ФЕДЕРАЛЬНОЕАГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
Государственноеобразовательное учреждение
высшегопрофессионального образования
«ГОСУДАРСТВЕННЫЙУНИВЕРСИТЕТ УПРАВЛЕНИЯ»ИНСТИТУТ ЗАОЧНОГО ОБУЧЕНИЯ
Институт государственногои муниципального управления
Кафедра историии политологииРЕФЕРАТ
по дисциплине«Внешняя политика России: история и современность»
вариант(тема) № 7.
Доктрина“Москва — Третий Рим”: суть и влияние
Выполнила студентка
заочной формы обучения
специальности 080507 Менеджменторганизации
специализации Управление проектом
I курса группы
№ студенческого билета
(зачетной книжки) _______________ Саша
Проверил преподаватель
исторических технических наук, доцент___________ С. П. Костриков Москва – 2009
ПЛАН
Введение
1. Суть доктрины и влияние на формирование внешней политики России
1.1 Источники доктрины
1.2 Суть доктрины
2. Влияние доктрины на формирование внешней политики
2.1 Доктрина «Москва – Третий Рим» в общественной иполитической жизни Руси конца XV- XVIII веков
2.2 Доктрина «Москва — Третий Рим» в общественной иполитической жизни Руси XIX – начала XX веков.
Заключение.
Литература
ВВЕДЕНИЕ
Концепция «Москва — Третий Рим» и ее конкретно-историческое воплощение — популярная тема новейшихисторических и культурологических работ.
Актуальность нашей работы доказывает то, что даннаяконцепция многими историками, культурологами и политическими деятелямисчитается одной из самых знаковых и определяющих в истории Российскогогосударства. Идея «Москва- Третий Рим» является смысловой основой мессианскойконцепции образования Русского централизованного государства, в значительнойстепени определившей мессианское направление данного процесса и проблематикуего развития.
Значимость разработки данной темы в нашейработе видится в том, что текущие процессы глобализации и интеграции во всеммире выдвигают на передний план страны, имеющие культурологическое«превосходство» и традиции преемственности с другими странами, сохраняемых,развиваемых в политике и культуре своего народа. Следует также отметить, что этаконцепция направила и поддержала интеграционные процессы становления русскойгосударственности и помогла сохранить Россию как единую суверенную страну.Также на многие годы была сформирована концепция внешней политики русскогогосударства как гордой и сильной державы, противостоящей угрозам внешнего мирав попытке сохранить и преумножить материальные и духовные богатства страны.
Не стоит забывать и окультурологическом эффекте принятия и популяризации концепции «Москва — ТретийРим»: с ее помощью был создан образ духовной державы, последнего оплотахристианского мира, что возвысило Россию и поставило ее в один ряд с такимиевропейскими культурами и странами, как античная Греция, Италия.
Таким образом, целью данногоисследования становится выявление влияния концепции «Москва — Третий Рим» наформирование внешней политики России в историческом контексте. Для этогонеобходимо выполнить ряд задач:
· раскрыть сутьсамой концепции, отследить источники ее возникновения;
· показать эволюциюидеи от религиозной к общественно-политической;
· выявитьпоследствия влияния этой доктрины на формирование внешней политики России.
Для написания данной работы былииспользованы научные и периодические издания таких авторов, как: Кожинов В.В.,Карпец В.И., Новикова Л.И., Соловьева В.С. Особенно хочется отметить трудпоследнего — «Византизм и Россия», где автор подчеркивает культурологические иполитические параллели и корреляции в государственности России, показываявзаимосвязь и взаимовлияние идейно-политических парадигм на культурнуюатмосферу России и наоборот.
1. СУТЬ ДОКТРИНЫ И ВЛИЯНИЕ НАФОРМИРОВАНИЕ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ
Возникновение концепции «Москва — Третий Рим» обычно связывают с именем старца псковского Елизарова монастыряФилофея. Как ныне считается, старец Филофей родился около 1465 года и скончалсяв 1542 году. В. Кожинов в своей книге «История Руси и русского слова» отмечает,что как псковитянин Филофей испытывал духовное воздействие близкого кпреподобному Иосифу Волоцкому святителя Геннадия, который в 1484 — 1504 годахбыл архиепископом Новгородским и Псковским.[1]
Действительно, Филофей в своих посланиях великомукнязю Московскому Василию Ивановичу, царскому дьяку М.Г.Мунехину и царю ИвануВасильевичу сформулировал и обосновал доктрину «Москва – Третий Рим» всоответствии с господствовавшим в то время миропониманием и духовными запросамиобщества. Первоначально идея превращения Москвы в третий Рим относилась нестолько к ее политическому могуществу, сколько к предназначению русскогогосударства быть убежищем «истинного христианства». Однако оченьскоро у нее появился и новый смысл, произошло своеобразное смещение акцентов — с религиозного провиденциализма в сторону идейно-политического обоснованиявозвышения Москвы как державы.
Филофей писал царю:
«Храни и внимайблагочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, чтодва Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать».[2]
Таково, по мнению Филофея, «настоящее» и«будущее» русского государства, а с ним и церкви. Эта формулировка истала классическим выражением концепции «Москва — Третий Рим».
Следует отметить, чтоидея Филофея объединила в себе черты весьма распространенной во всеххристианских странах теории «Длящегося Рима», утверждавшейнескончаемость Римской державы вплоть до завершения земной истории. В той илииной степени стремление заявить об идентичности своего государства с«римским царством» находит отголоски в общественной мысли разных народовзападной и восточной Европы. На Руси глашатаем этой идеи были русские книжникииз рядов иосифлян, занявшие к началу 20-х годов XVI века господствующееположение в русской церкви и официальной идеологии. В развитие идей иосифлянформулировка Филофея вычленяла в теории «Длящегося Рима» новыйаспект, связывающий роль Русского централизованного государства какединственной опоры православия со всемирно-историческим процессом.
В обозначенной Филофеемформуле были объединены и выражены, таким образом, две фундаментальные идеи: 1)преемства царств и 2) богоизбранности русского народа. Обе они давалиприемлемое для своего времени объяснение истории и обоснование возвышенияМосквы, ее мессианской роли в будущем.
Современный русский историк Р.Г. Скрынников[3]отвергает предположение, что официальное признание доктрины «Москва — ТретийРим» следует трактовать как выражение Москвой претензии на роль центра новоймировой империи, преемницы древнего Рима и Византии. С его точки зрения,поражение в Ливонской войне так ослабило Московское государство, что оно моглодумать только о защите своих границ и возвращении утраченных русскихтерриторий. Он отвергает также предположение, что русская церковь могла в этовремя претендовать на руководство всемирной православной церковью. Доктрина«Москва — Третий Рим», пишет Р.Г. Скрынников, «выражала преимущественностремление ликвидировать неполноправное положение Москвы по отношению к другимцентрам православия… Отразило новое соотношение сил внутри вселенскойправославной церкви».
Побежденная на полебитвы, разоренная войной и опричной политикой, переживавшая острый социальныйконфликт Москва в конце XVI в. не могла претендовать на мировую империю и рольглавы всемирного православия, но доктрина «Третьего Рима» не была тактическимтребованием сиюминутной политики. Она выражала глубокое убеждение висторической, Божественной, миссии, представляя собой могучий духовный стимул,игравший важнейшую роль в будущем страны.[4]
1.1 Источники доктрины
Доктрина «Москва — Третий Рим» возникла не сразу: она имела «скрытый» период своегоразвития с XV по конец XVI в.
В 1453 г. Константинополь пал под натиском турок и патриарх константинопольский оказался вгосударственной зависимости от мусульманского султана. На Руси весьмаопределенно связывали победу турок над Византией с принятием греками унии;потеря государственной независимости — это Божья кара, наказание за изменуправославию. Освободившееся место византийского императора в историософскомсознании начинает занимать русский государь, который начинает восприниматься потой же модели, по какой традиционно воспринимался цесарь. Отсюда в первуюочередь наименование: царем и самодержцем более или менее последовательноназываются русские государи, начиная с
Василия II.
В 1473 г. Иван III вступил в брак с последней византийской принцессой Софией Палеолог. Именно тогдаМосква приняла в качестве государственного герба византийского двуглавого орла.
Окончательноеосвобождение русского народа от татаро-монгольского ига в 1480 г. поставило уже напрямую перед Московским государством вопрос об осмыслении своегоисторического бытия и предназначения. Исторические события определеннопротивопоставляли исторические судьбы двух великих православных держав: в товремя как в Византии мусульманство торжествует над православием, на Русиправославие одерживает долгожданную победу над мусульманством. Именно тогда-тобыла трансплантирована из Византии и нашла у нас почву богословская мысль о«третьем Риме».
Около 1523 г псковский монах, старец Спасо-Елеазаровской обители Филофей адресовал дьяку М.Г.Мисюрю-Мунехину (ум. в 1528 г.), эмиссару великого князя московского во Пскове,«Послание на звездочетцев». На основании этого сочинения в первойполовине XVI в. составляются поучения, обращенные к государю (Василию III илиИвану IV) где говорится о роли русского государства во всемирно-историческомпроцессе; эти поучения также приписываются Филофею. Здесь говорится:«Старого убо Рима Церковь падоша неверием Аполинариевой ереси, ВторогоРима — Константинова града Церковь агаряне секирами и оскордами разсекоша. Сияже ныне Третьяго нового Рима державного твоего царствия святая соборнаяапостольская Церковь во всей поднебесной паче солнца светился… Ведай ивнимай, благочестивый царь (!), что все царства православной христианской верыснидошася в твое единое царство. Един ты во всей поднебесной христианомцарь». Послание увенчано главной мыслью: «Два убо Рима падоша, аТретий (Москва) стоит, а четвертому — не быти».[5]
Б.А. Успенский писал, чтодоктрина «Москва — Третий Рим» получила в России и космологическое, иисторическое обоснование, в связи с чем в ней совместились представления оцикличном и линейном времени: наряду с последовательным развитием событийпроисходит возвращение к тому, что уже было, в рамках нового временного цикла.И в «Изложении пасхалии» Симона, и в «Послании назвездочетцев» Филофея проблемы времени занимают важное место. Языческомупредставлению о времени, которое проявлялось, например, в астрологическихпредсказаниях, Филофей противопоставляет идею провиденциализма. Движениевремени, а, следовательно, и история зависят от Бога, а не от звезд. Апоскольку «Третий Рим» мыслится как последнее земное царство, Москвазавершает собой человеческую историю и непосредственно предшествует осуществлениюЦарствия Небесного, когда «времени уже не будет». В этом такжеследует усмотреть связь с эсхатологическими и мессианскими настроениями,изначально присутствовавшими в доктрине «Москва — Третий Рим».[6]
1.2 Суть доктрины«Москва – Третий Рим»
По словам С.А.Зеньковского[7], теорию Филофеяхарактеризуют полный провиденциализм и эсхатологизм. Всё в истории будет так,как это угодно Господу и как это предвещали пророки. Историческое существованиемира ограничено во времени, Русское царство будет последним царством в историии с концом Руси придет конец всему миру. Таким образом, учение о Третьем Римебыло пронизано эсхатологическими настроениями, верой в близкую кончину мира.
Говоря об упадке религиозно-нравственногосостояния мира и, в частности, русского общества, где «добрых дел оскудение инеправда умножишася», Филофей связывает это с пророческими предсказаниями опоследних временах и советует каждому озаботиться спасением своей души. Обращаяськ русскому царю, Филофей говорит ему об ответственности монарха за охрануПравославия, просит его позаботиться об искоренении пороков в своемгосударстве, так как они могут сократить срок бытия последнего Рима (а значит,и всей вселенной), подобно тому, как погибла Византия. «Совращение России спути добродетели и чистоты веры угрожает благосостоянию целого человечества, еёпадение — гибель вселенной».
Учение Филофея вначалерассматривалось как религиозно-философская теория, не связанная с политическимиамбициями, с претензиями Московского государства на господство над другимистранами. Царская власть призывалась хранить Православие в его последнейстолице. Поэтому попытки истолковать доктрину «Москва — Третий Рим» каквыражение духа национальной исключительности и гордыни, как имперскую идею,следует считать неверными. Подобная интерпретация возникла лишь в позднейшеевремя, в частности, в трудах антистарообрядческих полемистов, пытавшихсяобъяснить причины раскола самовозвеличиванием русского народа перед другимиправославными странами.
Важное значение дляпоследующей истории имел состоявшийся в 1551 году при царе Иване IV Грозном имитрополите Макарии Стоглавый собор, получивший своё название от ответов напоставленные царем вопросы, разделенные на сто глав. Собор ставил перед собойзадачу упорядочения церковной жизни, исправления недостатков и погрешностей. Кэтому времени некоторые из церковно-богослужебных установлений, принятых Русьюот Византии в Х веке и неизменно сохранявшихся до сей поры, стали иногдаподвергаться искажениям. Этому вопросу придавалось большое значение, посколькутакие установления, как сложение перстов для крестного знамения, молитвеннаяпеснь «аллилуиа» и другие считались непосредственно связанными с почитаниемБога.
Чтобы установить строгое и неотступное следование древнейцерковной традиции, собор подверг анафеме (церковному проклятию) еёнарушителей. В средневековом мировоззрении анафема была карой более страшной,нежели смертная казнь, так как означала не пресечение бренной земной жизни, новечную муку в жизни будущей. Поместный собор, который почитался направляемымблагодатью Святаго Духа, был высшим церковным авторитетом, поэтому на егопостановления в значительной мере опираются апологеты староверия, а ихпротивники долгое время стремились принизить значение собора и подвергнутьсомнению подлинность его постановлений. (Отметим, что Стоглавый собор не вводилновых традиций, но лишь подтвердил необходимость соблюдения того, что былодревним и общепринятым).
Важное мировоззренческоезначение имело учреждение в 1589 году патриаршества на Руси. Первым патриархомМосковским стал русский митрополит Иов. Доктрина «Москва — Третий Рим» получилаподтверждение с утверждением за Московской кафедрой высшего первосвятительскогосана. Патриарха Московского признали «братом во Христе» четыре восточныхпатриарха. Патриарх Иеремия Константинопольский, который во время своегопребывания в Москве поставил первого русского патриарха, с великой похвалойотозвался о благочестии русского православного царства.
Русь все болееутверждается в роли опоры вселенского Православия и одновременноапокалипсического Третьего, последнего Рима, с падением которого наступитпришествие антихриста, ибо «четвертому Риму не быти».
2. ВЛИЯНИЕ ДОКТРИНЫ«МОСКВА – ТРЕТИЙ РИМ» НА ФОРМИРОВАНИЕ ВНЕШНЕЙ И ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ РУСИ
2.1 Доктрина «Москва –Третий Рим» в общественной и политической жизни Руси конца XV- XVIIIвеков
Как было сказано выше,идея Москвы как третьего Рима в своем первоначальном варианте имела преждевсего теологический смысл, связанный главным образом с определением новой ролирусской церкви в христианском мире, ее международного статуса и положения всвоей стране по отношению к царской власти. Первоначально идея превращенияМосквы в третий Рим относилась не столько к ее политическому могуществу,сколько к предназначению русского государства быть убежищем «истинногохристианства». Однако очень скоро у нее появился и новый смысл, произошлосвоеобразное смещение акцентов — с религиозного провиденциализма в сторонуидейно-политического обоснования возвышения Москвы как державы.
Руководящей идеей уФилофея является идея провиденциализма: все, что совершается в истории, всесовершается по мудрому начертанию Промысла. Затем эта точка зрения у Филофеяпереходит в теократическую систему управления земными царствами; в основе жеего политической идеологии лежит понятие богоизбранности царства, котороенаправляет жизнь человечества к конечной цели бытия людей на земле;богоизбранный народ хранит истинную богооткровенную религию. Филофей нераскрывает полного чередования мировых царств, а непосредственноостанавливается на старом Риме, указывает его преемство Константинополем — вторым Римом, и, наконец, переходит к Руси, с богоспасительной Москвою, этимтретьим Римом — и последним.
С одной стороны, Россиипредписывалась роль хранительницы единственно истинной христианскойправославной веры, с другой — православие объявлялось «русским», арусское государство — единственным и подлинно христианским и в этом смысле вселенскимцарством. Московские государи довольно быстро уловили этот второй смысл иувидели в идее то, что было созвучно их собственным устремлениям, связанным и сукреплением политических позиций Москвы, и с укреплением самодержавия. Новыйрелигиозный статус Москвы, на которую перешла благодать Божия, делал ее центромвсего христианского мира и, соответственно, царя Московского превращал во«вседержителя», ответственного лишь перед Богом и потому ни с кем неделящего «вверенную» ему власть, в том числе и с церковью. Правда, невсе придерживались подобных взглядов. Так, Максим Грек не признавалнезависимости русской церкви от греческой. И даже пленение Византии турками, поего мнению, не лишало ее благочестия и, вопреки претензиям Москвы, не давал ейоснования считать себя ее наследницей — Третьим Римом. Позже эта идея былаподхвачена патриархом Никоном.
Двойственность идеологемы«Москва — Третий Рим» и связанного с ней русского мессианизма весьматочно уловил Н.А. Бердяев. «Русское религиозное призвание, призваниеисключительное, связывается с силой и величием русского государства, сисключительным значением русского царя», — писал он. Так«империалистический соблазн входит в мессианское сознание”. Открываласьвозможность превращения провиденциалистской идеи в аргумент имперской идеологиии политики. Но полное осознание этого противоречия вместе с практическимивыводами пришло позже, с историческим опытом. А в XVI в. совпадение религиознойи политической идеи представлялось еще вполне естественным и не грозило далекоидущими последствиями.
К XVII веку, ко временицарствования Алексея Михайловича религиозно-историософская концепция «Москва — третий Рим» окончательно приобрела собственное политическое звучание ипревратилась в официальную геополитическую доктрину Кремля. Русское государствостало рассматриваться его руководителями не только как хранитель «древнегоблагочестия», но и как законный покровитель и защитник всех православныххристиан.
Постепенно, по мере укрепления основ русского самодержавия иего идеологии учение о Москве как Третьем Риме из факта консолидации нациипревращалось в охранительно-консервативную силу, и неслучайно именно оносыграло роковую роль в церковном расколе XYII века, переросшем в трагическийраскол общества. В эпоху русского раскола идея Москвы как Третьего Римапоследний раз выражалась непосредственно народом в своем первоначальном виде,после чего послания старца Филофея имели хождение главным образом встарообрядческой литературе.
Как известно, государствои официальная церковь выступили в качестве поборников включения России вмировой церковный и политический процесс, тогда как народ в значительной частисвоей остался на позициях верности старине. В основу раскола легло сомнение втом, что русское царство, Третий Рим, есть истинное православное царство.Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить всвятость иерархической власти в русском царстве. Сознание богооставленностицарства было главным движущим мотивом раскола. В итоге мечты о „Святой Руси“были преданы анафеме как ересь, движение старообрядцев превратилось взапрещенную секту, а вместо ожидаемого пришествия Христа в облике „БелогоЦаря“ явился антихрист. Единственным спасением представлялся уход из мирав „невидимую Церковь“. Старообрядческая Русь в ожидании антихристаутвердилась в своем самобытничестве и ксенофобии, а официальная церковь подпалапод политическое верховенство светской власти московских государей. Нанекоторое время идеологема “Москва — Третий Рим” была как бы законсервирована.
Несколько позже идеярусского мессианизма приобретет новую форму и станет развиваться в инойпарадигме — в системе философских построений, сквозным вопросом которых будетвопрос об отношении России к Западу в связи с поисками ее собственных путей вмировой истории. Развиваясь в этой парадигме, идея инока Филофея будетобрастать новыми „сюжетами“, смещать акценты в обосновании исходныхустановок, приобретет дополнительную аргументацию и новую интерпретациюсвязанных с ней провиденциалистских идей. Но и в новой форме мессианизм неутратит своих позиций в русском общественном сознании. Его идеи станутсквозными, а в известном смысле системообразующими для философской иобщественной мысли в целом, станут центральным звеном большой частиисториософских построений.[8]
В отличие от православного понимания идеи „Москва — Третий Рим“, государственно-официальное лишалось своего эсхатологическогоакцента, приобретало значительно более ярко выраженную привязку к имевшимсягосударственным формам и неизбежно разворачивалось в политическую программу,генетически связанную с имперской программой Второго Рима — Византии — иподразумевающую расширение пределов Третьего Рима, сакрализацию процессатерриториальной экспансии. Доктрина „мы есть Третий Рим», сформулированнаяв качестве генеральной идеи Московского государства, естественным образомпредполагала и расширение собственного культурного пространства, включение всвою орбиту всех тех сфер потенциального Православия, которые лежали на перифериисобственного социума“, а завоевание чужих земель представляется каксанкционированный свыше и, следовательно, вполне закономерный с точки зрения»божественного права" акт.
В рамках идеологии СвятойРуси и Третьего Рима, сосуществования их разных толкований, освоение новыхземель могло разыгрываться как «драма». Скользящая локализация СвятойРуси народных легенд давала возможность русскому народу бежать от государства.Россию беглецы несли с собой. С другой стороны, официальная идеология ТретьегоРима и связанная с ней имперская программа, подразумевающая территориальнуюэкспансию, позволяла не только закрывать глаза на самовольные переселения, но ипоощрять их с целью расширения границ Российского государства. Если беглых неустраивало то, что они вновь оказывались под государственной юрисдикцией, онипереселялись дальше, а государство вновь их настигало.
В свою очередьэсхатологическая окрашенность православно-церковного понимания идеи Москвы — Третьего Рима в сочетании с его специфической корреляцией сгосударственно-акцентированным пониманием обеспечивало особую силу культурнойэкспансии. Монастыри, скиты, церкви были оплотом колонизации. «Церкви имонастыри, которыми тотчас оказывалась покрыта новая область, предназначалисьглавным образом, если не исключительно, для русского населения. Массы сильножелали распространения церквей, но это были русские массы, они хотелиудовлетворить свои собственные духовные потребности. Это не образ воинствующейцеркви, которая сопровождалась бы миссией: проповедью и катехизацией.[9]
Итак, край, где живутрусские, воспринимался уже как вполне русский, но окончательно он превращался вРоссию, когда в нем строились церкви. Основная модель распространенияПравославия среди инородцев была воспринята Россией от Византии. Византия тожепрактически не знала проповеди как целенаправленного государственного дела.Миссия осуществлялась спонтанным образом удалявшимися за пределы Византийской империимонахами; имперское же правительство было готово лишь при успехе миссии оказатьей необходимую поддержку, что подразумевало определенный контроль иопределенную централизацию. Императоры осознавали роль добровольныхпроповедников для сохранения Христианского — »Римского" — единства.
Аналогичным образом и вРоссии проповедь была почти всецело делом монахов, причем зачастую удалявшихсяза пределы российской государственной территории вовсе не с целью миссии, анапротив, желая порвать связи с миром, но основывавших в конце концов скиты имонастыри, становившиеся центрами церковности. Таким образом, усвоиввизантийские государственные установки, Российская империя восприняла видимоеравнодушие к делу миссии. Задачей государства было устанавливать границы Православногоцарства, а обращать туземное население в Православие — это дело ПромыслаБожьего. Однако служение монаха в России воспринималось тоже как своего родагосударственное служение, но не в том смысле, что государство специальнонаправляло деятельность монаха (напротив, оно признавало за ним значительнобольшую свободу, чем за другими гражданами империи, от самого высокого званиядо самого низкого), но в том, что его путь имел особую государственную санкцию:государство знало, что монах, особенно поселившийся на новых землях, являетсятам столпом российской государственности уже самим фактом своего существования,ничего не делая для этого специально.
Итак, силу русскойэкспансии обеспечивала идеологема «Москва — Третий Рим ». Именно этаидеологема «обыгрывалась» ходе взаимодействия внутриэтнических групп(функционального внутриэтнического конфликта). Она, с одной стороны, послужилаосновой государственной идеологии, предполагающей территориальную экспансию;она же сделала для народа психологически легким процесс переселения в регионы,где еще не была установлена или упрочена (как на завоеванных территориях)российская государственная юрисдикция. Она же обеспечивала силу религиознойэкспансии и создавала предпосылки для культурной гомогенизации всей государственнойтерритории. Основой этой гомогенизации была, с одной стороны,государственно-административная структура, которая шла вслед за русскимипереселенцами и православными монастырями, а с другой — эсхатологическая идеяПравославного царства, единственного в мире оплота истинного Благочестия,которая распространялась через монастыри и которую следует рассматривать вкачестве ценностной максимы Российской империи — ее центрального принципа.
В свете этогоцентрального принципа, включение в государство новых земель означало расширениепределов Православного мира и увеличение численности православного народа.Парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империисвязывалась с могуществом Православия, а последняя в данном случае выражаласьпосредством государственного могущества. Происходила сакрализация государства.Русское переставало быть этнической характеристикой и становилосьгосударственной: все, что служит процветанию Православного государства,является русским. Не русские — православный народ, а весь православный народ — русский, по имени православного государства.[10]
2.2 Доктрина «Москва — Третий Рим» в общественной иполитической жизни Руси XIX – начала XX веков
В доктрине «Москва — Третий Рим», являвшейся прямой апологией византизма, русское государствопредстает историческим и политическим субъектом, активно участвующим в мировомцивилизационном процессе и выполняющим ответственную религиозно-духовную,общественно-историческую, социально-политическую миссию.
В XIX — XX вв. в русскойрелигиозно-философской мысли понятиями византинизм и византизм обозначалсяобширный культурно-исторический комплекс религиозных,государственно-политических, философско-нравственных,художественно-эстетических идей и соответствующих им форм социальной практики,генетически восходящих к византийским образцам и обусловливающих отличияроссийской цивилизации от европейского Запад.
Концепция византизма уВл. Соловьева. Вработе «Византизм и Россия» Вл. Соловьев исследовал византизм как историческийи социокультурный феномен, характерный для православных государств и в первуюочередь для самой Византии, а также для России, воспринявшей от нееправославие. Именно византизм как неспособность и нежелание выполнять главныежизненные требования христианства явился, согласно Соловьеву, внутренней,духовной причиной падения древней православной империи.
В понимании Соловьевавизантизму присущи несколько серьезных “общественных грехов”:
1) отсутствие высшейзадачи перед обществом и государством, которая соответствовала бы христианскимидеалам;
2) отсутствие явновыраженного стремления к совершенствованию;
3) равнодушие государствак неформальной религиозно-гражданской, религиозно-нравственной жизни людей и кзадачам ее развития. “Нельзя указать, — писал Соловьев, — ни на одно публичноедействие, ни на одну общую меру правительства, которая имела бы в видусколько-нибудь существенное улучшение общественных отношений в смысленравственном, какое-нибудь возвышение данного правового состояния сообразнотребованиям безусловной правды, какое-нибудь исправление собирательной жизнивнутри царства или в его внешних отношениях”.[11]
В. В. Розанов: судьбаРоссии – быть пленницей византизма.
В. В. Розанов, размышляяо влиянии Византии на Русь, обратил внимание на то, что русские принялихристианство еще до разделения Церкви на Восточную и Западную. Однако, напротяжении четырех с половиной столетий, с 988 г. по 1453 г., Русь была связана только с одной восточной Церковью. В результате русские былиуведены из древнего общего христианского русла в обособленный потоквизантийского церковного движения. Или, иными словами, русские вошли вслед заВизантией в тихий исторический затон, недоступный волнениям и оживлению.
Таким образом, Розановотчетливо проводит мысль о том, что унаследованный византизм отделил Россию отЗапада. Именно он стал главным препятствием на пути интеграции России в мировоецивилизованное сообщество.[12]
А. Тойнби: византизмкак «варварская отметина» на лике России. Во второй половине 1940-х гг. известный английскийисторик и социальный философ Арнольд Тойнби обращался к проблеме русскоговизантизма в своих публичных лекциях, журнальных публикациях, а также в книге«Civilization on Trial» (New York, 1948).
Согласно Тойнби, Россия вее активном взаимодействии с Западом постоянно демонстрировала противоречивостьсвоих реакций. С одной стороны ею двигало упорное желание сохранять собственнуюнезависимость от Европы, а с другой ей хотелось ни в чем не отставать от нее.
Вызов Запада породил уРоссии две противоположные социальные реакции, рассредоточенные во времени ипространстве. Первая реакция носила ярко выраженный византистский характерортодоксального консерватизма и социального изоляционизма. Ее наиболеестрастными приверженцами были русские староверы. Другая реакция имела видзападнической политики Петра I, пытавшегося поставить православную Русь в одинряд с государствами западного мира, приблизить ее гражданское и военноеустройство к европейским стандартам и при этом сохранить ее политическуюнезависимость и культурную автономию.
Тойнби, вглядываясь вочертания феномена византизма из Европы, не скрывал своего критическогоотношения к нему. Он писал: «Средневековое византийское тоталитарноегосударство, вызванное к жизни успешным воскрешением римской империи вКонстантинополе, оказало разрушительное воздействие на Византийскую цивилизацию.Оно было злым духом, который затмил, сокрушил и остановил развитие общества,вызвавшего этого демона. Богатейший потенциал Византийской цивилизации,попавший в оковы тоталитарного государства, прорывается вспышками самобытностив регионах, лежащих за пределами действенной власти Восточной Римской империи,либо в следующих поколениях, появившихся уже после гибели Империи…«Специфическая организация» византийского общества не только подавляла всепредпосылки к творчеству, она, как уже упоминалось, привела самое цивилизациюсредневековой Византии к преждевременному краху, лишив Византийский мирвозможности расширяться, не ввергая себя в борьбу не на жизнь, а на смертьмежду греческими апостолами византийской культуры и их основными негреческимиприверженцами».[13]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Доктрина «Москва — ТретийРим» стала на Руси известной и общепризнанной при сыне Василия III ИванеIV Грозном, когда после 1547 г. Московское великое княжество стало царством.Она сыграла огромную роль в развитии русского имперского самосознания,возвышении русского централизованного государства.
Сформировавшись поначалукак идея о богоизбранности Руси – преемницы Византии, затем она стала идеологическойтеорией образования государства Руси и ее возвышения. Она обосновывала статусМосковского царства, как единственно истинного христианского государства, вжизни которого в полной мере должны были воплотиться каноны православной веры.В этой идее отчетливо проявились все компоненты христианского теократическогомировоззрения: хилиазм — в виде образа последнего исторического и выходящего запределы истории Московского государства, олицетворявшего «царствоХристово», эсхатологизм — завершение исторического процесса в третьем Риме(«а четвертому Риму не бывать»), мессианизм, связанный с мыслью обизбранном русском народе, объединенным Москвой.
Московская Русьнеимоверным напряжением сил в борьбе с ордынским нашествием создала устойчивуюсистему противостояния внешним силам. И по мере ослабления империи Чингизидов иее порождений не только свергла ордынское иго, но и заняла ее место на обширныхпространствах Евразии. Она стала ощущать себя Третьим Римом, который не можетразвиваться и процветать без сильной государственности. При ее ослаблениинаступали смута, развал, хаос, угрожающие гибелью стране.
Теократические тенденциисредневекового Российского государства выразились в обожествлении царскойвласти. Именно в этот период впервые на Руси совершается обряд помазания царяна царство. Власть государя приобретает сакральный характер. Политическоеправление мыслится как служение высшим целям, «как милость Бога поотношению к слабым людям, по своим грехам и преступлениям не могущим нести насебе безгосударственные формы жизни»[14]. В подтверждениевысокого статуса государственной власти великий князь меняет титул и становитсяцарем. Это начинает означать, что он, имеющий божественное предназначение, ужене первый среди равных, а единственный, самодержец. Производный характер словацарь от латинского цезарь (кесарь) придавал авторитет новому государственномустрою, подчеркивал преемственность и однопорядковость царской властиМосковского князя и власти императоров Рима и Византии. К этому же времениотносятся легенды о якобы имевшем место в действительности факте передачиимператором Византии Владимиру Мономаху царского венца и регалий и о дальнейшемих переходе в руки великих московских князей. И это подчеркивало непрерывностьи наследственность самодержавной власти на Руси.
Идея «Третьего Рима» нашла своеотражение не только в политической жизни Руси, но и в градостроительстве.Московские градостроители XVI-XVII веков активно внедряли в структуру Москвыэлементы архитектуры, присущие Константинополю и Риму. В Москву активнопривлекались иностранные специалисты – строители и иконописцы.
Таким образом, можносделать вывод, что появление и внедрение общественно-политической доктрины«Москва — Третий Рим» оказало огромное влияние на становление государственностии власти Руси. Однако было бы неправильно утверждать, что сейчас известнаядоктрина полностью забыта. Идеи старца Филофея до сих пор влияют наобщественную, церковную и политическую жизнь России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Карпец В.И.Некоторые черты государственности и государственной идеологии Московской Руси.Идея верховной власти / Развитие права и политико-правовой мысли в Московскомгосударстве: Сборник научных трудов. — М., 1985. С.5.
2. Кожинов В.В.История Руси и русского слова/ В.В. Кожинов. – М.: Эксмо, 2001. – 512 с.
3. Лурье С.В.Историческая этнология/С.В. Лурье. – М.: Аспект Пресс, 1998. – 448 с.
4. Новикова Л.И.Русская философия истории/Л.И.Новикова,
И.Н. Сиземская. – М.: Аспект Пресс, 2000. – 398 с.
5. Панарин И.Н.Доктрина Руси: “Москва — Третий Рим”. — www.panarin.com/doc/40
6. Панарин И.Н. ОтЕдиной России к Евразийской Руси. — www.panarin.com/doc/106#1_2
7. Розанов В.В. Втемных религиозных лучах/В.В. Розанов. – М.: Республика, 1994. – 476 с.
8. Скрынников Р.Г. БорисГодунов/Р.Г. Скрынников. – М.: Аст-Пресс, 2002. – 416 с.
9. Соловьев В.С.Византизм и Россия/В.С. Соловьев//Византизм и славянство. Великий спор. – М.: Эксмо–Пресс, 2001. – 736 с.
10. Тойнби А.Дж.Цивилизация перед лицом истории/А.Дж. Тойнби. – М.: Айри Пресс, 2003. – 592 с.