Взаимосвязь между совестью и долгом носит весьма сложный характер. С одной стороны, они образуют единый морально-психологический механизм регуляции поведения личности, в котором совесть выступает в качестве основания для выполнения долга. С другой стороны, между совестью и долгом могут возникать конфликты, порождаемые, как правило, несовпадением целей и интересов личности и общества. Вопрос о правоте совести или долга зависит от обстоятельств, от правильного или неправильного понимания долга. Так, в условиях борьбы с фашизмом физики-ядерщики всего мира стремились к созданию атомной бомбы, видя в этом свой первейший гражданский долг. Применение же ее при бомбежке Хиросимы и Нагасаки стало для многих из них сильнейшим нравственным потрясением, заставившим пересмотреть свое понимание долга. Голос совести побудил деятелей науки выступить против ядерного вооружения и организовать знаменитое Пагуошское движение ученых в защиту мира. Или, например, что было делать молодому советскому солдату, воевавшему в Афганистане: выполнять «интернациональный долг» или прислушаться к голосу совести, не позволяющей посылать снаряды в дома, где прячутся дети и старики? И как жить потом, если на твоей совести — жизни мирных граждан, виновных лишь в том, что они — афганцы, оппозиционно настроенные по отношению к режиму?
Противоречивость долга и совести — проблема не только историческая, но и актуальная, мучительно сказывающаяся на судьбах наших современников. Она по-разному решается авторитарной и гуманистической этикой. Авторитарная совесть — это грозный голос внешнего авторитета, ставший регулятором собственных действий, когда суждение и поведение соотносятся в первую очередь с велениями авторитета и долга. Главной добродетелью здесь будет послушание, исполнительность («я только выполнял приказ»), а главной виной — самостоятельность, непослушание, порождающие чувство вины и угрызения совести. В гуманистической же этике развитое чувство совести выражается в способности к адекватной оценке фактов и собственной роли в том или ином действии, в способности соотнести это действие с общечеловеческим и индивидуальным пониманием добра и зла и в переживании по этому поводу. Это различие в понимании совести в авторитарной и гуманистической этике Э. Фромм обозначил следующим образом: «Есть голос, который повелевает нам исполнить наш долг; и есть голос, который велит нам любить и прощать других людей и самих себя».