Причины и последствия пожара в Москве 1812 года

Министерство образования Российской Федерации

Поволжская государственная социально-гуманитарная академия

Кафедра отечественной истории и археологии

Доклад

на тему: Пожар в Москве 1812 года

Выполнила:

студентка 31 группы

исторического факультета

Сметанина Ю.А

Проверила:

профессор, к.и.н

Храмкова Н.П

Самара

2009

Содержание

1. Введение……………………………….…………..……………………….. 3

2. Глава I. Пылающая Москва……………………..…….……………………4

3. Глава II. Вопрос о причинах и виновниках пожара………………………9

4. Глава III. После пожара……………………………………….…………...18

5. Заключение…………………………………………………………………22

6. Список литературы……………………………………...............................24

Введение

В истории Росси немало событий, которые наполняют гордостью народ этой страны и по сей день несмотря на тот факт, что произошли они несколько столетий назад. Не раз Россия спасала от порабощения и гибели не только себя, но и весь мир, по крайней мере, Европу. Так было и в 13 веке, когда войска наследников громадной империи Чингисхана, Золотой Орды под предводительством чингизидов Батыя смогли на несколько веков захватить и Русь, и только отчаянное сопротивление и единение русских княжеств позволило остановить распространение ордынской власти на оставшуюся часть материка. Так было и в году 1945 г., когда ценой многих миллионов жизней было остановлено распространение фашизма.

Спасению и освобождению всей Европы способствовали русские войска и в 1812 году – когда над Россией нависла угроза со стороны французских войск во главе с Наполеоном.

История борьбы России и Франции в начале 19 века имеет немало славных битв, например, Бородинская. В то же время только массовый героизм и поистине народная война позволили остановить завоевания Наполеона.

Цена той победы была очень велика. В ходе этой войны французам была отдана, но не покорилась Москва – сердце России.

Целью работы является наиболее полное рассмотрение составляющих московского пожара.

Для достижения выдвинутой цели были выделены следующие задачи.

- дать краткую характеристику непосредственно самому пожару;

- выявить существенные его причины;

- рассмотреть обстановку в Москве после пожара.

Глава
I
. Пылающая Москва

9 сентября Наполеон был в Можайске. Его простуда все еще не проходила. Только 12 сентября он вышел из Можайска. Он догонял армию, которая безостановочно двигалась к Москве. Авангард уже подходил к Поклонной горе, когда император догнал его. Это было 13 сентября.

Ночь с 13 на 14 сентября Наполеон провел в селе Вязёмах. Ночью и утром французский авангард проходил мимо Вязём по дороге в Москву. Даст ли Кутузов бой на возвышенностях, окружающих Москву, было еще не ясно для императорского штаба. Мы видели, впрочем, что до конца совета в Филях это и для русского штаба было не очень ясно.

Верхом, в сопровождении свиты, очень медленным аллюром, предшествуемый разведчиками, Наполеон утром 14 сентября ехал к Поклонной горе.

Было два часа дня, когда Наполеон со свитой въехал на Поклонную гору, и Москва сразу открылась их взорам. Яркое солнце заливало весь колоссальный, сверкавший бесчисленными золочеными куполами город. Шедшая за свитой старая гвардия, забыв дисциплину, тесня и ломая ряды, сгущалась на горе, и тысячи голосов кричали: «Москва! Москва! Да здравствует император!» И опять: «Москва! Москва!» Въехав на холм, Наполеон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже: «Москва!»

Столиц, в которые входили победителями войска Наполеона, было полтора десятка: Берлин и Вена, Рим и Варшава, Венеция и Неаполь, Милан и Флорен­ция, Мадрид и Лиссабон, Амстердам и Триест, Каир и Яффа. Везде были депутации, ключи и церемонии сдачи городов, любопытствующее многолюдье. Теперь впервые Наполеон вступал в столицу, покинутую жите­лями. Он проехал от Дорогомиловской заставы через весь Арбат до Кремля, «не увидя ни единого почти жителя» (те, кто остался, попрятались).

Правда, как только французы разместились в Москве, их настроение опять поднялось. Они обнару­жили огромные запасы товаров и продовольствия: «сахарные заводы, особые склады съестных припа­сов... калужскую муку, водку и вино со всей страны, су­конные, полотняные и меховые магазины» и пр. То, что сулил им Наполеон перед Бородинской битвой («изобилие, хорошие зимние квартиры»), стало явью. Казалось, Наполеон «совершил кампанию с успехом, какого только мог желать». Он знал, что падение Москвы эхом отзовется во всем мире как еще одна, может быть самая главная, его победа.

Но, едва успев разместиться и возрадоваться богат­ствам Москвы, французы подверглись в буквальном смысле испытанию огнем — 14 сентября начался грандиозный московский пожар.

Часов в 8 — 9 вечера пожар вспыхнул в нескольких пунктах: на Солянке — около Воспитательного Дома, в Китай-Городе — в скобяных и москотильных рядах и около нового Гостиного двора, затем — за Яузским мостом, по направлению к Швивой горке. В продолжение ночи пожар усилился, и поутру 15 сентября уже большая часть горизонта над городом обозначилась пламенем.

Тутолмину с подчиненными удалось кое-как потушить пожар около Воспитательного Дома; но в других местах пожары разгорались все более и более. В особенности страшную картину представляло пожарище Гостиного двора на Красной площади во вторник 15 сентября, около полудня; в это время Наполеон со свитой проехал из Дорогомилова, где он ночевал, в Кремль, а вслед за тем его войска начали занимать предназначенные им части Москвы. На московских улицах наблюдались тишина и безмолвие. Только, по мере приближения к Кремлю, стали встречаться жители и толпы французских солдат, открыто обменивавшихся и торговавших награбленной добычей. Толпы увеличивались еще более на Красной площади, у большого Гостиного двора, уже пылавшего со всех сторон. «Громадное здание, — говорит один из очевидцев, — походило на исполинскую печь, из которой вырывались густые клубы дыма и языки пламени. Возможно было ходить лишь по наружной галерее, где находилось множество лавок. Тысячи солдат и каких-то оборванцев грабили лавки. Одни тащили на плечах тюки сукон и различных материй, другие катили перед собою бочки с вином и маслом, третьи таскали головы сахару и других продуктов.»..

Яузский пожар тоже разгорался сильнее и охватил деревянные здания на Швивой горке и около церкви архидиакона Стефана. Этот пожар угрожал роскошному дому заводчика Баташова, где только что накануне расположился неаполитанский король со своей свитой. Баташовский дом в этот день удалось отстоять, но деревянные домики, тянувшиеся вниз до Яузы, сгорели до тла. Тогда же — 15-го числа, сильный пожар свирепствовал на Покровке, опустошал Немецкую слободу и местность около церкви Ильи пророка. В тот день, утром, казаки, внезапно появившись у Москворецкого моста, подожгли его в виду неприятеля. Вслед за тем запылали на берегу р. Москвы казенные хлебные магазины и с оглушительным треском взлетел на воздух находившийся там же склад артиллерийских снарядов. Вблизи Москворецкого моста загорелись Балчуг, а по другую сторону (в Китай-Городе) — Зарядье, и все шире и шире пламя захватывало Гостиный двор.

Так как пожар угрожал Кремлю, где расположился Наполеон и где были сосредоточены артиллерийские снаряды, то Наполеон приказал маршалу Мортье, назначенному московским генерал-губернатором, во что бы то ни стало прекратить огонь. Французские солдаты напрягали все усилия, чтобы исполнить приказ императора. Но это было не легко, так как огонь находил обильную пищу в горючих веществах, хранившихся в подвалах и лавках москотильного, свечного и масляного рядов, а с другой стороны — пожарных инструментов не было под рукой: они были вывезены по распоряжению Ростопчина.

Наступила ночь с 15 на 16 сентября, «страшная ночь», как называют ее очевидцы. В эту ночь поднялся сильный ветер, который вскоре перешел в настоящую бурю. Порывы ветра разносили огонь по всем частям города; к утру Москва представляла уже огромное бушующее огненное море.

16 сентября опасность снова стала угрожать Воспитательному Дому на Солянке. В этот день, говорит Тутолмин в своем донесении императрице, «был самый жесточайший пожар; весь город был объят пламенем, горели храмы Божии, превращались в пепел великолепные здания и домы; отцы и матери кидались в пламя, чтобы спасти погибающих детей, и делались жертвою их нежности. Жалостные вопли их заглушались только шумом ужаснейшего ветра и обрушением стен. Все было жертвою огня. Мосты и суда на реке были в огне и сгорели до самой воды. Воспитательный Дом... со всех сторон был окружен пламенем. Все окрестные строения пожираемы были ужасным пожаром; пламя разливалось реками повсюду... и ночь не различалась светом со днем.

Вновь усилилась опасность пожара и для Кремля. Перед окнами дворца, как на ладони, расстилалось Замоскворечье, все объятое пламенем; лишь кое-где можно было различить незагоревшиеся еще кровли зданий и колокольни. Волны дыма и пламени, казалось, переносились через реку и подступали к Кремлю. Наполеон обратился в другую сторону, но и там ожидала его такая же ужасная картина. Гостиный двор снова весь был объят пламенем. Горели Ильинка и Никольская; видны были пожары со всех сторон, на Тверской, на Арбате, на Остоженке, у Каменного моста. Резкие порывы северо-восточного ветра, часто менявшего направление, несколько раз обращали огонь к Кремлю.

Тревога внутри Кремля возрастала. Маршал Бертье и другие приближенные Наполеона отдали приказ быть всем наготове к выходу. Но император медлил отдать сигнал к выступлению. Ему, только что заняв дворец русских царей, не хотелось немедленно его оставить, как вдруг раздался крик: «Кремль горит!» Наполеон вышел из дворца на сенатскую площадку, чтобы самому непосредственно убедиться в угрожавшей опасности. Действительно, загорелась Троицкая башня близ самого Арсенала. Усилиями гвардии этот пожар был потушен; но ежеминутно могла возникнуть новая опасность. Тогда Мюрат, Евгений Богарне и другие приближенные лица обратились к Наполеону с настойчивой просьбой немедленно покинуть Кремль. Он, наконец, согласился. Решено было выехать в загородный Петровский дворец.

Пожар бушевал еще 17 сентября. Но, к счастью, к вечеру этого дня погода изменилась: небо покрылось тучами, пошел сильный дождь, ветер начал стихать; вместе с тем начала постепенно ослабевать и сила огня. На другой день, 6-го, дождь продолжал идти еще с большей силой, ветер совсем стих, и пожары почти прекратились, хотя еще в разных местах дымились пожарища, и кое-где вспыхивал огонь. Накаленная почва и мостовые, по которым едва можно было ходить, охладели. Удушливый воздух, наполненный запахом гари, дымом и пеплом, освежился; дышать стало легче, хотя не надолго: дома и улицы повсюду были наполнены разлагавшимися трупами людей и животных, заражавших воздух.

Самые ужасные дни миновали. После пожара Москва представляла печальное зрелище: повсюду — огромным пространства обгорелых пустырей, между которыми едва можно было различить направление прежних улиц. Кое-где виднелись уцелевшие здания; на каждом шагу попадались груды дымившихся развалин, уныло торчали печные трубы, остатки стен и столбов. По улицам трудно было пробираться от разбросанных обломков дерева, железа и пр.; тут же валялась всевозможная мебель и домашняя утварь, выброшенная из домов или оставленная грабителями, которые захватывали все, что попадалось под руки, и затем бросали, завидев более ценную добычу.

Глава
II
. Вопрос о причинах и виновниках пожара

Вопрос о причинах грандиозного пожара Москвы 1812 г. вот уже более 190 лет продолжает волновать умы ученых-историков. Поиск ответа на него сопряжен с рядом трудностей: во-первых, его организаторы постарались скрыть следы своего деяния и, во-вторых, как уже упоминалось, с самого начала в решение проблемы вмешались причины идеологического и политического характера. Версии, высказываемые, различными авторами, называют его виновниками или московского генерал-губернатора, или неприятельскую армию, или патриотический подвиг неизвестных русских героев. Существовали в разный период и версии о причастности к пожару Александра I и Кутузова.

П. А. Жилин усмотрел «две основные тен­денции: русские историки и писатели доказывали, что Москву сожгли Наполеон, солдаты французской ар­мии; французы обвиняли в этом русских». Такое представление о спорах вокруг пожара Москвы упрощает и, главное, искажает их смысл. Правда, Александр I, Ф. В. Ростопчин, Святейший Синод, не­которые придворные историки, вроде А. И. Михайлов­ского-Данилевского, и публицисты, вроде попа И. С. Машкова, действительно обвиняли в поджоге Москвы Наполеона, французов. Такова была в цар­ской России официальная версия. Из советских исто­риков ее поддержали Н. Ф. Гарнич, Л. Г. Бескров­ный, П. А. Жилин и ряд других. Но ведь такие авто­ритетнейшие русские историки и писатели, как А. С. Пушкин и Н. М. Карамзин, М. Ю. Лермонтов и А. И. Герцен, В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевский, М. И. Богданович и А. Н. Попов (в советской исто­риографии — академики М. Н. Покровский, Е. В. Тарле, М. Н. Тихомиров, Н. М. Дружинин, В. И. Пичета, М. В. Нечкина), такие герои 1812 г., как А. П. Ер­молов и Д. В. Давыдов, П. X. Граббе и Ф. Н. Глинка, наконец, сам М. И. Кутузов вопреки официальной вер­сии со всей определенностью утверждали, что сожгли Москву русские.

Французы прекрасно понимали, какой идеологический удар был им нанесен, поэтому с самого начала отвергали мысль о своей причастности к пожару. Так, французский представитель Лористон во время встречи с Кутузовым заявлял, что подобные злодеяния не согласуются с французским характером, и что они не стали бы поджигать даже Лондон.

Первые авторы, писавшие о событиях Отечественной войны 1812 г., не сомневались в ведущей роли Ростопчина в организации пожара. Д. Бутурлин писал: «...и в сие самое время он не пренебрег единственного оставшегося ему средства оказать услугу своему отечеству. Не могши сделать ничего для спасения города ему вверенного, он вознамерился разорить его до основания, и чрез то саму потерю Москвы учинить полезной для России». По Бутурлину Ростопчин заранее приготовил зажигательные вещества. По городу были рассеяны наемные зажигатели под руководством переодетых офицеров полиции.

А. Михайловский-Данилевский также не сомневался в приказе Ростопчина, считая это личной инициативой графа, но добавлял, что ряд зданий загорелся из-за патриотического порыва москвичей, а позже грабежа французов и русских бродяг.

Д.П. Рунич в своих воспоминаниях высказал экстравагантную точку зрения, к которой, впрочем, в последующем никто не присоединился, о том, что автором пожара был русский император. «Для всякого здравомыслящего человека есть один только исход, чтобы выйти из того лабиринта, в котором он очутился, прислушиваясь к разноречивым мнениям, которые были высказаны по поводу пожара Москвы. Несомненно, только император Александр мог остановиться на этой мере... Ростопчину остается только слава, что он искусно обдумал и выполнил один из самых великих планов, «возникавших в человеческом уме»

Сторонниками версии, что Москва загорелась в силу случайных обстоятельств, являлись Л.Н. Толстой и Д.Н. Свербеев. В третьем томе «Войны и мира» Толстой писал: «Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб... Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотно и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое».

С.П. Мельгунов, несмотря на критическое отношение к деятельности Ростопчина, полагал, что граф отказываясь от поджигательства, разыгрывал буффонаду. Подробному исследованию причин пожара он посвятил статью «Кто сжег Москву?» в юбилейном сборнике «Отечественная война 1812 г. и русское общество». На основании анализа ряда документов Мельгунов пришел к выводу, что «Москва вовсе не была вольной жертвой «нашего патриотизма», а была уничтожена по разработанному генерал-губернатором плану.

Е.В. Тарле считал, что Ростопчин активно содействовал возникновению пожаров, ссылаясь на донесение пристава Вороненки. Под утро 14 сен­тября Ростопчин приказал полицейскому приставу П. Вороненко «стараться истреблять все огнем», что Вороненко и делал весь день «в разных местах по ме­ре возможности... до 10 часов вечера». Донесение об этом самого Вороненко в Московскую управу благочиния было уточнено ещё в 1876 Поповым А.Н, позднее Тарле и Холодковским.

В 1950 появилось первое в советские годы серьезное исследование И.И. Полосина, утверждавшего, что пожар это выражение патриотического подъема москвичей, но его главной причиной был приказ Кутузова.

Статья Полосина «Кутузов и пожар Москвы 1812 г.» обладает несомненными достоинствами, - прекрасно изложенной историографией вопроса в период 1812 – 1948 годов и примененным автором методом топографического исследования пожара. Слабым, значительно обесценивавшим исследование качеством оказалась ее идеологическая окраска. Сам Полосин не скрывал этого, заявляя, что статья подготовлена в связи с указанием И.В. Сталина о решающей роли Кутузова в Отечественной войне 1812 г., и потому ставил перед собой цель доказать, что пожар Москвы ни что иное, как один из пунктов его гениального плана разгрома французов.

Для этого автор использовал следующие аргументы:

Во-первых, это решение вопроса, почему не был разрушен Дорогомиловский деревянный мост через Москву-реку после перехода через него русских войск, если, как отмечал сам автор, переправа вброд в этом месте была сильно затруднена, а наведение нового моста заняло бы у французов не менее десяти часов? Такой нелогичный, казалось бы, шаг русского командования, объяснялся, по мнению Полосина, намерением Кутузова как можно быстрее завлечь неприятельскую армию в Москву, где для нее была приготовлена западня.

Вторым важным обстоятельством, как полагал Полосин, было возникновение пожара сначала возле Яузской части, то есть в непосредственной близости от Яузского моста, где производилась переправа русских войск, двигавшихся в сторону Рязанской заставы. Это приводило его к выводу, что Кутузов сознательно пытался воспрепятствовать приближению к мосту неприятеля, а потому и были подожжены окрестности.

В-третьих, изучив карту пожара, Полосин соотнес ее с расположением казенных складов и предприятий и пришел к выводу, что армейское начальство никак не могло допустить захвата их врагом, а потому решило их поджечь.

В-четвертых, опять таки рассмотрев карту пожара, автор заключил, что наиболее выгорели южная и юго-восточные части Москвы, что, по его мнению, являлось отвлекающим действием, имевшим задачу не выпустить раньше времени неприятеля на Рязанскую, Калужскую и Серпуховскую дороги.

Весь приведенный перечень доказательств, по мнению Полосина, позволял сделать одно важное заключение: у Кутузова имелся план поджога Москвы, включавший в себя уничтожение казенного имущества и зданий и дезориентацию противника относительно направления движения русских войск. При этом автора статьи не смутил факт, что план поджога или соответствующий приказ Кутузова не подтвержден документально и о нем не сохранилось воспоминаний, вроде отчета Вороненко. План существовал, заключил Полосин, потому что логика размышления исключает возможность его отсутствия.

С критикой позиции Бескровного и Гарнича выступил в 1966 г. В.М. Холодковский. По его мнению, точка зрения указанных авторов не выдерживает никакой критики. Зачем, спрашивал автор, французам было нужно поджигать город, к которому они так стремились, где надеялись найти отдых и богатства и, в крайнем случае, даже перезимовать? Причем пожар начался еще до вступления неприятельских войск в Москву, что может показаться еще более странным и лишенным всякой логики. А ведь результатами пожара стали моральный упадок наполеоновской армии, уничтожение запасов и разрушение планов французского императора. Даже с точки зрения мародера и грабителя поджигать город до окончательного разграбления было крайне невыгодно.

Сожжение Москвы, как считал Холодковский, не соответствовало и политическим интересам Наполеона. В этом случае уничтожался не только город, но и русская святыня, что вызвало бы крайне негативную реакцию у русских и исключало бы возможность мирных переговоров. Кому же была в таком случае выгодна гибель столицы? – спрашивал автор. И находил следующий ответ: только русским. Именно уничтожение Москвы резко уменьшало негативный моральный эффект от предшествующего позорного ее оставления среди армии и населения России. Именно пожар усиливал ненависть к захватчикам среди простого народа и разрушил сомнения, склоняющихся к миру с врагом. Непосредственным виновником гибели Москвы был объявлен Наполеон, что еще больше усилило политическую выгоду для русского правительства: «Поэтому мнение, расценивающее пожар Москвы как варварство, приведшее к гибели материальных и культурных ценностей, является односторонним, а утверждение, будто пожар не имел военного и политического значения, на наш взгляд, совершенно неправильным», - заключил автор.

Совокупность фактов позволяет предположить, что главенствующая роль московского генерал-губернатора Ростопчина в организации пожара Москвы 1812 года бесспорна, хотя это не было соответствующим образом показано в работах, посвященных изучению этого вопроса. В пользу выдвинутого положения свидетельствуют как прямые, так и косвенные факты.

К последним относятся в первую очередь воспоминания и мнения современников, как русских, так и французов.. Клаузевиц отрицал вину французов. Вначале он считал, что пожар возник вследствие беспорядков и грабежа казаков, а позже пришел к выводу, что Ростопчин поджег город самовольно, чем и была вызвана его опала. Уничтожение усадьбы Вороново было расценено Дмитриевым как героический поступок. . По воспоминаниям французов всюду по городу ходили поджигатели. Солдаты задерживали будочников и мужиков, поджигавших дома. Впрочем, поляки сразу же расстреливали их, а остальные приводили к командирам. Коленкур вспоминал, что Наполеон был весьма озабочен пожаром, но не хотел верить в злой умысел, полагая, что всему виной грабеж и беспорядки. В его присутствии был проведен допрос двух будочников, которые показали, что поджигали дома по приказу Ростопчина, переданному им начальниками.

Мельгуновым были проанализированы воспоминания французов – очевидцев пожара и он пришел к выводу об их поразительном единодушии в освещении событий, независимо от личного участия и служебного и имущественного положения автора. Во всех мемуарах упоминаются русские поджигатели и «горючие вещества». Можно было бы заподозрить авторов в следовании официальной версии французского правительства, но рассказы эти, как заявлял Мельгунов, настолько искренни, что становится ясно, где написано с чужих слов, а где передаются собственные впечатления.

Сам Ростопчин, заранее в афишах, будто бы предупреждал о намерении сжечь французов в Москве. Для этого он выпустил из тюрем колодников с заданием поджечь город в 24 часа. Кроме этого в столице были оставлены переодетые офицеры и полицейские чиновники для руководства поджигателями. Последним фактом, свидетельствовавшим о виновности Ростопчина, был, по мнению комиссии, вывоз пожарного инвентаря. Всего было осуждено 26 человек, из которых 10 приговорено к смертной казни. Выводы комиссии, несмотря на то, что их нельзя назвать вполне объективными из-за преследуемой цели оправдать французскую армию, тем не менее, также можно принять как косвенное доказательство участия Ростопчина.

О виновности Ростопчина говорят и ряд других фактов. Так, остались свидетельства очевидцев, что некоторые городские объекты загорелись еще до вступления французов. Относившийся враждебно к Ростопчину Бестужев-Рюмин сообщал, что загоревшийся 2 сентября еще до входа французов Москательный ряд был подожжен полицейским чиновником. О том же вспоминал и граф Сегюр.

Наконец сам Ростопчин, задолго до приближения неприятельских войск к Москве (12 августа) уже озвучил мысль о пожаре. В письме Багратиону, судя по тексту пропагандистскому и предназначенному для распространения среди русских солдат и офицеров, в частности говорилось о москвичах: "...Народ здешний по верности к Государю и любви к Отечеству решительно умрет у стен Московских и если Бог ему не поможет в его благом предприятии, то, следуя русскому правилу не доставайся злодею (Подчекрнуто в документе. - М.Г.), обратит град в пепел и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица. О сем не худо и ему (Наполеону - М.Г.) дать знать, чтобы он не считал на миллионы и магазейны хлеба, ибо он найдет уголь и золу". О том же он писал 13 августа и Балашову. По свидетельству Вяземского незадолго да вступления французов в город генерал-губернатор говорил с обер-полицмейстером Кавериным и Карамзиным о такой возможности. Богданович приводил свидетельство о встрече в Филях Ростопчина и принца Евгения Виртембергского, во время которой Ростопчин сказал принцу: "Если бы меня спросили, что делать, я ответил бы: разрушьте столицу прежде чем уступите ее неприятелю. Таково мое мнение как графа Ростопчина, но как губернатор, обязанный заботиться о благе столицы, не могу подать такого совета". В действительности существовало и предписание московского генерал-губернатора о вывозе пожарных труб, хотя Глинка отстаивал точку зрения о существовании подобного приказа со стороны Кутузова. Не сомневались в наличии плана сожжения Москвы и родственники графа. Мельгуновым приводилось свидетельство его дочери Натальи Федоровны Нарышкиной об имевшем место 31 августа совещании с Брокером, несколькими обывателями и полицейскими. Другим фактом, упоминаемым родственниками, являлась передача в 1819 г. 5000 франков неким вдовам Прохоровой и Герасимовой за важное дело, выполненное их мужьями в Москве в 1812 г.

Разбор имеющихся документов и воспоминаний современников московского пожара 1812 г. позволяет уверенно заявить, город действительно поджигали по приказу генерал-губернатора Ростопчина. Версия о поджоге древней столицы неприятельскими войсками или по распоряжению Наполеона не имеет под собой никаких достаточных оснований, как убедительно показано Холодковским. Единственным свидетельством об участии наполеоновских солдат в поджогах является донесение директора Воспитательного дома Тутолмина: «Когда я и подчиненные мои с помощью пожарных труб старались загасить огонь, тогда французские зажигатели поджигали с других сторон вновь. Наконец, некоторые из стоявших в доме жандармов, оберегавших меня, сжалились над нашими трудами, сказали мне: «оставьте, - приказано сжечь».

При рассмотрении причин московского пожара 1812 г. необходимо применять комплексный подход. Факты свидетельствуют, и это нельзя отрицать, что горожане поджигали Москву самостоятельно, без всяких распоряжений, по причинам разного рода, в том числе и корыстным. Отсутствие должного порядка в рядах французской армии, грабеж, несоблюдение правил пожарной безопасности также позволяют сделать вывод о частичной виновности неприятельской армии. Однако главной причиной гибели от огня Москвы следует назвать распоряжения ее генерал-губернатора.

Глава
III
. После пожара.

По оценке И. М. Катаева (1911), пожар уничтожил 6 496 из 9 151 жилых домов (включавших 6 584 деревянных и 2 567 каменных);8 251 лавок, складов и т. П; 122 из 329 храмов .В огне погибли до 2 000 раненых российских солдат, оставленных в городе. Были уничтожены Университет, библиотека Бутурлина, Петровский и Арбатский театры. Считается, что в Московском пожаре погибла (во дворце А. И. Мусина-Пушкина на Разгуляе) рукопись Слова о полку Игореве, а также Троицкая летопись. Воспитательный дом, расположенный рядом с эпицентром пожара, отстояли его служащие во главе с генералом Тутолминым. Население Москвы за время войны сократилось с 270 000 до 215 000 человек

Тяжело ударив по экономике, финансам и культу­ре России, пожар Москвы с политической и военной точки зрения поставил Наполеона прямо-таки в безвы­ходное положение. Французы не просто лишились в те дни удобств, достатка, покоя — они попали в за­падню. Сам Наполеон и его свита с невероятным тру­дом выбрались 16 сентября из кремлевских палат.

Отсидевшись, пока горела Москва, в загородном Петровском замке, Наполеон 20 сентября вернулся в Кремль и попытался нормализовать жизнь «Великой армии», почти целиком расквартированной в столи­це. Теперь, после пожара, сделать это было очень труд­но. Вместо уютных зимних квартир в городе, который всего несколько дней назад поразил всю армию своим великолепием, французы оказались на пепелище. «Пре­красный, великолепный город Москва больше не существует. Ростопчин его сжег», — писал Наполеон 20 сентября Александру. «Один Иван Великий печально возносится над обширной грудою развалин. Только одинокие колокольни и дома с мрачным клеймом пожаров кое-где показываются» — так выглядела тогда Москва, по словам очевидца. Теперь захватчики устраивались не по потребности, как до пожара, а по возможности. «Церкви, менее пострадавшие, чем другие здания... были обращены в казармы и конюшни, — вспоминал Е. Лабом. — Ржа­ние лошадей и ужасное сквернословие солдат заме­нили здесь священные благозвучные гимны».

Вступая в Москву, Наполеон запретил разграбле­ние города. Тотчас было напечатано в два столб­ца — по-русски и по-французски — и расклеено по городу «Объявление московским обывателям» за подписью Л.-А. Бертье. Русский текст его гласил: «Спокойные жители города Москвы должны быть без никакого сомнения о сохранении их имущества и о собственных их особах» . Но когда вспых­нул пожар, солдаты предались грабежу под предло­гом «спасения имущества от огня», который трудно было оспорить, а тем более проверить. Едва пожар на­чал стихать, Наполеон (распоряжениями от 19, 20 и 21 сентября) строжайше повелел прекратить грабе­жи и наказать виновных , однако грабежи обрели уже почти такую же стихийную си­лу, как и пожар. Грабили, надо признать, больше не французские части. «Французы уж, бывало, не оби­дят даром, — вспоминали москвичи. — ...А от их союз­ников упаси боже! Мы их так и прозвали: беспардон­ное
войско». Такое впечатление сложилось у тех, кто мог сравнить французов с баварцами или вестфальцами. Вообще же и французы не стеснялись грабить, о чем свидетельствовали и А. Пион де Лош, и А.-Ж. Бур-гонь, и Ц. Ложье, и А. Бейль (Стендаль), в дневнике которого зарисованы с натуры сцены грабежа и наси­лий, чинимых захватчиками. В Донском монастыре, к примеру, французы «начали раздевать монахов и требовать золота и серебра», а в Архангельском со­боре Кремля обыскали в поисках сокровищ гробни­цы царей: «спустились с факелами в подземелье и взрыли, перебудоражили самые гробы и кости почив­ших».

В конце концов, Наполеон сумел водворить в городе относительный порядок.

Между тем положение завоевателей сожженной Москвы стало всё более затруднительным и опасным. Недоставало жилья, медикаментов, а глав­ное — продовольствия: запасы его, казавшиеся не­исчислимыми, частью сгорели, а частью были разво­рованы. Близились дни, когда французы будут есть кошек и стрелять ворон, а русские — посмеиваться над ними: «Голодный француз и воро­не рад». Попытки же наполеоновских фуражиров по­живиться за счет ресурсов Подмосковья пресекались казачьими и партизанскими отрядами, число и актив­ность которых росли буквально день ото дня. Вокруг Москвы разгорелось пламя народной войны, а «Ве­ликая армия», блокированная в Москве, лишенная до­ставки продовольствия и фуража, начала разлагать­ся, терять боеспособность.

Предчувствуя свою гибель, Наполеон возобновил попытки склонить Александра I к мирным переговорам, хотя ему, «привыкшему, чтобы у него просили мира, а не самому просить», трудно было пой­ти на это. Уже 18 сентября он устно, через начальника Московского воспитательного дома генерал-майора И. А. Тутолмина, обратился к царю с предложением заключить мир, а 21 сентября отправил к Александру I со своим личным письмом отставного капитана гвардии И. А. Яковлева (отца А. И. Герцена). Царь не отклик­нулся ни на первое, ни на второе обращение.

К 1 октября у Наполеона созрело решение покинуть Москву. В начале он думал грозить Петербургу, но скоро оставил эту нелепую мысль. Тогда он предположил пробиться в южные плодородные губернии и там перезимовать. Главное, что пугало Наполеона, чего он хотел всеми силами избежать — это возвращение по старой Смоленской дороге, по сплошь разоренному краю.

Войскам было приказано выйти из Москвы и стать около Нея лагерем. Но перед окончательным выступлением Наполеон велел Мюрату напасть на русских, чтобы отвлечь их внимание от движения главной армии. Кутузов с своей стороны перешел в наступление. Мюрат 6 октября был разбит на голову около Тарутина, где находился русский лагерь. Некоторые французские полки бежали в полном беспорядке. В этом славном деле был убит командир 2-го пех. корпуса храбрый генерал Багговут.

На рассвете 19 октября 1812 года полусожженная и разграбленная Москва наполнилась стуком копыт и громыханием колес - Великая армия покидала город. После 35 дней пребывания в городе, оставив в госпиталях несколько тысяч нетранспортабельных раненых и больных, наполеоновские войска начали свое убыстрявшееся с каждым днем бегство из России. Мимо Калужской заставы между двумя гранеными колонными, увенчанными двуглавыми орлами, на Калужскую же дорогу вытягивались колонна за колонной - более 14 тысяч конницы всех родов оружия, 90 тысяч пеших, обозы, артиллерийские парки, 12 тысяч нестроевых маркитантов со своими колясками навсегда уходили из Москвы.

Сам император, окруженный полками старой гвардии, покинул столицу России лишь около полудня. Уходя из Москвы, Наполеон, полный ненависти и злобы, велел взорвать Кремль. Но к счастью из подложенных мин взорвались только пять, что причинило ничтожные обвалы стен. После тарутинского боя Кутузов, узнав, что французы покидают Москву, истово перекрестился и воскликнул: «Россия спасена».

Заключение.

Пожар Москвы стал своего рода символом войны 1812 г., символом самопожертвования русского народа, готового в борьбе с захватчиком идти до конца.

Московский пожар является наглядным примером того, какие колоссальные потери понесла Россия во имя победы над грозным неприятелем.

В случае действительно существовавшего плана судить о нравственности или безнравственности сожжения города сложно. С одной стороны, горько признавать, что русский народ собственноручно предал пламени сердце России. С точки зрения морали единственно правильным решением на тот момент являлась безоговорочная оборона Москвы. Однако нельзя не учитывать той значительной роли пожара в деморализации и ослаблении сил противника. Главнокомандующий Москвы Ф.В.Ростопчин говорил: «Москва была отдана за Россию, а не сдана на условиях. Неприятель не вошел в Москву — он был в нее впущен — на пагубу нашествия». Как показало время, расчет опытного Кутузова был верным: Москва стала могилой для Великой армии. В Великом Московском пожаре сгорели все надежды Наполеона о победе над Россией. «В 1812 году, — отметил император, — если бы русские не приняли решения сжечь Москву, решение неслыханное в истории, и не создали бы условия, чтобы его исполнить, то взятие этого города повлекло бы за собой исполнение миссии в отношении России; потому что победитель, оказавшись в этом великолепном городе, нашел бы все необходимое». «Огонь пожрал все, что было необходимо моей армии, — рассуждал великий узник в октябре 1816 г., — многочисленные зимние квартиры, полное снабжение продовольствием; и следующая кампания была бы решающей». «Ужасный спектакль — море огня, океан огня. Этот спектакль был самый великий, самый величественный и самый ужасный, который я видел за свою жизнь», — воскликнул Наполеон.

Вынужденная оставить почти полностью сгоревшую русскую столицу уже через полтора месяца, понеся поражения в битвах у Тарутино и Малоярославца, наполеоновская армия была вынуждена отступать по старой, разоренной еще во время летних боев Смоленской дороге к границам России. Там, в декабре 1812 года закончилась Первая Отечественная война русского народа.

Список литературы.

1. Горностаев М.В. Генерал-губернатор Москвы Ф.В.Ростопчин. www.museum.ru/museum/1812/Library/Gornostaev/index.html

2. Земцов В. Н. Наполеон в Москве // Французский ежегодник 2006. М., 2006. С. 199—218

3. Отечественная война и русское общество 1812-1912. – М:Издание Т-ва И. Д. Сытина. 1911.302 с

4. Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. – М., 1992

5. Троицкий Н.А. 1812. Великий год России. – М., 1988.

6. Холодковский В. М. Наполеон ли поджёг Москву?,«Вопросы истории», 1966, № 4.