Философия войны

Оглавление

Введение I. Война и христианская мораль II. Понятие «справедливости» и цели войны III. Человек в войне IV. Война и мир
Заключение Список использованной литературы Введение «Война – отец всего . » Гераклит Что есть война? Какое место она занимает в истории человечества и человека. Каким образом в мировоззрении народов, наций, представлена сила, толкающая к уничтожению себе подобных. Каковы корни этого феномена человечности. Именно человечности, так как способность к войне черта ярко выделяющая человечество из спектра форм жизни на нашей планете но не противопоставляющего его им, а скорее носящая парадоксальный характер – сочетающее в себе как древние инстинктивные проявления, так и сверх рациональные действия человека разумного. Историю существования человечества невозможно представить без войн и это дает право утверждать что война – атрибут человечества, представленный и проявляющийся в различных аспектах его бытия. Это настолько сложный и многогранный феномен что все известные на данный момент мировоззренческие модели в той или иной форме включают в себя систему оценок и отношений связанных с войной. Актуальность реферата определяется как проблемностью исторического этапа в развитии техногенной цивилизации в начале XXI века - война в Югославии, контртеррористическая операция в Чечне, обострение палестино-израильского кризиса, война в Ираке и Афганистане, так и проблемностью социально-психологического этапа в развитии самосознания человечества – конфликт Западной и Восточной культур, цивилизаций, мировоззрений. Материал использованный в написании этой работы взят в основном из открытых ресурсов Internet электронных версий научно-популярных изданий а также из учебно-методической и научной литературы по истории, психологии, социологии и философии. I. Война и христианская мораль "Не убий" На этой заповеди и на превратном толковании Евангелия основывают свое учение "непротивления злу" пацифисты и некоторые секты. Последователи всех этих учений своей разлагающей пропагандой причиняют огромный вред государству, а своим отказом отбывать воинскую повинность создают большой соблазн. Официальные представители нашей богословской науки сознали всю опасность подобного рода учений, частью являющихся софизмами, частью не заслуживающих даже названия софизмов, но, несмотря на свою духовную малоценность, сильно действующих. В катехизисах, сокращенных и более пространных, было, поэтому сделано две оговорки при истолковании Шестой заповеди, а именно: дозволяется казнить преступника и убивать неприятеля на войне. Оговорки эти даются, однако, в виде аксиом, без доказательств из Священного Писания. А это дает повод «непротивленцам» утверждать, что вставлены они лишь из угождения к «властям предержащим». Сказано: «Не убий» — значит не убивать. Всякого рода «казенные» оговорки бессильны смягчить категоричность этого отрицания. В подобной официальной трактовке, слишком руководящейся «мирскими» соображениями (безопасность общества, государственная необходимость и тому подобное) и заключается уязвимое место. А между тем, все эти сектантские и иные толкования сами собою отпадут, если в борьбе с ними наши богословские авторитеты останутся на чисто духовной почве. Для этого стоит лишь предложить толкователям Шестой заповеди «вне времени и пространства» рассмотреть акт Синайского Кодекса в свете исторических событий Ветхого Завета. Законодательство это преподано было Иеговою Своему избранному народу, народу еврейскому, отнюдь не всему человечеству. Шестая заповедь запрещает еврею убивать еврея. Шестая заповедь и приобретает в этих условиях свой подлинный смысл. В то время избранный народ шел походом на землю Ханаанскую. Весь он являл собою как бы армию, и Десять Заповедей явились первым в истории дисциплинарным уставом. Сильные этими заповедями, сыны Израиля завоевали Обетованную Землю и утвердились в ней, беспощадно истребив иноплеменников, на которых действие шестой заповеди не распространялось. В Евангелии отражены два примера, относящихся к проблеме военной службы. Когда к Иоанну Крестителю пришли воины и спросили, что им надлежит делать, он заповедовал им «никого не обижать, не клеветать и довольствоваться своим жалованьем». Христос отнюдь не призывал воинов «перековывать мечи в орала» и бросить военную службу, как занятие Богу неугодное. А на вопрос фарисеев, следует ли платить подати, ответил: «Кесарево Кесарю». И разве отбытие воинской повинности, самого тяжелого из всех налогов, не является воздаянием Кесарева Кесарю, царского Царю? Ошибка «непротивленцев злу» состоит в том, что личным поучениям Христа они стремятся придать характер общественный. Христос учил: «Ударившему тебя по щеке подставь другую; и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку". Этим Он определил отношение человека к человеку. Сын Человеческий снес издевательства книжников и озверелой толпы, снес багряницу и терновый венец, как относившиеся к Нему лично. Но так же известно, что, узрев торгашей, оскверняющих святыню, Христос свил бич из веревок и выгнал их вон. Изгнание торгующих из храма достаточно ясно указывает всю ересь ссылки «толстовцев» и иных на Христа, якобы проповедующего непротивление злу насилием. Мы не должны противиться злобствованиям ближнего, если эти злобствования относятся лично к нам. Но, если этот ближний посягает на высшие ценности, наш долг воспротивиться ему. В конце Тайной Вечери Христос дает предупреждение своим ученикам: «И сказал им: когда Я посылал вас без мешка, и без сумы, и без обуви, имели ли вы в сем недостаток? Они отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, а также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч . Они сказали: Господи! Вот здесь два меча. Он сказал им: довольно». Один из этих двух мечей был уже обнажен Петром. Христос велел ему вложить этот меч в ножны: «все взявшие меч мечом и погибнут». «Противоречие», усматриваемое некоторыми софистами из сопоставления этих двух текстов, исчезнет, если мы будем иметь в виду, что Петр ведь обнажил тогда меч не в защиту Учения, а в защиту Учителя. Христос не пожелал принять этой жертвы. Христос отнюдь не сказал, что взявшие меч погибнут от проказы, или от землетрясения, или от огня небесного. Нет, взявшие меч погибнут именно от меча. Но для того, чтобы они погибли от меча, надо сразить мечом, прибегнуть к справедливой войне. Текст этот, который «непротивленцы» стремятся использовать в качестве одного из главных аргументов своей теории, при внимательном его рассмотрении обращается, таким образом, против них. Св. Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на брань с Мамаем. И два с половиной столетия спустя Сергиевские иноки по примеру Осляби и Пересвета опоясали рясы мечами, а патриарх Гермоген призвал всю Русскую Землю восстать на угнетателей. Руководясь примером Христа и деяниями Отцов Церкви, мы должны отвергнуть лжеучение «непротивления злу насилием» как богопротивное, антицерковное и, в конечном итоге, бесчеловечное.
II. Понятие «справедливости» и цели войны «Войну ведут не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы побеждать» При обожествлении Государства и Нации единственным критерием суждения о степени справедливости данной войны есть степень выгоды ее для Государства и Нации. Если обнаживший меч считает войну единственным способом признания его законных прав, то ничем нельзя заставить его усомниться в справедливости его претензий. Применив критерий высшего порядка ― критерий духовной ценности, мы можем разделить все веденные человечеством войны на три категории. Первая — войны, веденные в защиту высших духовных ценностей, войны, безусловно, справедливые. Все войны России с Турцией и с Польшей в защиту угнетаемых единоверцев и единоплеменников, как и Гражданская война 1917-1922 гг. с белой стороны, относятся к этой категории. Вторая — и наиболее распространенная — войны, веденные во имя интересов Государства и Нации. Общего правила, общего мерила для этой категории не существует. К каждому случаю в отдельности надо применять особую мерку, и в каждом случае оценка может быть лишь чисто субъективной. Третий вид войны — это война, не отвечающая интересам и потребностям Государства и Нации и не отвечающая в то же время требованиям высшей справедливости. Войны этой категории относятся по большей части к типу бескорыстных авантюр, а лучше сказать, авантюр бессмысленных. Таково, например, участие России в коалиционных войнах в 1799 и 1805-1807 гг., поход в 1849 году на венгров, экспедиция французов в Мексику при Наполеоне III. Войн первой и третьей категории, абсолютно несправедливых, незначительное сравнительно меньшинство. Больше всего сожжено пороху и пролито крови на войнах второй категории: войнах, имеющих характер государственный, национальный. Общего мерила, для этого рода войн не существует. Раньше, чем анализировать каждый отдельный случай, надлежит применить синтез: сгруппировать все вообще войны между данными государствами вместе, проследить их взаимоотношения на протяжении веков. Идя, таким образом, против течения истории, рано или поздно можно добраться до первопричины раздора. И тогда определиться, кто «взял меч», следовательно, кто нарушил первоначальную гармонию между данными государствами и данными народами.
Проанализируем для примера: справедливость русско-польских войн и русско-польских отношений вообще. На заре истории этих двух славянских народов их отношения были добрососедскими. Первопричина раздора произошла в XIII веке, когда польские короли, пользуясь монгольским разгромом, наложили свою руку на Червонную (Литва), а затем и на Белую Русь. В польское государство был введен на положении бесправной «райи» русский православный элемент, многострадальные «диссиденты». В многовековом русско-польском споре почин, таким образом, подали поляки. Люблинская уния, авантюра Сигизмунда III, временный захват поляками Москвы — все это дальнейшие стадии поступательного притеснительного движения поляков. Вслед за тем русская государственность крепнет, польская клонится к упадку. И первый раздел Польши, в сущности, не раздел (польская государственность сохранилась), а просто дезаннексия, явился одним из справедливейших актов мировой истории. Было покончено с грехами четырех столетий, положен предел четырехсотлетним притеснениям Справедливость была таким образом, восстановлена. Однако палку стали перегибать в другую сторону. Агония польской государственности конца XVIII века создавала у соседей Польши непреодолимые стремления поживиться тем, что «плохо лежит», совершенно так же, как паралич русской государственности XIII и XIV веков возбуждал аналогичные чувства у польских королей и литовских князей. Результатом явился окончательный раздел Польши: экзекуция над целым народом и насильственное введение в организм России враждебного русской государственности польского элемента. Последствия не замедлили сказаться: польские восстания против русских, захвативших Варшаву, были столь же обоснованы и столь же справедливы, как русские восстания против поляков, захвативших Кремль. Линейцы Скржинецкого и косиньеры Сераковского находились совершенно в том же положении, что ратники Пожарского и казаки Хмельницкого. Затем — упадок русской государственности, возрождение польской, и снова нездоровое стремление взять «что плохо лежит». И в результате — Рижский мир и реаннексия «диссидентов» . Мы видим, таким образом, что в многовековой русско-польской распре первоначальная, так сказать, органическая несправедливость совершена поляками, что отнюдь не служит доказательством безупречности всех дальнейших поступков с русской стороны. Варшавская губерния в составе Российской Империи такая же несправедливость, как Волынские воеводства в составе Речи Посполитой. Был момент, два десятилетия (1772-1794) восстановления нарушенной гармонии, но на нем не сумели и не захотели удержаться. Справедливость все время переходит из одного лагеря в другой, с очевидным перевесом в сторону России («первоначальный грех» совершен поляками). Ограничившись этим примером, перейдем к рассмотрению целей войны. Величайший варвар XIX столетия, Клаузевиц, выдвинул теорию «интегральной войны» на уничтожение. Оно сводится к истреблению, уничтожению противника: не только к разгрому его вооруженной силы, но и полному порабощению и уничтожению его как. Эта человеконенавистническая теория проводилась немцами в ходе Второй Мировой войны: зверства в занятых областях, режим заложников и террора, концлагеря, удушливые газы, неограниченная подводная война, использование внутреннего врага для разложения неприятельской страны. Лжеучение Клаузевица, должно быть целиком отвергнуто. Эти лжеучения не соответствуют ни христианской морали, ни российской исторической традиции, ни русской военной этике, ни простому здравому смыслу. Немедленной целью войны является победа, конечной — мир, восстановление гармонии, являющейся естественным состоянием человеческого общества. Все остальное — уже излишества, а излишества пагубны. Диктуя мир побежденному врагу, следует руководствоваться строгой умеренностью, не доходить его до отчаяния излишними требованиями, которые лишь порождают ненависть, а стало быть, рано или поздно, новые войны. Заставить врага уважать себя, а для этого не вдаваться в шовинизм, уважать национальное и просто человеческое достоинство побежденного. III. Человек в войне «Война – охота на себе подобных» Так как война понимаемая как историческое событие в той или иной форме охватывает все общество, то возникает широкое проблемное поле для анализа «места и роли» индивида, точнее спектра социальных ролей индивида в войне. Преодолеть эту методологическую проблему можно, если допустить что война, случившись, делит общество на причастных к боевым действиям и непричастных к ним: военных и мирных жителей. Психологические механизмы формирования сообществ (общностей) и история их существования убедительно свидетельствуют о том, что войны случаются довольно часто и поэтому ожидаемы. Следовательно в структуре человеческого общества, особенно в такой его форме как государство, и в «мирное» и в «военное» время сохраняется деление на причастных - военных и непричастных - мирных членов. Основной задачей причастных таким образом становиться убийство представителей одного с ними биологического вида но «чужих» в плане территории, культуры, племени, расы, политического строя и т.д. Проблема того, как это убийство, акт, приравненный к работе, является задачей для рассмотрения.
Если обратиться к биологии, то самым странным из всех человеческих свойств является человеческая способность систематически убивать других людей. Речь идет не об убийстве соперников — за еду, самку, статус в племени. С этой точки зрения, люди ничем не отличаются от других животных. Более того, «мир» в зверином царстве является скорее исключением, чем правилом. Однако волки не охотятся на волков. Опять же, имеется в виду не «выяснение отношений между собой», а именно «охота». Волчья стая может воспринимать другую волчью стаю как соперников, но не как добычу.
Человек является единственным исключением из этого правила. Люди способны охотиться на других людей, рассматривать их как свою «добычу». Это, конечно, не означает, что жертву нужно непременно убивать и есть. История человечества есть история использования человека человеком — как жертвы разбоя, потом как раба, потом как объекта эксплуатации, со временем становящейся все более и более изощренной. Но все это основывается на способности людей охотиться на себе подобных. Всякий, кто хоть раз принимал участие в обыкновенной драке, знает, что убить человека — то есть нанести ему «повреждения, несовместимые с жизнью» — не так уж и сложно, но очень трудно это сделать сознательно. Сам вид трупа — неподвижного, безопасного, уже не способного ничем повредить — может заставить убийцу (вольного или невольного) впасть в тяжелейшую депрессию. Нам кажется, что подобные переживания — признак нашей «изнеженности и цивилизованности». На самом деле — это работа биологических запретов. Древним людям было не проще, чем нам, переступить порог «убийства ближнего» — именно потому, что они были ближе к своей биологической основе. Существуют пути, позволяющие обойти «биологическую защиту вида». Природа предусмотрела механизм для временного снятия этой защиты. Он работает только в очень редких ситуациях — например, в момент схватки «не на жизнь, а на смерть». В таком случае, однако, исчезают и многие другие биологические защитные механизмы — притупляется боль, умолкает инстинкт самосохранения. Способность убить «такого же, как я» дается только вместе с готовностью умереть. Но охота на скрывающуюся, прячущуюся, убегающую жертву (и, тем более война — как методичное убиение себе подобных) требует совсем другого настроя. Она требует, прежде всего, хладнокровия. Для того чтобы спокойно и хладнокровно убить «другого», необходимо перестать видеть в нем человека. То есть нужно абстрагироваться от этого факта. Этот прием — абстрагирование — является необходимой частью обучения воина. Ярости недостаточно, если жертва не принимает боя, не вступает в отношение соперничества. В таком случае нужно внушить себе, что охота идет «просто на добычу», в которой нет ничего «человеческого». Роль абстрагирования в армейской жизни трудно переоценить. Простейший механизм передачи навыков абстрактного мышления: для того, чтобы солдат начал понимать, чего именно от него ждут, к нему надо перестать относиться как к человеку. Ту же роль играет пресловутая «дисциплина», «плац», «надраенные пуговицы». Все это — механизмы обучения абстрагированию. Естественное, целостное мышление, которое видит все стороны предмета, просто немеет при столкновении с армейским дисциплинарным абсурдом. Соответствующие практики направлены на одно: солдат, если он хочет «сохранить здравый рассудок», должен время от времени откладывать его в сторону. Армия — это инструмент абстрагирования, поддерживающий способность воспринимать «такого же», как «иного», не видеть в другом человеке — человека, «представителя своего вида». Армейский образ жизни, армейская дисциплина, армейская «технология» — это обретение человеком способности «убивать людей и уничтожать вещи», не сходя при этом с ума, не превращаясь окончательно в «антиобщественное животное». Обретя способность к абстрагированию (и преодолению «видового запрета» на убийство), люди начали вырабатывать механизм закрепления этого результата. Теперь запрет на убийство «своего» должен отключаться автоматически, по предъявлению какого-то признака «чуждости». Формируется универсальное понятие «чужого» — «с виду человека», но на самом деле — «законной добычи». Следующим шагом является установление какого-нибудь критерия, который позволил бы нам отличать «настоящих людей» от «ненастоящих». Таковым может быть все что угодно — язык, внешность, религиозные, идеологические, и любые прочие различия. Все они нужны для того, чтобы отделить «своих» от «чужих» и помочь воспринять «чужого» как потенциальную жертву. Выработка критериев абстрагирования, опираясь на которые одни люди могут убивать других людей, стала универсальным механизмом структурирования общества. В этом смысле не случайно, что армия оказывается одним из наиболее успешных инструментов не только войны, но и модернизации общества. IV. Война и мир «Войны ведутся ради заключения мира» Мир является нормальным состоянием человечества. Мирное состояние в наибольшей степени благоприятствует как его духовному развитию, так и материальному благосостоянию. Война для него — явление того же порядка, как болезнь для человеческого организма. Война — явление, таким образом, патологическое, нарушающее правильный обмен веществ государственного организма. Организм нации, ведущей войну, во многом можно уподобить человеческому организму в болезненном состоянии. Разница лишь в том, что человеческий организм не волен к заболеванию, тогда как государственный организм, наоборот, идет на риск «военного заболевания» сознательно. Многие войны оказали услугу человечеству. Походы римлян, покоривших весь известный древний мир, приобщили к цивилизации, правовой школе, а впоследствии и к христианству иберские, кельтские племена. «Пилумы» римских легионеров стали сваями европейской государственности. В эпоху крестовых походов Запад заимствовал у Востока его науки, и полудикие европейцы многому научились у просвещенных арабов. На рубеже XV и XVI веков итальянские походы Карла VIII и Людовика XII приобщили Францию к Возрождению. А Франция и сообщила Возрождению тот блеск и тот европейский размах, что ему не могла придать разделенная на множество мелких государств его родина Италия. Вообще же, если войну самое по себе всегда надо считать бедствием, последствия войны иногда бывают благотворны. Со всем этим война является бесспорным и большим злом. И решаться на это зло, на эту болезнь, следует лишь в положениях безвыходных, когда «клин клином» остается единственным средством за истощением всех остальных аргументов. Худой мир, в общем, лучше доброй ссоры. Это правило, от которого возможно делать исключения разве лишь в случае очень худого мира, грозящего в конце концов пагубно отразиться на морали и благополучии страны. Орган государства, компетентный в данном случае, именуется дипломатией, состоящей из центрального аппарата и внешнего представительства. Старая или кабинетная дипломатия. Государственные дела поручаются в этом случае людям, специально для того предназначенным, обученным, воспитанным, можно сказать, для этого родившимися. Самое происхождение службы этих людей, из которых каждый до получения «генеральского чина» посла либо посланника побывал в четырех-пяти столицах, следовательно, изучал на деле четыре-пять государств, их правителей, дипломатов, при них аккредитованных, т.е. практически большую часть своих иностранных коллег, гарантирует их компетентность.
За патологической эпохой 1914-1918 гг. последовала эпоха коллективного размягчения мозгов (последствие жестокой контузии мира в ту войну), эпоха, именуемая «демократической». Внешнеполитическим ее последствием явилась замена старой кабинетной школы новой школой, ярмарочной. Делами, вместо профессионалов, стали заправлять любители, вместо сведущих людей — люди несведущие, митинговые ораторы, имевшие звание «народных избранников», но не всегда имевшие свидетельства об окончании начальной школы. По сравнению с профессиональными дипломатами, людьми ничем не связанными, политические лидеры демократии связаны по рукам и ногам. Какая-нибудь внутреннеполитическая каверза, к делу ни малейшего отношения не имеющая заставляет их спешно покидать международные конференции, где дебатируются, с большей или меньшей компетентностью, вопросы первостепенной важности.
Ярмарочным дипломатам, толпе и вожакам толпы, не по плечу тонкая «ювелирная» работа дипломатов-профессионалов. Их действия рассчитаны лишь на сегодняшний день и на интеллект толпы. На глазах толпы и совершаются в раскаленной атмосфере все дела, обсуждавшиеся раньше компетентными людьми в спокойной и деловой обстановке министерских и посольских кабинетов. Старую дипломатию упрекают в «провоцировании» войн. История последних двухсот лет учит нас, что если на каждую войну, «спровоцированную» дипломатией, находится три войны, которых «кабинетная» дипломатия не смогла предотвратить, как не смогла бы их предотвратить и ярмарочная дипломатия, то зато на каждый такой случай приходится, по крайней мере, десять войн не состоявшихся, благодаря своевременному, тактичному, корректному и незримому для посторонних, для свирепой и невежественной толпы, вмешательству профессиональной дипломатии. Но какими бы методы, действия, слова не использовались бы дипломатами, нет более высокой цели для политики, как «на земли мир, в человеческие сердца благоволение». С этим идеалом, к которому должна посильно эта политика стремиться, несовместимы ни закованные в цепи народы-рабы, ни превращение мира в кладбище. Заключение «История показывает, что война – удел человеческой расы. За исключением только кратких и случайных перерывов на Земле никогда не было мира» Уинстон Черчилль Основным моральным стержнем современной войны стала забота о том, как бы избежать войны. Если кто-то хочет пересмотреть национальные границы против него начинают войну, чтобы воспрепятствовать прецеденту, т. е. избежать большей войны. Война должна остаться в прошлом, и нет цены, которую нельзя заплатить, чтобы она не началась. История мирной жизни и войн ведет к оправданию новой ― войны против войны. Ведь условием возможности мира уже давно стала война, а мир уже давно перестал быть мирным. Война продолжает играть в жизни человечества важную роль и пройдя через различные формы, прочно войдя в мировоззрение является фактором определяющим будущее человечества. Существуя как возможность преодоления или поддержания неравенства между общностями война вытесняет понятие мира, замещает его, предопределяет парадоксальность существования человека. Изменится ли ход общественно-исторического развития в XXI веке? Покажет время. Но пока война остается неизбежным спутником человечества. Список использованной литературы: 1. Блинников Л.В. «Великие философы» Словарь-справочник. М., «Логос», 1999. 2. Клаузевиц К. «О войне», т.т. 1 и 2, пер. с нем. А.Рачинского, 3-е издание. М., Госвоениздат. 3. «Современная психология» Справочник под ред. В.Н.Дружинина. М., «ИНФРА-М», 1999. Internet ресурсы: 1. Журнальный зал. Электронная версия журнала «Отечественные записки» http://magazines.russ.ru/ 2. «Войны нового поколения» http://www.ateney.ru/ruinyHolVoiny.htm 3. «Трибуна русской мысли» http://www.cisdf.org/TRM5/TRM5 Sod.html Керсновский А.А. «Философия войны» 4. Электронная версия книги Дугина А.Г. «Философия войны» (М., Яуза, 2004) http://www.arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1283 5. «Философская Антропология» http://anthropology.ru/