А. А. Леонтьев (председатель), Д. А. Леонтьев, В. В. Петухов, Ю. К. Стрелков, А. Ш. Тхостов, И. Б. Ханина, А. Г. Шмелев

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. М. В. Ломоносова ФАКУЛЬТЕТ ПСИХОЛОГИИПСИХОЛОГИЯСУБЪЕКТИВНОЙ СЕМАНТИКИВ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ И ПРИКЛАДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ МАТЕРИАЛЫ НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ, ПОСВЯЩЕННОЙ 60-ТИ ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Е. Ю. АРТЕМЬЕВОЙ (Москва, 24 – 26 мая 2000 г.) Москва 2000Оргкомитет конференции: А. А. Леонтьев (председатель), Д. А. Леонтьев, В. В. Петухов, Ю. К. Стрелков, А. Ш. Тхостов, И. Б. Ханина, А. Г. ШмелевОтветственный редактор доктор психологических наук Д. А. Леонтьев Психология субъективной семантики в фундаменталь­ных и прикладных исследованиях: Материалы научной конференции, посвященной 60-ти летию со дня рожде­ния Е. Ю. Артемьевой / Отв. ред. Д. А. Леонтьев. М.: Смысл. – 2000. – 147 с. I5ВN 5-89357-074-Х 2 ^ ПСИХОЛОГИЯ СУБЪЕКТИВНОЙ СЕМАНТИКИ И ЕЕ ОСНОВАТЕЛЬ У Вас в руках – сборник материалов конференции, посвя­щенной 60-летию со дня рождения блестящего исследователя и педагога и редкой души человека – Елены Юрьевны Артемьевой. Обычно ученые справляют свой шестидесятилетний юби­лей в расцвете творческих сил. Но этот случай иной. Елена Юрьевна не дожила и до пятидесяти. Математик по образованию, она пришла на факультет психо­логии МГУ как преподаватель теории вероятностей и матема­тической статистики. Не один год она занималась неблагодарным делом приобщения гуманитариев к математике, издала (в соав­торстве) учебник, по которому училось математике не одно поколение студентов-психологов. Но ее детская любознатель­ность, интерес ко всему интересному, сохранившийся до пос­ледних дней, вызвал увлечение психологией. Сначала это была нейропсихология – и Елена Юрьевна защищает под руковод­ством Е. Д. Хомской кандидатскую диссертацию по медицинс­кой психологии. Позже ее интерес смещается к психологии сознания, образа мира, субъективного опыта. Маленькая книж­ка "Психология субъективной семантики", вышедшая в свет в 1980 году, знаменовала не только новый поворот интересов Е. Ю. Артемьевой, но и новую теоретическую и эксперименталь­ную линию развития психологии субъективной реальности. Ар­темьева, отталкиваясь от теории образа мира, намеченной в последних работах А. Н. Леонтьева, берет на вооружение психосемантические методы, завоевавшие к этому времени прочное положение в арсенале методов мировой психологии и получив­шие известность и у нас в стране. Но вот парадокс – матема­тик, она отказывается от традиционно привязанного к этой методологии математического аппарата, в частности, фактор­ного анализа, и делает тот же семантический дифференциал из количественного метода качественным! И сразу же открываются новые перспективы, казалось бы, хорошо известные методы начинают играть совершенно новыми гранями, и субъективная семантика оказывается наукой не просто о субъективной реаль­ности, но об индивидуальной субъективной реальности. 3 Елена Юрьевна мгновенно обрастает учениками. Во многом этому способствовала ее общественная работа во второй поло­вине семидесятых – начале восьмидесятых годов: куратор Науч­ного студенческого общества. Она была куратором милостью Божией – студенты были от нее без ума, шли к ней с любыми вопросами и получали на них ответы. Вряд ли у кого-то еще из преподавателей факультета в те годы было столько курсовиков и дипломников, да и аспирантов у доцента Артемьевой было больше, чем у многих профессоров, причем все они были с разных кафедр – общей психологии, труда, медицинской. Бо­лее того, многие из тех, чьим научным руководителем был кто-то другой, – я тоже из их числа, – тоже находились в сфере ее притяжения и числят ее своим Учителем. Последние пять лет жизни Елены Юрьевны – это научный и человеческий подвиг. Тяжелая болезнь приковывает ее к ин­валидной коляске, но ее дом по-прежнему полон студентов. Она работает не меньше, чем раньше, и в 1987 году с блеском за­щищает докторскую диссертацию "Психология субъективной семантики". И через несколько месяцев ее не стало. Как известно, жизнеспособность научного направления оп­ределяется прежде всего тем, продолжает ли оно жить после смерти его основателей. В отношении психологии субъективной семантики нет никаких сомнений – это направление продол­жает жить и развиваться в разных направлениях не только в работах прямых учеников Елены Юрьевны и учеников ее уче­ников, но становится все более и более известным и признан­ным в психологическом мире. Лишь в 1999 году вышел в свет главный труд Елены Юрьевны – текст ее докторской диссерта­ции. До этого, правда, были еще посмертные публикации в журналах и сборниках, специальный выпуск журнала "Вестник Московского университета. Серия 14. Психология" (1990, №3) и сборник статей "Мышление и субъективный мир" (Ярославль, 1991), целиком посвященные ее памяти. К 60-летию Едены Юрьевны ее ученики решили провести специальную научную конференцию, материалы которой публикуются в данном сбор­нике. Все говорит о том, что и конференция и сборник по воп­росам субъективной семантики далеко не последние.Д. А. Леонтьев, доктор психологических наук 4^ СОЗНАНИЕ И ОБРАЗ МИРА А. А. Леонтьев. ИДЕЯ СУБЪЕКТ-ОБЪЕКТНОГО ПРОСТРАНСТВА В РАБОТАХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ УЧЕНЫХ МГУ им. М. В. ЛомоносоваДекартово противопоставление внутреннего мира субъекта и внешнего мира или "объективной действительности", отра­зившееся в марксистской гносеологии (или, точнее, в том ва­рианте этой гносеологии, который имел хождение в советской философии 30-х – 50-х гг. под названием "марксистско-ленинской теории отражения"), не является единственным способом структурации мира. В настоящей работе, не затрагивая теоретических аспектов альтернативной модели отношений мира и человека, мы оста­новимся только на изложении таких альтернативных концеп­ций, принадлежащих выдающимся российским ученым XX века.^ М. М. Бахтин. Ему принадлежит важнейшая идея "моего не­алиби в бытии". "В данной единственной точке, где я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единствен­ном пространстве единственного бытия не находился... То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может". Именно совершено! Ведь "можно осознать жизнь толь­ко как событие, а не как бытие-данность". Бытие человека в мире деятельностно по определению. При этом вещь и личность, по Бахтину, – взаимосвязанные пределы познания. "Вещь, ос­таваясь вещью, может воздействовать только на вещи же; чтобы воздействовать на личности, она должна раскрыть свой смысло­вой потенциал "... И далее: "Смысл не может (и не хочет) менять физические, материальные и другие явления, он не может дей­ствовать как материальная сила. Да он и не нуждается в этом: он сам сильнее всякой силы, он меняет тотальный смысл события и действительности, не меняя ни йоты в их действительном (бытийном) составе, все остается как было, но приобретает совершенно иной смысл (смысловое преображение бытия)". Появление человека и человеческого общества, таким обра­зом, радикально меняет саму сущность бытия, сущность вещи, 5 обретающей свой смысловой потенциал. При этом мир приоб­ретает новое измерение – время. Действие, деятельность "прин­ципиально отрицает ценностную самостоятельность всего данного, уже наличного, имеющегося, завершенного, разру­шает настоящее предмета ради его будущего, предвосхищенно­го изнутри. Предстоящая цель действия разрушает данную наличность внешнего предметного мира, план будущего осуще­ствления разлагает тело настоящего состояния предмета...". Как выглядит мир по Бахтину? "Мир, где действительно протекает, совершается поступок, – единый и единственный мир, конкретно переживаемый: видимый, слышимый, осязае­мый и мыслимый, весь проникнутый эмоционально-волевыми тонами утвержденной ценностной значимости... Эта утвержден­ная причастность моя... превращает каждое проявление мое: чув­ство, желание, настроение, мысль – в активно-ответ­ст­венный поступок мой. ...В соотнесении с моим единственным местом активного исхождения в мире все мыслимые пространственные и времен­ные отношения приобретают ценностный центр, слагаются вок­руг него в некоторое устойчивое конкретное архитектоническое целое – возможное единство становится действительной един­ственностью...". Но суть такого подхода непонятна, если вслед за Бахтиным не допустить, что смысловое единство мира опре­деляется диалектикой взаимодействия различных ценностных центров. "...Быть – значит общаться диалогически". М. М. Бахтин, следовательно, развивает позиции, ранее выс­казанные П. А. Флоренским, согласно которым мы имеем дело с единым субъектно-объектным пространством, цементируе­мым взаимодействием деятельностей и представляющим собой ценностное, развертывающееся во времени единство. Сравни, у Ю. М. Лотмана ("Культура и взрыв"): "...понятие цели неизбеж­но включает в себя представление о некотором конце события. Человеческое стремление приписывать действиям и событиям смысл и цель подразумевает расчлененность реальности на некоторые условные сегменты... То, что не имеет конца – не имеет и смысла. Осмысление связано с сегментацией недиск­ретного пространства".Г. Г. Шпет. Из его огромного философского наследия нас в данном случае интересует противоположение вещи как внече- 6 ловеческой данности и предмета как образующего элемента ноосферы (семиосферы). "Вещь есть предмет реальный и пред­мет есть вещь идеальная... Всякая действительно, эмпирически, реально существующая вещь, реальное лицо, свойство, дей­ствие и т.п. суть вещи. Предметы – возможности, их бытие иде­альное... Реализация идеального... сложный процесс развития смысла, содержания – перевод в эмпирическое, единственно действительное бытие... Предмет есть подразумеваемая форма называемых вещей...".^ С. Л. Рубинштейн. У него нас интересуют прежде всего фило­софские рукописи 20-х – начала 30-х гг. Процитируем наиболее характерные их фрагменты, перекликающиеся с взглядами Бах­тина, изложенными выше. "Образование в бытии субъектов – центров перестройки бы­тия... Активность субъектов и их бытие. Бытие – это не в их независимости друг от друга, а в их соучастии... Преодоление концепции бытия как комплекса друг другу внешних изолиро­ванных данностей...". "Подлинность бытия объекта – не в его внешней данности и независимости в этом смысле от познания, а в закономерно­сти, "обоснованности" субъектом его содержания. Поэтому, ког­да познание взрывает независимость от субъекта, внешнюю данность объекта, он (объект) в этом процессе познания, про­никающего в свой предмет, не теряет, а обретает свое бытие. Таким образом, теория познания и теория действия исходят из одного и того же принципа". И, наконец, наиболее важная мысль: "Вместо дуалистичес­кой схемы: мир или среда, с одной стороны, субъект, личность – с другой (как бы вне среды и мира), поставить вопрос о структуре мира или среды, включающей, внутри себя имеющей субъекта, личность как активного деятеля. Предметом фундаментального изучения должна быть структура мира с находящимся внутри него субъектом и изменения этой объективной структуры в раз­личных установках субъекта ". После долгого перерыва С. Л. Рубинштейн вновь возвращает­ся к этой мысли в незаконченной книге "Человек и мир": "Че­ловек как субъект должен быть введен внутрь, в состав сущего, в состав бытия... Человек выступает при этом как сознательное существо и субъект действия, прежде всего как реальное, мате- 7 риальное, практическое существо... Стоит вопрос не только о человеке во взаимоотношении с миром, но и о мире в соотно­шении с человеком...". Сравни, у Бахтина: "Мысль мира обо мне, мыслящем, скорее я объектен в субъектном мире...". И далее: "Человек находится внутри бытия, а не только бытие внешне его сознанию". Мир, по Рубинштейну, – "это общающаяся друг с другом совокупность людей и вещей". "Человек должен быть взят внутри бытия, в своем специфическом отношении к нему, как субъект познания и действия, как субъект жизни... Бытие как объект – это бытие, включающее и субъекта".^ А. Н Леонтьев. Речь идет здесь также о его ранних работах 30-х годов. Уже в 1936 – 1937 гг., в недавно опубликованной рукописи "Учение о среде в педологических работах Л. С. Выготского", он подчеркивал, что "...субъект, вне его деятельности по отноше­нию к действительности, к его "среде", есть такая же абстрак­ция, как и среда вне отношения ее к субъекту" (интересно, как он надеялся провести эту мысль в печать в условиях господства вульгарного марксизма?). Позже – в рукописи "Материалы о сознании" – говорится, что "действительная противополож­ность есть противоположность образа и процесса, а вовсе не противоположность сознания, как внутреннего, предметному миру, как внешнему". И, тоже уже в конце жизни, Леонтьев предвидел "возвра­щение к построению в сознании индивида образа внешнего мно­гомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не "обитают"...". Сравни, у М. М. Бахтина противоположение "конкретной архитектоники переживаемого мира" в реальном пространстве-времени и "не-временного и не-пространственного, и не-ценностного систематического единства абстракт­но-общих моментов". Подводя итог описанным выше концепциям, можно придти к выводу, что в них представлено оригинальное (и в своих важ­нейших чертах общее) методологическое понимание, крайне существенное для реинтерпретации предмета психологии и со­держания психологического знания на нынешнем этапе разви­тия психологии. 8^ Л. Я. Дорфман, И. М. Гольдберг. СЕМАНТИЧЕСКИЕ УНИВЕРСАЛИИ И КОДЫ ПОЛИМОДАЛЬНОГО Я Пермский государственный институт искусств и культурыДанное исследование выполнено на пересечении двух тра­диций: психологии субъективной семантики Артемьевой (1999) и концепции полимодального (многомерного) Я Дорфмана (1996 – 2000). Многомерные представления о конструкте Я развиваются по нескольким взаимосвязанным линиям: (1) Я понимается как фундаментальная составляющая субъективной реальности; в нее проектируются и в ней отображаются (с разной степенью адек­ватности и полноты) объективные взаимодействия индивиду­альности с ее миром. (2) Я есть персонализованная (Я личности) и персонифицированная (лица Я) субъективную реальность. (3) Я представляет собой фундаментальную биполярную оппо­зицию "Я" – "не-Я"; данное положение развивает философс­кую концепцию Дубровского (1983) и психологическую – Тхостова (1994). Один из нас (Дорфман) также показал воз­можность описаний конструкта Я с помощью категорий "Я", "Они" и "Лица не-Я". Категории "Я" и "Они" противостоят друг другу, а категория "Лица не-Я", наоборот, связывает "Я" и "Они". В конечном пункте анализа выделились 4 субмодаль­ности: Я-Авторское и Я-Превращенное как выражающие катего­рии "Я" и "Они" и противостоящие друг другу; Я-Воплощенное и Я-Вторящее как выражающие категорию "Лица не-Я" и, на­оборот, связывающие "Я" и "Они". Многочисленные исследования по разработке вопросников, измеряющих субмодальности Я (Дорфман, Щебетенко, Смир­нов, 1997; Дорфман, Ковалева, Рябикова, 2000; Дорфман, Гольдберг, Рябикова, 2000) привели нас к заключению, что ключевыми признаками субмодальностей Я являются местоиме­ния: личное местоимение "Я" – для субмодальности "Я-Ав­торское", местоимения третьего лица "они/он/она" – для субмодальности "Я-Превращенное", притяжательное местоиме­ние "мой/моя" – для субмодальности "Я-Воплощенное", лич­ные местоимения в косвенной форме "меня/мне" – для субмодальности "Я-Вторящее". В терминах психологии субъективной семантики Артемьевой областью нашего исследования является "измерение измерите- 9 ля" – моделирования структуры Я личности по местоимениям как его ключевым признакам. Указанные выше местоимения можно рассматривать в качестве стимулов, актуализирующих разные аспекты семантического слоя субъективного опыта и стоящими за ним смыслов, причем предположительно "привя­занные" к разным субмодальностям Я. Были сформулированы следующие исследовательские воп­росы. (1) Указанные выше местоимения имеют своеобразную или общую модальную семантику? (2) Утверждение Артемьевой об эмоционально-оценочных шкалах как наиболее устой­чивых и реально участвующих в оценке справедливо применительно к местоимениям? (3) Имеются существенные различия в расстояниях (в сходстве – различиях) между место­имениями по их семантическим кодам? В соответствии с исследовательскими вопросами были сфор­мулированы 3 исследовательские гипотезы: (1) Местоимения характеризуются специфическими семантическими универса­лиями; (2) Эмоционально-оценочные шкалы преобладают в се­мантических универсалиях; (3) Наиболее близкими являются семантические коды местоимений "Я" и "Мой", затем "Меня"; "Они" наиболее удалены от других местоимений. Исследование выполнялось на выборке студентов факульте­та психологии Пермского государственного педагогического уни­верситета (145 человек, 127 девушек, 18 юношей, средний возраст – 18,7 лет (SD = 1,31)), по группам, в течение 3 сес­сий. Участников исследования просили оценить по стандартному 25-шкальному семантическому дифференциалу Осгуда (с при­нудительным выбором одного из двух полюсов шкалы без про­межуточных градаций) в качестве стимулов каждое из 4-х местоимений – Я, Мой/Моя, Они, Меня – по отдельности. Обработка результатов СД проводилась согласно процеду­рам анализа качественных данных, применяемым в исследова­ниях по психологии субъективной семантики (Артемьева, 1999). Семантические универсалии устанавливались по групповым се­мантическим оценкам в ответ на каждый стимул с порогами 75%, 80%, 85%, 90% и 95% квантилей. Семантические коды местоимений записывались в виде 25-мерного вектора с коор­динатами 0 или 1. Строились таблицы с групповыми результа- 10 тами оценок участников исследования всех 4-х местоимении, где на пересечении строки и столбца вписывалось число участ­ников, выбравших при оценивании данного стимула левый по­люс шкалы. Эти числа считаются координатами соответствующих векторов семантического кода. Расстояния между стимулами оп­ределялись как сумма абсолютных величин попарных разностей координат семантических кодов стимулов (Артемьева, 1999; Леонтьев, Беляева, 2000). Были получены следующие основные результаты. 95% участ­ников оценили стимул "Я" как любимый. 95% участников оце­нили стимул "Мой" как любимый и свежий. 85% участников оценили стимул "Меня" как любимый, свежий, приятный, чистый. 80% участников оценили стимул "Они" как радостный, жизнерадостный, активный. Расстояния между местоимениями были следующими: "Я – Мой" – 180, "Я – Меня" – 191, "Я – Они" – 392; "Мой – Меня" – 249, "Мой – Они" – 492; "Меня – Они" – 341. На основании этих данных можно заключить, что (1) специфичность семантических универсалий местоимений оказалась относительной (гипотеза 1 была поддержана частич­но); (2) эмоционально-оценочные шкалы образовали главное содержание семантических универсалий местоимений (гипоте­за 2 получила эмпирическую поддержку); (3) наиболее близки­ми были семантические коды местоимений "Я" и "Мой", затем "Меня"; "Они" оказалось наиболее удаленным от других мес­тоимений (гипотеза 3 получила эмпирическую поддержку).^ И. М. Карлинская, Е. И. Шлягина ОБ ЭТНИЧЕСКОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ ОБРАЗА МИРА МГУ им. М. В. ЛомоносоваСубъективный опыт человека, полученный им как в процес­се вращивания в культуру своего этноса, так и в ситуациях ме­жэтнического взаимодействия, является одним из базисных конструктов содержательной модели образа мира. Этот опыт выражается в таких феноменах этнической жизни субъекта как этническая идентификация, этническая толерантность и этни­ческие стереотипы. Для большинства как отечественных, так и 11 зарубежных исследователей характерна тенденция анализа яв­лений этнической жизни личности в отрыве друг от друга, тем самым как бы допускается их относительно независимое суще­ствование. При этом упускается из виду тот факт, что иденти­фикация и стереотипизация являются взаимосвязанными и взаимообуславливающими процессами, а наличие положитель­ной этнической идентичности является источником этничес­кой толерантности в схеме межэтнического взаимодействия. Системное же видение этнической вариативности субъек­тивного опыта человека оправдывает объединение этнопсихологических феноменов в многокомпонентную структуру, названную (Е. И. Шлягина, С. Н. Ениколопов, 1993) этнопсихологическим статусом личности. Под актуальным этнопсихологическим статусом (АЭПС) личности мы подразумеваем степень выраженности и знак этнической идентификации личности, на­правленность и содержание авто- гетеростереотипов, уровень этнической толерантности, а также возможные трансформации ее мотивационно-смысловой сферы, которые возникают при взаимодействии с представителями других этнических групп и при решении конфликтных ситуаций в инокультурной среде. Созданная нами батарея методик для психодиагностики этнопсихологического статуса личности включает в себя моди­фицированные версии проективных тестов и вербальных опросных методов. Эта батарея методик показала свою научную состоятельность и практическую значимость лонгитюдного ис­следования (1989 – 1992 гг.) зависимости этнической толерант­ности личности от политических настроений в обществе (Е. И. Шлягина, С. Н. Ениколопов, 1993), в исследовании транс­формаций этнической идентификации личности (Г. В. Солдатова, Е. И. Шлягина, Шайгерева 1994); в исследовании влияния диаспоральности статуса субъекта на этнопсихологические ха­рактеристики его личности (1997) и ряде других работ. Все проведенные нами ранее исследования убедительно по­казали существование поуровневой структуры всех компонен­тов актуального этнопсихологического статуса личности, в том числе и этнической толерантности личности (наличие осозна­ваемого и неосознаваемого уровней). В большинстве случаев эти два уровня находятся в противоречивых отношениях, напри­мер, на осознаваемом уровне проявляется этническая толеран- 12 тность личности, а диагностика ее неосознаваемого уровня сви­детельствует об отсутствии (интолерантность личности). В этом случае осознаваемый уровень этнической толерантности мы на­зываем внешним, мнимым, декларируемым. Причем сам испы­туемый иногда может и не подозревать о таком рассогласовании. Но именно эта неосознаваемая, иррациональная интолерант­ность личности становится ее смысловой установкой в проблем­но-конфликтной ситуации межэтнического взаимодействия. Или, например, на осознаваемом уровне мигрант идентифи­цирует себя со своим этносом, а на неосознаваемом испытыва­ет резкое неприятие к типичным представителям своего этноса. Для формирования мер поддержания климата этнопсихологической толерантности в обществе и для лучшей адаптации миг­рантов на новом месте жительства необходима коррекция рассогласования уровней компонентов этнопсихологического статуса личности. Содержание неосознаваемого уровня компонен­тов этнопсихологического статуса личности должно быть поднято на "уровень" сознания. Человеку необходимо помочь отрефлексировать как нормы и ценности его этноса живут на уровне его со­знания и как они действуют в глубинах его психики. В завершенном к настоящему времени исследовании выяви­лись следующие взаимосвязи между: • АЭПС и индивидуально-типологическими особенностями личности (методика Д. Кейрси и психогеометрический тест С. Деллингер); • АЭПС и самоактуализацией личности (методика "Самоал"); • АЭПС и психологическим возрастом личности (методика А. А. Кроника, Е. И. Головахи); • АЭПС и иерархией потребностей, особенностей мотивационной сферы личности (методика Л. Сонди); • АЭПС и способом поведения личности в конфликтной си­туации (методика К. Томаса); • АЭПС личности и типом межличностных отношений (ме­тодика Т. Лири) • АЭПС и сформированностью "реального "Я" и идеального "Я" личности, (методика "0-сортировка" В. Стефансона). Также в исследовании впервые апробировались с целью кос­венной диагностики этнической толерантности модификации методик К. Томаса, Т. Лири, Л. Сонди. 13 В исследовании приняли участие 90 человек разного пола в возрасте от 18 до 25 лет. На каждого испытуемого был составлен психологический портрет по всем проведенным методикам. По­добный идеографический подход к анализу полученных резуль­татов позволяет более глубоко проследить обнаруженные групповые тенденции. Полученные результаты помогут еще ближе подойти к ре­шению проблемы формирования нравственной рефлексии эт­нокультурной вариативности мира и пониманию того, что гармоническая этническая толерантность личности должна стать главным императивом жизни в мультиэтническом мире.^ Т. А. Ребеко. семантическая СВЯЗЬ ПЕРЦЕПТИВНЫХ И ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ПРИЗНАКОВ1 Институт психологии РАНВ настоящее время во многих исследованиях показано, что в ментальной репрезентации объектов (при их категоризации, при решении задач и пр.) участвуют не только перцептивные, но и функциональные признаки. Последние имеют иерархическую структуру, в которой можно выделить базовый уровень, анало­гичный базовому уровню перцептивных признаков. Основная проблема настоящего исследования состоит в об­наружении семантической связи между функциональными и перцептивными признаками в случае выполнения задач, ини­циирующих их актуализацию. Приоритет перцептивных призна­ков по сравнению с функциональными был продемонстрирован в экспериментах Хоффманна и Цислера (1989). Сходную идею инкорпорированности функциональных признаков в менталь­ный образ высказывал Д. А. Ошанин (1976). В исследовании Ларошель (1998) было показано, что в случае затруднения актуализации перцептивных признаков испытуемые строят мен­тальный образ на основе функциональных признаков. Сами функциональные признаки имеют иерархическую струк­туру и их актуализация происходит в определенной последова- 14 тельности (как в онтогенезе, так и в процессе формирования дей­ствий). В работе Ришара (1996) приводятся убедительные данные в пользу того, что сначала актуализируется результат действия, а затем процедура и условия выполнения действия. Поэтому, если задача требует актуализации результата действия, то перцептив­ные признаки объекта скорее будут соотноситься с результатом, если подчеркиваются процедура и условия действия, то мы впра­ве ожидать актуализации иных перцептивных признаков. Гипотеза настоящего исследования: актуализация определен­ных функциональных признаков сопряжена с изменением про­филя выделяемых перцептивных признаков и структуры связей между ними. При моделировании эксперимента мы исходили из того, что функциональные признаки существенно зависят от ограниче­ний, связанных с условиями функционирования. Моделью та­ких ограничений может служить "неизвестная" среда обитания, семантически противоречащая выполняемому действию (дея­тельности). В качестве такого действия (деятельности) была выб­рана жизнедеятельность, а в качестве среды использовался "лед". Эксперимент: испытуемых просили придумать (зарисовать и описать) неизвестное животное, которое обитает в толще льда. В пилотажном исследовании было выделено 6 наиболее частот­ных параметров, которые спонтанно использовались испытуе­мыми. Данные параметры затем были преобразованы в пункты закрытого опросника основного эксперимента. Эти параметры представляли собой 3 перцептивных и 4 функциональных при­знака, по которым зарисовывается и описывается животное. Перцептивными признаками служили: 1) форма тела (бес­форменная, центрально-симметричная, продольно-симметрич­ная, многочастная) 2) количество конечностей (несколько, без выраженных конечностей), 3) покров тела (волосяной, сплош­ной, панцырный). Функциональными признаками были: 1) спо­соб расширения жизненного пространства (прорастание, механическое разрушение), 2) способ питания (без питания, себе подобными, веществами разложения льда), 3) органы чувств (зрение, прочие органы чувств, без органов чувств), 4) способ размножения (однополый, двуполый, многополый). В основном эксперименте испытуемые зарисовывали живот­ное и описывали его "образ жизни" в соответствии с пунктами опросника. 15 В эксперименте приняло участие 63 испытуемых в возрасте от 18 – 35 лет. Обработка экспериментальных данных. Рисунки и вербальные описания испытуемых маркировались в соответствии с выделенными пунктами опросника. Полученная матрица была подвергнута конфигурационно-частотному анализу (пакет КFА, 1997), позволяющему выде­лить типы как закономерное сочетание перцептивных и функциональных признаков. Методом иерархического анализа полученные типы выражались профилем нескольких признаков (как перцептивных, так и функциональных) на соответствую­щих уровнях (а Результаты: 1) Получено два класса типов, имеющих сходные профили перцептивных и функциональных признаков. В обоих классах в качестве центральных входят два перцеп­тивных признака – фор­ма тела и количество конечностей. В первом классе указанные два перцептивных приз­нака пред­ставляют собой узлы графа связей, к которым приурочены фун­кци­о­наль­ные признаки. Во втором классе имеется связь первого порядка между всеми функ­ци­о­наль­ными признаками, с кото­рыми перцептивные признаки связаны связями 3-го порядка. 2) Два класса профилей имеют разную устойчивость. "Пер­цептивный" класс является неустойчивым. Методом иерархи­ческого анализа осуществлялся расчет устойчивости типов, входящих в данный класс при условии изъятия поочередно каж­дого из признаков. Оказалось, что определенность "перцептив­ных" типов резко падает в том случае, если описанное животное лишается любого из перцептивных признаков. "Функциональ­ные" типы оказываются более устойчивыми к изъятию как пер­цептивных, так и функциональных признаков. 3) Описания животных, входящих в "перцептивный" класс, построены на представлении о бесформенном и не имеющем конечностей животном, которое прорастает в толщу льда и пи­тается веществами разложения льда. Данный класс животных описывается как ведущий пассивный образ жизни, лишенный органов чувств и покрытый панцырным покровом. Животные, входящих в "функциональный" класс, имеют продолговатую 16 форму, большое количество выраженных конечностей, они ве­дут активный образ жизни (разрушение льда), размножаются и обладают зрением. Полученные результаты свидетельствуют о тесной семанти­ческой сопряженности между перцептивными и функциональ­ными признаками. Смена доминирующих признаков с перцептивных на функциональные в графе связей приводит к изменению профиля перцептивных признаков, а также харак­тера связи между ними.^ В. П. Серкин. ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ "ОБРАЗ МИРА" Северный международный университет (Магадан)1. Образ мира как система значений А. Н. Леонтьев ввел понятие "образ мира", для решения про­блем обобщения огромного эмпирического материала, накоп­ленного при исследованиях восприятия человека. Проводя аналогию, можно сказать, что как понятие "образ" является интегрирующим для описания восприятия предмета (в широ­ком смысле слова), так понятие "образ мира" является интег­рирующим понятием для описания всей феноменологии восприятия мира. А. Н. Леонтьев (1983, Т.2) подчеркивает, что образ мира кроме четырех измерений пространства-времени имеет еще и пятое "квазиизмерение": "Это переход через чувственность, за границы чувственности, через сенсорные модальности к амодальному миру! Предметный мир выступает в значении, то есть картина мира наполняется значениями" (с. 260). Введением пятого измерения подчеркивается тот факт, что образ мира определяется не толь­ко пространственно-временными характеристиками реаль­ности (имплицитно используется четырехмерная модель пространства-времени), но и значением для субъекта того, что отражается. Субъективное значение событий, предметов, и действий с ними. структурирует образ мира совсем не анало- 17 гично структурации метрических пространств, аффективно "стя­гивает и растягивает" пространство и время (Артемьева Е. Ю., 1980; Петренко В. Ф., 1983 и др.), нарушает их последователь­ность и, тем самым, ставит под сомнение (или ни во что ни ставит) все виды логических связей, являясь частью иррацио­нального. "Образ мира" является понятием, описывающим субъективную, пристрастную модель мира, включающую раци­ональное и иррациональное, развивающуюся на основе систе­мы деятельностей, в которые включен человек (Артемьева Е. Ю., Стрелков Ю. К., Серкин В. П., 1983). Внимательное чтение статьи А. Н. Леонтьева "Образ мира" (1983, Т.2) позволяет вероятностно реконструировать пятимер­ную модель описываемой понятием "образ мира" феноменоло­гии: четыре измерения пространства-времени "пронизаны" пятым измерением-значением, как еще одной координатой каж­дой точки четырехмерного пространства-времени. Точно так же, как две точки, далеко отстоящие на плоской геометрической фигуре, могут соприкоснуться, если сложить лист в трехмерном пространстве, далеко отстоящие по временным и пространствен­ным координатам предметы, события и действия могут соприка­саться по значению, оказаться "до", хотя и произошли "после" по временным и пространственным координатам четырехмерного про­странства-времени. Используя такую модель, мы отказываемся от равномерных моделей неизменного пространства, заполненного предметами, и равномерной модели времени, заполненного событиями с предметами в пространстве. Логически строго рассуждая, мы вообще должны при формулировании понятия "образ мира" уже пользоваться не структурами описания материального мира, а структурами описаний таких идеальных явлений, как понятие, значение, представление, идея, мысль и др. Именно это и имел в виду А. Н. Леонтьев, говоря об образе мира как о системе значе­ний. Именно непринятие этого и является методологическим ту­пиком для многих исследователей, предлагающих модели субъективно сжимающегося или расширяющегося пространства или времени, позволяющие описать полученные в эксперимен­те факты, но беспомощные в прогнозировании субъективных структур пространства и времени. Сформулируем на основе вышеприведенных рассуждений сле­дующее рабочее определение 1: "Образ мира" – понятие, вве- 18 денное А. Н. Леонтьевым, для описания системы значений че­ловека. Образ мира построен не на основе четырехмерного про­странства-времени, а, в соответствии с закономерностями построения идеальных систем значений (понятий), на основе выделения значимого (существенного, функционального) для системы реализуемых субъектом деятельностей опыта (призна­ков, впечатлений, чувств, представлений и пр.). Образ мира не приписывается миру субъективно, это наполнение образа ре­альности значениями, и, тем самым, построение его. Образ мира, презентируя познанные объективные связи предметного мира, определяет, в свою очередь, восприятие мира.^ 2. Образ мира как идеальный продукт работы сознания Рассматривая выделенные А.Н. Леонтьевым составляющие сознания, можно сказать, что функция чувственной ткани со­знания заключается в презентации субъекту мира как существу­ющего вне его, а функции значения и личностного смысла состоят в структурировании, трансформации чувственных об­разов сознания в соответствии с общественно-исторической практикой (культурное описание) и в соответствии с опытом ("для себя бытием", "личной историей деятельностей") субъекта. Что же является продуктом такой трансформации? Сопоставление употребления понятий "сознание" и "образ мира" в контексте работ А. Н. Леонтьева позволяет построить еще одно определения понятия "образ мира".^ Определение 2: образ мира – понятие, введенное А. Н. Леонтьевым для описания интегрального идеального продукта про­цесса сознания, получаемого путем постоянной трансформации чувственных образов сознания в зн