. Не возможно и равноудаление государства от всех религиозных проблем общества (религиозная индеферентность государства).
Вернемся теперь к утверждению С.Л.Фирсова о том, что Победоносцев считал Синодальный период в истории Русской Церкви продолжением Московского царства, в истинности которого мы позволили себе усомниться. Основываясь на всем вышеизложенном и осознавая недостаточность проведенного исследования можно предположить, что Победоносцев признавал подчиненное положение Русской Церкви по отношению к государству de facto, не считая это положение канонически нормальным de jure.
ГЛАВА 2. ВЗГЛЯДЫ СЛАВЯНОФИЛОВ И К.П. ПОБЕДОНОСЦЕВА НА ОТНОШЕНИЯ ЦЕРКВИ И ГОСУДАРСТВА. Как уже отмечалось, К.П.Победоносцев был близок к московскому кружку славянофилов. Эту близость убедительно показывает О.Е. Майорова. Дружеские отношения Победоносцева со славянофилами сложились в 60 – х гг. XIX в. И сохранялись до 80 – х гг., до смерти И.С. Аксакова и Е.Ф. Тютчевой. Между И.С. Аксаковым и Победоносцевым сложились достаточно близкие дружеские отношения, которые позволяли И.С. Аксакову личное обращение к Победоносцеву: «Любезнейший друг Константин Петрович. Спасибо тебе за письмо, которое дышит искреннею патриотическою тревогою…»[68]. Через Победоносцева связь с И.С. Аксаковым и Е.Ф. Тютчевой поддерживал и Александр III.
Но в этом же письме И.С. Аксаков обвиняет Победоносцева в излишней осторожности и скептицизме: «Твоя душа слишком болезненно-чувствительна ко всему ложному, нечистому, и потому ты стал отрицательно относиться ко всему живому, усматривая в нем примесь нечистоты и фальши.»[69], а также обозначается расхождение во взглядах: «Почему ты находишь нужным убеждать меня поддерживать центральную власть, когда я только это и делаю, и кажется, энергичнее, чем кто-либо?! Но поддерживать не значит хвалить каждое ее деяние или утверждать ее в ложном направлении; напротив, надобно стараться вывести ее на прямой путь, и в честности моих отношений к власти никто сомневаться не может»[70]. Вполне закономерно встает вопрос: насколько Победоносцев разделял взгляды славянофилов? В каких вопросах они были близки, а в каких вопросах расходились? Как отмечает В.А. Гусев, если Победоносцев в своих философско — политических воззрениях делал упор на понятие «самодержавие» в уваровской формуле «Православие. Самодержавие. Народность», то славянофилы ставили во главу угла понятия «Православие» и «Народность»[71]. Таким образом, славянофилы выводили идею государства из самой народной жизни.
В истолковании объема самого понятия народности славянофилы расходились между собой, и порой весьма существенно[72]. Достаточно строгую логическую базу под исследования, синтезирующую различные точки зрения, удалось подвести, пожалуй, только «последнему славянофилу», сыну главы этой философской школы – Д.А. Хомякову уже в начале ХХ века. С его точки зрения, под ним можно подразумевать принцип подхода к анализу социально-политических явлений, абстрагируясь от каких бы то ни было конкретных народностей. Этот принцип предполагает принципиальную самобытность культурного облика различных народов, складывающуюся благодаря специфическим условиям их зарождения и исторического пути, их географии и религии. Эта самобытность требует особого подхода к каждому конкретному народу, делает невозможным реализацию одних и тех же экономических и политических моделей в общественном бытии разных стран, предполагает уникальный стиль жизнедеятельности каждой нации.
«Признавая принцип народности, мы только признали то понятие, что она лежит в основании всяческой полезной, на пользу всего человечества, деятельности; или, говоря более точно, всякая частная деятельность как личная, так и народная, общечеловечески полезна, лишь когда она проникнута народной индивидуальностью: всякое же искание общечеловеческого, достижимого, будто бы, помимо народного, есть самоосуждение на бесплодие…»[73].
продолжение
--PAGE_BREAK--Отношение Победоносцева к идее народности вообще и к народу как хранителю национальной культуры в частности противоречиво. С одной стороны он видит в народе самобытную силу: «Человек есть сын земли своей, отпрыск своего народа: кость от кости, плоть от плоти своих предков, сын того же народа, и его психическая природа есть их природа, с ее отличительными признаками и недостатками, с ее бессознательными стремлениями, ищущими деятельного исхода»[74] и «Всякий раз меня возмущает тон, которым говориться о народе, как о материи, подлежащей просвещению посредством науки…»[75]. Но, с другой стороны, он отрицает эту самобытную силу в народе: «Россия – ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек»[76]. Думается, что подобное противоречие в высказываниях Победоносцева можно решить следующим образом: народ сам по себе, без Церкви, не самобытен. Он обретает свою самобытность в Церкви: «Ни в чем так явственно, как в церкви, не ощущается различие между общественным духом и складом…»[77]. Тем не менее, в своих различных речах и статьях Победоносцев неоднократно подчеркивает мысль о единстве русского национального духа и православия: «… душа Её была способна увидеть и почувствовать всю несказанную красоту и истину Православной церкви в ее учении и богослужении. — говорит Победоносцев об императрице Марии Александровне в слове на выпускном акте в училище для дочерей священно- и церковнослужителей города Ярославля 9 июня 1880 года. – Она скоро сроднилась с нею и через Церковь тотчас сроднилась с народом, приняла в Себя дух его и стала нам Своя, родная Императрица»[78].
Именно церковь и является тем инструментом, который просвещает и облагораживает душу народа. Без церкви душа народа остается темной и непросвещенной: «… у этого темного народа связь с Церковью живая и действенная и на этой связи стоит и будет стоять вся наша история»[79], и именно через Церковь можно постигнуть русский народ как хранителя русской национальной культуры: «Будете жить среди народа, — говорит К.П. Победоносцев выпускницам ярославского училища, — только через Церковь можете вы сойтись с народом просто и свободно и войти в его доверие».[80]
Таким образом, в центре политической философии Победоносцева, как и у славянофилов, стоит Церковь. Именно Церковь создает из разобщенных славянских племен русский народ и именно приверженность народа церкви является залогом сохранения его культурной идентичности: «В эти 900 лет, — говорит Победоносцев на обеде в день празднования 900-летней годовщины крещения Руси, — совершилось над нами чудо судеб Божиих: из грубого рассеянного языка славянского возникло великое государство, выросло народное сознание, собралась земля русская через Киев в Москву. Разрушались вокруг царства славянских племен под игом иноверных. Русскому народ Бог дал удержаться, вырасти, … добраться до моря, утвердиться незыблемо в вере, заповеданной предками… Чтобы с нами стало без этой церкви, страшно и подумать»[81]. Здесь Победоносцев повторяет мысль, высказанную А.С. Хомяковым: «Церковь создала единство Русской земли и дала прочность случайности Олегова дела. Церковь восстановила это единство, нарушенное междуусобиями»[82].
Как и славянофилы, Победоносцев различает церковь как социальный институт и Церковь как мистическое тело Христово. Церковь как мистическое тело Христово не связано временными и историческими рамками своего существования, а церковь как социальный институт нуждается в поддержке со стороны государства. Однако, где границы этой государственной поддержки и защиты? Этот вопрос касается не только Православной церкви, но и любого религиозного культа вообще, так как он напрямую упирается в проблему веротерпимости со стороны государства. И вновь мысль Победоносцева в чем-то согласна со славянофилами, а в чем-то расходиться.
Для А.С. Хомякова государство – неизбежное зло, этап развития общества: «Человеческое общество и его гражданское устройство не выходит из области случайности исторической и человеческого несовершенства… оставаясь далеко ниже недосягаемой высоты неизменной Церкви»[83]. Высший идеал общественного развития – община, построенная на принципах единой веры и соборности, то есть по образцу Церкви. Таким образом, государство рождается из общины и в процессе своего развития снова становится общиной. Основой общины является семья: «Государства нет, ибо нет его выражения – государя… Государства нет: но семья и община остались…, — пишет А.С. Хомяков в рецензии на оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя», — Семья не заключается в одних пределах вещественного родства; она расширяется чувством любви…»[84]. Цель существования государства, с точки зрения А.С. Хомякова, воспитание своих граждан в нравственности через законы, которые есть только отражение законов нравственных: «Участь общества гражданского зависит от того, какой духовный закон признается его членами и как высока его нравственная область…».[85] Поэтому, пока существует государство, «Церковь всегда оставалась вне государства и его мирских отношений, высоко над ним».[86] Церковь дает государству только нравственный образец для законотворчества и способствует преображению общины в подлинную Церковь, семью, объединенную духом любви. Такая семья – община способна распространить свою любовь на всех людей и через эту любовь привести их к познанию правой веры.
Несколько других взглядов на этот вопрос придерживался Победоносцев. Если славянофилы в своих размышлениях отталкивались от понятия семьи и общины, как основ общества, то Победоносцев исходил из личного религиозного чувства и опыта человека.
Как уже отмечалось, понятие «вера» для Победоносцева иррационально и не поддается логическому объяснению. На базе веры ум создает идею и учение как логически составленную схему. Так возникает все религиозное многообразие. Вокруг выразителя учения складывается круг его последователей. Все подобное религотворчество есть стремление к действительному осуществлению на земле царства Божия. Из этого ряда выпадает только христианство, имеющее сверхъестественную природу.
Возможно ли применение принципов свободы и веротерпимости? — таким вопросом задается Победоносцев. «Если это была бы только свобода личного и совокупного самодовлеющего верования и соединенного с ним культа, было бы справедливо и достойно применить к нему полную свободу, и тогда в этом определенном смысле действительно являлась бы в действии безобидная для всех свобода совести – свобода убеждения»[87]. При этом, подчеркивает мысль Победоносцев, все верования должны быть равноудалены друг от друга. Однако на практике оказывается совсем иначе. Каждая религиозная группа превращает свою религиозную свободу в «исключительную свободу, переходя в стеснение свободы для партии противоположного верования… Так длилось веками и нельзя сказать, что эта борьба совсем прекратилась в наше время…»[88].
Кроме того, люди, принадлежащие к какой – либо вере, не прекращают быть членами государства и поэтому, заняв государственную должность, они, в силу своих убеждений, будут способствовать их распространению.
В свою очередь государство, со всеми своими законодательными, судебными и карательными полномочиями, не способно проникнуть в повседневную жизнь своего народа. Остаются области жизни, не доступные государству (например, семейные отношения). Поэтому, резюмирует свои рассуждения Победоносцев «…религиозная терпимость обеспечена там, где утвердилось равнодушие к какому бы то ни было верованию…»[89]. И, продолжая развивать свой собственный вывод, Победоносцев приходит к парадоксальным итогам: 1) безразличие в вопросах веры принципиальна не возможна, так как через них отражаются отношения человека и социальной группы к жизни, и 2) равнодушие к религии постепенно приводит к отрицанию самой религии и, как следствие, падению нравственности. В условиях же падения нравственности люди начинают искать для себя религиозные идеалы, то есть вновь возрождается процесс религотворчества со всеми вытекающими из него проблемами.
Какое же решение этого парадокса предлагает Победоносцев? Раз человек и государство не может жить без религии, если религия является жизненноважной потребностью человека, то государство должно обратиться к той религии, которая лежала у его истоков, которая способствовало образованию государства и сама вобрала в себя обычаи и традиции народа. Для России такой религией является православие. По сравнению со всеми остальными мировыми религиями православие качественно от них отличается своей сверхъестественной природой происхождения.
Православная церковь объединила в себе славянские племена, сгладила межплеменные различия и способствовала возникновению русского государства. Более того, к этому славянскому союзу стали примыкать инородцы, составившие многонациональное тело России: «От древнего древа, насажденного на Востоке апостолами и святителями вселенской церкви, приняли мы могучее зерно, и вот из него выросло на земле нашей то же единое с ним сеннолиственное древо и укрыло всю землю под свой сенью и привлекает под сень свою единоплеменные языки, и своих нам инородцев…»[90]. Православие также способствовало складыванию самодержавия: «Единодержавие, возросшее у нас вместе с церковью и в неразрывном единении с нею, … создало государство Российское»[91]. Поэтому, делает вывод Победоносцев, как православие неотделимо от народа, так от народа неотделимо и самодержавие, одно подразумевает два других элемента классической формулы С.С. Уварова. Самодержавие и православие есть историческая государственная форма бытия русского православного народа.
Однако, Российская империя есть государство многонациональное и многорелигиозное, а терпимость, как это было выяснено ранее, не возможна, так как приводит к безверию и нравственной деградации. Более того, многокультурность и многорелигиозность в государстве способны стать очагами насилия и привести к распаду самого государства. Победоносцев предлагает простой выход: через обращение в православие приводит инородцев к обрусению и созданию монокультурного и монорелигиозного государства. Так как религия и культура тесно взаимосвязаны, то и добиваться этого надо через религию, потому что религия затрагивает самые действенные и интимные уголки народной души. В качестве примера Победоносцев приводит распространение ислама среди татар, чувашей, черемисов и мордвы: «Под влиянием связей с среднеазиатскими центрами ислама начались массовые отпадения старокрещенных татар… Вслед за татарами пропаганда перенесла свое действие и на других инородцев – на чувашей, на черемис, на мордву. Массовые отпадения угрожали уже одной опасностью – поглотить все население края в мусульманской культуре и в татарской народности»[92]. Противодействовать подобной исламизации края Победоносцев видел только в том, чтобы «…учить вере каждое племя на языке его, и являлось единственно возможным средством для просвещения, и, в конечных результатах, для обрусения инородцев – единственно возможным орудием для борьбы с магометанством…»[93].
Просвещение и религиозное воспитание народа Победоносцев, как и славянофилы, видел в создании системы начального церковного образования и в повышении социального статуса священнослужителя. И Победоносцев, и славянофилы в своих статьях не раз отмечали тот факт, что в XVIII веке церковь была принижена, что социальная верхушка общества, и прежде всего дворянство, оторвались от православия. Не лучше дело обстояло и с простым народом. Народ ходит в храмы по привычке, подчас не понимая смысла того, что в храме читается и поется, а духовенство не радеет о духовном просвещении своей паствы. Поэтому одной из важнейших забот Победоносцева было создание и развитие системы церковно-приходских школ. Значимость таких школ он не раз подчеркивал как в официальных речах и статьях, так и в частной переписке. «Школа, поcколику она народная, должна отражать в себе душу народную и веру народную – тогда только будет люба народу. Итак, школе прямое место при церкви и в тесной связи с церковью. Она должна быть проникнута церковностью в лучшем, духовном смысле этого слова»[94]. Более того, именно в такой школе, не оторванной от жизни простого народа, могли бы воспитываться священники, пользующиеся авторитетом у своей паствы и действительно являвшихся бы пастырями вверенного ему словесного стада: «Сколько раз мне думалось, — пишет Победоносцев С.А. Рачинскому, — что пастыри церковные для народа всегда проще могли бы образовываться из той же среды народной, не возвышая в себе через меру ни потребностей, ни ученого высокого мнения…»[95].
В целом же и Победоносцев, и славянофилы не устают повторять единственную мысль – о необходимости цельности как в самом человеке и в его мышлении, так и во всем государственном организме. Именно создание такой цельности и является одним из краеугольных камней всего православного богословия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Как это видно из проведенного исследования, в исторической науке сложилось два противоположных мнения на личность и деятельность обер – прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева. Все исследователи однозначно относят его к лагерю консерваторов второй половины XIX в., но их оценки отличаются полярностью: от прямого признания заслуг до обвинений в крайней реакции и простом игнорировании. Более взвешенный подход к личности К.П. Победоносцева стал складываться в исторической науке только с конца ХХ в. Основное внимание исследователей долгое время было сосредоточено на изучении проблемы влияния К.П. Победоносцева на общественно – политические процессы и мало внимания уделялось вопросам культуры и идеологии. До настоящего времени слабо разработаны вопросы по созданию цельной картины религиозно – политических взглядов Победоносцева, без которой невозможно понимание мотивов его деятельности.
К вопросам церковно – государственных отношений Победоносцев подходит как верующий человек, глубоко понимающий и переживающий Церковь, как богослов – понимающий ее природу и как правовед — понимающий природу государства. В своих воззрениях Победоносцев выступает с позиций идеализма, то есть признает приоритет духовного начала над материальным. Язык Победоносцева отличается четкостью формулировок, логичностью изложения. За тонкостью, а порой и некоторой диалектичностью, он видит жизнь со всеми ее противоречиями.
В исследовании было наглядно показано, что Церковь и государство имеют одну природу, поэтому и отношения между ними должны быть партнерскими: Церковь являет государству нравственный идеал, государство же способствует развитию церкви. При этом остаются области, в которых такое взаимопроникновение не происходит. Это прежде всего область внутрицерковной жизни.
Государственная индеферентность в вопросах религии, с точки зрения Победоносцева, принципиально не возможна, так как приводит только к падению нравственности в обществе и росту тоталитаризма.
Во взглядах Победоносцев близок к славянофилам, нередко повторяет и развивает их мысль. Однако существуют вопросы, в которых Победоносцев расходиться со славянофилами. Так, например, славянофилы считают бытие русского народа самобытным, Победоносцев же держится мнения, что народ делает народом с его исторической и этнической индивидуальностью только Церковь, и поэтому его, народ, необходимо воспитывать в духе православия – исторически присущей религии и единственно спасительной для души. Славянофилы допускают мысль о всемирном распространении русских национальных начал жизни, Победоносцев же весьма осторожен в этом вопросе и предпочитает не затрагивать его. Для него еще очень много проблем во внутренней жизни страны.
Формирование мировоззрения и К.П. Победоносцева и славянофилов проходило в условиях общественного кризиса: у славянофилов в период общего кризиса феодализма, у К.П. Победоносцева – в условиях реформ 1860 – 70 — х гг. Однако, если славянофилы выразили национально – реформаторское устремление, то Победоносцев стремился приостановить быстрое проведение реформ, сделать их более постепенными и органичными для жизни страны.
В своих построениях и К.П. Победоносцев и славянофилы исходят из уваровской формулы официальной народности «Православие. Самодержавие. Народ.», но выделяют в этой формуле различные элементы. Для Победоносцева важен элемент «Самодержавие», которое было оптимальным решением для 1880 – х гг. XIX в. и которого отчасти жаждало общество. Для славянофилов более важными были элементы «Православие» и «Народность», которые также соответствовали настроению части общества 1850 – 60 – х гг.
К.П. Победоносцев и славянофилы считают, что самодержавие есть оптимальная форма государственного устройства России. Но славянофилы считают, что самодержавие должно развиваться в органичном единстве с народными силами и общественным самоуправлением. Схожей точки зрения придерживается и К.П. Победоносцев, но эти общественные силы должны быть еще выращены в недрах Церкви.
продолжение
--PAGE_BREAK--