Гегель и проблема гражданского общества

План I. Представление Гегеля о государстве 1) Роль народных масс 2) Народный дух 3) Государство – это организм
4) «Государство есть один из образов свободы» 5) Гражданин в государстве. Истинный гражданин 6) «Государственная власть» – это «Добро» 7) Роль и место религии в государстве. II. Что представляет собой гражданское общество по Гегелю в предствлении философов. 1) « Абсолютное» государство 2) Человек и сословия 3) Конституционная монархия 4) Роль народа в государстве Одна из наиболее смелых и оригинальных концепций Гегеля в его философии права является концепция государства как зрелого осуществления нравственности .В противоположность обычному пониманию, склонному видеть в государстве организацию социального этического минимума, Гегель утверждает политическую совместимость людей как организацию такого этического максимума, который в свою очередь только и возможен при наличности высшего индивидуально-этического взлета. Если, как это уже ясно, нравственная субстанция немыслима без социально- сращенной жизни людей, а такая жизнь требует, чтобы личная добродетель стала всеобщим законом человеческого бытия, то понятно, что уровень на котором осуществляется государство как зрелая и высшая форма нравственной субстанции, является исключительно высоким Государство получает максимальное задание и абсолютную санкцию. Однако в таком понимании государство есть не идеал , но действительный образ мира; сущность его в торжестве социально – всеобщего и индивидуально- единичного ; жизнь его есть жизнь органической тотальности ; сила его есть сила Духа Божия, живущего в нем и творящего себя через него; право есть правота всеобщей воли ; уровень его есть конкретная нравственность, сотканная через слияния добродетельных душ; цель его есть Духа Божия на земле – свобода. Общий , схематически взятый, облик этого замысла во многом близок политическому учению Аристотеля; однако схема выполнения значительно приближает Гегеля затруднениям платоновского дуализма; то и другие , конечно , с сохранением всей глубокой оригинальности его самостоятельных социально- философских прозрений. Основная сущность государства- это метафизически-конкретное единство эмпирически- дискретного множества людей. Первое условие наличности государства государства есть существование множества человеческих индивидуумов.[1] Множество людей, участвующих в государстве , не есть «простое множество»[2] , то есть толпа , лишенная связи и единства[3],или «агрегат частных лиц»[4], пребывающий в состоянии атомического распыления[5]. Такое состояние народа было бы «состоянием бесправия, безнравственности, неразумия»[6];подобно «взволнованной стихии моря»[7], народ как «бесформенная масса» был бы «элементарен, неразумен и страшен» в своих движениях и деяниях[8]; это был бы не народ, а сброд черни, не populus, а vulgus, дикая, слепая сила»[9], всегда готовая к саморазрушению. Все учение Гегеля о государстве есть учение о том , в чем состоит и как осуществляется спекулятивно- политический строй и порядок в условиях конкретно- эмпирического ; это есть своего рода «спекулятивная политика» , выслеживающая и описывающая те субъективные (то есть одинаковые у всех) и объективные (то есть общие для всех ) связи, наличность которых объединяет людей в единый народно- государственный организм, для этого должна образовываться единая субстанция народного духа, жизненное содержание которого определяется термином «Нравственность», а жизненная форма – «Государство». То есть в основе государства лежит наличность определенного народного духа. Народный дух в своем зрелом виде есть торжество всеобщего самосознания и всеобщей воли. Он есть дух именно потому и постольку, поскольку самосознание и воля, вообще составляют основную природу духа; он есть народный дух именно потому и постольку, поскольку его самосознание есть трижды всеобщее самосознание, и его воля есть трижды всеобщая воля. Народный дух есть всеобщее самосознания, как органическая конкретность множества единичных самосознаний и сознаний. Словом, зрелое всеобщее самосознание состоит в том, что каждый знает, что и он сам, и другие признают его самого и других, свободным через тождество и тождественным через свободу, притом через тождество и свободу, реальное в нем самом и других. Подобно этому, народный дух есть всеобщая воля, как органическая конкретность множества единичных стремлений и воли. Эта воля всеобщая не только в том смысле, что она есть разумная, цельная, правая и свободная страсть индивидуального духа, но и в том смысле, что она есть единая воля социального коллектива, в котором воля каждого совпадает по содержанию , по цели и по результатам – с волей каждого из всех. В устах Гегеля «дух народа», «нравственная субстанция» суть синонимы.[10] «Дух есть нравственная жизнь народа», или, иначе дух как действительная субстанция есть народ». А так как субстанция есть всегда «тотальность своих членом», то народ может быть определен как «абсолютная нравственная тотальность»[11], или же как «нравственная организация. Именно «нравственное» составляет «абсолютную связь народа»[12] и от падения «этого элемента» развивает конкретность, \распыляя её на «абстрактную единичность». Народный дух, как зрелый (в своем элементе) совершенный образ мира, только и может быть целостной победой над стихией эмпирического хаоса и разъединения, ибо всякая цельность, всякое отпадение, всякая неполнота неизбежно превратили бы его в неудавшееся явление, то есть в частичное поражение освобождающегося Божества. Поэтому образ народного духа есть подлинная действительность Идеи, «совершеннейшая организация разума»[13] в виде человеческого общества; «в свободном народе» «поистине осуществлен разум»: он стал «присутствующим живым духом, в коем индивидуум не только находит свое назначение, то есть свою всеобщую и единичную сущность…»[14] А это и значит, что добродетельный индивидуум есть реальный existenz-минимум нравственной субстанции народа. Народный дух как субстанция, единая во множестве своих органов, есть органическая ценность или «тотальность» , то естественно , что эта органичность предполагает поставную и устойчивую организацию. «Сращенность множества в единство» есть уже само по себе строй и порядок. Если с обычной точки зрения можно сказать, что «государство» есть форма народной жизни, то по Гегелю, Государство есть оформленная народная жизнь. Но есть схематический облик, или мыслимая абстракция, или юридическая форма, оно есть имманентно оформленное содержание, или форма наполненная содержанием, создаваемый ею самою. Зрелость народного духа измеряется именно совершенством его государственного устройства, а государственное устройство определяется именно свойствами народного духа. «В государстве все возникает» из народного духа[15]. Нравственно живущий народ «знает свое государство и его деяния, как свою собственную волю и осуществление»[16] ; он не отрывен от своей государственной «формы», ибо он живет ею, а она есть его способ жизни. Нельзя жить вне своего «способа» жизни вне той жизни , которая его осуществляет. Поэтому государственное устройство народа зависит от характера и развития его самосознания[17] и каждый народ имеет то устройство , которое «соразмерно» и «соответствует» его духу.
Если дух народа принимает форму государства, то это значит, что он слагается в государство, становится государством, что он сам есть государство; поэтому все , что по существу характеризует народный дух, характеризует тем самым и государство. Государство есть организм, где уровень низшего определяется и измеряется совершенством высшего. По Гегелю следует не «государство» уподобляет «животному», а наоборот – «животное» следует рассматривать как несовершенное, по ограниченности, подобие «государству».
Государство как органическая тотальность обладает силою и способностью поддерживать свое внутреннее единство, устанавливая положительные права и отрицательные пределы для своих подчиненных сфер[18] ; и эта внутренняя деятельность его есть его собственная самоорганизация: разграничивая жизнь и творчество своих органов, оно творит «архитектонику своей разумности блюдет « строгую соразмереность», «гармонию частей» и «силу целого[19]. Поэтому государство является духовно- нравственным организмом. Иными словами: между государством и нравственностью реального различия, а есть метафизическое торжество. Зрелое государство есть осуществленная и оформленная нравственность; зрелая нравственность есть спекулятивно- государственное единение людей. Только люди. Объединенные силою спекулятивного сращения. Сжившиеся до степени нравственного единения. Могут образовать государство. Гегель выражает это так: «жизнь государства в индивидуумах называется нравственностью»[20]. По своей глубокой, духовной сущности государство есть один из образов свободы, осуществленной в мире явлений[21].Свобода, реализуемая его жизнью, есть свобода духа от инобытия. Это означает, что в государственной жизни народный дух сливается в тождество с индивидуальными душами, а индивидуальные души познают и осуществляют свое тождество с народным духом; и обе стороны, преодолевая таким образом эмпирическую разорванность социального множества, побеждают силою своего организованного единства отчужденность природы и ее вещей от самосознания и его высших целей. Истинное государство пребывает в «торжестве» со своими гражданами; оно не над ними, а в них; и этим оно осуществляет конкретную свободу[22]. Этот строй конкретной свободы может быть охарактеризован тем, что индивидуум ведет в ней «частичную», а не «публичную» жизнь, то есть жизнь, посвященную субстанциальной всеобщности»[23] и ее интересам; тогда он становится действительным гражданином, то есть органически в государство участником его. Гражданин ,не отличающий себя от своего государства и не противопоставляющий себя ему, принимает свои обязанности добровольно и не утрачивает своей свободы, повинуясь государству и закону. Воля гражданина свободно подчиняется законам своей родины и этим сливает воедино необходимость и свободу. Сознание гражданина относится с доверием к своему государству и не унижает себя до воззрения черни, согласно которому «интерес правительства и государства» противоположен «интересу народа», то есть государственная жизнь слагается вне принуждения и насилия и правительство, которое бы обратилось к принудительным мерам при расхождением с народом создало бы только «разрушение и разложение государств»[24]; оно попрало бы его истинную идею, то есть идею той «субстанциальной нравственности, с которой тождественна свобода для себя сущего самосознания»[25].В таком понимании «государственная власть»- это «Добро», превратившееся в «неизменную сущность всех сознаний»[26]. Ее «право» обеспечивает ее «правотою» ибо она есть сила самого Добра, сама по себе сущая «духовная сила»[27] или «сама простая субстанция» народного духа. Право, руководящее государственной жизнью, является внешнею силою, но его собственною творческою энергией, сосредоточенною мощью целого. Оно правит целым не потому, что оно само совпадает с этим целым[28]: оно само есть «живая», «органическая тотальность»[29]; или, если угодно, система энергий, «имманентно» и «длительно созидающая»[30] жизнь государства. Истинный гражданин- это добродетельный гражданин; его обязанности совпадают сего действительным, добровольно осуществляемыми и необходимыми состояниями и в то же время с его правами. Истинный гражданин не просто «любит» сове отечество , но живет в нем и ради него. Поэтому патриотизм есть не случайное настроение его, но существенная сила его души, руководящая его делами и мотивирующая его решения. Цель государства есть его собственная конечная цель; назначение гражданина в том , чтобы добровольно и радостно погружать свою жизнь в жизнь своей государственной субстанции; он знает это и в душе его живет сверхличное мужество, этот венец всех добродетелей. Жизнь государства протекает на уровне конкретной нравственности и личной добродетели, так, что само государство может быть определено как органическая тотальность добродетельных духов. А так как природа добродетели состоит в «творческом восприятии имманентного миру вездесущее Божие», то можно сказать, что последняя основа государства- религия: «государство покоится , согласно этому отношению на нравственном настроении, а это последнее на религиозном»[31]Не следует толковать это в том смысле, что государство должно быть подчинено религии или тем более в церкви. Правда религия и государство одно и тоже, именно высшее, что человек имеет и реализует; и можно сказать, что религия просто совпадает с «основою государства»[32]. Гегель признает неверным такое понимание государства, при котором оно существует независимо от религии, само по себе, на основании какой- нибудь самостоятельной власти и силы[33], а религия остается субъективным настроением индивидуумов. Государственный способ жизни не может быть вытеснен или заменен религиозным: те, кто пытаются это сделать, делают ту же ошибку, как мыслители, останавливающиеся в познании на „сущности" и не переходящие далее к „быванию" 5 и „сущест­вованию ". „Церковь" и „госу­дарство" различны и не заменяют друг друга, но различие это не в существе, а только в форме существования: 10 дело церкви — веровать в Сущность', дело государства — мыслить Сущность в ее земном существовании и через это творить ее осущест­вление. Вот почему „государство" стоит ближе к „науке", чем к „религии". Государство божественно, как зрелый образ нравственности, ибо нравственность и есть „Божественный дух, живущий" в действительной наличности самосознания — в „народе и его индивидуумах. Гегель говорит, что Государство „есть божест­венная воля, как Дух, присутствующий и раскрывающий себя в действительный образ и организованный мир".9 Государство есть „мир, который Дух создал себе", и потому его следует чтить, как „божественное на земле",10 а историю его постигать, как „путь Божий в мире"." А так как в целостном „образе" каждая часть и каждая деталь проникнута Духом целого и от него получает свое содержание и значение, то „спекулятивная политика" слагается в учение о божественности всех учреж­дений, необходимых в совершенном государстве. Вот откуда у Гегеля возникает возможность рассматривать „высшее правительство как „явление Бога , государственное устройство—как „Божественное и пребывающее", право монарха—как „основанное на божественном авторитете" 1 и т. д. Истинная философия, по его убеждению, не только не уводит от Бога и государства,2 но приводит к признанию того, что божественный дух есть субстанция государства, а государство есть действитель­ность духа Божия на земле.
Оно задумано как зрелый и совершенный мировой образ и согласно этому должно быть начертано, силою спекулятивно-мыслящего воображения, на уровне „конкретной нравственности" и „личной добродетели". Однако это начертание естественно приводит к ряду серьезных затруднений. Спекулятивный фило­соф, утверждающий, что государство есть образ „свободной нрав­ственности", „органического сращения" индивидуальных душ, всеобщего „бескорыстия", „доверия" и патриотизма, не может закрывать себе глаза на то, что история слишком часто рисует государство прямо противоположными чертами: сколько раз политическая совместность людей вырождалась во всеобщее рас­пыление и деморализацию, в торжество своекорыстия и систему взаимного подозрения .
В идее „совершенного" или „абсолютного" государства эмпирическая стихия преодолевается до конца как по объему человеческого состава, так и по ритму спекулятивной жизни, так, наконец, и по уровню духовного развития. Необ­ходимо прямо установить, что государство, в котором одно из этих условий отсутствует, есть, так или иначе, несовершенное государство, т. е. не „абсолютное", а относительное, не „бес­конечное", а „мирское и конечное": не „осуществленный образ", а „существующее явление". И вот, если обратиться с этим критерием к тому „государ­ству", черты которого Гегель не раз пытался изобразить конк­ретно, то обнаружится, что оно скрывает в себе целый ряд „противоположностей" и „неудовлетворительных" сторон, и при­том таких, которые не случайны для него, но вытекают из самой его природы. Оказывается, что сущность государства состоит в том, чтобы быть ограниченным во всех трех отношениях: и по объему человеческого состава, и по ритму спекулятивной жизни, и по уровню духовного развития. „Абсолютное" государство оста­ется в этих ограничениях, несмотря на то что оно „абсолютное", но именно потому что оно „государство". И если это так, то „идея" государства явится знаком, отмечающим не „победу" Духа в человеке, а предел человеческого духа.} В пределах одной и той же государственной общины нрав­ственность одновременно пребывает в трех различных состояниях: семьи, гражданского общества и политического единения (соб­ственно государства). Эти три состояния присущи каждому граж­данину, создавая вокруг него как бы концентрические социальные круги людей и необходимых отношений-обязанностей, так, что участие в большем по объему и высшем по спекулятивному развитию круге предполагает участие в меньшем и низшем: только родившись и став членом семьи, человек может оказаться членом сословия и корпорации; только в качестве члена сословия и корпорации человек становится гражданином и участвует в государственной жизни. Сами же по себе эти круги относятся друг к другу как единичное (семья) к особенному (гражданское общество) и ко Всеобщему (государство), так что дух Всеобщего составляет живую сущность особенного и единичного; дух Все­общего и особенного составляет живую сущность единичного; а единичное и особенное входят во Всеобщее как его живые части. Так семья есть живое видоизменение сословие- корпоративного и государственного духа, и в то же время — живая ячейка го­сударственной ткани. Жизнь гражданского общества есть прежде всего „система потребностей". Эта живая система развивается, индивидуализируется и утончается, заполняя горизонт души и превращая человека в „совокупность потребностей". Это за­ставляет его совершить освобождающую „рефлексию" в себя, отделить себя от своих нужд и противопоставить им начало внутреннего произволения и организующего труда. Жизнь гражданского общества как система хозяйственного труда посвящена не только „формированию" естественного „ма­териала", но и подготовке человеческих умений и способно­стей, т. е. практическому и теоретическому образованию. По­являются машины, специализация и разделение труда, завер­шающее взаимную зависимость и связанность людей друг с другом: создается система хозяйственного взаимопитания и заинтересованность каждого в труде и о имуществе всех осталь­ных. Жизнь гражданского общества как система имущественных состояний приводит к созданию „всеобщего имущества" (национального богатства), слагающегося из „особенных„ состояний т е принадлежащих отдельным людям капиталов и умении. Эти личные „состояния", различные от природы, рождения и развития, и подверженные влиянию случая, делают людей по необходимости неравными, а это неравенство делит все граж­данское общество на „системы" или „массы", получающие пос­тепенно характер различных сословии. Принадлежность к тому или другому сословию определяется не только рождением и обстоятельствами, но в конечном счете субъективным мнением и произволом, скрывающим однако, за собою внутреннюю жизненную необходимость. Индивидууму необходимо принадлежать к известному сословию потому, что только через это он получает свою „особенную действительность и нравственную объективность: сюда ведет его не только удов­летворение потребностей, но и необходимость приобщиться организму целого", „сословной чести" и „добропорядочности необходимость получить какое-нибудь значение в „признании других и в политической жизни государства. Таких сословий три. Субстанциальное или непосредственное сословие живет зем­левладением и земледелием,[34] оно причастно непосредственной нравственности, покоящейся на семейных отношениях и на до­верии, и слагающей поэтому в его пределах покойный и урав­новешенный дух „конкретной всеобщности". Формальное, или промышленное, сословие живет „формиро­ванием естественного продукта"[35]; основа его существования в его труде, рефлексии и рассудке, а также в обмене с другими группами. Это сословие ремесленников, фабрикантов и торгов­цев накапливая богатство собственными силами, вынашивает независимое самочувствие и быстро приходит к развитию кор­поративной жизни,[36] к требованию свободы и порядка. А между тем богатство порождает бедность и бедняков, лишенных чести трудом зарабатывать свое существование; они вынашивают внутренний протест против богатых, против общества и прави­тельства, и превращаются в бунтующую чернь (начало эмпирического распыления). Всеобщее сословие живет „всеобщими интересами общест­ва " и деятельность его посвящена государству.[37] Оно представляет собою служилый класс (чиновники и военные ), и „частный интерес" его членов находит себе удовлетворение в их труде и пользу Всеобщего. Этот класс стоит .в зависимости от государства, и должен быть избавлен от низшей, хозяйственной работы и обеспечен или частною собственностью или жалованием.[38] Гражданское общество осуществляет свое высшее призвание—абстрактное „правотворчество" (Rechtspflege), предоставляя полиции и корпорации пол­ноту жизненного правоосуществления в обширном и неопреде­ленном объеме бытовых деталей. Полиция обслуживает жизнь общества извне и со стороны, поддерживая благоприятный праву общественный порядок: она предотвращает вредоносные случайности, устраняя все, что ей представляется опасным и подозрительным (сфера усмотрения, сдержанного добрыми нравами); она поддерживает нена­рушимую личную и имущественную безопасность," организует общеполезные работы, обеспечивает заработок неимущим, ведет надзор за семейным воспитанием, корпорацией и церковными организациями, организует благотворительность, пресекает чрез­мерное обогащение и появление черни, заботится о развитии внешней торговли и колонизации. Она превращает этим граж­данское общество в подобие „всеобщей семьи и вносит в его жизнь дух упорядоченного единства.
Делом корпорации является правовое осуществление особен­ных интересов через общественную самодеятельность. Корпоративная жизнь свойственна преимущественно промышленно­му сословию; она превращает своекорыстные цели его членов, через объединение, в общественное дело: индивидуум, вступая в корпорацию, приобщается духу конкретного единения и приуча­ется к относительно-бескорыстному служению; в этом „добро­порядочном" служении — он приобретает себе заслугу и „честь"[39] и воспитывается к высшему и истинному бескорыстию политиче­ской жизни. Семья, воспитывая в душе „стыд", и корпорация, приучая душу к чувству „чести", являют сбою две опоры госу­дарственного бытия; а государство остается их всеобщей основой, целью и действительностью.
Государство есть зрелый венец семейной и общественной жизни. Гражданское общество добавляет к принципу семейной конкретности — зрелую самостоятельность индивидуального са­мосознания и элемент правового мышления (бытие законов и учреждений) и тем слагает атмосферу государственного бытия: государство есть конкретное объединение самостоятельных инди­видуумов, сознающих свое тождество со всеобщими законами и учреждениями государства, иными словами — тождество свобод­ной единичности со всеобщим. Государство есть индивидуальный политический организм, имеющий свое внутреннее устройство, стоящий в отношении к другим политическим организмам („внешнее государственное право") и восходящий через эти междугосударственные отно­шения, ко всеобщей „идее" государства, — на суд „мировой истории". Внутреннее устройство государства - это особенная сила или власть, на которые расчленяет себя единая властная жизнь государственной тотальности, в них, учитываются и содержатся все особенные интересы граждан; зная это, граждане знают себя в тождестве с учреждениями своего государства („доверие" и „патриотизм"), а учрежде­ния являются в результате этого „столпами публичной сво­боды". Государство в своем развитом и совершенном виде, вырабо­танном мировой историей, есть конституционная монархия и знает три власти: княжескую, правительственную и законо­дательную[40]. Княжеская власть осуществляется монархом, который есть субъект, олицетворяющий суверенную субъективность государ­ства и несущий в себе ее высшее проявление — силу последнего решения. Монарх есть эмпирическая единич­ность спекулятивно объединяющая в себе и „идеализи­рующая" все власти государства; он творит жизнь „особенного", назначая и увольняя тех, кто „субсуммирует" особенное под всеобщие законы; наконец, он творит жизнь всеобщего, поз­навая его субъективно из глубины своей совести и созидая его объективно в виде законов и учреждений[41]. Правительственная власть осуществляет закон и решение монарха, „субсуммируя" под них всякое особенное жизненное содержание.[42] Такова власть суда и полиции ее осуществляют члены всеобщего сословия, которые жертвуют своими субъ­ективными целями и самостоятельными интересами, и влагают в свое дело „главный интерес своего духовного и особенного существования". Это государственное служение, дающее права, обязанности и вознаграждение, должно быть организовано так, чтобы в государстве было „как можно меньше" простого „повино­вения" граждан и произвола чиновников; служебная иерархия, ответственность должностных лиц и контроль общин и корпо­раций — таковы объективные гарантии от „злоупотребления вла­стью"; господство добрых нравов, нравственное и умственное развитие народа и главное привычка ко „всеобщим интересам, воззрениям и делам" — таковы субъективные гарантии закон­ности в управлении. Законодательная власть ведает созданием новых законов и самыми общими „внутренними обстоятельствами" государствен­ной жизни[43], определяя как то, что государство предоставляет индивидуумам (частно-правовые законы, права корпораций и государственное устройство в целом), так и обязанности поддан­ных по отношению к государству (денежные взносы и личные услуги). В осуществлении этой власти участвуют монарх, правительство и „сословия" Участие „сословий" в законодательстве необходимо не пото­му, что народ будто бы „лучше всего" знает свое „благо" или больше всего желает его. Напротив, та часть граждан, которая обычно называется „народом", отличается как раз тем, что она «не знает, чего хочет»[44] и тем более не знает, чего желает Разум. Такое знание есть „плод глубокого познания и прозрения, которое именно не есть дело народа". Нет сомнения, что высшие должностные лица „по необходимости имеют более глу­бокое и обширное знание природы, учреждений и потребностей государства, а также большую способность и привычку к этим делам и могут сделать лучшее и без сословий"; что же касается „доброй воли", то это лишь черни свойственно вечно предполагать „у правительства злую или менее добрую волю". Скорее! следует ждать, что сословия внесут в государственные дела свой частный и особенный интерес в противоположность всеобщему. Участие сословий в законодательстве необходимо потому, что этого требует „субъективная формальная свобода" граждан: необходимо, чтобы граждане сами участвовали в ведении госу­дарственных дел, внося в него свое сознание, убеждение и волю, чтобы они жили в законах государства своим знанием, советом и решением, осуществляя этим „субъективный момент всеобщей свободы". К этому, конечно, присоединяется, на втором плане, большая осведомленность представителей в деятельности низших чиновников, в специальных потребностях и нуждах, а также полезное участие многих в „публичной цензуре", повышающей прилежание и очищающей мотивы политических деяний. В деятельности сословий участвует эмпирическое множество граждан; многие, но не все, не говоря уже о женщинах и детях.h Это множество участников привле­кается на различных основаниях, в зависимости от принадлеж­ности к сословию. Члены всеобщего сословия несут правительственную службу и не участвуют в представительстве. Члены промышленного, или „приватного", сословия участвуют не индивидуальным го­лосованием, но посылают в нижнюю палату представителей, избранных от „товариществ, общин и корпораций", не связан­ных определенным мандатом, но органически представляющих в своем лице интерес своей социальной группы. Наконец, члены субстанциального сословия участвуют в верхней палате, кото­рая посредничает между нижней палатой и короной так, как обе палаты посредничают между правительством и массою на­рода. Члены землевладельческого сословия входят в верхнюю палату по праву рождения, в качестве собственников родовых и притом майоратных имений; этим создается их независимость и от произвольной „игры" выборов, и от „благосклонности" толпы, и от милостей правительства: они уподобляются в этом князю и являются сразу „опорою трона и общества". Об участии земледельцев Гегель нигде не обмолвился ни словом.
Освобождающее "значение представительства расширяется от того, что в его публичных обсуждениях открыто фор­мулируется „публичное мнение", впервые созревающее до истинных суждений о государстве и правительстве[45]. Органическая индивидуальность сообщает госу­дарству черты „исключительности" и „независимости" по отно­шению ко всякому другому государству; ибо сущность всякого организма—в его свободе от „инобытия". „Первая свобода" и „высшая честь" всякого народа — жить в виде самостоятельного и независимого государства; u а это ведет к тому, что всякое государственное „инобытие" является приходящей извне случай­ностью и встречает организованное и внутренне объединенное отрицание: государство как единая народная субстанция бо­рется за самоутверждение и в этой борьбе обнаруживается „иде­альность" всего единичного, т. е. жизни, собственности и прав его граждан. Спекулятивная сущность государства необходимо приводит его к войне а его граждан к высшему самопожерт­вованию во имя государственной Субстанции; народ объединя­ется вокруг своей „субстанциальной воли", а она стоит в не­посредственном „тождестве" с волею монарха, осуществляющего внешний суверенитет государства в войне и мире.
Встреча независимых и самостоятельных государств, полага­ющая основание „внешнему государственному праву", остается внешним „отношением" и не может разрешиться в спеку­лятивное тождество сторон, ибо самая сущность государства в том, что оно имеет особую „суверенную волю" и не способно к спекулятивному самоотречению[46]. „Абсолютный" „образ" государства приемлет и санкционирует дефективный уровень жизни, по крайней мере (если отвлечься от многих деталей), в трояком отношении: во-первых, недостаток мыслящего участия во Всеобщем, т. е. дефект личного уровня жизни и группового объема в семье; во-вторых, недостаток кон­кретного сожительства и нравственной воли, т. е. дефект груп­пового способа жизни и личного уровня в гражданском обществе', и, в-третьих, недостаток гражданского самосознания и универ­сальной конкретности, т. е. дефект общеполитического уровня жизни и всемирного, общечеловеческого объема в политической общине, в государстве. И в результате этого „идея" государства действительно оказывается знаком, отмечающим не „победу", а „предел" человеческого духа. Сноски: Enc III – Encyklopädie etc. Die Philosophie Des Geistes. Opera Bd VII. Zweite Abtheilung Phän – Phänomenologie des Geites. Opera Bd II. Diff – Differenz des Fichteschen und Schellingschen Systems. Opera Bd I. Würt – Würtemberg. Opera Bd XVI . Список используемой литературы: А. И. Ильин - «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и Человека». П. А. Кузнецов – «Немецкие философы 18-19 века». [1] Ср.: “Menge von Individuen” Lass 2 466 [2] “Blosse Mehrheit” Lass 2 466 “ nur Menge”: Recht 397 [3] “Beziehungslos”: Lass 2 466 “Haufen”: wurt 240 [4] “Aggregat der Privatten”:Enc III 415 ср.: wurt 240 [5] Diff 242 [6] Enc 2 415 [7] Enc III 415 [8] Recht 397 [9] Enc III 415 [10] Ср.: Phän 333 [11] W. Beh 372; ср: Lass 2 419.466 w Beh. 411 [12] “das absolute Band des Volks – das Sittlich” hass II 496; cp.: “das Geistige überhaupt und damit auch das sittlich Element”:Rech 340 [13] Diff 242 [14] Phan 267 [15] Ph. G50 [16] Phan 540 [17] “Von der Weise und Bildun des Selstbewustseins” Recht 360 [18] Ср.:Recht 358 [19] Recht II [20] Ph.G 44 [21] Ср.: Recht 64 [22] Recht 321-322 [23] Recht 221 [24] “Zerrustung und Auflosung”:Enc Ш 419 [25] Enc.Ш 438 [26] Phan. 372-373 [27] Cp.: Phan 372-373 [28] Cp.: Enc Ш 410 [29] Cp.: Enc Ш 410 [30] Cp.: Enc Ш 410 [31] Enc Ш 429 [32] Cp.:Rel I 170 [33] “Fur sich selbst schon und aus irgend einer Macht und Gewalt”:Enc Ш 430 [34] Recht 264.265 Enc III 396-397 [35] Recht 266 [36] Recht 307 [37] Recht 267 [38] Recht 267 [39] Sp.: Recht 308-309 [40] Recht 355 [41] Recht 361.378 [42] Recht 355,379 [43] Recht 388 [44] Recht 393, Enc 415-416 [45] Recht 407 [46] Recht 424