--PAGE_BREAK--В других работах В. Линка больше акцентируется внимание на экономической стороне проблемы, как чисто германской стабилизация Веймарской, республики и «в качестве емкого рынка для американского экспорта и… американских инвестиций», так и общеевропейской – «американское правительство и деловые люди видели в Германии маховое колесо экономического оздоровления Европы». Среди имеющихся у историков ФРГ мнений относительно движущих мотивов американской внешней политики в отношении веймарской Германии отметим следующее: создание для последней возможности «вернуться к мировой политике через усиление ее позиций в мировой экономике».
Роль экономического фактора была чрезвычайно велика в планировании политики Вашингтона в отношении Веймарской республики. К этому мнению пришли участники международного симпозиума в Аугсбурге. Как отмечает К. Швабе, уже Вильсон исходил из того, что, будучи в конечном счете интегрирована в новый мировой порядок, Германия должна занять в нем положение великой экономической, но не военной державы.
Западногерманский исследователь Х.Л. Хольтфрерих убедительно показал, что американские частные капиталы потекли в виде займов в Германию не только с принятием плана Дауэса, а уже непосредственно после окончания первой мировой войны. Особенно возросло значение германского рынка для американской экспортной экономики в условиях мировой капиталистической депрессии 1920/1921 гг. В это время США заняли первое место в германском импорте. Причем, как считает профессор Брауншвейгского ун-та Г. Цибура, главная цель экспорта капитала несомненно состояла в том, чтобы улучшить конкурентоспособность крупных американских концернов, что могло осуществляться исключительно за счет Европы. Бывшие союзники США до тех пор должны были ждать кредитов, пока они не заключат двусторонние соглашения об урегулировании платежей по военным долгам. В этих условиях Германия оказывалась «в Привилегированном положении». Из этого, резюмирует Цибура, возник «экономически бессмысленный цикл»: США ссужали Германии деньги, чтобы она была в состоянии выплачивать репарации, а это, в свою очередь, открывало возможность для кредиторов Берлина начать погашение их долгов Соединенным Штатам. «Этой кредитной политикой США внесли раскол в группу держав-победительниц, что не способствовало стабилизации Версальской системы».
Профессор Марбургского ун-та П. Крюгер явно идеализирует отношения между двумя странами, когда утверждает, что «по существу после окончания войны исчезли американо-германские политические противоречия». Поэтому вполне естественным выглядит такой шаг США, как заключение сепаратного мирного договора с Германией, «обеспечивавшего Америке все выгоды Версальского договора, но не накладывавший на нее никаких обязательств по обеспечению выполнения» последнего.
Экономическими, да и политическими отношениями, не исчерпывались связи между Вашингтоном и Берлином. Профессор Рурского ун-та в Бохуме К. Вурм обращает внимание на то, что в перспективе США ставили целью даже военное усиление Германии. Причем, в том, что касалось наращивания военной мощи Веймарской республики, дело вовсе не ограничивалось какими-то общими рассуждениями. С середины 20-х годов, приводит данные В. Линк, имели место регулярные контакты между штабными офицерами армии США и рейхсвера, а перевооружение последнего «готовилось даже при поддержке военного министерства США».
В оценках мотивов американской политики в отношении веймарской Германии у западногерманских исследователей нет сколько-нибудь существенных расхождений. Пожалуй, лишь Г. Мольтманн подошел к политике США в германском вопросе с эмоциональными критериями. Он попытался объяснить «быстрое улучшение, даже расцвет отношений» между обеими странами не только положительной реакцией на «установление первой республиканской правительственной системы в Германии», но и" известной симпатией американцев к побежденным". В остальных же случаях, как правило, можно говорить о большем или меньшем преобладании экономических акцентов в интерпретации внешней политики США.
Иногда, правда, налицо излишняя односторонность, как, например, у П. Крюгера, который пишет: «С их деньгами, а также с экономической и политической заинтересованностью в оздоровлении Германии и Европы, в успокоении и консолидации европейских отношений, они были в состоянии без крупных внешнеполитических акций или связей предложить рейху ту разновидность особых отношений, в которой он нуждался, чтобы экономически вновь стать на ноги и политически освободиться от односторонней зависимости от великих европейских держав, прежде всего от Франции; но, с другой стороны, эти отношения обязывали проявлять сдержанность и быть полезным американским интересам в Европе в наиболее выгодной форме».
В отношениях между США и веймарской Германией в 20-е – начале 30-х годов переломными моментами являлись план Дауэса и мировой экономический кризис. В оценке этих событий в западногерманской буржуазной историографии на протяжении последних полутора десятилетий можно выделить несколько тенденций. Отголоском однопланового апологетического отношения к внешней политике США этого периода является гипертрофированно положительная оценка плана Дауэса, продемонстрировавшего, «какие преимущества может иметь для Германии вмешательство Америки». Напротив, в абсолютном большинстве работ историков ФРГ предпринимается попытка многопланового подхода к плану Дауэса, для них характерно стремление показать его «позитивные» и негативные стороны как для Германии, так и для США, а также его влияние на международные экономические отношения в целом.
План Дауэса представлял собой завершающий компонент долгосрочной внешнеполитической и внешнеэкономической стратегии США не только в отношении Германии, но и всей Европы, Затягивая предоставление кредитов остро нуждавшимся в них европейским державам-победительницам, США в конечном счете добились полного фиаско конкурировавших между собой английских и французских проектов решения германской репарационной проблемы и выдвинули план Дауэса. Из документов госдепартамента явствует, что американское правительство было сильно заинтересовано в принятии плана Дауэса, хотя и скептически относилось к его осуществимости.
С принятием плана Дауэса, как отмечает В. Линк, возобладала американская концепция «экономического мира» – «Соединенные Штаты стали не только de facto, но и de jure третейским судьей в важнейшем европейском вопросе». Однако это «посредничество не было самоцелью, а служило экономической и торгово-политической экспансии США в Европе и Германии». В госдепартаменте план Дауэса рассматривали как выражение Pax Americana для Европы, который должен занять место Pax britannica. По мнению В. Линка, план Дауэса был важным шагом на пути сколачивания финансово-экономической империи США, став в сочетании с протекционистской политикой последних «мощным средством захвата иностранных рынков собственной промышленностью».
Веймарская Германия представляла для США важный фактор общеевропейской стабилизации, тесное переплетение американо-германских экономических интересов превратило ее в жизненно важный элемент всей системы внешне экономических и политических отношений США. Этот тезис последовательно проводится во всех исследованиях В. Линка, особенно в его монографии «Американская политика стабилизации в Германии 1921–1932», критический анализ которой был дан в советской историографии, Некоторые западногерманские исследователи не разделяют точки зрения о решающем влиянии политики США на изменение международного положения Веймарской республики. Например, профессор Гамбургского ун-та Д. Штегманн считает, что сравнительно сильные позиции Германии на международной арене во второй половине 20-х годов в значительной степени объясняются тем, что Берлин был в состоянии сталкивать своих соперников друг с другом, тогда как тезис В. Линка означает «слишком сильное смешение акцентов».
Историки ФРГ весьма критично оценивают политику США в годы относительной стабилизации капитализма. Э. Ангерманн обращает внимание на то, что США, хотя и интегрировали Веймарскую республику в западное сообщество в качестве «равноценного партнера» и иммунизировали ее против «большевистской революции», «но они не смогли упразднить рокового вращения займов, репараций и военных долгов». Этот круговорот существенно способствовал расстройству международных платежей и «нездоровому» расширению системы международного и, в особенности, американского кредита, которая «в значительной степени обусловила начавшийся в 1929 г. мировой экономический кризис». Профессор Западноберлинского ун-та В. Фишер видит причину экономической дестабилизации в том, что США не предприняли даже попытки снять политическим путем проблему военных долгов; не открыли свои рынки перед европейскими экспортерами, чтобы последние смогли решить эту проблему экономически. В то время как В. Линк считает, что одна «из важнейших причин краха послевоенного порядка» коренится в отказе США связать воедино проблему военных долгов и германских репарационных платежей. Распространено в историографии ФРГ и представление, что в американских деловых кругах существовало мало понимания сложностей международной финансовой политики и отсутствовала готовность принять во внимание экономические трудности европейских государств".
За последние годы среди западногерманских исследователей наметился определенный крен в пользу пересмотра роли плана Дауэса, как позитивного фактора временной стабилизации международных отношений. Если В. Линк по-прежнему отстаивает подобную точку зрения, то Э. Ангерманн пишет уже о «мнимой стабилизации», хотя и Делает при этом оговорку, что США несут за это «даже не главную вину». Они, продолжает Э. Ангерманн, «несмотря на многократно проявленную добрую волю», но вследствие своей «зачастую близоруко-эгоистической политики лишили основы многие попытки по обеспечению международного мирного порядка». А.К. Вурм приходит к выводу, что, несмотря на то, что США не исключали возрождения военной Мощи Германии, они совершенно не были обеспокоены проблемами европейской безопасности и вовсе не собирались брать на себя никаких обязательств по гарантированию стабильности международного порядка в Европе.
В 1984 г. вышла в свет монография Г. Цибуры «Мировая экономика и мировая политика, 1922/1924–1931: Между реконструкцией и крахом», в которой, в частности, подверглась резкой критике политика США в Европе, прежде всего ее германский аспект. Автор считает совершенно несостоятельной еще встречающуюся в западной историографии точку зрения, согласно которой план Дауэса открыл для Веймарской республики период восстановления, не имевший по своим масштабам и интенсивности прецедентов в истории Германии. Цибура отмечает и чрезвычайно ограниченный характер стабилизации, навязанной США государствам Европы, которые оказались «заложниками американских финансовых магнатов». Эта стратегия Вашингтона вынудила правительство европейских стран придать приоритетное значение финансовой политике, а тем самым и дефляционной бюджетной политике со всеми вытекающими из нее социальными проблемами. «На самом деле этот вид стабилизации валюты оказался панцирем, который роковым образом ограничил экономическую и социально-политическую свободу действий национальных правительств, в особенности Германии…». Именно «здесь, – приходит к выводу Цибура, – а не в репарационном вопросе, находилась одна из важнейших причин того, что экономическая и политическая стабилизация в Германии не смогли принести необходимых результатов».
Нельзя пройти и мимо тенденции, связанной с явной идеализацией американо-германских отношений в докризисный период, якобы достигших такого уровня развития, «которое едва ли казалось возможным после событий первой мировой войны и безудержной пропаганды». Подобному подходу противостоит оценка двусторонних отношений, исходящая из того. что даже интегрирование Германии на правах привилегированного партнера в возглавляемую США западную экономическую систему" ни в коей мере не устранило глубоких, долговременных противоречий между интересами США и Германии". Мировой экономический кризис резко обострил все негативные стороны политики стабилизации, что в первую очередь отразилось на американо-германских отношениях. Последние претерпели определенные изменения уже в канун Кризиса. В этот период правительство США стало проявлять повышенную заинтересованность в сохранении хороших отношений с Веймарской республикой не только из-за своих инвестиций в ее экономику и выгод получаемых от экономической экспансии, но также в связи с опасениями по поводу создания единого антиамериканского фронта европейских государств. Это обстоятельство превращало Германию в важный фактор международного развития, ослабляло ее зависимость от США, что создавало для Берлина возможности в сфере внешнеполитического маневрирования.
Рассмотрение политики США начала 30-х годов в отношении веймарской Германии в контексте ее международных связей и влияния на нее мирового экономического кризиса позволило ряду западногерманских исследователей прийти к небезынтересным выводам. Например, Г. Цибура полагает, что падение доминирующих позиций Соединенных Штатов в мировой капиталистической экономике под влиянием кризиса и его масштабы в самих США, привели американские правящие круги полностью переключиться на преодоление разрушительных последствий кризиса. Причем этот переход был предпринят без какого-либо учета возможного влияния «сомоизоляции» США па мировую экономику и международные отношения. Подобный «изоляционизм», именуемый Э. Ангерманном" национальным эгоизмом", дал основание участникам симпозиума в Аугсбурге, посвященного международным отношениям в период мирового экономического кризиса, вести речь о «жалкой картине американской внешней политики».
Падение американского влияния в Европе больше всего затронуло Германию, перед «ревизионистской динамикой» внешней политики которой был открыт «простор для свободы действий», что не могло не сказаться на состоянии американо-германских отношений. Но, как отмечает
П. Крюгер, имела место и обратная зависимость. Под «грудой обломков германо-американских отношений было похоронено также американское влияние, которое раньше проявлялось с такой необычайной силой. Но теперь, – пишет он, – когда немцы не придавали повышенного значения ни деньгам, ни благосклонности США-, оно также рухнуло». Вне зависимости от того, какая из этих двух тенденций была ведущей, в историографии ФРГ, можно сказать, закрепилось представление, что «американо-германским отношениям выпало определяющее значение» в развитии Версальской системы.
Как же оценивают итоги американской политики «стабилизации» в веймарской Германии историки ФРГ? В освещении этого вопроса нет сколько-нибудь заметных расхождений во мнениях, хотя последнее отнюдь не означает, что все или хотя бы большинство авторов предлагают всестороннее рассмотрение проблемы. Для них скорее характерен констатирующий подход. Наиболее типичная для западногерманской историографии оценка выглядит так – «крах международной экономической системы», подготовленный в значительной степени финансово-экономической и политической стратегией США, обусловил односторонний ревизионизм 30-х годов".
Некоторым работам, например Г. Цибуры, присущи немалые противоречия в оценке американской политики этого периода. С одной стороны, он выделяет «позитивный аспект» зависимости Веймарской республики от американского капитала, что якобы" ограничивало возможности использования экономического потенциала в целях германской политики ревизий". Но с другой, – хотя и с некоторыми оговорками, он констатирует: «Парадоксальным образом и; несомненно, без всякого умысла США все-таки способствовали, через политическое усиление Германии, закладыванию основ активной политики ревизий».
Более глубоко и разносторонне, хотя тоже не всегда последовательно, подытожил политику США в отношении веймарской Германии в своих работах В. Линк. С его точки зрения, под американским влиянием французская концепция «коллективной безопасности» в Европе постепенно была заменена американской концепцией «мирных изменений». Практическим выражением этой линии являлись план Дауэса, Локарнские соглашения, пакт Келлога-Бриана, которые, по мнению В. Липка, «укрепили мир». Сопоставляя американскую политику peaceful changes и германскую политику ревизий, он приходит к выводу, что они «никогда не были полностью идентичны, хотя и сближались в эру Штреземана».
продолжение
--PAGE_BREAK--В. Линк отмечает, что политика эта основывалась на «необыкновенно больших американских капиталовложениях в Германии». Именно последние в значительной, если не в решающей степени предопределили ярко выраженный прогерманский акцент во внешней политике США во второй половины 20-х – начала 30-х годов. Таким образом, приходит к выводу В. Линк, США превратились в «важнейшего партнера германской политики ревизий до тех пор, пока она использовала мирные средства и осуществляла „постепенную ревизию“. Ранее В. Линк утверждал, что действия Германии на международной арене привели к постепенному отдалению США от поддержки политики „мирных изменений“ и обусловили тенденцию „к сближению с французской позицией сохранения статус-кво“ в Европе. Позднее он более критично характеризовал американскую внешнюю политику в начале 30-х годов, отмечая, что еще в 1932 г. государственный секретарь США Г. Стимсон придерживался мнения о возможности примирения германской политики ревизий и французской враждебности к ней „на почве общей заинтересованности в обеспечении мира и стабилизации демократическо-капиталистического порядка в виду угрозы социальной революции“.
В целом же, по мнению В. Линка, американская политика „мирных изменений“ утвердившаяся вместо „коллективной безопасности“, проявила себя „лишь как временно обеспечившая мир“, а ее итог с точки зрения перспективы сохранения мира, был отрицательным. В конечном счете, американо-германское сотрудничество в годы. Веймарской республики было оплачено возрождением военно-экономической мощи Германии.
Одним из негативных косвенных аспектов американской политики стабилизации веймарской Германии было превращение НСДАП в мощное ультрарадикальное движение. В отличие от многочисленных американцев, поместивших свои капиталы в Германии и напуганных псевдосоциалистической демагогией нацистов, добившихся первого крупного успеха на сентябрьских выборах 1930 г., официальные круги и деловой мир США вполне отчетливо представляли себе истинный характер НСДАП. Ведущие американские банкиры и промышленники предприняли немало усилий, чтобы изменить у рядовых вкладчиков впечатление о нацистском движении. Результаты этих усилий были с удовлетворением восприняты в госдепартаменте. С другой стороны, ощутимый прирост голосов, поданных за компартию на ноябрьских выборах в рейхстаг, и одновременная потеря почти 2 млн. избирателей НСДАП вызвали заметную озабоченность в США, отмечает В. Линк.
Среди историков ФРГ бытует и мнение, что США настолько были обеспокоены „социальной напряженностью“ в Веймарской республике в последние годы ее существования, что предлагали значительный кредит для закупок зерна. Последнее должно было продемонстрировать „заинтересованность США в стабильной демократии“ в этой стране. Однако, считает В. Линк, политические и деловые круги США рассматривали ситуацию в веймарской Германии в 1932 г. как альтернативную – правая диктатура, либо социальная революция. В этих обстоятельствах они были готовы на все, лишь бы „сохранить свои инвестиции и воспрепятствовать распространению социалистическо-коммунистического экономическою порядка“.
Не фашизм, а коммунизм был для США абсолютным противником». Страх перед ним перекрывал все остальные возможные альтернативы, в частности усиление антиамериканских настроений в общественном мнении, особенно в ультраправых и фашистских организациях. В конечном счете, диктатура «справа» в Германии всегда рассматривалась американским истеблишментом в качестве «меньшего зла», признает В. Линк.
Приход нацистов к власти серьезно изменил международную обстановку, отразился он и на американо-германских отношениях. Их освещение в буржуазной историографии в целом и в западногерманской в частности уже на протяжении нескольких десятилетий вызывает незатухающую дискуссию, что свидетельствует о наличии не только оттенков во мнениях, во и различных подходов к внешней политике США в 1933–1941 гг.
Как отмечает Г. Мольтманн, «до сих пор не удалось дать общую оценку роли, которую сыграли Соединенные Штаты в предвоенной истории». При этом, считает он, «в современной истории едва ли существует тема, которая пережила бы столь много толкований и все еще далека от консенсуса в интерпретациях», как внешняя политика президента Рузвельта в 1933-1941 гг. Г. Мольтманн перечисляет вопросы, ставшие наиболее дискуссионными в западной историографии: были ли США вырваны из состояния пассивности на международной арене и спровоцированы к участию в мировом конфликте? Принимали ли они косвенное участие в усилении Германии и Японии и поощрении их экспансионизма политикой роковых уступок? Или США c самого начала ориентировались на противоположный курс противостоявший фашистско-тоталитарным системам? Или США вообще стремились к осуществлению собственных экономических и имперских интересов, которые вынужденно входили в столкновение с германскими и японскими экономическими интересами и стремлением к господству." Отвечая на эти вопросы, – резюмирует Г. Мольтманн, – сформировались целые школы историков". К. Швабе, преломив все вышесказанное к германскому аспекту внешней политики США, огрубление свел происходящую в западной историографии дискуссию к двум основным течениям: одно из них трактует Рузвельта как поджигателя войны, в то время как другое изображает его прямым соучастником политики «умиротворения».
Приход Гитлера к власти и установление нацистской диктатуры в Германии нашли предельно скупое, хотя и нюансированное отражение в работах историков-американистов в ФРГ. Начнем с того, что в 80-е годы в западногерманской историографии все больше акцентируется внимание на необходимости увязывать внутреннюю и внешнюю политику для более глубокого понимания последней. Профессор Рурского ун-та в Бохуме Г. Шмидт отмечает, что связь внутриполитической ситуации с обострившимися экономическими и политико-стратегическими международными проблемами «образует центральный отправной пункт в треугольнике силы „Франция-Великобритания-США“ для объяснения реакции западных демократий на национал-социалистический вызов».
Особенно показательна в этом отношении политика США. Профессор ун-та в Эссене К. Роэ считает, что в Соединенных Штатах существовало даже заметное «меньшинство», с точки зрения которого нацистская общественно-политическая система была достаточно привлекательна и сама по себе не опасна. Однако, разумеется не это определяло ведущую тенденцию в американской внешней политике по отношению к «третьему рейху» в первые годы после прихода Гитлера к власти. По мнению В. Линка, имело место стремление сохранить «возможности обеспечения сотрудничества с нацистским режимом в международных экономических и политических делах». В другой своей работе он пишет, что в первый период существования нацистского режима «в официальных отношениях между Германией и Соединенными Штатами господствовали „реально-политические соображения, именно с американской стороны“. Правящие круги последней, несмотря на „идеологические противоречия“ с „третьим рейхом“ и исходя из экономических соображений, ставили своей задачей „установление рабочих отношений с нацистами“.
В этой связи западногерманские историки высказывают различные мнения по поводу того, являйся ли 1933 г. рубежом в американо-германских отношениях. Некоторые из них утверждают, что, несмотря на антипатии Рузвельта к нацистской Германии, в американской внешней политике вначале ничего не изменилось. К тому же, как пишет профессор Гейдельбергского ун-та Д. Юнкер, „при вступлении Рузвельта в должность в 1933 г.… отсутствовали политические предпосылки для активной политики. Профессор ун-та Альберта-Людвига Б. Мартин полагает, что начало антагонизма между США и Германией не может быть соотнесено с каким-то определенным годом, а развивалось длительное время под влиянием многих факторов. По его мнению, 1933 г., не является рубежом в отношениях между обоими государствами. С другой стороны, Г.-Ю. Шредер приходит к выводу, что “захват власти национал-социалистами означает глубокий рубеж в развитии германо-американских отношений. Установление диктатуры в Германии и форсируемая посредством ускоренного вооружения политика ревизий, – продолжает он, – означали решающий вызов американским представлениям об общественном устройстве».
Как бы там ни было, большинство историков ФРГ считает, что приход Гитлера к власти «не мог оставить американцев равнодушными», поскольку США «давно рассматривали Германию в качестве ядра своей европейской политики и как важнейший бастион против большевистской России». Дополняя эту оценку, К. Киппан пишет, что и после 30 января 1933 г. «в широких кругах Америки существовало понимание внешнеполитических проблем Германии». Однако преследование евреев и политических противников нацизма вызвало возмущение в США, а резкое наращивание вооружений – озабоченность, оценивает ситуацию Э. Ангерманн. Это «неравнодушие», по мнению К. Швабе, привело Рузвельта к выводу уже в 1933 г., что политика Гитлера была" главным препятствием для лучшего обеспечения мира в Европе". Вместе с тем, считает доцент Западногерманского ун-та Г. Рупипер, «в оценке национал-социализма тотальное его отрицание сочеталось с беспомощностью», поскольку для американских дипломатов в Берлине нацистские лидеры являлись «клиническими психопатами, которые могли быть остановлены только с помощью войны». Дипломатические же акции считались неэффективными".
Тем не менее, одна дипломатическая акция была предпринята хотя, на первый взгляд, она носила косвенный характер, ее значение было немалым, что особенно сказалось впоследствии. Этой акцией была нормализация отношений США с Советским Союзом, который стал рассматриваться Рузвельтом, по мнению целого ряда историков ФРГ, как важный противовес экспансионистской политике как Японии, так и Германии. При этом, как отмечает в одной из недавно вышедших статей Г.-Ю. Шредер, «ценность Советского Союза… возрастала в той мере, в какой увеличивалась угроза безопасности США со стороны тоталитарных государств». В более ранней монографии он оценивал этот шаг администрации Рузвельта в первую очередь под углом зрения «экономических причин».
Часть западногерманских, как впрочем и американских исследователей, сходится в том, что для первых лет администрации Рузвельта была характерна прежде всего углубленность во внутриполитические проблемы, что не было равнозначно «изоляционизму», но и не предполагало активного воздействия на события в Европе. Некоторые западногерманские историки в большей или меньшей степени отдали дань «изоляционистской» концепции. Так, К. Швабе пишет, что хотя Рузвельт и был интернационалистом, но, тем не менее, осуществлял" внешнюю политику, находившуюся под изоляционистским влиянием". Г. Мольтманн признает существование в 30-е годы политического изоляционизма в США, воздействие которого «на внешнеполитические решения не должно недооцениваться», а Э. Ангерманн в одной из работ выделяет периоды" экстремистского изоляционизма". Но в целом тезис о выраженном «изоляционистском» характере внешней политики США в 30-е годы не нашел сколько-нибудь заметного отражения в исторической литературе ФРГ в отличие от американской, где он стал «расхожей версией».
В 70-е годы в западногерманской историографии оформились два основных направления в интерпретации внешней политики США в 1933–1941 гг. в целом, и ее германского аспекта в частности. Одно из них сформировалось явно под влиянием радикального направления в американской исторической науке, возглавляемого У. Уильямсом. Ведущей фигурой этого направления в историографии ФРГ стал Г.-Ю. Шредер, еще в 1970 г. выпустивший книгу «Германия И Соединенные Штаты 19331939: Экономика и политика в развитии германо-американских противоречий». В ней он изложил свои взгляды как на внешнюю политику США, так и на характер американо-германских противоречий, как производных, в частности, от генеральной линии политики Вашингтона. По его мнению, «американская внешняя политика в общем и целом подчинена экономическим движущим силам». Поэтому «американская политическая доктрина, писал он же в одной из статей, – являлась краеугольным камнем американской внешней политики». В отличие от целого ряда историков на Западе, в том числе и западногерманских, объясняющих обострение американо-германских противоречий в 30-е годы «крайностями» внутренней и внешней политики нацистов, бросивших вызов «идеалам США», идеологической агрессией" третьего рейха" в Западном полушарии и даже исключительно личной неприязнью президента Рузвельта к нацистским лидерам. Г.-Ю. Шредер приходит к выводу, что в основе этих противоречий лежала ожесточенная борьба за рынки сбыта и источники сырья в различных регионах земного шара, особенно в Латинской Америке, а «германо-американские отношения, прежде всего, определялись экономическими факторами».
Монография Г.Ю. Шредера вызвала оживленные отклики в различных странах. Отмечались ее достоинства, связанные, прежде всего, с исследованием внешнеэкономического аспекта американо-германских противоречий, которые длительное время рассматривались на Западе излишне односторонне, в основном под углом зрения развития дипломатических отношений; вместе с тем в концептуальном отношении она подверглась критике как в марксистской, так и в буржуазной историографии. При этом обращалось внимание, прежде всего, на абсолютизацию экономических компонентов, приведших к отождествлению внешней политики и внешнеэкономической экспансии, на замыкание в рамках схемы «совпадения экономических и внешнеэкономических факторов», что в конечном счете привело к слабому учету политико-силовых поворотов и полному игнорированию стратегических элементов в политике Рузвельта. Немалые возражения, хотя и не столь однозначные, вызвала также концепция Г.-Ю. Шредера о «неизоляционистском» характере и содержании внешней политики американского правительства. По мнению Г. Мольтманна, наиболее характерной чертой работы Г.Ю. Шредера является «экономический детерминизм».
Другое направление в западногерманской историографии, разрабатывающее внешнюю политику США в 30-е годы, сложилось в основном к середине 70-х годов. Его также не обошло влияние школы У. Уильямса, но оно возникло, прежде всего, в ходе полемики с подходом к внешней политике с позиций экономического детерминизма. Один из наиболее видных представителей этого направления в историографии ФРГ Д. Юнкер в книге «Неделимый мировой рынок: Экономические интересы во внешней политике США 1933–1941» выразил согласие только с одним тезисом школы У. Уильямса – о глобальном характере экономических интересов США в период правления администрации Рузвельта, т.е. лишь частично принял тезис о «неизоляционистском» характере внешней политики Соединенных Штатов в 30-е годы. По мнению Л. Юнкера, ссылка на «торгово-политический интернационализм США» не может служить опровержением тезиса об изоляционистском характере американской внешней политики, «ядро которой составляла изоляция от политики союзов».
Как отмечал профессор Уорикского ун-та У. Зауттер, Д. Юнкер также оспаривает правомерность известного тезиса У. Уильямса о том, что экономические причины в решающей степени определяли политику США, и в особенности их вступление во вторую мировую войну. Действительно, Д. Юнкер полагает, что экономический вызов, брошенный США «третьим рейхом», определенно повлиял на решение Соединенных Штатов принять участие в войне, но лишь вследствие" безграничного экспансионизма гитлеровской системы политического господства, которая грозила повлечь за собой глобальные экономические последствия".
Разумеется, направление, представленное Д. Юнкером, Б. Мартином и некоторыми другими историками ФРГ, весьма критически внешнюю политику США 1933–1941 гг., отличает не только полемика со школой У. Уильямса и его западногерманскими последователями. Д. Юнкер и его коллеги отнюдь не склонны недооценивать роль экономических факторов в формировании внешнеполитического курса США, более того, они придают им глобальные масштабы, но наряду с другими, не менее глобальными мотивами – политическими, идейными и военно-стратегическими. Так, например, Д. Юнкер считает вполне «уместным» употребление понятия «глобализм» При характеристике планов и намерений интернационалистов, возглавляемых Рузвельтом, причем отнюдь не только в экономическом контексте. Важнейшая черта данного направления в современной западногерманской историографии – это отражение того факта, что «США вступили во вторую мировую войну не только потому, чтобы опередить нападение Гитлера, планирующего завоевание мира,… а чтобы тем самым защитить позиции мировой державы в буквальном смысле».
продолжение
--PAGE_BREAK--