www.kursach.comСодержаниеВведение…………………………………………………………………………….3Глава 1. Зарождения книгопечатания в Европе и развития гравюры в XV – начале XVI вв……………………………………………………………………...7 1.1. Биография и издательская деятельность Франциска Скорины……………...7 1.2. Зарождения книгопечатания в Европе……………………………………….131.3. История развития гравюры и основные мастера XV – начала XVI вв……..19 1.4. Влияние западноевропейской культуры на гравюры Франциска Скорины……………………………………………………………………………23Глава 2. Европейская материальная культура и быт конца XV – XVI ст....30 2.1 Общие тенденции развития науки и техники……………………………….30 2.2 Общие тенденции экономического развития и их влияние на материальную культуру……………………………………………………………………………40 2.3 Европейский костюм, как яркое выражение основных тенденций развития материальной культуры…………………………………………………………..45Глава 3. Материальная культура белорусов в конце XV – первой половине XVI в. на основе изучения гравюр Франциска Скорины…………………………….56Заключение………………………………………………………………….…….70Литература…………………………………………………………………………73Приложения………………………………………………………………………..76ВведениеИзучение материальной культуры белорусов одна из сложных задач в современной исторической науке. Сложность изучения данной проблемы в том, что исследователи опираются на малый круг источников. Можно выделить три вида источников по изучению материальной культуры конца XV - XVI вв.: письменные, археологические и иллюстративные. К письменным источникам можно отнести различного рода инвентари – описание магнатских усадеб. К археологическим – находки с поселений данного периода. К иллюстративным бытовавший в тот период сарматский портрет и другие виды иллюстраций. Гравюры Франциска Скорины также несомненно являются иллюстративным источником по изучению материальной культуры конца XV - XVI вв. Главной целью дипломной работы явилось изучение гравюр Франциска Скорины, как источника по материальной культуре конца XV - XVI вв. Исходя из цели, можно выделить задачи, которые необходимо решить при написании данной работы: Охарактеризовать зарождение книгопечатания и влияние ее на развитие гравюры. Проследить жизненный путь Ф. Скорины и влияние на его книгоиздательскую деятельность европейской культуры Описать развитие европейской материальной культуры и быта конца XV - XVI вв. Исследовать материальную культуру белорусов конца XV - XVI вв. на основе гравюр Ф. Скорины. Исследование гравюр Ф. Скорины длится уже много столетий. Высокий уровень типографско-художественного исполнения скорининских изданий и особенности их иллюстраций привлекали к себе внимание ученых уже в XVIII веке. Однако они в основном ограничивались беглыми замечаниями или упоминаниями отдельных гравюр, лаконичной характеристикой книг Скорины. В XIX веке описание изданий Скорины продолжено B.C. Сопиковым, П.М.Строевым, В.М.Ундольским, И.П.Каратаевым, А.И. Миловидовым. Они также говорят о „резаных на дереве картинках". И.М. Снегирев, П.М. Строев, а позже И. П. Сахаров репродуцировали отдельные гравюры. Новое слово сказал П.В.Владимиров, который в монографии о Скорине дал описание гравюр и указал на их связи с немецкой иллюстрацией. В 70-е годы XIX века к русской гравюре обращается Д. А. Ровинский. Все самое ценное, что было сказано о графике Скорины дореволюционными авторами, принадлежит, бесспорно, В.В.Стасову. Рецензируя рукописный труд Ровинского „Русские граверы и их произведения...", он остановился „на изданиях доктора Скорины с гравюрами, играющими важную роль в ряде славянских произведений ксилографического искусства". Лаконичные, но меткие замечания Стасова о скорининских гравюрах и сегодня удивляют своей проницательностью. Никто из дореволюционных исследователей не смог так глубоко увидеть их своеобразие, оценить художественные достоинства. Многие его наблюдения и выводы имеют принципиальное значение и не утратили научной ценности и сегодня. Из белорусских советских авторов необходимо прежде всего назвать Н.Н. Щекотихина, написавшего первую специальную статью о гравюрах книг Скорины. В ней даны их описания и классификация. Щекотихин связывал эти гравюры с чешской школой гравирования. В то же время он отметил художественную самобытность ряда иллюстраций и решительно не соглашался с П. В. Владимировым по вопросу об их немецком происхождении. В 1972 году Л. Т. Баразна посвятил гравюрам Скорины отдельное издание. Значение публикации велико, ибо она дала возможность более пристально изучить произведения просветителя. К сожалению, интересный и важный материал, представленный в альбоме, плохо атрибуирован, гравюры в нем даже не описаны. Предлагаемая Баразной классификация, как и суждения об авторстве иллюстраций, произвольна. Эти и другие недостатки вступительной статьи к альбому отмечены рецензентами. В 1979 году Е.Л. Немировский впервые опубликовал орнаментику и инициалы скорининской Библии. Среди других ученых, обращавшихся к графике Скорины, назовем А. И. Некрасова, Е. И. Кацпржак, А. А. Сидорова, А. С. Мыльникова, А. И. Анушкина, Л. И. Владимироваса, В. В. Чепко, Г.Я. Голенченко, В.Ф. Шматова и др. Отдельные проблемы книжного искусства (шрифт, полиграфическая организация текста, полиграфическая техника и др.) белорусского просветителя с большей или меньшей полнотой освещены в статьях энциклопедического справочника „Франциск Скорина и его время". На современном этапе большая роль в изучении гравюр Ф. Скорины принадлежит В.Ф. Шматову, Г.Я. Голенченко и другим. Таким образом, иллюстрированные скорининские издания ученым известны давно. Все гравюры уже, вероятно, зарегистрированы (вместе с вариантами, повторениями и т.д.), в целом нет различного мнения об их художественном уровне - исследователи признают его достаточно высоким. Вместе с тем считать искусство книг Скорины хорошо изученным едва ли возможно. Его издания, их типографско-художественные особенности, иллюстрации и орнаментика и ныне принадлежат к одному из самых загадочных явлений белорусского и в целом восточнославянского книжного искусства и ставят перед исследователями немало острых, интересных и важных проблем. Своеобразное, новаторское художественное оформление книг Скорины изучено гораздо слабее, нежели издания Швайпольта Фиоля, Макария, Божидара и Виченцо Вуковичей, Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца. Многие важные вопросы скорининской графики искусствоведами даже не ставились, тем более не решалась проблема комплексного изучения изданий просветителя, например, как источника по материальной культуре. Не затрагиваются гравюры Ф. Скорины и в работах исследователей по материальной культуре. При написании дипломной работы мною исследован широкий спектр литературы по гравюрам Ф. Скорины. По истории европейской материальной культуры таких авторов как: М. Н. Мерцалова, А. Л. Ястребицкая, Е. В. Киреева, Ф. Комиссаржевский и других. По истории материальной культуры белорусов: Л. А. Молчанова, Д. Л. Похилевич и других. Важную информацию я почерпнула также с Интернет-сайтов, наиболее ценным из которых оказался сервер «Белорусская виртуальная библиотека www.library.by», содержащий многочисленные материалы по исследуемой теме.Глава 1. Зарождения книгопечатания в Европе и развития гравюры в XV – начале XVI вв.1.1. Биография и издательская деятельность Франциска СкориныФранциск Скорина – выдающийся деятель белорусской культуры XVI в., основатель белорусского и восточнославянского книгопечатания, разносторонняя деятельность которого имела общеславянское значение. Ученый, писатель, переводчик и художник, доктор философии и медицины, гуманист и просветитель Франциск Скорина оказал значительное воздействие на развитие многих сфер белорусской культуры. Его книгоиздательская деятельность отвечала требованиями времени и широких слоев белорусского населения и, вместе с тем, выражала глубокое органическое единство всей восточнославянской культуры, которая была неотъемлемой частью духовной сокровищницы всех европейских народов. Франциск Скорина родился в Полоцке. Точная дата его рождения неизвестна. Предполагают, что он родился около 1490 г. Предположение это опирается на существование в те времена обычая отдавать на учебу в университеты мальчиков, как правило, в возрасте 14 – 15 лет. Но на возраст школяра руководство университетов не особенно обращало внимание; год рождения не записывался, т.к. не имел, очевидно, существенного значения. Не исключено, что Ф. Скорина был студентом – переростком. Возможно, отсюда и берет начало исключительная серьезность, с которой он относился к учебе, а позднее и к культурной и научной деятельности.1 Предполагают, что первоначальное образование Ф. Скорина получил в доме родителей, здесь научился читать по Псалтыри и писать кирилловскими буквами. От родителей он перенял любовь и уважение к родному Полоцку, название, которое позднее всегда подкреплял эпитетом «славный», привык гордиться людьми «посполитыми», народом «языка русского», а затем пришел к мысли дать соплеменникам свет знаний, приобщить их к культурной жизни Европы. Чтобы заняться наукой, Ф. Скорине потребовалось освоить латынь – тогдашний язык науки. Поэтому есть основание предполагать, что он должен был определенное время учиться в школе при одном из католических костелов в Полоцке или в Вильно. В 1504 г. любознательный и предприимчивый полочанин отправляется в Краков, поступает в университет, где штудирует так называемые свободные науки, а через 2 года (в 1506) получает первую ученую степень бакалавра. Чтобы продолжать учебу, Ф. Скорине необходимо было получить еще и степень магистра искусств. Это он мог сделать в Краковском или в каком-либо ином университете (точных сведений не обнаружено). Степень магистра вольных искусств давала право Ф. Скорине поступать на самые престижные факультеты университетов Европы, которыми считались медицинский и теологический. Это образование уже позволяло получить должность, которая обеспечила ему спокойную жизнь. Предполагают, что около 1508 Ф. Скорина временно служил секретарем у датского короля. В 1512 он уже в итальянском городе Падуе, университет которого славился не только медицинским факультетом, но и как школа ученых-гуманистов. На заседании медицинской коллегии университета в костеле святого Урбана было принято постановление о допуске бедного, но способного и образованного русина Франциска Скорину к экзамену на получение ученой степени доктора лекарских наук. Два дня в диспутах с выдающимися учеными защищал Ф. Скорина свои научные тезисы и 9.11.1512 единогласно был признан достойным высокого звания ученого-медика. Это явилось знаменательным событием в его жизни и в истории культуры Белоруссии – купеческий сын из Полоцка подтвердил, что способности и призвание более ценны, чем аристократическое происхождение. Он хотя и бедный, но способный, настойчивый и деловитый, он тот, кто своим трудом, волей преодолел трудности и поднялся до вершин средневековой образованности.2 После ученого триумфа сведения о Ф. Скорине снова теряются на целых 5 лет. Где-то между 1512 и 1517 Ф. Скорина появляется в Праге, где с времен гуситского движения существовала традиция использования библейских книг в формировании общественного сознания, установлении более справедливого общества и воспитании людей в патриотическом духе. Высказывают гипотезу, что Ф. Скорина еще после завершения обучения в Краковском университете мог жить и продолжать учебу в Праге. Ведь для перевода и издания Библии ему необходимо было познакомиться не только с чешской библеистикой, но и основательно изучить чешский язык. Поэтому избрать Прагу местом для организации книгопечатания мог только тот, кто знал ее научно-издательскую среду. В Праге Ф. Скорина заказывает печатное оборудование, приступает к переводу и комментированию книг Библии. Образованный и деловитый полочанин положил начало белорусскому и восточнославянскому книгопечатанию.3 Следующий раз его имя отыщется на страницах старой печатной книги. 6 августа 1517 года в Праге вышла в свет славянская "Псалтырь", в предисловии к которой сказано: "... Я Франциск Скорина сын с Полоцка, в лекарских науках доктор, повелел есми Псалтырю тиснути русскими словами, а словенским языком..."4 Так началась издательская деятельность великого белорусского просветителя. Франциск Скорина работал в Праге немногим более двух лет и за это время выпустил еще 19 книг. Все это - отдельные книги Библии переведенные на славянский язык белорусской редакции. В конце 1519 года пражская типография Скорины прекращает деятельность и три года спустя его издательская деятельность возобновляется в Вильне - столице Великого княжества Литовского. Здесь он издает за период 1522-1525 годов три книги объемом 780 печатных листов.После марта 1525 года о его издательской деятельности больше ни чего не известно. Таким образом на "Апостоле" (1525 год) печатный станок в доме виленского купца Якуба Бабича, где работал первопечатник, "замолкает", хотя еще с десяток лет Скорина так или иначе будет связан со столицей Великого княжества Литовского. В конце двадцатых годов XVI века Скорина живет в Вилне. Об этом говорит документ, повествующий, что в 1526 году "почтенный муж Франциск, доктор медицины" выступал свидетелем при сделке между епископом Яном и слуцким князем Юрием Семеновичем. Вскоре Скорина женился. Избранницей его стала Маргарита, вдова "радцы" - члена виленского магистрата Юрия Одверника. Это известно из акта 1529 года о судебном процессе. Предметом спора служил "дом в месте Виленском, который лежит на рынку", полученный Маргаритой по наследству.5 Весной 1530 года Скорина совершает краткое путешествие в соседний Кролевец (Кенигсберг), испытав в одночасье и милость, и гнев прусского герцога Альбрехта Гогенцолерна старшего. В начале верховный правитель Пруссии выразил восхищение интеллектуальными способностями "выдающегося, большой учености мужа, Франциска Скорины из Полоцка, доктора изящных искусств и медицины", что и подтвердил в рекомендательном письме к виленскому воеводе Гаштольду от 16 мая 1530 года. Но в другом послании тому же адресату (26 мая 1530 года) герцог, не скрывая раздражения Скориной, требует возвращения в Кенигсберг "тайно" увезенных гостем из Вильны двух человек из герцогского окружения: иудея-лекаря и печатника. В начале июля 1529 года умерает брат Франциска - Иван, торговавший кожей. Наследство оценили в немалую сумму, однако были и долги. В дело Ивана вложила свои личные средства Маргарита. Скорина выезжает в Познань, где жил брат, чтобы чтобы постараться вернуть деньги жены. Познаньский суд сначала признал справедливость притензий и постановил передать Скорине часть имущества умершего брата. Тем временем кредиторы Ивана добиваются объявления Франциска наследником брата и следовательно, его долгов. 5-го февраля 1532 года Скорину арестовали, обвинив его в неуплате долгов. Из познаньской тюрьмы Франциск Скорина вышел спустя восемь недель (по другим данным Скорина провел в тюрьме четыре месяца), благодаря племяннику Роману, который добился аудиенции у короля Сигизмунда. Несколько месяцев спустя польский король выдал Скорине грамоту, защищавшую его от своеволия воевод и старост. Дело о наследстве Ивана тянулось до 1535 года, но Франциска в Познани уже не было...6 Безусловно тяжбы и конфликты, смерть жены и брата стоили немало сил и отнюдь не способствовали главному приванию гуманиста-просветителя. Ни со всем ли этим связан его уже безвозвратный отъезд в далекую Чехию? Человек обессмертивший творческим подвигом себя и свой народ, принимая приглашение императора Фердинанда, где в ту пору создавался один из первых в Европе ботанических садов, вдруг оказывается в положении, деликатно говоря, довольно странном. Он вынужден выслушивать нарекания за неполадки в хозяйстве, за медленное дозревание фруктов для стола верховного властелина. Выдержка из письма короля Фердинанда I в чешскую канцелярию (4 июля 1538 г.) говорит сама за себя: "А что до мастера Франциско, нашего садовника в Праге, что он с малым прилежанием выполняет работы по саду, которые он должен выполнять посвоей должности, то наше приказани, что бы вы от нашего имени с усердием и серьезностью проследили за ним..." Год спустя в очередном документе на имя короля сообщается о том, что с садовником Франтишком произведен расчет... Все говорит за то, что это Франциск Скорина. Об этом свидетельствует документ датированный 29-ым декабрем 1552 года, в котором речь идет о наследстве оставленном садовником названным "Франциск Рус Скорина с Полоцка". За наследством в Прагу приезжает сын Скорины Семеон. Однако датой смерти считается гораздо более ранняя - около 1540 года. В одной из пражских хроник, рассказывающих о страшном пожаре 1541 года, среди погибших упомянут мальчик Франциск, сын покойного доктора Руса... Трудно предположить, что в Праге в ту пору работали два доктора, приехавших с Руси7. ^ 1.2. Зарождения книгопечатания в ЕвропеНачало книгопечатания – великий водораздел в истории культуры. “История ума представляет две главные эпохи, – говорил русский писатель и историограф Николай Михайлович Карамзин, – изобретение букв и типографии; все другие были их следствием. Чтение и письмо открывают человеку новый мир...”. Полиграфическая техника выводит книгу из тупика уникальности. Да и не только книгу! Джотто, Мантенья, Боттичелли – кто знал бы имена этих художников, если бы созданные ими полотна оставались в Уффици или Лувре и не были размножены в тысячах и миллионах копий?8 В истории всякого изобретения, в том числе и книгопечатания, необходимо различать два существенных этапа. Первый из них – появление технической идеи, решающей поставленную производством задачу и устраняющей некоторый комплекс противоречий. Второй – внедрение изобретения в производство. Оба этапа могут совпадать, но могут зачастую отстоять друг от друга на весьма значительный срок. Техническая идея нередко опережает реально складывающиеся производственные потребности и возможности. История техники знает немало преждевременных изобретений, неожиданных и непонятных для современников. Причина в том, что появление новой технической идеи в принципе не зависит от уровня производства. Первенствует логика технического развития, некоторая сумма исходных данных, полученных в процессе предшествующего пути человечества и преломленных в сознании первооткрывателя. Внедрение же изобретения в практику непосредственно определяется законами развития производства и производственных отношений. Техническая идея, лежащая в основе книгопечатания, появилась задолго до того, как сложилась реальная потребность в нем. Возникла идея на Дальнем Востоке – там, где иероглифическая система письма не позволяла выявить основные преимущества наборной формы. Ни в Китае, ни в Корее реальных экономических предпосылок для распространения и развития книгопечатания не было. Поэтому идее пришлось ждать 400 лет, прежде чем ее познали или заново сформулировали в Европе. Здесь к середине XV в. сложились благоприятные условия для внедрения новой техники в производство9. Мало было вытащить из небытия плодотворную идею и “открыть ее людям” – этим в ту пору занимались многие: и голландец Лауренс Янсзоон Костер, и итальянец Памфилио Кастальди, и чех Прокопий Вальдфогель... Пропаганда нового способа воспроизведения информации в середине XV в., да и много позднее, была делом нелегким и небезопасным. Все упомянутые выше новаторы занимались этим не за страх, а за совесть, и памятники, поставленные им в разных городах Европы, они заслужили. Однако, чтобы идея завоевала признание и вошла в производство, нужно было облечь ее в реальные технические формы. Это и сделал немецкий новатор Иоганн Гутенберг (ок. 1399–1468). Ему не следует приписывать ни изобретение печатного процесса, существовавшего еще в античном мире, ни создание наборной формы, предложенной в XI в. китайцем Би Шеном, ни даже конструирование отливной формы или типографского станка. Вместе с тем он с полным правом носит звание изобретателя книгопечатания. Ибо книгопечатание, как технический феномен, представляет собой идею красочного оттискивания с наборной формы, помноженную на совокупность десятков и сотен практических решений задач, возникающих в процессе реализации первичной идеи. Предложенные Гутенбергом решения были столь совершенны, а массовый спрос на книгу – столь большим, что в самый кратчайший срок, еще при жизни изобретателя, книгопечатание овладело умами и вышло на широкий простор всеобщего признания. Жизненный путь Иоганна Гутенберга известен нам по немногим сохранившимся в архивах документам. Будущий изобретатель родился в Майнце около 1399 г. Недавними исследованиями установлено, что учился он скорее всего в Эрфуртском университете. В 1434 г. мы встречаем будущего изобретателя в Страсбурге. Здесь в конце 1439 г. Гутенберг судится с двумя страсбуржцами – Йоргом и Клаусом Дритценами. Их брат Андрей был компаньоном Гутенберга по реализации какого-то изобретения. Когда он неожиданно скончался, братья стали домогаться, чтобы их приняли в дело и раскрыли тайну открытия. Гутенберг этого сделать не хотел и предпочитал вернуть пай Дритцена. О каком изобретении идет речь? В документах судебного процесса сказано об изготовлении зеркал. Но вместе с тем упоминается какой-то пресс и формы из свинца; пресс был изготовлен столяром Конрадом Заспахом. Ювелир Ганс Дюнне, выступавший свидетелем, рассказал, что он получил у Гутенберга 100 гульденов за то, “что относится к печатанию”10. Не исключено, что в Страсбурге и были предприняты первые опыты книгопечатания. Отметим, что ни на одном из ранних произведений типографского станка – от листовок-однолисток до многостраничной Библии – нет ни имени мастера, ни указаний на место и время издания. Принадлежность их Гутенбергу, установленная путем длительных и остроумных умозаключений, остается гипотетической. В 40-х и 50-х гг. XV в. из первой типографии выходит много брошюр и листовок. Эти календари и учебные пособия, которые иногда относят к более позднему времени и приписывают ученику изобретателя, быстро зачитывались и в полном виде неизвестны. Мы знаем о них благодаря тому, что попавшие в макулатуру листки пергамена из первых произведений печатного станка, были использованы переплетчиками для подклейки корешков и сторонок переплетных крышек. Оттуда их вот уже в течение двух столетий извлекают историки раннего книгопечатания. Немало фрагментов найдено советскими гутенберговедами. В 1937 г. киевский библиотекарь Борис Иванович Зданевич (1886–1966) обнаружил в переплете латинской Библии 1557 г. 10 листков из неведомого ранее издания Гутенберга “Провинциале Романум” – списка епархий римско-католической церкви. Николай Петрович Киселев (1884–1965) в 1961 г. описал фрагменты нескольких первопечатных учебников, среди которых и “О восьми частях речи” римского грамматика Элия Доната. Учебник этот Иоганн Гутенберг издавал неоднократно. Исследователи различают издания по шрифту и по количеству строк на полосе. Говорят, например, о 26-, 27-, 28-, 30-, 33- и 35-строчных “Донатах”. Среди других небольших первопечатных изданий назовем “Астрономический календарь” на 1448 г. (сейчас его датируют более поздним временем), “Турецкий календарь” на 1455 г., “Турецкую буллу” папы Каликста III от 29 июня 1455 г., различные индульгенции... 11 Крупнейшим изданием Иоганна Гутенберга была Библия, которая по числу строк на странице называется “42-строчной”. В книге 641 лист, или 1282 страницы. Ее обычно переплетали в два тома. Приступая к изданию этой колоссальной книги, Гутенберг взял в долг у богатого майнцского горожанина Иоганна Фуста 800 гульденов. Два года спустя он снова занял такую же сумму. Так как деньги не были возвращены в срок, заимодавец предъявил иск, требуя вернуть долг, который вместе с процентами составлял 2020 гульденов. Постановление суда не сохранилось, но, по-видимому, Гутенбергу пришлось отдать Фусту часть своей типографской мастерской и весь тираж 42-строчной Библии, которая вышла в свет около 1455 г. в Майнце без имени изобретателя. Полиграфическим способом воспроизведен лишь текст. Все элементы художественного убранства – орнаментика на полях, инициалы, киноварные рубрики воспроизведены вручную. Шрифт имитирует рукописный готический почерк. В нем много литер разного начертания для одних и тех же знаков. Всего же шрифт содержит 47 прописных и 243 строчных знака. В 1458–1460 гг., по-видимому в Бамберге, была напечатана другая Библия, которую по количеству строк на полосе называют “36-строчной”. Не исключено, что и это издание печатал Иоганн Гутенберг. Скупые источники рассказывают, что изобретатель книгопечатания под старость получил от архиепископа Адольфа Нассауского пенсию. Умер Иоганн Гутенберг 3 февраля 1468 г. В типографии Гутенберга, попавшей в руки Фуста, работал ученик изобретателя Петер Шеффер. Он был выдающимся каллиграфом и в 40-х гг. XV в. жил в Париже, работая писцом и рубрикатором. Шеф- фер женился на дочери Фуста и стал совладельцем типографии, из которой в 1457 г. выходит одно из прекраснейших изданий раннего книгопечатания – Псалтырь. Здесь впервые появляются выходные сведения, содержащие название книги, имена типографов, место и дату печатания. В Псалтыри мы находим и типографскую марку. Впоследствии такие марки станут одним из необходимых элементов оформления книги; встретим мы их и в краковских латинских и славянских инкунабулах. При этом в одной из них неожиданно повторится конфигурация типографского знака Фуста и Шеффера. В Псалтыри 1457 г. марка отпечатана с гравированной на дереве формы; это первый пример совместного использования набора и ксилографии12. Жемчужина Псалтыри 1457 г. – ее великолепные инициалы, которые, также впервые, были не нарисованы, а отпечатаны, причем не в один, а в два цвета – красный и синий. Шеффер же впервые применил печатание “враскат” – с постепенным переходом одного цвета в другой. Во фрагменте Псалтыри, который хранится в Научной библиотеке Московского государственного университета, одна из буквиц напечатана наполовину розовой краской, наполовину – голубой. Вторым после Майнца городом, узнавшим искусство книгопечатания, был Бамберг. Начинал здесь работать, по-видимому, сам Гутенберг. Шрифт его 36-строчной Библии попал к Альбрехту Пфистеру, который впервые ввел в книгу, отпечатанную с наборной формы, гравированную на дереве иллюстрацию. Ко времени возникновения первой польской типографии прошло не так уж много лет со дня начала книгопечатания в Европе. Краковские печатники могли видеть Иоганна Гутенберга, могли даже учиться у него. Изобретатель умер в феврале 1468 г.; книгопечатание в Польше началось всего 6–7 лет спустя. И все же у нас нет оснований возводить зарождение типографского дела в Польше к самому Гутенбергу. Времени прошло немного, но типографский станок за эти годы сумел распространится по многим городам и странам Европы. К 1475 г. типографии активно работали в Германии, Италии, Швейцарии, Нидерландах, Франции, Венгрии, Чехии, Испании, Бельгии... Среди германских городов, узнавших книгопечатание к середине 70-х гг. XV в., назовем Майнц, Бамберг, Страсбург, Кельн, Эльтвиль, Аугсбург, Нюрнберг, Шпейер, Эслинген, Ульм, Мариенталь. Любой из этих городов мог послужить первоисточником для знакомства пионеров краковского книгопечатания с основами полиграфической техники. Книгопечатание могло прийти в Краков также из Швейцарии или Италии, с которыми древняя столица Польши поддерживала теснейшие торговые и культурные связи. ^ 1.3. История развития гравюры и основные мастера XV – начала XVI вв.Технические истоки книгопечатания кроются в возникшей несколько ранее самостоятельной отрасли изобразительного искусства - гравюрой, с неизбежностью предполагавшей множественное воспроизведение. Как книгопечатание, так и гравюра немыслимы вне печатного процесса. Гравюра принадлежит столько же искусству, сколько и печатному делу13. Печатать – значит переносить красочный слой с некоторой формирующей поверхности на воспринимающую поверхность – бумагу, пергамен, ткань, какой-либо иной листовой материал. С помощью формирующей поверхности или, говоря проще, формы красочному слою придают определенную конфигурацию, повторяющую с определенной степенью точности оригинал – изображение или текст, которые мы хотим репродуцировать, воспроизвести. На первых порах форму получали, разделяя механическим путем в пространстве участки, которые должны воспринимать краску, от участков, которые этого делать не должны. Первые называют печатающими, а вторые – пробельными. Если сделать печатающие участки возвышенными, а пробельные – углубленными, мы получаем форму высокой, или типографской печати. Если же краску забить в углубления, а с возвышающихся участков тщательно ее стереть – получим форму глубокой печати. В дальнейшем полиграфия узнает другие методы формирования красочного изображения – химические, электростатические, электромагнитные... Но для нашей цели достаточно познакомиться с двумя упомянутыми видами формирующих поверхностей. С первой из них мы встретимся в виде гравюры на дереве, или ксилографии, а со второй – в виде углубленной гравюры на меди. Возникновение гравюры связано с ремёслами, где применялись процессы гравирования: ксилография — с резьбой, в т. ч. на досках для набойки, резцовая гоавюра — с ювелирным делом, офорт — с украшением оружия. Бумага — материал для оттисков — появилась в начале н.э. в Китае (где гравюра упоминается с VI — VII вв., а первая датированная гравюра относится к 868), а в Европе в средние века. Общественный интерес к гравюре с её тиражностью появился в Европе в началом эпохи Возрождения — с ростом самосознания личности, с расширившейся потребностью в распространении и индивидуальном восприятии идей. Тогда же определилось тяготение гравюры к обобщённости и символичности художеств, языка. Первые европейские ксилографии религиозного содержания, нередко раскрашенные от руки, появились на рубеже XIV — XV вв. в Эльзасе, Баварии, Чехии, Австрии («Св. Христофор», датированный 1423); затем в этой технике исполнялись сатирические и аллегорические листы, азбуки, календари. Около 1430 возникли «блочные» («ксилографические») книги, для которых изображение и текст вырезались на одной доске. Около 1461 напечатана первая наборная книга, иллюстрированная гравюрами на дереве; такие книги печатались в Кёльне, Майнце, Бамберге, Ульме, Нюрнберге, Базеле; во Франции часословы часто иллюстрировались выпуклыми гравюрами на металле. Немецкие и французские гравюры XV в. отличалась декоративностью, контрастами чёрного и белого, подчёркнутыми контурами, готической ломкостью штриха. К концу XV в. два направления книжной гравюры сложились в Италии: во Флоренции значительную, роль играл интерес к орнаменту, а Венеция и Верона тяготели к чёткости линий, трёхмерности пространства и пластичной монументальности фигур14. Резцовая гравюра возникла в 1440-х гг. в Южной Германии или Швейцарии («Мастер игральных карт»). В XV в. немецкие анонимные мастера и М. Шонгауэр использовали тонкую параллельную штриховку, нежную моделирующую светотень. В Италии А. Поллайоло и А. Мантенья применяли параллельную и перекрёстную штриховку, добиваясь объёмности, скульптурности форм, героичной монументальности образов. А. Дюрер завершил искания мастеров Возрождения, сочетая характерную для немецкой гравюры виртуозную тонкость штриха с присущей итальянцам пластичной активностью образов, наполненных глубоким философским смыслом; драматизм и лирика, героичные и жанровые мотивы появились и в ксилографиях по его рисункам. Гравюра послужила оружием острой социальной борьбы в Германии («летучие листки») и Нидерландах (гравюры круга П. Брейгеля Старшего).15 В начале XVI в. в Италии родилась репродукционная гравюра резцом, воспроизводящая живопись (М. Раймонди); как реакция на её обезличенную плавную штриховку, чётко выявляющую форму, развились офорт с его свободой штриха, эмоциональностью, живописностью, борьбой света и тени (А. Дюрер, А. Альтдорфер в Германии, У. Граф в Швейцарии, Пармиджанино в Италии) и «кьяроскуро» — цветная ксилография с обобщённой лепкой формы, близкими оттенками тона (У. да Карпи, Д. Беккафуми, А. да Тренто в Италии, Л. Кранах, X. Бургкмайр, X. Бальдунг Грин в Германии). Свободой и подчас драматичностью замысла выделялись резцовые гравюры нидерландца Луки Лейденского и француза Ж. Дюве16. В XVI в. книжная ксилография появляется в Чехии, России, Беларуси, Литве и на Украине в связи с издательской деятельностью Франциска Скорины.^ 1.4. Влияние западноевропейской культуры на гравюры Франциска Скорины„Тот, кто, стоя на площади св. Марка, не чувствует, что сердце его бьется сильнее, тот может позволить себя похоронить, ибо он мертв, безнадежно мертв", - записал в своем дневнике один из путешественников XIX века.17 Эти слова можно отнести и ко всей Венеции. Покоренный ее сияющей, солнечной красотой, молодой Дюрер в преддверии возвращения в родной Нюрнберг писал: „Как будет мне холодно без солнца".18 Имена прославленных венецианских живописцев Джентиле и Джованни Беллини, Карпаччо, Джорджоне, Тициана, Тинторетто и других художников известны всем; именно в Венеции живопись, выходя из-под опеки церкви, заговорила своим собственным языком цвета, колорита. Флорентийский скульптор Верроккьо в конце XV века создал здесь конный монумент в честь венецианского кондотьера Бартоломео Коллеони. После античного Марка Аврелия в Риме и донателловского Гаттамелаты в Падуе это, как выражались венецианцы, лучший „Cavallo" (конь) в мире. Лишь „Медный всадник" на берегах Невы (XVIII век) будет оспаривать первенство в совершенстве конных статуй. Скорина не мог оставить без внимания шедевры великих мастеров, вырабатывавшие высокие критерии в оценке произведений, формировавшие вкус, чувство пропорций, гармонии, понятие о совершенстве - все то, что необходимо и в специфическом книжном искусстве. Возможно, именно на родине Ренессанса зародилась мысль выпустить иллюстрированную „Библию руску". Этому, несомненно, способствовало широкое развитие здесь книгоиздания на различных языках. Огромный интерес к печатному делу в значительной мере был вызван гуманистическим движением, потребностью в распространении знаний, в книге. После Германии Италия стала второй страной, освоившей книгопечатание. В 1465 году оно не без помощи немецких печатников утвердилось в Субиако, вблизи Рима. Однако подлинно международные масштабы книгоиздание приняло в Венеции. Славившаяся своим флотом республика в достатке имела сырье. Корабельные снасти, обрывки парусов и старые рыбачьи сети перерабатывались на бумагу (важнейшая забота и самый большой расход печатников). Первый типографский станок в республике св. Марка в 1469 году установил немец Иоганн фон Шпейер. Его примеру последовали Венделин фон Шпейер (брат Иоганна),Глава 2. Европейская материальная культура и быт конца XV – XVI ст.^ 2.1 Общие тенденции развития науки и техникиЕвропейская история XVI — первой половины XVII в. при всем разнообразии локальных вариантов отмечена общностью поступательной тенденции развития, невозможной без глубоких преобразующих процессов во всех сферах — хозяйственно-организационной, духовной и социально-политической, без утверждения нового взгляда на устройство вселенной, сформировавшегося в атмосфере духовного климата Ренессанса и исканий гуманистической мысли, без совершенствования искусства кораблестроения, мореходства и навигации, картографирования, прогресса техни