--PAGE_BREAK--Конечно, степень «размывания» газетной речи и его характер зависят от доминанты коммуникативной стратегии СМИ, от набора и иерархии его коммуникативных целей. Если вспомнить о том, что цели у СМИ могут быть разными, становится ясно, что воздействие и внешних, и внутренних причин на «размывание» газетной речи происходит явно неравномерно, поэтому стилистические особенности двух газет или двух телевизионных передач нередко оказываются различными, порой диаметрально противоположными. Значит ли это, что газетной речи как функционально-стилистической подсистемы сегодня не существует? Ответ «да» требует ответа и на другой вопрос: какому стилевому принципу (или стилевым принципам?)
Мы исходим из того, что результат (стилистические особенности речи) создается не собственно функцией, а отношением коммуникантов к этой функции, т.е. прежде всего доминантой и настройкой коммуникативного поведения, целью, которую ставит перед собой журналист (или издание в целом).
2.3 Четыре стилистических принципа
Сегодня газетная речь, на наш взгляд, подчиняется одному из четырех стилевых принципов в зависимости от того, какими целями руководствуются издания в целом и работающие в них журналисты:
Таблица 1
Покажем некоторые особенности речевого поведения в зависимости от основного конструктивного принципа:
1) принцип ударной оценочности в этом случае в тексте активно используются любые доступные говорящему на русском языке средства прямой и косвенной оценки. Естественным образом разговорные, сниженные слова вписываются в официальный контекст, где речевая ситуация требует строгой книжной лексики. Даже если журналисты в своем речевом поведении в целом ориентируется на иной конструктивный принцип, при утрате речевого самоконтроля возможно перенасыщение фразы оценочными единицами и, как следствие, переход на принцип ударной оценочности.
«Владимир Путин продемонстрирует публике причудливый крендель, выписанный над Европой. ВВП за двое суток планирует облететь аж четыре города...»[8]
2) принцип называния, или принцип референтности, в этом случае в тексте господствует нейтральная, спокойная стилистическая тональность, но допускается все, что сокращает дистанцию между адресатом и собственно информацией — например, точные, прозрачные наименования предметов, признаков и действий.
Такая речевая стратегия отражает нежелание адресанта навязывать адресату свою точку зрения, создает ощущение коммуникативной скромности адресанта. Адресант информирует адресата, не предлагая ему своего особого взгляда на действительность, оставляет адресату возможность дать собственную оценку событиям, фактам. Именно в этих текстах мы найдем языковые, стертые метафоры и метонимии, традиционную фразеологию; при этом нередко закавычиваются (т.е. оцениваются как необычные) даже вполне традиционные метафоры:
«С учетом последних полученных ЛУКОЙЛом судов численность флота нефтекомпании достигла 70 кораблей различного назначения общей грузоподъемностью в 1 млн.т. Не исключено, что увеличение числа кораблей, способных перевозить горючее в сложной ледовой обстановке, ЛУКОЙЛ попытается использовать для того, чтобы еще раз попробовать “переориентировать” на себя весь северный заказ».[9]
Тексты такого типа отличаются оценочной деликатностью. И дело не только в том, что оценочные слова используются здесь редко. Дело в том, что рациональные оценки предпочитаются оценкам эмоциональным, чужие оценки предпочитаются оценкам собственным, оценки через референт (т.е. факты) предпочитаются оценкам через коннотации (т.е. словесным оценкам).
3) принцип диалогичности в этом случае особым образом отбираются и используются языковые единицы, которые помогают журналисту именно взаимодействовать с читателем; особое значение для обеспечения такого взаимодействия имеют особенности и соотношение авторской и чужой речи в тексте.
«Во дворе самого обычного высотного дома в Медведкове стоит голубятня — зеленая, затянутая сеткой, припорошенная снегом. «Голубятник»? А вот его подъезд, первый. Моногарова здесь все знают...»
— Только давайте чайку… Без чая что за разговор. Варенье хозяйка варила. Ну вздыхала, конечно, когда голубей-то покупал. Люди, мол, дачи строят, а мы — голубятни.
Первого голубя Василий Тихонович купил, когда ему было девять лет, в 36-м году.
— Отец построил в тот год новый дом, и голубей я держал на чердаке… А в 54-м построил дом сам и тоже устроил голубятню.
А потом появилось строение во дворе семнадцатиэтажки, где Василий Тихонович стал жить.
Голубятню построить — это же разрешение требуется. Сколько надо инстанций обойти, не пересказать.… И корм нынче дорогой. Раньше ведь почему еще птиц было много? Хлеб дешевый, и каждая хозяйка корочки, сухари несет на улицу. На Яузе уток так-то зимой кормили».[10]
Хорошо видно, что здесь авторская и «чужая» речь используется таким образом, что помогает адресанту передавать коммуникативную инициативу иному лицу.
4) принцип речевой всеядности или принцип эгоцентричности при этих принципах язык либо «подстраивается» под аудиторию (допустим, активность молодежного жаргона), либо обеспечивает диктат индивидуального словоупотребления и словосочетания, хотя порой за такую индивидуальность выдается банальная неграмотность:
«Пора ему (журналисту.- Н.М.) писать про любовь, поскольку скоро-скоро самое дорогое оттает, оживет и потянется к солнцу. Ну и поскольку этого важного события в жизни каждого мальчика, видимо, никак не избежать, я тоже, так и быть, напишу пару правдивых историй…
Я, конечно, надеюсь, что эти поучительные истории послужат надежным уроком многим поколениям читателей, собирающихся заняться весной и любовью. А если и не послужат, что читатель хотя бы вымоет руки, перестанет пить из лужи и есть лютики. Иначе, сами видите, что может приключиться с человеком».[11]
Итак, четыре основных принципа управляют сегодня газетной речью.
2.4 Фигуры речи
Фигуры речи – отступления от нейтрального способа изложения с целью эмоционального и эстетического воздействия. Стардантизованность обеспечивается воспроизводимостью фигур: в их основе лежат определенные схемы, которые в речи могут наполняться каждый раз новыми словами. Эти схемы закреплены многовековой культурной деятельностью человечества и обеспечивают «классичность», отточенность формы. Экспрессия возникает либо в результате ментальных операций сближения-противопоставления, либо вследствие разрушения привычных речевых формул и стереотипов, либо благодаря умелым изменениям речевой тактики. В газете встречаются практически все фигуры речи, однако значительно преобладают четыре группы: вопросы различных типов, повторы, создаваемые средствами различных языковых уровней, аппликации и структурно-графические выделения.
С первых же строк читатель часто встречается с такими разновидностями вопросов, как дубитация и объективизация. Дубитация – это ряд вопросов к воображаемому собеседнику, служащих для постановки проблемы и обоснования формы рассуждения, например: «Все чаще в средствах массовой информации публикуются социологические данные о популярности претендентов на высокую должность и прогнозы о вероятном победителе. Но насколько надежны эти данные? Можно ли им доверять? Или это только средство формирования общественного мнения, своеобразный способ пропаганды желанного кандидата? Эти вопросы носят как политический, так и научный характер»[12]
Выдающийся мыслитель современности Хинтика замечал, что умение ставить вопросы природе отличает гениального ученого от посредственного. То же можно сказать о журналистике в отношении общества. Первый раздел античной риторики включает в себя проблему выделения спорного пункта. Поскольку одну и ту же проблему можно рассматривать под разными углами зрения, от того, насколько правильно поставит вопрос адвокат, иногда зависит жизнь подсудимого. По сформулированным в начале статьи вопросам читатель судит о проницательности журналиста, о сходствах и различиях между собственной и авторской точками зрения, об актуальности темы и о том, представляет ли она интерес. Дубитация – это и своего рода план дальнейшего изложения, и способ установить контакт с читателем. Вопрос всегда обращен к собеседнику и требует от него ответной реакции. Таким образом, высвечивание тех или иных граней проблемы происходит как бы на глазах у читателя и при его участии. От этого убедительность вывода возрастает (если принял исходный тезис и не обнаружил нарушений логики в рассуждениях, то вывод безусловно верен). Дубитация является важным композиционным приемом: она выполняет роль зачина, который может находиться как перед, так и после краткого изложения сути дела. Благодаря своим интонационным особенностям дубитация формирует очень динамичное вступление.
Объективизация – это вопрос, на который автор отвечает сам, например: «Какие претензии предъявляются к переселенцам? Утверждают, что они опустошают пенсионную кассу и поглощают основные средства, выделяемые на пособия по безработице»[13].
Объективизация – это языковое средство, служащее для высвечивания отдельных сторон основного вопроса по мере развертывания текста. Фигуры этого типа располагаются главным образом в начале абзацев. Наряду с метатекстом они создают каркас рассуждения, причем не только фиксируют поворотные пункты мысли, но и продвигают рассуждение вперед. Смена утвердительной интонации на вопросительную позволяет оживить внимание читателя, восстановить ослабший контакт с ним, внести разнообразие в авторский монолог, создав иллюзию диалога.
Объективизация – это отголосок сократического диалога – распространенного в эпоху античности способа установления истины путем предложения вопросов мнимому собеседнику, обычно образованному современнику. На поставленные вопросы философ отвечал сам, но с учетом точки зрения мнимого собеседника. Только диалог, полагали древние, мог привести к постижению абсолютной истины. В последующих научных трактатах этот метод выродился в современную объективизацию, которая, надо признать, в отличие от дубитации или риторического вопроса не содержит элементов нарочитости и театральности.
Аналогом и одновременно противоположностью объективизации является обсуждение. Это постановка вопроса с целью обсудить уже принятое авторитетными лицами решение или обнародованный вывод, например: «Людям, реально смотрящим на вещи, давно предложено позаботится о себе самим. Какие маневры может предпринять обычный москвич?»[14]
По структуре обсуждение является зеркальной противоположностью объективизации: сначала – утверждение, затем – вопрос. Эта фигура замедляет рассуждение, как бы отбрасывает участников коммуникации назад, но она и учит сомневаться, перепроверять выводы авторитарных лиц. Решенная проблема на глазах у читателя вновь превращается в проблему, что наводит на мысль о непродуманности принятого решения и не может не подрывать авторитет тех, кто его вынес.
Риторический вопрос – это экспрессивное утверждение или отрицание, например: «Станет ли связываться со Сбербанком человек, чьи сбережения в нем погорели?»[15] = «Не станет связываться…»
Риторический вопрос интонационно и структурно выделяется на фоне повествовательных предложений, что вносит в речь элемент неожиданности и тем самым усиливает ее выразительность. Некоторая театральность этого приема повышает стилистический статус текста, поднимая его над обыденной речью. Риторический вопрос служит эффектным завершением стать, например: «Новые граждане к трудным условиям приспосабливаются лучше: в России научились. Чем это плохо для Германии?»[16]
Открытый вопрос провоцирует читателя на ответ – в виде письма в редакцию или публичного выражения своего, а точнее, подготовленного газетой мнения. Высокая эмотивность вопроса вызывает столь же эмоциональную ответную реакцию.
Речевыми средствами поддержания контакта с читателем служат также коммуникация, парантеза, риторическое восклицание, умолчание. Коммуникация – это мнимая передача трудной проблемы на рассмотрение слушающему, например: «Ведь схема безумно удобна и выгодна. Смотрите сами. Чтобы получить кредит, надо будет накопить 30 процентов стоимости квартиры»[17].
Опознавательным знаком этой фигуры в газете служит формула «судите сами» или ее аналоги: «смотрите сами», «вот и решайте» и т.п. Коммуникация бывает двух видов: один, подобно обсуждению, приглашает читателя к вдумчивому анализу уже сделанного автором вывода, журналист как бы переводит растерянного читателя за руку через дорогу с двусторонним движением; другой останавливает рассуждение перед напрашивающимся выводом и выталкивает обученного правилам движения читателя на дорогу общественной мысли, как в следующем примере: «В немецком городе Фрайбурге на 170 тысяч жителей 40 действующих храмов – они еще плачутся на упадок религиозности; а в Новгороде на 220 тысяч человек – всего два храма!.. Вот и считайте!..»[18]
Независимо от частных особенностей коммуникация повышает убедительность рассуждений, поскольку читатель в них участвует сам.
Парантеза – самостоятельное, интонационно и графически выделенное высказывание, вставленное в основной текст и имеющее значение добавочного сообщения, разъяснения или авторской оценки, например: «В США от сальмонеллы (это вам не куриная слепота!) ежегодно умирает 4000 человек и болеют около 5 миллионов»[19].
Эта стилистическая фигура внутренне противоречива, поскольку, с одной стороны, разрушает барьер между автором и читателем, создает ощущение взаимного доверия и понимания, порождает иллюзию перехода от подготовленной речи к неподготовленной, живой, с другой стороны, как
всякий «прием», она вносит некоторый элемент нарочитости. Не случайно парантеза нередко служит средством иронического, отстраненного изложения.
Риторическим восклицанием, по классическому определению, называется показное выражение эмоций. В письменном тексте эта псевдоэмоция оформляется графически (восклицательным знаком) и структурно: «С каждой разборкой подобного типа людям все виднее одно – как же в таком окружении тяжело спикеру!»[20]Восклицательный знак в этих высказываниях – способ привлечь внимание читателя и побудить его разделить авторское негодование, изумление, восхищение.
Умолчание – указание в письменном тексте графическими средствами (многоточием) невысказанность части мысли: «Хотели как лучше, а получилось… как всегда»[21]. Многоточие – заговорщическое подмигивание автора читателю, намек на известные обоим факты или обоюдно разделяемые точки зрения.
Вторая группа фигур, занимающих важное место в языке газеты, — повторы разных типов. Известная мудрость гласит: «Что скажут трижды тому, не верит народ». Повторяющиеся сегменты фиксируются памятью и влияют на формирование отношения к соответствующей проблеме. Повторы могут создаваться средствами любого языкового уровня. На лексическом уровне это может быть буквальный повтор слов: «Поэт в Чечне – он больше, чем поэт»[22]; или столкновение в одной фразе паронимов – парономазия: «Артур – начинающий бизнесмен и, возможно, в жизни руководствуется не столько классовыми соображениями, сколько кассовыми»[23]. К лексическим повторам относят повтор, затрагивающий глубинную семантику, так называемый эпанодос – повтор с отрицанием, которое может быть выражено морфемой или служебным словом: «Выбор в отсутствии выбора»[24]; «И жертвы их беззаконья стали жертвами закона»[25].
На морфологическом уровне это полиптотон – повтор слова в разных падежных формах: «А какое еще может быть настроение у лидера КПРФ, когда он выступает во Дворце имени Ленина, находящемся на площади имени Ленина, где стоит памятник Ленину?»[26]
продолжение
--PAGE_BREAK--