КУРСОВАЯ РАБОТА
Организмчеловечества: ученики и их учителя
Онтология и теорияпознания
СОДЕРЖАНИЕ:
Введение
Глава 1 Отношение поколений в постиндустриальную эпоху
Глава 2 Отношение поколений в доиндустриальную эпоху
Глава 3 Экзистенциональный ребенок в организме человечества
Заключение
Список используемой литературы
Введение
Человечество представляетсобой целостный организм благодаря наличию языка как возможности выходачеловека за пределы своей конечной человеческой природы. По определению ФернанаБроделя, история есть «хронологическая последовательность форм иопытов»[1]:сначала культура изрекаемого и слышимого слова, затем культура чтениятипографски набранного текста и наконец культура аудиовизуальных средств. Мэтрыфилософии постмодернизма (прежде всего Фуко и Деррида) немало потрудились надразработкой этой тройственной кристаллограммы истории. В первом случае слововоспринимается как медитативно переживаемая священная данность, во втором — какнепреложный предмет рационального осмысления (а уж качество или уровеньосмысления — особая статья), в третьем — как вольная или невольная игроваяусловность.
Культура может бытьопределена как некий глубинный процесс взаимодействия человеческих интуиций,понятий и ценностей, — процесс, который опосредует между несхожими слоями ипространствами человеческой истории и человеческого опыта, обеспечивая темсамым некоторое внутреннее — хотя и конфликтное — единство и индивидов, игрупп, и больших людских массивов, и — отчасти — человечества в целом. В такомтеоретическом раскладе культура может быть представлена, условно говоря, какчеловеческое в человеке. Жизненный мир человека видится не как совокупностьстатических скрытых «сущностей», неустойчивых институций ирукотворных вещей, но, скорее, как хотя и относительно устойчивая, но, тем неменее, непрерывно переоформляющаяся система отношений человека к другомучеловеку, к институтам и идеям, к самому себе вместе со своими навыками ипотребностями, к Бытию в целом. В любой из моментов истории так или иначесходятся и взаимодействуют пытающиеся сознать и познать себя социальные,интеллектуальные и духовные горизонты человеческого существования.
Исходя из историческогоподхода к исследованию научной деятельности, возникает мысль о возможностинового образа науки, суть которого заключается в множественности (пустьпротиворечивых, но не взаимоисключающих) образов видения мира. Такое положениедел существует и в человеческом обществе в виде сосуществования и сменыразличных поколений. С Античных времен вплоть по нового времени отношение кприроде оставался сродни отношению человека к ребенку – как к игрушке,необходимой и в то же время занимательной. Именно игра во все времена быласвязующим звеном между ребенком и взрослым. Но постепенно взрослый сталвыходить из игры, смотреть на мир иными глазами, и строить свои отношения сдетством иным, «взрослым» способом. Чем больше человечество узнавалов детях свое будущее, тем расчетливее становился подход. Все больше и большевзрослый удалялся от ребенка (своего и в себе). От их совместных игр неосталось и следа. Взрослый не играет с ребенком. Ребенок не играет в науку.Наука не умеет играть со своими детьми. Серьезность, строгость, выдержанность –вот все, что осталось от занимательной игры с природой. Большие надеждывозложены на обучение. Но невозможно научить играть. Теория игры не есть игра,как пересказ не есть произведение. Известно, что если в детстве ты не хотелиграть, то в будущем не захочешь работать. Как научиться играючи? Как играяработать? Во все времена дети — рабочая сила, они не играют с игрушкой, нонепосредственно вступают во взаимодействие с окружающим миром. В началеновейшей истории происходит трансформация статуса ребенка.
В данном исследованиибудет дан обзор познавательной деятельности человека сквозь призму категорийдетства и игры. Цель работы – обнаружить механизмы, не проявленные на уровнесознания, скрытые в современной культуре образования. В настоящее времяпроисходит смещение границы между поколениями как следствие информационнойреволюции. Актуальность работы заключается в выявлении особенностей иперспектив обновляющегося образа мышления и существования.
Глава1 Отношение поколений в доиндустриальном обществе
К концу Средневековьядети простонародья живут на равных со взрослыми, — едва достигнув возраста,когда их считают способными обходиться без помощи матери и няньки, то естьспустя несколько лет после отнятия ребенка от груди (достаточно позднего), — примерно в 7 лет. И с этого момента они сразу входят в сообщество взрослых,разделяя с друзьями, старыми и молодыми, ежедневные заботы и игры. Потокколлективной жизни нес в одном течении все возраста и сословия, никому неоставляя времени на одиночество и частную жизнь. В таком существовании, слишкомколлективном и насыщенном, не было места для личного. Семья выполняла своюфункцию – она передавала от поколения к поколению жизнь, материальные блага иимя, не слишком затрагивая чувственную сторону жизни. Мифы, говорящие окуртуазной (или маньеристской) любви, выражают презрение к браку,распространенность обучения в подмастерьях ослабляет связь между родителями идетьми; сегодня можно представить семью без любви, но забота о ребенке и необходимостьего присутствия заложены в самом ее понятии. Средневековая цивилизация забылаучение древних и не знала еще современного воспитания. Основная мысль: онапонятия не имела о воспитании как таковом. Сегодня наше общество зависит – изнает, что зависит – от успеха своей воспитательно-образовательной системы. Уобщества есть как система образования, образовательная концепция, так исознание их необходимости. Новые науки, такие как психоанализ, педиатрия,психология ориентированы на проблемы детства, и их достижения доводятся дородителей благодаря широко распространенной научно-популярной литературе. Нашмир просто помешан на физиологических, моральных и сексуальных проблемах детей.
Средневековая цивилизацияне знала такой заботы, потому как для нее не существовало самой проблемы –ребенка: ребенок, после того как его перестают кормить грудью или еще немногопогодя, становится естественном товарищем взрослого человека. Мир эллиновпредполагал разницу между миром детей и взрослых и некий переходный период,который заполнялся обучением и воспитанием. Средневековая цивилизация непонимала этой разницы и не имела понятия о переходном возрасте (2, Глава 1).
Великое событиеознаменовало начало новой истории – появление заботы о воспитании. Сначала онавзбудоражила умы некоторого числа религиозных деятелей, законников, учителей,довольно редкие еще в 15 веке и все более многочисленные в 17, когда онисоединяются со сторонниками религиозной реформы. В общем это были скорееморалисты, чем гуманисты: последним была особенно дорога культура человека,распространенная на весь отрезок человеческой жизни, и их мало занималообразование детей. Реформаторы же, моралисты, влияние которых на жизнь семьи ишколы рассматривалось, решительно боролись с анархией (или с тем, что онисчитали таковой) средневекового уклада, в то время как церковь, несмотря насвое отрицательное отношение к той же анархии, очень долго мирилась с ней ипризвала праведников искать спасение вдали от языческого мира, в стенахмонастырей. Мы присутствуем при подлинной морализации общества: нравственныйаспект в религии постепенно начинает преобладать в культовой практике надобрядовым. Именно таким образом сторонникам нравственного порядка удалосьдоказать большое значение воспитания. Они повлияли на всю историю школы, на еепостепенное превращение из свободной школы в колледж со строгой дисциплиной. Ихтруды берут начало от Жерсона из Пор-Рояля и становятся все более многочисленныв 16-17 веках. Возникшие тогда религиозные ордена, такие как иезуиты и ораторианцы,становятся учительствующими орденами, обратившие свое лицо уже не к взрослым,как когда-то в Средние века, когда проповедники и нищие обращали к ним своипроповеди, но к детям и молодым людям. (7, Часть первая)
Теперь устанавливаетсямнение, что ребенок не готов к взрослой жизни, еще не созрел для нее, ему надопройти через специальную образовательную программу, прежде чем присоединиться квзрослым.
Эта новая забота обобразовании детей понемногу овладевает умами и производит революцию в обществе.Семья перестает быть лишь инструментом передачи материальных благ и имени,отныне она обладает моральной и духовной функцией — формирует душу и телоребенка. Между физическим воспроизведением себе подобных и юридическим аспектомсемьи существовал пробел, который заполнит образование. Забота о детях принесетновые чувства, новые отношения в семье, запечатленные в иконографии 17 века, течувства и отношения, что присуще современной семье. Теперь родители не будутдовольствоваться лишь самим фактом рождения на свет детей и устройством жизнинекоторых из них. Мораль эпохи потребует от них дать всем детям, не толькостаршим, а начиная с 17 века и девочкам, образование и воспитание. Конечно, подэтим следует подразумевать школу. Школа постепенно вытесняет традиционноепрактическое обучение, школа обновленная, со строгой дисциплиной, укрепленнойзаконном. Поразительный расцвет школы в 17 веке есть не что иное, как прямоеследствие родительской заботы о воспитании. Моралисты считают родительскимдолгом как можно раньше отправить ребенка в школу. «Родители, — говоритсяв тексте 1602 года, — пекущиеся о воспитании своих детей, имеют права набольшие почести, чем те, что только лишь произвели на свет потомство. Они даютсвоим детям не только жизнь, но еще и делают эту жизнь хорошей и здоровой. Вотпочему такие родители с самого нежного возраста отправляют своих детейприобретать настоящую мудрость (иными словами в колледж), где они станутнастоящими кузнецами своего счастья, украшением родной страны, семьи и друзей»[2].
Семья и школа совместнымиусилиями вытянули ребенка из среды взрослых. Школа поместила некогда свободныхдетей в пространство со строгой дисциплиной, превратившееся в конце 18 – начале19 века в полную изоляцию. Заботами родителей, церкви и моралистов ребенок быллишен прежней свободы взрослого мира. Теперь для него были плеть, заточения идругие наказания, обычно применяемые к преступникам из самых низших слоевнаселения. Однако такая строгость говорит о новом отношении, отличающемся отпрежнего безразличия, — о проявлении чрезмерной любви, ставшей всеобщей в 18веке. Без труда можно догадаться, что такое вторжение детства в область чувствпородило явление, известное ныне как контроль за рождаемостью. Оно появилосьопять же в 18 веке, в момент, когда семья завершила свое формирование вокругребенка и построила между собой и обществом стену частной жизни.
Глава2 Отношение поколений в постиндустриальном обществе
поколениеребенок человечество
Современная семья изъялаиз общественной жизни не только своих детей, но и значительную часть своихвзрослых забот. Она отвечает потребности человека в личном жизненномпространстве и независимости, членов семьи объединяют чувства и привычка копределенному образу жизни. Ей претит тесное сосуществование с другими,наблюдавшееся в прежнем обществе. Конечно, совершенно понятно, что такая победасемьи произошла прежде всего в буржуазной среде: высшее дворянство и народ –эти два полюса социальной лестницы – долгое время сохраняли прежние традиции ине смущались тесным соседством с другими. В народной среде эта солидарностьвстречается и по сей день. Таким образом, существует связь между чувством семьии чувством класса. В течение многих веков одни и те же игры были общими для разныхсословий; начиная же с Нового времени их разделяют – одни имеют отношениетолько к людям из высшего общества, другие одновременно к детям и взрослым изпростонародья.
Благотворительные школы17 века для бедных привлекают в той же степени и детей из богатых семей.Напротив, начиная с 18 века мещанские семьи не допускают больше такогососедства и забирают своих детей из учебных заведений для народа, отправляют ихв колледжи и пансионы, установив там свою монополию. Игры и школа, преждеединообразные для всего общества, отныне войдут в систему социальных классов.(2, Глава 2) Все происходит так, как если бы полиморфная структура обществаразрушилась, уступив место массе маленьких сообществ – семей – и сообществпобольше – классов; семьи и классы объединяют отдельных людей, близких другдругу по духу и образу жизни, тогда как раньше общество в единой ячейкевключало людей разных возрастов, сословий и условий жизни. Насколько сословияотличались друг от друга, настолько они были близки в пространстве. Моральнаядистанция заменяла дистанцию физическую. Строгость внешних признаков уважения,разница в одежде искупали фамильярность совместного существования. Слуга неотходил от своего хозяина, которому он приходился и другом и сообщником, — явление, сегодняшнему человеку, вышедшему из подросткового возраста,непонятное; высокомерие хозяина как бы соответствовало наглости слуги, и такимобразом устанавливалась иерархия, в условиях отсутствия личного пространстванаходившаяся постоянно под вопросом.
Контраст был всюду:высокое рождение и невероятное богатство соседствовали с нищетой, порок сдобродетелью, разврат с набожностью. Тем не менее, такая разномастность никогоне удивляла, она принадлежала к разнообразию мира, который следовало приниматьтаким, какой он есть.
Меж тем приходит время,когда буржуазия перестала выносить давление большинства и постоянный контраст снародом. Она отделяется от остального полиморфного общества и организует своюжизнь в стороне от него, в своих семьях, закрытых для посторонних, в домах,устроенных для личной жизни, в богатых кварталах, огражденных от народноговлияния. Некогда терпимое сочетание неравенства становится для нее невыносимым:отвращение богатых родилось раньше стыда бедных. Устройство личногопространства, потребность в новом комфорте, которого оно требовало (междуличным пространством и комфортом существует тесная связь), еще болеепротивопоставляли образ жизни народа и буржуазии с материальной точки зрения.Прежнее общество терпимо сохраняло разнообразные стили жизни в тесномпространстве и допускало, можно даже сказать – специально сближало самыеотдаленные сословия. Новое же общество предоставляло каждому сословию отдельноепространство, в котором предусматривалось соблюдение основных конвенций, гдеследовало стремиться к определенному идеалу и никогда от него не удаляться подстрахом изгнания.
Чувство семьи, чувствокласса и, может быть, чувство рода есть проявление одной и той же нетерпимостик разнообразию и стремления к единообразию.
Глава3 Экзистенциональный ребенок в организме человечества
Теперь обратимся не кэмпирическому, а к экзистенциональному ребенку, который являет собой единствоначального и конечного, мужского и женского начала. Детство есть проявлениеединообразия как единого образа человека. С одной стороны, оно присуще любомуявлению как его начало, как самая первая стадия, появление. С другой, именнодетство есть единственное непреходящее в человеке, то, с чем он рождается,живет и умирает. Таким образом, не важно, можем ли мы обнаружить начало началили нет – детство обнаружит себя в любом случае, проявляясь в непреодолимостипоиска ответов на вопросы, одни и те же на все времена. В каком-то смысле можносказать, что человечество, как бы далеко оно ни ушло в своем развитии,постоянно сохраняет в себе это детскую тягу к знанию, к изучению, исследованию,объяснению – иными словами вживанию в плоть и кровь мира. Возможно, именноблагодаря своей уязвимой природе человек обнаружил себя заброшенным в мир,точнее обнаружил мир вокруг столь отличный от него и в то же время столь нанего похожий своей неприспособленностью к желаниям.
Во все времена человекостается похож на себя — способностью отражать действительность, которую онможет назвать жаждой знания, порывами вдохновения, поиском себя ли, истины ли ипрочими «устремительными» существительными. Тыкая пальцем в небо,перебирая средства и способы – очищая зерна от плевел — человек добрался доточностей методов, объективности доказательств и верности предсказаний. Здесь иначинается настоящая наука. Кончается младенчество человека, который всеСредневековье только «обучался говорить», и начинается детство какпериод овладения орудиями производства. Человек начинает искать не простоадекватное, но объективное объяснение миру. Для этого он обращается к научнойтерминологии, которая хотя и по сравнению с обыденной лексикой в меньшейстепени «нагружена» образным и эмоциональным содержанием, все-такидалеко не однозначна. Таким же является и само понятие науки.
Обратимся к широкораспространенному пониманию науки. Науку можно определить как«высокоспециализированную деятельность человека по выработке,систематизации, проверке знаний с целью их высокоэффективного использования.Наука — это знание, достигшее оптимальности по критериям обоснованности, достоверности,непротиворечивости, точности и плодотворности»[3].Но на поверку это определение рисует не выдержать критики. В современной наукесравнительно немного работ, которые достигли «оптимальности» посформулированным выше критериям. Ведь существует немалое число соискателей и«остепененных», которые лишь пробуют свои силы в науке и оттачиваютсвое мастерство, публикуя свои во многих случаях далекие от«оптимальности» работы в периферийных научных изданиях. К тому же самикритерии «обоснованности, достоверности, непротиворечивости, точности иплодотворности», в настоящее время до сих пор не имеют однозначнойтрактовки.
Поэтому справедливеебудет определить науку как общественно-историческую развивающуюся формупознавательной деятельности человека, результаты которой выражаютсяопределенной системой понятий. Здесь ничего не сказано о высокоэффективномиспользовании науки, но ведь нельзя же исключать и того, что познаниеобусловлено не только практическими нуждами, но и неистребимой жаждой познаниянового (иначе говоря, человеческого любопытства). И эта жажда познания далеконе во всех случаях прагматична. И пожалуй, эта жажда – единственное, чтодействительно свойственно науке; это и единственное, что может объяснитьэкзистенционального ребенка в ней. Есть какая-та детская наивность в вере вобъяснимость природы. Ребенок вопрошая ждет ответа, любого, лишь бы утолитьжажду знаний, применить себя к миру. Вопросы ученого, по сути своей будучиподобны ребячеству, тесно связаны с природой познания. Детство не толькоотносится к зарождению и выделению в отдельную область знания, но и содержитсяв самой сущности научного мировоззрения.
Вообще, сущность детстваярко проявляется в научной революции. Непреодолимость, с какой новыепротиворечащие факты вступают в научную среду, рушит укорененные парадигмы имир преобразуется в свете новых знаний. И этому круговороту (лат. revolutio — поворот, изменение) смены старогои нового знания ли, поколения ли нет предела.
Можно проследить аналогиюсмены научных парадигм со сменой поколений. Открытие начинается с осознанияаномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образомнарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки.(1, Глава 6) В ребенке это проявляется как непреодолимость, причемспособствующая укоренению ребенка в бытии и воплощению в будущности. В наукеэто приводит к более или менее расширенному исследованию области аномалии. Иэтот процесс завершается только тогда, когда парадигмальная теория приспосабливаетсяк новым обстоятельствам таким образом, что аномалии сами становятся ожидаемыми.Меняется парадигма — что в обществе именуется сменой поколений (интересно, чтопроисходит и обновление словаря и понятийного аппарата). (1, Глава 6) Однакотрудно провести четкую границу смены поколений. Равно как и открытие никогданевозможно приурочить к определенному моменту; часто его нельзя и точнодатировать. Оно по необходимости представляет собой сложное событие.
Нормальная наука, нестремясь непосредственно к новым открытиям и намереваясь вначале даже подавитьих, является постоянно эффективным инструментом, порождающим эти открытия. Таки отношения поколений: младшие, как правило, не оправдывают надежд старших. Каксказал Вольтер, «люди словно животные: большие едят маленьких, а маленькиекусают больших». Но такой способ передвижения колеса жизни вовсе нелучший, ибо толкающий не знает катящегося, но вершит свое толкание упорно инеумолимо; катящийся же давно не правит движение. На сегодняшний день остроощущается необходимость найти некое объединяющее звено, ключевой элементотношений учеников и их учителей.
Заключение
Итак, исторически понятиедетства связывается не с биологическим состоянием незрелости, а с определеннымсоциальным статусом, с кругом прав и обязанностей, присущих этому периодужизни, с набором доступных для него видов и форм деятельности. (4, Такимобразом, человек находится в детстве все время обучения. Конечно, можносказать, что вся жизнь – детство, и в этом будет доля правды. Однако насинтересует обучение как получение образования. Человек продолжает быть ребенкомвплоть до получения диплома. Однако процесс обучения не воспринимается какчасть детства. Студент уже не ребенок ни для себя, ни для преподавателя. Но онеще и не взрослый в полном смысле слова. Каждый преподаватель имеет однувводную лекцию, в которой студентам рисуется схема действий: от рамок курса допромежуточных точек столкновения на лестничных клетках. Нет такого предметавводных лекций, нет в нем потребности, потому что на это «нет времени». Новичкапосвящают неадекватным способом равнопосвященные сокурсники, а преподавательостается носителем исключительно интеллектуальной функции, не касаясь рукиученика в приветствии. Звонок – овеществленная граница между учеником и его учителем,по разные стороны которой лежат два царства. Образование – это в первую очередьполучение квалификации и уже после воспитание, а тем более животворные соки. Отом чтобы университет стал оболочкой жизни сознаний надо стать и удержаться награнице двух миров. Не надо пытаться ее стереть или преодолеть.
Ученики и учителя – этодействительно два разных царства, но пока они не заодно, а каждый за свое (однидать, другие взять), век потребления будет длиться, а праздник отстраняться иотстраняться. В наше время понятие праздника несовместимо с делом, где всевсерьез. «Дело» по определению не в радость, хоть и содержит ее вперспективе как плоды пятилетнего труда, которые непременно принесут намудовольствие взрослой самостоятельной жизни.
«Науку делают не всезнайки,а люди, которые остро переживают нехватку знаний, ограниченность своегопонимания вещей»(3, стр. 47). Ученик не претендует на равенство учителю,но еще меньше ему хочется иметь идеал лишь в будущем, ибо «само будущееникогда не приходит, его нельзя взять, присвоить, исчерпать», это«несвершенность и несвершимость, которая имеет ценность сама по себе; этоне то, что будет, а то, что может быть» (3, стр. 95). Предоставлятьвозможность, предполагая способность делать нечто необходимое по собственной воле.Ученик и учитель же, разыгрывающие партии по своим правилам, лишь множатловушки и уловки, лишая друг друга возможности быть понятыми. Университет — этопространство и время для прояснения и понимания. Обладает и распоряжается имучитель, и это отличная задумка. Но по сути учитель – проводник, он наркотик,он дирижер и жертва. Он приглашает на разговор задавая ритм, без слов, непросто намеренно лишая себя голоса, но отдавая его на растерзание, изучениеаудитории. Впрочем, Университет – место взаимного интеллектуальногожертвоприношения, требующего добровольного и вместе с тем волевого усилия отобоих сторон процесса культурной преемственности. Парадокс требования добройволи – единственное системадержащее правило высшего учебного заведения. И ещеинтерес — inter esse — быть между (3, Интересное, стр. 489), со-держаться впограничном состоянии — праздник пребывания в среде (среди) иных, не-себя — внесебя от счастья! Не-свое возможно принять только на условиях вторжения. (6,стр. 29-30, 77-85, 114-118) Если открытие противоречиво – то ты жив.
Следует заметить, чтосовременный ребенок рано включается в процесс естественного производстваблагодаря столь доступным компьютерным технологиям. Ему доступна работа, апорой даже необходима. В то же время он еще не созрел для настоящей взрослойработы. Студенчество — это процесс овладения будущей профессией. Это игра вбудущую профессию, а в некотором смысле и будущую жизнь. Но мало кем обучениевоспринимается как игра. Скорее это досадная необходимость, которую надопережить. Выходит, студент не втянут в иргу в будущее, а находится взамороженном ожидании последнего звонка. Но именно от ответа на вопрос,нравится ли нам играть, зависит это самое будущее. Ведь если ирга не нравится,если нет желания продолжать – а это значит не только следовать правилам, но иизобретать новые – то работать играючи не выйдет. А может статься, что невыйдет и играючи жить.
Сегодня наука буквальноврывается в детство, становясь не просто доступной, но неотъемлемой частьюжизни ребенка; остается пустить детство в науку, уравновесив тем самым силыдвух миров. И быть может, именно ребенок станет тем ученым, который откроетмиру детство.
Список используемойлитературы:
1. Томас Кун «Структура научных революций», М. 2003
2. Филипп Ариес «Ребенок и семейная жизнь при старомпорядке»
3. Михаил Эпштейн «Знак пробела. О будущем гуманитарныхнаук», М. 2004
4. М. Лотман «Беседы о русской культуре», СПб 2006
5. И. Бондаренко «Жизнь сознания», Омск 2002
6. Ханс Ульрих Гумбрехт «Производство присутствия»,М 2006
7. Философский словарь под ред. И.Т. Фролова, М. 1980
8. Нефедова Л. К. курс лекций по предмету «Философиядетства»