«Религия» Ницше
ПРЕДИСЛОВИЕ
Последние десять лет,посвященных реорганизации советской жизни вжизнь новую, пока еще даже без названия,русские внезапно столкнулись с проблемой переосмысления уже привычных стереотипов.Внезапно оказалось, что, к примеру, капитализм, от которого в ужасе шарахалисьмногие десятилетия, вроде бы и не так страшен ( по крайней мере, хочетказаться таковым), да и все наше отношение ко всему нужному требует переоценки, но в той илииной степени она коснулась всех сфер нашей жизни. Не избежала эта участь ифилософии. Не будем уж говорить, как изменились “философствования” дворовыхлодырей, — изменилась зачастую сама основа философского восприятия мира. Тут ужпоневоле приходится прислушиваться даже к “проклятьем заклейменным”, врагам поидеологии и т.п.
Ярчайший пример — ФридрихНицше. Почему-то имя его знают с детства. Бог знает почему, учитываяпрактически патологическое отсутствие здорового интереса к нему, — вероятно,это одно из тех имен, которое мы сначала запоминаем, случайно услышав где-то, илишь потом приходит его образ, туманный, часто противоречивый. Со мной, кпримеру, так было с библейским “праотцом Ноем”, услышав историю которого, я судивлением обнаружил, что имя-то я уже где-то слышал, причем, вероятно, не раз.Но Ной — история трафаретная, константная. Его веками переписывали буква вбукву, и мало кому приходило в голову что-то менять. К тому же это было инезачем: все до предела ясно, исключая разве что научное обоснование. Другоедело Ницше. Какие только ярлыки ни вешали на него последователи различныхполитических течений; как только ни использовали его; имморалист, нигилист,фашист, враг всего человеческого. Вплоть до уже совсем комичного — антихрист.Достаточно спорная аналогия с известным одноименным трудом. Все эти клеймавполне можно оспорить, более внимательно и непредвзято изучив труды Ницше. Ноизучить Ницше — совсем не то, что изучить того же Омара Хайама ( это отнюдь некамень в огород последнего). Ницше крайне сложен и противоречив. Среди емуподобных он в первую очередь нуждается в толковании, интерпретации. И такихинтерпретаций было множество, большинство, лишь далекими от истины. Но при всемэтом работы его нашли своих почитателей и вплоть до известного казуса сприсуждением ему статуса официального фашистского философа с последовавшимикровавыми событиями (догадывался ли сам философ, что когда-либо будет вызыватьстоль страшную ассоциацию) переживали свою популярность. Впрочем, популярностьэта, до которой сам Ницше, к счастью, не дожил, едва ли стала бы бальзамом надушу. Мыслить “по Ницше” стало бы значить “мыслить модно”. Ницшеанцами сталиназывать себя чуть ли не все. Их мы встречаем у Р. Белого среди егореволюционеров — “интеллигентов”, среди босяков — маргиналов Горького. ИдеяНицше стала неотвратимо притягивать то, против чего боролась — толпу с ееоднообразностью, “серийностью”.
Но и это было бы сносно, еслибы даже малая часть этой толпы хотя бы в общих чертах знала суть его теории,хотя и это зачастую слишком мало. Конечно, можно простить молодую девушку,утверждающую, что Ницше — японский философ (хорошая фамилия для японца, неправда ли?), но когда у четырнадцатилетнего подонка спрашивают, зачем онотправил к праотцам того милого кота из подворотни, а он в ответ называет рядпричин, среди которых — принадлежность к ницшеанству, то это уже не милаяглупость, как в первом случае. Это диагноз. Ну скажите, пожалуйста, где Ницшепризывает душить котов — в “Веселой науке”? Да, от этого она стала бы еще болеевеселой. И вообще: что такое ницшеанство? Можно с чистой душой говорить, кпримеру, про Платонизм, но нет такого направления, как ницшеанство, по крайнеймере, четко выраженного. Не было у Ницше учеников, и ярких последователей, повидимому, у него тоже не было. Он — единственный в своем роде. Что это,ницшеанство? Товарный знак, модный лейбл? Нет такого понятия. За этим терминомоткрывается суррогат, подделка, использующая известное имя. Идеи Ницше, да ивообще любые философские идеи нельзя приколоть, как булавку, — их нужноосмыслить, пережить самому. В своей статье “Фридрих Ницше: история одногопоражения” профессор К.А. Свасьян приводит двустишие Иоганнеса Шефлера,поэта-мистика XVII века: “Крест на Голгофе не может спасти тебя от зла, если онне будет воздвигнут и в тебе самом”. Двустишие это подходит и в нашей ситуации.Крест этот, честно пронесенный по жизни Ницше, должен пронести каждый, ктокогда-либо захочет сказать: “Я и Ницше.”
Я далеко не претендую натакие слова, но, будучи привлечен его теорией, постараюсь хотя бы увидетьочертания этого креста. Крест этот — нигилизм в своей крайней форме, однако этоотнюдь не тот нигилизм, который мы помним по “Отцам и детям”. Нигилизм Ницше — отрицание ради подтверждения. Доказание этого — и есть основная задача моегореферата.В соответствии с общественными правилами методов Декарта проблемаразделена на несколько частей: расследование трактовок государства, религии(христианства), морали и, естественно, самой философии. Такая дифференциация вопросавполне естественна и закономерна для изучения Ницше. Основные образы и символыНицше прослеживаются почти через все его творчество, и поэтому вполне резонновыделять их в разделы. Интерпретация Фридриха Ницше — чрезвычайно сложное дело.Здесь гораздо легче ошибиться, чем быть уверенным в своей правоте. И все женепосредственно перед рассмотрением философии Ницше стоит привести то, с чем мы“несомненно” будем иметь дело. Это наиболее общие и поверхностные ее черты,сформулированные в 1986 годы Ф. Герхардом. Философия Ницше, по его мнению,является “экспериментальной философией” и для нее характерны следующие 10моментов:
1. Несмотря ни на что, Ницшенастаивает на том, что занимается философией (а, скажем, не поэзией);
2. Такая экспериментальнаяфилософия разумеет себя как научную философию и ориентируется на образцыэкспериментальной науки нового времени;
3. Для этой философиихарактером метод критики, базирующийся на списке и сопровождающийся решимостьюделать практические выводы (“скепсис безрассудной мужественности” знает толк в“ разрушении и разложении и располагает “доблестно-жесткой рукой аналитика” — “По ту сторону… 209);
4. Свои выводыэкспериментальная философия вновь излагает в догматической форме с цельюсоздать “новые ценности”;
5. Всякий опыт восходит к“человеческому переживанию” (как ни старается Ницше стремиться от “человеческойперспективы”, он всякий разубеждается, что мы познаем “не сущность вещей, асвою природу, “человек застит нам вещи”, — записи 1881 и 1880 г.г.);
6. Экспериментальнаяфилософия – философия экзистенциальная, коль скоро она ограничиваетсяпосторонним “бытием здесь”;
7. Экспериментальнаяфилософия предполагает неповторимую “образцовость” существования философа(философ ценен постольку, поскольку может служить как образцом жизни);
8. Будучи связана с жизнью иэкзистенцией, экспериментальная философия может выступать лишь как практическаяфилософия;
9. Посколькуэкспериментальная философия, отказываясь от абсолютного и высших критериев,возлагает свои надежды на искусство (в предельно скромном смысле слова),которое должно заполнить место абсолютного, она может быть названа эстетическойфилософией;
10. Примыкая к традициипонятийного познания, экспериментальная философия оказывается философией втрадиционном смысле слова.
РЕЛИГИЯ
Сложным и неоднозначным былоотношение Ницше к религии, точнее, к христианству, т.к. ему довелось не толькородиться в исконно
христианской стране, но приэтом еще и в семье, где целых 2 поколения — отец и дед — были пасторами, что,несомненно, наложило ощутимый отпечаток на сознание. Маленький Фридрих, посвидетельству очевидцев, с таким воодушевлением читал отрывки из Священногописания, что у слушателей часто не обходилось без слез. При всей своей детскойнезрелости он, без всяких сомнений, глубоко понимал суть написанного, чемнесказанно удивлял окружающих, даровавших уме прозвище “Маленький пастор”.Впрочем, Ницше изначально не был глупым человеком. К примеру, по его жеутверждению, он уже в тринадцатилетнем возрасте “был поглощен проблемой происхождениязла (“К генеалогии морали”, 3 предисловия). “Я анти — осел”, — отнюдь не безскромности утверждает он, что, несмотря на все идеи о свободе от общественнойморали, несколько не в его стиле. (К.А. Севасьян Фридрих Ницше: история одногопоражения // Ф. Ницше: избранные произведения. — М.: “Просвещение”, 1993 — стр.30). Сложно сказать, насколько сильна была его вера в Бога, и была ли онавообще — скорее Бог был для Ницше только образом, на основе которого удобностроить размышления.
И хотя он не только отвергалглубину подобных мистических объяснений, но и утверждал их неприемлемость вцелом (“веселая наука”, аф.126), религиозные настроения, тем не менее,регулярно проскальзывают в текстах, зачастую, правда, отдавая чем-топрактически — житейским, до боли знакомым и, признаться, в применении к Богу,отчасти пошловатым: Создатель здесь низвергается до уровня обычного человека иподвергается человеческой же логике с ее причинно-следственной структурой иоттенком эгоизма. Более того, Ницше Бога — критикует! Критикует жестоко ибескомпромиссно причем иногда неосознанно, чем вызывает страшное возмущение улюдей верующих. Еще лет триста смутьяна сожгли бы где-нибудь на центральнойплощади того же Турина, где закончил свой путь Ницше (хотя, может быть, костердля него был бы предпочтительней, чем потеря своего ума, бывшего центром всейего философии, единственной ценностью экс — филолога). Однако любые афоризмы нарелигиозную тему (а именно афоризм Ницше, на мой взгляд, является наиболеекорректной формой его мысли) попадают в точку, как говорится, “не в бровь, а воба глаза”, т.к. были даже при всей своей необоснованности чрезвычайнообдуманны и логичны. Взять хотя бы афоризм п. 14 “Веселой науки” о Боге,заставляющем любить себя. Абсурдно? Отнюдь нет, если вспомнить хотя быобщественные и незыблемые (незыблемые ли?) заповеди, одна из которых требуетверы в Бога – а всякий знает, что означает христианская вера. Согласитесь,писать закон, гласящий об обязательной для всех любви к законодателю, какминимум нескромно.
А если ближе к делу, то эта“оговоренная” любовь вообще ничего не стоит, коль скоро оборотной ее сторонойявляется месть. Но прямая божья месть столь же сомнительна, как и самСоздатель. Косвенная же вполне очевидна и даже имеет свое название: грех. Грехнапрямую связан с моралью и ощущения его содеяния вызывает состояние,многократно описанные Ницше, — нечистую совесть, вызывающую небывалые страданияи по сути являющуюся опорной точкой всей его философии. Именно ощущениесобственной нечистоты совести, на мой взгляд, такая реакция вполне ожидаемая:будучи чрезвычайно чувствительной личностью, даже несколько неуравновешенной(вы помните: “Я мог бы погибнуть от каждого отдельного аффекта, присущего мне”- “Злая мудрость”, аф. п 4), Ницше, несомненно, страдал от осознания своегогреха, не еще более он страдал, понимая, что действие желаемое и логически дажеи совсем не преступное, может принести очередные страдания, попав подопределение греха с его нечистой совестью. Прямой противоположностьюхристианства в позитивном смысле является религия досократовской Греции “врементрагедии”, отличающаяся практически полным отсутствием такого понятия как грех.
Сама идея греческогополитеизма и политеизма вообще предполагает не столько разнообразие богов,сколько разнообразие следующих им личностей. Боги зачастую равны, а потомуследованные заветам одной в ущерб другим грехом совсем не является, а лишьподчеркивает индивидуальность верующей (или неверующего, но сочувствующего).Христианство же, будучи религией монотеистической, однообразием божественнойидеи предполагает однообразие менталитета человека. Иначе говоря, христианскаярелигия превращала человечество в безменную толпу. Однако не будем окончательнодискредитировать христианство, ведь, по выражению того же Ницше в главе “Обледном преступнике” из книги “Так говорил Заратустра”, одно — мысль, другое — дело, третье — образ дела. Между ними не вращается колесо причинности”. Все,что мы видим, — всего лишь образ дела, суть же заключается в мысли, а уж еекаждый интерпретирует по-своему. Сначала это сделали иудеи, в доказаниенезыблемости своей государственности, поверьте, немало изменивших идеюхристианства, затем — остальные христианские страны, представившие Бога какоправдание своей неоправданной местности и алчности.
Этакий железный кулак,карающий врагов государства. А сама мысль не так уж и плоха. В своем письме П.Гаету от 21.07.1881 г. Ницше пишет: “Оно [христианство] остается лучшимобразцом идеальной жизни, которую я действительно знал; с детских лет следоваля ему повсюду, и, сдается мне, я никогда не погрешил против него в сердцемоем”. Таким образом, можно сделать заключение по вопросу религии. Отрицание ееНицше не предполагает полное ее отвержение, а лишь очищение, просеивание,отшелушивание всего неестественного для человека, созданного не по мановениюсердца, а в соответствии с чьими-то интересами. Здесь, как и в любой другойсфере, нигилизм является чем-то вроде испытания, обнаруживающего слабые местарассматриваемого объекта и переделывающего оный в нечто более совершенное, вданном случае в новую религию, где Богом является не медный идол, а собственнаясовесть, индивидуальность, независимая от чьих-то мерок, а потому безгрешная,базирующаяся на чистой совести и не приносящая ничего иного, кроме радости исчастья от собственного бытия на основе чего человек должен был стать человекомв полном смысле этого слова. Именно это, по мнению самого философа, и являетсясутью учения Христа. Все остальное — измышления разного рода социальных групп иинститутов, как церковь и государство, которые, между прочим, были почтитождественны прошлым. Называя себя христианами, они далеко не являлисьпоследователями своего Бога, в конечном итоге извратив его учение донеузнаваемости.
Так, по мнению Ницше, Иисусвовсе не отвергал мира, не истолковывал его лишь как преддверие лучшейпотусторонней жизни. Только позднейшее исключение его взгляды последователями иапостолами, особенно Павлом, превратило его учение в отрицание сего мира.Современное христианство навязывает жизни воображаемый смысл, препятствуя темсамым выявлению смысла истинного и заменяя реальные цели идеальными. В мире же,в котором (опять же по выражению Ницше) “Бог умер”, не существует болееморальной тирании, а человек остается одиноким о свободном. Но одновременно онстановится и ответственным за все существующее, ибо, по Ницше, разум находитполное освобождение, лишь руководствуясь осознанным выбором, лишь взваливая насебя определенные обязательства. И если необходимости невозможно избежать, тоистинная свобода и заключается в ее полном — приятии. Принять мир земной ипотешить себя иллюзиями о мире потустороннем — это означает последовать надвсем земным. Ницше поэтому и отвергал христианство что оно отрицает свободудуха, самостоятельность и ответственность человека, превращает несвободу видеал, а смирение — в добродетель. Идея эта является одной из составных частейобщей теории Ницше. Она, переплетаясь с другими, красной нитью проходит черезвсе его произведения и находит обобщение в уже упомянутом труде “Антихрист”,или “Антихристианин”.
“Антихрист” писался, когдафилософ по сути уже стоял на грани безумия. Он спешил, вероятно, чувствуя свойконец как мыслителя, лихорадочно записывал мысли, однако так и не закончил свойтруд.
МОРАЛЬ
Говоря о философии ФридрихаНицше, будет просто преступлением не рассмотреть проблему морали.
Мораль — центральная точкафилософии Ницше, ее стержень. Все его идеи относительно государства ли,христианства или назначения философии неизбежно сводились к проблеме морали, наоснове норм и ценностей которой, собственно, и строится все человеческоесуществование. Элементы морали органически вплетаются в нашу жизнь в процессевоспитания и составляют даже не столько основу, сколько уже каркас нашегомировоззрения и мировосприятия, взаимодействия с окружающей физической исоциальной сферой. Таким образом, общественная мораль, в какой форме она нивоплощается в нашем сознании, накладывает неизгладимый отпечаток на всю жизньчеловеческого существа, зачастую определяя его жизненные пути. С одной стороны,эта функция морали обладает высокой ценностью, направляя человеческиевозможности, с другой — она эти возможности ограничивает, заставляя мыслить идействовать посредством своих понятий и ни коим образом вне их. Отсюда вывод: уобщественной морали есть свои недостатки, и недостатки эти при этом весьмасущественны. Будет логично рассудить, что несовершенная мораль, как и любаядругая несовершенная вещь, в соответствии с законами должна быть пересмотрена,переоценена и по возможности заменена или хотя бы реорганизована в подобную, нобелее совершенную форму.
Ницше, с самого своегорождения вращаясь в кругах, близких по сути своей к философской науке (напомню:он был сыном пастора и сам обнаруживал у себя тенденцию к подобного родазанятиям), не мог не заинтересоваться проблемами морали, доказательством чемуслужит хотя бы уже упомянутый философский труд, усердно выполненный Ницше,когда он, будучи еще тринадцатилетним подростком, по тем же традиционным нормамвроде бы и не должен был интересоваться подобными вещами, тем более в такоммасштабе. Первая проба пера, конечно, была несколько примитивной и с улыбкой,не лишенной, правда, некоторой доли иронии, воспринималась затем уже зрелым,“обстрелянным” философом. Но все же она стала чем-то вроде отправной точки дляНицше, в дальнейшем развившись в нечто гораздо более сложное, совершенное, аглавное – волнующее умы людей отнюдь не последних. Причем волнующее не в томвиде, какой мы увидели затем в развившейся моде на ницшеанство. Ницше породилспоры на раскрытую им тему, он заставил людей думать, оценивать и — решать.
Эпицентром всех егоразмышлений о морали является написанная зимой 1885-1886 г.г. “прелюдия кфилософии будущего” — книга “По ту сторону добра и зла”, по его словам,“ужасная книга, проистекшая на сей раз из моей души, — очень черная”. Ницшепрекрасно понимал, что перешел за некую грань и стал чем-то вродеинтеллектуального диссидента, бросившего вызов лжи тысячелетий. Именно здесьон, убежденный в том, что в человеке тварь и творец слились воедино, разрушаетв себе тварь, чтобы спасти творца. Но закончился этот кошмарный эксперименттем, что разрушенной оказалась не только тварь, но и разум творца.
Он размышлял о распадеевропейской духовности, низвержение прошлых ценностей и норм, восстании масс исоздании для их оболванивания и обслуживания чудовищной массовой культуры,унификации людей под покровом их мнимого равенства, начале борьбы за господствонад всем земным шаром, попытках выращивания новой расы господ, тираническихрежимах как порождении демократических систем. Темы эти будут подхвачены иразвиты, только более сухо и тяжеловесно, крупнейшими философскими умами XX в.:Эд. Гуссерлем, М. Шелером, О. Шпенглером, Х. Ортегой, Гассетом, М. Хайдеггером,А. Калио.
Однако книга “По ту сторонудобра и зла” содержала в себе элемента, являющиеся потенциальными источникамиспоров. Чтобы избежать кривотолков вокруг книги, Ницше в июле 1887 г. написалкак дополнение к ней полемическое сочинение “К генеалогии морали”, изданноеопять же за собственный счет. В нем он поставил три основные проблемы:аскетические идеалы, способного придать смысл человеческому существованию;“вина” и “нечистая совесть” как инстинктивные источники агрессивности ижестокости; наконец ключевое понятие движущей силы в структурировании ценностейморали — ressentiment. В общем плане это понятие характеризует атмосферунеопределенной враждебности, ненависти и озлобления, но не самих по себе ятолько вкупе с чувством бессилия, порождаемым несоответствием между внутреннимипритязаниями и фактическим положением человека в объекте.
Вопросы, поднятые им в своихсочинениях, едва ли были новаторскими, однако такого подхода к ним до тех пореще никто не осуществлял.
При каких условиях человекизобрел понятия добра и зла “хорошего и плохого? Какую ценность имеют они?Препятствовали они или содействовали до сих пор человеческому процветанию?Являются ли они признаком бедственного состояния, истощения, вырождения жизни?Или напротив — процветания? Вопросы эти выявили в Фридрихе Ницше целый спектрталантов. мы видим здесь Ницше как историка, психоза и, конечно же, филолога,кем он и являлся в соответствии с выбранной профессией. Вообще, если отвлечьсяот темы, жизненный путь этого человека еще раз показал, что талант редкоприходит один. Ницше был прекрасным стихотворцем, музыкантом (вплоть докомпозиторских способностей), не говоря уже об основных, уже упомянутыхнаправлениях: философии и филологии.
От чего отталкивался Ницше всвоей работе над проблемой морали? Современная мораль, по его мнению, — моральсострадания. Именно в этом состоит одна из наиболее важных неувязок. Надпроблемой сострадания работали философы совершенно разных времен и мнений:Платон, Спиноза, Ларошфуко, Кант. Однако все эти поистине разношерстные людипришли к единому выводу о логической необоснованности сострадания. Сам этотфакт уже заставляет задуматься: по тому ли пути мы идем. “А если бы истинойбыло обратное?… если бы в “добром” лежал симптом упадка?” — вопрошает Ницшев своей “Генеалогии морали”. И со свойственной ему значимости ибескомпромиссностью он бросается в самую гущу фактов. Именно исторические фактыпо его мнению, а не обоснованная логика, могут выявить действительно имевшийместо ход развития изучаемого объекта, а значит, и его реальную структуру.
Доселе большинство теорийпроисхождения морали имели следующий вид: неэгоистические поступки поощрялисьтеми, кому они приносили пользу, затем схема “неэгоистический поступок — поощрение” упрочнилась и постепенно потеряла свою первоначальную основу и дажепамять о ней. В результате — заблуждение. Логично и просто. А главное — правдоподобно. Но Ницше, влекомый уже чуть ли не потребностью в опровержениеустоявшихся мнений, предлагает свою, неожиданную, внешне уродливую,возмутительную теорию, с явными претензиями на статус единственно возможнойистины.
Опираясь на свои философскиеисследования, Ницше делает предположение, что изначально существовали двесистемы морали, созданные антагоническими группами: господами, аристократами,высшим слоем общества и, наоборот, плебеями, рабами, названными самим философом“людьми ressentiment.”
Господа вряд ли нуждались впостоянных неэгоистических поступках других в свою, господ, пользу — настолькопрочным было их социальное и материальное положение. Таким образом, теория полезностиотвергается. Элита оценивала свои поступки как первосортные, достойные тольковысокородных, в противоположность всему плебейскому, низменному. Отсюда тестранные совпадения в корнях слов, обозначающих современное понятие “хорошего”и “плохого” и понятия “знатного” и “плебейского” тех времен. И действительно,во многих языках подобные совпадения имеют место. В частности, в немецком языкепривлекает внимание поразительное сходство слов schlecht (плохой) и shlicht(простой). При рассмотрении слов schlichtwed (запросто), schlechteredings(просто-напросто) наличие единого смыслового гнезда становится очевидным.Имеющее же место расхождение смысла произошло, по мнению Ницше, ко временитридцатилетней войны. Интересно изменение смысла греческого слова xsJlos, первоначально означавшего “истинный”, затем, перестав вдруг бытьчертой человека простого, стало привилегией исключительно аристократии ипретерпело метаморфоз смысла вплоть до обозначения собственно знатного,благородного. В галльском языке слов fin менялось противоположно: от “знатный”первоначально до “добрый”, “благородный” впоследствии. Та же история имеетместо с немецким Gut, произошедшим, вероятно, от der gotthchen (человекбожественного происхождения). Конечно, некоторые аналогии Ницше проводитнеобоснованно, выдавая желаемое за действительное, но в большинстве случаевсходство заставляет задумываться (и ведь заставило же, породив целый рядисследований в XX веке).
Интересно так же, какраздваивается смысловое значение некоторых слов, как-то: “чистый”, “нечистый”.Сейчас их зачастую применяют как символы, в переносном значении, однакоизначально оба употреблялись скорее в прямом смысле, выражая уже самуюбанальную разницу между господином и рабом
Вообще, понятие “хорошо” угоспод прежде всего предполагает здоровье, мощную телесность; даже сверхнеобходимого, включая, кстати, и все, что с этим может быть связано: войну,авантюру, охоту, турниры и вообще все, что предполагает здоровую жизненнуюактивность.
Но и это не все. Аристократ,будучи авантюристом по натуре, измышляет себе врага, который даже чистотеоретически не может подпадать под понятие “плохая” — пошлого, грязногоплебея, коим и считает господин все остальное население, не входящее в элиту.Естественно, хотя бы из уважения к себе, враг задумывается как достойный, какравный, борьба с которым, даже вымышленная, будет составлять удовольствие, некийазарт. Иначе говоря, “злой” аристократа в принципе, вполне мог бы принадлежатьк его же кругу (и принадлежал — недаром же большинство историческихантагонистов представляло один и тот же класс). И вот, придумав для себя“злого” врага, аристократ стремится к наибольшему отдалению своего образа отего, “злого”, измышляя при этом себя как “доброго”.
Стоит упомянуть, что все этиоперации проводятся бессознательно и не направленно — спонтанно. В противномслучае такая интрига вызвала бы как минимум смех.
Ответом на систему ценностейаристократии стала мораль ressentinent. Народ, изначально обделенныйвозможностью жить за счет своей силы был вынужден создать мораль, каким-тообразом перенесенную бы его из разряда “плохой”, “недостаточный” на болеевысокую ступень. Для этого следовало доказать несостоятельность теориисуществования “сильных”, что и было сделано посредством введения… другойсилы — Бога, проповедующего идею о том, что единственно добр и достоин лучшейжизни только тот, кто беден, слаб и бессилен. Остальные же причислялись к“злым”. Бесславное существование первых на земле компенсировалось обещаниемрая, вечной жизни и блаженства. В принципе, такая мораль-утешение была бывполне понятной в данной ситуации неравных возможностей, если бы не одно “но”.Наравне с раем в христианской религии существовал ад, предназначенный для — правильно — сильного, властного, который на протяжении всей своей жизнипредставлял существенную опасность для бедняка. Посмотрите, что говорит об этомФома Аквинский, всякий учитель и святой. “Beat in regho coelesti Videbunt poensg damnatorum, utbeatitudo illis magis complaceat”, т.е.“блаженные в царствии небесном узрят наказания осужденных, дабы блаженство ихболее услаждало их”. Что это? Неужели место и злорадство? Жизнь с мечтой омести и ради мести — какая мерзость! Неужели это и есть то, о чем мы говориликак о святом? Конечно, кто-то может не поверить, кто-то власть в гнев на этого“Антихриста”, но факт пресловутого высказывания признанного идеологахристианства нельзя спрятать: он есть. Как говорится, где тонко, там и рвется.Тут уж поневоле возненавидишь тех, кто позволяет себе такие мысли.
Кажется, все логично и дажепросто, вплоть до общедоступного. Но пылкий философ, стоит признаться, увлекся.Ведь говорил он не о каком-нибудь вымышленном народе, а о вполне конкретномбиологическом виде. Это-то и вызывает свойственное многим возмущение. Стоиттакже заметить, кого именно он имел в виду под первоначальным народомressentiment: все тех же многострадальных евреев. Признаться, трудно читатьподобные вещи, когда внутри бушует чуть ли не врождённая политкорректность.Вообще, отношение Ницше к евреям является его отрицательной чертой. И как бы нипытался тот же Свасьян в своей статье “Фридрих Ницше: мученик познания” доказатьобратное, факт все равно остается фактом. Свасьян слишком идеализирует Ницше всвоих статьях, выдавая желаемое за действительное. И с этим многие согласны.Однако его доводы зачастую очень интересны и хотя бы намного сглаживают дурноевпечатление, нередко возникающее от прочтения работ этого философа. Вчастности, и меня они заставили признать, что при всем своем презрении киудеям, Ницше все-таки вынужден был согласиться с их огромным позитивнымвкладом в историю и культуру человечества, и даже иногда можно заметить в еготекстах призрака… уважения к этому народу.
Что же касается теории двухморалей, то здесь следует сразу отсечь все кривотолки: Ницше никоим образом непропагандировал идею о том, что для власть имущих должна быть одна мораль, адля подчиненных масс — другая. Он просто констатировал это как реальный факт,но сам писал с другом — о двух типах одной морали, существующих “даже в одном итом же человеке, в одной душе”. Различия этих типов определяется различиемморальных ценностей. Для морали господ характерна высокая степень самоуважения,возвышенное, гордое состояние души, ради которого можно пожертвовать ибогатством, и самой жизнью. Мораль рабов, напротив, есть мораль полезности.Малодушный, мелочный, унижающийся человек, с покорностью выносящий дурноеобхождение ради своей выгоды — вот представитель морали рабов, на какой бывысокой ступени социальной лестницы он ни находился. Рабская мораль жаждетмелкого счастья и наслаждения; строгость и суровость по отношению к самому себе- основа морали господ.
Второй этап рассмотренияпроблемы морали, посвященный понятию нечистой совести, которому Ницше уделилстолько внимания в своих работах в принципе, не отличается особойреволюционностью и намного легче подчиняется логике цивилизованного человека,что, однако, не лишает вопрос привлекательности для изучения.
И вновь проявляется здесьфилологический талант Ницше. В основу своих рассуждений о происхождениинечистой совести он ставит сходство слов schuld (вина) и schilden (долги),утверждая при этом, что именно первое, моральное понятие, произошло от второго- материального. Не наоборот, как могли бы предположить другие языковеды.Впрочем, предпочтем считать, что Ницше привел здесь серьезное исследование,дабы исключить подобные “шероховатости” в теории. Итак, вина произошла изотношений заимодавца с должником. Каким образом? Часто указанныевзаимоотношения предполагают собой невозможность их прекращения по причинеустойчивой неплатежеспособности должника. Таким образом, погашение долга в томвиде, в котором он первоначально имел место, представляется невыполнимым.Однако, так же исчезновение подобных отношений невозможно в принципе,потенциальный просрочившийся должник вынужден был закладывать то, чем владел:жена, дети и даже свое собственное тело (в русском языке аналогом является,например, известное всем “голову даю на отсечение”). И еслипервые в большинстве случаев просто отдавались в рабство кредитору, то самдолжник зачастую, уже не владея правом распоряжаться собственным телом,подвергался разного рода глумлениям и пыткам. К примеру, заимодавец мог срезатьс тела несчастного столько, сколько по его мнению, соответствовало размерудолга. До сих пор в библиотеках разных стран можно найти рукописи, закрепляющие“стоимость” той или иной части тела. Однако постепенно оценка эта ушла внебытие, оставив истинное предназначение подобных ужасов. Невозвращение, — илииначе, потеря — материальных ценностей неизменно влекло за собой ущербморальный, на возмещение которого требовалось нечто, что принесло бы душевноеудовлетворение, радость пострадавшему заимодавцу. Этим “нечто” и являлосьистязание должников. Не секрет, что и в современном обществе власть над“ближним”, удовольствие от своей жестокости и страдания другого — простейшиеживотные инстинкты — играют, мягко говоря, не последнюю роль. Что же тогдаговорить об обществе древнем, еще более далеком от совершенства? Тем не менее,с развитием государства древние дикости были пресечены законом. Более того,нарушителей долговых обязательств государство взяло под свою защиту. Однаковопреки исчезновению материальных долгов как причины сознания вины сама вина неисчезла. Развитие общества и государства повлекла за собой появление унаселения осознания своего долга… перед предками-основателями этнической группыи соответствующей страны, перед богом, которого правители скромно называлипокровителем государства, в итоге перед самим государством. Вместо искуплениядолга люди были обязаны соблюдать законы, невыполнению которых опять-такивлекло вину, и наказания. Но наказание современное, вопреки своемупредшественнику, уже не являлось возмещением ущерба — оно преследует гораздоболее широкий спектр целей: устрашение, изоляция или даже уничтожениепотенциально опасного индивида, исправление и многое другое.
Казалось бы, следующимлогическим звеном в цепи этой метаморфозы должна стоять сама нечистая совесть — последний этап в преобразовании, но и на сей раз мнение Ницше отличается отожидаемого. “По большому счету наказание закаляет и охлаждает; — говорит он, — оно концентрирует; оно обостряет чувство отчуждения; оно усиливаетсопротивляемость”. Таким образом, наказание не представляет собойнепосредственную основу возникновения нечистой совести. Но это отнюдь недоказывает ложность цепочки. Нечистая совесть возникает при усилениигосударственной власти. Заковав человека цепями долгов, государствоограничивает его древние животные инстинкты своими законами. Таким образом,постепенно человек сам начинает верить в грешность проявлений своихестественных потребностей и уже собственноручно пресекает свои инстинкты, что,однако же приходит для кого даром: психическая энергия, заключенная в них,изливается против самого человека, заставляя его страдать, ощущая своювыдуманную неполноценность и грешность. Инстинкты, изначально направленные наблаго человека, оборачиваются вспять, разрастаются вглубь и внутрь, не имеяболее возможности быть реализованными, разъедают человека изнутри.
Но нельзя рассматриватьнечистую совесть только как понятие отрицательное. Налицо и положительнаясторона: искусственное создавать вокруг себя ореол зла, уродливость, человек,несомненно, создает в своем сознании и противоположность — добро и простоту.
Тем не менее, при всехвозможных положительных качествах, кто бы ни оценивал их как таковые, нечистаясовесть представляет особое заболевание, которое следует лечить и котороедолжно когда бы то ни было быть выложенным, открыв самим фактом излечения новыевозможности и пути развития человечества в более совершенную форму.
ТЕОРИЯ СВЕРХЧЕЛОВЕКА
Однако на что же направленбыл труд Ницше, какова, все же, цель переоценки всех ценностей? Все ницшевскиеидеи в результате сводятся к одной цели, ставшей основополагающей для его работ- идеи сверхчеловека.
Предыстория этой теориитакова. Некогда Дюринг высказал мысль о том, что вся Вселенная в принципе,может иметь вид комбинации всего нескольких элементарных частиц. Следовательно,мировой процесс в данном случае был бы калейдоскопом их разумных комбинаций,число которых имеет предел. А это может означать лишь то, что послемногочисленных перестроек системы, мы в результате получим Вселеннуюидентичную, уже имевшей место ранее. Следовательно, мировой процесс — не чтоиное, как циклическое повторение однажды уже бывшего. Дюринг в дальнейшемопроверг свою гипотезу, считая, что при имеющимся размере Вселенной количествоее комбинаций уходит в бесконечность. Однако Ницше был крайне поражен этойидеей и, уже вслед за Дюрингом, стал исходить из того, что в основе бытия лежитнекое определенное количество квантов силы, понимаемых не физически, абиологически. Кванты эти, подобно объективациями воли в философии Шопенгауэра,находятся в постоянной борьбе друг с другом, образуя при этом отдельныесочетания. А так как число квантов постоянно, то периодически должны складыватьсякомбинации, уже бывшие когда-то прежде: “Все становление имеет место только врамках вечного круговращения и постоянного количества силы”. Таким образом,бытие в том виде, в котором оно существует, не имеет цели и смысла, ононеумолимо вновь и вновь повторяется (вот он — иррационализм Ницше), никогда непереходя в небытие неизбежный вечный круговорот и вечное возвращение. Но,следовательно, повторяется и человек, и значит, никакой потусторонней небеснойжизни в природе не существует и каждое мгновение, вечно, поскольку неизбежновозвращается. Посредством долгого изучения от морали времен незапамятных докультуры современной ему Германии и всего мира, Ницше стал “свидетель” того,как греко-римская культура буквально излучавшая здоровье и силу, была в кратчайшиесроки свержена культурой христианской, в основе которой лежали…непротивление злу и самобичеванию. Идея Ницше такова: не стоит ли вернутьпобедное настроение досократовской Греции, воспитать в людях дух воина, того,кто стоит по ту сторону христианского добра и зла, обладателя новой морали.Именно такие люди и станут мостиком к еще юношеской мечте Ницше. Как говорит онв “Шопенгауэр как воспитатель”: “Человечество должно неустанно работать, чтобырождать отдельных великих людей – в этом, и ни в чем другом, состоит егозадача”.
Иначе говоря, вся работаНицше над моралью сводилась к достижению сверхчеловека. Что же такоесверхчеловек Ницше? Ответ на этот вопрос находится в одном из самых выдающихсяего произведений, произведении, которое с легкостью можно назвать вершиной еготворчества. И если в “Генеалогии морали” Ницше предстает нам как филолог иисторик, то здесь он в первую очередь является нам как поэт и музыкант. Имяэтого труда — “Так говорил Заратустра”.
“Заратустра” занимаетисключительное место в творчестве Ницше. Именно с этой книги в егоумонастроение происходит резкий поворот к самосознанию в себе человека — рока.Но вряд ли следует считать, что эта поэма означает начало третьего, ужесобственно “ницшеанского” этапа его творчества ибо “Заратустра” вообще стоитособняком в творчестве Ницше. Эта необыкновенная музыкально-философская книгавообще не укладывается в привычные каноны анализа. Ее органическаямузыкальность требует уже не столько осмысления, сколько сопереживания.
“Заратустра” практически непереводима с немецкого на другие языки, как не переводим, к примеру, волшебникязыку Гоголь. Необычная игра слов, россыпи неологизмов, сплошная эквилибристиказвуковых сочетаний, ритмичность, требующая не молчаливого чтения, а декламации.Неповторимое произведение, аналог которому вряд ли сыщется в мировойлитературе.
Книга содержит необычайнобольшое число полускрытых ядовитых пародий на Библию (кто бы подумал, чтокритику христианства можно писать в стиле книги книг), а также лукавые выпады вадрес Шекспира, Лютера, Гомера, Гете, Вагнера и т.д. Но цель всех этих пародийодна: показать, что человек — это еще бесформенная масса, материал требующийталантливого ваятеля для своего облагораживания. “Нагими видел я обоих, самогобольшого и самого маленького человека. Слишком еще похожи они друг на друга.Поистине, даже и самого большого из них нашел я – слишком человеком!” — такговорил Ницше в лице Заратустры. И опять там же: “Человек есть нечто, чтодолжно превзойти”. Что же касается самого сверхчеловека, то, по утверждениюсамого Ницше, такого вида пока не существует. Конечно, существовали в историичеловечества личности, которые мнили из себя сверхлюдей, но, в результатеоказывалось, что зачастую они не тянули даже на звание человека, оставляя за собой,но виновен ли в этом Ницше? Ни в коем случае. Его сверхчеловек — результаткультурно-духовного совершенствования человека, тип, настолько превосходящийсовременного Ницше человека, по своим интеллектуально-моральным качествам, чтоон образует как бы новый и особый биологический тип.
Аргументы сверхчеловека непистолет и дубинка: они сводятся к осознанию необходимости того, чтобы человеквозносился над прежним уровнем не ради произвола и господства над другими, аради нового бытия, к которому нынешний человек по сути своей еще просто неготов.
Сверхчеловек — это не вождь,возглавляющийся над массой людей, не фюрер, не дуче и даже не генсек, как это,может быть, кое-кому хотелось бы думать. Это нравственный образ, означающийвысшую ступень духовного рассвета человечества, олицетворение тех новыхморальных идеалов, любовь к которым Ницше стремился сделать главным — нравственным устремлением человечества.
Очень просто возмутитьсяидеей сверхчеловека, но непозволительно принимать это возмущение как опровержениеНицше. Он мыслил сверхчеловека как долгий процесс величайших самоопределений,как великое торжество духовной природы человека, а не индульгенцию буйствующемупроизволу хамов.
Другое заблуждение,вытекающее из неверного толкования сверхчеловека у Ницше, заключается в том,что Ницше объявляют философом “поддержания господства власть имущих, борьбы свосстаниями порабощенных”.
Действительно, господствознати — одна из главных основ общественно-морального идеала Ницше. Но нампрежде всего надо уяснить, что вкладывает он в понятие “господство” и “знать”.
Первое Ницше понимал не какполитическую или юридическую и, тем более, не экономическую власть над людьми.Его “господство” относится к сфере духа — это власть силу выдающихся духовныхкачеств, которыми обладающая ими личность щедро и бескорыстно одаривает других.Недаром Ницше недвусмысленно писал: “Но ужасом является для нас вырождающеесячувство, которое говорит: “Все для меня”.
Тогда станет понятно, чтоаристократия в учении Ницше вовсе неравнозначна социальной власти немногихизбранных над массами: во всех его произведениях “знать” и “чернь” всегдаупотребляются не как социально-политические, а исключительно как моральныекатегории. Общественная иерархия здесь абсолютно ни при чем. Не богатством илибедностью определяются знать и чернь, а величием или ничтожеством. Величие души- удел немногих, а оно-то и придает смысл существованию человека.
Существует миф о Ницше как обаморальном певце насилия и жестокости, но, ни до, ни после Ницше не было такогоморального философа. С моральной меркой он подходил ко всему, вплоть до самогобытия, что может показаться нелепым до тех пор, пока мы не поймем общий ход егомысли. Прозвучавшая еще в “Утренней заре” критика морали подводила человечествок осознанию “великого полдня”, к моменту высшего самосознания, к той новойморали, которая так необычна, так высоко возносится над общепринятой, чтокажется аморальностью.
То, против чего протестовалНицше, — это идея долга в морали. Она не может быть не чем иным, какпринуждением, обязанностью. А так как, моральное принуждение исходит изсобственного “я”, то психологически оно более чувствительно, нежели принуждениевнешнее. Потому-то Ницше так восставал против морального принуждения,основанного на страхе наказания, общественного осуждения либо на расчете нанаграду. Ницше настаивал на воспитании таких моральных качеств, когда должноебудет одновременно и желаемым, когда моральные установки превратятся виндивидуальные потребности, когда исчезнет чувство тягостной принудительностиморальных норм и законов.
Ницше поставил передчеловеком труднейшую дилемму: мораль или свобода, ибо традиционная мораль,окружавшая человека колючей проволокой запретов, могла утвердиться лишь наоснове принудительности. Выбор Ницше был в пользу свободы, но не столькосвободы от морали, сколько свободы для морали, повод и истинно свободной.Именно такой свободой и должен был обладать сверхчеловек Ницше — мечта, которойтак и не суждено было сбыться в течении двадцатого века, которая, вероятно, несбудется еще много веков или даже — никогда.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
За сорок четыре года жизни,прожитых с ясным рассудком (с 1844 по 1889 годы) Фридрих Ницше успел создатьтеории, не имевшие и не имеющие себе аналогов как по высказанным в них идеям,так и по масштабам охвата. Интересы Ницше как философа простирались буквальновсюду. Ещё будучи начинающим философом, он ловил себя на чересчур широкомспектре интересов, став же философом и приобретя, хоть и малое, но уже звучноеимя на этой стезе, он со свойственной ему активностью бросился к анализу ипереоценке не просто какого-либо направления, но человека, совмещающего в себевесь накопленный им опыт.
Ницше можно не любить, непринимать, оспаривать с полным на то правом. Как говорит сам философ: “Вы — верующие в Заратустру. Но что толку в Заратустре? Вы ещё не искали себя, когданашли меня”. Что толку во всех тупо следующих своим учителям? Ноигнорировать Ницше вообще глупо, более того — преступно. Конечно, легкосказать, что Ницше- фашист, идеолог жестокости и вседозволенности, но это впервую очередь будет означать глупость самого сказавшего подобные слова.Конечно были в нашей истории факты, не с лучшей стороны показавшие Ницше, и впервую очередь — это казус с его архива, борьба за который началась сразу жепосле начала душевной болезни философа. В дальнейшем архив перешёл к сестре — Элизабет Фёрстер-Ницше, его единственной ученице, впрочем, так и непризнаннойвеликим братом из-за явных расхождений в теориях. Прикрываясь именем брата, онаприложила все усилия для фальсификации его трудов. Для изображения масштабовфальсификации следует сказать лишь то, что, к примеру, “ Воля к власти “, ккоторой Ницше при жизни успел написать 372 заметки, так и не отшлифованные,оставшиеся в первоначальном варианте, была составлена уже после потери имразума, причём, кроме уже упомянутых заметок в книгу вошли и другие егочерновые записи; в результате общее число заметок перевалило за тысячу исущественно исказило общую модельность задуманного сочинения. В последствии“Воля к власти” стала одной из самых скандальных книг Ницше, за что сам он, какмы видим, ответственность не несёт.
Далее были Гитлер и егоприспешники, антигитлеровская пропаганда, мнение толпы, церковь. Дошло до того,что само имя Ницше приобрело чуть ли не ругательный оттенок. И всё от того,что среднестатистический человек более пологается на мнение своего соседа, нешли на своё, полученное в результате самостоятельного изучения проблемы.
Всё это может означать лишь одно: Ницше должен бытьинтересным, должен изучаться, обсуждаться вновь и вновь. Более того — его идеидолжны развиваться, не оставаться в одной точке. Мы просто ещё недостаточно“выросли” как люди, не достигли своей высшей ступени, чтобы понять. Каковым быни казался нам он: ангелом или демоном – его нельзя игнорировать. Ницше можносравнить с куском угля: в тени он, сам тёмный, пугает своей чернотой, но стоитего поднести под луч света, как он засверкает, покажет свою действительную сутьи будет радовать глаз и душу, а что, как не радость, превозносил Фридрих Ницше?