Перемена лиц в обязательстве. Дипломная работа

ОГЛАВЛЕНИЕ Введение Глава 1. Общие положения о перемене лиц в обязательстве 1.1. Правовая природа перемены лиц в обязательстве 1.2. История возникновения данного института в законодательстве России 1.3. Понятие и способы перемены лиц в обязательстве

Глава 2. Переход права требования по сделке 1.1. Уступка права требования по договору 1.2. Содержание договора уступки требования. Форма договора уступки требования
Глава 3. Переход права требования на основании закона 3.1. Переход обязательственных прав и гражданско-правовых обязанностей при универсальном (общем) преемстве 3.2. Переход прав при сингулярном (частичном) преемстве Глава 4. Перемена лиц по договору перевода долга 4.1. Понятие договора перевода долга и характеристика его элементов 4.2. Форма и содержание договора перевода долга 4.3. Момент заключения договора перевода долга. Долги, не подлежащие переводу Заключение Список используемых источников Введение Тема «Перемена лиц в обязательстве», выбранная мною в качестве предмета исследования достаточно актуальна, особенно на современном этапе развития. Это связано с тем, что с одной стороны институт перемены лиц в обязательстве в последние годы стал весьма востребованным, а с другой стороны правоприменительная практика при рассмотрении арбитражных дел данной категории не всегда является единообразной, и в результате встречаются весьма спорные решения. Кроме того, современный российский ГК содержит целый ряд институтов, которые именно по причине скудности нормативных предписаний очень сложно разграничить между собой, так и со случаями уступки права требования и перевода долга. Путаница в применении этих категорий приводит к попытке воздействия на социальные связи неадекватными юридическими средствами. Такая неопределенная ситуация является хорошей почвой для использования данного института в спекулятивных целях, кроме, того, участники совершая сделку уступки права требования или перевода долга, подчас не понимают ни ее природы, ни особенностей возникающих правоотношений. Данные обстоятельства не были бы препятствием к нормальному развитию ситуации при условии, что уровень профессиональных знаний и навыков толкования и применения норм права большинством российских юристов (а главное судей) был бы безупречным. К сожалению, этого пока нет. Вот почему сегодня как никогда важно знать природу замены стороны в обязательстве, глубоко разбираться в особенностях оснований и критериев оценки правомерности этого правоотношения. Целью дипломной работы является последовательное изучение основных способов перемены лиц в обязательстве по договору: уступки права требования и перевода долга, а также для более глубокого понимания процесса перехода обязательственных прав рассмотрены универсального и сингулярного преемства обязательственных прав. Достижение поставленной цели требовало решение следующих задач: 1. рассмотреть теоретические аспекты замены сторон в обязательстве, выделить особенности и условия перехода прав; 2. провести анализ различных точек зрения ученых на наиболее острые проблемы, возникающие при изменении стороны в обязательстве, когда содержание такого обязательства остается неизменным. Спорными, в частности являются вопросы, касающиеся объема предаваемого права, возможности использования конструкции перемены лиц в «длящихся» правоотношении и т.д. Дать им оценку; 3. на основе анализа судебной практики, разъяснений пленума Высшего Арбитражного суда выработать единое решение, которым следовало бы руководствоваться судам всех уровней в принятии решений по названной категории дел. Дипломная работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка используемой литературы. Первая глава «Общие положения перемены лиц в обязательстве», состоит в свою очередь из трех параграфов. В первом параграфе «Правовая природа перемены лиц в обязательстве», дается объяснения правовой сущности перемены лица в обязательстве, которая заключается в том, что, во-первых, перемена лиц в обязательстве приводит только к замене субъектного состава правоотношения, содержание же остается неизменным, во-вторых, такая замена должна носить безусловный характер. Последующие разделы позволяют более полно и всесторонне раскрыть основополагающие, фундаментальные понятия любого исследуемого объекта: исторические предпосылки, понятие и способы перемены лиц в обязательстве. Указывается, что данная работа будет посвящена исследованию основных способов перемены лиц в обязательстве как уступка права требования и перевод долга. Вторая глава называется «Переход права требования по сделке». Она включает в себя два параграфа: «Уступка права требования по договору» и «Содержание договора уступки требования. Форма договора уступки требования». В первом – по аналогии с другими гражданско-правовыми отношениями, дана правовая характеристика уступки права как сделки. Специфика, которой заключается в том, что договор уступки права требования представляет собой гражданско-правовое отношение, связанное с уже имеющимся в наличии отношением, со всеми вытекающими из этого последствиями. Во втором разделе подробно рассматривается содержание договора уступки права требования, составляющее совокупность его условия. Российским законодательством не установлено, какие именно условия являются существенными, поэтому мы делаем вывод, что единственным существенным условием является условие о предмете. Однако закон совершенно определенно выделяет права, которые не могут быть предметом передачи, например, не допускается передача прав неразрывно связанных с личностью, этим договор уступки права требования отличается от договора перевода долга, в последнем, законодатель не определяет специальный перечень долгов, неподлежащих передачи. Включение в дипломную работу главы, посвященной переходу прав по закону, при универсальном и сингулярном преемстве имеет большое значение в понимании сущности перехода обязательственных права (обязанностей) как процесса, когда из обязательства выбывает кто-либо из его участников, а вступающему на его место новому участнику переходят права и обязанности прежнего. То есть вопросы об уступке права требования и перевода долга лежат в плоскости преемства, являясь его частными случаями. Необходимыми условиями которого, являются: возникновение и существование на момент передачи права (обязанности) правоотношения, в рамках которого оно возникло, сохранение содержания, характера и объема передаваемого права, соблюдение запретов, не допускающих перехода прав другому лицу. Спорным является вопрос о том, идет ли речь об отчуждении права (обязанности) от одного лица в пользу другого, либо о прекращении одного и возникновении другого права (обязанности). Четвертая заключительная глава работы называется Перемена лица по договору перевода долга», содержит три параграфа, которые построены по аналогии с содержанием второй главы данной дипломной работы, с тем, чтобы раскрыть основной смысл, особенности договора долга. В отдельный параграф выделены вопросы, касающиеся момента заключения договора перевода долга, и перечень долгов, не подлежащих переводу. Этому есть свое логическое объяснение. Договор перевода долга, в отличие от уступки права требования порождает юридические последствия только после согласия на такой переход.
Какое значение придается такому согласию, как оно влияет на момент заключения договора и момент перехода прав, а так же действительно ли есть необходимость в законодательном определении долгов, не подлежащих переводу, ответы на эти вопросы определяют специфику договора перевода долга, поэтому не могли быть оставлены без особого внимания.
Итак, глава 24 ГК РФ «Перемена лиц в обязательстве» включает в себя нормы, посвященные переходу обязательственных прав и обязанностей по договору, а также нормы, предусматривающие переход прав по закону, регулирующие соответственно отношения цессии, перевода долга, и случаи перемены лиц при универсальном и сингулярном преемстве (на основании закона), которые и будут рассмотрены в настоящей дипломной работе. Глава 1. Общие положения о перемене лиц в обязательстве 1.1. Правовая природа перемены лиц в обязательстве Классический институт перемены лиц в обязательстве в последние годы стал весьма востребованным. Представленная нами работа имеет целью характеризовать наиболее спорные и актуальные вопросы, возникающие при практическом применении института замены стороны в обязательственном правоотношении. Проблема, связанная с переменой лиц в обязательстве, является актуальной как с теоретической, так и с практической точки зрения. Сделки, связанные с переменой лиц в обязательстве, встречаются в практике довольно часто. Зачастую, из-за неправильного понимания правовой природы этих сделок их участниками возникает много недоразумений. Вопросы нередко появляются у так называемых неизщменяющихся сторон, то есть у должника при уступке требования и кредитора при переводе долга, когда они пытаются определить свое правое отношение к этим сделкам. Гражданский кодекс РФ (далее ГК) перемену лиц обязательстве связывает в основном с переходом прав кредитора к другому лицу (цессия) и переводом долга.[1] Уступка права (требования) и перевод долга получили в современной хозяйственной практике широкое распространение. Возможность перемены лиц в обязательстве делает их подвижными, более гибкими, приспособленными к динамичным условиям рынка.[2] Кредитор, потерявший интерес к товарам, работам, услугам, которые он надеялся получить при заключении договора, или утративший надежду на исполнение должником своих обязанностей по этому договору, может уступить свои права требования другому лицу. Равным образом и должник, по той или иной причине, не желающий или не способный исполнить свои обязательства, может перевести свой долг на другое лицо. Причем как в первом, так и во втором случае само обязательство сохраняется, и неизменяющаяся сторона достигает или, по крайней мере, имеет возможность достигнуть своих хозяйственных целей. В ситуации, когда товар должен быть, не просто реализован, а реализован в ближайшее время, уступка права требования позволяет кредитору получить исполнение обязательства, пусть даже с потерей в цене, но с выигрышем во времени. В условиях отсутствия свободных денежных средств должник должен заключить договор с лицом, заинтересованным в товарах (работах, услугах) должника, с условием, что оплата этих товаров (работ, услуг) будет являться принятие его долга. И.Б. Новицким и Л.А. Лунцем отмечалось, что под влиянием новых производственных отношений возникла потребность в таких правовых средствах, которые позволили бы использовать право требование и ранее наступления срока исполнения по данному обязательству.[3] Таким образом, уступка права (требования) и перевод долга позволяет субъектам более оперативно производить взаиморасчеты, тем самым, ускоряя товарооборот. Развитие такого института, как перемена лиц в обязательстве, создает возможность распоряжаться имущественными правами (обязанностями), т.е. превращает их в полноправные объекты товарооборота. Особенностью их является то, что вместо традиционной передачи товаров (работ, услуг) передаются права (обязанности) на товары. Право требование стали рассматривать как один из составных элементов имущества, в отношении которого нет необходимости в том, чтобы оно оставалось неподвижным и не могло выйти из имущества данного кредитора и перейти к другому кредитору. Право отделяется от объекта, и само становится объектом правоотношения. Возникает так называемое право на право. [4] Праву кредитора соответствует обязанность должника, равно как и обязанности должника соответствует право кредитора. Можно согласиться с предположением Р.В. Украинского: «возникает предположение, что одна из сторон, распоряжаясь своим правом (обязанностью), изменяет обязанности (права) другой стороны. Но так как согласно ст. 308 ГК обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон, то, по всей видимости, при перемене лиц в обязательстве должны участвовать обе стороны первоначального обязательства. Анализ этой проблемы следует начать с исследования уступки требования (цессии). Статья 382 устанавливает, что для перехода другому лицу права кредитора согласие должника не требуется, если иное не предусмотрено законом или договором. Должник должен быть лишь поставлен в известность о состоявшемся переходе прав. Таким образом, говорить о нем как о лице, совершающем цессию, нельзя: должник уведомляется об уже совершившемся переходе права, которое, по общему правилу, совершается помимо его воли. Цессию совершает только тот, кто уступает свои права, т.е. первоначальный кредитор, следовательно, уступка как сделка не тождественна договору, на основании которого она совершается. Что же меняется для должника при изменении кредитора? Для лица, заключившего договор, может быть важно экономическое, географическое и т.п. положение контрагента. В ряде случаев отдельным элементам этого фактического статуса придается юридическое значение, и тогда, например, фактическое местонахождение той или иной стороны меняет само обязательство. Подчеркиваем, никакие изменения, коснувшиеся кредитора, не меняют самого обязательства, меняются лишь условия его существования, что, кстати, дает право должнику требовать изменения или расторжения договора.[5] Статья 451 ГК РФ устанавливает, что существенное изменение обстоятельств, из которых стороны исходили при заключении договора, является основанием для его изменения или расторжения, если иное не предусмотрено договором или не вытекает из его существа. Изменение обстоятельств признается существенным, если стороны признают, что если бы они могли это предвидеть, договор вообще не был бы заключен или условия договора были бы иными. Очевидно, что при перемене лиц в обязательстве меняется не само обязательство, а обстоятельства его осуществления. Сказанное относится как к уступке требования, так и к переводу долга. Спецификой перевода долга заключается в том, что в результате этой сделки изменяется не кредитор, а должник. Поэтому законодатель, чтобы защитить права кредитора, вводит императивную (а не диспозитивную как в цессии) норму: для осуществления такой сделки необходимо получить согласие указанного лица. Однако не делает кредитора стороной договора, на основе которого осуществляется перевод долга. Согласие кредитора имеет не правоустанавливающую, а правозащитную природу (как согласие арендатора на субаренду, согласие собственником на распоряжение имущество, находящимся в хозяйственном ведении и т. д.).
Таким образом, уведомление должника при уступке права требования и согласие кредитора при переводе долга не делают их сторонами договоров, на основе которых совершается перемена лиц в обязательстве. Обязательства неизменяющихся сторон не изменяются. Если же произойдет реальное изменение обязательств, то речь может идти только о новации. Согласно ст. 414 ГК РФ обязательство прекращается соглашением сторон о замене первоначального обязательства, существовавшего между ними, другим обязательством между теми же лицами, предусматривающим иной предмет или способ исполнения (новация). Новация предусматривает сохранение субъектного состава в изменяющемся обязательстве, тогда как перемена лиц в обязательстве сохраняет само обязательство, изменяя субъектный состав.
Цессия не изменяет обязательств должника, перевод долга не изменяет прав кредитора. Принятие уведомления, дача согласия не носят характер сделки. Так как сделками, согласно ст. 153 ГК РФ признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей, а здесь этого не происходит. Таким образом, неизменяющиеся стороны не участвуют в сделках, связанных с переменой лиц в обязательстве, так как они не совершают действий, которые могут квалифицироваться как сделки. В связи, с вышесказанным можно согласиться с предположением Г.Ф. Шершневича, о том, что к изменению кредитора (верителя) способны все обязательства, что должнику безразлично, кому произвести то действие, которое он должен исполнить.[6] Огромное практическое значение в вопросе о том, можно ли говорить о перемене лиц в обязательстве, когда кредитор передает лишь часть своих прав, а так же ряд других вопросов, имеет правильное определение сущности института перемены лиц в обязательстве. Для более глубокого исследования данной проблемы, представляется необходимым сравнить такие институты в гражданском праве как «Участие в обязательстве третьих лиц» и рассматриваемый нами институт «Перемены лиц в обязательстве». Известно, что в зависимости от участия третьих лиц обязательства разделены на виды: обязательства в пользу третьих лиц, обязательства, исполняемые третьему лицу, обязательства, исполняемые третьим лицом. Однако, ни одна из перечисленных конструкций не означает замену стороны (кредитора) в обязательстве, поскольку в первом случае – если третье лицо откажется от права предоставленного ему по договору, кредитор сам может воспользоваться этим правом, во втором случае – третье лицо не приобретает в отношении должника каких-либо прав требований, поскольку получает исполнение по прямому указанию кредитора, и в третьем случае – возложение исполнения на третье лицо так же не приводит к замене должника, поскольку третье лицо осуществляет лишь фактические действия по передаче имущества и уплате денег, но не становиться обязанным по отношению к кредитору. Согласно ст. 403 ГК РФ, за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства третьими лицами, на которых было возложено исполнение, отвечает должник, если законом прямо не установлено, что ответственность несет третье лицо, являющимся непосредственным исполнителем. Итак, участие третьих лиц не приводит к перемене лиц в обязательстве, то есть к замене должника или кредитора, если это прямо не предусмотрено законом или договором. В период действия обязательства существует возможность замены участвующих в нем лиц при сохранении самого обязательства, поскольку основой обязательства является имущественный интерес сторон, а не личные отношения. Таким образом, институт перемены лиц в обязательстве призван (и в этом ее правовая природа) обеспечить хозяйствующим субъектам более оперативно производить взаиморасчеты, тем самым, ускоряя гражданский оборот, а не использовать данный институт в криминальных целях. Перемена лиц в обязательстве предполагает безусловную замену лица, когда кредитор (должник) выбывает из обязательства, а принадлежащее ему право (обязанность) передается другому лицу, в смысл понятий «право» и «обязанность» следует вкладывать всю совокупность правомочий, имеющихся у субъекта (кредитора или должника) в наличии на момент перехода. Здесь же необходимо отметить, что (в соответствии со ст. 384 ГК) право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права, что включает в себя права на неполученные проценты, а так же другие, связанные с требованием права. Поскольку уступка требования оформляет замену стороны в обязательстве, кредитор не может передать новому кредитору лишь часть своих прав, так в этом случае первоначальный кредитор сохраняет за собой некоторые права и остается стороной в обязательстве.[7] Так как всю совокупность ряда встречных права и обязанностей сторон (продавца и покупателя, арендатора и арендодателя, заказчика и подрядчика и т. п.) следует рассматривать как одно правое отношение, составляющее содержание обязательственного правоотношение. При изменении существенного условия договора, как с согласия контрагента, так без него, можно вести речь о внутреннем изменении, которое происходит в рамках первоначального договорного правоотношения. Тогда как перемена лиц в обязательстве предполагает ситуацию, когда обязательственное правоотношение, основанное на договоре, сохраняется в первоначальном виде, но меняются его стороны. Это значит, что происходит лишь внешнее изменение договора (обязательства). Данное утверждение подвергается обширной критике, как с теоретической, так и с практической стороны, мы попытаемся в последующих параграфах на основе примеров судебно-арбитражной практики и анализа мнений различных ученых обосновать необходимость признания такого подхода как единственно верного. 1.2. История возникновения данного института в законодательстве России Потребность в создании такого института как перемена лиц в обязательстве возникла еще в Древнем Риме, когда с развитием товарного и денежного оборота римское право стало допускать возможность перемены лиц в отдельных обязательствах. До этого вопрос о том, что же происходит с правоотношением при прекращении или изменении юридического качества его участников, решался по средствам применения конструкции универсального правопреемства, то есть - приобретения целиком всех прав и обязанностей, ранее принадлежащих другому лицу. Однако данный институт применялся к правам вещным. Древнеримское право рассматривало обязательственное отношение как чисто личное, связывающее конкретных лиц, и, поэтому рассматривало изменение лиц в обязательстве как изменение самого обязательства. Замена одной из сторон рассматривалась как разновидность новации, в силу которой обязательство между прежними участниками прекращалось, возникая между новыми участниками (делегация). Неудобство такого подхода состояло в том, что, требовалось согласие должника, а, кроме того, с прекращением прежнего обязательства прекращались обеспечивающие его обязательства (поручительства, залоги и т.д.)
Развитие экономического оборота выявило потребность в большей подвижности обязательства, и право постепенно стало все в большей степени допускать изменения в его субъектом составе. Г.Ф. Шершневич отмечал, что с точки зрения римского права, сущность обязательства состоит в личной связи, тогда как с современной точки зрения, сущность его заключается в имущественном интересе, соединенном с обязательственным отношением. Соответственно тому римское обязательство отличается неподвижностью, когда как современное обязательство представляется в высшей степени подвижным и способным к изменению личного его состава.[8] Полтора века назад Д.И. Мейер на основании анализа природы обязательства пришел к выводу о том, что возможность передачи права по обязательству следует признать за норму, а невозможность за исключение, которое должно находить себе оправдание в законе.[9]
Каковы же темпы развития института перемены лиц в обязательстве в России? Долгое время институт цессии и перевода долга носили скорее символичный характер, причины тому небезызвестны. В системе планового хозяйства уступать кому-то права требования или переводить на кого-то долги было нельзя: планировать уступку прав и переводы долга невозможно. Практически и не использовались данные институты и в отношениях с участием граждан, их использование предполагает широкое развитие товарно-денежных и кредитных отношений, что при социалистической системе хозяйствования тоже было исключено. На уровне закона отношения по уступке права требования и перевода долга впервые были урегулированы в Гражданском кодексе 1922г., где говорилось, о том, что положения о купле-продаже применяются к движению имущественных прав, то есть ГК 1922 исходил из того, что договор купли-продажи может иметь в качестве предмета не только вещи, но и права. А период действия Гражданского кодекса 1964г. господствующая точка зрения, выраженная, в частности в учебниках,[10] признавала правовым основанием, как цессии, так и перевода долга особую (специальную) сделку: соответственно «соглашение об уступки права требования» и «соглашение о переводе долга». Признание особого вида сделок (договоров) было связано с тем, что в отличие от ГК 1922г., ГК 1964г. вообще не включил в главу о купле-продаже норму о возможности покупки прав. Таким образом, сложилась противоречивая ситуация, когда с одной стороны в законодательстве вообще отсутствуют нормы, обеспечивающие реализацию прав, то есть признание права как самостоятельного объекта гражданского оборота, а с другой стороны создаются самостоятельные структуры договоров, предполагающих перемещение таких прав. Поэтому о сохранении цессии и перевода долга в социалистических гражданских кодексах можно говорить только в значении своеобразного «резерва», который эпизодически использовался в отношениях с участием советских внешнеторговых организация, а так же в отношениях с участием советских организаций за границей. Как разновидность уступки права рассматривалась уступка права по векселям и чекам на основании индоссаментов.[11] Учитывая, что советское государство стремилось отгородить рядовых граждан о всего, что связано с «заграницей» и капитализмом, неудивительно, что данные институты практически вообще не применялись и как следствие не исследовались учеными, та как право на научные разработки подобных вопросов имел очень узкий круг людей. Но даже среди них обычно не находилось желающих писать что-либо хотя и не о «закрытой», но и не поощряемой тематике. В отношении уступки требования и перевода долга отмечалось буквально следующее « … нельзя не сделать вывода, что эти правовое институты могут иметь значения только в отношениях между представителями буржуазии и, прежде всего, предпринимателями. Функция рассматриваемых институтов заключается в обслуживании классовых интересов буржуазии. Особенно очевидным подтверждением этого вывода является необходимость уступки требований и принятия на себя чужого долга при продаже предприятий и при слиянии их в мощные монополистические объединения».[12] Развитие рыночных отношений привело к тому же, к чему пришли когда-то римляне: гораздо удобнее не перемещать деньги по счетам участников определенных отношений, а предать их один раз последнему из кредиторов. Широкое развитие института перемены лиц в обязательстве в XX веке было вызвано усилением инфляционных процессов, что требовало ускорения производства взаиморасчетов между хозяйствующими субъектами. Вместе с тем усиливались, в силу отсутствия четкой законодательной базы, и, главное практики применения таких норм, тенденции спекулятивного характера. В настоящее время, анализируя практику судов по спорам, возникающим в связи с использованием рассматриваемого нами института, можно сделать вывод, что перемена лиц в обязательстве достаточно новый институт, который нуждается в доработке, как с теоретической, так и с практической стороны. Так как отсутствуют подробные нормативные предписания о них. Данное обстоятельство не было бы препятствием к нормальному развитию ситуации при условии, что уровень профессиональных знаний и навыков толкования и применения норм права большинством российский юристов (а главное – судей) был бы безупречным. К сожалению, того пока нет. В результате имеющиеся нормативные предписания «извращаются» до такой степени, что они становятся трудноузнаваемыми, а их смысл и значение либо просто теряются, либо изменяются едва ли не противоположные. Соответствующее свойство обретает и практика применения таких «норм». 1.3. Понятие и способы перемены лиц в обязательстве Как уже неоднократно отмечалось, институт перемены лиц в обязательстве в последние годы стал весьма востребован. И, к сожалению, не всегда это можно считать следствием динамичного развития экономики, высокоразвитого денежного и кредитного обращения, зачастую, это связано, с одной стороны с усложнением торгового оборота, а с другой – с усилением его спекулятивного характера. Наличие этих черт современного российского оборота невозможно отрицать. Причем, следуя своеобразной «юридической моде», в ряде случаев участники совершаемой сделки не понимают ни ее природы, ни особенностей возникающих правоотношений. Однако нельзя не отметить, что принятая часть третья налогового кодекса, «облекает» в законную форму и такие правовые пробелы как движение средств при переходе права от одного лица к другому и порядок уплаты налогов. В частности, такие статьи налогового кодекса как: п.1 ст. 155, ст. 149, п.1 ст. 154, п. 1 ст. 249, п. 5 ст. 271, а так же ст. 279, но, к, сожалению, в рамках данной работы мы не имеем возможности дать подробнейшей анализ принятым новеллам, отметим только то, что на лицо, процесс совершенствования законодательной базы, к каким правовым последствием это приведет, покажет судебная практика. Данный параграф имеет цель проанализировать и дать оценку наиболее спорным вопросам, как с практической, так и теоретической точки зрения, связанным с переменой лиц в обязательстве. Наиболее актуальными в это связи кажутся следующие вопросы: замена стороны происходит в договоре или в обязательстве, а так же применимы мы ли нормы гл. 24 ГК РФ при уступке отдельных обязательств, а не целого обязательственного правоотношения?
Современный гражданский оборот по общему правилу не рассматривает обязательство как строго личное обязательство.[13] Поэтому в период действия обязательства возможна замена участвующих в нем лиц – кредитора или должника, что не влечет прекращения или изменения существа обязательства, поскольку новому участнику переходят все права и обязанности прежнего. В результате замены стороны в обязательстве происходит правопреемство на стороне кредитора и должника. Когда мы говорим о перемене лиц в обязательстве, речь идет об обязательственном правоотношении. Последнее имеет свое содержание – субъективные права и обязанности сторон, которые устанавливают границы правомерного (дозволенного и (или) необходимого) поведения конкретного субъекта для конкретной ситуации. Регулируемое общественное отношение также имеет свое содержание – реальное поведение участников, их взаимодействие. Поэтому перемену лиц в обязательстве можно определить как замену субъекта взаимодействия, составляющего содержание конкретного отношения, а так же перенос границ правомерного поведения – установление этих границ для нового правообладателя, нового обязанного лица путем снятия их с прежнего правообладателя, прежнего обязанного лица.[14]
Многие ученые, занимающиеся исследованием данной темы, придерживаются одинаковой точки зрения в вопросе о том, что перемена лиц в обязательстве не равнозначна перемене лиц в договоре. Такой подход подчиняется законодательной логике, поскольку, во-первых, само название гл. 24 ГК РФ звучит: «Перемена лиц в обязательстве», а во-вторых, под обязательством в силу ст. 307 ГК РФ понимаются юридические отношения, при которых одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие имущественного или иного характера либо воздержаться от определенного действия, а кредитор иметь право требовать от должника выполнения его обязанности. При этом обязательства возникают из договора, а так же вследствие причинения вреда и иных оснований. Следовательно, роль и функции обязательств значительно шире, нежели договора. Наличие обязательства связывается с принадлежностью одному лицу (кредитору) прав требования на совершение действий другого лица (должника). Кредитор, имея определенные права на действия должника, вправе также с помощью конкретных способов (мер) требовать исполнения этого действия. Таким образом, реализация имеющегося права напрямую зависит от выполнения должником конкретного обязательства. На практике на этот счет существует две противоположные точки зрения, по мнению некоторых практиков, при уступки права требования в обязательстве происходит замена кредитора в договоре, на котором основано это обязательство. Другие придерживаются позиции, которая сводится к перемене лиц в обязательстве. В этой связи сторонники первой точки зрения считают, что наличие специальной правосубъектности, имеющейся у первого кредитора, необходимо так же и для нового кредитора, которому передано право требования. Противоположная точка зрения сводиться к тому, что специальная правосубъектность не требуется. Сторонники первой точки зрения видимо исходят из того, что договор служит основанием возникновения обязательственного правоотношения с момента его подписания, то есть заключения договора как сделки. Спорить с этим не представляется возможным. Однако, нас интересует другой вопрос: возможна ли замена лица в таком обязательстве, особенно когда речь идет о двустороннеобязывающем обязательстве? Ответ однозначный – нет. Так, например, по договору купли-продажи, случай перемены лиц по обязательству передать товар представляется ничтожным по своей правовой природе, так как каждая из сторон выступает и в качестве должника и в качестве кредитора. То есть, при перемене должника происходит и перемена кредитора, что является и одновременным переводом долга, а по своей сути – исполнением обязательства по передачи товара третьему лицую. Такое соглашение (договор) является не переменой лиц в обязательстве, а существенным изменением условий договора, и, в связи с необходимостью получения согласия кредитора на перевод долга, заключенном обеими сторонами. Таким образом, неслучайно законодатель обозначил данный институт как «Перемена лиц в обязательстве», так как смысл данной конструкции заключается в том, что, перемена лиц в обязательстве возможна только в случае если обязательство носит односторонний характер прав и обязанностей сторон – состояние, когда одна сторона является кредитором по отношению к другой стороне – должнику. В односторонне обязывающих договорах (например, договор займа) когда стороны с момента заключения договора «известны» и «конкретны» как кредитор и должник, действительно при перемене лиц обязательстве происходит одновременная замена стороны в договоре. В отношениях сложного, двустороннего характера, перемена лиц в обязательстве возможна только после, вернемся к примеру с договором купли-продажи, передачи товара, то есть после того как продавец приобрел качество «кредитор», у которого появляется право требования оплаты вещи к «должнику» - покупателю, только после этого он может уступить свое право требования другому лицу по правилам главы 24 ГК РФ. Рассмотрим примеры судебно-арбитражной практики. В арбитражном суде г. Москвы рассматривалось дело, истцом по которому значилось ЗАО "Вешняки", а ответчиком - АК СБ РФ, в лице Московского банка АК СБ РФ. Истец просил арбитражный суд признать недействительным договор об уступке права требования долга с АКБ «Нефтегазстройбанк» по кредитному договору. Указанный договор уступки требования был заключен между ЗАО «Вешняки» и МБ АК СБ РФ. Предметом договора явилось право требования, принадлежащее Сберегательному банку РФ на основании кредитного договора, которое передавалось ЗАО «Вешняки» в полном объеме, в том числе в сумме задолженности, равной 1 500 000 долл. США, процентов за пользование кредитом в сумме 29 708 долл. и неустоек в сумме 178,25 долл. Таким образом, по договору уступки требования (цессии) было передано право требования исполнения всех обязательств, вытекающих из кредитного договора, на общую сумму 1 529 886,58 долл. США. Обосновывая свои исковые требования, истец, указал, во-первых, на то, что произошла замена стороны в кредитном договоре, а не замена кредитора в обязательстве. Во-вторых – полагал, что новому кредитору ЗАО «Вешняки», для того, чтобы являться стороной в кредитном договоре и иметь право требования преданной задолженности необходимо иметь лицензию ЦБ РФ на осуществление банковской деятельности. Ответчик, возражая против предъявленных требований, попытался перевести данную проблему в плоскость отношений, связанных не с цессией, а с погашением задолженности третьим лицом. Решением арбитражного суда г. Москвы в удовлетворении исковых требований о признании недействительным договора цессии отказано. При этом суд, исходя из смысла ч. 2 ст. 308, п. 1 ст. 382 ГК РФ, сделал вывод о том, что путем уступки права требования осуществляется перемена лиц в обязательстве, а не сторон по договору кредита. В связи, с чем для осуществления и реализации права требования исполнения встречного денежного обязательства (долга), вытекающего из кредитного договора, не требуется наличия у лица, к которому переходят права по уступке прав требования, специальной правосубъектности.
При таких обстоятельствах вывод суда о соответствии договора цессии действующему гражданскому законодательству и законодательству о валютном регулировании привел к принятию решения об отказе в признании договора цессии недействительной сделкой. Не согласившись с решением арбитражного суда первой инстанции, истец подал апелляционную жалобу. Используя позицию ответчика о том, что данный договор цессии по существу является договором в пользу третьего лица, истец просил апелляционную инстанцию считать оспариваемую сделку притворной, т.е. совершенной с целью прикрыть другую сделку. Не изменилась и позиция истца относительно положения кредитора в договоре, а не в обязательстве, а также положение о соблюдении правил о специальной правосубъектности. ЗАО «Вешняки» считало, что причиной вынесения незаконного решения явилась необоснованная квалификация договора цессии как соглашения об исполнении третьим лицом обязательства должника, а также ошибочное толкование норм гл. 24 ГК РФ.
Апелляционная инстанция арбитражного суда г. Москвы оставила жалобу истца без удовлетворения. В ее постановлении нашел свое подтверждение вывод суда о том, что при уступке права требования исполнения денежного обязательства, вытекающего из кредитного договора, происходит перемена лиц в обязательстве, а не замена лиц в договоре, в результате чего специальной правосубъектности для реализации переданного права требования не требуется. Безусловно, выводы судов по данному делу вносят существенный вклад в формирование арбитражной практики по применению гл. 24 ГК РФ. Однако при рассмотрении данного дела, на наш взгляд, было упущено ряд очень важных моментов, позволяющих дать четкую квалификацию действиям ЗАО «Вешняки» и Московскому банку. Необходимо было обратить внимание на то, что обязанности прежнего кредитора, принадлежащие ему по сделке, на момент уступки права требования были им реализованы, в результате чего они могли быть объектом передачи новому кредитору. Последним приобретается только права в обязательстве по уплате определенной суммы, в которой и происходит перемена лиц. Как справедливо отмечает О. Свиреденко, «возможность приобретения полного объема прав и обязанностей по первоначальной сделке при уступке требований в принципе невозможна: соотношение приобретенных прав и прав и обязанностей по договору, на котором основано обязательство, таково, что новому кредитору переходят только права в чистом виде без каких-либо обязанностей».[15] Что же касается вопросов правосубъектности, то здесь надо обратить внимание на следующее. При изменении субъектного состава договора необходимо учитывать договорную правоспособность лиц, вступивших в договор (обязательство). Если, исходя из закона или иного правового акта, следует, что стороной данного договора может быть определенный субъект, то это требование должно соблюдаться как при заключении данного договора, так и при изменении субъектного состава договора.[16] Да, спорить с этим утверждением не представляется возможным, но, заметьте, речь идет не о замене стороны в обязательстве, а замене стороны в договоре. И здесь разница в этих схожих, по мнению многих практиков, понятиях оказывает существенное влияние на исход дела. Так как необходимость получения банковской лицензии на осуществление банковской деятельности по предоставлению кредитов не всегда влечет запрет на передачу банками прав по истребованию долгов по кредитным договорам другим организациям, не имеющей банковской лицензии. Предоставление кредитов не равнозначно истребованию долгов по выданным кредитам. Разница заключается в том, что если, по заключенному банком кредитному договору, предусмотрена обязанность выдать заемщику кредит, и последний еще не выдан, то банк-кредитор в таком кредитном договоре может быть заменен только на банк, или иную кредитную организацию. Однако если по заключенному банком кредитному договору банк уже выполнил свою обязанность по выдаче кредита и имеет только права по истребованию долгов с заемщика, то эти права могут быть переданы по договору цессии коммерческой организации, не являющейся банком или иной кредитной организацией. Иной вывод привел бы к нелогичной с правой и нецелесообразной с практической точек зрения ситуации, когда организация, например, торгующая алкогольной продукцией (на что, как известно, требуется лицензия), не могла бы предать другой организации, не имеющей специальной правосубъектности, право на получение платежа за проданную продукцию. Ответ на вопрос о том, применимы ли нормы о перемене лиц в обязательстве, когда уступка происходит не всего обязательства в целом, а его части, пусть и небесспорен, содержится в ст. 383 ГК РФ «Основание и порядок перехода прав кредитора к другому лицу». Данная норма не содержит каких-либо препятствий для уступки кредитором части своих требований к должнику. Более того, она носит диспозитивный характер, и возможности дозволения имеют четко обозначенный предел, «если иное не предусмотрено законом или договором». Именно по этой причине многие авторы считают правомерным отступление от правила зафиксированного в норме, «поскольку возможность подобного отступления не противоречит норме, но и прямо предусмотрена ею».[17] Данная позиция, поддержана так же и другими авторами, например: К.И. Скловский «ни из статьи 382, ни из статьи 824 ГК РФ не вытекает, что передается обязательство целиком, напротив речь идет об уступке отдельных требований, из которых состоит практически любое обязательство». Некоторые авторы на основе проводимой классификации обязательств, выделяют так называемые делимые и неделимые, простые и сложные, краткосрочные и длящиеся обязательства, и на ее основе решается и вопрос о возможности исполнения должником обязательства по частям, «когда обязательство является делимым в силу особенностей предмета обязательства (вещи, определяемые родовыми признаками, денежные суммы), возможна уступка права требования на часть долга, если иное не вытекает из закона, иных правовых актов или договора, на основании которого возникли уступаемые права».[18] «Если, например, по так называемому длящемуся договору энергоснабжения, у потребителя энергии существует обязанность уплатить деньги энергоснабжающей организации за конкретный расчетный период (месяц, квартал, год), уступка кредитором права требования к должнику предполагает замену лица (кредитора) только по данному обязательству. Иные обязательства по договору (например, обязанность энергоснабжающей организации подавать потребителю энергию и т. д.) сохраняют свою силу между сторонами по договору, в том числе и обязательства потребителя, оплачивать принятую энергию в расчетных периодах»[19] Такие выводы содержат, ряд, с точки зрения теории обязательственного права, ошибок. Во-первых, в соответствии со ст. 539 (договор энергоснабжения) энергоснабжающая организация обязуется передавать абоненту (потребителю) энергию, а абонент обязуется оплачивать принятую энергию, а так же ряд иных обязанностей предусмотренной данной статьей. Договор энергоснабжения является основанием для возникновения обязательства по уплате денег, после того как будет передана энергоснабжающей организацией энергия. Таким образом, на основе договора энергоснабжения возникло одно, общее для всего комплекса правоотношений сторон, обязательство, в котором и может произойти уступка права требования другому кредитору, в соответствии с нормами гл. 24 ГК РФ.; тогда первоначальный кредитор полностью выбывает из обязательства и договора, так как замена стороны в обязательстве всегда должна сопровождаться безусловной заменой стороны в договоре, послужившим основанием для возникновения данного обязательства, однако, замена стороны в договоре, не всегда ведет к замене стороны в обязательстве, здесь допускается частичное переложение прав, либо обязанностей на третье лицо, при этом, первоначальный кредитор может оставить за собой некоторые права требования. Переложение ряда «правомочий» на третье лицо не охватывается конструкцией «Перемена лиц в обязательстве». Высказанные точки зрения, обосновываются на смешивании понятий обязательство и договор, при этом фактически рассуждение авторов проводится по линии замены стороны в договоре, который и носит длящийся характер. А. Габов наиболее четко на наш взгляд, сформулировал правила запрещения «расщепления» уступаемого права. «Этот принцип выражен в четырех правилах: неизменности объема уступаемого права; возможности осуществления уступки права только после прекращения основного обязательства и запрете на уступку права в длящихся обязательствах; признание действительными только тех соглашений об уступке требования, по условиям которых первоначальный кредитор полностью выбывает из соответствующего правоотношения (договора)».[20]
Институт обязательства не допускает неопределенности со сторонами обязательства, не допускает ситуации, когда на какой-либо из сторон обязательства первоначальный кредитор (должник) «еще не совсем вышел» из обязательства, а новый «еще не совсем вошел» в обязательство. Высший Арбитражный суд Российской Федерации в своих постановлениях неоднократно указывал на возможность передачи права требования кредитора только в таком обязательстве, где у него отсутствует какая-либо обязанность перед другой стороной (постановления от 25.03.97 № 5464/96, от 25.11.97 № 2233/97, от 26.05.98 № 553/98, от 30.03.99 № 6925/98).
Таким образом, в случае передача части имущественных прав (обязанностей) не могут быть применены нормы гл. 24 ГК РФ, так как в этом случае не происходит безусловной замены лица в обязательстве, здесь можно говорить только об участии третьих лиц. Необходимо отметить так же еще один важный момент, в ряде признаков рассматриваемого института: замена участвующих в обязательстве лиц – кредитора или должника, не влечет прекращения или изменения существа обязательства, поскольку новому кредитору переходят все права прежнего. Перемена лиц в обязательстве может быть результатом общего (универсального) преемства. Универсальное преемство имеет место в случаях, указанных в законе. Перемена лиц в обязательстве может быть результатом частичного преемства, когда речь идет о переходе прав пли обязанностей только по конкретному обязательству. Основания для такого перехода могут предусматриваться законом. Так, на основании закона при наступлении в нем указанных в нем обстоятельств права кредитора по обязательству переходят к другому лицу при исполнении обязательства должника его поручителем или залогодателем, не являющемся должником по этому обязательству; при суброгации страховщику прав кредитора к должнику, ответственному за наступление страхового случая и т.д. (ст. 387 ГК РФ). Частичное преемство возникает также на основании сделок (договоров). Замена участников обязательства может являться результатом следующих сделок (договоров): договора об уступки права требования (цессии), договора перевода долга, а так же договора финансирования под уступку денежного требования. В рамках данной дипломной работы, нами будут рассмотрены такие классические институты, как уступка права требования и перевод долга. В силу специфики рассматриваемых договоров, вытекающих из обязательства, представляется необходимым более подробно также остановиться на вопросах преемства обязательственных прав, отличая от правопреемства вещных прав.
Глава 2. Переход права требования по сделке 2.1. Уступка права требования (цессия) по договору Перемещение такого особого объекта, как право требования, от одного субъекта к другому не может производиться по правилам, сложившимся в отношении материальных вещей. Физическая передача прав невозможна, возможна их юридическая передача. Положения гражданского законодательства о сделках уступки права требования призваны определить специальные правила, определяющие порядок и последствия совершения акта цессии, согласно условиям которого, одна сторона (цедент) передает (уступает) другой стороне (цессионарию) обязательственное право, принадлежащее цеденту. Исследование договора уступки права требования, как и любого другого гражданско-правового отношения следует начать с определения его правовой характеристики. Однако специфика данного договора заключается в том, что договор цессии представляет собой гражданско-правовое отношение, связанное с уже имеющимся в наличии отношением, поэтому и правовая характеристика договора напрямую будет зависеть от договора, по которому происходит передача права. В пользу подтверждения такого вывода можно привести ряд соображений. Во-первых, в пользу отрицания самостоятельности договор цессии, договоры о которых идет речь, не индивидуализированы и не занимают отдельного места в системе договоров. Они могут быть иногда односторонними, иногда двусторонними, иногда возмездными, иногда безвозмездными, иногда реальными, иногда консенсуальными, притом в различных комбинациях. Такое аморфное состояние исключает возможность выделения соответствующей договорной конструкции. Во-вторых, глава о перемене лиц в обязательстве регулирует в основном отношения между должником и старым, так же новым кредитором и в значительной меньшей степени отношения между сторонами в договоре, применительно к которому происходит переход прав. Поэтому такие правовые характеристики, как момент заключения договора, возмездность, либо безвозмездность, установление ответственности за различные нарушения, порядок выполнения отдельных прав и обязанностей сторон, регулируются нормами тех правовых конструкций договоров, послуживших основанием уступки права требования. В литературе сделки уступки права справедливо характеризуются как «транспортные», «распорядительные». Основания передачи права могут быть различными (купля-продажа, дарение и т.п.), но эти основания, как правило, лежат за рамками сделки уступки.[21] Однако есть и более веский аргумент, имеющий практическое значение. Предположим, договор цессии – самостоятельный договор, отличный, в частности от договора дарения, это дает возможность обойти запрет безвозмездной передачи права, между коммерческими организациями, например. Стоит лишь назвать договор, по которому безвозмездно переходит право, «цессией», как отпадают основания для применения ст. 575 и 576 ГК РФ. Поэтому признание сделки цессия зависимой от обязательства, послужившего основанием передачи права, открывает решения и на другие не менее важные и спорные вопросы. Одним из таких вопросов служит вопрос о том, не является ли законодательным упущением отсутствия в какой-либо статье гл. 24 ГК РФ прямого указания на наличие признака возмездности и запрета безвозмездности цессии. Представляется, что законодатель специально не указал на признаки возмездности либо безвозмездности цессии, так как в силу п. 3 с. 423 ГК РФ договор предполагается возмездным, если из закона, иных правовых актов, содержания и существа договора не вытекает иное. По мнению М.И. Брагинского и В.В. Витрянского, ссылающихся на мнение А.Л. Маковского и И.Б. Новицкого, «отсутствие в соглашении об уступке права требования, заключенном между коммерческими организациями, условий об оплате цессионарием получаемого права либо об ином встречном предоставлении само по себе не может являться основанием для признания указанного соглашения договором дарения. Напротив, следует исходить из презумпции возмездности всякого гражданско-правового договора, предусмотренной п. 2 ст. 423 ГК РФ… поэтому такое соглашение может быть квалифицировано как договор дарения лишь в тех случаях, когда в его тексте положительно решен вопрос о безвозмездности передачи дара либо когда заинтересованным лицом будет доказано отсутствие какого-либо причинной обусловленности безвозмездной уступки права».[22] Согласившись с выводами о презумпции возмездности цессии, указанным авторам можно возразить относительно квалификации судом безвозмездности цессии только по инициативе заинтересованного лица. При рассмотрении спора, основанного на цессии, суд в первую очередь должен проверить законность передачи права, независимо от возражений заинтересованного лица. В.А. Белов в своем сочинении так же подчеркивает необходимость проверки законности передачи прав: «фигурирующий в деле договор цессии всегда должен оцениваться судом с точки зрения его действительности, в частности – законности, даже если этого не требует ни одна из сторон».[23] Следует так же выяснить, как стороны предполагают рассчитываться за переданное право требования, чем подтверждаются их приготовления, как они договорились о цене передаваемого права и чем эта договоренность подтверждается. Данное обстоятельство имеет значение потому, что хотя право требования как имущественное право и отнесено законодателем к разряду имущества (ст. 128 ГК РФ), однако оно имеет свою специфику, как уже ранее отмечалось, отличие от традиционных видов имущества. В том числе представляется проблемным применение к договору цессии положений п. 3 ст. 424 ГК РФ относительно цены уступаемого права требования, если она не определена сторонами. Рассмотрим пример из судебно-арбитражной практики. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ, рассматривая протест заместителя Председателя Высшего Арбитражного Суда РФ на решение Арбитражного суда Приморского края от 20.07.00г. по делу № А51-49990/00/15-87, в котором уступка права требования по договору признавалась недействительной в силу ее возмездности (как условие договора), указал: «Условие о возмездности договора цессии не противоречит требованиям главы 24 ГК РФ и не является основанием для признания его недействительным, поэтому суд неправомерно признал ничтожным договор от 18.02.99. № 01/99. В то же время условия, содержащиеся в договоре и дополнительном соглашении, не были полностью исследованы и оценены судом, в связи, с чем дело следует передать на новое рассмотрение, поскольку без оценки всех условий невозможно определить вид договора и проверить его соответствие нормам гражданского законодательства».[24]
Таким образом, подчеркивается вывод о возможности в соответствии с гл. 24 ГК РФ существования как возмездной, так и безвозмездной цессии, а так же акцентируется внимание на необходимость рассмотрения условия договора цессии только в совокупности с другими условиями договора, непосредственно сделки, в рамках и условиях которой происходит уступка права требования.
На основании вышеизложенного подведем небольшой итог. Так как цессия по своей правой природе есть только специализированный в законе механизм передачи объекта гражданских прав – права требования по сделке между кредитором и новым кредитором, в силу которой новому кредитору передаются права требования к должнику, но вместе в переданными правами новый кредитор приобретет права и становится обязанным перед кредитом, предавшим право требования, по условиям совершенной сделки, поэтому и вопрос о признаке возмездности – безвозмездности необходимо рассматривать в рамках сделки, в которой происходит цессия. Если же невозможно установить к какой категории относится договор, послужившим основанием цессии, а так же при отсутствии признака возмездности, договор квалифицируется как дарение, а если еще и сторонами выступают коммерческие организации, то сделка признается недействительной, как противоречащая закону (п. 4 ст. 575 ГК РФ). Здесь же необходимо отметить, что при наличии в договоре цессии условия об оплате преданного права требования, но при отсутствии в течение длительного времени реальных действий хотя бы одной из сторон по оплате (истребованию оплаты) суду следует выяснить, не является ли данное условие договора мнимым (ст. 170 ГК РФ) и не является ли цессия ничтожной в силу безвозмездности, то есть не свидетельствуют ли эти обстоятельства о направленности воли сторон на дарение. На практике в связи с этим встречаются следующие упущения. По делу А-53-14110/99-С2-29 (вх. Ф.08-902/2000) в договоре цессии было предусмотрено, что АКБ «СБС-Агро» обязуется уплатить Агропромбанку за предаваемые имущественные права уступки требования цену, эквивалентную их действительной стоимости. Однако в материалах дела отсутствовали доказательства исполнения банком данного обязательства, суд эти обстоятельства не проверил и не дал им оценку.[25] По делу о взыскании задолженности направлено на новое рассмотрение, поскольку не проверил, была ли цессия возмездной и не противоречит ли указанный договор гражданскому законодательству, запрещающему дарение между коммерческими организациями, так как из текста самого договора возмездность произведенной уступки требования не усматривается.[26] Практические выводы относительно возмездности договора уступки права (требования), сделанные судом, позволяют обратить внимание предпринимателей на обязательность элемента возмездности в договоре цессии, чтобы избежать возможных неблагоприятных последствий в случае признания сделки ничтожной, в силу установления запрета на дарение между коммерческими организациями. В связи с тем, что в гражданском обороте участвуют не только коммерческие организации и граждане, представляется, что признак возмездности является необходимым элементом только при совершении цессии между коммерческими организациями. При совершении сделки, когда одной из сторон выступает субъект не являющийся коммерческой организацией присутствие признака возмездности, для действительности сделки не требуется. Сделка цессии, фактически представляющая собой акт передачи права, совершаемой во исполнение обязательства по отчуждению права, представляет собой двухстороннее соглашение (договор). Сторонами указанной сделки являются первоначальный правообладатель (первоначальный кредитор) и новый кредитор. Однако возникает вопрос, кем в данном случае выступает должник и почему, законодательство и наука придают необходимости уведомления должника о состоявшейся уступке права требования особый юридический смысл, закрепляя такую необходимость в норме ГК РФ (п. 3 ст. 382)? Вопрос о правовом положении должника при совершении сделки перехода прав требования раскрывался нами в первом параграфе, когда мы говорили о правовой природе замены стороны в обязательстве. Напомним, что спецификой замены кредитора в обязательстве является то, что законом может быть прямо предусмотрено наличие согласия должника (п. 2 ст. 382ГК РФ), например, только с согласия должника может быть заменен кредитор в обязательстве, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника (п. 2 ст. 388 ГК РФ), тогда как для перехода прав к другому лицу в российской правовой системе не требуется согласия должника, то есть переход прав может проходить без перемены лиц в обязательстве. Что касается юридически закрепленной необходимости уведомления о, заметьте, состоявшейся уступки права требования, здесь необходимо обратить внимание на следующие моменты. Уступка обязательна для должника только после получения уведомления о таковой.[27] Исполнение первоначальному кредитору, произведенное им в отсутствие уведомления, считается надлежащим исполнением (даже если первоначальный кредитор не предъявил долгового документа).[28] Однако на действительность сделки уступки требования отсутствие уведомления не влияет.[29] В трех последних предложениях отражены традиционные взгляды цивилистов на юридическое значение уведомления об уступке требования и на его соотношение с самим договором уступки. Указанные точки зрения обозначают нетрадиционную с точки зрения теории обязательственного права ситуацию. Цедент не является кредитором уже с самого момента заключения договора уступки права требования. Однако, если должник исполнит обязательство цеденту (лицу уже не являющемуся кредитором), такое исполнение будет признаваться надлежащим. Как может признаваться надлежащее исполнение ненадлежащему лицу? Пытаясь объяснить такое парадоксальное положение, В.А. Белов в одной из своих статей справедливо заметил, что «в действительности речь в данном случае идет о кредиторской обязанности, то есть не юридической, а обязанности в смысле разумного поведения. Должник, не уведомленный о совершении цессии, никогда не станет (да и не сможет) заявлять требования о том, чтобы ему такое уведомление сделали, ибо отсутствие такого уведомления никаких убытков для него не влечет».[30] В свою очередь кредитор, не исполнивший эту «обязанность», не будет нести перед должником какой-либо ответственности, а лишь несет неблагоприятные последствия несоответствия своего поведения критерию разумности. Таким образом, правильнее говорить не об обязанности, а о необходимости, или бремени, уведомления должника о цессии, то есть характеризовать уведомление термином, не несущем специальной юридической нагрузки. Единственным субъектом, заинтересованным в уведомлении должника о совершении цессии, является новый кредитор (цессионарий). Это суждение однозначно выводится из норм п. 3 ст. 382, ст. 386 ГК РФ и поддерживается многими авторами такими как, Абовой Т.Е., Кабалкиным А.Ю., Мозолиным В.П., Садиковым О.Н., Новицким И.Б. и другими. По этой причине следует признать в качестве общего правила о том, что бремя уведомления о совершении уступки лежит на новом кредиторе (цессионарии), должно осуществляться им самостоятельно и за свой счет, если иное не предусмотрено договором уступки требования. Данный вывод так же встречается в современных источниках, однако не как общее, как единственно возможное правило, не знающее исключений.[31]
Вопрос о том, с какого момента считать заключенным договор уступки права требования также встречает в теории некоторые затруднения, результатом чего является появление нескольких точек зрения по этому вопросу. Согласно сложившимся подходам, моментом перехода права по договору уступки требования является:
а) момент заключения договора[32] б) момент уведомления должника о совершенной цессии; в) момент, определенный по аналогии с моментом перехода права собственности; г) момент составления особого акта передачи прав, а по цессии, оформленной документом, единым с документом об основной сделке, - момент заключения последней, если иное не оговорено в самом договоре. Какая из этих точек зрения должна быть принята за общее правило? Правовые категории (консенсуальность и реальность) применимы к таким договорам, предметом которых являются вещи (то есть материализованные объекты). Однако предметом уступки права является передача права, поэтому мы не можем распространить на договор цессии правило ст. 233 ГК РФ о традиции (передаче) как о моменте перехода права собственности на предмет договора (вещь). Такую аналогию проводить нельзя так как, если вещь можно действительно передать – вручить физически или символически, то вручить право невозможно. Тогда возникает вопрос, так что же такое «передача права»? Какое внешнее ее проявление следует почитать за передачу? Представляется, что внешнего проявления, иного, чем соглашение сторон, в какой бы форме оно не было достигнуто – в форме ли самого договора уступки права требования, или в форме отдельного к нему акта – быть просто не может. Задача сторон договора – «привязать» момент перехода права требования к одному из «соглашений», как непосредственно («требование считается преданным в момент подписания настоящего договора»), так и в осложненной форме (например, «через десять дней после исполнения обязанности по уплате уступаемого по настоящему договору требования»). В случае отсутствия специального условия о таком моменте право требования следует считать преданным с момента совершения договора цессии. Можно сделать вывод о том, что уступка права требования (цессия) никогда не совершается «сама по себе», только ради того, чтобы передать права прежнего кредитору новому. Стороны при ее совершении всегда преследуют какую-либо цель (исполнить обязательство, вытекающее из договора купли-продажи имущества виде прав требования, подарить право, погасить посредством передачи права долг и т.д.). Цессия служит своего рода средством «качественного изменения» участника правоотношения (кредитора), при чем содержание правоотношения остается неизменным. «Акт передачи права, называемой цессией, отличен от сделки, служащей ему основанием, от дарственного или возмездного отчуждения, хотя чаще всего оба акта сливаются, по-видимому, в одно».[33] Таким образом, рассматривания отношения, складывающиеся при уступки права требования, можно, как правило, указать на существование: а) обязательства, из которого возникли права, являющиеся предметом уступки; б) сделки, на основании которой прежний кредитор передает новому кредитору имущество в виде прав требования (основание передачи); в) сделки цессии (акта передачи права), совершаемой во исполнение обязательства по отчуждению права. Такое разделение носит чисто теоретический характер, с тем, чтобы более полно раскрыть сущность данных отношений. Все указанные выше «элементы» представляют собой юридически, последовательно связанные части целого, представляющее собой отношение, складывающееся при уступке права требования. Однако необходимо различать предмет договора уступки права требования и предмет самого требования. Это имеет большое практическое значение, так как отсутствие индивидуализации предмета договора уступки права требования может послужить основанием признания судом такой сделки ничтожной, индивидуализация же предмета требования в принципе необязательна. Более подробно данный вопрос будет рассмотрен в следующем параграфе. 2.2. Содержание договора уступки требования. Форма договора уступки требования. Содержание договора уступки права требования (или как еще называют в литературе активной цессии), как, в прочем и всякого иного договора, составляют его условия. Российским законодательством не установлено, какие именно условия являются существенными для договора уступки права требования. Из этого обстоятельства нужно сделать вывод о том, что для данного договора единственным существенным (с точки зрения закона) является условие о его предмете (как и для всех договоров, о чем сказано в части 2 п. 1 ст. 432 Гражданского Кодекса РФ). Как уже отмечалось необходимо различать предмет договора уступки права требования и предмет непосредственно требования. Последнее имеет более узкое значение и соотносится с предметом договора уступки права требования как часть целого. Индивидуализация всякого требования достигается при условии определения пяти его составляющих: предмета требования; активной стороны (кредитора); пассивной стороны (должника); содержания требования (то есть, какие действия должник обязан произвести с предметом обязательства); основания возникновения требования.[34] Так, формулировка о том, что «предметом договора уступки права требования является требование А к Б об уплате последним А денежной суммы в размере N рублей, возникшее из договора такого-то», вполне отвечает всем перечисленным требованиям. В ней индивидуализированы: а) предмет требования - денежная сумма в размере N рублей; б) активная сторона (кредитор) - лицо А; в) пассивная сторона (должник) - лицо Б; г) содержание требования - уплата, т.е. передача денег от Б к А; д) основание возникновения требования (договор такой-то). Возникает вопрос, обязательно ли с точки зрения признания такой сделки заключенной (действительной), указания всех условий при заключении договора уступки права требования? На практике часто встречаются случаи, когда достаточно указать, что предметом договора уступки права требования являются, «все требования, возникшие (и могущие возникнуть) из, например, договора купли-продажи между А и Б». Здесь содержаться сведения только о сторонах (А и Б) обязательственного отношения и основания их возникновения (договор купли-продажи). Другие сведения могут быть определены из условий договора, служившего основанием перехода права требования, в нашем примере из договора купли-продажи, так как кредитор (продавец, предавший вещь), уступая право требования, передает весь комплекс прав новому кредитору (цессионарию). Поэтому, когда речь идет о переходе прав требований, ведущих к замене стороны в основном обязательстве, представляется достаточным, определяя предмет, индивидуализировать стороны и так называемое основное обязательство, послужившим основанием передачи. По делу № А-63-736/99 С3 (вх. Ф08-935/2001) в договоре об уступке прав требования к нескольким должникам указан только перечень должников и суммы денежных требований к ним. Суд кассационной инстанции указал, что данные требования можно было бы признать конкретизированными в случае передачи новому кредитору соответствующих документов, подтверждающих права требования, и признание нового кредитора должниками. В противном случае договор в части соответствующих сделок цессии не может считаться заключенным.[35]
Кассационная инстанция Федерального арбитражного суда Поволжского округа указала, что дело о взыскании задолженности оставлено без удовлетворения, поскольку в договоре цессии не указаны конкретные требования, передающиеся новому кредитору.[36] Практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по этому вопросу аналогична (см. Постановление Президиума от 05.06.01 № 8303/00).[37]
Не может также передаваться требование по основному договору, по которому стороны не достигли соглашения по всем его существенным условиям. По делу № 103/14 (вх. Ф08-2373/2000) по договору цессии фирма «Тоша-Л» передала совхозу «Новая Балкария» право требование к ОАО «Майский ЗЖБИ». Из содержания договора видно, что общество должно отпустить фирме продукцию на сумму 100 тыс. рублей. Ни договором, не перепиской к нему стороны ассортимент и количество продукции, подлежащей передаче фирме. В связи с этим, кассационная инстанция указала, что при таких обстоятельствах, когда стороны не достигли соглашения по предмету договора, он не может считаться заключенным. Поскольку договор не заключен, цессия по нему не возможна. [38] Указание и особенно индивидуализация предмета требования (основание, причина сделки, и особенно объем предаваемых прав) не является обязательным, так как все они указаны в основном соглашении, достаточно, в случае необходимости, предоставить его копию. В любом случае индивидуализация предмета требования составляет непосредственный интерес цессионария. Цедент расстается с требованием, поэтому ему, по сути, безразлично его точное и полное описание. Цессионарий же приобретает требование, которое ему в дальнейшем придется осуществлять. Этого он сделать не сможет, если не объяснит должнику и суду, какое же требование он приобрел. Если цессионарий по беспечности, неграмотности или каким-то иным причинам, не настоял на индивидуализации требований, нет никаких оснований заставлять других лиц (в частности, цедента) заботиться об охране приобретенного цессионарием требования. Значит, в случае возникновения спора между цедентом и цессионарием по вопросу о том, какое именно требование было предметом уступки, достоверными должны предполагаться сведения, представленные цедентом. Гражданский кодекс устанавливает случаи недопустимости передачи права требования. Невозможна цессия требования в следующих случаях. Во-первых, не допускается переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, в частности требования об алиментах и о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью (ст. 383 ГК РФ). К этой группе относятся и требования о выплате пенсий, социальных пособий. Изменение кредитора в подобных обязательствах противоречит их природе. Так же не допускается без согласия должника уступка требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника. Примером такого обязательства являются договоры, связанные с принятием одной из сторон обязанности кредитовать другую сторону в денежной или товарной форме. Так по кредитному договору банк или иная кредитная организация обязуются предоставить денежные средства заемщику в размере и на условиях, предусмотренных договором. На этом этапе кредитная организация выступает в качестве должника по обязательству выдать кредит. Такое обязательство принимается в отношении конкретного лица, чья платежеспособность, надежность и деловые перспективы имеют решающее значение при решении вопроса о предоставлении кредита. Отношения на этой стадии носят лично-доверительный характер, и уступка требования о выдаче кредита без согласия банка не допускается.[39] При рассмотрении вопроса об обязательствах, в которых личность кредитора имеет существенное значение, в настоящее время судебной практики недостаточно для установления критерия существенного значения. Президиум Высшего Арбитражного суда дал разъяснения по этому вопросу: «Уступка права требования по договору о совместной деятельности без согласия всех участников невозможна, поскольку это противоречит статье 388 ГК РФ».[40] Акционерное общество обратилось в арбитражный суд с иском к государственному предприятию о взыскании стоимости приобретенного деревообрабатывающего оборудования, используемого для отделки древесных плит по договору о совместной деятельности. Возражая против заявленного иска, ответчик сослался на то, что истец является ненадлежащим истцом по делу, поскольку не участвует в договоре о совместной деятельности. При разрешении спора суд первой инстанции установил следующее. Государственное предприятие заключило с обществом с ограниченной ответственностью договор о совместной деятельности с целью изготовления мебели. Для этого общество закупило оборудование, которое установлено и используется в совместной деятельности. По условиям договора расходы на покупку оборудования распределяются между участниками поровну. Общество полностью рассчиталось с продавцом оборудования, но не получило компенсации от государственного предприятия и свое право уступило акционерному обществу по сделке цессии. Арбитражный суд первой инстанции иск удовлетворил. Постановлением апелляционной инстанции решение отменено и в иске отказано по следующим основаниям. Согласно пункту 2 статьи 388 ГК РФ не допускается без согласия должника уступка требования по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника. Право общества с ограниченной ответственностью на получение половины стоимости оборудования возникло из договора о совместной деятельности, а не из договора купли-продажи. По договору о совместной деятельности его участники имеют взаимные права и обязанности, которые сохраняются до тех пор, пока договор действует. Действие рассматриваемого договора не прекращено в установленном порядке. Договором о совместной деятельности предусмотрено, право участника совершать сделки от имени всех участников. По такому договору вклады участников, полученные от совместной деятельности, а также продукция и доходы в соответствии со ст. 1043 ГК РФ являются общей долевой собственностью, если иное не установлено законом или договором, либо не вытекает из существа обязательства, владение и пользование которой согласно ст. 247 ГК РФ осуществляется по соглашению всех участников. Поскольку по договору о совместной деятельности личность его участника имеет существенное значение, уступка требования по нему возможна только в том случае, если согласие на уступку предусмотрено договором или последующим соглашением его участников. Учитывая, что в договоре такое условие отсутствовало, и ответчик возражал против уступки права требования, апелляционная инстанция обоснованно отказала в иске.[41] Таким образом, при разрешении судами такой категории дел необходимо каждый раз рассматривать совокупность правовых отношений должника и кредитора, уступающего свое право требования к должнику. Во-вторых, действующее гражданское законодательство (п. 1 ст. 388 ГК РФ) устанавливает недопустимость уступки требования кредитором другому лицу, если она противоречит закону, иным правовым актам или договору (имеется в виду договор первоначального кредитора с должником).
Закон или иной правовой акт может устанавливать специальные случаи запрещения сделок по уступке прав требования. Например, в законе «О лизинге» установлен запрет на уступку прав при осуществлении оперативного лизинга. Передача прав по договору аренды может быть произведена только с согласия арендодателя (п. 2 ст. 615 ГК РФ). После отзыва лицензии банки и кредитные организации, как правило, лишаются права совершать сделки по уступки права требования. Пунктом 4 Положения об отзыве лицензии на осуществление банковских операций у банков и иных кредитных организаций в Российской Федерации, утвержденного приказом Банка России от 2 апреля 1996г. № 02-78 (с изменениями и дополнениями от 25 ноября 1996г.), при получении приказа ЦБ РФ об отзыве лицензии на осуществление банковских операций банки и иные кредитные организации прекращают все приходные и расходные операции по балансовым и небалансовым счетам (кроме операций, предусмотренных в п. 5 и 6 данного Положения). Прекращение операций по всем счетам коммерческого банка означает невозможность осуществления каких-либо сделок по распоряжению имуществом банка, в том числе ввиде прав требования, поскольку любое перемещение имущества, в том числе активов в форме прав требования к должникам банка, отражается в бухгалтерских счетах. Установление подобного запрета определяется особенностями правового положения банка в период после отзыва лицензии. В качестве примера специальных правил, установленных законом для частного случая уступки требования, можно привести уступку залогодержателем прав по договору о #M12291 841500624залоге#S другому лицу, которая действительна, если тому же лицу уступлены права требования к должнику по основному обязательству, обеспеченному залогом.[42]
Заперты на переуступку прав оправданны и логичны примирительно к внедоговорным обязательствам, связанным с возмещением вреда, причиненного жизни и здоровью. В подобных обязательствах финансовая компенсация имеет жесткое целевое назначение. Одним из важнейших условий любого гражданско-правового договора является определение прав и обязанностей сторон. В рассматриваемом нами договоре существуют два вида отношений, которые регулируются главой 24 ГК РФ. Это отношения, складывающиеся между первоначальным и новым кредиторами. Предполагается, что цедент обязан передать право, юридически и фактически существующее на момент передачи. Такое предположение следует из ст. 390 ГК РФ, которая устанавливает ответственность первоначального кредитора перед новым кредитором за недействительность требований. Данное положение может иметь место, например, если передано требование, вытекающее из недействительной сделки, либо требование прекращенное. Кредитор, уступивший требование обязан (п. 2 ст. 385 ГК РФ), а цессионарий вправе потребовать передачи цедентом, удостоверяющих: наличность и действительность обязательств, доказательства чистоты прав цедента. Вторую группу отношений составляют отношения между должником, старым и новым кредитором. Должник вправе не исполнять обязательство новому кредитору до предоставления ему доказательств перехода требований к этому лицу. Обязанность исполнить обязательство новому кредитору возникает при получении письменного уведомления о состоявшейся уступке. Если должник не был соответствующим образом проинформирован об уступке, то он вправе исполнить обязательство первоначальному кредитору. Такое исполнение признается надлежащим исполнением. При перемене лиц в обязательстве на стороне кредитора в результате сделки уступки права требования положение должника не изменяется. Он не может оказаться в худшем положении, чем был до уступки. В связи с этим гражданское законодательство предусматривают специальные правила, призванные обеспечить защиту должника, с тем, чтобы сделка уступки, совершаемая, как правило, без его участия, не затрудняла его имущественные интересы. Так, должник вправе выдвигать против требования нового кредитора возражения, которые он имел против первоначального кредитора к моменту получения уведомления о переходе прав по обязательству к новому кредитору (ст. 386 ГК РФ). В данном случае речь идет: о ненадлежащем исполнении первоначальным кредитором перед должником договора (обязательства), на основании которого возникли уступленные права требования, пропуске срока исковой давности по уступленному требованию. Статья 201 ГК РФ предусматривает, что перемена лиц в обязательстве не влечет изменения срока исковой давности и порядка его исчисления. В связи с этим должник может ссылаться против требования нового кредитора на пропуск срока исковой давности и в том случае, когда этот срок истек до момента получения уведомления об уступке, а также, когда срок истек после получения уведомления. Ввиду того, что бывает очень сложно предвидеть какие же именно возражения, касающиеся отношений с цедентом, должник противопоставит, представляется целесообразным цессионарию предпринять все необходимые меры, с тем, чтобы убедить цедента включить договор уступки права требования условие о том, что цедент обязан оказывать цессионарию любую затребованную им помощь в опровержении возражений должника. В том числе предоставлять необходимые документы. Цедент, не выполнивший этой обязанности, должен быть обязан договором к возмещению всех тех убытков, которые понесет цессионарий из-за того, что цедент что-то не представил или о чем-то не предупредил цессионария. Наоборот, со стороны цедента вполне разумным было бы требование, о том, что если цессионарий не привлечет цедента в процесс, возникший вследствие возражений должника, должен сам принимать на себя бремя всех возникших убытков. Стороны могут включить в договор условие о моменте перехода права, однако если такое условие не будет включено, моментом заключения (вступления в силу) договора уступки права требования следует считать момент его совершения (в частности, подписание). И хотя нормы ГК не содержат на этот счет, сформулированный нами вывод, имеет свое нормативное обоснование в виде п. 1 ст. 432 и п. 1 433 ГК РФ. Согласно первой из них, договор считается заключенным, если между сторонами в требуемой в соответствующих случаях форме, достигнуто соглашение по всем существенным условиям договора. Внешние выражение такого соглашения выражается в получении оферентом акцепта своей оферты, а на практике – в подписании договора обеими сторонами. Следовательно, никаких препятствий для того, чтобы в самом договоре был бы установлен иной специальный срок его вступления в силу, отличный от времени подписания, в законодательстве не существует. Таким образом, стороны вправе (ст. 1 ГК РФ принцип свободы договора) по своему усмотрению включать условия о распределении прав и обязанностей, условие о сроке, а так же ответственности сторон за недействительность переданного права. Главное, что должно соблюдаться при заключении договора уступки права требования: воля сторон должна быть направлена на совершение именно цессии, а не другого вида договора, с соблюдением правил главы 24 ГК РФ, что приводит к безусловной замене стороны в обязательственном правоотношении.
Стороны, заключая договор уступки права требования, должны облекать его в соответствующую форму. «Что касается сделки уступки права требования, то к ее форме применяются общие положения о форме договора».[43] Однако, как уже неоднократно отмечалось, рассматриваемый нами договор не отнесен законом к определенному виду договора, поэтому форма договора как «цессии» носит характер обычая, сложившийся в деловой практике. Так, если уступка требования совершена по сделке, совершенной в простой письменной или нотариальной форме, то уступка требования совершается в аналогичной форме, то же касается уступки права по сделки, требующей государственной регистрации. Например, на основании п. 2 ст. 609 ГК РФ договор аренды недвижимого имущества подлежит государственной регистрации, если иное не установлено законом. Следовательно, сделки по уступке прав (как прав арендатора по владению и пользованию имуществом, так и прав арендодателя по получению арендной платы) требования, втекающих из такого договора аренды должны быть в установленном порядке зарегистрированы.
Последствия несоблюдения формы при совершении цессии определяются по общим правилам, установленным ст. 162 и 165 ГК РФ. Несоблюдение простой письменной формы при совершении сделки уступки требования не влечет ее недействительности. Рассмотрим пример из практики. Между ОАО «Стройкомпани» и ООО «Партнер» был заключен договор строительного подряда, по условиям которого заказчик («Партнер») должен был уплатить половину стоимости квартиры, а после сдачи квартиры под ключ оплатить оставшуюся часть квартиры. После того как заказчиком было выполнено обязательство по уплате части квартиры, возникло обязательство по передаче квартиры подрядчика ОАО «Стройкомпани» к заказчику. Между тем ООО «Партнер» уступает свое право требования передачи объекта (квартиры) ОАО «Автомобилист», о чем дважды письменно сообщал ООО «Сторойкомпани». ОАО «Автомобилист» обратился в суд с иском к ОАО «Сторойкомпани» об обязанности передать квартиру. Арбитражный суд в удовлетворении искового требования отказал, по причине, того, что ОАО «Автомобилист» не принадлежит право, за защитой которого оно обратилось. Апелляционная инстанция решение отменила, указав: при таких обстоятельствах, когда ОАО «Стройкомпани» не отрицала наличия у него обязательства по передаче спорной квартиры обществу «Партнер», а последнее подтверждает возмездную уступку права на эту квартиру обществу «Автомобилист» письменными доказательствами, у суда первой инстанции не было причин для отказа в удовлетворении иска. [44] Таким образом, соблюдение требований к форме сделки позволяет сделать отношения сторон более определенными, исключает основания для споров в будущем по поводу совершения самого факта сделки и ее содержания. Глава 3. Переход права требования на основании закона 3.1. Переход обязательственных прав и гражданско-правовых обязанностей при универсальном (общем) преемстве Действующий Гражданский кодекс РФ, регулируя перемену лиц в обязательстве, оперирует понятием «переход права на основании закона»: согласно п. 1 ст. 382 ГК РФ право (требование), принадлежащее кредитору на основании обязательства может быть передано им другому лицу по сделке (уступки права требования) или перейти к другому лицу на основании закона. Прежде чем непосредственно прейти к характеристике перехода прав при универсальном преемстве, представляется необходимым ответить на вопрос: что же представляет собой переход прав на основании закона, каковы в сравнении с уступкой, отличительные черты правового регулирования такого перехода? Как следует из содержания гл. 24 ГК РФ, переход на основании сделки (уступка права – цессия) и переход права на основании закона отличаются друг от друга юридическому факту, лежащему в основе перехода права. Говоря об уступке права, подразумевается (из содержания гл. 24 ГК РФ), что переход права совершается вследствие совершения кредитором-праводателем (цедентом) активного действия, то есть сделки. Переход права кредитора на основании закона осуществляется на основании всех иных юридических фактов, которые вышеназванными сделками не являются, но с наступлением, которых закон связывает отчуждение обязательственных прав. Практическое последствие указанного различия в правовом регулировании уступки права и перехода обязательственного права на основании закона заключается в следующем. Переход обязательственного права, равно как и обязанностей на основании закона, в отличие от уступки, допускается независимо от условий договора. Стороны обязательства (должник и кредитор) своим соглашением не могут ни исключить такой переход, ни поставить возможность его осуществления в зависимость от согласия должника. При переходе на основании закона обязательственного права, возникшего из двусторонне-обязывающего договора, когда переход права неразрывно связан с переходом обязанности (переводом долга), последний возможен без согласия кредитора. Итак, ст. 387 ГК РФ предусматривает, что переход права кредитора по обязательству переходят к другому лицу на основании закона и наступления, указанных в нем обстоятельств, в частности в результате универсального правопреемства. Известно, что участниками гражданских правоотношений являются, по общему правилу, лица физические и юридические. Что же происходит с правоотношением при прекращении или изменении юридического качества его участников? Смерть гражданина, признание его безвестно отсутствующим, объявление умершим; реорганизация, ликвидация, банкротство юридического лица, - как все эти обстоятельства влияют на гражданские права и обязанности, принадлежащие перечисленным лицам? В процессе решения этих вопросов была создана конструкция универсального правопреемства – приобретения целиком всех прав и обязанностей, ранее принадлежащих другому лицу (правопредшественнику). Однако универсальное правопреемство было изобретено прежде всего собственниками и исторически предназначалось для определения судьбы именно вещных, а не обязательственных прав на случай, если с собственником вещи произойдет что-то непредвиденное и непредотвратимое. Поэтому универсальное правопреемство можно признать достаточно изученным с научной точки зрения, но только в рамках наследственного преемства, вопросы же универсального преемства в иных случаях (при реорганизации юридического лица, а также при продаже и аренде предприятий) не только в русской, но и иностранной литературе совершенно не разработаны.[45] И, тем не менее, ст. 387 регулирует случаи, универсального правопреемства, когда все права лица, по которым он был кредитором, переходят к правопреемникам. Это происходит в случае смерти гражданина. К лицу принявшего наследство переходят не только права, но и обязательства наследодателя. Вторым случаем является реорганизации юридического лиц в различных формах (ст. 57 ГК РФ), когда права и обязанности реорганизованного юридического лица переходят к другим организациям на основании передаточного акта или разделительного баланса. В этих документах должны быть отражены сведения обо всех обязательствах юридического лица в отношении всех его кредиторов и должников. Момент перехода прав реорганизованного юридического лица к ответчику-правопреемнику является дата подписания и утверждения передаточного акта или разделительного баланса.
Закон, регламентируя возможность перехода прав в порядке универсального (общего) правопреемства в рамках главы 24 ГК РФ о переменен ли в обязательствах, видимо исходит из того, что переход прав и в этом случае (на основании закона), так же как и при уступке права, должно соблюдаться правило, выраженное в гл. 24 ГК РФ (хотя и не зафиксированное в конкретной норме прав): переход обязательственного права должен быть сопряжен с переменой лиц в обязательстве, с оговоркой «если иное не предусмотрено законом». Рассмотрим ситуацию, когда переход прав при универсальном преемстве не всегда приводит к становлению преемника на место предшественника в существующем на момент преемства обязательстве. Так, для вступления наследника умершего участника, либо образовавшегося в результате реорганизации преемника участника – юридического лица в общество с ограниченной ответственностью уставом общества может быть предусмотрена необходимость согласия других участников; для вступления указанных лиц в полное товарищество согласие других участников требуется законом – п. 2 ст. 78, п. 6 ст. 93 ГК, п. 7 ст. 21 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью».
Не вступивший в общество (товарищество) наследник, либо образовавшийся в результате реорганизации преемник получает право требовать от соответствующего юридического лица выплаты действительной стоимости доли умершего (реорганизованного) участника в уставном (складочном) капитале общества (товарищества). Это право наследник (образовавшийся в качестве реорганизации преемник) приобретает лишь постольку, поскольку соответствующим обязательственным правом по отношению к юридическому лицу обладал наследодатель (реорганизованное юридическое лицо). Налицо юридическая зависимость права преемника от права праводателя. Иначе говоря, право на получение действительной стоимости доли возникает у наследника (преемника) в результате производного правоприобретения – правопреемства от наследодателя (реорганизованного лица). Подтверждением производного характера приобретенного наследником (преемником) права требования к юридическому лицу служит также норма абз. 2 п. 2 ст. 78 ГК РФ. Однако не вступившие в общество с ограниченной ответственностью (полное товарищество) наследники (преемники) участника общества или товарищества не являются его единственными преемниками. Как следует из п. 3 ст. 78 ГК, преемниками участника товарищества в этом случае будут также все иные участники товарищества: их доли соответственно увеличатся, если иное не предусмотрено учредительным договором (соглашением участников). Иное правило установлено применительно к аналогичной ситуации для обществ с ограниченной ответственностью: преемником участника будет само общество (п. 5 ст. 23 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью). Таким образом, обязательственное правоотношение, возникающее между юридическим лицом и его участниками, имеет сложную структуру. В случае, если наследник умершего участника образовавшегося в результате реорганизации преемник участника – юридического лица) в товарищество (общество) войти не может, обязательственное право его участников, по сути, расщепляется между его наследниками (преемниками) и остальными участниками юридического лица (применительно к товариществу), юридическим лицом (применительно к обществу). «Классической» перемены лиц в обязательственном правоотношении между участниками и юридическим лицом, когда вступающий в обязательство субъект заменяет выбывающего, здесь нет. Приведенный пример предполагает вопрос: не свидетельствует ли они о необоснованности общего правила – «переход права и (или) обязанности должен быть сопряжен с переменой лиц в обязательстве»? Думается, что нет. Регламентация отношений существенно иным (и даже противоположным) образом, чем это предусматривается общим правилом (общей нормой), является достаточно распространенным приемом законодательного регулирования. Однако это не означает, что необходимо отказаться от самого общего правила. Устанавливая такие допущения, на основании прямого указания в законе, законодатель всегда преследует конкретную цель. Так, в силу специфики правового регулирования обязательственных отношений, возникающих между участниками и юридическим лицом, Федеральными законами определяется, что, предусматривая «иные» правила перехода прав участника юридического лица к наследникам, с одной стороны, обеспечивают баланс интересов наследника (преемника) участника юридического лица и остальных участников, с другой стороны, дают возможность избежать уменьшения уставного (складочного) капитала общества (товарищества) в связи с выходом участника. Следовательно, цель такого допущения, предусмотренного законом не поставить под сомнение смысл конструкции «перехода прав», которая предполагает переход качества участника правоотношения, переход «места» в правоотношении, потому что права неотделимы от субъекта, а предопределить возможные нюансы, при переходе прав, в частности при универсальном преемстве. 3.2. Переход прав при сингулярном (частичном) преемстве Перемена лиц в обязательстве может быть результатом частичного преемства. В этом случае речь идет о переходе прав или обязанностей только по конкретному обязательству. Данная конструкция возникла подобно преемству универсальному, в отношении вещных прав, например для перенесения права собственности, на какой-либо конкретный предмет из имущественной массы известного субъекта. [46] Продолжала развиваться сообразно развитию товарного и денежного оборота до момента, когда возникла необходимость вместо перемещения товаров и денег производить операцию, которая сейчас именуется взаиморасчетом. Элементарно это можно представить следующим образом: если А должен некоторую сумму В, а В должен эту же (или меньшую) сумму С, то незачем А нести деньги к В, а последнему предавать эти же деньги С; достаточно, чтобы В указал А на необходимость уплаты долга не ему, а третьему лицу – С. Именно из такого рода взаиморасчетов и выросло (не сразу, а со временем), в частности то, что мы теперь называем уступкой права требования и переводом долга. Вышеизложенным примером мы проиллюстрировали пример сингулярного (частичного) преемства по договору, с тем, чтобы иметь представление о частичном преемстве вообще. Однако случаи частичного преемства могут быть предусмотрены законом. Так, на основании закона и при наступлении указанных в нем обстоятельств, права кредитора по обязательству переходят к другому лицу при исполнении обязательства должника его поручителем или залогодателем, не являющимся должником по этому обязательству; при суброгации страховщику прав кредитора к должнику, ответственному за наступление страхового случая (ст. 387 ГК) и т.д. Рассмотрим указанные случаи более подробно. Следует отметить, что приобретение поручителем, страховщиком прав требования в связи с исполнением обязанностей должника, выплатой страхового возмещения предусматривались и ранее действующим законодателем. В докторальном толковании была представлена точка зрения о возможности применения ст. 206 ГК РСФСР к случаю исполнения обязательства залогодателем, когда в качестве последнего выступает не должник, а третье лицо.[47] Однако ни ГК РСФСР 1964 года, ни Федеральный закон Российской Федерации «О страховании» не содержали положений, которые давали бы четкие основания отнести вышеуказанные случаи к переходу права, понимаемому как отчуждение права от одного лица в пользу другого, то есть, к правопреемству. Поэтому до введения в действие нового ГК РФ на основании норм ст. 206, 389 ГК РСФСР и ст. 22 Закона «О страховании» в подавляющем большинстве случаев делался вывод о том, что поручителю, страховщику принадлежит право регресса к должнику (соответственно – к лицу, ответственному за причиненный ущерб).
С введением в действие нового ГК РФ ситуация изменилась. Как следует из содержания ст. 387, 365 и 965, законодатель придерживается другой точки зрения на юридическую природу оснований приобретения поручителем, залогодателем, страховщиком вышеназванных прав, а именно – распространяет на эти основания правила о переходе прав кредитора к другому лицу, которые в соответствии со ст. 382 ГК РФ не применяются к регрессным требованиям. Иначе говоря, ГК РФ совершенно определенно устанавливает, что при исполнении своей обязанности поручителем, страховщиком, залогодателем речь идет действительно о переходе права, то есть об отчуждении права от одного лица в пользу другого, а не о прекращении одного и возникновении иного права.[48]
Однако после получения платежа от поручителя кредитор считается удовлетворенным, а обязательство (возникшее, например, из договора займа) прекращенным, при этом речь действительно идет о прекращении одного обязательства и возникновении нового. Так происходит когда поручитель производит платеж кредитору до наступления срока возврата, предусмотренного договором. Если же срок возврата наступил, а платеж не производиться, в этом случае кредитор обращается с требованием к должнику и поручителю, предположим, что требования поручитель признал обоснованными и уплатил в пользу кредитора сумму долга и причитающиеся проценты. В данном случае, несмотря на получение платежа во исполнение обязательства и полного удовлетворения требований кредитора, обязательство продолжает существовать. Видимо, именно для подобных ситуаций законом предусмотрен переход прав кредитора к поручителю, в соответствии со ст. 365 и 387 ГК РФ, когда происходит замена активной стороны в основном обязательстве: из данных отношений выбывает кредитор, а на его место заступает поручитель. Продолжая анализ перехода прав кредитора к поручителю, предположим, что обязательство должника предусматривало уплату повышенных процентов в случае просрочки возврата суммы займа. Может ли поручитель, исполнивший обязательство, требовать от должника уплаты повышенных процентов, предусмотренных основным обязательством? Исходя из содержания ст. 365 и 387 ГК РФ, он имеет на это право, так как стал кредитором по основному обязательству. Однако судебная практика придерживается иной точки зрения. В соответствии с ней, поскольку после удовлетворения получателем требования кредитора основное обязательство считается полностью или частично исполненным, поручитель не вправе требовать от должника уплаты процентов, определенных условиями обеспечиваемого обязательства, с момента погашения требования кредитора.[49] Данное разъяснение позволяет утверждать, что пленумы ВС РФ и ВАС РФ исходят из невозможности перехода прав кредитора по основному обязательству к поручителю, исполнившему обязательство. Мнения ученых, вопреки законодательному признанию, на природу права, приобретаемого поручителем, залогодателем, страховщиком при исполнении обязательства, возникающего из соответствующего правоотношения (залога, поручительства, страхования), также неоднозначны. По мнению В.В. Витрянского, поручитель, исполнивший свое обязательство, то есть понесший ответственность за должника, нарушившего обязательство, наделяется правом обратного требования к должнику. В этом случаи к поручителю переходят права кредитора по основному обязательству, а так же права кредитора как залогодержателя (в том числе и в отношении третьего лица, выступившего в роли залогодателя).[50] В.А. Белов полагает, что поручитель, исполнивший обязательство, вовсе не заступает на место кредитора, а приобретает регрессное требование к должнику; становится кредитором по регрессному обязательству.[51] Однако право регресса, по мнению названного автора, возникает у поручителя в результате исполнения им своих обязанностей по договору поручительства. Поскольку прекратились только отношения поручительства, то необходимо решить, что же происходит с основным обязательством должника? В.А. Белов приходит к выводу о том, что получается нечто вроде новации: назвав договор договором поручительства и сославшись на него в основном договоре, стороны тем самым согласились, что основное обязательство может прекратиться по причине возникновения обязательства регрессного. Источником же регрессного обязательства является прекращение правоотношений поручительства их исполнением. Таким образом, основное обязательство новируется в обязательство регрессное (именно об этом, правда, в очень неудачной формулировке, идет речь в ст. 365 ГК РФ), причем регрессное обязательство появляется в результате прекращения поручительства.[52] Я. М. Каганцов в одной из своих статей, критикуя позицию В.А. Белова, обращает внимание на следующее: «… из рассуждений В.А. Белова получается, что никакого самостоятельного соглашения о новации не требуется. В силу чего же дополнительные обязательства продолжают существовать? Стороны могут заключить основной договор без соблюдения письменной формы. Как быть в этой ситуации с дополнительными обязательствами (правами, обеспечивающими основное обязательство)? К сожалению, у В.А. Белова нет ответа на данные вопросы. Вряд ли можно согласиться с предположением того же автора о новации основного обязательства в регрессное. Кроме того, новировать можно только существующее обязательство, однако после удовлетворения поручителем требований кредитора основное обязательство считается исполненным (полностью или частично). Следовательно, при всем желании новировать уже нечего».[53] Комментируя высказанные точки зрения, напрашивается вывод о том, что право обратного требования у поручителя возникает из договора поручительства, заключенного между кредитором и его поручителем, а права обеспечивающие основное обязательство, в котором поручитель не участвовал, переходят к нему от кредитора основного обязательства. В этом и заключается основной смысл правила, содержащегося ст. 387 ГК РФ. Правило перехода прав кредитора было предусмотрено законодателем, чтобы обеспечить поручителю, исполнившему обязательство, наибольшую вероятность получения соответствующего возмещения от должника. Однако возможность осуществления поручителем права обратного требования не зависит от того, были ли переданы ему кредитором какие-либо права. Кроме этого, признание процесса перехода права как отчуждение права от одного лица в пользу другого, повлекло для кредитора-поручителя (страховщика, залогодержателя) практические последствия дисциплинирующего характера. Перемена лиц в обязательстве не влечет изменения срока исковой давности и порядка его исчисления (ст. 201 ГК РФ) в отличие от регрессных обязательств, по которым течение срока исковой давности начинается только с момента исполнения основного обязательства (п. 3 ст. 200 ГК РФ). Поэтому промедление в удовлетворении требования кредитора по договору поручительства или залога не входит в интересы самого поручительства или залогодателя. Следует отметить, что применительно к поручительству законодательство устанавливает дисциплинирующие правила и для первоначального кредитора - в виде пресекательных сроков для предъявления требования кредитора к поручителю (п. 4 ст. 367 ГК РФ). Кроме того, в отличие от кредитора-регредиента, правопреемник не свободен от возражений должника, который имел против первоначального кредитора (ст. 386 ГК РФ).
Таким образом, в рассмотренном нами случае намечены две противоречивые тенденции, одни ученые считают, что удовлетворение требования кредитора поручителем в полном объеме или в части прекращает обязательство, и по этой причине права требования поручителя к должнику возникают из договора поручительства. Другие считают, что после исполнения поручителем своей обязанности права не возникают, а отчуждаются от одного лица в пользу другого, то есть происходит переход прав. В связи с этим, следует признать, что ст. 387 и ст. 365 требуют доработки, при внесении изменений в данные нормы законодателю следует исходить из того, что с момента удовлетворения поручителем требования кредитора основное обязательство считается полностью или частично исполненным со всеми вытекающими последствиями.
При переходе прав в отдельном обязательстве (при сингулярном правопреемстве на основании закона), так же как и при переходе отдельных прав по договору должно соблюдаться правило, выраженное в гл. 24 ГК РФ: если иное не предусмотрено законом, переход обязательственного права должен быть сопряжен с переменой лиц в обязательстве. Возможность действовать без оглядки на указанное правило может повлечь ряд сложных проблем на практике. Передача прав по закладной не всегда приводит к замене стороны в обязательстве. При совершении законным владельцем закладной передаточной надписи от него к другому лицу перейдет в соответствии с п. 2 ст. 48 Закона об ипотеке не только права залога, но и право на получение исполнения по обеспеченному ипотекой обязательству. Последнее как следует из норм Закона об ипотеке, может предаваться законным владельцем закладной другому лицу даже в том случае, если оно представляет собой одно из нескольких правомочий стороны сложного обязательственного правоотношения, без передачи остальных правомочий и перевода обязанностей, то есть без перемены лиц в обязательстве. Так, при удостоверении закладной принадлежащего арендодателю права требования уплаты арендатором арендной платы совершение передаточной надписи не приведет к переходу всех правомочий, принадлежащих арендодателю на основании договора аренды, а равно и возложенных на него обязанностей; к новому законному владельцу закладной перейдет только то право требования, которое удостоверено данной ценной бумагой. При удостоверении закладной принадлежащего подрядчику права требования оплаты заказчиком отдельных этапов выполненных работ совершение передаточной надписи не приведет к переходу всех правомочий. Возможность совершать передачу прав в простой письменной форме без государственной регистрации (когда как уступка прав по договору об ипотеке должна быть нотариально удостоверена и подлежит государственной регистрации) значительно повышает оборотоспособность прав законного владельца закладной. Цена такого повышения - целый ряд сложных проблем, которые могут возникнуть на практике (в частности, при рассмотрении споров между сторонами длящегося обязательственного правоотношения, когда, например, правомочие получать периодические платежи было обеспечено ипотекой, удостоверено закладной и передано при передачи прав по ней третьему лицу). Таким образом, невозможно предугадать все проблемы, которые могут возникнуть при обращении закладных. На основании вышеизложенного, совершено определенно можно сказать, что институт частичного преемства, нуждается в пристальном внимании со стороны как теоретиков, так и практиков, в связи с этим можно согласиться со следующим высказыванием В.А. Белова: «если институт универсального преемства можно смело назвать изученным (хотя тоже только в рамках наследственного права), то сингулярное преемство столь же смело можно именовать как terra incognita или tabula rasa».[54] Глава 4. Перемена лиц по договору перевода долга 4.1. Понятие договора перевода долга и характеристика его элементов Перевод долга, как отношение по перемене лица в обязательстве состоит в том, что выбывающим лицом из обязательства является не кредитор, как в цессии, а должник. Замена должника по договору перевода долга является одним из случаев сингулярного (частичного) преемства в обязательственных правоотношениях. Однако попыток изучения договора перевода долга практически никто не предпринимает, отсутствует законодательство об этом договоре и, соответственно, нет практики его применения. С учетом указанных обстоятельств, с одной стороны, и все возрастающей актуальности названного института – с другой, представляется полезным обратиться к исследованию данной темы. Перемена кредитора (активного субъекта обязательства) может произойти либо по сделке (уступка требования), либо на основании закона (то есть при наступлении иных обстоятельств, указанных в законе). Общего положения об основаниях перемены пассивного субъекта обязательства (должника), подобного норме п. 1 ст. 382 ГК РФ, законодательством не установлено. Такое умолчание наводит на мысль о том, что подобным основанием может быть только сделка. Иных обстоятельств, приводящих к замене должника, закон устанавливать не должен. Определения понятия «перевод долга» ГК РФ не содержит, поэтому предлагаем следующее определение, сформулированное на основе норм, указанного Кодекса и существующих по данному вопросу доктринальных взглядов. Перевод долга представляет собой результат сложного юридического состава, состоящего из: во-первых, договора о переводе долга, по которому одна сторона («старый должник») слагает с себя обязанность, составляющего содержание определенного обязательства, переводя ее на другую сторону – «нового должника». Во-вторых, состоящего из односторонней сделки кредитора, содержание которой заключается в дачи им согласия на замену должника в обязательстве в соответствии с договором о переводе долга.[55] Поэтому договор о переводе долга можно определить, также как соглашение между первоначальным должником и должником, давшим согласие на перенесение бремя уплаты долга, санкционированного кредитором. По вопросу о сторонах договора перевода долга в науке существует как минимум четыре точки зрения. Сторонники первой точки зрения, полагают, что договор всегда является многосторонним, в нем участвуют два должника и кредитор. Сторонники второй – договор о переводе долга – двусторонний, он заключается между старым и новым должниками; согласие же кредитора – это односторонняя сделка, не являющаяся элементом договора. Четвертая точка зрения сводится к тому, что договор о переводе долга – двусторонняя сделка, однако, заключаемая между третьим лицом, принимающим на себя чужой долг, без согласия старого должника. Наконец, согласно совершенно оригинальной точке зрения З.И. Цыбуленко, договор перевода долга заключается между старым должником и кредиторам. Подробно остановимся на рассмотрении только первых двух точек зрения, потому как договор, заключенный между кредитором и третьим лицом, принимающим на себя чужой долг, не охватывается институтом перемены лиц в обязательстве, хотя так же и приводит к замене должника. А мнение, высказанное З.И. Цыбуленко, в силу его несоответствия общим принципам гражданского права не может быть признано имеющим самостоятельное научное значение.
Определение перевода долга как многосторонней сделки, то есть совершение перевода долга на основании одного юридического факта – трехстороннего договора (договора с участием не только должников – старого и нового, но и кредитора) хотя и возможно, но все же с точки зрения теории и законодательства общим правилом считаться не должно. Уже из формулировки п. 1 ст. 391 ГК РФ следует, что законодатель желает различить акты перевода долга должником и дачи согласия кредитором: он рассматривает их как две различные сделки – перевод и согласие. Следовательно, под фразой о переводе долга должником в действительности понимается перевод, осуществляемый по соглашению (договору) должника и третьим лицом. Однако такой договор оказывается, как правило, осложненным отлагательным условием, ибо он не порождает всех намеченных юридических последствий до того момента, пока не станет известно об отношении кредитора к такому договору.
Указание законодателем на необходимость согласия кредитора не может расцениваться как требование об участии кредитора в самом договоре перевода долга. Это следует из факта, что между участниками не складывается именно трехсторонних правоотношений. Результатом заключения договора о переводе долга является возникновение правоотношений между должниками – старым и новым. В этих отношениях кредитор не участвует. Результатом дачи согласия кредитора является возникновение новых обязательственных правоотношений между кредитором и новым должником (в них не участвует прежний должник) и прекращение обязательственных отношений между кредитором и первоначальным должником, в каковых не принимал участия новый должник. Перевод долга не требует возникновения одного правоотношения с темя участниками, но служит основанием появления двух правоотношений (с двумя участниками в каждом) и основанием прекращения одного правоотношения (также двустороннего). Коль скоро не появляется и не прекращается трехсторонних отношений, то нет и необходимости в многостороннем договоре. Итак, получается, что для перевода долга, согласно действующему законодательству, необходимы три акта: волеизъявления должника перевести долг (п. 1с ст. 391 ГК РФ), волеизъявления кредитора заменить должника (п. ст. 391 ГК РФ), волеизъявления «другого лица» принять долг, так как нельзя обязать нового должника без его согласия. Волеизъявления должника и «другого лица» подчинены единой цели и имеют встречный характер: первое хочет освободиться от долга, переложив его бремя другое лицо, второе также хочет, чтобы должник освободиться от долга, и согласно принять его обязательство на себя. Отмеченные обстоятельства дают возможность объединить эти волеизъявления в едином договорном акте – договоре о переводе долга, заключенном между должником и третьим лицом (между «старым» и «новым» должником). Разумеется, такой договор не может каким-либо образом связывать кредитора без его согласия, в то числе не приводит к замене должника без согласия кредитора на такую замену. Поэтому, с точки зрения российского законодательства, правильнее, на наш взгляд, мнения ученых, которые высказывают мнения о том, что перевод долга в порядке сингулярного преемства возможен только с согласия кредитора в самом строгом толковании слова «только»: без такого согласия перевод долга в принципе невозможен, и иного нельзя предусмотреть даже законом.[56] Таким образом, согласие кредитора в качестве односторонней сделки, следует рассматривать как условие заключения договора перевода долга между старым и новым кредитором. То есть процесс получения согласия кредитора должен всегда предшествовать перемене должника в основном обязательстве, по средствам заключения договора о переводе долга. В сущности, должник должен быть сам заинтересован в получении согласия кредитора, чтобы избежать возможных неблагоприятных последствий, когда должнику будут представлены претензии вследствие ненадлежащего исполнения обязанности. Вряд ли должник, заключая договор перевода долга, и, тем самым, прекращая обязательственные отношения с кредитором, допустит ситуации, когда юридически именно он и никто другой остается обязанным по основному обязательству. Ограничение, касающееся необходимости получения согласия кредитора, сделано законодателем с учетом неоспоримой презумпции: от личности должника зависит возможность реального и надлежащего исполнения входящего в состав договора обязательства.[57] Содержание договора перевода долга составляют его существенные условия, суть которых будет рассмотрена далее. Поскольку замена должника может стать последствием договора перевода долга только после согласия кредитора, нет необходимости в разработке принципов охраны правового положения последнего, аналогичных принципу недопустимости ухудшения положения должника, составляющего основной вопрос при уступки права требования (цессии). Отметим, что, в отличие от договора уступки права требования в отношении договора перевода долга нет законодательных ограничений относительно долгов, которые не могут быть предметом перевода. Однако, как и относительно договора уступки права требования, в законодательстве нет и общего правила о допустимости или недопустимости перевода долгов. Имея в виду, что для замены должника нужно согласие кредитора, из данных посылок можно сделать вывод о допустимости перевода всякого долга по всякому обязательству. Кредитор самостоятельно решит в каждом конкретном случае, допустим ли в принципе перевод данного долга, и не ущемит ли такой переход его правового положения. Вопрос о том, какими же соображениями должен руководствоваться законодатель, определяя долги, не подлежащие переводу, будет рассмотрен далее. В литературе отмечалось, что необходимо отличать перевод долга от перевода ответственности: первый допустим, второй нет. Такой взгляд чрезмерно категоричен и нуждается в некотором уточнении. Очевидно, разделяющие это мнение исследователи имели в виду, что недопустима ситуация, когда обязанность, составляющая содержание обязательства, сохраняется за старым должником, а ответственность за ее нарушение возлагается на нового. Это вполне естественно, ибо ответственность за ее нарушение обязательства (в том числе и нарушение, выразившееся в действиях третьих лиц) несет лицо, которое его нарушило (в случае с нарушением, выразившимся в действиях третьих лиц, нарушение должника выражается в непредотвращении им совершения этих действий). Однако, если нарушение обязательства произошло после того, как перевод долга состоялся, ответственность за такое нарушение несет новый должник, то есть в этом смысле ответственность вполне «переводима».[58] Кроме того, предметом договора перевода долга может быть обязанность, содержанием которой является уплата неустойки, процентов, возмещение убытков и вреда, поскольку такая обязанность составляет содержание особого охранительного обязательственного правоотношения. Вопрос об эквиваленте (встречном удовлетворении) в договоре перевода долга решается следующим образом. Договор о переводе долга, так же как и договор уступки права требования, всегда имеет в своем основании общегражданскую сделку (купля-продажа, дарение и т. д.), с которой, однако, он не сливается и не должен отождествляться. Так, если в договоре перевода долга содержится указание на обязанность прежнего должника заплатить за снимаемый с него долг, перед нами будет казуальный договор перевода долга, который, в отличие от уступки права требования против денежного эквивалента, регламентируются только нормами параграфа 2 гл. 24 ГК РФ и не подчиняются его правилам о купле-продаже (гл. 30 ГК РФ). Напротив, договор перевода долга, в котором указывается, что новый должник освобождает или обязуется освободить прежнего от его долга перед третьим лицом (кредитором) безвозмездно, признается в соответствии с п. 1. ст. 572 и ч. 2 п. 4 ст. 576 ГК РФ договором дарения и подчиняется ни только правилам о переводе долга, но и нормами ГК РФ о договоре дарения.
Таким образом, перевод долга, как отношение по перемене лица в обязательстве, состоит в том, что выбывающим лицом из обязательства является не кредитор как в цессии, а должник. Главное отличие заключается в том, что перевод должником своего долга на другое лицо допускается лишь с согласия кредитора. Потому что как уже неоднократно подчеркивалось, при изменении должника, возможность практического осуществления права кредитора изменяется, ибо за долг, который соответствует его праву, начинает отвечать уже не то имущество, которое отвечало до замены должника, а другое – имущество нового должника, данное обстоятельство не может не учитываться. [59]
4.2. Форма и содержание договора перевода долга Гражданский кодекс, применительно к форме, как в впрочем, и к содержанию не содержит специальных положений, указывает (п. 2 ст. 389 ГК), что к форме перевода долга соответственно применяются правила, содержащиеся в пунктах 1 и 2 статьи 389 Гражданского кодекса. Эти правила относятся к форме договора уступки права требования и, могут быть сведены к следующему: договор перевода долга не может быть совершен в форме менее строгой, чем та, в которой совершен договор, являющимся основанием возникновения долга. Соответственно перевод долга из письменного договора также должен осуществляться на основе письменного договора перевода долга; долг из нотариального договора – на основе нотариально заверенного договора перевода долга и т.д. Следует указать на отсутствие в законодательстве каких-либо специальных предписаний о форме перевода долга, возникших из устных сделок, а так же из юридических фактов, не являющихся сделками. Очевидно, такие сделки могут быть совершены и в устной форме, если иного не будет установлено соглашением сторон (например, предварительным договором). Особо отмечаем, что возможности совершения перевода долга в устной форме шире, чем возможность для уступки таким образом требований, так как подтверждением устного договора перевода долга всегда может стать факт обращения его сторон за согласием к кредитору. Таким образом, можно заметить, что в вопросе о форме договора перевода долга российское законодательство, как и в случае с договором уступки права требования, придерживается теории зависимости формы договора перевода долга от формы сделки, из которой возник долг. М.М. Агарков высказал мнение о том, что форма договора о переводе долга не должна находиться в зависимости от формы договора, являющегося основанием возникновения переводимого долга. Оно основано на трактовке теории «правопреемства» как процесса передачи прав и обязанностей. С этой точки зрения перевод долга не изменяет содержания обязательства, в которое он входит, а значит и не изменяет договора, являющегося основанием его возникновения. Акт же, не являющийся изменением договора, не должен зависеть по своей форме от формы этого договора.[60] С этой позицией трудно согласиться. Рассматривая правопреемство в обязательствах как процесс прекращения одних правоотношений и их замены иными с идентичным содержанием, но с другим субъектным составом, мы вынуждены будем придавать договору, прекращающему правоотношения в ту же форму, что была и у договора, послужившего в свое время основанием их возникновения. Теория зависимости формы договора перевода долга от формы договора, из которого долг возник, противостоят две теории: общее правило о форме договоров[61] и письменности. Но если в случае с договором цессии мы готовы согласиться с выводом о том, что наиболее целесообразной и отвечающей потребностям практики является теория письменности, то в отношении договора перевода долга это решение не столь однозначно. Главным соображением в пользу приоритета теории письменности в отношении формы договора сингулярной цессии является то, что исполнение данного договора не имеет никаких внешних проявлений, а следовательно, доказать его иными доказательствами, кроме письменных, почти невозможно. Иное дело с переводом долга: исполнение этого договора (платеж долга новым должником) очевидно и никакому сомнению не подлежит, а то, что платеж был произведен третьим лицом именно как новым должником, может быть доказано согласием кредитора на замену должника. Иначе говоря, допущение заключение договоров перевода долга не только в письменной, но и в устной форме не влечет тех процессуальных проблем, которые возникли бы при аналогичном допущении, сделанном в отношении договора цессии. Вопрос о том, какую же из теорий – общего правила или зависимости следует избрать для законодательного воплощения и практического применения, нуждается в подробном специальном исследовании. На наш взгляд, следует сохранить существующее положение вещей, то есть продолжать руководствоваться теорией зависимости. Вопрос о последствиях несоблюдения законодательных требований к форме договора о переводе долга в науке не исследован. Тем немногие авторы, которые его затрагивают, ограничиваются упрощенным толкованием – в том смысле, что последствия эти общие: для простой письменной формы – запрет ссылаться на свидетельские показания, а для нотариальной – недействительность. Таким образом, несоблюдение простой письменной формы перевода долгов, возникших из договоров, для которых законом установлена обязанность письменной формы под страхом недействительности, влечет недействительность договоров о переводе соответствующих долгов (п. 2. ст. 162 ГК РФ). Несоблюдение установленного законом правила о необходимости совершения договора перевода долга, возникшего из нотариально удостоверенной сделки, в нотариальной письменной форме влечет ничтожность договора перевода долга (п. 1 ст. 165 ГК РФ). Если же договор перевода долга возник из договора, для которого законом установлена обязательность его государственной регистрации под страхом его недействительности, следовательно, договор перевода долга должен быть зарегистрирован в соответствующих государственных органах. Точно так же решается вопрос и в ситуации, когда долг переведен из договора, подвергнутого государственной регистрации, но в отношении, которого законом не установлено следствие его недействительности по мотиву отсутствия государственной регистрации, несмотря на это, договор перевода долга без его государственной регистрации не считается заключенным (п. 3 ст. 433 ГК РФ). Форма договора рассматривается как совокупность средств и способ изображения, фиксации и передачи договорной информации, а сам термин «форма договора» обобщенно характеризует совокупность действий, содержащих сообщение о намерениях сторон вступить в договорные отношения на определенных условиях.[62] Совокупность таких условий и составляют содержание любого гражданско-правового договора. Что касается содержания договора перевода долга, то, как мы уже говорили, законодательное регулирование данного вопроса отсутствует. По этой причине следует обратиться к общему понятию содержания договора, в соответствии с которым содержанием должны считаться условия достигнутого соглашения. Единственным же существенным (с точки зрения закона) условием всякого договора, а значит и перевода долга, является условие о его предмете (ч. 2 п. 1 ст. 432 ГК РФ).
Предметом договора перевода долга может быть юридическая обязанность, входящая в содержание обязательственных правоотношений. Предмет договора должен быть индивидуализирован, с тем, что новый должник-приниматель вряд ли может исполнить обязанность, если он не знает точно, что же это за обязанность. Коль скоро приниматель по каким-то причинам не настоял на индивидуализации, возлагаемого на него долга, нет никаких оснований заставлять других лиц (в частности переводителя) заботиться об охране интересов принимателя. Кредитору же, давая согласие на перевод долга, также, имея в виду охрану своих собственных интересов, нелишне было бы вспомнить, кто, в какой сумме и на каких условиях ему должен. Если кредитор этого не сделал - никто кроме него самого не виноват, и помогать в восполнении последствий его упущений ему никто не обязан.
Условие о встречном удовлетворении, эквиваленте, составляющем ближайшую причину (основание) перевода долга, в договор помещать необязательно. Договор перевода долга относиться к числу абстрактных сделок, а потому предполагается действительным даже тогда, когда кредитор специально не доказывает его основания. Обыкновенно основание перевода долга возникает и существует задолго до совершения договора и, как правило, имеет кредитный характер. Так, в практике нередки случаи перевода долгов поставщиками на покупателей в счет товаров, когда-то отгруженных в кредит. Встречаются случаи перевода долгов, инициируемые собственниками имущества, сдавшего его на хранение или в управление на соответственно хранителя или управляющего. Безосновательный перевод долга, а также перевод долга одной коммерческой организацией на другую без получения последней какой-либо компенсации (безвозмездное освобождение от обязанности) является недопустимым (п. 4 ст. 575 ГК РФ). Содержание договора перевода долга, как правило, выражается словами: «Переводитель (иногда – «Делегант) переводит, а Новый должник (Приниматель, Делегат) возлагает на себя долг…». Было бы нелишним такое уточнение: «Делегант переводит на Делегата, а Делегат возлагает на себя…». Новый должник заинтересован в том, чтобы требовать установления в договоре условия о сроке и порядке передачи ему переводителем документов, удостоверяющих наличность и действительность имеющихся у него возражений, которые могут быть противопоставлены кредитору. Без этих документов делегат не сможет оградить свои законные интересы, например, ему придется совершать платеж несуществующего долга в противоречии с условиями обязательства. Моментом перевода долга по договору следует считать момент заключения договора, если в нем самом не обусловлено иное. Момент перевода долга следует отличать от момента замены должника в обязательстве: последним может быть как момент заключения договора, так и момент получения прежним должником согласия кредитора на перевод долга в зависимости, что произошло позднее. Пока кредитор никак не выразил своего отношения к заключенному договору перевода долга и даже после того, как кредитор прямо заявил о своем несогласии с переводом долга, правоотношения возникшие, по договору между должником, не изменяются и не прекращаются, если только изменение или прекращение не предусмотрено договором. Новый должник остается обязанным перед старым должником произвести исполнение кредитору, хотя последний, и будет воспринимать такое исполнение как исполнение, производимое старым должником. То есть новый должник, который не одобрен кредитором, занимает позицию третьего лица, либо в случае получения требования от кредитора, - позицию содолжника. Таким образом, договор перевода долга содержит в качестве существенного условия договора, одно – условие о предмете. Однако сторонам так же очень важно достичь соглашения о моменте перехода обязанностей, поскольку, как мы уже говорили, данное обстоятельство напрямую зависит от кредиторской реакции на надлежащее сообщение, ибо до выражения кредиторской воли по вопросу о замене должника отношения между должниками из договора перевода долга будут находиться в неопределенном состоянии; во всяком случае, договор перевода долга может длительное время не давать того результата, на который его стороны рассчитывали. 4.3. Момент заключения договора перевода долга. Долги, не подлежащие переводу Момент заключения договора имеет большое значение, поскольку именно с ним законодатель связывает вступление договора в силу, то есть обязательность для сторон условий заключенного договора. Исключением является лишь случай, когда соглашением сторон предусмотрено, что условия заключенного ими договора применяются и к отношениям, возникшим до заключения договора (п. 1 и 2 ст. 425 ГК). Кроме того, с момента заключения договора связаны и некоторые иные юридические последствия. В частности именно на момент заключения договора устанавливаются правоспособность и дееспособность лиц, заключивших договор; на этот момент определяется соответствие заключенного договора требованиям закона (ст. 422 ГК). В зависимости от момента заключения договора иногда решается вопрос о месте его заключения, что имеет практическое значение во внешнеторговом обороте, так как данное обстоятельство предопределяет применимое право. В законодательстве различных стран встречаются два варианта определения момента заключения договора: система получения акцепта, которой придерживаются государства континентального права, и система отправления акцепта, применяемая в англо-американском праве, а также в Японии. В первом случае договор считается заключенным в момент получения лицом, направившем оферту, уведомления об ее акцепте. Во втором случае акцепт считается совершенным, и, следовательно, договор – заключенным в момент отправления акцепта.[63] Российское государство относится к государству континентального права. Согласно п. 1 ст. 432 и п. 1 ст. 433 ГК РФ договор считается заключенным, если между сторонами в требуемой в соответствующих случаях форме достигнуто соглашение по всем существенным условиям договора. Внешнее достижение такого соглашения выражается в получении оферентом акцепта своей оферты, а на практике – в подписании договора обеими сторонами. Для заключения договора имеет значение дата получения стороной, направившей оферту, ее акцепта. В отношении договора на этот счет не содержится специальных правил, поэтому следует руководствоваться общими положениями. Стороны могут самостоятельно определить срок вступления договора в силу, таким сроком может быть и момент получения согласия кредитора на замену должника, хотя по общему правилу наличие или отсутствие данного момента на наличие и действительность договора перевода долга влияния не оказывает. С вышесказанным спорить не приходиться, в том, что, если законом не предусмотрено иное, действуют общие правила заключения договора, однако возникает вопрос: буде ли такой договор, заключенный между старым и новым должниками являться договором перевода долга, юридическая природа которого выражается в замене должника, без соответствующего согласия кредитора? До того момента, пока кредитор не принял никакого решения, намеченных сторонами договора последствий перевода в виде замены должника не происходит. Участниками обязательственных отношений, долг из которых является предметом договора, продолжают оставаться прежний должник (переводитель) и кредитор с той лишь разницей, что кредитор может получить исполнение обязательства не от старого должника, а от нового, точнее – от третьего лица (принимающего долг на себя). Принимающий долг, до того момента, кредитор не выразит своего отношения к данному договору, по отношению к кредитору занимает позицию третьего лица. С этой точки зрения данный договор следует расценивать как договор в пользу третьего лица, каковым в данном случае является кредитор.
Таким образом, любое лицо вправе переложить любые свои долги на плечи любого лица, пожелавшего их на себя возложить, без всяких разрешений. Точно так же никто не вправе запретить, кому бы то ни было договориться с третьим лицом об обязанности последнего перед собственным кредитором. Но для определения последствий, для того, чтобы уточнить, становиться ли приниматель обязанным не только перед старым должником, но и перед кредитором, прекращается ли долг первоначального должника и заступает ли приниматель на его место, необходимо знать отношение кредитора к состоявшемуся переводу долга. Данное положение необходимо признать за особенность договора перевода долга.
Необходимость согласия кредитора объясняет и еще одну особенность договора перевода долга: так как кредитор не даст никогда согласия на перевод долгов, в которых существенным для него элементом является кредитоспособность конкретного должника, гражданский кодекс, по этой причине, не ограничивает круг долгов, которые могут быть предметом перевода. Вместе с тем в литературе встречается иная точка зрения, согласно которой необходимость в законодательном определении перечня долгов, которые не могут переводиться, все же существует.[64] Однако ни одного примера авторы этой точки зрения не приводят, поэтому, на наш взгляд, следует допустить возможность изъятия отдельных типов долгов из числа, допускающих замену должника. Соображения, которыми это изъятие может быть обосновано, идентичны тем, которые положены в основу запрета уступки отдельных требований. Подобно тому, как государство может быть заинтересовано в неразрывной связи некоторых требований с личность конкретных кредиторов, так же с точки зрения публичного порядка может быть нежелательным и перевод долгов определенного типа. Например, в социалистический период развития российского гражданского законодательства советскими учеными единодушно отмечалась недопустимость перевода долгов из хозяйственных договоров в силу противоречия такого перевода принципам планового хозяйства. В подобной ситуации, то есть, если перевод противоречит закону, должник не вправе его осуществлять даже с согласия кредитора. Толкуя отдельные предписания действующего российского законодательства, можно прийти к выводу о противоречии перевода некоторых долгов нормативным предписаниям. Например, в случае перевода любых долгов на лицо, признанное банкротом, без согласия временного, внешнего или конкурсного управляющего, такой перевод противоречил бы закону «О несостоятельности (банкротстве)». Не допускается перевод любых долгов на малолетних (противоречит ст. 28 ГК РФ), перевод долгов, законодательно связанных с правовым статусом определенного лица, в качестве примера можно привести перевод обязанностей по зачислению, перечислению, списанию денег с банковского счета на организацию, не являющуюся банком, долга из акции на организацию не являющуюся хозяйственным обществом, долга хранителя по хранению вещи, долга доверительного управляющего по управлению имуществом, долга из трудового договора, алиментного обязательства, долгов по публично-правовым обязательствам, в частности по обязательствам налоговым, обязательствам кредитных организаций по внесению средств в фонды обязательных резервов ЦБ РФ. Белов В.А. называет еще одну категорию долгов, которые не могут быть переведены без специального разрешения, речь идет о переводе долга, подлежащего уплате в иностранной валюте, без специального разрешения Банка России, что, по его мнению, противоречит п. 7-10 ст. 1 и п. 1, 2 с. 6 Закона РФ от 9 октября 1992г. «О валютном регулировании и валютном контроле». [65] Такой вывод автор делает, видимо на основании того, что перевод долга является валютной операцией, требующей специального разрешения, то есть получения лицензии ЦБ РФ. Однако судебная практика придерживается иной точки зрения. По делу № А-32-14537/99-24/31 (вх. Ф08-195/2000) ОАО «Мосбизнесбанк», ООО «МП Абрис» и ОАО «Новороссийскрыбпром» заключили договор перевода долга по кредитному договору в иностранной валюте с ООО «МП Абрис» на ОАО «Новороссийскрыбпром».[66] Как одно из оснований ничтожности договора перевода долга суд указал то, что договор является валютной операцией, требующей лицензирования, в то время как его участники лицензии не имеют. Кассационная инстанция указала, что данные выводы ошибочны. В соответствии с подпунктом «а» пункта 7 статьи 1 ФЗ «О валютном регулировании и валютном контроле» валютные операции являются операции, связанные с переходом права собственности на валютные ценности, в том числе операции, связанные с использованием в качестве средства платежа иностранной валюты и платежных документов в иностранной валюте. Договор перевода долга не является операцией, связанной с переходом права собственности и иных прав на валютные ценности. Договор перевода долга переводит обязанности по кредитному договору, который сам по себе не является валютной операцией, с одного лица на другое. Валютной операцией в кредитном договоре является выдача кредита в иностранной валюте, его получение, последующие платежи в погашение кредита. Поэтому кредитный договор и перевод по нему долга могут не соответствовать валютному законодательству в том случае, если последнему не соответствуют предусмотренные договорами валютные операции. Президиум Высшего Арбитражного Суда установил: «при разрешении спора суд обоснованно указал, что к ответчику перешло не право собственности на валютные ценности, а право требованию по кредитному договору, исполнение по которым не создает обязанности платежей в иностранной валюте».[67] Спорным договором перевода долга передавалась обязанность погасить задолженность по валютному кредиту, то есть предполагалось осуществление платежей в иностранной валюте по кредиту, выданному на срок более 180 дней. В соответствии со статьей вышеназванного Закона текущие валютные операции осуществляются резидентами (каковыми являются участники спорной сделки) без ограничений, а валютные операции, связанные с движением капитала, осуществляются в порядке, установленным Банком России. Статьей 1 (п. 10) Закона предоставление и получение финансовых кредитов на срок более 180 дней, иные валютные операции, не являющиеся текущими (предусмотренными п. 9), являются валютными операциями, связанными с движением капитала. В соответствии с пунктом 1 Положения об изменении порядка проведения в Российской Федерации некоторых видов валютных операций от 24.04.96г. № 39, утвержденного приказом Банка России от 24.04. 96г. № 02-94, ряд валютных операций, связанных с движением капитала, в том числе предусмотренный пунктом 1.18 возврат кредитов в иностранной валюте на срок свыше 180 дней уполномоченным банкам, имеющим полномочия по предоставлению кредитов в иностранной валюте, равно как и прием процентов за пользование такими кредитами, осуществляются без разрешения Банка России. Таким образом, валютные операции по погашению задолженности по кредитному договору на срок свыше 180 дней не требуют разрешения Банка России, а спорный договор, переводящий на другое лицо обязанность по кредитному договору совершать такие валютные операции, не противоречит валютному законодательству.
Подводя итог можно сделать следующие выводы. На наш взгляд, законодатель обоснованно не определяет перечень долгов, которые не могут быть предметов перевода, поскольку перевод долга не может состояться без согласия кредитора, а кредитор в свою очередь никогда не согласиться на перевод долгов, перевод которых прямо запрещен действующим законодательством, так как сам договор перевода такого долга будет ничтожным, а значит, кредитор не достигнет предполагаемого результата своего согласия, не обеспечит появление нового должника.
Заключение Развитие института перемены лиц в обязательствах, возникающих в коммерческих отношениях, использующего цессию и перевод долга, представляется, будет охватывать все большие сферы экономики. Развитие динамичных экономических отношений невозможно без создания точной и действенной нормативной базы. Законодательное регулирование рассматриваемого института в настоящий момент находит много как теоретических, так и практических проблем, а также явных пробелов в законе. Широкая диспозитивность, сочетающаяся с противоречивостью норм регулирующих перемену лиц в обязательствах, возникающих в коммерческих отношениях, также не улучшает правовое регулирование отношений сторон. По сравнению с действующим законодательством нормы ГК РСФСР не претерпели существенных изменений и вошли в ГК РФ в том же контексте. Изменение же экономических отношений в качественном изменении, а также объеме использования института цессии в настоящей ситуации в правовом обеспечении деятельности экономических субъектов, привели к росту использования цессии в экономической деятельности в несравнимо большем количестве. Возникший кризис неплатежей в производственно-экономической сфере вызвал широкий интерес к использованию различных схем взаимозачетов, продажи долгов и т.п. с использованием института цессии. При формировании ГК РФ законодатель, как представляется, не уделил должного внимания этому институту, по сравнению с иными, более классическими, институтами экономических правоотношений. Показательным доводом здесь можно назвать, например, что высшим судебным инстанциям приходится обосновывать позицию, относительно объема прав требования исходя из толкования только названия главы ГК. Глава 24 ГК устанавливает общие правила уступке прав требования и переводе долга, но само обязательство, в котором происходит передача права требования, регулируется не столько гл. 24 ГК, сколько нормами об отдельных видах обязательств и замена стороны в обязательстве не означает замену системы правовых норм подлежащих применению в деле. Глава 24 ГК РФ регулирует только отношения по перемене лиц в обязательстве, но не затрагивает сущности самого обязательства и ограничение объема возражений должника закрепленное в ст. 386 ГК, устанавливает только общую норму, не изменяя существа обязательства, так же как и в случае перевода долга, новый должник, руководствуясь отношениями между первоначальным должником и кредитором, вправе выдвигать возражения, за исключением ограничения этого права, в случае цессии моментом получения уведомления о переходе права. Вопрос специальной правосубъектности кредиторов при осуществлении цессии в настоящее время находит большое количество неодинаковых разрешений в научных трудах. Решение данного вопроса лежит, как мне представляется, в рассмотрении правовой природы обязательства, в котором происходит замена кредитора, а также правовой природы сделки включающей цессию. Судебная практика в большинстве случаев идет по данному пути, но встречающиеся ошибки в судебных решениях связаны с некачественным исследованием правоотношений сторон цессии. Желательно по данному вопросу получить комплексное разъяснение высших судебных инстанций направляющее судебную практику при разрешении споров вытекающих из отношений перемены лиц в обязательствах. Объем уступаемого права требования, является одним из самых дискуссионных вопросов. Возможность уступки части обязательств, допускаемая радом авторов, заслуживает определенного внимания. Сложившаяся судебная практика не допускает уступки части права требования по мотивам необходимости полной перемены лица в обязательстве, в том объеме, в котором оно существовало на момент перехода права. Поддерживая данную позицию, нельзя отрицать положительных моментов в позиции оппонентов. Во-первых: законодатель не совсем точно регламентировал данные правоотношения (в главе 24 ГК не содержится прямого запрета на уступку части обязательства, а судебная практика строится на анализе названия главы 24 ГК РФ). Во-вторых, при соблюдении принципов неизменности содержания обязательственных правоотношений и недопущения неблагоприятных последствий для должника, уступка части обязательства, как подъинститут цессии будет способствовать либерализации экономики и увеличению скорости экономического оборота, что даст положительный экономический эффект. Несмотря на сложившуюся судебную практику, уступка части права требования, в принципе возможна в денежных обязательствах, при соблюдении гарантий прав должника. При выработке необходимых норм, гарантирующих неизменность правового положения должника, указанные отношения можно урегулировать в изменениях главы 24 ГК. Широкое распространение института перемены лиц в обязательствах в коммерческих отношениях, привело к широкому использованию договоров, включающих цессию. Вместе с тем малая изученность данного института и редкая применимость данных отношений ранее, способствуют возникновению большого количества ошибок при оформлении правоотношений сторон. При разработке проектов документов, оформляющих цессию необходимо уделять большее внимание определению обязательства, в котором происходит смена кредитора, а также существу правоотношений, в рамках которых происходит цессия. Правоприменительная практика разрешения экономических споров, возникающих при рассмотрении судами вопросов возможности уступки перемены лиц в длящихся обязательствах, в целом заслуживает положительной характеристики. Но необходимо отметить неточности, связанные с обобщением данного рода правоотношений, по существу длящихся с правоотношениями связанными с ними, но по характеру не длящимися. Необходимо уточнить позицию высших судебных инстанций, в части признания не противоречащей законодательству уступку права требования в обязательствах, связанных с длящимися обязательствами (например, в обязательстве по оплате поставленной электроэнергии за прошедший период, в случае помесячной или поквартальной оплаты). Позиция высших судебных инстанций в рассмотрении вопроса уступки прав в длящихся обязательствах, выражена в прямом указании на невозможность уступки прав требования в связанных обязательствах, без прекращения остальных обязательств по договору, на котором основывается обязательство. Эту позицию частично пытались компенсировать авторы, указанные в соответствующем разделе настоящей работы, предлагая такую конструкцию договора цессии, в котором одновременно с передачей прав требования происходит перевод долга. Но обе позиции не выдерживают критики в связи с объединением понятий обязательства и договора. В первой обосновывается выделение одного обязательства из договора, во второй фактически изменение лиц в договоре – т.е. в нескольких связанных обязательствах. Основным мотивом указанных выводов можно выделить стремление обеспечить неизменное правовое положение должника и недопущение возложения на него дополнительных обязанностей. Представляется, что позиция судебной практики должна быть пересмотрена в направлении разграничения понятий обязательства и договора при рассмотрении отношений перемены лиц в обязательствах и исследовании обстоятельств экономических споров в этом направлении.
Несмотря на достаточное количество разъяснений по вопросу возмездности цессии, встречаются ошибки правоприменительной практики, связанные с недостаточным пониманием института цессии, выраженные в виде, как требования обязательной возмездности цессии, так и наоборот требования обязательной безвозмездности. Но положительная тенденция, наметившаяся в последние 2-4 года, позволяет сделать вывод, что в ближайшее время ошибки правоприменительной практики при рассмотрении данного вопроса не найдут своего места.
Рассматривая вид договора, включающего цессию, представляется необходимым отметить, что при разработке документов, оформляющих сделку, как правило, не указывается вид договора. Необходимо, при формировании условий договоров больше уделять внимание отношениям сторон, опосредованно связанных с цессией, и указывать не только вид договора, но также и правовые нормы, подлежащие применению. Большинство споров, как показывает анализ практики по данному вопросу, связаны с неправильным составлением договоров. Наименование договора “цессии” не содержит указания на правоотношения сторон сделки, поэтому суду при рассмотрении спора приходится квалифицировать данный договор, в соответствии с особенной частью ГК. Более подробное разрешение этого вопроса можно провести в рамках уточняющей судебной практики и разъяснений высших судебных инстанций. С развитием налогового законодательства, почти исчерпаны спорные вопросы, связанные с налогообложение уступки прав требования. В принятых главах ч. 2 НК РФ, достаточно точно охарактеризован механизм налогообложения. Создание такого механизма оценки прав требования, является необходимым инструментом при разрешении вопросов налогообложения цессии. Таким образом, уступка права требования и перевод долга находят все больше применения в практике. С целью недопущения ошибок при оформлении этих отношений следует более внимательно относиться к существу данных сделок, предмету, объему передаваемых прав (долгов). Развитие правового института перемены лиц в обязательстве ставит вопрос как о необходимости более четкого законодательного регулирования, так и о совершенствовании правоприменительной практики. Список используемых источников: 1. Специальная литература: 1. Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 24. 2. Анненков К.Н. Система русского гражданского права Т. III. Права обязательственные. Спб., 1901. С. 206-207. 3. Белов В.А. Правопреемство в связи с законодательной концепцией квалификации имущества прав как объектов гражданских прав // Законодательство. 1998. № 9. С. 34-43. 4. Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2000. 16-19. 5. Белов В.А. Уведомление должника об уступки права требования // Законодательство. 2001. № 7. С. 30-36. 6. Белов В.А. Поручительство: Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики // Законодательство. 1998. № 7. С. 19-25. 7. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. – М.: Статус, 1997. 899с. 8. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: кн. 2: Договоры о передаче имущества. М., 2000. 840с. 9. Беляцкий С.А. Частное право в основных принципах: Курс гражданского права. Каунас. 1928. С. 427-428. 10. Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии. Кн. 1. М., 1983. 890с. 11. Ващятко А.В. Общая характеристика договора уступки: в сб. «Актуальные проблемы правоведения». Вып. 2. Ярославль. 2000. 29-36. 12. Габов А. Некоторые проблемные вопросы уступки права // Хозяйство и право. 1999. № 4. С. 12-17. 13. Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. 14. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Научно-практический комментарий. /Авт. кол-в Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. 681с. 15. Гражданское право. Учебник. Т. 2, полутом 1, 2-е издание, переработанное и дополненное / под ред. А.П. Сергеева и Ю.К. Толстого. М. 1997. 681с. 16. Ефимова Л.Г. Банковские сделки М. 2000. 433с. 17. Каганцов Я.М. Права поручителя, исполнившего обязательство // Законодательство. 2002г. № 8. С. 50-56. 18. Коваленко Н.И. Советское гражданское право. Т. 1. М.: Юрид. лит. 1979. 950с. 19. Ломидзе О. Уступка права (цессия) // Российская юстиция. 1998. № 5. С. 15-20. 20. Ломидзе О. Переход прав кредитора к другому лицу на основании закона // Российская юстиция. 1998. № 12 С. 13-16. 21. Масляев А.И. Советское гражданское право. Т. 1. М.: Юриздат. 1965. 679с. 22. Май С.К. Очерк общей части буржуазного обязательственного права. М., 1953. С. 196. 23. Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 2 (по испр. и доп. изд. 1902г.) М., 1997. 897с. 24. Научно-практический комментарий к части первой Гражданского кодекса Российской Федерации / Под. общ. ред. В.Д. Карповича. 865с. 25. Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. / отв. ред. С.Н. Братусь и О.Н. Садиков, 3-е изд. М., 1982. С. 670с. (автор комментария М.И. Брагинский) 26. Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общие учения об обязательстве. М., 1950. 934с. 27. Новицкий И.Б. Римское право. М., 1993. 877с. 28. Новоселова Л.А. Уступка права требования по договору (теория и практика). // Законодательство. 1997. № 6. С. 40-49. 29. Новоселова Л. А. Перемена лиц в обязательстве // Гражданин и право. 2001. № 12. С. 19-22. 30. Почуйкин В.П. Некоторые вопросы уступки права требования в современном гражданском праве. // Хозяйство и право. 2000. № 1. С. 50-57. 31. Рыжаков А.П. О спорах, связанных с переменой лиц в обязательстве // Вестник ВАС. 2002г. № 12. С. 54. 32. Саватье Р. Теория обязательств: Юридический и экономический очерк / пер. с фр. Л.О. Халфиной. М., 1972. 675с. 33. Свириденко О. Перемена лиц в обязательстве // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 19-22. 34. Украинский Р.В. Правовая природа перемены лиц в обязательстве // Аудиторские ведомости. 1998. № 10. С. 15-17. 35. Хохлов С.А. Правовое обеспечение выбора предприятиями надлежащей формы хозяйственных договоров // правовые средства реализации самостоятельности и инициативы производственных объединений и предприятий. Свердволск. 1998. С. 47-55. 36. Халфина Р.О. Гражданское и торговое право капиталистических государств: Учебник. 2-е издание, переработанное и дополненное. М., 1984. С. 264-265. 37. Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного прав. М. 1998. Т. 2. С. 897с. 38. Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. / Монография. Л. 1962. 578с. 39. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изд. 1907г.) М.: Спарк, 1995. 681с. 2. Правовые акты и материалы юридической практики: 1. Конституция РФ от 12 декабря 1993 года // Российская газета, 1993, 25 декабря 2. Гражданский кодекс РСФСР от 11 июня 1964 года. //Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1964, № 24, ст. 406; 1966 , № 32, ст. 771; 1973, № 51, ст. 1114; 1974, № 51, ст.1346; 1986, № 23, ст. 638; 1987, № 9, ст. 250; 1988, № 1, ст. 1; 1991, № 15, ст. 494; 1992, № 15, ст. 768; 1992, № 29, ст. 1689; 1992, № 34, ст. 1966.
3. Гражданский кодекс Российской Федерации (части первая, вторая и третья) (с изм. и доп. от 20 февраля, 12 августа 1996 г., 24 октября 1997 г., 8 июля, 17 декабря 1999 г., 16 апреля, 15 мая, 26 ноября 2001 г., 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации от 5 декабря 1994 г., № 32, ст. 3301
4. Основы Гражданского Законодательства Союза ССР и республик (утв. ВС СССР 31 мая 1991 г. № 2211-I) (с изм. и доп. от 9 июля 1993 г., 30 ноября 1994 г., 26 января 1996 г., 26 ноября 2001 г.) //Ведомости ВС СССР от 26 июня 1991 г., № 26, ст. 733. 5. Федеральный закон от 11 февраля 2002 г. N 18-ФЗ «О внесении изменений и дополнений» в Федеральный закон «Об ипотеке (залоге недвижимости)». // Собрание законодательства. 2002. № 2. С. 2735. 6. Федеральный закон от 29 января 2002 г. N 10-ФЗ «О внесении изменений и дополнений» в Федеральный закон «О лизинге». // Собрание законодательства. 2002. № 54. Ст. 5687. 7. Закона РФ от 9 октября 1992г. «О валютном регулировании и валютном контроле». // Собрание законодательства. 1992. № 34. Ст. 3023. 8. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 мая 1999г. №8352/98 // Текст постановления официально опубликован не был. СПС «Гарант» 9. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда от 19 декабря 2000г. №4131/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда. 2000г. № 9. С. 20. 10. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 5 июня 2001г. № 8303/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. № 11. С. 76. 11. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ ОТ 10 ЯНВАРЯ 2001Г. № 5040/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда. 2001. № 11. С. 32. 12. Совместное постановление пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 октября 1998г. № 13/14 «О практике применения положения Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами». //Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, 1998 г., № 11, специальное приложение к "Вестнику Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации", 2001 г., № 1. 13. Приложение к информационному письму Президиума ВАС от 28.07.2000г. «Обзор практики разрешения арбитражными судами споров, связанных с договорами на участие в строительстве» № 56 // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2000. № 3 С. 21. 14. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-западного округа от 31 июля 2000г. № А-56-5311 // СПС «Гарант». 15. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-западного округа от 27 июня 2000г. № А56-32777/99 // СПС «Гарант». 16. Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 2 февраля 2002г. № А57-7840/01-6 // СПС «Гарант». 17. Постановление кассационной инстанции Федерального суда Поволжского округа от 18 декабря 2001г. № А55-2008/01-14 // СПС «Гарант» 18. Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 18 декабря 2001г. № А55-2008/01-14 // СПС «Гарант». 19. Большая юридическая энциклопедия. Электронная версия системы Кодекс. [1] Свириденко О. Перемена лиц в обязательстве // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 19. [2] Украинский Р.В. Правовая природа перемены лиц в обязательстве //Аудиторские ведомости. 1998. № 10. С. 15. [3] Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общие учения об обязательстве. М., 1950. С. 233. [4] Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 225. [5] Украинский Р.В. Указ. соч. С. 133. [6] См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изд. 1907 г.). М.: Спарк, 1995. С. 288. [7] Ломидзе О. Уступка права (цессия) //Российская юстиция. 1998. № 5. С. 14. [8] Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 287 [9] Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 2 (по испр. и доп. Изд. 1902г.) М., 1997. С. 115 [10] Коваленко Н.И. Советское гражданское право. Т. 1. М.: Юрид. лит., 1979. С. 450. См. также: Масляев А.И. Советское гражданское право. Т. 1. М.: Юриздат, 1965. С. 473 и др. [11] См.: Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. / Отв. ред. С.Н. Братусь и О.Н. Садиков, 3-е изд. М., 1982. С. 260, 262 (автор комментария М.И. Брагинский). [12] Май С.К. Очерк общей части буржуазного обязательственного права. М.,1953. С. 196. [13] Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. М.,1998. Т.2. С. 160 [14] Ломидзе О. Указ. соч. С. 13. [15] Свириденко О. Указ. соч. С. 21 [16] Казанцев М.Ф. Указ. соч. С. 25 [17] Брагинский М.И. , Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. – М.: Статус, 1997. С. 70. [18] Новоселова Л.А. Уступка права требования по договору (теория и практика) // Законодательство, 1997, № 6. С. 40. [19] Почуйкин В.П. Некоторые вопросы уступки права требования в современном гражданском праве. // Хозяйство и право. 2000. № 1. С. 57. [20] Габов А. Некоторые проблемные вопросы уступки права. // Хозяйство и право. 1999. № 4. С. 12. [21] См., напр., Ефимова Л.Г. Банковские сделки. М. 2000. С. 238; Ващатко А.В. Общая характеристика договора уступки: в сб. «Актуальные проблемы правоведения». Вып. 2. Ярославль. 2000. С. 29. [22] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: кн. 2: Договоры о передаче имущества. М., 2000. С. 346. [23] Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М. 2000. С. 16-19. [24] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 мая 1999 г. №8352/98 //Текст постановления официально опубликован не был. СПС «Гарант». [25] Постановление Федерального арбитражного суда Северо-западного округа от 31 июля 2000г. № А56-5311/2000 // СПС «Гарант». [26] Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 2 февраля 2002г. № А57-7840/01-6 // СПС «Гарант». [27] См.: Саватье Р. Теория обязательства М., 1972. С. 377. [28] Эту оговорку делают С.А. Беляцкий, И. Колер и И.Б. Новицкий [29] См.: Анненков К.Н. Система русского гражданского права. Т. III. Права обязательственные. Спб., 1901. С. 206-207; Беляцкий С.А. Частное право в основных принципах: Курс гражданского права. Каунас, 1928. С. 427-428. [30] Белов В.А. Уведомление должника об уступке права требования. //Законодательство. 2001г. № 7. С. 30. [31] Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Научно- практический комментарий / Отв. Ред. Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. С. 583; Научно практический комментарий к части первой Гражданского кодексаРоссийской Федерации / Под общ. Ред. В.Д. Карповича. С. 475, 477. [32] Анненков К.Н. Указ. соч. С.207. [33] Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 290-291. [34] См.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 24. [35] Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 27 июня 2000г. № А56-32777/99 // СПС «Гарант» [36] Постановление Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 18 декабря 2001г. № А55-2008/01-14 // СПС «Гарант.
[37] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 5 июня 2001 № 8303/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. № 11 С. 76. [38] Рыжаков А.П. О спорах связанных с переменой лиц в обязательстве // Вестник Высшего Арбитражного Суда. 2002г. № 12. С. 54. [39] Новоселова Л.А. Перемена лиц в обязательстве. // Гражданин и право. 2001. № 12. С. 19.
[40] Приложение к информационному письму Президиума ВАС от 28.07.2000г. «Обзор пракики разрешения арбитражными судами споров, связанных с договорами на участие в стороительстве» № 56 // Вестник ВАС РФ 2000. № 3 С.21. [41] www.akdi.ru/base/arbitr/ [42] Большая Российская юридическая энциклопедия. Электронная версия системы Кодекс. [43] Новоселова Л.А. Указ. соч. С. 45 [44] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда от 19 декабря 2000г. № 4131/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда. 2000г. № 9. С. 20. [45] Белов В.А. Правопреемство в связи с законодательной концепцией квалификации имущественных прав как объектов гражданских прав. // Законодательство. 1998. № 9. С. 43. [46] См.: Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. / Монография. Л.,1962. С. 8 [47] Комментарии к Гражданскому кодексу РСФСР. Указ. изд. С. 259. [48] См.: Ломидзе О. Переход прав кредитора к другому лицу на основании закона. // Российская юстиция. 1998. № 12. С. 14. [49] См.: совместное Постановление пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 октября 1998г. № 13/14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами». // СПС «Гарант» [50] См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 581. [51] См.: Белов В.А. Поручительство: Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики. // Законодательство. № 7. 1998. С. 25. [52] См.: Белов В.А. Поручительство: Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики. С. 200 [53] Каганцов Я.М. Права поручителя, исполнившего обязательство. // Законодательство. 2002г. № 8. С. 56. [54] Белов В.А. Правопреемство в связи с законодательной концепцией квалификации имущественных прав как объектов гражданских прав. С. 32. [55] См.: Белов В.А. Договор перевода долга в российском гражданском праве. // Законодательство. 2000г. № 9. С. 16. [56] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 379; Саватье Р. Теория обязательства М., 1972. С. 377. [57] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 473. [58] См.: Агарков М.М. Перевод долга. // Право и жизнь. 1923. № 3. С. 29-30 [59] Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 228. [60] Агарков М.М. Указ. соч. С. 35. [61] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 380 [62] См.: Хохлов С.А. Правовое обеспечение выбора предприятиями надлежащей формы хозяйственных договоров // Правовые средства реализации самостоятельности и инициативы производственных объединений и предприятий. Свердловск. 1998. С. 47-55 [63] См.: Халфина Р.О. Гражданское и торговое право капиталистических государств: Учебник. 2-е издание, переработанное и дополненное. М., 1984. С. 264-265. [64] Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии. Кн. 1. М., 1983. С. 323. [65] См.: Белов В.А. Договор перевода долга в российском гражданском праве. С. 20. [66] Рыжаков А.П. Указ. соч. С. 75. [67] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 10 января 2001г. № 5040/00 // Вестник Высшего Арбитражного Суда. 2001. № 11. С. 32.