Начало формыАлександр Мень. История религии. Том 2 Магизм и единобожие В поисках пути, истины и жизни Религиозный путь человечества до эпохи великих УчителейСоздали два града, две любви: град земной - любовь к себе до презрения к Богу, град же небесный - любовь к Богу до презрения к себе.Блаж. Авгутин. О граде БожиемМень А. В. М51История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. В 7 т. Т. 2: Магизм иЕдинобожие: Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей. - М.:СП "Слово", 1991. - 462 с., ил.ISBN 5-85050-287-4 Что было раньше: язычество или вера в Единого Бога? Почему во всевремена были связаны между собой нравственность и Единобожие? Какими путямивыходит человечество из рабства Магизма к свободному Богопознанию7 - На этии многие другие злободневные и вечные вопросы отвечает предлагаемая читателювторая книга из серии "История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни".Грандиозная панорама первобытных религий, которую рисует на ее страницахАлександр Мень (1935-1990), еще раз убеждает, что у истоков материальногокрушения всегда стоит духовное обнищание.ВВЕДЕНИЕ Бог, сотворивший мир... от одной крови произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли... дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем, и движемся, и существуем. Апостол Павел (Деяния 17, 24)В предыдущей книге, где речь шла о сущности и происхождении религии,слово "религия" употреблялось в единственном числе. Теперь же нам предстоитвстретиться с удивительным многообразием религиозного мира человека.Африканские боги-предки и пантеистическое Божество Ксенофана, чувственныекульты Сирии и брахманский аскетизм, радения шаманов и эллинистическиемистерии, демоны Вавилона и иранский Бог Света, сонмы языческих божеств исуровый монотеизм Ветхого Завета. Кажется, что между ними общего? Неисключают ли они друг друга? Если бросить даже беглый взгляд на эту пеструюкартину верований, то легко может показаться, что ни о какой единой"религии" говорить невозможно. И, тем не менее, в мировом религиозномспектре можно усмотреть и некое существенное единство. Оно определяетсясамой природой религии, которая опирается на живой опыт веры. Вера же есть,прежде всего, состояние духа, рожденное переживанием реальности Высшего. Вней пробуждается особого рода интуитивное знание, совершается нечто подобноевстрече, звучит таинственный призыв. Человек отвечает на этот призыв:религиозные учения с их метафизикой и с их этикой и являются такимиответами. В них не только осмысляется мистическое видение веры, но иделается попытка установить "обратную связь" с той сокровенной Сущностью,которая коснулась человека своим веянием. В самом же чувстве присутствияБожественного большинство религий обнаруживают внутреннюю общность. Но если это так и если едина Реальность, к которой приобщается человекв религиозном опыте, то встает вопрос: как объяснить возникновение стольмногих "ответов"? Почему опыт истолковывается столь различно? Первый ответ на этот вопрос ссылается на несомненное сходство многихверований. "Разнообразие религий, - говорят его сторонники, - явлениепериферическое, поверхностное. На самом же деле по существу есть лишь однаистинная Религия, разлитая всюду под разными формами". Такое решение какбудто бы кладет конец нетерпимости и узости, помогая везде находить духовныесокровища. Наиболее последовательно придерживались этой точки зренияиндийские мыслители: Рамакришна, Вивекананда, Радхакришнан1. Но и Европе онане осталась чужда; мы находим ее у многих деистов и теософов, к нейприближались Лессинг и Новалис, Эмерсон и Толстой. Несмотря на известную привлекательность подобного подхода к религиям,нетрудно убедиться, что он неизбежно приводит к их обезличиванию и квыхолащиванию живого богатства конкретных вероучений. Кроме того, стираниеграниц, вольно или невольно, ведет к замалчиванию важных противоречий врелигиях. Ведь такие учения, как, например, буддизм и христианство, сходныскорее в чертах второстепенных, в главном же они едва ли не противоположны. Сторонники второго взгляда, считающие себя строгими последователямиБиблии, впадают в другую крайность. Они признают, что есть лишь единственноеОткровение, данное Израилю и от избранного народа перешедшее кСверх-Израилю, т. е. Церкви. Все, что лежит за пределами этого духовногопотока, объявляется либо чисто человеческими домыслами, либо суевериями.Нельзя отрицать, что этот взгляд, действительно, получает некотороеобоснование в Библии. Суровая исключительность, свойственная ей местами,была отзвуком напряженных духовных битв, когда Израиль отстаивал свою веруперед лицом наступавшего язычества и христиане бросили вызов античному миру.С особой страстностью этот радикализм проповедовал Тертуллиан и некоторыедругие раннехристианские писатели. В наши дни его возродил известныйпротестантский богослов Карл Барт2. Тем не менее, было бы невернымотождествлять это порождение кризисных эпох с целостным духом библейскогоучения. Священное Писание, взятое в полном своем объеме, открывает возможностьболее широкого понимания религиозной истории мира. Ветхий Завет признавалвозможность Откровения, даруемого язычникам. Достаточно напомнить именаМелхиседека, Валаама, Иова3. Характерно, что последний еврейский мыслительвремен независимой Иудеи - Филон - высоко ставил античную религиознуюфилософию4. В Новом Завете, как мы увидим ниже, апостол Павел недвусмысленноуказывал на возможность хотя бы частичного богопознания у язычников. Отцы и учители Церкви разделяли эту мысль, так же, как и отношениеФилона к античной философии. Св. Юстин Мученик, Афинагор, свв. Феофил иКлимент Александрийские, Минуций Феликс и другие христианские писателивоспринимали идеи Платона, Пифагора, Аристотеля и стоиков как наследие,естественно принадлежащее Церкви5. Если от далекого прошлого мы обратимся к временам более поздним, тоубедимся, что эта тенденция в христианстве не только не угасла, но постоянновозрастает. В частности, в православном сознании она проявляется довольноярко. Так, преподобный Серафим Саровский в своей беседе с Мотовиловымговорил: "Как и в еврейском священном любезном Богу народе, и в язычниках,неведущих Господа, все-таки сохранилось ведение Божие"6. А известный русскийпроповедник XIX в. святитель Иннокентий Херсонский сравнивал представителейразных религий с обитателями разных поясов земли. "Христианство, - писал он,- по отношению к прочим религиям есть то же, что свет полдневный у людей,живущих под экватором, по отношению к свету солнечному у обитателей другихчастей земного шара. Свет один и тот же; различие только в степени"7. Эту же аналогию с солнечным светом в применении к религиям использовали Вл. Соловьев. Для него история верований была постепенным раскрытиемИстины людям. "Религиозный прогресс, - писал он, - не может состоять в том,чтобы чистая ложь сменилась чистой истиной, ибо в таком случае эта последняяявлялась бы разом и целиком без перехода, без прогресса - и при этомвозникал бы вопрос: почему это внезапное явление истины имело место в данныймомент, а не во всякий другой?"8. В XX столетии русская религиозная мысль осталась верной этой точкезрения. Говоря об основателях дохристианских религий, русский богослов А.Туберовский писал: "Они находятся под преимущественным мистическимвоздействием; их религиозный опыт не умещается в традиционно народныерамки... В своих наиболее глубоких переживаниях они достигали поразительныхинтуиции"9. Еще более определенно высказывается Н. Бердяев. "Не толькодемоны, - говорит он, - открывали себя языческим народам и терзали их, нооткрывался им божественный свет, открывалось Божество в природе и в родовойнародной жизни. Лишь еврейскому народу дано было непосредственноепредвосхищение Христа и прямое движение к Нему. Но у всех народов былопророческое предчувствие и предвидение, что должно быть искупление испасение мира"10. С разными оттенками эту мысль развивали о. С. Булгаков иС. Франк, о. П. Флоренский и Н. Арсеньев, о. В. Зеньковский и о. А.Ельчанинов и многие другие. Здесь существует полное единомыслие между православными и католическимибогословами. Такой, например, известный ученый как кардинал Ж. Даниелу,писал, что в дохристианских культах, учениях и мистике мы должны признать"выражение откровения Бога, взывающего к каждой человеческой душепосредством космоса, совести и духа""11. В Западной церкви общепризнанныйхарактер это утверждение получило посредством постановления II ВатиканскогоСобора. Декларация Собора, касающаяся нехристианских верований, гласит:"Католическая Церковь не отвергает ничего, что истинно и свято в этихрелигиях"12. Таково третье, подлинно христианское решение проблемы, котороепреодолевает как теософское обезличивание религий, так и неоправданнуюузость псевдобиблеизма. Оно ведет не только к признанию ценного ядра вдревних учениях, но и к осмыслению религиозных поисков человечества в светеИстории Спасения. Центральное положение Христа в духовной динамике мираделает ее путем, пусть зигзагообразным и неровным, но тем не менееустремленным к свету Богочеловека.x x x Начало христианскому пониманию религиозной истории было положеноапостолом Павлом13. Он утверждал, что отпадение человека от Бога поверглоего во мрак идолопоклонства, но что это, однако, не остановило поисковневедомого Божества среди людей. Апостол указывал на двойственный характеррелигиозного процесса в истории. С одной стороны, в нем обнаруживаетсядеградация и затмение Истины, но с другой - виден путь восхождения. Первоначальное непосредственное ощущение Бога ослабевало, оттесняемоеязычеством. Эта нисходящая линия есть результат ложного самоутверждениячеловека, восставшего против Творца. Стремление к автономии, запечатленное вбиблейском сказании о Древе Познания, раскрывается апостолом как кореньГрехопадения. Желание "быть как Бог" отдалило человека от Источника Жизни ипоработило его демонам и стихиям. Оно не только породило многобожие, но ивскормило магию, магическое миросозерцание. Магизм усматривал во Вселенной некие неизменные законы и силы,овладение которыми якобы сулило человеку благоденствие. Он был более всегозаинтересован теми внешними выгодами, которые люди могут извлечь, подчиняясебе видимый и невидимый мир. Подлинная религиозная жажда была чуждаМагизму, ставившему на место молитвы, веры и любви волхвование, заклятие,принуждение. В этом проявлялась его глубинная связь с Грехопадением, спритязаниями человека утвердить свою волю выше воли Божественной. Но стихия Магизма не смогла окончательно захлестнуть человека, ибо грехне угасил искры Божией, вложенной в него. Поэтому уже в древнейших культурахмы сталкиваемся с первыми попытками сбросить власть магии и обрестиутраченного Бога. Символом этой тоски по Небу апостол Павел избралжертвенник "Неведомому Богу", увиденный им в Афинах. Такое телеологическоепонимание религиозной истории позволяет различать в ней иерархию ценностей исвоего рода этапы, подготовлявшие мир к принятию Благой Вести. Отцы Церквипридавали большое значение этому предварению Евангелия в дохристианскоммире. "Философия, - говорил Климент Александрийский, - была таким жедетоводителем эллинов ко Христу, каким закон был для иудеев"14. Самым большим достижением древних мистиков и философов явилось ихвозвращение, пусть и неполное, к единобожию, которое вновь возрождалосьпосле веков безраздельного господства язычества. Таким образом, в религиозно-историческом процессе обнаруживаются двапротивоположных пути: путь от Бога и путь к Богу. И если упадок и магическийполитеизм суть плоды замутненного грехом сознания, то в богоисканииосуществляется "великий факт исторического откровения, действие спасающегоБога, Божественный план воспитания человека, возможность духовного ростачеловечества и его поступательного движения к высшим ступеням"15. Борьба Магизма с Единобожием не ограничивается древним миром. В нейпроявляется извечное противостояние двух полярных сил религиозной жизни.Анри Бергсон в своей замечательной книге "Les deux sources de la morale etde la Religion" (1932) называет эти два начала "статической" религией ирелигией "динамической". В терминологии Н. Бердяева это -"объективированная", "социоморфная" религия и религия Духа16. М. Тареевопределил магический тип верований как состояние "религиозной вражды",которое преодолевается раскрытием "религии богосыновства"17. Этой духовной борьбе и поискам посвящена настоящая книга. В ней мыпроследим, как ручеек Единобожия пробивался через преграды язычества имагии, познакомимся с духовной историей классического Востока, Индии иГреции. Но в центре картины будет израильская религия, и это не случайно. Откровение Ветхого Завета уникально, даже если смотреть на него простокак на одну из древних религий. Только здесь звучит голос единого,надмирного и одновременно всеобъемлющего и личного Бога. Если предвосхищениеЕвангелия можно найти у многих философов и учителей, то единственными Егопредтечами в прямом смысле слова были пророки Израиля. Огненный рубежотделяет естественное, интуитивное богопознание от библейской Теофании, отсамоявления Бога в Ветхом Завете, от завершенного Богочеловеком ЗаветаНового. "Христианство и иудейство, - как верно замечает Ж. Даниелу, - неявляются следствием имманентной эволюции религиозного гения человечества,лишь сравнительно высокоразвитым ее проявлением. Они представляют собойвторжение в историю трансцендентного Бога, который вводит человека в сферу,прежде для него закрытую. В этом смысле можно, вслед за Гвардини,противопоставить Откровение и религию. Библия - результат БожественногоОткровения, направленного людям всех религий"18. Однако было бы ошибкой мыслить Откровение в виде некоего одностороннеговоздействия на человека. Церковь всегда усматривала в нем богочеловеческуютайну, ибо оно есть преломление небесного света в духе сынов земли. В самойБиблии мы находим пример органического соединения Божественного ичеловеческого. В ней отражен долгий путь раскрытия полноты Слова Божия,процесс постепенного очищения и просветления несовершенной природы человека.Поэтому так важно исследование исторической и литературной формы Библии,которому служит критическая библейская наука.x x x До возникновения критической библеистики толкователи Писания исходилилибо из буквального его понимания, либо из аллегорического. Буквальное -нередко приводило к соблазнам, недоразумениям и ошибкам. Аллегорическое же -оставляло слишком много простора для произвольных догадок. Библейская наукапомогла преодолеть эти крайности. Литературная критика текста священных книги сравнение их с памятниками Востока способствовали как уточнению прямогосмысла Библии, так и пониманию ее духовного провозвестия. Начало критической библеистике было положено католическими ипротестантскими богословами, а также внеконфессиональными религиознымимыслителями. В настоящее время ее выводы и методы получили полное признаниев западном богословии. Православные библеисты в силу исторических причиндольше других стояли в стороне от новых школ, но, в конце концов,необходимость библейской критики была признана и многими выдающимисяпредставителями православной мысли. Среди них С. Трубецкой, Вл. Соловьев, С.Булгаков, Б. Тураев, А. Ельчанинов, Н. Бердяев, В. Веллас, Н. Арсеньев и др.Особенно нужно отметить выступление известного богослова, историка иЦерковно-общественного деятеля А. Карташева, который выпустил специальнуюкнигу о ветхозаветной критике. В ней он призвал православных богослововоставить устаревшие концепции и пользоваться критическим методом в изученииСвященного Писания. "Тут, - подчеркивал он, - миссионерский долг и подвигверы и церкви"19. По проложенному им пути идет в своих работах ректорПравославного института в Париже О. А. Князев. Итак, в целом современные богословы не усматривают в совершенствованииметодов литературно-критического анализа Библии посягательства на еедуховный авторитет. Уже одно это должно заставить задуматься апологетовотживших представлений, которые еще нередки, особенно среди православных ипротестантов. Думается, что наш религиозный долг гораздо больше заключаетсяв поисках истины, нежели в том, чтобы любой ценой сохранить старыепредставления. Библейская критика помогает более полно восстановить картинуветхозаветной истории, устраняет бесчисленные затруднения, с которымисталкивалось богословие в докритический период, и поэтому она играет и будетв будущем играть важную роль в общехристианском сознании.x x x Предлагаемая книга не есть узкоспециальный труд, и менее всего этоучебное пособие. Она, как и остальные части цикла, была задумана скорее вдухе повести или даже поэмы. Однако читатель не найдет здесь ничего такого,что не опиралось бы на первоисточники и на выводы современных исследований. Для того чтобы рассеять недоумения, связанные с библейской критикой, вконце книги дан ряд приложений, посвященных основным проблемам изученияБиблии. При цитировании Священного Писания в основу был положен синодальныйперевод, но для уяснения смысла некоторые места (особенно поэтические) былипереведены автором заново по критическому изданию Ветхого Завета20. Мне хотелось бы, чтобы эта книга не была воспринята просто как повестьо далеком прошлом. Как бы ни изменялся мир, есть проблемы, которые всегдабудут волновать людей. Поиски, ошибки и духовные прозрения человечества немогут оставить нас равнодушными, особенно сейчас, в эпоху кризисов,разочарований и новых жестоких заблуждений. Сегодня для многих наступаетвремя сделать внутренний выбор. И высшей наградой для автора было бысознание того, что встреча с далекими предшественниками хотя бы в чем-топомогла нашим современникам в их поисках Пути, Истины и Жизни.ПРИМЕЧАНИЯ Введение1. См., например: S. Radhakrishnan. Recovery of Faith, 1956, p. 178. 2. См.: К. Bart. Theologische Fragen und Antworten, B. Ill, 1957, p.10. 3. Об этом подробно в специальной книге: J. Danielou. Les saints paiensde l'Ancien Testament, 1956. 4. Отношение Филона к эллинству рассмотрено в работе В. Ф. Иваницкого"Филон Александрийский" (Киев, 1911). 5. См.: Св. Юстин. Апология, 1, 20; Феофил. К Автолику, 2, 8; Афинагор.Прошение о христианах, 6, 31; Минуций Феликс. Октавий, 18-19. 6. Прп. Серафим Саровский. О цели христианской жизни. Беседа сМотовиловым. 1914, с. 37. 7. Иннокентий Херсонский. О религии христианской. - Собр. соч., т. XI,1877, с. 242. 8. Вл. Соловьев. Чтения о богочеловечестве.- Собр. соч., III. СПб. 1911- 1914, с. 37. 9. А. Туберовский. Воскресение Христово. Сергиев Посад, 1916, с. 152. 10. Н. Бердяев. Наука о религии и христианская апологетика. - "Путь",1928, Э 6, с. 59. 11. J. Danielou. Dieu et nous. Paris, 1956, p. 52. 12. Декларация об отношении к нехристианским религиям. Рим, 1967, с. 4. 13. Мысли ап. Павла о язычестве заключены в Деян. 17, 23-29 и Рим 1, 18См. великолепный комментарий к этим текстам у А. Введенского (Религиозноесознание язычества, М., 1902, с. 206). 14. Климент Александрийский. Строматы, 1, 5. 15. N. Arseniev. Revelation of Life Eternal. New York, 1963, p. 41. 16. См.: Н. Бердяев. Экзистенциальная диалектика божественного ичеловеческого. Париж, 1952, с. 222 17. М. Тареев. Основы христианства, т. III. Сергиев Посад, 1908, с. 167сл. 18. J. Danielou. Dieu et nous, p. 14. 19. Л. Карташев. О ветхозаветной библейской критике. Париж, 1947, с. 6.См.: А. Ельчанинов. История религии, М., 1909, с. 97; Б. Тураев. Историядревнего Востока, т. 2. Л., 1936, с. 28; С. Булгаков. Два града, т. 2, 1911,с. 52. 20. Biblia Hebraica. Ed. R. Kittell. Stuttgart, 1966.Часть I^ ДОИСТОРИЧЕСКИЙ МИРГлава первая НАЧАЛО РЕЛИГИИ. БОГИНЯ-МАТЬЗемля-Владычица! К тебе чело склонил я, И сквозь покров благоуханный твой Родного сердца пламень ощутил я, Услышал трепет жизни мировой. Вл. СоловьевКто не замечал той удивительной перемены, которая происходит в природепри наступлении ночи? Эта перемена особенно чувствуется в летнем лесу. Днем его оглушаетмногоголосое щебетанье птиц; легкий ветер, раздвигая ветви берез, открываетбезоблачную синеву; солнечные блики проскальзывают сквозь зеленый сумраклистьев, играют среди мха. Поляны напоминают уголки тихого и величественногохрама. Яркие пятна бабочек и цветов, стрекотание кузнечиков, аромат медуницы- все это сливается в радостную симфонию жизни, которая захватывает каждогои невольно заставляет дышать полной грудью... Совсем иначе выглядит тот же лес ночью. Деревья приобретают зловещие ифантастические очертания, голоса ночных птиц похожи на жалобные стоны,каждый шорох пугает и заставляет настораживаться, все проникнуто тайнойугрозой и враждебностью, а мертвенный свет луны придает порой этой картинеоттенок, близкий к видению бреда или кошмара. Природа, такая гармоничная идружелюбная при свете солнца, внезапно как бы поднимается против человека,готовая мстить, уподобляясь древнему чудовищу, с которого сняты чарызаклятия. Этот контраст мог бы стать символом той перемены, которая произошла вмироощущении наших далеких предков на заре человечества. Врата мировой тайнызакрылись перед ними, их стало покидать ясновидение и духовная власть надцарством природы. Они очутились одни в огромном враждебном мировом лесу,обреченные на тяжелую борьбу и испытания. Не только свой хлеб человек стал добывать "в поте лица", но и духовныебогатства ему пришлось завоевывать напряженным усилиями многих поколений.Перед ним лежала скорбная дорога исторического развития, на которой емупредстояло падать вставать, ошибаться и приближаться к истине, искать ипреодолевать преграды. Величие и красота истории человеческих поисков утраченного Богазаключается в том, что человек всегда испытывать неудовлетворенность,никогда (пусть и бессознательно) не забывал той "райской страны", которуюпокинул. Тогда, когда он впервые осознал себя в мире, он "говорил с Богомлицом к лицу Теперь эта непосредственность общения нарушилась. Духовнакатастрофа воздвигла стену между людьми и Небом. Но человек не утратилсвоего богоподобия, не утратил способности хотя б в слабой степени познаватьБога. На ранних этапах в первобытном богопознании еще ясно жило ощущениеБожественного Единства. Мы уже видели, что у многих примитивных племен,сохранивших быт своих далеких предков, сохранились и след первоначальногоединобожия21. Даже у народов, вступивших и путь развития цивилизации, мысможем обнаружить следы это древнейшей веры. Но каков бы ни был культ, каковы бы ни были формы богопочитания - этоне было уже первоначальное лицезрение Единого. Религия - т. е.восстановление связи между человеком и Богом - начинается в историичеловечества после Грехопадения. "Пафос религии, - говорит С. Булгаков, -есть пафос расстояния, и вопль ее - вопль богооставленности"22. То, что едано, нет нужды связывать, связь возникает как результат стремления преодолетьразрыв. Человек каменного века, как и человек наших дней, остро чувствуеттяжесть Великого Разрыва. А на протяжении веков он порой увеличивался ипропасть углубилась. Происходило это не потому, что Бог покидал человека, ипотому, что человек удалялся от Бога. Правда, уже с самых первых шагов мынаходим выражение чувства вины перед Богом желание ее искупить. Библия неслучайно в начале всякого проявления религиозного чувства, т. е. культа,ставит жертвоприношение23. В нем отразилось пусть смутное, но сильноестремление человека загладить свой грех и восстановить единство с Богом.Жертвуя Незримому часть своей пищи, которая добывалась с таким трудом, людикак бы заявляли о своей готовности следовать велениям Высшей Воли. Но обрести прежнюю гармонию было труднее, чем потеря ее. Поэтому мывидим, как люди в своей повседневной жизни все больше и больше уделяютвнимания природному миру. Духовные силы, которые связаны со стихиями,начинают казаться им более близкими, более нужными помощниками в жизни. Ведьот них зависит успех охоты, они властители очага и рода. Постепенно Бог в сознании первобытного человека начинает отступать назадний план, становится далеким и безличным. Характерно, что у большинстваплемен, даже сохранивших следы древнего единобожия, мы почти не видим культаВысшего Божества. О Нем знают, что Оно существует, но Оно бесконечно удаленоот мира, от жизни людей и кажется безразличным к их судьбам24. У некоторых народов образ Бога еще больше расплывается и сохраняетсялишь в виде смутного представления о некой мировой духовной силе. Онабезлична, ибо человек уже утратил личный контакт с ней. К этой силе, всущности, невозможно обращаться с молитвой, хотя в какой-то степени она всеже влияет на жизнь. Так, индейцы-алгонкины под именем Маниту почитают не столько личногоБога, сколько надмирную Силу25. Представления о ней мы встречаем и у жителейМалайи. Эта Сила носит определенно сверхъестественный характер. Ее называютМана26. У папуасов, по свидетельству Миклухо-Маклая, эта таинственная стихияименуется Оним. По воззрениям австралийских аборигенов, существует некая "Вангарр -вечная, неопределенная, безликая сила, которая проявила себя во дни созданияи продолжает оказывать благотворное влияние на жизнь по сей день"27.Эскимосы так называют эту сверхъестественную энергию - Хила28. У африканскихнародов мы также находим понятие о Мана. У обитателей Западного Судана ееимя - Ньяма, у пигмеев - Мегбе, у зулусов - Умойя, у угандийцев - Жок, усеверных конголезцев - Элима. Некоторые ученые даже считали, что этот культ- характерная особенность всех африканских религий29. Весьма интересно иглубоко по смыслу представление о Высшем начале у североамериканскихиндейцев. "Религиозная вера дакотов, - пишет один исследователь, - не вбожествах как таковых, она - в таинственном непознаваемом Нечто, которогоони суть воплощения... Каждый будет поклоняться некоторым из этих божеств ипренебрегать Другими, но величайшим объектом поклонения, каков бы ни был егопроводник, является Таку Вакан, который сверхъестественен и таинственен. Ниодин термин не может выразить полного смысла дакотского слова "Вакан". Оноохватывает полноту Тайны, скрытую власть и божественность"30. Эта сила,которая у ирокезов называется Оренда, у юленгоров - Вангарр, пронизываетсобой всю природу31. Она объединяет в духовном единстве людей, животных,растения, камни. Она тождественна с идеей Мана у полинезийцев. Сила эта распределяется в мире неравномерно, люди могут обладать ею вбольшей или в меньшей степени. Тот человек, которого сопровождает удача,который отличается ловкостью и красотой, - тот имеет "много Маны". Она можетпередаваться от одного предмета к другому, человек может стать причастен кней посредством прикосновения и посвящения32. Наряду с этим процессом обезличивания Высшего Единства, превращения егов неопределенную Силу все большую и большую роль в первобытном мировоззренииначинает играть Всеобщая стихия природы, или Душа мира.x x x Вл. Соловьев в своем исследовании о мифологии дал блестящий анализэтого выделения из Божественного Единства Богини-Матери. Она начинаетрисоваться как общая Родительница всех живущих, как супруга БожественногоОтца33. В противоположность далекому Богу, утратившему черты личного существа,это женское божество вполне конкретно и неустанно печется о нуждах людей.Она - владычица леса и моря, посылающая удачу в охоте и дающая изобилие. Вэтом веровании нашло свое воплощение острое чувство мистичности природы,одухотворенности всего мироздания. Археология дает нам поразительные свидетельства всеобщегораспространения культа Богини-Матери в эпоху каменного века. На огромномпространстве от Пиренеев до Сибири и по сей день находят женские фигурки,вырезанные из камня или кости. Все эти изображения, древнейшее из которыхнайдено в Австрии, условно называют "венерами". Всех их объединяет однаважная черта. Руки, ноги, лицо - едва намечены. Главное, что привлекаетпервобытного художника, - это органы деторождения и кормления. Выдвигалосьпредположение, что древние женщины, как женщины некоторых современныхпримитивных племен, имели в действительности такие огромные груди и отвислыеживоты. Но если признать, что в "венерах" отразилось лишь стремление креализму, то остается предположить, что у первобытных женщин не было лица ибыли крошечные руки. "Порою, - писал П. Флоренский о "венерах", - подчеркивание особенностейженского организма превосходит пределы даже шаржировки, и статуэткаизображает уже женский безголовый торс, в котором особенно выделены бедра игруди. Наконец, последний предел упрощения - статуэтка, представляющая однитолько груди, - чистая деятельность рождения и вскармливания без малейшегонамека на мышление. Это - древнейшее воплощение идеи "вечнойженственности"34. Разгадка необычайных черт в фигурках "венер" кроется в том, что онибыли, как думает большинство исследователей, культовыми изображениями. Этоне что иное, как идолы или амулеты Богини-Матери. Изображения "венер" обильны и в исторических слоях. Они найдены и вдоарийской Индии, и в доизраильской Палестине, и в Финикии, и в Шумере.Сходство их сразу бросается в глаза35. Создается впечатление, что культМатери носил почти универсальный характер. Это подтверждает и этнография. У народов, сохранивших пережиткиотдаленных неолитических времен, почти повсеместно находим культ всеобщейМатери. У маори она именуется Пэпа, Мать-земля, супруга Бога Небесного36. Уэвенков Подкаменной Тунгуски - Бугады Энинитын. Она мыслится хозяйкойВселенной и одновременно матерью зверей и людей. Кетское женское божествоТомам (ам - дословно "мать") функционально подобно эвенкийской БугадыЭнинитын37. Другое название эвенкийской богини - Бугады Мушун38. В Индии она известна под именами Шакти и Пракрити. В одном древнеминдийском тексте она прямо связывается с ростом и рождением. А на однойпечати из Хараппы (доарийский период) можно рассмотреть изображение женщины,из лона которой поднимается растение39. В Передней Азии и Африке Великая Богиня-Мать почиталась почти у всехкультурных народов периода начала письменности. "Та, которая рождает плодыземли" - египетская Исида, малоазиатская Кибела, чья скорбь несет умираниерастительности, ее двойник в Элладе - Деметра, карфагенская Танит, сидонскаяАстарта, Артемида Эфесская, изображавшаяся с десятком грудей, как бы готоваянакормить весь мир, - все это лишь перевоплощения древней Матери мира. Вязыческой Руси слово "Мать-земля" имело не просто метафорическое значение.Оно обозначало душу природы, богиню, супругу "Хозяина неба". Богиня-Мать правит всеми природными процессами. Это она заставляетоживать семя, погруженное в землю; она вселяет любовь в людей и животных, ейпоют песни в дни весеннего ухаживания птицы. По ее мановению распускаютсяцветы и наливаются плоды. Ее радость - это радость всего живущего; ее глазасмотрят на нас с небесной лазури, ее рука нежно ласкает листву, онапроносится над миром в дуновении весеннего ветра. Имеем ли мы право считать эту веру древних лишь плодом невежества изаблуждений? Не свидетельствует ли она о том, что Душа Природы была ближе ипонятней людям, которые обладали более сильной интуицией, чем мы? Давпрочем, и в более поздние времена в религии и философии идея Души мира неумерла. Она продолжала жить и в мировоззрении греков, и в мистическойфилософии новой Европы. Она звучит горячим убеждением в известных словахТютчева: Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик; В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...x x x Теперь становится понятным тот факт, что в глубокой древности жреческиефункции принадлежали преимущественно женщинам. Так, у северных индейцевзаклинания совершались женщинами. У некоторых индейцев существует сказание отом, что "обряды плодородия" были учреждены женщинами. По одному ирокезскомупреданию, первая женщина, основательница земледелия, умирая, завещалапротащить свое тело по земле, и там, где оно касалось почвы, вырасталобильный урожай. Шаманок и жриц знают наиболее примитивные культуры40. Там,где это явление уже исчезло, можно найти следы его. Так, у чукчей и другихсеверных народов шаман-мужчина одевался в женскую одежду41. А таинственныефрески с о. Крита свидетельствуют о том, что в особо священные моментымужчина должен был облачаться в женский костюм42. Да и кто, как не женщина - живое воплощение мировой Матери, должнадержать в руках тайны культа? Не носит ли она в своем теле тайну рождения?Главенство женщин в религии было у галлов, древних германцев и многих другихнародов. Культ плодородия, который стоял у истоков религии Диониса, такжевозглавлялся жрицами. А римские весталки в древности имели гораздо большеезначение, чем впоследствии. Вспомним, что важнейший греческий оракул вДельфах основывался на прорицаниях жрицы. Многочисленные народные поверья о колдуньях, ворожеях и ведьмах естьлишь отголосок тех древних времен, когда жертвоприношение, заклятия и магиябыли в руках у женщин. Вполне естественно, что при таком важном культовом значении женщин ониоказывались в роли вождей и руководителей племени. Как отзвук этих временможно рассматривать власть Великой Жрицы на о. Крите. Хотя