История психологии: ее предмет и задачи
Психологическая наука и ее предмет. История психологии – это особая отрасль знания, имеющая собственный предмет. Его нельзя смешивать с предметом самой психологии как науки.
Научная психология изучает факты, механизмы и закономерности той формы жизни, которую обычно называют душевной или психической.
Каждый знает, что люди различаются по характеру, способности запоминать и мыслить, действовать мужественно или трусливо и т.п. Такие обыденные представления о различиях между людьми складываются у нас с малых лет и обогащаются по мере накопления жизненного опыта.
Иногда хорошим психологом называют писателя или судью, а то и просто того, кто лучше других разбирается в окружающих людях, в их вкусах, предпочтениях, мотивах их поступков. В этом случае под психологом разумеют знатока человеческих душ (независимо от того, читал ли он книги по психологии, обучался ли специальному анализу причин поведения или душевной смуты), т.е. здесь мы имеем дело с житейскими представлениями о психике.
Однако житейскую мудрость следует отличать от научного знания. Именно благодаря ему люди овладели атомом, космосом и компьютером, проникли в тайны математики, открыли законы физики и химии. И не случайно научная психология стоит в одном ряду с этими дисциплинами. Она взаимодействует с ними, но ее предмет неизмеримо сложнее, ибо сложнее человеческой психики нет ничего в известной нам Вселенной.
Каждая новая крупица научного знания о психике добывалась усилиями многих поколений исследователей природы и психической организации чело века, динамики его внутренней жизни. За теориями и фактами науки скрыта напряженная коллективная работа людей. Развитие принципов этой работы, переходы от одних ее форм к другим изучает история психологии.
Итак, у психологии один предмет, а у истории психологии – другой. Их непременно следует разграничивать.
Что же является предметом психологии? В самом общем определении – психика живых существ во всем многообразии ее проявлений. Но этим ответом нельзя удовлетвориться.
Следует объяснить, во-первых, какими признаками отличается психика от других явлений бытия, во-вторых, чем отличаются научные воззрения на нее от любых иных. Надо иметь в виду, что само представление о психике не оставалось одним и тем же во все времена. Многие столетия обнимаемые этим понятием явления обозначались словом «душа». Да и поныне это слово часто звучит, когда речь идет о психических качествах человека, при том не только тогда, когда, подчеркивая его положительные качества, говорят об его душевности. Мы увидим, что в истории психологии научный прогресс был достигнут, когда термин «душа» уступил место термину «сознание». Это оказалось не простой заменой слов, но настоящей революцией в понимании предмета психологии. Наряду с этим появилось понятие о бессознательной психике. Долгое время оно оставалось в тени, однако в конце прошлого столетия, приобретая власть над умами, опрокинуло привычные взгляды на всю структуру личности и на мотивы, которые движут ее поведением. Но и этим представление о сфере, изучаемой психологией как наукой, отличной от других, не ограничилось. Оно радикально изменилось за счет включения в круг явлений, подлежащих ее ведению, той формы жизни, которой дали имя «поведение». С этим вновь совершилась революция в исследовании предмета нашей науки. Уже это само по себе говорит о глубинных изменениях, которые претерпели воззрения на предмет психологии в попытках научной мысли им овладеть, отобразить его в понятиях, адекватных природе психики, найти методы освоения этой природы.
Всегда нужно различать объект познания и его предмет. Первый существует сам по себе, независимо от информированности о нем человеческих умов. Другое дело – предмет науки. Она его строит с помощью специальных средств, своих методов, теорий, категорий.
Психические явления объективно уникальны. Поэтому уникален и предмет изучающей их науки. В то же время их природа отличается изначальной включенностью в жизнедеятельность организма, в работу центральной нервной системы, с одной стороны, в систему отношений их носителя, субъекта, с социальным миром – с другой. Естественно поэтому, что любая попытка освоить предметную область психологии включала наряду с изучением то го, что испытывает субъект, его зримые и незримые зависимости от природных (включая жизнь организма) и социальных факторов (различных форм взаимоотношений индивида с другими людьми). Когда изменялись взгляды на организм и на общество, тогда новым содержанием обогащались и научные данные о психике.
Стало быть, чтобы познать предмет психологии, нельзя ограничиться тем обширным кругом явлений, которые знакомы каждому из собственных переживаний и наблюдений за окружающими, из своего психологического опыта.
Человек, никогда не изучавший физику, тем не менее, в практике своей жизни познает и различает физические свойства вещей, их твердость, горю честь и т. д. Равным образом, не изучая психологии, человек способен разбираться в психическом облике своих ближних. Но, подобно тому, как наука раскрывает перед ним устройство и законы физического мира, она просвечивает своими понятия ми тайны психического мира, позволяет проникнуть в законы, которые им правят. Шаг за шагом их осваивала пытливая научная мысль, передавая крупицы добытых ею истин новым энтузиастам. Уже это само по себе говорит нам, что предмет науки историчен. И эта история вовсе не оборвалась на сегодняшних рубежах.
Вот почему знание о предмете психологии не возможно без выяснения его «биографии», без воссоздания «драмы идей», в которой были задействованы и величайшие умы человечества, и скромные труженики науки.
Поскольку мы затронули вопрос, касающийся отличия житейской мудрости от научного знания, следует хотя бы кратко оценить специфику последнего.
Теоретическое и эмпирическое знание. Научное знание принято делить на теоретическое и эмпирическое. Слово «теория» греческого происхождения. Оно означает систематически изложенное об общение, позволяющее объяснять и предсказывать явления. Обобщение соотносится с данными опыта, или (опять же по-гречески) эмпирии, т.е. наблюдений и экспериментов, требующих прямого контакта с изучаемыми объектами.
Зримое благодаря теории «умственными очами» способно дать верную картину действительности, тогда как эмпирические свидетельства органов чувств — иллюзорную.
Об этом говорит вечно поучительный пример вращения Земли вокруг Солнца. А.С.Пушкин в стихотворении «Движение», описывая спор отрицавшего движение софиста Зенона с киником Диогеном, занял сторону первого.
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить:
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день прея нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.
Зенон в своей известной апории «стадия» обнажил проблему противоречия между данными наблюдения (самоочевидным фактом движения) и возникающей теоретической трудностью. Прежде чем пройти стадию (мера длины), требуется пройти ее половину, но прежде этого – половину половины и т.д., т.е. невозможно коснуться бесконечного количества точек пространства в конечное время.
Опровергая эту апорию молча, простым движением, Диоген игнорировал Зенонов парадокс. Пушкин же, выступив на стороне Зенона, подчеркнул великое преимущество теории напоминанием об «упрямом Галилее», благодаря которому за видимой, обманчивой картиной мира открылась истинная.
В то же время эта истинная картина, противоречащая чувственному опыту, была создана исходя из его показаний, поскольку использовались наблюдения перемещений Солнца по небосводу.
Здесь выступает еще один решающий признак научного знания – его опосредованность. Оно строится посредством присущих науке интеллектуальных операций, структур и методов. Это целиком относится к научным представлениям о психике.
На первый взгляд, ни о чем субъект не имеет столь достоверных сведений, как о фактах своей душевной жизни (ведь «чужая душа – потемки»). Причем та кого мнения придерживались и некоторые ученые, согласно которым психологию отличает от других дисциплин субъективный метод, или интроспекция («смотрение внутрь»), особое «внутреннее зрение», позволяющее человеку выделить элементы, из которых образуется структура сознания.
Однако прогресс психологии показал, что когда эта наука имеет дело с явлениями сознания, достоверное знание о них достигается благодаря объективному методу. Именно он дает возможность кос венным, опосредованным путем преобразовать знания об испытываемых индивидом состояниях из субъективных феноменов в факты науки. Сами по себе свидетельства самонаблюдения, самоотчеты личности о своих ощущениях, переживаниях и т.п. «сырой» материал, который только благодаря обработке аппаратом науки становится ее эмпирией. Этим научный факт отличается от житейского.
Сила теоретической абстракции и обобщений рационально осмысленной эмпирии открывает закономерную причинную связь явлений.
В отношении наук о физическом мире это для всех очевидно. Опора на изученные законы этого мира позволяет предвосхищать грядущие явления, например нерукотворные солнечные затмения и эффекты производимых людьми ядерных взрывов.
Конечно, психологии по своим теоретическим достижениям и практике изменения жизни далеко до физики. Изучаемые ею явления неизмеримо превосходят физические по своей сложности и трудности их познания. Физик А.Эйнштейн, знакомясь с опытами психолога Ж. Пиаже, заметил, что изучение физических проблем – детская игра сравнительно с загадками детской игры.
Тем не менее, и о детской игре, как особой форме человеческого поведения, отличной от игр животных (в свою очередь, любопытного феномена), психология знает теперь немало. Изучая детскую игру, она открыла ряд факторов и механизмов, касающихся закономерностей интеллектуального и нравственного развития личности, мотивов ее ролевых реакций, динамики социального восприятия.
Простое, всем понятное слово «игра» – крошечная вершина гигантского айсберга душевной жизни, сопряженной с глубинными социальными процессами, историей культуры, «излучениями» таинственной человеческой природы.
Сложились различные теории игры, объясняющие посредством методов научного наблюдения и эксперимента ее многообразные проявления. От теории и эмпирии протянулись нити к практике, прежде всего педагогической (но не только к ней).
В кругу взаимосвязи теории, эмпирии и практики строится новое предметное знание. В его построении обычно незримо представлены философские, методологические установки исследователей. Это касается всех наук, применительно же к психологии связь с философией являлась особенно тесной. Более того, до середины прошлого века в психологии неизменно видели один из разделов философии. По этому печать конфронтации философских школ лежит на конкретных учениях о психической жизни. Издавна ее естественнонаучным, материалистическим объяснениям противостояли идеалистические, ратовавшие за версию о духе как первоначале бытия. Зачастую идеализм соединял научное знание с религиозными верованиями. Но религия является отличной от науки сферой культуры, имеющей свой образ мысли, свои нормы и принципы. Смешивать их не следует.
Вместе с тем ошибочно было бы считать психологические учения, созданные в русле идеалистической философии, враждебными науке. Мы увидим, сколь важную роль в прогрессе психологического познания сыграли идеалистические системы Платона, Лейбница, других философов, исповедовавших вер сию о природе душевных явлений, несовместимую с естественнонаучной картиной мира. Поскольку же этими явлениями поглощены различные формы культуры – не только религия, философия, наука, но так же искусство, причем каждая из этих форм испытывает свою историческую судьбу, то, обращаясь к истории психологии, надо определить критерии, на которые следует ориентироваться в этой области исследований, чтобы реконструировать ее собственную летопись.
Предмет истории психологии. История науки – особая область знания. Ее предмет существенно иной, чем предмет той науки, развитие которой она изучает.
Следует иметь в виду, что об истории науки можно говорить в двух смыслах. История – это реально совершающийся во времени и пространстве процесс. Он идет своим чередом независимо от того, каких взглядов на него придерживаются те или иные индивиды. Это же относится и к развитию науки. Как непременный компонент культуры, она возникает и изменяется безотносительно к тому, какие мнения по поводу этого развития высказывают различные исследователи в различные эпохи и в различных странах.
Применительно к психологии веками рождались и сменяли друг друга представления о душе, сознании, поведении. Воссоздать правдивую картину этой смены, выявить, от чего она зависела, и призвана история психологии.
Психология как наука изучает факты, механизмы и закономерности психической жизни. История же психологии описывает и объясняет, как эти факты и законы открывались (порой в мучительных поисках истины) человеческому уму.
Итак, если предметом психологии является одна реальность, а именно реальность ощущений и восприятий, памяти и воли, эмоций и характера, то предметом истории психологии служит другая реальность, а именно – деятельность людей, занятых познанием психического мира.
Научная деятельность в трех аспектах. Эта деятельность совершается в системе трех главных координат: когнитивной, социальной и личностной. Поэтому можно сказать, что научная деятельность в качестве целостной системы трехаспектна.
Логика развития науки. Когнитивный аппарат выражен во внутренних познавательных ресурсах науки. Поскольку наука – это производство нового знания, они изменялись, совершенствовались. Эти средства образуют интеллектуальные структуры, которые можно назвать строем мышления. Смена одного строя мышления другим происходит закономерно. Поэтому говорят об органическом росте знания, о том, что его история подвластна определенной логике. Никакая другая дисциплина, кроме истории психологии, эту логику, эту закономерность не изучает.
Так, в XVII веке сложилось представление об организме как своего рода машине, которая работает подобно помпе, перекачивающей жидкость. Прежде считалось, что действиями организма управляет душа – незримая бестелесная сила. Апелляция к бестелесным силам, правящим телом, была в научном смысле бесперспективной.
Это можно пояснить следующим сравнением. Когда в прошлом веке был изобретен локомотив, группе немецких крестьян (как вспоминает один философ) объяснили его механизм, сущность его работы. Выслушав внимательно, они заявили: «И все же в нем сидит лошадь». Раз в нем сидит лошадь, значит – все ясно. Сама лошадь в объяснении не нуждается. Точно так же обстояло дело и с теми учениями, которые относили действия чело века за счет души. Если душа управляет мыслями и поступками, то все ясно. Сама душа в объяснении не нуждается.
Прогресс же научного знания заключался в поиске и открытии реальных причин, доступных проверке опытом и логическим анализом. Научное знание – это знание причин явлений, факторов (детерминант), которые их порождают, что относится ко всем наукам, в том числе и к психологии. Если вернуться к упомянутой научной революции, когда тело было освобождено от влияния души и стало объясняться по образу и подобию работающей машины, то это произвело переворот в мышлении. Результатом же явились открытия, на которых базируется современная наука. Так, французский мыслитель Р.Декарт открыл механизм рефлекса. Не случайно наш великий соотечественник И.П.Павлов поставил около своей лаборатории бюст Декарта.
Причинный анализ явлений принято называть детерминистским (от лат. «детермино» – определяю). Детерминизм Декарта и его последователей был механистическим. Реакция зрачка на свет, отдергивание руки от горячего предмета и другие реакции организма, которые прежде ставились в зависимость от души, отныне объяснялись воздействием внешнего импульса на нервную систему и ее ответным действием. Данной же схемой объяснялись простейшие чувства (зависящие от состояния организма), простейшие ассоциации (связи между различными впечатлениями) и другие функции организма, относимые к разряду психических.
Такой строй мышления царил до середины XIX века. В этот период в развитии научной мысли произошли новые революционные сдвиги. Учение Дар вина коренным образом изменило объяснение жизни организма. Оно доказало зависимость всех функций (в том числе психических) от наследственности, изменчивости и приспособления (адаптации) к внешней среде. Это был биологический детерминизм, который пришел на смену механистическому.
Согласно Дарвину, естественный отбор безжалостно истребляет все, что не способствует выживанию организма. Из этого следовало, что и психика не могла бы возникнуть и развиться, если бы не имела реальной ценности в борьбе за существование. Но ее реальность можно было понимать по-разному. Можно было трактовать психику как исчерпывающе объяснимую теми же причинами (детерминантами), которые правят всеми другими биологическими процессами. Но можно предположить, что она этими детерминантами не исчерпывается. Прогресс науки привел ко второму выводу.
Изучение деятельности органов чувств, скорости психических процессов, ассоциаций, чувствований и мышечных реакций, основанное на эксперименте и количественном измерении, позволило открыть особую психическую причинность. Тогда и возникла психология как самостоятельная наука.
Крупные изменения в строе мышления о психических явлениях произошли под влиянием социологии (К.Маркс, Э.Дюркгейм). Изучение зависимости этих явлений от общественного бытия и общественного сознания существенно обогатило психологию. В середине XX века к новым идеям и открытиям привел стиль мышления, который условно можно на звать информационно-кибернетическим (поскольку он отразил влияние нового научного направления кибернетики, с ее понятиями об информации, саморегуляции поведения системы, обратной связи, программировании).
Стало быть, имеется определенная последовательность в смене стилей научного мышления. Каждый стиль определяет типичную для данной эпохи кар тину психической жизни. Закономерности этой смены (преобразования одних понятий, категорий, интеллектуальных структур в другие) изучаются историей науки, и только ею одной. Такова ее первая уникальная задача.
Вторая задача, которую призвана решать история психологии, заключается в том, чтобы раскрыть взаимосвязь психологии с другими науками. Физик Макс Планк писал, что наука представляет собой внутренне единое целое; ее разделение на отдельные отрасли обусловлено не столько природой вещей, сколько ограниченностью способности человеческого познания. В действительности существует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, которая ни в одном месте не может быть разорвана, разве лишь по произволу.
Изучение истории психологии позволяет уяснить ее роль в великой семье наук и обстоятельства, под влиянием которых она изменялась. Дело в том, что не только психология зависела от достижений других наук, но и эти последние – будь то биология или социология – изменялись в зависимости от ин формации, которая добывалась благодаря изучению различных сторон психического мира. Изменение знаний об этом мире совершается закономерно. Конечно, здесь перед нами особая закономерность; ее нельзя смешивать с логикой, изучающей правила и формы любых видов умственной работы. Речь идет о логике развития, то есть об имеющих свои законы преобразованиях научных структур (таких, например, как названный стиль мышления).
Общение – координата науки как деятельности. Когнитивный аспект неотделим от коммуникативного, от общения людей науки как важнейшего проявления социальности.
Говоря о социальной обусловленности жизни науки, следует различать несколько ее сторон. Особенности общественного развития в конкретную эпоху преломляются сквозь призму деятельности научного сообщества, имеющего свои нормы и эталоны. В нем когнитивное неотделимо от коммуникативного, познание – от общения. Когда речь идет не только о сходном осмыслении терминов (без чего обмен идей невозможен), но об их преобразовании (ибо именно оно совершается в научном исследовании как форме творчества), общение выполняет особую функцию. Оно становится креативным.
Общение ученых не исчерпывает простой обмен ин формацией. Бернард Шоу писал: «Если у вас яблоко и у меня яблоко, и мы обмениваемся ими, то остаемся при своих – у каждого по яблоку. Но если у каждого из нас по одной идее и мы передаем их друг другу, то ситуация меняется. Каждый сразу же становится богаче, а именно – обладателем двух идей».
Эта наглядная картина преимуществ интеллектуального общения не учитывает главной ценности общения в науке как творческом процессе, в котором возникает «третье яблоко» – когда при столкновении идей происходит «вспышка гения».
Если общение выступает в качестве непременно го фактора познания, то информация, возникшая в научном общении, не может интерпретироваться только как продукт усилий индивидуального ума. Она порождается пересечением линий мысли, идущих из многих источников.
Реальное же движение научного познания вы ступает в форме диалогов, порой весьма напряженных, простирающихся во времени и пространстве. Ведь исследователь задает вопросы не только при роде, но также другим ее испытателям, ища в их ответах приемлемую информацию, без которой не может возникнуть его собственное решение. Это побуждает подчеркнуть важный момент. Не следует, как это обычно делается, ограничиваться указанием на то, что значение термина (или высказывания) само по себе «немо» и сообщает нечто существенное только в целостном контексте всей теории. Такой вывод лишь частично верен, ибо не явно предполагает, что теория представляет собой нечто относительно замкнутое.
Конечно, термин «ощущение», к примеру, лишен исторической достоверности вне контекста конкретной теории, смена постулатов которой меняет и его значение. В теории В.Вундта, скажем, ощущение означало элемент сознания, в теории И.М.Сеченова оно понималось как чувствование-сигнал, в функциональной школе – как сенсорная функция, в современной когнитивной психологии – как момент перцептивного цикла и т.д. и т.п.
Различное видение и объяснение одного и того же психического феномена определялось «сеткой» тех понятий, из которых сплетались различные теории. Можно ли, однако, ограничиться внутритеоретическими связями понятия, чтобы раскрыть его содержание? Дело в том, что теория работает не иначе, как сталкиваясь с другими, «выясняя отношения» с ними. (Так, функциональная психология опровергала установки вундтовской школы, Сеченов дискутировал с интроспекционизмом и т. п.) Поэтому значимые компоненты теории неотвратимо несут печать этих взаимодействий.
Язык, имея собственную структуру, живет, пока он применяется, пока он вовлечен в конкретные Peчевые ситуации, в круговорот высказываний, природа которых диалогична. Динамика и смысл высказываний не могут быть «опознаны» по структуре языка, его синтаксису и словарю.
Нечто подобное мы наблюдаем и в отношении языка науки. Недостаточно воссоздать его предметно-логический словарь и «синтаксис», чтобы рассмотреть науку как деятельность. Следует соотнести эти структуры с «коммуникативными сетями», актами общения как стимуляторами преобразования знания, рождения новых проблем и идей.
Если И.П.Павлов отказался от субъективно-психологического объяснения реакций животного, перейдя к объективно-психологическому (о чем оповестил в 1903 году Международный конгресс в Мадриде), то произошло это в ответ на запросы логики развития науки, где эта тенденция наметилась по всему исследовательскому фронту. Совершился такой поворот, как свидетельствовал сам ученый, после «нелегкой умственной борьбы». И была эта борьба, как достоверно известно, не только с самим собой, но и в ожесточенных спорах с ближайшими сотрудниками.
Если В.Джемс, патриарх американской психологии, прославившийся книгой, где излагалось учение о сознании, выступил в 1905 году на Международном психологическом конгрессе в Риме с докладом «Существует ли сознание?», то сомнения, которые он тогда выразил, были плодом дискуссий – предвестников появления бихевиоризма, объявившего со знание своего рода пережитком времен алхимии и схоластики.
Свой классический труд «Мышление и речь» Л.С.Выготский предваряет указанием, что книга представляет собой результат почти десятилетней работы автора и его сотрудников, что многое, считавшееся вначале правильным, оказалось прямым заблуждением.
Выготский подчеркивал, что он подверг критике Ж.Пиаже и В.Штерна. Но он критиковал и самого себя, замыслы своей группы (в которой выделялся покончивший с собой в возрасте около 20 лет Л.С.Сахаров, имя которого сохранилось в модифицированной им методике Аха). Впоследствии Выготский признал, в чем заключался просчет: «В старых работах мы игнорировали то, что знаку присуще значение». Переход от знака к значению совершился в диалогах, изменивших исследовательскую программу Выготского, а тем самым и облик его школы.
Личность ученого. Нами были рассмотрены две координаты науки как системы деятельности – когнитивная (воплощенная в логике ее развития) и коммуникативная (воплощенная в динамике общения). Они не отделимы от третьей координаты – личностной. Творческая мысль ученого движется в пределах «познавательных сетей» и «сетей общения». Но она является самостоятельной величиной, без активности которой развитие науки было бы чудом, а общение невозможно.
Коллективность исследовательского труда приобретает различные формы. Одной из них является научная школа. Понятие о ней неоднозначно, и под ее именем фигурируют различные типологические фор мы. Среди них выделяются: а) научно-образовательная школа; б) школа – исследовательский коллектив; в) школа как направление в определенной области знаний. Наука в качестве деятельности – это производство не только идей, но и людей. Без этого не было бы эстафеты знаний, передачи традиций, а тем самым и новаторства. Ведь каждый новый прорыв в непознанное возможен не иначе, как благодаря предшествующему (даже если последний опровергается).
Наряду с личным вкладом ученого социокультурная значимость его творчества оценивается и по критерию создания им школы. Так, говоря о роли И.М.Сеченова, его ближайший ученик М.Н.Шатерников отмечал в качестве его главной заслуги то, что он с выдающимся успехом сумел привлечь молодежь к самостоятельной разработке научных вопросов и тем положил начало русской физиологической школе.
Здесь подчеркивается деятельность Сеченова как учителя, сформировавшего у тех, кому посчастливилось пройти его школу (на лекциях и в лаборатории), умения самостоятельно разрабатывать свои проекты, отличные от сеченовских. Но отец русской физиологии и объективной психологии создал не только научно-образовательную школу. В один из периодов своей работы – и можно точно указать те не сколько лет, когда это происходило, – он руководил группой учеников, образовавших школу как исследовательский коллектив.
Такого типа школа представляет особый интерес для анализа процесса научного творчества. Ибо именно в этих обстоятельствах обнаруживается решающее значение исследовательской программы в управлении этим процессом. Программа является величайшим творением личности ученого. В ней прозревается результат, который в случае ее успешного исполнения явится миру в образе открытия, позволяющего вписать имя автора в летопись научных достижений.
Разработка программы предполагает осознание ее творцом проблемной ситуации, созданной (не только для него, но для всего научного сообщества) логикой развития науки и наличием орудий, оперируя которыми, можно было бы найти решение.
Научные школы – будь то исследовательская группа, будь то направление в науке – не являются изолированными образованиями. Они входят в научное сообщество данной эпохи, которое сплочено своими нормами и принципами. Иногда эту сплоченность обозначают термином «парадигма» (образец, правило, пример), который указывает на те задачи и методы их решения, которые сообщество ученых считает обязательными для всех, кто в него входит. Парадигма объединяет когнитивное и социальное. На нее ориентируется в своей деятельности отдельный ученый; но он не является простым исполнителем тех правил, которые она предписывает. Изучение личностных качеств ученого позволяет проникнуть в лабораторию творчества, проследить генезис и развитие новых замыслов и идей.
Задачи истории психологии. Перечислим главные задачи истории психологии как особой отрасли знания.
Имеется определенная последовательность в смене основных «формаций» научного мышления (его стилей и структур): каждая «формация» определяет типичную для данной эпохи кар тину психической жизни. Закономерности этой смены (преобразования одних категорий и понятий в другие) изучаются историей психологии и только ею одной. Отсюда ее первая уникальная задача: изучить закономерности развития знаний о психике. Вторая задача – раскрыть взаимосвязь психологии с другими науками, от которых зависят ее достижения. Третья задача – выяснить зависимость зарождения и восприятия знаний от социокультурного контекста, от идеологических влияний на научное творчество, т. е. от запросов общества (ибо наука – не изолированная система и призвана отвечать на эти запросы). И, наконец, четвертая задача – изучить роль личности, ее индивидуального пути в становлении самой науки.
Список литературы
М.Г.Ярошевский. История психологии: ее предмет и задачи