Население Москвы во второй половине 19-го века

Население Москвы во второй половине 19-го века В тогдашнейМоскве еще сказывались черты прежнего обихода от нее действительно веялостариной. Если в Москве не было вовсе влиятельного, правящего чиновничества,настоящей бюрократии и военщины, то зато было еще достаточно русского барства и связанного с ним крепостничества и много патриархальности, то мягкой, а тожесткой убежденной сословности, при которой, несмотря на московское добродушиеи радушие, весьма строго соблюдалось правило

Всяк сверчок знай свой шесток Масса населения, мало, а частью даже вовсенеграмотная, не считавшая сама себя полноправной частью общества, жила, обладаяочень ограниченным горизонтом и сосредоточив весь свой жизненный интерес намелочах хозяйства, торговли, ремесла, канцелярской службы, а в качестведуховной пищи довольствуясь местными сплетнями да фантастической болтовней наполитические и другие темы. Все население покорно и безропотно подчинялосьпостановлениям, обычаям и распоряжениям, не всегда оправдывавшимся

ихсодержанием, но преступить которые казалось чуть ли не смертным грехом и, вовсяком случае, поступком чрезвычайной смелости. Религиозность достигала высокого развития,но преобладала внешняя сторона, безотчетное, по доверию, исполнение обрядов иправил Московское купечество, и в ту пору обильноеи крепкое, мало выдвигалось, однако, на арену общественной жизни оно былозамкнуто и жило своими интересами. Французский историк, описывая социальныйстрой монархической

Франции 18-го столетия, уподобляет его большому дому,занятому жильцами. Хотя все этажи этого дома сообщались лестницей, говорит он,но в силу исторических условий движение по ней было крайне ограничено. Каждомужильцу предоставлялось подниматься по ступеням лишь своего этажа, не дальше.Жильцы нижних этажей знали, что верхний этаж им недоступен. При всем различиинашего исторического развития, устройство московского общества во многом подходилоэтой

аллегории. Главную роль играло крепостническоедворянство, в своей массе такое же грубое и невежественное, как и другиесословия, но при этом исполненное высокомерия и чванства истинными ивоображаемыми заслугами своих предков. Дворянская грамота давала этомусословию некоторое подобие политических прав, позволяя выражать у подножияпрестола коллективные желания. Отношения купечества к дворянству, как ксословию правящему, привилегированному, замкнутому в себе и заинтересованному впреследовании лишь своих узкосословных целей,

было, естественно, полнонедоверия, зависти и недоброжелательства. Встретить дворянина или дворянку вкупеческой среде было такой же редкостью, как купца или купчиху в дворянской. Если таковы были отношения к благородному сословию, то еще враждебнее относилось купечество к чиновничеству. Наиболее близкими к купечеству, как такое жегородское сословие, были мещане. Платя гильдию, мещанин становился купцом, инаоборот, переставая платить гильдию, он возвращался в мещанство.

В таком жеположении были и государственные крестьяне, которых не следует смешивать спомещичьими. Что касается до ремесленников, то их недолюбливали, считая ихнародом наиболее беспорядочным и преданным пьянству. Резче всех других сословий отделены были вособую касту помещичьи крестьяне. Их крепостная личная зависимость от другихлюдей ставила их совершенно особняком среди городского общества. Зарядье в начале семидесятых годов 19-гостолетия наполовину было заселено евреями.

Евреи облюбовали это место не сами собой, апо принуждению в 1826 1827 годах евреям было позволено временное жительствов Москве, но этим правом могли пользоваться только купцы торговцы, которым,судя по гильдии, дозволялось проживать от одного до трех месяцев. Кроме того,они могли останавливаться только в одном месте именно в Зарядье на Глебовскомподворье. Таким образом, это подворье являлось московским гетто . Впоследствии на этом подворье была устроена синагога, а кконцу семидесятых годов в

Зарядье было уже две синагоги, и вся торговля была вруках у евреев. В бытовой жизни старой Москвы то и деловстречались резкие контрасты, противоречия рядом с блеском и роскошью грязьи нищета. Хитровка, не существующая теперь, быламного-много лет московской достопримечательностью. Она занимала целые кварталывблизи городского центра, между Солянкой и Покровским бульваром. Здесь былихарчевни, и кабаки, и ночлежные дома, в которых ютилась самая

голь, самаябеспросветная беднота. Это были приюты бывших людей , лишних людей ,неудачников, воров, уголовников и пропойц. Даже на улицу показаться многим былоне в чем. Питались они неведомо чем, что называлось московской бульонкой . Это кухонные отбросы, вынутые из выгребных ящиков по соседним домам и квартирам ираспаренные в кипятке порция бульонки стоила две-три копейки тут было всегопонемножку и очистки овощей, и селедочный скелет,

и петушиная голова, ивыброшенные корки хлеба, а главное горячая вода. И вот, как контраст, в противоположностьэтой голи и грязи, вспоминаются роскошные, излюбленные кутящими москвичамирестораны Стрельна и Яр , умышленно расположенные за бывшей чертой города сейчас же за триумфальной аркой, по пути к Петровскому парку. Сюда езжали налихачах, на парах с отлетом и на русских тройках, гремя бубенцами и взвиваявихрем снежную пыль. Громадные пальмы до высокого стеклянного потолка,тропические

растения целый ботанический сад встречали беспечных гостей вшироких бассейнах извивались живые стерляди и жирные налимы, обреченные в любуюминуту, на выбор, стать жертвой кухни французское шампанское и заграничныепривозные фрукты, хоры цыган с их своеобразными романсами под звуки гитар и сдикими страстными выкриками. Разгоряченные вином некоторые чувствительныемосквичи плакали, а иные в сокрушительной тоске по отвергнутой любви и в пьянойзапальчивости разбивали бутылками зеркала.

Вряд ли кто задавался вопросом гдепьянство было более порочно тут или там на Хитровке? В свое время, в эпоху грибоедовской Москвы,в некоторых кварталах, вроде Арбата, Кудрина или Пречистенки, красовалисьбогатые дворянские усадьбы, с садами, конными дворами и службами, с кучерами иливрейными лакеями, а также стояли и скромные особнячки преимущественнодеревянные, оштукатуренные и окрашенные то в желтый, то в розовый, то в голубойцвет.

Некоторые из таких домов сохранились до сихпор. Прежние их владельцы после крепостной реформы, с шестидесятых годов,мало-помалу стали передавать свои права новому классу торговому, нарождающейсябуржуазии. Но купечество не так уж охотно занимало барские гнезда. Большинствопредпочитало селиться в Замоскворечье, в Рогожской, Таганке, где было попроще ипосвободней, да и соседи были более свои люди.

Строили крепкие, грубыеособняки, разводили просторные сады с фруктовыми деревьями, настаивали из своейрябины ведерные бутыли водки, заводили своих лошадей , чтоб ездить в город ив баню, и чувствовали себя лучше, чем в центральных кварталах. Грибоедовская Москва уступала место МосквеОстровского.