Европейская реформация XVI в.основные фигуры, религиозные доктрины и социально-политическое значение

Европейская реформация XVI в.: основные фигуры, религиозные доктрины и социально-политическое значение. I. Призыв к реформам. 1. Историческая ситуация рубежа XV-XVI вв. 2. Предтечи Реформации: движение лоллардов, Ян Гус и Джон Виклифф. 3. Религиозные идеи реформаторов.
4. Концепция Реформации: лютеранство, кальвинизм, анабаптизм, и контр-реформация. II. Реформаторы и реформы. 1. Мартин Лютер 2. Жан Кальвин 3. Ульрих Цвингли 4. Томас Мюнцер 5. Филипп Меланхтон III. Вклад идей Реформации в развитие современного общества. 1. Протестантская трудовая этика. 2. Зарождение капитализма. 3. Права человека. 4. Возникновение естественных наук. Призыв к реформам Историческая ситуация рубежа XV-XVI вв. Уже сам термин "Реформация" прямо указывает на то, что нечто (в данном случае— западно-европейское христианство) подверглось реформам. Как и другие термины, используемые историками для обозначения периодов человеческой истории — такие, как "Возрождение" или "Просвещение"— он может быть подвергнут критике. Например, в двенадцатом веке была предпринята похожая попытка реформировать Церковь в Западной Европе, однако термин "Реформация" не используется для обозначения этого раннего движения. Возможно, некоторые могут предложить другие, более приемлемые термины для обозначения рассматриваемого явления, которое имело место в шестнадцатом веке. Тем не менее остается фактом, что термин "Реформация" получил всеобщее признание как соответствующее обозначение этого движения частично ввиду того, что оно было связано с признанием необходимости коренных преобразований институтов, практики и идей Западной Церкви. Таким образом, термин удачно указывает на то, что обозначаемое им явление имело как социальные, так и интеллектуальные корни. К началу шестнадцатого века стало очевидным, что Церковь в Западной Европе вновь стала испытывать острую нужду в реформах. Ее юридическая система остро нуждалась в преобразованиях, а недееспособность и коррумпированность церковной бюрократии была общеизвестна. Нравы духовенства часто были распущенными, что приводило в смущение паству. Духовенство (даже на самом высоком уровне) часто отсутствовало в своих приходах и епархиях. В Германии, например, лишь один приход из четырнадцати имел постоянно проживающего в нем священника. Архиепископ Сенский, всего лишь один раз присутствовал на службе в своем кафедральном соборе. Его роль во время этой службы была настолько пассивной, как будто это были его собственные похороны. Назначение на высшие церковные должности производилось сомнительными средствами: внимание, в основном, уделялось политическому или финансовому положению кандидатов, а не их духовным качествам. Так, в 1451г. герцог Амадей VIII Савойский добился назначения своего сына на высокую должность женевского епископа. А если у кого-то и вызывал сомнение тот факт, что новый епископ не был рукоположен в священники, т.к. ему было всего восемь лет, то они благоразумно молчали об этом. Папа Александр VI добился своего избрания папой в 1492г. несмотря на то, что у него было несколько любовниц и семеро детей, в основном благодаря тому, что он открыто перекупил папство через головы своих ближайших конкурентов. Последним из пап эпохи Возрождения был Лев X (1513-1521) из династии Медичи. Для той эпохи неудивительно, что человек равнодушный к вере и называвший христианство “доходной басней” стал главой христианского мира. Он занял престол в 37 лет, и ему приписывают слова: “насладимся папством, потому что Бог нам дал его”. Он стал меценатом всех римских художников, поэтов и музыкантов. Он не жален на них казны и даже пригласил из Швейцарии математика, писавшего теоремы в стихах. Папа сам недурно пел и любил театр. 50% казны уходило на папскую кухню. Когда не хватало средств, папа продавал свои облачения и однажды продал и тиару. Он устраивал пиры, карнавалы и театральные представления – мягко говоря – двусмысленного содержания. Местные жители привыкли к этим причудам, но паломники (Лютер в т. ч.), видя всё это, возвращались домой уже протестантами. Маккиавелли объясняет свободные нравы, царившие в Италии в конце эпохи Возрождения, дурным примером, показываемым церковью и ее духовенством. Для одних призыв к реформам был призывом к административной, нравственной и юридической реформации Церкви. Следовало изжить имевшие место нарушения и безнравственность, папа должен был меньше интересоваться мирскими делами, духовенство должно было иметь специальное образование, управление Церковью должно было быть. Для других наиболее насущной проблемой была духовность Церкви. Имелась срочная, жизненно важная нужда вернуться к первоосновам христианской веры. Многие оглядывались вглубь веков, завидуя простоте и духовности апостольского христианства. Нельзя ли было вернуть этот золотой век христианства, возможно, вновь осмыслив новозаветные тексты? Такой была программа реформ, являвшаяся заветной мечтой интеллектуалов половины Европы. Однако папы эпохи Возрождения, казалось, больше интересовались светскими, а не духовными вопросами, что привело к невиданному ранее уровню корыстолюбия, коррупции, безнравственности и поразительно неудачным результатам применения политики силы. Слова Пико делла Мирандола подводят итог мыслям, не дававшим покоя многим образованным людям того времени: "Для того, чтобы одержать победу над врагами и вероотступниками, гораздо важнее восстановить падшую нравственность до ее древнего добродетельного состояния, чем вводить флот в Черное море". Были, однако, и такие, которые добавляли к этому списку еще одно требование — реформацию христианской доктрины, богословия, религиозных идей. По мнению таких мыслителей, как Лютер (Виттенберг) и Кальвин (Женева), Церковь потеряла из виду свое интеллектуальное наследие. Настала пора возрождения идеалов "золотого века" христианской Церкви. Плачевное состояние Церкви в начале шестнадцатого века было лишь симптомом более страшной болезни — отклонения от основных идей христианской веры, неспособности понять того, чем на самом деле являлось христианство. Для этих мыслителей очевидные промахи Церкви в период позднего Возрождения были последней стадией постепенного процесса разложения христианской доктрины и этики. Те основные идеи, которые, по мнению Лютера и Кальвина, лежали в основе христианской веры и практики, были заслонены - если не полностью извращены - рядом средневековых трансформаций. По мнению этих мыслителей, настало время преобразований, направленных на то, чтобы вернуться к более "чистому и свежему" христианству. Реформаторы подхватили призыв гуманистов: "назад к источникам (ad fontes)", назад к золотому веку Церкви, чтобы вновь утвердить ее свежесть, чистоту и жизнеспособность, потерянную в период застоя и разложения. Литература того периода рисует картину растущего церковного разложения и недееспособности, указывая на степень нужды в реформах, которую испытывала Церковь в период позднего средневековья. Увеличение числа образованных мирян — один из наиболее значимых элементов интеллектуальной истории Европы позднего средневековья— приводило к возрастанию критики Церкви ввиду очевидного расхождения между тем, чем Церковь являлась в действительности и тем, чем она должна была являться. Растущая критика могла вполне отражать не реальное ухудшение состояния Церкви, а тот факт, что ввиду увеличения образовательных возможностей все большее количество людей были в состоянии ее критиковать.
Однако кто же мог реформировать Церковь? К концу первого десятилетия шестнадцатого века коренной сдвиг власти был, в основном, завершен. Власть папы уменьшилась, а власть светских правительств Европы увеличилась. В 1478г. была учреждена Испанская Инквизиция, имевшая власть над духовенством и религиозными орденами, управление этой системой судов было возложено не на папу, а на испанского короля. Болонийский Конкордат (1516г.) предоставил французскому королю право назначать высшее духовенство французской Церкви и тем самым непосредственно управлять этой Церковью и ее финансами. По всей Европе способность папы провести реформу его Церкви постепенно уменьшалась: даже если бы у пап позднего Возрождения и было желание провести реформу, реальная возможность сделать это ускользала от них. Это уменьшение папской власти, однако, не привело к уменьшению власти поместных или национальных Церквей, которые продолжали оказывать большое влияние на свои народы. Уменьшилась в этот период именно способность папы контролировать местную или национальную власть.
В связи с вышесказанным важно отметить то, как протестантские реформаторы вступали в союз с региональными гражданскими властями, чтобы привести в исполнение свою программу реформ. Лютер обратился к германскому дворянству, а Цвингли— к городскому совету Цюриха, указывая на взаимные выгоды от таких действий. Реформация на континенте проходила под знаком симбиоза реформаторов и государственной (или гражданской) власти, причем каждая сторона полагала, что Реформация принесет взаимную пользу. Реформаторов особенно не заботило то, что своими теориями о роли государства и "благочестивого князя" они увеличивали власть своих светских правителей: важно было то, что эти светские правители поддерживали дело Реформации, даже если цели, которые они при этом преследовали, были не всегда достойны похвалы. Большинство реформаторов было людьми, готовыми для продвижения дела Реформации идти на некоторые уступки светским правителям. Точно так же противники Реформации без колебаний призывали на помощь тех светских правителей, чьим интересам наилучшим образом отвечало сохранение религиозного status quo. В связи с этим невозможно пройти мимо политических и социальных сторон Реформации, поскольку светские власти Северной Европы видели в ней возможность отобрать власть у Церкви даже ценой принятия нового религиозного порядка. Тем не менее, остается фактом, что определенные характерные религиозные идеи получили широкое распространение в западноевропейском обществе шестнадцатого века и оказывали на него достаточно сильное влияние. Предтечи Реформации: Джон Виклифф, Ян Гус и движение лоллардов. Рассматривая события первой половины XVI века, современный исследователь такого историко-мировоззренческого явления, как европейская Реформация, сталкивается с проблемой ее более ранних идеологических истоков. Какова была теоретическая база Реформации? Чьи социально-политические, а в большей мере – философско-теологические взгляды, вернее, их отражение – прослеживаются в основных реформаторских концепциях? Поскольку первоначально замысел реформирования церкви в целом культивировался на богословских кафедрах и в процессе внутрицерковных диспутов, очевидным становится влияние средневекового еретичества, пересмотренного, однако, сквозь призму актуальности проблемы. В подобном ключе Реформация XVI в. должна трактоваться, как своеобразная «работа над ошибками», как новое прочтение неудавшихся попыток реформ XII-XV вв. Поскольку отдельные взгляды таких фигур, как Джон Виклифф и Ян Гус, зачастую прослеживаются в работах более поздних деятелей Реформации, хотелось бы более подробно остановиться именно на них Английский реформатор Джон Виклифф родился около 1320 г. Образование получил в одной из коллегий Оксфордского университета; между 1356 и 1360 годами был избран начальником этой коллегии; с 1361 был священником близ Оксфорда, не прекращая своей профессорской деятельности. Последние годы жизни был настоятелем в Лестершире. Первые его сочинения имели схоластический характер. В 1366, по поводу спора папы с английским королем об уплате подати в пользу папской казны, Виклифф впервые выступил выразителем национальных стремлений. В книге “Determinatio quaedam de Dominio” (“Определение власти”) он доказывал, что в случае нужды государство имеет право лишить церковь ее владений. Исходная точка его аргументации - идея о службе как основе власти, а следовательно, и права взимать подати и налоги; так как папа не оказывает никаких услуг английскому королевству, а, напротив, помогает его врагам, то и парламент имеет полное право не платить ему подати. В 1374 Виклифф был назначен одним из членов комиссии, отправлявшейся в Брюгге для переговоров с представителями римской курии о праве папы назначать своих кандидатов на церковные должности в Англии. Переговоры не привели, по-видимому, ни к каким результатам. Часто посещая Лондон, Виклифф произносил здесь проповеди, которые, даже по отзывам его врагов, оказывали сильное влияние на знать и горожан. При дворе он сошелся со вторым сыном Эдуарда III, Джоном, герцогом Ланкастерским, т.н. Джоном Гентским (John of Gaunt), представителем партии, стремившейся отнять у духовенства его огромные владения; ему был очень полезен Виклифф, влиятельный проповедник и ученый, теоретически развивавший ту же мысль в своих трактатах. Идеи Виклиффа были развиты им в форме стройной системы в книгах “De Dominio Divino” [“О Божественной власти”] и “De Civili Dominio” [“О светской власти”]. На отношения человека к Богу Виклифф переносит феодальные понятия своего времени: каждый человек “держит” все свое непосредственно от Бога; необходимым условием этого “держания” является “милость” Божия, которую теряет человек, совершающий смертный грех; грех, следовательно, лишает человека права владеть чем бы то ни было; вся собственность должна находиться в общем владении; духовная власть во всех мирских делах подчиняется гражданской юрисдикции; церковь не должна владеть собственностью; отлучение не имеет силы, если не вызвано грехом того, против кого направлено; ни в каком случае оно не может быть произнесено за проступок чисто светского характера; верховным судьей человеческой совести является не папа, а Бог. В 1377 Виклифф получил от архиепископа Кентерберийского приказ явиться в Лондон, чтобы ответить перед собравшейся здесь конвокацией за некоторые пункты своего учения. 19 февраля Виклифф явился в собор св. Павла. Его сопровождали герцог Ланкастерский, лорд Перси (маршал Англии) и четыре доктора из четырех нищенствующих орденов. Заседание конвокации было прервано в самом начале ссорой между епископом Лондонским и герцогом, за которой последовало народное восстание, направленное против герцога. В том же году папа Григорий XI, только что переселившийся из Авиньона в Рим, прислал в Англию пять булл, в которых предавал осуждению 18 (в некоторых копиях - 19) положений, извлеченных из сочинений Виклиффа. Вслед за тем умер Эдуард III; регентство, назначенное ввиду малолетства Ричарда II, было на стороне реформатора: архиепископ Кентерберийский и епископ Лондонский не нашли возможным потребовать ареста Виклиффа, как это следовало по смыслу папской буллы, а отправили в Оксфордский университет приказ произвести расследование по делу Виклиффа. Оксфордские богословы были раздражены вмешательством церковной иерархии во внутренние дела университета. В ответе, посланном ими в Лондон, они заявили, что положения отдельных сочинений Виклиффа, горячо опротестовываемые Римом, ничего еретического в себе не заключают, и только форма, в которой он выражает свои мысли, может давать повод к неправильным толкованиям. Виклифф опубликовал свой ответ на папские обвинения и явился в Лондон на суд епископов. Заступничество матери короля и сочувственная Виклиффу манифестация лондонской толпы связали руки духовной власти. епископы только просили Виклиффа не говорить публично на щекотливые темы. В том же 1378 начался т.н. великий раскол в католической церкви. С этого момента Виклифф становится решительным противником папства и монашества, не исключая и нищенствующих орденов, с которыми в начале своей деятельности был в согласии. Вместе с Николаем Герфордом и Джоном Перви Виклифф переводит всю Библию с латинского на английский язык, по-английски пишет трактаты и говорит проповеди; для распространения своих мнений он организует и рассылает по стране т.н. “бедных священников” (poor priests). Он нападает на принцип духовной власти - на догмат пpесуществления в том смысле, в каком его понимала католическая церковь. Оксфордский университет осудил это учение Виклиффа. В 1381 разгорелось народное восстание. Пользуясь этим, враги Виклиффа попытались бросить тень на реформатора. Преемник убитого во время восстания архиепископа Кентерберийского, бывший епископ Лондонский Уильям Куртен созвал 17 мая 1382 синод из 10 епископ и 50 других лиц для осуждения мнений Виклиффа. Сам реформатор бил оставлен в покое, но последователи его в Оксфордском университете подверглись преследованию и вынуждены были отречься от своих мнений. Виклифф удалился в свой приход, где и умер в 1384, незадолго перед тем отправив в Рим извинение, что по болезни не может явиться туда для следствия. Генриху IV и его преемникам удалось подавить религиозно-политическое движение, во главе которого стоял Виклифф (т. н. виклифизм), но следы его не были уничтожены и сказались впоследствии в 16 в. Учение Виклиффа в массе рукописей было занесено на континент и оказало влияние на взгляды как Гуса, так и Лютера.
С деятельностью Яна Гуса связано самое крупное проявление непосредственного участия одного из славянских народов в духовной жизни средневековой Европы. Интерес к Гусу давно уже проявился в отечественной литературе и даже породил странную историческую гипотезу. В ее основе лежит некая славянофильская уверенность в том, что религиозное движение, во главе которого шел Гус, выражало собой противоположность славянского духа западноевропейскому. Ввиду этого необходимо предпослать истории Гуса несколько замечаний о среде, в которой он жил, и о влиянии, под которым развивались его богословские взгляды.
Чехия была поставлена в 14 в. в центр европейских дел, так как Карл Люксембургский, в ней царствовавший, занял престол Священной Римской империи. Это повело к учреждению в 1348 Пражского ун-та, исключительно богословского по характеру, организованного наподобие парижского, с разделением на 4 землячества:чешское, баварское, саксонское и польское. Для поднятия благочестия Карл IV вызвал в 1359 из Австрии народного проповедника Конрада Вальдхаузена, из нищенствующих монахов, в руках которых в то время находилась проповедь. В своих проповедях на немецком и латыни Конрад призывал мирян и духовенство к исправлению нравов и бегству от суеты мирской. Но еще более чем миряне, в порицании нуждалось высшее духовенство, в среде которого господствовали светские помыслы, страсти и пороки. Обличительное движение, начатое Вальдхаузеном, привилось в Чехии. Один из высокопоставленных пражских священников, Ян Милич, отказался от своих доходов и почестей и стал проповедовать по-чешски. Успех был поразительный; знаменитый пражский квартал Венатки (Малая Венеция), известный своими притонами и публичными домами, - опустел и был перестроен в приют раскаявшихся грешниц. Ян Гус родился в 1369 в местечке Гусинец, в юго-западной Чехии, происходил из крестьян, учился в Пражском университете, получил там степень магистра “свободных искусств”, в 1400 принял священство и в 1402 был назначен проповедником при Вифлеемской часовне. Архиепископ, расположенный к Гусу, возложил нa него обязанность проповедовать перед духовенством на съездах или соборах в Праге. Гус шёл, таким образом, по стопам упомянутых выше проповедников. Его задачей был призыв чешского народа к благочестивой жизни и обличению нравов духовенства. Сам он до этого времени вполне твердо стоял на римско-католической почве, как видно, например, из того, что в 1393, во врем пражского юбилея, он потратил последние свои 4 гроша на приобретение индульгенции. Наряду с этим Гус занимался научной деятельностью при университете, где он читал лекции, был экзаменатором и занимал должности декана и ректора (1402-03). В университете Гус познакомился с сочинениями Виклиффа, сначала с философскими, а затем и с богословскими. Оксфордский ун-т пользовался большим почетом в Праге; бакалаврам разрешалось читать в университете только по запискам парижских, оксфордских или пражских магистров. Неудивительно поэтому, что сочинения Виклиффа скоро проникли в Прагу. Женитьба английского короля Ричарда II на дочери чешского монарха Карла IV, Анне (1381), также содействовала установлению сношений между Чехией и Англией. Сочинения Виклиффа приобрели в начале 15 в. большой авторитет в Пражском ун-те, хотя уже были осуждены в Англии. Популярность их вызвала в 1403 противодействие со стороны соборного капитула в Праге, члены которого указали университету на ряд еретических положений, извлеченных из сочинений Виклиффа. В университете состоялся диспут, во время которого некоторые магистры горячо вступались за известные положения Виклиффа, Гус же ограничился указанием, что многие из поставленных Виклиффу в вину положений неверно извлечены из его сочинений. Уже тут ясно выступает характерная черта Гуса, - его любовь к правде, которую он ставил выше всех других. Другая его черта - благородная горячность с которой он исполнял свою обязанность - обличать недостатки духовенства, вызвала в этой среде жалобы и требования к архиепископу лишить Гуса звания проповедника на духовных съездах, а потом и вовсе запретить священствовать. Обострившийся между тем раскол в папстве вызвал враждебные отношения между правительством и церковной властью в Чехии. Пражский университет в этом споре встал на сторону короля; Король Венцеслав в благодарность за подобный шаг согласился признать в университете 3 голоса за чешской нацией, предоставив лишь один голос трем остальным “нациям” вместе взятым. Это послужило к оставлению Праги немецкими профессорами и студентами; чехи остались одни, Гус был избран ректором, а вместе с тем в университете заметно усилилось влияние богословских воззрений Виклиффа. Архиепископ во исполнение папской буллы приказал в 1410 г. всем имевшим у себя сочинения Виклиффа доставить их ему для сожжения. В защиту сочинений Виклиффа в университете был устроен публичный диспут, в котором участвовал и Гус. Результатом диспута стало отлучение Гуса от церкви и вызов его в Рим к ответу. Король пытался уладить дело и устроить примирение между архиепископом и Гусом, но неожиданное событие дало делу новый оборот, Папа Иоанн XXIII, теснимый своим соседом-королем Владиславом Неаполитанским, объявил| против него крестовый поход с отпущением грехов всем тем, кто будет содействовать его успеху. Когда в 1412 буллы об индульгенциях были обнародованы в Праге, Гус высказался против заключавшегося в них злоупотребления правом отпускать грехи. На диспуте некоторые из друзей Гуса, соглашаясь с тем, что в буллах заключаются очевидные заблуждения, не решились отрицать право папы давать индульгенции. Гус заявил: “друг мне Палеч и друг мне истина, между обоими же нужно дать преимущество истине”. В этот спор об индульгенциях вмешалась толпа и под предводительством одного из королевских любимцев, фон Валдштейна, сожгла папскую буллу. По распоряжению короля пражский магистрат казнил трех молодых ремесленников, которые в церкви особенно горячо кричали, что буллы - обман. Казнь состоялась, несмотря на заступничество Гуса. Народ признал казненных мучениками, движение разрасталось; над Прагою был произнесен интердикт, и по желанию Венцеслава Гус оставил город. Он удалился в замок Козийградек, где стал проповедовать народу, который толпами к нему стекался, и на досуге написал свой трактат “О церкви”, составленный всецело на основании взглядов Виклиффа. Вызванное всеми этими событиями волнение отразилось далеко за пределами Чехии. В особенности озабочен ими был император Сигизмунд, брат Венцеслава и его наследник. Желание Сигизмунда устранить смуту в Чехии было одним из главных поводов побудить папу к созыву в 1414 общего собора в Констанце. Туда Сигизмунд пригласил и Гуса. Воодушевленный идеей отстоять свои взгляды на форуме такого высокого ранга, Гус незамедлительно отбыл в Констанц, даже не дожидаясь обещанной ему императором охранной грамоты. Сигизмунд и Венцеслав дали ему в провожатые трех чешских дворян. Гус прибыл в Констанц 3 ноября и уже 28-го был призван к допросу перед папой и кардиналами. После непродолжительного диспута между ним и его противниками он был тут же арестован и удержан в заключении, несмотря на протест сопровождавших его чешских дворян, несмотря на негодование прибывшего затем императора и неоднократное требование чешских чинов освободить Гуса. Содержали его в жутких условиях, он много страдал во время своего заключения от разных болезней. Однако письма, которые он писал домой, ярко обрисовывают по-настоящему христианские свойства его натуры: добросовестность, строгость к себе, преданность и любовь к друзьям и близким, благородное и незлобное отношение к противникам и врагам, горячий патриотизм и непререкаемый авторитет истины. Гус совершенно чистосердечно был уверен, что отстаивает церковные взгляды и Св. Писанием.
Между тем на соборе папская партия потерпела поражение; папа Иоанн XXIII был низложен и после попытки бегства заключен в том же помещении, где сначала содержался Гус; руководство на соборе перешло к наиболее просвещенным кардиналам, таким как Забарелла, д'Альи (бывший канцлер Парижского университета) и парижский канцлер Жерсон, который в своем сочинении “Об исправлении церкви” высказывал взгляды, во многом близкие к представлениям Гуса о церкви и папстве. Помимо личных противников Гуса, задетых полемикой с ним или увлекшихся ролью обвинителей, на соборе не наблюдалось особенного озлобления на него. В глазах собора дело Гуса было тесно связано с делом Виклиффа. О “гуситстве” не было тогда и речи, а только об искоренении в Чехии “виклефии”, которую и хотели торжественно осудить. Как Гус сам писал, некоторые из членов собора давали ему совет, чтобы он “молча согласился”, чтобы сослался на личное заблуждение, тогда дело обойдется благополучно. Но Гус ценил истину не только выше дружбы, но и выше собственной жизни.
На заседании 4 мая 1415 собор осудил учение Виклиффа. Одно из главных обвинений против Гуса заключалось в том, что он поддался влиянию учения Виклиффа о Евхаристии. Виклифф отверг принятое в католичестве толкование пресуществления (т.н. transsubstantiatio) и заменил его учением о том, что сущность хлеба остается в евхаристии (remanentia). Если некоторые из чешских магистров действительно защищали данное мнение Виклиффа, то Гус никогда особого внимания именно этому аспекту не уделял. Выставленные против него свидетели тем не менее ссылались на слышанные ими когда-то проповеди. Гусу также вменялось в вину то, что он разделял заблуждение Виклиффа о невозможности совершения таинств согрешившим священником или даже папой. Точно так же и другие обвинения главным образом касались “заблуждений” Виклиффа, “усвоенных или защищаемых Гусом”: учения о предопределении и о том, что истинная церковь состоит из предназначенных к спасению; учения, что духовные и светские лица, обретающиеся в смертном грехе, недостойны владения собственностью и могут быть лишены; учения, что папство не существовало в первые три века и что церковь могла бы обойтись без видимого главы. Из обвинений, направленных лично против Гуса, самым главным было то, что он не явился в Рим на вызов папы, хотя послал ходатаев. С точки зрения Гуса, выставленные против него обвинения либо основывались на неверном понимании его слов, либо касались таких его мнений, от которых он не отказывался, но не признавал их еретическими заблуждениями. Собор требовал от Гуса отречения от всех указанных в обвинительных статьях заблуждений. Гус же считал себя не вправе отрекаться от заведомо ложных обвинений, так как этим признал бы в качестве своего мнения то, чего никогда не утверждал. Относительно статей второго разряда Гус выражал готовность отречься, если против текстов Св. Писания, которые он приводил в подтверждение своих идей, укажут более веские места. Дело сводилось тому, что Гус просил наставления, а от него требовали безусловного и беспрекословного отречения. Допрос приближался к концу. Многие желали пощадить Гуса, дабы не вызвать неудовольствие со стороны обожавших его чехов. Когда все уговоры отречься оказались безуспешными, 6 июля, на 15-м заседании собора, Гусу прочли приговор осуждения на смерть. Гус был “сожжен, но не побежден”, сказал Эразм Роттердамский. Гус не обладал оригинальностью в философии и богословии: подвиг его жизни нужно искать не в этой области, а в сфере воли и характера. Как последователь Виклиффа Гус является одним из главных предшественников Реформации. Хотя он внутренне не порвал с католицизмом и остался верен многим католическим догматам и верованиям, он усвоил два важнейших протестантских принципа: учение бл. Августина о предопределении и признание Св. Писания высшим и обязательным авторитетом для папы и соборов. Реформация не появилась из ничего: по всей Европе она возникала и развивалась на уже существовавшем фундаменте. В настоящее время все большее признание получает тот факт, что английская Реформация строилась на лоллардистских основаниях. Поэтому рассмотрение движения лоллардов включено в анализ позднесредневековой религии как пример того, что элементы народной религии вносили свой вклад в возникновение и развитие местной Реформации. Недавние исследования выявили всю сложность движения лоллардов, делая обобщения об их основных верованиях значительно более рискованными, чем это было раньше. Например, хотя некоторые лолларды отрицали идею чистилища, большинство, похоже, вполне мирилось с его существованием. Серьезная оппозиция этой концепции в Англии получила импульс только после казни Джона Фрита из-за этого вопроса в 1533 году. Однако основные верования, которые были распространены в движении, можно представить следующим образом. Итак, лолларды, в целом, верили, что: 1. Библия должна быть доступна на родном языке. 2. Поклонение образам неприемлемо. 3. Практика паломничеств является достаточно сомнительной. 4. Каждый мирянин является священником. 5. Папа пользуется излишней властью. 6. Присутствие Христа в Евхаристии является чисто духовным (в противоположность средневековой доктрине пресуществления) В некотором смысле, этот список верований мало чем отличается от положений литературы недовольства. И все же он указывает “на некоторые мнения, преобладающие в лоллардистских кругах, которые вызвали повышенную восприимчивость к лютеранским идеям, появившимся в Англии в 1520—х годах. Лютеранские доктрины перекликались с их мнениями. Например, доктрина Лютера о "всеобщем священстве" была созвучна лоллардистской неприязни к священникам и их верованию, что все миряне имели право называться священниками. Точно так же, лютеранская доктрина об оправдании верой, как казалось, по крайней мере, лоллардам, предполагала, что в процессе спасения уже не нужны папы, священники и официальная Церковь, к которым они испытывали такое отвращение. Каждый человек мог заключить мир с Богом, не вмешивая в это дело отвратительную церковную иерархию. Движения, похожие на лоллардистское, существовали во многих частях Европы, готовя почву, в которой могли прорасти и пустить корни идеи Реформации. Лолларды не выработали ничего, напоминающего сложные доктрины священства всех верующих или оправдания одной верой, в лучшем случае они вырабатывали мнения или общие взгляды, которые подвергали современную им Церковь суровой критике. Однако лютеранские идеи, когда они дошли до лоллардов, были наполнены для них глубоким смыслом. Они перекликались с их мнениями, поддерживали их доводы, добавляли интеллектуальную утонченность их энтузиазму и давали новое богословское обоснование их критике английской Церкви. Религиозные идеи реформаторов Фундаментальной верой, двигавшей авторитетными (магистерскими) реформаторами, было то, что христианство можно было наилучшим образом реформировать и обновить, возвратившись к верованиям и практике ранней Церкви. Первые пять веков, часто называемые "патристическим периодом", рассматривались как "золотой век христианства". Мысли многих реформаторов шестнадцатого века сводились к латинскому лозунгу "Christianismus renascenc" ("Возрождение христианства"). Как могло осуществиться это возрождение? Реформаторы указывали на жизненную силу христианства в апостольский период, засвидетельствованную в Новом Завете, и утверждали, что возможно и необходимо воссоздать дух и форму этого значимого периода в истории христианской церкви. Нужно было вернуться к Новому Завету и его первым толкователям, чтобы научиться у них. Это были основополагающие документы христианского мира, первоисточник христианской веры и практики.
Основываясь на великой традиции ветхозаветных пророков, реформаторы бросили вызов религиозным лидерам своего времени. Последние были виновны в терпимости, добавлениям и искажениям христианской веры— добавлениям и искажениям, которые отражали интересы церковных казначеев и народных суеверий. Доктрины чистилища и индульгенции были выделены как субхристианские культы, эксплуатирующие надежды и страхи простых людей. Настало время избавиться от таких добавлений и искажений посредством последовательного обращения к верованиям и практике ранней Церкви, которые рассматривались как образцы. Их достижение должно было стать целью чистки, в которой так нуждалась Церковь. Этот акцент на раннем христианстве как норме или точке отсчета представлений шестнадцатого века о "Christianismus renascens" позволяет нам понять, почему реформаторы уделяли такое большое внимание Новому Завету и ранним христианским писателям, обычно известным как "Отцы Церкви" или "патристические писатели". Именно в этих писаниях можно было найти схему реформации и обновления Церкви. Здесь можно было найти первоначальные идеалы христианства. Таким образом, издание первого греческого Нового Завета и первого сборника трудов Августина (которого большинство реформаторов считало основным патристическим писателем) были краеугольными камнями программы реформ шестнадцатого века и были широко распространены во всей Европе. Для Мартина Лютера программа реформ могла быть обобщена простой формулой: "Библия и Св.Августин".
Возникновение гуманизма Возрождения рассматривается многими как промыслительное, ибо огромные успехи, достигнутые еврейскими и греческими исследованиями в области классических текстов в Западной Европе, проложили путь непосредственному знакомству с текстом Писания, заменившего ненадежный латинский перевод — Вульгату. Новая текстуальная и филологическая техника, освоенная гуманистами, рассматривалась как ключ к новозаветному миру и, следовательно, подлинному христианству. Во втором десятилетии шестнадцатого века многие верили, что настает заря новой эры, в которой голос подлинного христианства, так долго неслышимый, будет вновь услышан. Несмотря на кажущуюся простоту программы реформ, она сопровождалась огромными трудностями, которые будут исследованы в ходе работы. Цель Реформации была поставлена, и готовились средства, с помощью которых ее можно было бы достичь. Сейчас для того, чтобы понять фон этой исторической драмы, мы должны будем окунуться в бурный поток мысли начала шестнадцатого века. Концепция Реформации: лютеранство, кальвинизм, анабаптизм, и контр-реформация. Термин "Реформация" используется в целом ряде значений, и поэтому представляется полезным определить их. Его определение может включать четыре элемента, каждый из которых будет кратко рассмотрен ниже: Лютеранство, Реформатская Церковь (часто называемая "Кальвинизм"), "радикальная Реформация" (до сих пор часто называемая "Анабаптизм"), и "Контр-Реформация", или "Католическая Реформация". В широком смысле, термин "Реформация" включает все четыре течения. Он также используется в несколько более суженном смысле, означая лишь "Протестантскую Реформацию" и— исключая Католическую Реформацию. В этом смысле он относится к трем перечисленным выше протестантским движениям. В некоторых ученых трудах, однако, он используется по отношению к тому, что известно под именем "Магистерская Реформация" или "Реформация основного течения"— иными словами, к Лютеранской и Реформатской Церкви, исключая анабаптистов. Необычный термин "Магистерская Реформация" требует небольшого пояснения. Он обращает наше внимание на то, как реформаторы основного течения были связаны со светскими властями, такими, как князья, магистраты и городские советы. В то время как радикальные реформаторы полагали, что эти власти не имеют никаких прав в Церкви, реформаторы основного течения утверждали, что Церковь является, по крайней мере в некоторой степени, подотчетной светскому правительству. Магистрат имел власть в Церкви, точно так же, как Церковь могла рассчитывать на власть магистрата в укреплении дисциплины, подавлении ереси и поддержании порядка. Термин "Магистерская Реформация" призван привлечь внимание к близкой связи между магистратурой и Церковью, которая лежала в основе реформационных программ таких мыслителей, как Мартин Лютер и Мартин Букер. Термин "протестант" также требует пояснений. Он происходит от реакции на решение рейхстага в Шпейере (февраль 1529г.), который проголосовал за прекращение терпимости к Лютеранству в Германии. В апреле того же года шесть германских князей и четырнадцать городов протестовали против этих жестоких мер, защищая свободу совести и права религиозных меньшинств. Термин "протестант" и произошел от этого протеста. Поэтому, в строгом смысле, нельзя употреблять термин "протестант" по отношению к отдельным людям до апреля 1529г. или говорить о событиях, предшествующих этой дате, как о части "Протестантской Реформации". Термин "евангельский" часто употребляется в литературе по отношению к реформаторским фракциям в Виттенберге и других местах (например, во Франции или Швейцарии), которые действовали до этого события. Хотя слово "протестант" часто употребляется по отношению к этому, более раннему, периоду, такое использование является, в строгом смысле, некорректным. Лютеранская Реформация Лютеранская Реформация особенно связана с Германией и личностью Мартина Лютера. Лютера особенно волновала доктрина оправдания, которая занимает центральное положение в его богословском наследии. Лютеранская Реформация первоначально была академическим движением, озабоченным, в первую очередь, реформированием преподавания богословия в Виттенбергском университете. Это был третьеразрядный университет, и реформы, введенные Лютером и его коллегами на богословском факультете, привлекли поначалу мало внимания. Именно действия самого Лютера— такие, как вывешивание на дверях Виттенбергского храма знаменитых 95 тезисов (31 октября 1517г.) и Лейпцигский диспут (июнь-июль 1519г.) — привлекли значительный к себе интерес и обратили внимание широких масс на идеи, распространяемые Лютером в Виттенберге. Строго говоря, Лютеранская Реформация началась лишь в 1522г., когда Лютер возвратился в Виттенберг после насильственной изоляции в Вартбурге. В 1521г. Лютер был осужден Вормским сеймом. Опасаясь за его жизнь, высокопоставленные сторонники Лютера тайно переправили его в замок, носящий имя "Вартбург", где он оставался, пока существовала реальная угроза для его безопасности. В его отсутствие Андреас Боденстайн фон Карлштадт, один из коллег Лютера по Виттенбергскому университету, начал проводить там программу реформ, однако делал это достаточно хаотично. Убежденный в том, что его присутствие необходимо для спасения дела Реформации от неумелых действий Карлштадта, Лютер покинул свое пристанище и возвратился в Виттенберг.
Начиная с этого момента программа Лютера по академической реформе превратилась в программу по реформированию Церкви и общества. Полем деятельности Лютера был уже не мир университета. Он принял на себя роль руководителя движения за религиозные, социальные и политические реформы, которое некоторым современным Лютеру наблюдателям казалось путем к новому социальному и религиозному устройству Европы. Фактически программа реформ Лютера была значительно консервативнее, чем программы его коллег по реформации, например, Цвингли. Кроме того, ее успех был гораздо меньшим, чем ожидалось. Движение оставалось привязанным к территории Германии и, за исключением Скандинавии, не получило поддержки за рубежом, на которую оно могло рассчитывать. Лютеранское понимание роли "благочестивого князя" (что обеспечивало монарху власть над Церковью), похоже, было менее привлекательным, чем ожидалось, особенно в свете республиканских чувств таких мыслителей Реформации, как Кальвин. Ярким примером этого является Англия: здесь, как и в Голландии, именно Реформатское, а не Лютеранское богословие добилось определяющего влияния.
Реформатская Церковь Происхождение Реформатской Церкви связано с событиями, произошедшими внутри Швейцарской конфедерации. В то время как Лютеранская Реформация брала начало в академической среде, Реформатская Церковь обязана своим происхождением попыткам привести мораль и богослужение (но не обязательно доктрину) Церкви в большее соответствие с библейскими принципами. Хотя большинство ранних реформатских богословов происходило из академического окружения, их программы реформ не были академическими по своей природе. Они были направлены на преобразование конкретной Церкви в том виде, в котором она существовала в швейцарских городах, таких как Цюрих, Берн, Базель. В то время как Лютер был убежден в том, что доктрина оправдания имела центральное значение в его программе социальных и религиозных реформ, ранние реформатские мыслители проявляли относительно небольшой интерес к доктринам, за исключением одной конкретной доктрины. Их программа реформ была организационной, социальной и этической, и во многом она была похожа на требования, исходящие от гуманистического движения. Пока что важно отметить, что все крупные богословы ранней Реформатской Церкви имели некоторую склонность к гуманизму— склонность, которую не разделял Лютер, настороженно относящий к гуманистическому движению. По общему убеждению, консолидация Реформатской Церкви началась после стабилизации Цюрихской Реформации, наступившей вслед за смертью Цвингли на поле битвы (1531г.) при его приемнике Генрихе Булингере и завершилась после становления Женевы как основного центра и Жана Кальвина как ее лидера в 50_х годах шестнадцатого века. Постепенный переход власти внутри Реформатской Церкви (первоначально из Цюриха в Берн, а затем из Берна в Женеву) происходил в течение периода с 1520 по 1560 гг. и привел к тому, что Женева, ее политический строй (республика) и ее религиозные мыслители (первоначально Жан Кальвин, а после его смерти Теодор Беза) стали превалировать в Реформатской Церкви. Этот процесс был закреплен учреждением Женевской академии (готовящей пасторов для Реформатской Церкви). По отношению к религиозным идеям Реформатской Церкви часто используется термин "кальвинизм". В настоящее время употребление этого термина не поощряется, т.к. становится все более очевидным, что богословие Реформатской Церкви конца шестнадцатого века является развитием идей Кальвина. Называть реформатскую богословскую мысль конца шестнадцатого и семнадцатого веков "кальвинизмом"— значит предполагать, что это по существу мысли самого Кальвина, хотя в настоящее время общепризнанно, что идеи Кальвина были в значительной степени изменены его преемниками. Термин "Реформатская" является более предпочтительным как по отношению к Церквам (в Швейцарии, Голландии и Германии), так и в отношении религиозных мыслителей (таких, как Теодор Беза, Уильям Перкинс или Джон Оуэн), которые основывались на признанном "Наставлении в христианской вере" или церковных документах (таких, как знаменитый "Гейдельбергский катехизис"), основанных на нем. Следует упомянуть еще об одном факторе, имеющем отношение к употреблению термина "кальвинизм", фактор. Происхождение этого термина относится к шестидесятым годам шестнадцатого века, когда происходили значительные изменения политической обстановки на территории Германии. Страна была серьезно дестабилизирована в 1540_х и начале 1550_х гг. столкновениями между лютеранами и католиками. Такие конфликты наносили вред Империи. Аугсбургский мир (сентябрь 1555г.) решил религиозный вопрос в Германии, выделив определенные области страны лютеранам, а остальные— римо-католикам (знаменитый принцип, часто называемый "cuius regio, eius religio" ("твоя область определяет твое вероисповедание"). Не было сделано никаких оговорок о Реформатской вере, которая была объявлена "несуществующей" в Германии. Однако в феврале 1563г. был издан "Гейдельбергский катехизис", что указывало на то, что Реформатское богословие приобрело большое влияние прежде всего в лютеранских областях Германии. Этот катехизис незамедлительно подвергся нападениям лютеран, назвавших его "кальвинистским"— иными словами, иностранным. Термин "кальвинистский" был использован германскими лютеранами, пытавшимися дискредитировать этот новый влиятельный документ и объявившему его непатриотичным. Учитывая полемические ассоциации термина, для историка желательно отказаться от него в пользу более нейтрального термина. Термин "Реформатский", несомненно, кажется нам более подходящим для этой цели. Из трех составных частей Протестантской Реформации— лютеранской, реформатской (или кальвинистской) и анабаптистской— именно реформатская представляет особый интерес для англоязычного мира. Пуританство, которое сыграло столь значительную роль в английской истории семнадцатого века и имело столь важное значение для религиозных и политических взглядов Новой Англии, начиная с семнадцатого века и далее, является особой формой Реформатского богословия. Для того, чтобы понять религиозную и политическую историю Новой Англии или идеи таких мыслителей, как, например, Джонатан Эдвардс, необходимо разобраться, по крайней мере, с некоторыми богословскими воззрениями Пуританства, которое лежит в основе их социальных и политических позиций. Автор надеется, что настоящая работа окажется полезной в процессе этого знакомства. Радикальная Реформация Термин "Анабаптизм" обязан своим происхождением Цвингли (дословно он переводится "перекрещенцы" и указывает на наиболее характерный аспект практики анабаптистов— настойчивое утверждение того, что крещены могут быть лишь те, кто лично прилюдно исповедал свою веру). Анабаптизм, по-видимому возник в окрестностях Цюриха как следствие реформ, проведенных в городе в начале 1520_х годов. Это движение возникло вокруг группы людей (среди которых мы можем назвать Конрада Гребеля), которые утверждали, что Цвингли изменил своим собственным реформационным принципам. Он проповедовал одно, а практиковал другое. Хотя Цвингли открыто заявлял о своей приверженности принципу sola scriptura ("одним Писанием"), Гребель утверждал, что он сохранил ряд практик, включая крещение младенцев, близкую связь Церкви с Магистратурой и участие христиан в войнах, которые не разрешены и не освящены Писанием. В руках таких радикальных мыслителей принцип sola scriptura приобрел крайний смысл: реформированные христиане стали верить лишь в то и практиковать лишь те вещи, которым явно учит Писание. Цвингли был встревожен этим, видя в этом движении дестабилизирующий фактор, угрожающий отрезать Реформатскую Церковь от ее исторических корней и преемственности с христианской традицией прошлого.
У анабаптистов имелись все основания обвинять Цвингли в компромиссе. В 1522г. он написал работу, известную как "Apologeticus Archeteles", в которой он признает "общность вещей" подлинно христианским принципом. "Никто не называет собственность своей,— писал он.— Всеми вещами владеют сообща". Однако к 1525г. Цвингли изменил свое мнение и пришел к мысли, что частная собственность оказывается не такой уж плохой.
Хотя анабаптизм первоначально возник в Германии и Швейцарии, впоследствии он приобрел влияние и в других странах, например, в Голландии. Движение породило относительно небольшое количество богословов (общепризнанно, что тремя наиболее значительными являются Валтасар Губмайер, Пилграм Марбек и Мено Симонс). Такое положение частично отражает тот факт, что движение не имело какой-либо существенной богословской основы. Имелись и другие причины, среди которых не последнее место занимает насильственное подавление анабаптизма светскими властями. Внутри различных направлений этого движения можно выявить ряд общих элементов: общее недоверие к внешней власти, отрицание крещения младенцев в пользу крещения взрослых верующих, общее владение собственностью и особый акцент на пацифизме и непротивлении. Так, в 1527г. правительства Цюриха, Берна и Галлена обвинили анабаптистов в том, что они считали, "что ни один истинный христианин не может получать доход от капитала или платить процент на одолженную сумму, что все мирские блага являются бесплатными и общими и все имеют на них право". По этой причине анабаптизм часто называют "левым крылом Реформации" или "радикальной Реформацией". "Радикальную Реформацию" следует противопоставлять "авторитетной (магистерской) Реформации", которую он отождествлял с лютеранским и реформатским движением. Эти термины получают все большее признание среди исследователей Реформации. Вероятно, наиболее значительным документом, оставленным этим движением, является Шляйтхаймское Исповедание, составленное 24 февраля 1527г. Михаилом Саттлером. Исповедание берет свое название от небольшого городка в кантоне Шаффгаузен. Его целью было выделить анабаптистов из среды других окружающих их христиан — в первую очередь, отделить от тех, кого оно называет "папистами и антипапистами" (т.е. нереформированных католиков и магистерских евангеликов). По существу, Шляйтхаймское Исповедание являлось "статьями разделения", т.е. набором верований и мнений, которые отличали анабаптистов от их оппонентов внутри и вне Реформации и представляли собой ядро их единства, несмотря на возможные разногласия по другим вопросам. Католическая Реформация Этот термин часто употребляется по отношению к возрождению внутри Римо-Католичества в период после открытия Трентского собора (1545г.) Это движение часто называется "Контр-Реформацией": как указывает сам термин, Римско-Католическая церковь разрабатывала средства для борьбы с Протестантской Реформацией, чтобы ограничить ее влияние. Однако становится все более очевидным, что частично Римско-Католическая Церковь противодействовала Реформации, реформируя себя изнутри, чтобы лишить почвы протестантскую критику. В этом смысле движение было в равной степени и реформацией Римско-Католической Церкви, и реакцией на Протестантскую Реформацию. Та озабоченность, которая лежала в основе Протестантской Реформации в Северной Европе, была направлена на обновление Католической Церкви, в частности в Испании и Италии. Трентский собор, наиболее значительное событие периода Католической Реформации, прояснил католическое учение по ряду спорных вопросов и провел крайне необходимые реформы, касающиеся поведения духовенства, церковной дисциплины, религиозного образования и миссионерской деятельности. Этому движению способствовала реформация многих старых религиозных орденов и учреждением новых (например, ордена Иезуитов). Более конкретные богословские аспекты Католической Реформации будут рассмотрены в связи с ее учением о Писании и Предании, оправдании верой и таинствах. В результате Католической Реформации многие злоупотребления, которые первоначально являлись основанием для требований реформации со стороны как гуманистов, так и протестантов были сняты. Однако на этом этапе Протестантская Реформация достигла той точки, после которой простое исправление злоупотреблений и нарушений было уже недостаточным: существенным аспектом Протестантско-Римо-Католических споров стали уже требования реформировать доктрину, религиозную идеологию, Церковь. На этом этапе нашего исследования необходимо рассмотреть религиозные идеи, стоящие за авторитетной (магистерской) Реформацией, которые приобретали все большее значение в Протестантско-Римо-Католической полемике шестнадцатого века. Реформаторы и реформы Мартин Лютер. Мартин Лютер широко известен как наиболее значительная фигура европейской Реформации. Его значение велико не только для истории христианской церкви, но и в интеллектуальной, политической и социальной истории Европы, особенно Германии. Во многом он представляется трагической фигурой, для него были характерный величественная сила, и серьезные недостатки. Его оппозиция императору во время Вормского сейма демонстрирует значительное личное мужество, хотя он вряд ли произносил приписываемые ему слова: "На том стою — и не могу иначе". Но его осуждение германских крестьян за их бунт против угнетателей многим показалось признаком его политической наивности. Лютер вступил на арену человеческой истории, защищая идею. Эта идея убедила его в том, что Церковь его дней неправильно понимала Евангелие — основу христианства. Необходимо было призвать ее к верности, вначале реформировать ее идеологию, а затем — ее обряды. Лютер родился в 1483-м году в городке Эйслебен в семье саксонского рудокопа, который, несмотря на стесненные обстоятельства, смог дать сыну высшее образование. Вначале Лютер готовился к карьере юриста в школах Мансфельда и Магдебурга, но в 1505, по окончании философского факультета Эрфуртского университета, вступил в Августинский орден, известный своим строгим уставом. В 1510-11 годах Лютер посещает Рим в качестве провожатого одного из монастырских братьев, вероятно, очень старого человека, который направлялся в Рим по делам реформирования монастыря. При виде Рима молодой Мартин, как было принято у паломников, падает на колени: «Приветствую тебя, святой Рим!». В Риме он проводит четыре недели, знакомится с необразованными итальянскими отцами-исповедниками, на которых он позже намекает, говоря о необразованных кардиналах. Осматривает реликвии (в том числе веревки, на которой повесился Иуда), совершает паломничество по семи церквям и посещает Scala santa, где получает индульгенции. Никаких религиозно-критических эксцессов в этот период с Лютером не случается. Несвятой Рим не смог произвести на него большого впечатления. Папский двор, сам папа Юлий II и кардиналы находились тогда не в Риме, а искусства Лютер, по его же воспоминаниям, «не видел». Неблагоприятные впечатления дали о себе знать только позже.
Параллельно Мартин занимается изучением Библии и богословия, и в 1512 становится профессором Виттенбергского университета. Также Лютер приносит присягу: соблюдать верность Церкви, не проповедовать никаких учений, осужденных Церковью или посягающих на ее догматы, и доносить на тех, кто станет проповедовать такие учения. Вскоре на него наваливается много работы: помимо философских штудий - лекции по философии, служба в Церкви и административные обязанности в монастыре (как хороший работник и монах он явно пользуется расположением университетского начальства и братьев-монахов в монастыре). В соответствии со своими обязанностями он читал лекции по различным Книгам Библии: Псалтири (1513-1515), Посланиям к Римлянам (1515-1516), Галатам (1516-1517), Евреям (1517-1518), затем он вернулся к лекциям по Псалтири (1519-1521).
Суровая средневековая религиозность, аскетические подвиги, умственные занятия не избавили Лютера от назревшего в нем глубокого кризиса. Он ощущал себя недостойным спасения. По его собственному признанию, он порой испытывал «такие страшные адские муки, что никакой язык не может их выразить». Только в Писании Лютер обрел, наконец, свет надежды. Готовя лекцию по Посланию к римлянам, он внезапно осознал, что «праведность» Божья не есть обычная «справедливость», а спасающая милость, которая даруется по вере. Разрабатывая идею об "iustitia Dei" ("праведности Божией"), Лютер столкнулся с непреодолимыми трудностями. Идея о праведности Божией занимает видное место в Псалтири и Послании к Римлянам, по которым Лютер читал лекции в период с 1513 по 1516 гг. На этой стадии своего развития он понял, что "праведность Божия" является беспристрастным Божественным свойством. Бог судит отдельных людей с полной беспристрастностью. Если отдельный человек удовлетворяет основному предварительному условию для оправдания, то он или она оправдываются; если нет, то он или она осуждаются. Бог не проявляет ни снисходительности, ни предрасположенности: Он судит исключительно на основании человеческих заслуг. Беспристрастность и справедливость Божия заключаются в том, что Он дает каждому конкретному человеку то, что он или она заслужили — ни больше и ни меньше. В конце 1514 или начале 1515 гг. сложность этой теории, похоже, становилась Лютеру все более и более понятной. Что происходит, если грешник не в состоянии удовлетворить этому основному требованию? Что происходит, если грешника так парализовал и засосал грех, что он не может исполнить выдвигаемое ему требование? Пелагий и Гавриил Биль, которые работали над идеей "праведности Божией", предполагали, что люди могут без труда удовлетворить этим условиям. Однако по этому вопросу Лютер, похоже, стал принимать взгляды Августина, утверждая, что человечество настолько связано своей греховностью, что не в состоянии само освободиться без особого Божественного вмешательства. Собственные замечания Лютера по поводу его дилеммы показательны. Он говорит о том, что пытался изо всех сих делать все, что необходимо для достижения спасения, однако все более и более убеждался в том, что не мог быть спасен. "Я был хорошим монахом и соблюдал свой обет так строго, что мог бы сказать, что если какому-либо монаху и дано было с помощью монашеской дисциплины достичь небес, то этим монахом был я. Все мои собратья по монастырю могли подтвердить это . И все же моя совесть не могла дать мне уверенности, и я всегда сомневался и говорил: "Ты это делаешь неправильно. Ты недостаточно раскаялся. Ты это упустил из своей исповеди". Чем больше я старался исправить неуверенную, слабую и обеспокоенную совесть человеческими традициями, тем я становился более неуверенным, слабым и обеспокоенным". Лютеру казалось, что он просто не мог удовлетворить условиям спасения. У него не было необходимых для этого средств. Бог никоим образом не мог справедливо наградить его спасением — Он мог лишь осудить его. Мысль о "праведности Божией" превратилась для Лютера в угрозу. Она означала лишь осуждение и наказание. Обещание оправдания было реальностью, но условия, которые с ним связывались, делали его невыполнимым. Это было похоже на то, как если бы Бог обещал слепому миллион долларов при условии, что он прозреет. Идея "праведности Божией" не была для грешников Евангелием, Благой Вестью, ибо она несла в себе лишь осуждение. Растущий пессимизм Лютера относительно способностей греховного человечества привел его к сомнению в его собственном спасении, которое все больше и больше казалось невозможным. "Как могу я обрести милостивого Бога?" спрашивал он. К концу 1514 г. Лютеру, похоже, не удалось найти ответ на этот вопрос. Но это была не только богословская проблема, имеющая чисто академический интерес. Растущая озабоченность Лютера этой проблемой имеет сильное экзистенциальное измерение. Она касалась его лично. Для Лютера, как и для многих других, коренной вопрос человеческого существования касался того, возможно ли достичь спасения. Для того, чтобы войти в положение Лютера и по достоинству оценить важность его "богословского открытия", необходимо понять, насколько остро стоял перед ним этот вопрос. Затем что-то произошло. Мы, видимо, никогда точно не узнаем, что это было и когда оно произошло. Мы не знаем, где это произошло: многие ученые называют это открытие "Turmerlebnis" ("Опыт, пережитый в Башне"), основываясь на позднейшем и несколько путанном воспоминании самого Лютера. Однако, чем бы это ни было и когда бы оно не произошло, оно полностью изменило взгляды Лютера на жизнь и, в конечном итоге, выдвинуло его в первые ряды деятелей Реформации. «Вся Библия, — писал об этом перевороте Лютер, — предстала для меня в ином виде». Он обрел Христа «как зерцало отеческой любви Божией». На этот внутренний источник его реформационной деятельности наложились смущения Лютера перед лицом упадка церковной жизни. Светский быт и злоупотребления иерархов, особенно в Риме, вызывали у него категорический протест. Но с требованием обновления Церкви он открыто выступил лишь в 1517. Накануне дня Всех Святых он рассылает 95 тезисов об индульгенциях по епископатам. Однако епископы никак не отреагировали на его вызов. Тогда Лютер изложил эти тезисы некоторым богословам, от которых они затем в поразительно короткое время, в сущности, загадочным образом, подобно буре, обрушились на широкую общественность, хотя и были написаны по-латыни. Таким образом, Лютер и его критика выступили на арену мировой истории, и произошло это в ситуации церковных нестроений и вывоза денег в Рим, так что выступление Лютера наверняка должно было найти громкое, даже страстное одобрение. Его тезисы против индульгенций ознаменовали начало восстания против старых порядков, хотя Лютер еще не помышлял о расколе. В 1518-м году во время так. наз. Аугсбургского рейхстага кардинал-легат Каэтан потребовал от Лютера отозвать 58-й тезис (против высшего вероучительного авторитета папы). Лютер отвечает категорическим отказом и впервые называет папу антихристом. На протяжении 1519-1520 гг. общенародную известность Лютеру приносят Лейпцигский диспут с доктором Иоганном Экком: Лютер отрицает непогрешимость соборов и папский примат, а также сочинение «Жалобы немецкой нации», опровержение «Константинова дара», издание трактата Гуса о Церкви. Теперь борьба с Римом становится для Лютера еще и патриотическим делом, он использует национальное возмущение и недовольство курфюрстов.
В 1520-м году выходят в свет три больших программных сочинения: 1. «К христианскому дворянству немецкой нации». Лютер призывает сокрушить три стены: а) различия между мирянами и священниками; б) права Церкви на обязательное для верующих толкование Священного писания; в) права папы на созыв соборов; высказывает надежду, что всеобщий собор разделит Церковь по национальному признаку, что жалобы немецкой нации прекратятся, что количество церковных праздников значительно сократится; далее следуют пассажи против капитализма, защита крестьянского сословия, возражения против целибата. С точки зрения содержания, это сочинение не отличается особенной оригинальностью: большинство отдельных жалоб уже часто высказывались публично. Значение этого обращения заключается в том, что здесь все жалобы сконцентрированы, а также в воинствен ной, настойчивой интонации, в религиозной подкладке инвектив. В книге «К христианскому дворянству немецкой нации» Лютер уже открыто обрушился на папство и предложил план нового церковного и гражданского порядка. «Если вся истина исходит от иерархии, — говорил он, — то какая польза и нужда в Свящ. Писании? Давайте сожжем его и удовольствуемся невежественными господами из Рима».
2. «О вавилонском пленении»: в этом сочинении отвергаются семь таинств и жертвенный характер мессы. Остаются крещение, перетолкованное причастие (consubstantiatio) и покаяние. 3. «О свободе христианина» с высокопарным зачином: «Христианин — хозяин всех вещей. Христианин — раб всех вещей». В 1524-25 гг. во время разгоревшейся Крестьянской войны Эразм Роттердамский выступает с трактатом «О свободе воли», направленным против Лютера, Лютер отвечает ему весьма радикальными тезисами «О рабской воле», где говорит о греховности человеческой природы, но ни он, ни его сторонники не придерживаются последовательно этой точки зрения. Лютер также изменяет свое отношение к крестьянам (многие видели в нем вдохновителя крестьянской смуты). Если прежде Лютер выдвигал принцип общины и отстаивал свободу в организации богослужения, то теперь он снова защищает более управляемый порядок, по которому церковная власть передается местным князьям. В течение данного периода Лютер выступает с яростной критикой народного восстания – Мюнцера он открыто называет «альштедтским Сатаной». Известны его открытые призывы к физическому истреблению бунтовщиков, что идейно еще больше сближало его с князьями и курфюрстами. Многие из них поддерживали Лютера, что позволило ему окончательно порвать с Римом. По приказу курфюста Фридриха, Лютера, отлученного папой, тайно укрыли в Вартбургском замке, где он приступил к переводу Нового Завета и за несколько месяцев закончил его. Когда он снова появился на общественной арене, Реформация уже охватила широкие массы в Германии и соседних странах. Она питалась не только недовольством римскими порядками, но и стремлением североевропейских народов обрести культурную независимость от латинства. Протестантизм создал альтернативу католичеству и привел к кровавому крестьянскому восстанию. Против своего желания Лютер положил начало многовековому расколу западного христианства. Однако его дело имело и позитивные последствия. Сегодня с этим согласны даже католики. «Несмотря на различия во мнениях в отдельных вопросах, католические историки и богословы признают религиозную глубину и духовную силу молитв Лютера, подлинно христианские намерения его критики тогдашней Церкви» (кард. И.Хеффнер). Отказавшись от церк. авторитета в толковании Библии, Лютер провозгласил высшим критерием личный религиозный опыт отдельного человека. Исходя из этого критерия, он ввел понятия о различных степенях боговдохновенности. Так, он не считал Откровение апостольской книгой. «Пусть каждый, — писал он, — думает об Апокалипсисе, что хочет, что подсказывает ему его дух. Мой дух не может терпеть этой книги». Он «уважал и чтил» Послание Иакова, но отвергал его подлинность опять-таки на основании его несоответствия своему духу. Наряду с этим субъективным критерием Лютер признавал и историко-литературный метод. Отмечая, что автор Послания к евреям «говорит как ученик, который принял учение апостолов», Лютер делал вывод, что послание написано не апостолом Павлом (по его мнению, им был Аполлос). Черты «второго поколения» находил Лютер и в Послании Иуды. Тем не менее Лютер не хотел абсолютизировать научные методы. «Грамматика, — писал он, — не должна управлять делом, а сама должна ему служить». Огромное значение имел сделанный Лютером перевод Священного Писания на немецкий язык. После Вартбурга Мартин вместе со своими помощниками, в т.ч. Меланхтоном, 12 лет трудился над переводом Ветхого Завета. Полный текст вышел в 1534 в типографии Г.Люффта. В отличие от прежних немецких переводчиков Лютер отказался от Вульгаты и переводил с оригинальных языков — древнееврейского и греческого, опираясь на критические исследования Эразма Роттердамского. Лютер был убежден, что Писание должно быть доступно всем. «Простая дочь мельника, — писал он, — ежели она верует, может его правильно понимать и толковать». Но для этого нужно донести смысл Писания до народа. В «Послании о переводе» (1530) Лютер указывал на ценность живого народного языка. В качестве ориентира он принял один из саксонских диалектов, который с тех пор стал литературным общенемецким языком. Коллективная работа была исключительно напряженной. «Над Иовом, — вспоминал Лютер, — работали мы все: магистр Филипп, Вурогаллус и я; и что же — за четыре дня сумели осилить едва три стиха . Читатель и не подозревает, какие пни и колоды лежали там, где он нынче шагает словно по струганым доскам, и как мы потели и трепетали, убирая эти пни и колоды с его пути». Лютер строго выверял соответствие перевода с народной речью, чем, в частности, объяснялось то, что порой он за несколько недель находил лишь одно слово. Отказ от рабского следования оригиналу сделал перевод Лютера творческим и высокохудожественным. Он сразу же завоевал огромную аудиторию. В конце жизни Лютер имел такой безграничный авторитет, что его просили быть судьей не только в религиозных, но и в имущественных и других спорах. В октябре 1545 года к нему обратились с просьбой рассудить их графы Мансфельдские братья Альбрехт и Гебгард. Из-за разных причин только в конце января 1546 года Лютеру удалось добраться из Виттенберга в Эйслебен. По дороге он сильно простудился, ощущал боли в груди, кашлял. Над разрешением спора братьев и их примирением Лютер бился целых две недели, одновременно борясь со своей болезнью. 16 февраля за ужином зашел разговор о болезнях и смерти. Изнуренный Мартин мрачно пошутил: "Если я снова благополучно вернусь в Виттенберг, то распоряжусь, чтобы меня сразу положили в гроб и не мешали червям поедать толстого доктора". Перед сном Лютер сделал свою последнюю запись: "Чтобы понять буколики и георгики Вергилия, надо пять лет прожить пастухом или поселянином; чтобы по достоинству оценить письма Цицерона, надо двадцать лет быть чиновником крупного государства. Священное же писание не может в должной мере оценить тот, кто в течение ста лет не правил церковью пророков . Мы нищие. Воистину это так!"
Жан Кальвин Несмотря на то, что в истории имена Лютера и Кальвина часто упоминаются вместе, это были люди совершенно разные. Лютер выступил против Рима, опираясь на личный опыт богопознания; прежде чем объявить о своих теологических новшествах, ему пришлось победить сомнения в своей богобоязненной душе. Кальвин же, который был на 26 лет моложе Лютера, застал протестантские идеи уже вполне сложившимися. Они для него - не результат внутренних терзаний, а предмет профессиональных размышлений и систематизации. Кальвин не пережил тяжёлый духовный кризис, как Лютер. Его переход в протестантизм был результатом медленной и сложной рассудочной работы.
Жан Ковен (Кальвин - это латинизированная впоследствии форма его фамилии) родился в 1509 году в городе Нойон на севере Франции в семье прокурора городского капитула. Изучая право в Парижском университете, он поддержал умеренные протестантские тезисы, высказанные новым ректором. Ректор был арестован, а Кальвину пришлось спешно бежать из города. Проведя некоторое время при дворе Маргариты Наваррской, защищавшей протестантов, Кальвин поселился затем в Базеле. Здесь в 1535 году он издал свой главный труд – «Наставление в христианской вере», позднее дополненный и неоднократно переиздававшийся. В 1536 году, будучи проездом в Женеве, Кальвин остался там, поддавшись уговорам одного из активных деятелей Реформации в городе Гийома Фареля. Однако уже через 2 года он был вынужден вновь покинуть город из-за своей бескомпромиссности в вопросе о церковном правлении, поклявшись больше никогда не возвращаться в Женеву. Но судьба распорядилась иначе. К 1540 году положение церкви в Женеве стало критическим, и магистрат в отчаянии попросил Кальвина вернуться в город. Кальвин вновь приехал в Женеву в 1541 году. Опасения его полностью оправдались: ему предстояла долгая и ожесточённая борьба за независимость женевской церкви и введение жёсткой дисциплины. Таким образом, сугубо кабинетный богослов Кальвин добился на долгие годы неограниченной власти в богатой торговой Женеве, получив возможность установить здесь порядки, наиболее отвечавшие его собственному идеалу «града Божьего». В отличие от Лютера, Кальвин с самого начала был воодушевлён идеей кардинальной реформы католической церкви. Для этого он разработал в своём основном сочинении детальную программу. В общем, Кальвин развивает основные идеи, выдвинутые ещё Лютером: о всемилостивом Боге, безнадёжно грешном человеке, об оправдании одной только верой. И, тем не менее, концепция Кальвина значительно отличается от лютеровской. Бог, согласно Кальвину, - это грозная, непостижимая, вседействующая воля, святая и неизменная, обнаруживающая своё величие и славу в творении и во всём, что совершается. Удел же человека, существа падшего и тварного, - служить прославлению величия Божьего. Как писал Кальвин, «Бог с полным правом требует, чтобы каждое создание служило Ему, превозносило Его могущество, поднимало глаза к Его величию и покорно признавало Его Спасителем и Повелителем». Из этого Кальвин развивает свою знаменитую идею предопределения. «Если всё в мире совершается по предвечно начертанному божественному плану, то следует, что Бог от века», то есть ещё до сотворения мира и человека, жёстко отделил «детей света от детей тьмы». При этом Кальвин сразу же отвергает все возможные компромиссы. «Предопределение», подчёркивает он, - «это ни в коем случае не способность Бога предвидеть последствия проявления свободной воли» тех или иных людей. Предопределение носит, согласно Кальвину, абсолютный характер. Кто уже занесён в книгу жизни", тот навечно в ней и останется; кто же числится в книге смерти", тот пребудет на веки сосудом гнева Божия". И никакие добродетели или добрые дела не могут изменить этого приговора. Безжалостностью такого утверждения Кальвин доводит до логического завершения идею о предопределении, высказанную ещё блаженным Августином. Согрешив и полностью утратив свободу воли, человек, рассуждает Кальвин, обрёк себя на вечное проклятие. Избирая одних падших и тварных людей к спасению, Бог, тем самым, демонстрирует своё милосердие; обрекая других на проклятие, - свою справедливость. Как писал Кальвин, Спаситель может дать милосердие тому, кому хочет, потому что Он милосерден; и всё же не дать его всем, потому что Он - справедливый судья. Он может обнаружить своё свободное милосердие, дав некоторым то, чего они никогда не заслужили. Не дав его всем, Он обличает недостатки всех. На первый взгляд, вся доктрина Кальвина пронизана фатализмом, поскольку утверждает, что история - это реализация извечного и неизменного предначертания Божьего. Казалось бы, она должна вести к пассивности, отказу от личной инициативы, утрате уверенности в собственных силах. Однако это не так. Согласно учению Кальвина, никто в земной жизни не может проникнуть в непостижимые для человеческого ума тайны предопределения, а поэтому каждый должен следовать путём Божественного закона и верить в свою судьбу. Нравственное поведение человека, соблюдение церковной дисциплины служит проявлением и свидетельством избранности человека. Учение Кальвина об «избранности к спасению» отдельных людей, осознавших эту свою конечную судьбу, освятило божественным авторитетом мирскую деятельность людей во всех её проявлениях. Иными словами, каждый человек мог объяснять своё поведение результатом воздействия Божией Благодати. Таким образом, в принципе, фаталистическая концепция оказывается средством утверждения чисто земной активности. Кальвин категорически утверждал, что лишь Бог ответственен за существующий порядок: «Если нас жестоко угнетает безжалостный государь, если нас грабит жадный и расточительный государь, то вызовем в памяти те обиды, которые мы причинили Господу. Это породит в нас чувство смирения и сломит наше нетерпение. А затем будем помнить, что не наше дело исправлять такое зло; нам остаётся только молить Бога о помощи; в его руке сердца королей и судьбы королевства». На первый взгляд, знакомый мотив: власть от Бога, и ей следует подчиняться. Оказывается, не всякой, потому что не каждая власть угодна Богу. Поэтому время от времени Бог посылает на землю небесных мстителей", или, как их называет Кальвин, Божьи мётлы", с помощью которых Господь воплощает в жизнь свою волю, сокрушая кровавые скипетры тиранов и низвергая власть". Однако вправе творить волю Бога лишь люди, осознавшие себя небесными мстителями". Поэтому главное - не сам факт свержения власти, а его мотивы. Согласно учению Кальвина о церкви, истинную церковь должны составлять люди, святость которых проявляется в их высоконравственном поведении и соблюдении церковной дисциплины. «Церковь, - писал Кальвин, - это организованное общество святых, свидетельствует о себе как о народе Божьем повсюду через свои дела, поступки и строгость нравственного поведения». Действующая в реальной жизни религиозная организация - это «видимая» церковь. Принадлежность к ней является непременным условием прощения грехов и спасения, что, впрочем, гарантируется только избранным. Поскольку, однако, неизвестно, кто является избранным, то членами видимой церкви должны быть все люди.
Принцип «всеобщего священства», провозглашённый Кальвином, предполагает отказ от традиционной священнической иерархии и демократическую организацию церкви, власть в которой должна принадлежать всем её членам. Поэтому каждая община автономна и независима в делах спасения; она сама организует и поддерживает своё управление. Государство же - сугубо земное учреждение. Однако, поскольку лишь церкви принадлежит высший авторитет в делах веры, то государство должно проникнуться её духом и принимать все меры для практического воплощения предначертаний Божьих.
Идеальной формой государства Кальвин считает республику, управляемую «избранными» святыми. Эту идею он попытался осуществить в Женеве, заменив там папскую власть протестантским теократическим режимом. Позже в этой связи Вольтер горько заметил: «Кальвин широко растворил двери монастырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир». Самоуправление Женевы осуществлялось 3 органами: Общим собранием граждан, решавшим важнейшие вопросы и избиравшим городских исполнителей; Малым советом, ведавшим всей городской администрацией; и Большим советом, игравшим промежуточную роль между Общим собранием и Малым советом. Кальвин осуществил серьёзную реформу этих органов. Из Малого совета постепенно удаляются прокатолически настроенные городские патриции и вводятся представители предпринимательства и купечества. На периферию власти были оттеснены Большой совет и Общее собрание. Малый совет и стал опорой Кальвина. Кроме того, Кальвин значительно расширил власть высшего церковного органа - конгрегации, или коллегии проповедников. Новый Церковный кодекс, воплотивший идеи Кальвина, позволял членам конгрегации контролировать религиозно-нравственную жизнь своего сообщества, добиваясь наказания нарушителей церковной дисциплины и нравственности. Основная же власть сосредотачивалась в руках консистории, в которую входили все проповедники города и 12 наиболее достойных (то есть отобранных самим Кальвином) членов Малого совета. Членам консистории вменялось в обязанность надзирать за образом жизни каждого жителя города и немедленно доносить о малейшем намёке на богохульство и безнравственность. В результате, жизнь каждого женевца была опутана сетью бесчисленных мелочных регламентаций - во что одеваться, чем питаться, что пить, что читать. Категорически были запрещены танцы, карнавалы, театральные представления. Итак, в распоряжении Кальвина оказался богатый торговый город, уже вскоре превратившийся в протестантскую Мекку. Со всей Европы сюда устремляются противники Рима. В типографиях города многотысячными тиражами печатаются богословские труды. В 1559 году в Женеве была учреждена протестантская Академия и при ней - коллегия для подготовки священников. Таким образом, следуя своему амбициозному замыслу, Кальвин не только выдвинул предельно радикальную, систематически изложенную доктрину, но и создал дисциплинированную и эффективную организацию, ставшую оплотом, боевым авангардом реформационного движения во многих странах. Кальвин перевел Библию на французский язык и написал к ней ряд комментариев, лучшим из которых признается комментарий к Посланию Римлянам (1539). Толкования на книги Ветхого Завета реформатор писал в последние женевские годы жизни. В какой-то мере он использовал свои знания, вынесенные из школы гуманистов, но в целом его толкования носили догматическо-назидательный характер с акцентом на конфессиональной полемике. «Поскольку, — писал он, — величие Духа Христова проявляется в каждой части послания, я не решусь его отвергнуть, хотя все усилия увидеть в нем подлинный язык Петра тщетны». Как и Лютер, Кальвин относился к Апокалипсису осторожно и комментария к нему не написал. Определение книг канона он считал не делом Церкви, а исключительно сверхъестественным актом «дивного совета Божия». Кальвин исходил из мысли, что в Библии полнота истины содержится в законченном виде. Отвергнув Предание, реформатор настаивал на строго буквальном понимании всего священного текста как универсального и обязательного норматива для жизни общества, при этом Кальвин не делал различия между Ветхим Заветом и Новым Заветом. Лишь в некоторых случаях он допускал исключения: например, когда ему указывали, что в Ветхом Завете существовало искусство (украшения в Храме), он возражал, что то была уступка «слабости времени». Толкуя мысли апостола Павла о свободе, Кальвин рационализировал антиномию человеческой свободы и Божественного предвидения и считал свободу иллюзорной. Поскольку все предусмотрено, каждый человек предопределен либо к спасению, либо к погибели. Никто не знает своей конечной участи и поэтому должен трудиться в полной покорности воле Божьей. Влияние кальвинизма усилилось после того, как он нашел почву во Франции (реформаты, или гугеноты). Современные богословы признают ценность главным образом двух идей Кальвина: убеждения, что через Библию Бог обращается к человеку, и веры в социальную роль христианства. Эти идеи в 20 в. развивал Барт. Но конкретное применение их самим реформатором привело к превращению христианства в «религию книги» и к законничеству замкнутой «общины праведников». После возвращения в Женеву, Кальвин с удвоенной энергией берется за строительство новой Церкви, простой, дешевой, демократической, формирующейся снизу вверх как союз независимых общин, выбирающих своих пасторов, пресвитеров-мирян и делегатов. Он добивается строгого и неукоснительного соблюдения религиозно-нравственных предписаний, создает диктатуру реформатской консистории и подчиняет ей городской магистрат. С этого момента начинается эволюция Кальвина к догматизму и крайней нетерпимости в отношении идейных и политических противников. Так, в 1553 г. по обвинению в антитринитарской ереси в Женеве был казнен ученый Сервет. К 1555 г. Кальвин физически уничтожает, подчиняет или изгоняет из города оппозицию и становится непримиримым "женевским папой" Реформации. 15 июня 1559 г. в переполненном соборе Святого Петра, в присутствии бургомистра, городского Совета и первых студентов Кальвин сказал вступительную речь на открытии Женевской академии. Ее возглавил ученик и биограф Кальвина — Теодор Беза. Так исполнилась давняя мечта Кальвина, появилась школа, которая должна была распространить идеи Реформации по всему миру и подготовить служителей для нее. До самой своей смерти Кальвин оставался душой, вдохновителем и главным лектором этой Академии, которая позже расширилась благодаря созданию медицинского, юридического и филологического отделений и превратилась во всемирно известный университет. Сюда стали съезжаться поклонники Реформации со всего мира. Почти сто пятьдесят студентов было в Академии через несколько дней после ее открытия, а через десять лет их стало более 2000. Здесь, в строгой духовной обстановке, воспитывалась элита кальвинизма, которая понесла идеи Реформации в разные страны. Один из наиболее усердных и деятельных учеников Кальвина, великий шотландский реформатор Джон Нокс, сумевший реорганизовать церковь в Шотландии по образцу церкви в Женеве, вопреки воле королевы Марии Стюарт, говорил об Академии: "Это совершеннейшая на земле от времен апостольских школа Христа". В Женеве получил образование Гвидо де Бре, реформатор Бельгии, казненный в 1567 г., здесь учился Флорен Хрестьен, воспитатель короля Генриха IV.
Кальвин поддерживал тесную переписку почти со всеми политическими и коронованными лицами Европы. Особенно интересна его переписка с приверженцами Реформации в Речи Посполитой, в которую в то время входили Украина, Литва и Белоруссия. Кальвин вел оживленную переписку с семьей князей Радзивиллов, краковским воеводой Тарновским, вдохновителем польской реформации Яном Ласким, он писал даже королю Сигизмунду II. В Англии он вдохновлял герцога Соммерсета, регента и воспитателя короля Эдуарда VI, во Франции переписывался с принцем Конде, адмиралом Колиньи. Кальвин с радостью смотрел, как через Корнавенские ворота не только беженцы со всей Европы, как и сам он, когда-то жалкий скиталец, входят в Женеву, но и ежедневно выходят неукротимые проповедники евангельского учения, проникнутые религиозным пылом и жаждой мученичества.
"Это невероятно, — писал Кальвин в мае 1561 г. Буллингеру в Цюрих, — с каким усердием наши друзья посвящают себя распространению Евангелия. Как другие теснятся вокруг папы, чтобы получить выгодное место, так эти рвутся взять на себя крест . Они оспаривают друг у друга самые опасные посты. Я указываю им на жестокий эдикт, повелевающий истреблять все дома, придерживающиеся новой веры, я напоминаю им, что более чем в 20 городах верующие были перебиты чернью. Но ничто не может удержать их". Это действительно была кровавая пора. В 1545 г. 3 города и 22 деревни, населенные вальденсами, были совершенно истреблены. В это время не было ни одного дня в году, чтобы в каком-то городе Франции не вспыхивал костер, на котором сжигали гугенота. В 1553 г. один из мучеников, находясь в тюрьме, с подчеркнутым спокойствием написал Кальвину: "Уведомляю вас этим письмом, что к Троице я надеюсь быть в Царстве Небесном, если только Господь раньше не призовет меня к Себе". Реформация быстро распространилась на севере Европы, особенно в Нидерландах, что было связано с политическим восстанием против испанского владычества. Благодаря принцу Вильгельму Оранскому и его окружению 7 северных провинций объявили себя независимой республикой и ввели у себя строго кальвинистскую систему церковного управления. Последние 5 лет жизни Кальвина прошли в невыносимых страданиях. В минуты крайних мук он поднимал глаза к небу и молил: "Доколе, Господи?" 6 февраля 1564 г. во время проповеди в соборе Святого Петра у него начался сильный приступ кашля, пошла горлом кровь, и его унесли домой. Это была его последняя проповедь. Агония продолжалась 4 месяца, но Кальвин сносил все мучения без жалоб, а в редкие минуты облегчения диктовал письма своим многочисленным корреспондентам. 27 марта он велел отнести себя к ратуше, с трудом встал с кресла, на котором его принесли, и вошел в здание, держа шляпу в руках и буквально повисая на руках двух друзей. "Я благодарю высокочтимых синьоров, — сказал он, обращаясь к Совету, — за все оказанные мне благодеяния, и особенно за доброту вашу во время моей болезни. Я чувствую, что имею честь в последний раз говорить с вами ." "Он едва был в силах говорить эти слова, — вспоминал потом один из присутствовавших, — голос его прерывался, он плакал сам, и плакали все". В первый день Пасхи, 2 апреля 1564 г., Кальвин велел принести себя в собор, где выслушал проповедь, принял участие в Вечере Господней и пел вместе со всеми общим пением: "И такое сияние озарило его лицо, — вспоминал присутствующий там Беза, — что весь народ был потрясен". 25 апреля Кальвин продиктовал завещание: "Я, Жан Кальвин, Слова Божия слуга в церкви Женевской, благодарю Бога моего за то, что Он не только был милостив ко мне, жалкой твари Своей, но и дал мне силу послужить Ему. Верую и исповедую, что умираю с единственной надеждой на Его свободное избрание ." До последнего мгновения он отвергал свою свободную человеческую волю и уповал только на непоколебимое и неизменяемое предизбрание. И в заключение снова повторил исповедание всей своей жизни: "Нет на земле власти иной, кроме Бога, Царя царей и Господа господствующих!", то есть Бог превыше всех, абсолютно суверенный, ни от кого и ни от чего не зависимый. Следующие несколько дней он часто терял сознание, а когда приходил в себя только бормотал слова бессвязных молитв. 27 мая Кальвину стало как будто лучше, но потом он снова впал в забытье. Это была последняя вспышка жизни, вечером он умер. Никто не заметил его последнего вздоха. "В этот день, — пишет Беза, — вместе с закатившимся солнцем погасло и самое блестящее светило церкви". Ульрих Цвингли. Ульрих Цвингли - илеолог швейцарской Реформации. Родился 1.01.1484 в Вильдхаусе в Швейцарии, в семье среднего достатка и был третьим из восьми сыновей. Свое начальное образование Цвингли получил в Везене под руководством своего дяди-священника, там же он посещал школу св. Теодора. Окончив школу, Цвингли отправился в Берн, где в это время преподавал известный швейцарский гуманист Шулер, затем продолжил обучение в Венском и Базельском университетах. В 1506 он получил степень магистра богословия, и вскоре после этого принял сан священника. Исполняя обязанности священника в Гларусе, куда он был назначен, Цвингли посвящал много времени занятиям греческим языком, читал в подлинниках классическую и святоотеческую литературу. К этому периоду относится его личное знакомство с Эразмом Роттердамским. Ранние литературные работы Цвингли, в которых будущий реформатор предстает как ревностный сторонник папы, снискали ему дружбу влиятельного швейцарского кардинала Мэтью Шиннера. Вследствие этого положение Цвингли в Гларусе, где к 1516 году усилилось влияние французской стороны, стало ненадежным и Цвингли было предложено место священника в бенедиктинском монастыре Айнзидельна. Из Айнзидельнав он в 1519 году переехал в Цюрих. Здесь Цвингли выступил против губительной для Швейцарии наемной системы, чем приобрел себе популярность как политический деятель. В 1521 г. он стал членом городского совета. В 20-е гг. начался постепенный поворот Цвингли в сторону Реформации. В 1522 году он произнес речь в поддержку горожан, нарушивших пост. Помимо защиты согрешивших сограждан, Цвингли в своем выступлении потребовал отмены целибата для духовенства, обрушился на культ святых и провозгласил независимость верующих от Римского престола. В 1523 г. были опубликованы "67 тезисов" Цвингли, содержащие основные пункты нового учения, а спустя несколько месяцев в печати появилось "Изложение и обоснование 67 тезисов" на немецком языке. Тезисы Цвингли вызвали огромный резонанс в городе. Цюрихский совет принял решение о проведении диспута между новоявленным реформатором и сторонниками католической церкви. Убедительная победа Цвингли над его оппонентами, определила выбор совета в пользу Реформации. В 1523 г. Цвингли сложил с себя сан и получил должность проповедника. В 1524 г. он женился на Анне Рейнхард. При поддержке городского совета Цвингли начал проводить свое учение в жизнь. В Цюрихе и его округе началось массовое закрытие монастырей, в которых устраивались школы и больницы. Был провозглашен запрет католической, из храмов были изгнаны музыка и живопись, большинство таинств и обрядов католической церкви упразднялись. Осуществляя реформационные преобразования, Цвингли столкнулся с оппозицией в лице сторонников старой веры и приверженцев учения анабаптистов. Последние не довольствовались религиозными изменениями и требовали радикального государственного переустройства. Цвингли обрушил на них беспощадные преследования. Большинство анабаптистов были изгнаны, а их лидер Феликс Манз казнен. В 1525 г. были изданы богословское сочинение Цвингли "Об истинной и ложной вере", а также ряд его работ, касавшихся церковного и государственного порядка.
Грехопадение человека и план искупления - вот темы, к которым Цвингли неизменно обращался. "В Адаме, - говорил он, - мы все умираем под тяжестью своих беззаконий". "Христос навечно искупил нас . Его страдания . это вечная жертва, принесенная ради искупления и удовлетворяющая Божественную справедливость во имя тех, кто с твердой и несокрушимой верой уповает на нее". Интерес к проповедям Цвингли был настолько велик, что огромный собор не мог вместить всех желающих послушать его. Он открывал людям истину постепенно, не ошеломляя сразу своих слушателей. Постепенно идеи Реформации распространялись в Цюрихе. Встревоженные противники объединились, чтобы дать должный отпор. Всего год прошел с тех пор, как в Вормсе Лютер ответил "нет" папе и императору, и теперь в Цюрихе все готовы заявить свое решительное "нет" папским требованиям. Нападки на Цвингли не прекращались. В папских кантонах время от времени сжигали на кострах учеников Евангелия, но и это казалось недостаточным: нужно было заставить замолчать самого учителя ереси. Констанцский епископ послал трех представителей в совет Цюриха, обвиняя Цвингли в распространении учений, подстрекающих народ нарушать церковные законы и угрожающих таким образом покою и благоденствию всего общества. "Если же авторитет церкви поколеблется, - говорилось дальше, - то это приведет к полной анархии". Цвингли ответил, что в течении четырех лет он проповедовал Евангелие в Цюрихе, "который был одним из самых спокойных и мирных городов в конфедерации". "Разве из этого не следует, - сказал он, - что Евангелие является наилучшим залогом всеобщей безопасности?". Посланцы епископа убеждали членов совета в том, что без церкви нет спасения. Цвингли ответил: "Пусть это обвинение не пугает вас. Основание церкви - та же Скала и Тот же Христос, Который дал Симону имя Петра, потому что он верно исповедовал Его. Во всяком народе любой человек, который от всего сердца верит в Иисуса, принимается Богом. Воистину это и есть церковь, без которой нет спасения". И в результате этого совещания один из представителей епископа принял реформаторскую веру. Совет отказался предпринимать какие бы то ни было меры против Цвингли, и Рим приготовился к очередной атаке. Извещенный о замыслах своих врагов, реформатор воскликнул: "Пусть они делают свое дело, я боюсь их так же, как нависшая над морем скала боится волн, разбивающихся о нее". Старания папистов способствовали лишь дальнейшему продвижению Реформации. Приверженцы Реформации в Германии, опечаленные исчезновением Лютера, видя успех своего дела в Швейцарии, вновь воспряли духом и ободрились. По мере развития идей Реформации в Цюрихе произошли заметные перемены в жизни людей: сократилось количество преступлений, в обществе воцарились гармония и порядок. "Мир поселился в нашем городе, - писал Цвингли,- здесь нет ссор, лицемерия, зависти и раздоров. Откуда может прийти подобное согласие, как не от Господа и нашего учения, дарующего нам мир и "благочестие?". Победы, одержанные Реформацией, заставили папистов с еще большей энергией и ожесточением приняться за уничтожение ее. Видя, как мало удалось добиться преследованием Лютера в Германии, они решили победить реформаторов их собственным оружием. Было решено устроить диспут и пригласить на него Цвингли, заранее обеспечив победу папистов на диспуте правильным выбором и места его проведения, и судей. Они рассуждали так: если удастся заставить замолчать руководителя, то движение быстро потерпит крах. Однако это намерение тщательно скрывали. Диспут был назначен в Бадене, но Цвингли не появился на нем. Совет города Цюриха, догадываясь о коварных замыслах папистов и помня о кострах, на которых паписты сжигали реформаторов, не разрешил своему пастору подвергать себя опасности. В Цюрихе он готов был встретиться с любым представителем Рима, но ехать в Баден означало идти на верную смерть. Интересы Реформации защищали Эколампадиус и Халлер, а римское духовенство представляли известный доктор Эккен с целой свитой ученых и прелатов. Хотя Цвингли и не присутствовал на диспуте, но его влияние ощущалось там. Паписты сами назначали секретарей, а всем остальным было запрещено вести записи под угрозой смерти. Но, несмотря на это, Цвингли ежедневно получал точный доклад обо всем происходящем в Бадене. Один из студентов, присутствовавших на диспуте, каждый вечер записывал все происходящее в течение дня. Двое других доставляли эти записи и письма Эколампадиуса в Цюрих. В ответных посланиях реформатор высказывал свои предположения и давал советы. Ответы он писал ночью, а утром студенты уже возвращались в Баден. Чтобы не вызвать подозрения у стражи, стоящей у городских ворот, они носили на голове корзины с домашней птицей, беспрепятственно проникая в город. Так боролся Цвингли со своими коварными врагами. "Размышляя бессонными ночами, отправляя послания п Баден, - говорил Мукониус, - он сделал больше, чем если бы лично встретился со своими врагами".
Развивая и конкретизируя свое учение, Цвингли вступил в полемику с Лютером. В 1529 г. по инициативе гуманиста Мартина Буцера было организовано Марбургское собеседование между двумя знаменитыми реформаторами, которое закончилось безрезультатно. Основные расхождения во взглядах Лютера и Цвингли вызывал вопрос о евхаристии. Трактовка Цвингли была более радикальной. Он считал, что причастие является лишь воспоминанием о жертве Христа и отрицал реальность пресуществления даров в евхаристии. В конце 20-х годов Цвингли развил активную политическую деятельность по созданию в Швейцарии союза протестантских кантонов, который смог бы противостоять католическим, "лесным" кантонам. Т. н. 1-я Каппельская война завершилась победой протестантов. Однако во втором столкновении 11 октября 1531 г. войско оказавшегося в изоляции Цюриха не смогло противостоять сводному ополчению католических кантонов и потерпело поражение. Цвингли, принимавший участие в сражении, был убит. После смерти Цвингли позиции его учения были несколько ослаблены, но благодаря стараниям Генриха Булингера цвинглианство вновь восстановило свое прежнее влияние в Цюрихе. Томас Мюнцер Томас Мюнцер - радикальный анабаптистский проповедник времен Реформации, родился в Гарце в 1490 г., учился в Виттенберге, где был рукоположен в священники. Подобно Лютеру, Мюнцер увлекся мистиками, но, захваченный социально-религиозным брожением в народе, пришел к апокалиптическим представлениям и коммунистическим мечтам. Как и многие его современники, он рано разошелся с догматами и с сущностью господствовавшей церкви. По его мнению, вся организация католической церкви нуждалась в коренном преобразовании. Он утверждал вместе с гуситами, что духовное сословие не должно пользоваться какими- либо привилегиями и выделяться из остальной массы верующих; само существование папства и других высших церковных должностей представлялось ему грубым искажением демократических идеалов древней христианской общины. Поскольку церковь оправдывала свои нововведения позднейшим религиозным преданием, Мюнцер объявил единственным догматическим основанием вероучения Библию и решительно отверг всю последующую каноническую литературу. И то, что Лютер в раннем периоде своей деятельности был в добром согласии с Мюнцером и пригласил его в Цвиккау, как первого евангелического пастора - вполне естественно.
Томас начал проповедовать в церкви святой Екатерины, ему удалось сойтись с членами состоявшего при ней ремесленного братства. В своих проповедях Мюнцер выступил с резким осуждением богатого духовенства и монашества, представители которых забыли евангельские заповеди. Слова Мюнцера о том, что монахи "отличаются ненасытной пастью" и что "лицемерные служители Христа придумали себе доходную статью в виде учения о чистилище" находили горячий отклик у слушателей. В свою очередь Мюнцер начал посещать собрания церковного ремесленного братства и близко сошелся с сектой анабаптистов, которые совершенно отрицали значение духовенства как посредника между богом и людьми и верили в непосредственное откровение свыше, доступное каждому человеку - удостоившиеся его становились в их глазах пророками и апостолами. Анабаптисты отвергали и все принадлежности церкви, как учреждения: ее таинства, церемонии и обряды. Все эти взгляды разделял Мюнцер. Деятельность Лютера стала возбуждать в нем скептическое отношение, - по мнению Мюнцера, она не заслуживала названия преобразовательной. "Бороться против власти папы, - писал он, - не признавать отпущения грехов, чистилища, панихид - значит проводить реформу только наполовину. Лютер - плохой реформатор, он подкладывает подушечки нежному телу, слишком превозносит веру и мало значения придает делам."
Мюнцер стал отвергать внешнее откровение: лишь тот, кто истерзан сердцем, кто в душевных бурях познал Бога - истинный Его избранник. Писание лишь убивает, но не оживляет. Божьим избранникам должны служить государи; народы, не подчиняющиеся им, должны погибнуть. В 1520 г. Мюнцер, в качестве проповедника в Цвиккау, выступает как пламенный демагог, как самый яркий выразитель настроения, охватившего ремесленные слои города; его грубая речь, ветхозаветные аллегории как раз отвечали простонародным представлениям. Отставленный магистратом, Мюнцер едет в Прагу, где в опубликованном на латыни воззвании громит "попов и обезьян". "Я, Томас Мюнцер из Штольберга, - так начинается воззвание, - вместе с верным и достославным поборником Христа Яном Гусом свидетельствую перед церковью избранных и целым миром, куда направил меня сам Христос и его наперсники, что я с прилежанием учился у всех живущих в мое время, пока не удостоился полного и редкого познания непобедимой, святой христианской веры. Бывшие до меня говорили о ней холодными устами . Я слышал от них лишь писание, которое они выкрали из Библии, как воры и грабители . Горько оплакиваю я величайшее бедствие христианства, что слово его затемнено и запятнано, что со смертью апостольских учеников непорочная девственница-церковь, изменив духу, стала блудницей. Но радуйтесь, возлюбленные! Небо наняло меня в поденщики, и я точу мой серп, чтобы жать колосья Голос мой возвестит высшую истину . а если я не сумею сделать это, то пусть поразят меня муки земной и вечной смерти - у меня нет более ценного залога!". После выхода воззвания городские власти немедленно приставили к автору 4 полицейских наблюдателей, и в их сопровождении Мюнцеру пришлось покинуть Чехию. После посещения Праги Мюнцер появляется в г. Альштедте (в Тюрингии), собирает прежних своих сторонников и проповедует установление на земле царства "святых": "Израиль" (избранники) должен истребить безбожных "ханаанитов". Руководимые Мюнцером энтузиасты разрушают иконы и жгут церкви как "пещеры дьявола". Мюнцер развивает здесь и социальный идеал: всюду должно водвориться равенство и братство, правители должны сравняться с последним христианином. В своих посланиях к властям и городам Мюнцер заявляет, что призван Богом к истреблению тиранов; право меча - у общин, а не у князей. Памфлеты его были подписаны: Мюнцер с молотом, Мюнцер с мечем Гедеона. Один из памфлетов был посвящен "светлейшему, высокорожденному владыке и всемогущему Господу Иисусу Христу". Лютеру и умеренной, чистоцерковной реформе был объявлен полный разрыв. Лютер называл Мюнцера " сатаной", а Мюнцер Лютера - виттенбергским папой, архиязычником, льстецом князей, освободившим совесть только от папы, но держащим ее в плотском плену. Лютер выступил против "альштедской фурии" с "Посланием к князьям саксонским о мятежном духе". Он обвинял Мюнцера в приготовлении к мятежу и требовал от князей изгнания лжепророка. Донос Лютера послужил поводом к дознанию. 1 августа 1524 года Мюнцер был вызван на допрос к герцогу Иоанну, в Веймарский замок. Уличить его в ереси было трудно - он в совершенстве знал Святое Писание и мог оправдать им все мысли своих проповедей и сочинений. После новых странствований по Южной Германии, где Мюнцер завязал отношения с революционерами и вождями подготовлявшегося крестьянского восстания, он утверждается в конце 1524 г. опять в Средней Германии, в имперском городе Мюльгаузене. Здесь он возглавляет, вместе с бывшим монахом Пфейфером, городской бунт и заставляет капитулировать зажиточных бюргеров и магистрат. Избирается новый "вечный, христианский" магистрат, из "бедных" и "земледельцев". В городе проводится общность имуществ; Мюнцер отбирает монастырские владения, в соседних землях захватывает дворянские замки и монастыри. В новом строе Мюнцер не занимал определенной должности, а держал себя как пророк и вдохновитель; отпустив длинную бороду "как отцы-патриархи", в богатой одежде, он торжественно появлялся в народе и творил суд на основании закона Моисеева; перед ним носили красный крест и обнаженный меч. Его проповеди гремели против роскоши, золота, "идолов в домах и сундуках"; главной его идеей было кровавое истребление всех врагов Христа. Скоро к городскому радикализму примкнули крестьяне. Восстание крестьян вспыхивает в Тюрингии одновременно с южно-германским, но отмечено здесь отличительной чертой, которую выражал главным образом Мюнцер: оно носит теократический Характер, в духе чешского таборитства, с обращением к ветхозаветным образам. В то время, как князья Средней Германии собрали военные силы для обуздания тюрингенских крестьян и продвигались к центру влияния Мюнцера, он ждал появления из-за гор франконских крестьян и переписывался с лидерами южногерманского восстания. Наконец, он решился выйти на встречу княжескому войску при Франкенхаузене во главе 8000 крестьян, большей частью плохо вооруженных и без конницы. На требование выдать Мюнцера крестьяне ответили отказом; он обратился к ним еще раз с горячим воззванием, уверяя, что Бог отклонит от них выстрелы. Во время битвы, кончившейся полным разгромом крестьян, Мюнцер бежал и скрылся в городе, но его нашли, и после пыток обезглавили. «Когда Мюнцер предстал перед князьями, - писал Меланхтон, - они спросили его, зачем он развращал и вводил в заблуждение бедный народ». Несмотря на всю свою ненависть к Мюнцеру, лютеранский летописец не мог не признать того, что пленник держал себя с непреклонным достоинством. «Он твердо ответил, что поступал правильно, желая наказать князей, так как они были врагами Евангелия».
Филипп Меланхтон. Немецкий гуманист, евангелический реформатор и первый теолог-систематик лютеранства Филипп Меланхтон (настоящую фамилию Шварцерд, буквально, «черная земля», он перевел на греческий язык) 16 февраля 1497 в Бреттене (Пфальц). Он доводился внучатым племянником известному гуманисту и гебраисту Иоганну Рейхлину и по его настоянию поступил в латинскую школу в Пфорцхайме (где учился в 1507–1508), а затем в университеты Гейдельберга (1509–1511) и Тюбингена (1512–1514), в последнем он начал свою преподавательскую деятельность. В 21 год Меланхтон стал профессором греческого языка в Виттенбергском университете, где за несколько месяцев до этого Лютер обнародовал свои тезисы. Меланхтон целиком примкнул к вождю Реформации, хотя сам пришел к идее преобразования Церкви другим путем. Он объяснял кризис христианского общества забвением подлинной библейской и святоотеческой традиции, к которой, по его мнению, следует вернуться через изучение древних языков. Меланхтон изучал труды Платона, Аристотеля, Уильяма Оккама. До знакомства с Лютером углубленно занимался схоластической теологией и церковной этикой.
25 августа 1518 Меланхтон приехал в Виттенберг, где с успехом преподавал и классические, и богословские дисциплины, отстаивая евангелическую истину средствами ренессансного гуманизма. Вскоре он приобрел авторитет одного из лидеров Реформации. Его труд Основные истины теологии (Loci communes rerum theologicarum, 1521) был первым трактатом по протестантской теологии. С рейхстага в Шпейере (1529) и до смерти он был главным представителем протестантских кругов на всех главных религиозных диспутах. В 1528 его программа начального обучения и другие педагогические начинания закрепили за ним славу основателя протестантских народных школ. Он много занимался подготовкой учителей, писал учебники (по логике, риторике, психологии, этике и физике) и способствовал реорганизации многочисленных школ и университетов – не случайно за ним закрепилось почетное прозвище praeceptor Germaniae («учитель Германии»). В составленном им Аугсбургском исповедании (1530), основном протестантском символе веры, Меланхтон стремился примирить протестантов и католиков, разъясняя евангелическую истину и убеждая в необходимости сохранения единства христиан. Выдающимся теологическим трудом явилась его Апология Аугсбургского исповедания (1531). Оба труда, переведенные на греческий язык, Меланхтон отправил в Константинополь для ознакомления с ними православного патриарха Иоасафа II. Долгожданный ответ в Тюбинген пришел в июне 1576 г. Патриарх Иеремий II подверг обстоятельному разбору Исповедание. В письме он назвал тюбингенских богословов своими "духовными детьми" и выражал надежду на сближение: "Если вы желаете вседушно присоединиться к нашей пресвятой Церкви, то мы, как чадолюбивые отцы, охотно примем вашу любовь и благорасположение. И когда таким образом из двух Церквей составится одна, тогда мы будем жить в союзе и поживем богоугодно дотоле, пока не получим Царствия Небесного". Различия во взглядах Меланхтона и Лютера сводились к трем моментам. 1) Если Лютер говорил об «оправдании только верой», то Меланхтон опускал в этом сочетании слово «только» и подчеркивал важность добрых дел как необходимого плода веры, хотя и не ее причины. 2) В 1527 он пересмотрел свое отношение к «стоическому детерминизму», лежащему в основе учения о предопределении, причем новое издание Loci communes (1535) свидетельствует о том, что он вообще отказался от жесткого детерминизма. Исходя из нравственной ответственности и своего понимания Писания, Меланхтон настаивал на том, что человек должен принять божественную любовь как свободный дар Бога. Он называет три совместно действующие причины обращения – Слово Бога, Святой Дух и человеческую волю. Эта концепция часто подвергалась критике, поскольку в ней усматривали идею о том, что человек способен содействовать собственному спасению (т.н. синергизм). 3) Меланхтон не разделял учения Лютера о «реальном присутствии» Христа в евхаристии. После 1530 он разработал вероучительную концепцию «реального духовного присутствия». Споры по поводу учения о евхаристии поставили под угрозу его дружбу с Лютером (1543), позднее его обвинили в криптокальвинизме (т.е. скрытом кальвинизме). Став после смерти Лютера во главе Реформации, Меланхтон стремился к компромиссу с кальвинистами и католиками. Одной из важнейших заслуг Меланхтона было преобразование немецких школ в духе гуманизма, что подготовило почву в дальнейшем для филологических исследований Библии. Сам он составил комментарии к Бытию, Псалтирю, Притчам, Книге Даниила, Евангелию от Матфея, Посланий к Римлянам и Колоссянам. В 1548 в споре о «безразличных» вещах («адиафора» – в этике, вещи допустимые, но не обязательные) Меланхтон твердо придерживался своих собственных и прежних лютеровских взглядов: оправдание верой по Писанию – это главное, прочие вещи – допустимы (ради любви или соблюдения порядка). Лютеранский теолог Флаций Иллирик, противник гуманистов, обвинял его в ереси и отступничестве. Умер Меланхтон в Виттенберге 19 апреля 1560. Вклад идей Реформации в развитие современного общества. Протестантская трудовая этика. Чтобы осознать значение трудовой этики, возникшей во времена Реформации, необходимо понять то настойчивое неприятие, с какой ранняя христианская традиция в лице монашествующих писателей относилась к труду. Для Евсевия Кесарийского совершенной христианской жизнью были жизнь, посвященная служению Богу и не запятнанная физическим трудом. Те, кто предпочитал работать для обеспечения существования, были "второсортными" христианами. Жить и трудиться в миру означало лишиться первосортного христианского призвания и всего, что оно с собой несло. Ранняя монашеская традиция, похоже, наследовала это отношение, в результате чего работа часто рассматривалась как унизительная деятельность, которую лучше всего оставить для социальных и духовных низов. Если социальные патриции древнего Рима считали работу ниже своего достоинства, то можно сказать, что в раннем христианстве образовалась духовная аристократия с таким же отрицательным и отталкивающим отношением к ручному труду. Такие настроения достигли своей кульминации в средние века. Это не значит, что средневековые писатели отрицали важность труда: они считали его необходимым, но унизительным. Христиане, посвятившие себя жизни и работе в повседневном мире, согласно определению, были второсортными. Монашеская духовность никогда не считала повседневный труд в миру чем-то стоящим. К тем, кто выбирал жизнь и работу в миру в лучшем случае относились со "снисходительным милосердием". Труд не был серьезным делом для истинного христианина. Эразм Роттердамский с презрением относился к этой идее: разве труд скромного хлебопашца не был более приятен Богу, чем монашеские правила? Реформация изменила такое отношение к труду окончательно и бесповоротно. Для примера рассмотрим использование Мартином Лютером немецкого слова Beruf ("призвание"). В Средние Века термин Beruf означал монашеское или священническое призвание — иными словами, призвание к профессиональной церковной деятельности. Лютер стал употреблять это же слово по отношению к мирским делам. Используя термин Beruf для обозначения деятельности в повседневном мире, Лютер подразумевал и религиозную важность монашеского призвания для жизни и деятельности в миру. Бог призывает человека служить Себе различными способами в миру. Таким образом, можно видеть, что современное значение слова "призвание" зародилось в эпоху Реформации благодаря новому подходу к труду. В шестнадцатом веке в языках всех областей Европы, затронутых Реформацией, можно проследить коренное изменение значения слова, обозначающего труд: немецкий (Beruf), английский (calling), голландский (benoep), датский (kald), шведский (kallelse) и т.д.
То же явление можно увидеть и в отношение слова "талант". Слово "талант" в том значении, как оно использовано в притче о талантах (Лк.19.11-27), дословно означает слиток серебра или золота, а не человеческое умение, которое мы сейчас называем этим словом. Средневековые проповеди, основанные на этой притче, толковали таланты метафорически, как духовные дары или благодать, даруемые Богом определенным благочестивым христианам. Однако Кальвин истолковал понятие таланта в плане мирского призвания христиан и способностей, даруемых им Богом, чтобы они могли успешнее действовать в миру. Здесь вновь можно видеть, что современное значение слова, связанного с трудом, возникло в период Реформации благодаря новому позитивному отношению к труду.
Для реформаторов, как результат труда, так и трудящийся человек имели равное значение в глазах Божиих. Не существовало различий между духовным и мирским, священным и светским трудом. Все человеческие труды, какими бы низменными они ни были, вполне способны прославить Бога. Труд был актом восхваления, потенциально продуктивным актом восхваления. Как отмечал Лютер: "Весь мир можно заполнить служением Богу — не только церкви, но и дома, кухни, погреба, мастерские и поля". Как Лютер, так и Кальвин отмечали важность плодотворной деятельности для христианского самоуважения. Трудясь для Бога, христиане в соcтоянии достичь чувств удовлетворения и самоуважения, которых иначе достичь нельзя. Для реформаторов окончательный мотив человеческой деятельности направлен на Бога. Частные акценты у различных реформаторов могут отличаться, однако основная тема остается неизменной: труд является естественным ответом на милостивую инициативу Божию, проявленную к нам, посредством которого мы проявляем нашу благодарность и одновременно служим Ему и восхваляем Его в Его мире. Труд является прославлением Бога, он служит общему благу, в нем проявляется человеческое творчество. Следует подчеркнуть, что последние два блага охватываются первым. По словам английского последователя Кальвина Уильяма Перкинса, "Истинным смыслом нашей жизни является служение Богу посредством служения людям". Для самого Кальвина общей человеческой обязанностью является возделывание сада Божьего в манере, соответствующей, с одной стороны, Богоданным дарам и способностям человека, а с другой — нуждам конкретной обстановки. Общая обязанность трудиться является великим социальным уравнителем, напоминанием о том, что все люди сотворены Богом равными. Историческое преобразование статуса труда благодаря этой этике является примечательным. От взгляда на труд как на социально унизительное, хотя и практически необходимое занятие, которое должно быть уделом социальных низов, богословие Кальвина прямо привело к взгляду на труд как на достойное и славное средство прославления и утверждения Бога через Его творение, которое еще более увеличивает человеческое благополучие. Не случайно те регионы Европы, которые приняли протестантизм, вскоре оказались экономически процветающими — таковым оказалось неожиданное следствие нового религиозного значения, придаваемого труду. Это подводит нас к рассмотрению влияния Реформации на экономику и знаменитому тезису Вебера о взаимоотношениях протестантизма и капитализма. Зарождение капитализма. Популярная версия веберовского тезиса гласит, что капитализм является прямым результатом протестантской Реформации. В своей работе "Протестантская этика и дух капитализма" Вебер подчеркивает, что он не имел " .ни малейшего намерения поддерживать такой глупый и доктринерский тезис, как то, что дух капитализма . мог возникнуть только в результате определенного воздействия Реформации. Само по себе то, что определенные формы капиталистической деловой организации были известны задолго до Реформации является достаточным опровержением такого утверждения". Операции великих средневековых католических банкирских домов, таких, как Медичи и Фуггеры, являются ясным свидетельством наличия капиталистических представлений и методов до периода Реформации. Накануне Реформации такие города, как Антверпен, Аугсбург, Льеж, Лиссабон, Лусса и Милан были центрами капитализма в его средневековой форме. Нельзя пройти мимо и религиозного значения дореформационного капитализма. Семейство Медичи смогли полностью скупить папство. Фуггеры контролировали практически каждое епископское назначение в Германии, Польше и Венгрии; они даже финансировали избрание Карла V императором. Эти события указывают на значение капитализма как религиозной силы накануне Реформации. Более того, исследования Раймонда де Рувера, историка, имевшего во второй четверти двадцатого века редкие знания по средневековой бухгалтерской практике, указывают, что капиталистические представления и методы глубоко укоренились в средневековом обществе в целом. Так что же на самом деле сказал Вебер? Во-первых, он отметил, что капитализм существовал задолго до Реформации. Капиталистические отношения характерны как для средневековых купеческих князей, так и для традиционных крестьянских обществ. Вебер назвал капитализм, который он увидел в средневековом периоде, "авантюрным капитализмом". Он утверждал, что эта форма капитализма была оппортунистической и беспринципной: она предполагала трату своих денежных доходов на пышный и испорченный образ жизни. Хотя средневековое общество терпимо относилось к финансовой деятельности, она, тем не менее, считалась безнравственной. Вебер утверждал, что новый "дух капитализма" возник в шестнадцатом веке. Это был не столько капитализм, сколько конкретная форма капитализма, которая требует пояснений. В отличие от средневекового "авантюрного капитализма", эта новая версия капитализма имела твердое нравственное основание. Хотя она поощряла приобретение и накопление богатств, она, тем не менее, относилась к ним аскетически. Эта форма капитализма, утверждал Вебер, не была склонна к гедонизму. Напротив, временами она сознательно избегала прямых радостей жизни. Как же можно было объяснить столь драматический поворот настроений? На основании своих исследований Флоренции четырнадцатого и пятнадцатого веков Вебер приходит к выводу о том, что в сознании тех, кто в этот период приобретал капитал, происходил серьезный конфликт между их финансовой деятельностью, с одной стороны, и спасением их душ — с другой. Например, Яков Фуггер осознавал серьезное расхождение между своей банковской деятельностью и действиями, которые Католическая Церковь традиционно считала приводящими к спасению. В протестантских обществах шестнадцатого и начала семнадцатого веков приобретение капитала не считалось угрозой спасению. Таким образом, этому драматическому повороту в настроениях находится религиозное объяснение. Вебер связывает эти новые настроения с возникновением протестантизма. Это особенно хорошо видно на примере кальвинистских писателей семнадцатого века, таких как, Вениамин Франклин, работы которых сочетали похвалу приобретению капитала в миру с критикой его растраты. Капитал следовало приумножать, а не тратить. Британский историк пуританства Кристофер Хилл следующим образом обобщает различия между протестантским и католическим отношением к капиталу: "Удачливые средневековые деловые люди умирали с чувством вины и оставляли свои деньги Церкви, которая распоряжалась ими непродуктивно. Удачливые протестантские деловые люди более не стыдились своей продуктивной деятельности при жизни, а после смерти оставляли свои деньги другим, чтобы помочь им пойти по своим стопам".
Протестантизм, утверждал Вебер, выработал психологические условия, необходимые для развития современного капитализма. Он определил, что фундаментальный вклад кальвинизма заключается в выработке психологических импульсов, основанных на его системе верований. Вебер придавал особое значение понятию "призвания", которое он связывал с кальвинистской идеей о предопределении. Кальвинисты, уверенные в личном спасении, могли участвовать в мирской деятельности, не волнуясь о ее последствиях для своего спасения. При условии, что капитал приобретался приемлемыми средствами и не тратился расточительно, его накопление было лишено каких-либо нравственных изъянов.
В некоторых кругах тезис Вебера считается полностью дискредитированным, в других он продолжает жить. Следует лишь отметить, что Вебер правильно определил мощное экономическое и социальное влияние религиозных идей на раннюю Европу нового времени. Сам факт, что религиозная мысль Реформации могла придать необходимый стимул развитию современного капитализма, является мощным свидетельством необходимости изучения религиозных идей этого периода. Но с какими еще областями связана религиозная мысль? Как можно выявить эти связи без знакомства с языком и идеями ее эпохи? Для обсуждения и оценки таких теорий необходимо знание реформационной мысли и ее преемственности или несвязанности с тем, что было до нее. Права человека. Можно утверждать, что Реформация изменила политическое лицо Европы, частично благодаря принесенным ею политическим и социальным переменам, а частично в связи с некоторыми новыми и опасными идеями, которые она обрушила на ничего не подозревающую Европу. Был поставлен под сомнение ряд представлений, которые прежде вносили свой вклад в обеспечение политической и социальной стабильности Западной Европы. Одно из таких представлений касается "данности" существующих социальных структур. По утверждениям некоторых политических теоретиков, Реформация, а точнее кальвинизм, сыграли ведущую роль в переходе от средневекового понятия о мироустройстве, основанном на порядке, который представлялся естественным и вечным, к современному порядку, основанному на изменениях. Иными словами, средневековое мировоззрение было статичным: каждому человеку было дано определенное место в обществе на основании рождения и традиции, и изменить это положение было невозможно. Однако кальвинизм предложил "идеологию перехода", согласно которой положение человека в мире, по крайней мере частично, зависело от его собственных усилий. Привлекательность этого учения для французских крестьян — или, вернее, для буржуазии по всей Европе — является очевидной. Для социального класса, связанного своей неспособностью достичь существенного продвижения в обществе, в котором доминировали традиция и семейные связи, доктрина фундаментальной изменчивости являлась чрезвычайно привлекательной. Использование этого принципа английскими кальвинистами Иоанном Понетом и Кристофером Гудманом для выработки теории оправданного цареубийства свидетельствует о коренном отрыве от средневекового представления о том, что существующие структуры власти каким-то образом освящены Богом, а значит являются неуязвимыми и неизменными. Аналогичные идеи развились и во Франции после Варфоломеевской ночи 1572 г., когда значительное количество французских протестантов было убито в ходе спровоцированных проявлений народных антипротестантских чувств. Первоначально французский кальвинизм ограничивался общими политическими размышлениями о свободе совести. В течение 1550_х годов, по мере роста политического влияния кальвинизма по Франции, политическая агитация французских кальвинистов была сосредоточена на веротерпимости. Не было никаких противоречий между понятиями "француз" и "кальвинист": быть французом и кальвинистом (или гугенотом, поскольку эти термины более или менее взаимозаменяемы) не означало быть неверным французской короне. Логика и убедительность этой позиции, которые прельщали, среди прочих, и Кальвина, были поколеблены в мае 1560 года во время Амбуазского заговора, в ходе которого была предпринята попытка, при помощи и содействии ряда кальвинистских пасторов (к неудовольствию Кальвина), похитить Франциска II. Однако именно Варфоломеевская ночь (1572 г.) вызвала коренную перемену в политическом мышлении французских кальвинистов. Возникновение монархомахов — людей, которые хотели наложить строгие ограничения на права королей и считали, что противодействие тираническому монарху является обязанностью (а не правом) людей — явилось прямым следствием потрясенности, наступившей вслед за кровопролитием 1572 года. В 1559 г. Кальвин, начиная осознавать практическое и политическое значение этого вопроса, допустил, что правители могут превысить свои полномочия, противопоставив себя Богу; делая это, утверждал он, они аннулировали свою власть. "Господь является Царем царей . Мы подчиняемся тем, кого Он поставил над нами, но лишь в Нем. Если они прикажут нам что-то, что противоречит Его воле, то для нас это приказание ничего не будет значить. В этом случае мы должны игнорировать власть таких правителей. Нет ничего незаконного в том, чтобы заставить их подчиниться истинной, уникальной и верховной власти ("summa potestas") Бога. Именно по этой причине Даниил, отказавшись подчиниться нечестивому закону, изданному царем, не считал себя виновным перед ним . Ибо царь превысил полномочия, данные ему Богом, и был не только несправедлив к людям, но и восстал на Самого Бога — и, таким образом, аннулировал свою власть". В результате Кальвин объявляет, что любой правитель, превысивший полномочия своей данной Богом власти, по этой причине прекращает быть правителем и не может более пользоваться правами и привилегиями правления. Кальвин говорит о том, что магистраты (но не частные лица) могут применить к нему меры (неоговоренные). Несмотря на туманность таких рассуждений, они подтолкнули других к дальнейшему их развитию, и особенно французских последователей Кальвина. В ответ на шокирующие события 1572 г. Франсуа Хотман написал свою знаменитую "Franco — Gallia", Теодор де Без — свою "Droits des Magistrals", Филипп Дюплесси-Морнай — свою "Vindiciae contra tyrannos", а также целый ряд более мелких авторов произвел на свет множество памфлетов, содержащих одну и ту же основную мысль: тиранам нужно противостоять. Обязанность подчиняться Богу стоит выше обязанности подчиняться земному правителю. Эти радикальные новые теории, зародившиеся во французском кальвинизме, в которых понятие о правах человека формулируется и отстаивается с богословских позиций, знаменуют собой важную веху в переходе от феодализма к современной демократии. Хотя во времена правление Генриха IV, особенно после издания Нантского эдикта, большинство французских кальвинистов отказались от открытой оппозиции по отношению к монархии, новые политические теории появились на французской политической арене. Существует мнение, что именно эти идеи в чисто светских формах были возрождены в период Французского Просвещения, когда понятие о правах человека, лишенное богословского обрамления, было соединено с республиканством кальвиновской Женевы в "these republicaine" Жан-Жака Руссо, который, в отличие от these royale Вольтера и "these nobilaire" Монтескье, объявлял Женеву шестнадцатого века идеальной республикой, которая могла служить примером для Франции восемнадцатого века. Таким образом, кальвиновская Женева стала идеалом, захватившим воображение предреволюционной Франции. Возможно, французскую революцию 1789 г. можно рассматривать как окончательный итог женевской Реформации 1535 г.
Однако даже если эта политическая революция и не обязана своим вдохновением Кальвину, научная революция конца шестнадцатого и начала семнадцатого веков твердо основывается на религиозных идеях, возникших в период Реформации. Возникновение естественных наук. Одной из отличительных черт современного мира является высокий уровень развития естественных наук. Истоки современного естествознания сложны и противоречивы. Теории, пытающиеся объяснить замечательное развитие современных естественных наук одним решающим фактором, являются амбициозными и, как правило, неубедительными; совершенно ясно, что вклад в их развитие внес целый ряд факторов. Один из них, несомненно, является религиозным и обязан своим существованием Жану Кальвину.
Большой объем социологических исследований, охватывающий более века, показал, что имеются существенные различия в способности протестантской и римско-католической традиций выдвигать первоклассных естествоиспытателей. Эти различия, которые наблюдаются в различных странах и в различные периоды, можно свести к следующему: протестанты оказываются гораздо более способными к проведению естественных исследований, чем римо-католики. Таким образом, что Реформация внесла свой вклад в возникновение настроений, способствующих развитию естественных наук. На первый взгляд это может показаться невероятным. В течение последнего столетия отношение таких реформаторов, как Кальвин, к гелиоцентрической теории Коперника подвергалось насмешкам. В своей отчаянно полемической работе "История войны науки и богословия" (1896 г.) Эндрю Диксон Уайт писал: "Кальвин взял инициативу на себя, осуждая в своем "Комментарии на Книгу Бытия" всех, кто утверждал, будто Земля не является центром Вселенной. Он решает вопрос традиционной ссылкой на первый стих девяносто третьего псалма и спрашивает: "Кто посмеет ставить авторитет Коперника выше авторитета Святого Духа?" Это утверждение переходит из одной работы, посвященной теме "религия и наука", в другую. Кальвин не писал ничего подобного ни в одной из своих известных работ. В действительности, Кальвин внес существенный вклад в развитие естественных наук: во-первых, он поощрял научное изучение природы; во-вторых, он исключил важное препятствие, стоящее на пути таких исследований. Кальвин делал акцент на упорядоченности творения: с его точки зрения, как физический мир, так и человеческое тело свидетельствуют о мудрости и характере Божием. "Чтобы никто не был лишен доступа к средствам получения счастья, Бог в Своей милости не только заронил в нашем сознании семена религии, о которой мы уже говорили, но и отразил Свое совершенство во всем строении вселенной и ежедневно находится у нас на виду так, что мы, открыв глаза, не можем не увидеть Его . И небеса, и земля дают нам бесчисленные доказательства Его замечательной мудрости — не только сложные доказательства, которые призваны осветить астрономию, медицину и другие естественные науки, но и доказательства, которые привлекают внимание самого безграмотного крестьянина, который не может открыть глаза, не увидев их". Здесь Кальвин одобряет исследования астрономии и медицины. Они могут глубже богословия исследовать природный мир и выявить дальнейшие доказательства упорядоченности творения и мудрости Творца. Можно утверждать, что Кальвин придал новый религиозный стимул научному исследованию природы, которое теперь стало рассматриваться как средство выявления мудрой руки Божией и, таким образом, способствующее как вере в Его существование, так и уважению, которое Он заслуживает. "Бельгийское кредо" (1561 г.), кальвинистское исповедание веры, пользовавшееся особым влиянием в Нидерландах (области, которой суждено было прославиться своими ботаниками и физиками), объявляло, что природа находится "перед нашими глазами как прекраснейшая книга, в которой все сотворенное, каким большим или малым оно ни было, является буквами, показывающими нам невидимого Бога". Таким образом, Бога можно увидеть с помощью тщательного исследования Его творения. Эти идеи были с энтузиазмом подхвачены Королевским Обществом, наиболее значительной организацией, занимающейся научными исследованиями и распространением учености в Англии. Многие из его ранних членов были поклонниками Кальвина, знакомыми с его произведениями и их значения для конкретных областей исследований. Так Ричард Бентли (1662-1742) произнес в 1692 г. ряд лекцией, посвященных математическим принципам Ньютона, в которых открытая Ньютоном упорядоченность вселенной трактовалась как доказательство замысла Бога. Здесь встречаются недвусмысленные ссылки на кальвиновский образ вселенной как "театра славы Божией", в котором люди являются понимающими зрителями. Подробное исследование творения приводит к все большей уверенности в мудрости Творца. Вторым крупным вкладом Кальвина является исключение существенного препятствия на пути развития естественных наук: библейского буквализма. Это освобождение научного наблюдения и теории от грубо дословного толкования Писания происходит на двух уровнях. Во-первых, Кальвин объявляет, что целью Писания является не детальное описание структуры вселенной, а провозглашение Евангелия Иисуса Христа. Во-вторых, он настаивал, что не все библейские утверждения, касающиеся Бога или мира, следует воспринимать дословно. Рассмотрим эти два пункта в отдельности. Кальвин считает, что основной целью Библии является знание об Иисусе Христе. Это не учебник по астрономии, географии или биологии. Наиболее четко это утверждение звучит в параграфе, добавленном в 1543 г. в кальвиновское предисловие к переводу Нового Завета, сделанному Оливетаном (1534 г.): основной целью Писания является привести нас к знанию об Иисусе Христе. Оно не есть и никогда не было задумано быть источником непогрешимой информации по астрономии или медицине. Естественные науки, таким образом, освобождаются от богословских ограничений. Второй вклад Кальвина касается статуса библейских утверждений о научных явлениях. Важность этого вклада лучше всего осознать, рассмотрев другую позицию, занимаемую Мартином Лютером. 4 июня 1539 г. Лютер язвительно прокомментировал теорию Коперника, которая должна была быть опубликована в 1543 г., о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Разве в Писании не сказано об обратном? Разве Иисус Навин не приказал солнцу остановиться? Таким образом, гелиоцентрическая теория строения солнечной системы была отвергнута Лютером на основании библейского буквализма, столь типичного для этого германского реформатора. (В своем споре с Цвингли о значении слов " .сие есть Тело Мое" (Мф.26:26), произнесенных Христом по поводу хлеба на Тайной Вечере, Лютер настаивал на том, что слово "есть" могло истолковываться лишь как "идентично с". Это показалось Цвингли религиозным и лингвистическим абсурдом, совершенно нечувствительным к различным уровням функционирования языка. В этом случае "есть" имеет значение "обозначает").
Кальвиновский анализ взаимоотношений между научными открытиями и утверждениями Библии обычно считается одним из наиболее ценных его вкладов в христианскую мысль. Кальвин выдвигает сложную теорию, обычно именуемую термином "аккомодация", под которым понимается "приспособление к нуждам ситуации и человеческим способностям понять ее".
В Своем откровении, утверждает Кальвин, Бог приспосабливается к возможностям человеческого разума и сердца. Бог рисует Свой портрет таким, чтобы мы могли его понять. Такое понимание основывается на кальвиновской аналогии с оратором. Хороший оратор знает ограниченные возможности своей аудитории и соответствующим образом приспосабливает к ним свою манеру речи. Для того, чтобы общение состоялось, над пропастью, разделяющей говорящего и слушающего должен быть наведен мост. Прекрасным примером этого являются притчи Христа: они используют язык и примеры (например, аллегории, основанные на известных большинству понятиях), вполне соответствующие условиям жизни в Палестине. Павел также приспосабливает свои мысли к возможностям своих слушателей, используя коммерческие и юридические примеры из жизни городов, в которых проживало большинство его читателей. Аналогичным образом, утверждает Кальвин, Бог, чтобы открыться нам, должен снизойти до нашего уровня. Он уменьшается, чтобы соответствовать нашим возможностям. Точно так, как мать наклоняется, чтобы дотронуться до своего ребенка, Бог наклоняется, чтобы достичь нашего уровня. Откровение является актом Божественного снисхождения, которым Бог наводит мост через пропасть между Ним и Его возможностями и грешным человечеством в наиболее слабых его проявлениях. Как любой хороший оратор, Бог знает Свою аудиторию и соответственно приспосабливает к ее возможностям Свой язык. Примером такой аккомодации являются библейские портреты Бога, в которых Он часто представлен как Имеющий уста, глаза, руки, ноги. Это наводит на мысль, что Бог является человеком, что каким-то образом вечный и духовный Бог уменьшается до уровня человека, (это явление часто называется "антропоморфизмом" — иными словами, изображение Бога в виде человека). Кальвин утверждает, что Бог вынужден открываться нам таким образом из-за нашего слабого разума. Образы Бога, где Он представляется имеющим руки или ноги, является Божественным "разговором с младенцем", с помощью которого Он снисходит до нашего уровня, используя образы, которые мы можем постичь. Более сложные образы Бога, конечно же, являются более правильными, однако мы можем оказаться не в состоянии понять их. В случае с библейским рассказом о творении Кальвин утверждает, что он приспособлен для восприятия простых необразованных людей, но не должен рассматриваться как дословное отображение реальности. Автор Книги Бытия, говорит Кальвин, "призван был быть учителем не только ученых людей, но и людей необразованных и примитивных; поэтому он не достиг бы своей цели без снисхождения к таким простым средствам назидания". Фраза "шесть дней творения" не обозначает шесть периодов по двадцать четыре часа, а является простым приспособлением к человеческим формам мышления для обозначения длительных промежутков времени. Фраза "вода над твердью" является лишь способом, приспособленным для обозначения облаков. Влияние обеих этих идей на научное теоретизирование, особенно в семнадцатом веке, было значительным. Например, английский писатель Эдуард Райт, защищая коперниковскую гелиоцентрическую теорию строения солнечной системы, утверждает, что, во-первых, Писание не является книгой по физике, а, во-вторых, его манера речи "приспособлена для понимания простых людей, как няни приспосабливаются к маленьким детям". Оба эти довода непосредственно взяты у Кальвина, о котором можно сказать, что в этих вопросах он внес фундаментальный вклад в возникновение и развитие естественных наук. Заключение. Реформация, как и октябрьская революция, является напоминанием о том, что идеи не являются простым продуктом общества: иногда случается, что они приводят к образованию этих обществ. Эффектное сравнение Кальвина с Лениным, часто встречающееся в последних исследованиях, посвященных этому реформатору, указывают на историческое значение людей с радикальными идеями в поворотные моменты истории. История, игнорирующая идеи, не справляется со своей задачей. Реформация является движением, в котором религиозные идеи сыграли ведущую роль. В этом движение были и другие факторы — социальные, экономические и культурные, которые вполне заслуживают внимания. Большинству светских исследователей этого движения иногда трудно понять религию как историческую силу. Поскольку их мир напрямую не определяется религией, они предполагают, что так было всегда. Однако это не так. Нам, вероятно, еще предстоит освоить самый трудный из исторических навыков: способность погружаться в уже не существующий культурный мир и представлять себя в среде, в которой религиозные идеи и настроения играли ведущую роль. Список литературы: 1. А. МакГрат. «Богословская мысль Реформации», Одесса, 1994 г. 2. Йозеф Лортц. «История церкви», СПб, 1998 3. «История католической церкви» (конспект лекций, Киевская Духовная Академия), К., 2000 4. А. Мень. «Библиологический словарь» в 3-х т., СПб, 2002 5. Euan Cameron. "The Reformation", Oxford, 1991. 6. М. Вебер. «Протестантская этика и дух капитализма», М., 1999 7. Л. Гейссер. «История Реформации», пер. с нем., М., 1882 8. М. Лютер. «95 тезисов», М. 2001 9. Elizabeth L.Eisenatein. "The Printing Press as an Agent of Change: Communications and Cultural Transformations in Early Modem Europe", 2 vols, New York, 1979 Использованы материалы веб-ресурсов «Библиотека Якова Кротова», «Кругозор», «Великая борьба», он-лайн библиотек Оксфордского и Московского университетов.