Рефератз предмету: «Философия»
Натему: «Философизация теологии»
Студента групи512
Лысенко М.В.
Перевірила: ПриходькоЛ.И.
Киев– 2010
О Филоне, егобогословии и методе бессмысленно начинать разговор, если предварительно несказать несколько слов о том, где родился мыслитель и какую роль сыграла в егожизни культурологическое пространство, в котором сформировался иудейскиймыслитель. Собственно этот аспект исключительно важен в осмыслении биографиилюбого человека, а в отношении Филона особенно.
Будущий прославленныйфилософ и теолог родился не где-нибудь, а именно в Александрии — крупнейшемцентре эллинистической образованности. Этот замечательный город возник, как имногие другие города, сразу же после походов Александра Македонского на восток,и через некоторое время обрел фантастическую славу и авторитет.
Сюда, ко двору того илииного монарха, созывались, — как пишет Майоров, мастера, ученые, философы ипоэты. Они приносили с собой самые разнообразные учения и идеи, светского ирелигиозного характера, восточного и западного, древнего и новогопроисхождения. Хранительницей этих идей и учений стала знаменитаяалександрийская библиотека.
Не удивительно, чтоименно здесь в Александрии, возникла идея о переводе Ветхого Завета недревнегреческий язык, так называемый перевод семидесяти толковников.
Здесь зарождаются вразное время целый ряд философских и богословских школ — Школа Амония (2-3вв.), школа комментаторов неоплатоников (4-5 вв. н.э), знаменитаякатехизическая школа, которая с конца 2 в. н.э. продолжала традицию Филонапытаясь (осмыслить) объединить эллинистическую философию с христианством, наконец,школа Филона Александрийского, не уступающая в своей известности, упомянутымвыше.
Следующий очень важныймомент — Александрия была крупнейшим центром иудейской диаспоры, которая, содной стороны, пестовала в своих соотечественниках сугубо национальные начала,с другой — всецело открылась к эллинистическим ценностям. В «Еврейскойэнциклопедии» вы можете прочитать, что «язык образованных классов сложился подвлиянием греческих классиков, так, например. В языке Филона исследователинаходят влияние Платона. Аристотеля и многих других культурных явлений».
И тот факт, что Филонписал по-гречески не хуже чем любой грек, свидетельствует о том, насколькосерьезен и значителен был процесс эллинизации культурного востока.
Филон жил в Александрииприблизительно от 30-го до 50 гг. н.э.
Здесь сформировал еготалант, его эклектичный ум, который умел ценить все лучшее, что есть виудаизме, а также все лучшее в греческой культуре. Как было сказано выше, онформируется не только под влиянием известных греческих философов. Но и подвлиянием греческой литературы. Филон очень часто цитирует известных эпических идраматических поэтов и делает на них ссылки. Если вы возьмете любой из еготомов, то убедитесь в этом сами, насколько пестр его именной состав. Филонубежден, что для познания истины нужен большой интеллектуально-познавательныйбагаж, многие знания в любой сфере познания. Отсюда вся его система проникнутаидеями греческой философии. В этом, безусловно, обнаруживается его беда, потомучто ему так и не удалось остаться на фундаменте библейской теологии, а всевремя искать опору то в Платоне, то в Аристотеле, стоиках, пифагорейцах имногих других именах классической древности.
Историк античнойфилософии Филипов совершенно прав, когда пишет, что Филон стоит у истоковслияния двух совершенно независимых, часто даже противоположных и враждебныхпотоков мысли. Другой исследователь, Асмус, менее категорично высказываетпохожую мысль: философия Филона есть опыт сочетания иудаизма с греческой философией.Это сочетание не вызывает никаких сомнений, поскольку с его точки зренияисточником как первой так и второй системы, является божественный разум. Болеетого, именно Пятикнижие и послужило первоисточником всей греческой мудрости.Однако для его понимания нужно особое толкование и подход, который получилназвание аллегорического метода. Однако, на мой взгляд, этот метод не былвыработан на основании Священного Писания, из его критериев, несмотря на то,что именно к нему, Писанию, он был приложим, и как бы с Библии начинал своиразмышления.
Действительно, этотметод был основан не на Библии, а на библейско-философских спекуляциях. Да, онцитирует Ветхий Завет, но не обеспечивает свою аргументацию библейскойэкзегезой. Формально цитировать Писание и затем свободно толковать его безоглядки на то, насколько это соответствует оригиналу приводит к тому, чтоиудейский мудрец легко соскальзывает в плоскость аллегоризации Слова Божия. Ещераз подчеркнем: аллегоризация, которая была обеспечена не столько ответственнойэкзегезой, сколько произвольной философской спекуляцией. Что это значит? Какможно понять логику Филона попроще.
Приведем пример: какверующий иудей, Филон был монотеистом — Един Бог и Един творец, стоящий уистоков этого мира. Эти идеи он черпал в Священном Писании. Но как человеквоспитанный на греческой культуре и греческих школах, он не мог примириться стем, что Бог Пятикнижия представлен исключительно унизительно: Яхве гуляет поэдемскому саду, обоняет фимиам. Разве это приличествует величию могучего,трансцендентного Бога? Филон пытается снять это недоразумение и ищетсоответствующие объяснения. Какие? Что он делает?
Он внимательнорассматривает все ветхозаветные сюжеты, где Иегова изображен неподобающимобразом, то есть антропоморфически, и не задумываясь о последствиях относит ихк мистическим аллегориям. И наоборот, те места Библии, где можно было усмотретьхоть малейшее сходство с суждениями древнегреческих философов о Боге, Филонцеленаправленно интерпретирует их в терминах платонизма, пифагореизма истоицизма. Например, Филона впечатлял эпизод в книге «Исход», где оБоге говорится как о «Сущем». Это определение казалось емуединственно правильным, да к тому же оно вполне соответствует представлениямПлатона о Божестве. У Бога нет и не может быть имен, ибо Он совершенно иной — ни с кем и ни с чем не сравнимый.
Таким образом, БогБиблии, в силу своей ущербности, получил благодаря Филону новые эллинистическиепо звучанию, философские по смыслу атрибуты.
Историк философииФилипов делает в этой связи замечательный вывод: «При такой склонности каллегории… (с. 246) и символизму, Филон может смело оставаться поклонникомИеговы и в то же время приблизиться к тому понятию божества, которое быловыработано в греческой философии Сократом и Платоном.» Будучи азартнымлюбомудром, а не ответственным богословом, он — с этим трудно не согласиться — сознательно пришел к тотальной аллегоризации Священного Писания, которая вотдельных моментах достигла самых невероятных абсурдных границ.
Например, Филон влюбленв пифагорейско-платоническую теорию чисел и потому, приспосабливает, незадумываясь, эту теорию к библейским событиям и числам. Авраам вошел к Агаричерез 10 лет после прибытия в Ханаан, это значит, что в этом сказываетсясовершенство числа 10; число 5 указывает на область чувств и этим объясняетсятот факт, что Бог сотворил животных именно в пятый день. Число 9 — это символспора, так как против Авраама враждовало именно 9 царей.
И вновь возникаетвопрос: на каком основании? Чем вызвано такое толкование?
Основания находились.Аргументы выставлялись. Одним из немногих, подчеркиваю немногих, был связан сособой природой библейского повествования, с его простотой, обыденностью,незатейливостью. Образованная александрийская публика, которая уже была приобщенак аллегорическому методу, с пренебрежением относилась к Пятикнижию Моисея,которое выглядело достаточно банально и простовато. Филон решил спасти ситуациюи по примеру александрийских филологов, уже применявших аллегорический метод кантичной мифологии, в частности, к гомеровским поэмам, стал использовать этотметод к библейской мифологии, чтобы придать ей глубину. (с. 47 Майоров прав,что «предметом ....»)
Он стал утверждать, чтопростота Пятикнижия это есть ни что иное, как форма иносказания, которуюсознательно избрал Моисей, чтобы под личиной мифа и исторического повествованиясокрыть от непросвещенных духовный смысл. Поэтому не стоит спешить с выводами иоценками. Напротив, нужно научиться искусству постижения божественной мудрости,которая доступна по преимуществу посвященным. Одним из таких избранных Филонсчитает именно себя. И хотя искусство толкования не есть дело голого разума, адается по осенению свыше, постижение сакрального смысла столько же мистический,как и рациональны процесс.
Естественно у вас,наверное, возникает вопрос: что это за метод, который не укоренен и необусловлен текстом библии. Насколько он объективен и вообще допустим. Вопросырезонные и по существу. Вот только четких однозначных ответов здесь нет и бытьне может. Парадоксальность филоновского метода опять-таки можно отчастиобъяснить тем, что иудейский мыслитель был воспитан и взращен греческойфилософией, которая с его точки зрения была заимствована у иудейскихмыслителей. Здесь сокрыта сермяжная правда. Вот почему он не видит ничегопредосудительного в том, чтобы использовать философские теории для толкованияСвященного Писания. По существу, Филон как библеист — интерпретатор выступаетне столько как ответственный экзегет, сколько как безответственный философ.Конечно, эту безответственность можно и нужно понять, но едва ли ее можнооправдать. К несчастью библейская экзегеза, которая еще не родилась. Былацинично удушена философскими спекуляциями Филона. И во многом из-за того, чтоалександрийский мудрец исходил из целого ряда априорных убеждений и ложныхпопыток. Однако это его не смущало, и он беззастенчиво и спокойно, незадумываясь о последствиях, которые принесли немало бед христианскомубогословию, унаследовавшему его метод, отдавался стихии богословского любомудрия.Филон не задавался вопросом, насколько вообще допустима подобная интерпретация,лишенная четких библейских критериев.
Поэтому апелляция кфилософии и ее инструментарию является важнейшим условием успеха.
Вот как выглядит всамом общем виде исследовательская логика Филона, который так и не сумелвыработать сколько-нибудь ответственной экзегезы, подменив ее произвольнойаллегоризацией. Собственно, александрийский мыслитель не видел в своем подходепроизвола, напротив, из библейских событий он извлекал, созидательны смысл.Разве многолетние, мучительные скитания израильского народа на пути кХанаанской земле, где течет молоко и мед, не есть аллегория? Вне сомнений — этоаллегория или иносказание о том. Что все мы странники и скитальцы. Какоепоучение сокрыто в исходе евреев из египетского рабства? Простое поучение: этоговорит об освобождении души из плена тела, в порабощении которого онанаходится. Вы тут же улавливаете прямую вербальную аллюзию на платоновскоепонимание человека, согласно которому плоть есть темница для души. В контекстеэтой же проблематики, Филон аллегорически интерпретирует рассказ об Адаме иЕве, которые после грехопадения надели на себя не столько кожаные одежды, атела. Приведем еще несколько примеров. Понятие «соль», которое часто встречаетсяв Библии является символом постоянства, ибо из нее трудно вытравить этокачество. Посох есть символ детства, поскольку детство нуждается в поддержке ируководстве. Колодец указывает на глубину знаний. Квасное — символ гордости.Верблюд — жвачное животное, значит он символизирует собою паять. Лошадьсимволизирует страстность, необузданность; козел — строптивость человеческогохарактера.
Исследователь В.Ф.Иваницкий справедливо утверждает, что «при таком обращении с текстом Писанияможно находить в нем какие угодно идеи». И из приведенных выше примеров неприходится в этом сомневаться. Алексей Федорович Лосев, который предпринялпопытку разобраться в философской интерпретации Филона, абсолютно прав, когдаделает вывод, что «аллегории часто устанавливаются» у александрийского мудреца«исключительно в связи с каким-нибудь случайным признаком или обстоятельством,общим для предмета аллегории и для самого образа аллегории».
Таким образом, Филоналександрийский и его экзегеза является нам пример того как философскийаллегоризм не только вступает в противоречие с библейской экзегезой. Но иподменяет последнюю спекулятивной интерпретацией. Все это настолько причудливои произвольно сочетается с его специфической методологией, что простоудивляешься насколько он был идеологически всеяден и творчески изворотливвсякий раз, когда от сталкивался с некоторыми неприемлемыми для негобиблейскими понятиями. Есть смысл в том отношении рассмотреть, как Филонинтерпретирует такое сложное и ключевое понятие библии как Бог. С однойстороны, как ученика Платона, для него совершенно неприемлемыантропоморфические образы Бога — творца. Вот Всевышний гуляет по саду впрохладе дня, затем Он собственноручно одевает Адама и Еву в кожаные одежды,беседует с ними как обычный человек. Моисеевы изображения наивны,натуралистичны и неправдоподобны. Бог есть дух, и отсюда человеческие атрибутыЕму не присущи. Поэтому он прибегает к аллегории как инструменту, чтобытолковать эти места иносказательно. С другой стороны, Филон не менее преданныйученик Моисея, и там, где автор Торы изображает Бога не антропоморфически, афилософически (в книге Исход Бог представлен как Сущий) александрийскийбогослов всецело оказывается во власти своих философских предпочтений. Моисей,конечно, ему друг, но истина не только у него, но и у Платона. Философскиеконструкции выступают на первый план. Бог, еще раз повторим этот пример,которого Моисей по достоинству определяет как Сущего, всецело отождествляется уФилона с абстрактным божеством Платона. Дуалистическая концепция искусственнонавязывается библейской парадигме, которой совершенно чужд языческий дуализм. Слегкой руки платоника Филона, Бог Библии становится абстрактным началом. Онбезкачествен, запределен, неизменен, вечен и не имеет ничего общего с этимпреходящим, изменчивым и тленным миром. «Ясно, что так характеризуемоебожество, — пишет Лосев, — не может вступать ни в какие интимные отношения ссозданными Им людьми. Так как оно само равно ничего общего с человеком неимеет. Поэтому Филон и утверждает, что если в Писании и говорится о Боге как обОтце, воспитывающем своих детей, то это сказано только для назидания ивразумления, на самом же деле Бог выше и любви, и красоты, и блага, совершеннеечем добродетель. Такой Бог может быть познан в порядке постепенного восхожденияот чувства к уму, но и тогда мы познаем не само божество, но только обнаружимсамый факт его существования»[1].
Таким образом, вывидите как теология Филона, несмотря на имеющиеся у него под руками Откровенияпревращаются в чистое, спекулятивное языческое умозрение. Это еже не теология,а философия. Из которой всеядному теологу так и не удается выбраться. Он делаетпопытки, как кажется на первый взгляд, вновь вернуться к Библии и ее понятиям,с тем, чтобы преодолеть в своем богомыслии теоретически сформулированныйдуализм, но из этого ничего путного не выходит. Обращение к Логосу, Слову, окотором говорят ветхозаветные авторы, с тем, чтобы его созидательным участиемсблизить тварный мир с миром нетленного Бога и примирить их, еще большеукореняет Филона с греческой традицией, и не с библейской экзегезой. Экзегезыкак токовой здесь вообще нет, а есть лишь стилизованной философское умозрение.
Иегова — согласноФилону — есть чистое сверхчувственное бытие, невыразимое человеческим словом,недоступное рациональному познанию. Мы можем знать, что Бог есть, но не можемзнать, что есть Бог. Вот почему, полагает философствующий еврей, — Бог назвалсяМоисею только словом «Сущий» и не открыл других имен (с. 49 Майоров).
В противоречии с этимвыводом находится другая, более философская часть учения Филона. Речь идет оего учении, о Логосе. Как он не пытается библеизировать это учение, ему так ине удается.
Давайте попытаемсяпроследить логику его размышлений.
Конечно же, истокомслужит Священное Писание. Уже в Ветхозаветных книгах (более поздних) проявиласьтенденция толковать акт Божьего творения мира как акт целесообразный.
Уже на страницах книгиБытия, где каждый день творения сопровождаем словами: «И сказал Бог...», мывстречаем это. И поскольку нет иных вербальных аргументов, раскрывающих замыселтворения. То именно слово есть единственное средство и инструмент.
Более поздние книгиБиблии подтверждают эту истину книги Бытия еще более конкретно у Соломона вкниге Премудрости, в книге Сираха.
Премудрость и разум — это не что иное, как явное подтверждение тому, что робко и невнятно говоритсяранее. Уравнение слова с разумом, мудростью и порядком, явилось некоторымоткровением в том смысле, что об этом же говорится в учениях греческихфилософов.
Между тем, в своихразмышлениях о логосе Филон столь же философичен сколь и теологичен. Исходнаяпосылка у него библейская, а не языческая. Бог — един, и Он сотворил мир изнебытия посредством Логоса. С точки зрения греческого философа Логос есть связьмира, его внутренний закон. Но логос заключается в мире, а мир в Логосе. ОднакоЛогос Библии несколько иной, поскольку он больше чем закон, он самостоятелен иимеет личный характер. С одной стороны, он подобен Богу, с другой — онявляется, по словам Филона, «вторым богом». Это побудило Филипова дать этомувзгляду, скажем так: этой размытой концепции, оценку (с. 244)...