Памятник Екатерине II

Первоначальный эскиз
1861 года значительно отли­чался от осуществленного памятника. Очевидно, предна­значение
памятника: запечатлеть матушку-царицу в ее любимой загородной резиденции —
подсказало художнику изящную камерную композицию. Микешин представил Екатерину
обаятельной женщиной, с непринужденной грацией держащей в руках венок и лиру -
символы славы и искусства. На четырехгранном постаменте, прихотливо изогнутом в
стиле рококо, должны были разместиться ме­дальоны с портретами Румянцева,
Суворова, Потемкина и воспевавшего победы екатерининских орлов Державина, но
профессора Академии нашли, что пропорции пьеде­стала не соответствуют величине
фигуры, проект недо­статочно монументален, а лира в руках императрицы «не
уместна для памятника коронованной особы». Тем не менее, модель была отлита в
бронзе на заводе Шопена и отправлена на Всемирную выставку в Лондоне, где ее
высокое техническое качество отметили медалью. Модель понравилась Александру
II, и в 1862 году ее установили в царскосельском саду, отметив тем самым
столетний юбилей восшествия Екатерины на престол.

В мае 1863 года
петербургский генерал-губернатор князь А.А. Суворов (внук генералиссимуса)
обратился с ходатайством к императору "в воспоминание о благоде­тельном
для нашего Отечества царствовании Великой Императрицы" соорудить памятник
не в Царском Селе, а в столице. Тогда же впервые было названо и место — в
сквере перед Александрийским театром.

     
Место это будит богатые исторические воспоминания. Рядом — Российская национальная
библиотека, известная многим поколениям петербуржцев как Публичка. В ее осно­ве
лежит книжное собрание польских епископов братьев Иосифа и Андрея Залусских,
перевезенное в 1794 году по повелению Екатерины II в Петербург из Варшавы в
каче­стве военного трофея. Вскоре собрание достигло почти 250 тысяч томов. Для
него было построено специальное здание на углу Невского и Садовой (1796 —1801,
архитектор Е.Т. Соколов), которое позднее соединилось с главным корпусом,
обращенным фасадом на площадь (1828—1834, архитектор К. Росси). Императорская
Публичная библио­тека, доступная для всех горожан, открылась в 1814 году.

На другой стороне
площади — усадьба Аничкова дворца, строившегося в 1741—1750 годах как подарок
императрицы Елизаветы Петровны своему тайному супругу, графу Алексею
Григорьевичу Разумовскому. В царствова­ние Екатерины II дворец принадлежал
Потемкину. В саду Аничкова дворца, простиравшемся в XVIII веке от Фонтанки до
Садовой улицы, находился каменный павильон, где устраивались драматические и
музыкальные представления. В начале XIX века в деревянном театре, стоявшем на
том месте, где позднее соорудили памятник Екатерине, давала представления
Императорская российская труппадрамати-ческих актеров, на сцене которого шли
пьесы драматургов Екатерининского времени: А.П. Сумарокова, Я.Б. Княжнина, В.В.
Капниста, Д.И. Фонвизина. Площадь эта стала одним из театральных центров
Петербурга еще до постройки Александринского театра (1828—1832, архитектор К.
И. Росси).

В связи с изменением
места установки памятника, в июне 1863 года Микешин создает новый проект.
Высота монумента была увеличена до 7 саженей, или 21 аршин (около 15м),
изменена форма постамента, вырастающего на массивном, круглом в плане и
суживающемся кверху основании (что в дальнейшем наводило критиков памят­ника на
сравнение его с настольным колокольчиком). Такая форма позволяла гармонично
соединить многофи­гурную композицию постамента с венчающей сооружение статуей
императрицы. На сторонах постамента предпола­галось поместить уже не медальоны,
а круглые статуи, причем в число сподвижников Екатерины, по предложению
петербургского генерал-губернатора, был включен еще и И.И. Бецкой, так что
общее число фигур увеличилось до пяти. Главноуправляющий путями сообщения и
публич­ными зданиями П.П. Мельников, ведомству которого было поручено
сооружение памятника, обратился в Академию художеств за новой экспертизой.
Ректор К.А. Тон отвечал, что заключение можно сделать лишь по представлении
подробного перспективного плана, но ясно, что памятник не должен быть выше 15
аршин (в полтора раза меньше задуманного художником). Тем временем Микешин
создал еще один вариант, изменив пропорции и рисунок поста­мента.
Предполагалось вернуться к четырехсторонней форме, причем на трех сторонах
поместить по два ме­дальона с портретами. Возник вопрос, кого еще включить в
число изображенных, и художник поставил на выбор име­на А.Г. Орлова и В.Я.
Чичагова или княгиню Е.Р. Дашкову.

По этому проекту в
декабре 1863 года академики высказали еще более резкое суждение. Совет нашел,
что новый рисунок постамента «еще менее монумента­лен, чем прежде... безобразно
широк внизу в отношении к верху пьедестала и стоящей на нем фигуры и несо­размерно
с нею велик». А.П. Брюллов и П.В. Басин настаивали, что высоту надо уменьшить,
скульптор Н.С. Пи­менов, вообще не понимавший, почему эту работу ведет
профессиональный ваятель, указывал, что статую им­ператрицы надо «сочинить как
следует», и даже академик Я.И. Гримм, который в итоге стал вести архитектурные
работы по монументу, нашел, что в представленном проек­те «формы памятника не
одушевлены, мертвы».

Художника не смутила
столь суровая критика. Он про­должал работу, шлифуя свой проект и не уступая в
основных позициях своего замысла. В марте 1864 года он обратился с ходатайством
о выдаче ему для работы из Зимнего двор­ца и Эрмитажа бюстов Екатерины,
Румянцева, Потемкина, Суворова, Бецкого, Безбородко, Дашковой и Державина. На
этом этапе художник вернулся к варианту полно­фигурных скульптур вокруг
постамента, число которых достигло семи. Стремясь к наибольшей достоверности
портретов, Микешин запросил в Министерстве двора подлинные костюмы
Екатерининской эпохи из гардероба императорских театров,каковых,однако,там не
оказалось.

Модель памятника
Екатерине II выполнил по рисун­ку Микешина его ближайший помощник, с которым
они вместе работали над новгородским монументом, — Матвей Афанасьевич Чижов
(1838—1916). Для памятника «Тысячелетие России» Чижовым было вылеплено несколь­ко
десятков фигур на фризе постамента.

Высочайшее утверждение
новой модели памятника последовало 4 февраля 1865 года. Началась работа по леп­ке
из глины и отливке в гипсе больших фигур. Художнику заплатили только восемь
тысяч рублей за выполненную модель памятника. Эти деньги сразу ушли на подгото­вительные
работы. По смете же, составленной автором, изготовление гипсовой фигуры
императрицы и двух фигур для постамента требовало восемнадцати тысяч рублей.
Работы в глине были начаты, а средства на литье гипсовых форм не поступали до
августа следующего года.

Четырехметровая статуя
Екатерины, вылепленная М.А. Чижовым, была закончена 3 февраля 1867 года, и
после внесения скульптором исправлений по замечаниям ака­демических профессоров
в июне фигура была отлита из гипса. Мелочные придирки к Микешину продолжались:
от него потребовали разломать деревянный сарай во дво­ре Академии художеств,
где просушивалась гипсовая скульптура, под предлогом, что шум беспокоит жившего
по соседству диакона академической церкви.

Первыми
фигурами для постамента оказались Держа­вин и Дашкова — их, отлитыми в гипсе,
приняли в апреле 1868 года. К декабрю завершилась работа над фигурами Румянцева
и Суворова, которые, как и остальные портреты сподвижников Екатерины, выполнил
Александр Михайло­вич Опекушин (1838—1923). Имя этого ваятеля неразрывно
связано с памятником А.С. Пушкину в Москве (1880).

Число
скульптур на постаменте было увеличено лишь 15 февраля 1871 года, когда
очередной вариант модели памятника вновь осмотрел Александр II. На стороне мо­нумента,
обращенной к театру, художник предполагал поместить медальон с надписью. Вместо
него решили установить изваяния флотоводцев.

Тем временем на площади
перед Александрийским театром уже велись строительные работы. Руководство ими
было возложено на профессора Давида Ивановича Гримма (1823—1898). По рисункам
Гримма были созданы четыре массивных канделябра с пятью фонарями, форма
оснований которых как бы вторит силуэту постамента, картуш с надписью и
несохранившаяся бронзовая ограда в виде гирлянд из дубовых листьев вокруг
памятника. Некоторые архитектурные детали проработал ученик Гримма Виктор
Александрович Шретер (1839—1901).

Подряд на устройство
фундамента и пьедестала был заключен с петербургскими купцами ГА. Балушкиным и
Н.П. Осетровым. Для устройства фундамента вынималась земля в диаметре девяти
сажен (около 20 м) на глубину до пяти аршин (3,5 м). Фундамент на сваях клали
из от­борной бутовой плиты на портландском цементе. Поверх плиты прокладывали
сплошной слой гранита, на котором, собственно, и держится постамент. Он сложен
из блоков сердобольского гранита трех цветов: темно-красного, светло-серого и
темно-серого. Гранит доставляли с апреля 1869 года из окрестностей Ладожского
озера на спе­циальных судах. Добывали его на островах Св. Сергия, Св. Германа и
Янцарь, входящих в Валаамский архипелаг. Камни весом от одной до трех тысяч
пудов (16—48 т) доставлялись к пристани, устроенной вблизи Лебяжьей канавки,
откуда их, используя переносные рельсы, изго­товленные на заводе Сан-Галли,
перевозили на строитель­ную площадку. Современники отмечали, что «перевозка
камня поперек Невского проспекта почти не прерывала движения экипажей». В
работах принимали участие сот­ни рабочих, но не было ни одного несчастного
случая, за исключением происшествия 13 июня 1871 года, когда при ломке камня на
крестьянина Щелпанова отлетела глыба весом в три тысячи пудов, но он удачно
укрылся в расще­лине между двумя блоками и остался «целехонек».

Торжественная закладка
памятника состоялась в при­сутствии императора 24 ноября 1869 года. День был
выбран не случайно: по церковному календарю, это День святой Екатерины, то есть
день тезоименитства императ­рицы Екатерины II — в 1869 году исполнялось 140 лет
со дня ее рождения. В основание памятника был положен ящичек с золотыми и
бронзовыми монетами и медалями. В подборке медалей символично соединялись
важные события двух царствований: восшествие Екатерины II на престол,
присоедине­ние Крыма и Тамани, при­нятие Грузии в русское подданство,
возвращение русских областей от Поль­ши — и то, что происходило уже при
Александре II: его коронация, освобождение крестьян, покорение За­падного
Кавказа.

Перед
началом работы по отливке статуй в бронзе, 14 июня 1872 года гипсо­вые модели
еще раз осмот­рел царственный заказчик. На этот раз были сделаны лишь мелкие
замечания. Александр II обратил вни­мание на то, что Микешин изобразил графа
Безбородко с Георгиевской звездой, а этот орден, дававшийся за боевые заслуги,
вельможа получить не мог, не имея высокого воинского звания. Чтобы избежать
подобных огрехов, царь тут же велел присутствовавшему при этом министру путей
сообщения графу А.П. Бобринскому (правнуку сына Екатерины II) дать точный
список наград изображенных вельмож. По совету царя, около фамилий сподвижников
Екатерины были поставлены их графские и княжеские титулы.

С июня 1872 года по май
1873-го все бронзовые детали памятника были отлиты на литейном заводе Кохуна,
при­надлежавшем торговой фирме «Никольс и Плинке» Бронзы на памятник пошло 3100
пудов (почти 50 т) Высота скульп­туры Екатерины — 6 аршин (4,2 м), статуй на
постаменте — от четырех до трех аршин. Общая высота памятника, как и задумал
Микешин, 7 саженей, то есть 15 метров К этому времени постамент был уже готов В
целом на него пошло больше 600 гранитных блоков, вес которых после отделки и
шлифовки составил 16,5 тысяч пудов (6 тысяч стесали при обработке). Одна из
особенностей массивного камен­ного сооружения состоит в том, что, во избежание
кор­розии, блоки соединяли посредством гнезд и выступов, без пиронов, винтов и
железных полос Верхняя брон­зовая часть памятника накрывает собой
куполообразное завершение постамента, сложенного из гранитных блоков.

Критики
не оставляли своих нападок и после окон­чательного утверждения проекта В фигуре
Екатерины усматривалось «неопределенное выражение», а о скульп­турном
постаменте журнал «Зодчий» в 1872 году выразился еще более резко По мнению
оставшегося безымянным критика, «сподвижники изображены в различных пикант­ных
и довольно каскадных позах, ни в одном изобра­жении .. не выдержан исторический
характер. Из этого видно, что г Микешин в настоящее время точно так же
нуждается в хорошем исполнителе, как он пользовался в начале своего нового
поприща Во все это время он, по-видимому, не старался изучать образцов монумен­тальной
скульптуры, а потому с ним произошло то, что обыкновенно бывает в случаях
такого рода Внезапный случайный успех в художнике пробуждает в нем само­мнение,
уверенность в своей непогрешимости, и тогда конец дальнейшему развитию».

В августе 1873 года
подходила к концу шлифовка по­стамента, шла установка бронзовых деталей
памятника. Вокруг сквера был устроен тротуар из серого гранита с асфальтовыми
полосами между плитами. В сквере выса­живали молодые дубки и кусты жимолости.
Газоны пред­полагались только травяные, без цветов и кустарников, что
обеспечивало хороший обзор памятника со всех сто­рон. Устанавливалась «простая,
но чрезвычайно изящная» ограда, кованые столбики которой соединялись «толстой
проволочной сетью с ромбовидными отверстиями».

Открытие памятника
состоялось 24 ноября 1873 года. С 10 часов утра все войска, назначенные к
участию в цере­монии, были на своих местах. Внутри здания Публичной библиотеки
и по периметру сквера был установлен почетный караул. В половине 11-го государь
начал объезд войск, выстроившихся на Невском проспекте. Императрица Мария
Александровна с дочерьми наблюдали за церемонией из окон библиотеки. От
Казанского собора к памятнику направился крестный ход во главе с высшим духовен­ством.
На специально устроенном в ограде помосте, обитом красным сукном, был отслужен
молебен, после чего прогремел салют 360 выстрелами из всех орудий пешей и конной
кавалерии. Затем начался церемони­альный марш. В честь праздника на Невском и
Большой Морской была устроена иллюминация газовыми светиль­никами и
бенгальскими огнями. «Монумент Екатерине II освещался посредством 4-х приборов
в виде труб, отра­жавших на поверхность памятника свет пламени особого горючего
состава. Много было копоти и дыма, но эффекта не было. Свет оказался слабым, не
достигал вершины центральной фигуры, а постамент очутился в полумраке».

«Коллежский асессор»
М.О. Микешин получил в на­граду за памятник орден Святой Анны 2-й степени,
такой же орден получил подрядчик, производивший отливку бронзовых скульптур.
А.М. Опекушин был удостоен Вла­димира 4-й степени, а М.А. Чижов — Станислава
3-й сте­пени. Общая стоимость затрат на памятник достигла 500 000 рублей, более
чем вдвое превысив первоначально намеченную по смете сумму в 241 740 рублей.

В целом работа Михаила
Микешина над памятником Екатерине II заняла двенадцать лет: ровно столько же
тру­дился в России Этьен Морис Фальконе, приглашенный Екатериной в 1766 году
для создания памятника Петру I.

По тонкому замечанию
знатока русской скульптуры барона Н.Н. Врангеля, Микешин «всегда думал формой,
грезил силуэтами и широкими очертаниями, понимал прелесть массы. Он один среди
всех своих современ­ников не хотел шаблона, смело и размашисто творил — сохранил
всюду искру священного огня».

Силуэт памятника
Екатерине II четко очерчен, но в нем нет сухой геометричности, контуры смягчены
динамичными разворотами фигур на постаменте. Наиболее интересен памятник со
стороны Невского проспекта, откуда он эффектно вырисовывается на фоне ампирного
портала Александрийского театра. Хорош он и в боковом ракурсе, на фоне деревьев
Аничкова сада: благодаря диагональным складкам мантии, фигура царицы кажется
устремленной вперед. Интересен вид со стороны театра, когда мантия императрицы,
расшитая орлами, каскадом плавно струится вниз. Отовсюду хочется подойти
поближе, взглянуть на массивный картуш со словами «Императрице Екатери­не И-й в
царствование Императора Александра П-го. 1873 г.». Это эпиграф к
разворачивающемуся повествованию.

Над картушем
аллегорический натюрморт: книга с надписью «Закон» окружена лавровым венком,
симво­лом славы, венчающим атрибуты наук (свитки), искусств (палитра и
фанфара), военного и морского дела (клинок, якорные цепи), земледелия
(колосья). Суживающиеся покатые ступени, закругленные блоки полированного
гранитного подиума направляют взгляд к бронзовому постаменту, окруженному
фигурами сподвижников, и вы­ше — к статуе императрицы. Она облачена в широкое,
скрывающее очертания фигуры платье, плечи покрыты порфирой, из-под которой
ниспадает мантия. На лице Екатерины запечатлено выражение спокойного величия.
На голове венец и ветви лавра. Важное смысловое зна­чение имеют детали, почти
не видные зрителю снизу: муаровая лента на груди и кованая цепь ордена Святого
Андрея Первозванного — высшей награды России. Ски­петр — знак державной власти
— царица держит легко и уверенно. В левой ее руке — лавровый венок. Вновь и
вновь остроконечные лавровые ветви напоминают о славе екатерининского
царствования. Гирлянды и венки из лавра декорируют круглый постамент,
разделенный на четыре части орнаментированными волютами, обви­вают медальон с
вензелем Екатерины. Венчающая па­мятник статуя фиксирует основную композиционную
ось. Содержание памятника раскрывается при его обходе, вглядывании в детали,
равномерно распределенные по всему периметру постамента.

Задача
создания монументального портрета в виде отдельно стоящей фигуры в полный рост
чрезвычайно сложна. Резко выраженное движение, запечатленное в бронзе, может
придать скульптуре неуместно сует­ливый оттенок. Полная статика привносит
ощущение монотонности. Динамика создается разворотом фигуры, точностью
найденного жеста, игрой света и тени в склад­ках одежды. Особенно трудно решить
тыльную сторону статуи, поэтому подобные памятники обычно рассчитаны лишь на
фронтальный обзор. О микешинской Екатерине этого сказать нельзя. Фигура царицы
живет, движется, сохраняя величавую осанку и царственную гордость по­ступи.
Тяжелые складки мантии, подбитой горностаем, спадают на постамент, создавая
зримый образ покрова, сени, под которой находят убежище и обретают силы
блистательные сподвижники Екатерины.

Григорий Потемкин

Прямо
под вензелем, у ног императрицы, — изваяние ее ближайшего советника и друга
Григория Потемкина.

Его фигура занимает
центральное место в группе из трех фельдмаршалов, военачальников Екатерины
Великой. Он единственный из изображенных, среди наград и лент которого
жалованный портрет Екатерины.

Светлейший князь Григорий
Александрович Потем­кин-Таврический (1739—1791) впервые обратил на себя
внимание царицы будучи 23-летним вахмистром Конной гвардии. Он был награжден,
среди других активных уча­стников переворота 1762 года, званием камер-юнкера,
серебряным сервизом и четырьмя сотнями крепостных душ (всего тогда было роздано
18 тысяч). Однако подлинное увлечение Екатерины началось позднее. Это не было
оче­редным капризом. Легенда гласит, что тайное венчание царицы с возлюбленным
состоялось в 1775 году в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот в Москве.
Как всякий фаворит, Потемкин сра­зу был осыпан чинами и награ­дами, но
проходили годы, целых 16 лет, а светлейший не терял своего места у трона.
Екатерина сделала верный выбор. Потем­кин отличался не только могучим телосложением
и неукротимым темпераментом, но был одним из выдающихся государствен­ных умов
своего времени. Его организаторские способности особенно выявились в освое­нии
так называемой Новорос-сии — южных земель, вошедших в состав империи в
результате турецких войн. Среди заслуг Потемкина основание Одессы, Херсона,
Севастополя, Екатеринослава, создание Черноморского флота, Во 2-й Ту­рецкой
войне, будучи главнокомандующим, он по досто­инству оценил полководческий дар
Суворова, который получил по его протекции титул графа Рымникского.

Григорий
Потемкин с гордо откинутой головой, бла­госклонной улыбкой, поигрывая
фельдмаршальским жезлом, попирает ногой турецкую чалму с полумесяцем. Его
внимание поглощено беседой с Суворовым, непри­нужденно опершимся коленом на
выступ волюты.

Александр
Ва­сильевич Суворов

Светлейший
князь Италийский, граф Александр Ва­сильевич Суворов (1730—1800) начал боевую
службу тринадцатилетним мальчиком в Семеновском полку. Уже в Семилетней войне
Суворов проявил отчаянную храбрость и светлый ум. Его «наука побеждать»
рождалась в боевых операциях, значение которых далеко не обще­признанно. Первые
ордена он получил в кампаниях по усмирению и разделу Польши, ему доверили
доставить в Москву вожака крестьянской войны Емельяна Пугачева. Наиболее
значительные по­беды   уворова одержаны им во 2-й Турецкой войне. Тогда он был
удостоен высокой бое­вой награды — ордена Святого Георгия 1 -и степени. В
отличие от других вельмож, изображен­ных на памятнике с одной или двумя
звездами, у Суворова их три: Андреевская, Георги­евская и Владимирская; на шее
крест Святой Анны — полко­водец был награжден всеми орденами Российской импе­рии
и многими иностранными.

К беседе екатерининских
орлов прислушивается фельд­маршал Румянцев, сидящий справа от Потемкина. Он значительно
раньше их вступил на путь ратной славы.

Петр Александрович
Румянцев

Граф Петр Александрович
Румянцев-Задунайский (1725—1796) тридцатилетним генерал-майором одержал победу
в одном из важных сражений Семилетней войны — при Грос-Егерсдорфе. Елизавета
наградила его орденом Александра Невского, Петр III удостоил Андрея Перво­званного,
Екатерина, упразднив гетманство на Украине, назначила его генерал-губернатором
в Киев. Особое положение фельдмаршала при дворе, несмотря на смену правителей,
отчасти связано с тем, что он считался вне­брачным отпрыском Петра Великого. Но
прежде всего причина, конечно, кроется в его выдающихся полководче­ских
способностях, наиболее ярко проявившихся в 1 -и Ту­рецкой войне, когда Румянцев
был главнокомандующим. Выгодный для России Кючук-Кайнарджийский мир принес
Румянцеву титул Задунайского, алмазный маршальский жезл, лавровый венок и
бриллиантовые знаки Андреев­ского ордена. В его честь была выбита медаль.

За спиной Суворова,
справа, — группа из двух фигур, символизирующая государственную и
филантропическую деятельность мудрой императрицы. За обсуждением архи­тектурного
чертежа (возможно, Воспитательного дома или Академии художеств) запечатлены
Безбородко и Бецкой.

Александр Андреевич
Безбо­родко

Светлейший князь граф
Александр Андреевич Безбо­родко (1747—1799) отличался острой памятью и умением
точно и быстро оценивать ситуацию. Эти его способ­ности привлекли внимание
графа П.А. Румянцева, в ве­домстве которого началась служебная карьера буду­щего
канцлера. В двадцать восемь лет, по рекомендации фельдмаршала, Безбородко стал
секретарем по принятию челобитных императрице. Екатерина, умевшая находить и
ценить нужных людей, сохраняла к нему свое располо­жение до конца дней. После
смерти графа Н.И. Панина Безбородко стал фактическим руководителем внешне­политического
ведомства России, хотя звание канцлера (министра иностранных дел) он получил
уже при Павле I, как и титул светлейшего князя. Необыкновенная благо­склонность
императора, не любившего тех, кто нравился Екатерине, наводит на предположение
о каких-то особенных заслугах Безбородко. Возможно,бу­дучи доверенным лицом
покойной императрицы, Безбородко знал о ее на­мерении передать престол через
отца внуку Алексан­дру и своевременно пре­дупредил об этом Павла.

С должным тактом, не
теряя, однако, чувства собственной значимости, Безбородко внимает Бец­кому,
который на сорок три года старше его.

Иван Иванович Бецкой

Иван Иванович Бецкой
(1704—1795) занимал при дворе Екатерины исключительное положение. Отсутствие
титулов не мешало ему оставаться в числе ближайших советников императрицы. Он
был внебрачным сыном фельдмаршала князя И.Ю. Трубецкого, родившимся в Шве­ции,
где находился в плену этот участник Северной войны. До 1762 года Бецкой жил в
основном за границей. Петр III назначил его главным директором Канцелярии от
строений. В этой должности Бецкой фактически руко­водил осуществлением всех
значительных архитектурных проектов екатерининского царствования. Но главный
его интерес заключался не в этом. Бецкой, получивший пре­красное европейское
образование, стремился создать в России новую породу людей, способных
воспринять пере­довые идеи времени. Для этого он преобразовал систему закрытых
учебных заведений, включая кадетские корпуса, основал Воспитательное общество
благородных девиц (Смольный институт), коммерческое и мещанское училища, два
воспитательных дома для сирот в Москве и Петербурге, реорганизовал Академию
художеств, президентом которой был назначен.

В следующей группе — два
флотоводца, поглощен­ные беседой. В соседстве Чичагова и Орлова-Чесмен­ского
угадывается замы­сел напомнить об успехах Российского флота на се­вере и на
юге: на Балтике и в Средиземноморье.

Василий Яковлевич
Чичагов

Василий
Яковлевич Чичагов (1726—1809), на­чавший морскую службу шестнадцатилетним гар­демарином,
в 1760-е годы был руководителем секретной морской экспедиции, дважды пытавшейся
пройти через льды северных морей на Камчатку мимо Гренландии. В дальнейшем он
был начальником Архангельского, Ре-вельского и Кронштадтского портов, принимал
участие в войнах с турками. В 1789 году стал командующим Балтий­ским флотом. На
следующий год началась война со Шве­цией, и тут Чичагову удалось одержать одну
за другой две блестящие победы над вражеским флотом под Ревелем и Выборгом,
уничтожив 64 шведских корабля. Это принесло ему Андреевскую звезду и орден Свя­того
Георгия 1 -и степени. Чичагов, не занимавший

видного
положения при дворе, не без робости смотрит в сторону импозантного Орлова,
будто не замечая тро­фейного шведского флага на своем колене.

Алексей Григорьевич
Орлов

Из пяти любимцев
гвардии — братьев Орловых (Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир),
обеспечивших успех дворцового переворота 28 июня 1762 года, — граф Алексей
Григорьевич Орлов-Чесменский (1737—1807) сыграл наиболее эффектную роль. Именно
он примчался на коне в петергофский Монплезир, поднял с постели Ека­терину и
доставил в столицу, где «матушку-царицу» ждали гвардейские полки, возведшие ее
на престол. Однако уже через неделю радость триумфа была омрачена смертью в
Ропше низложенного Петра III, свидетелем которой был Алексей Орлов,
повинившийся перед Екатериной, что ее муж погиб в пьяной драке. Первое
десятилетие царство­вания Екатерины прошло под сильным влиянием князя Григория
Григорьевича Орлова (1734—1783), заменить которого в сердце императрицы смог
лишь Потемкин. Алексей Григорьевич получил почетный титул Чесменского в
Русско-турецкой войне 1768—1774 годов, когда осуще­ствлял общее командование
сухопутными и морскими силами России в кампании на Средиземном море. 24 июня 1770
года эскадра под командованием пятидесятисеми­летнего адмирала ГА. Спиридова
обратила в бегство турецкий флот у острова Хиос в Эгейском море. Через два дня,
совершив успешный маневр, русские моряки сожгли 16 линейных и около ста мелких
судов противника в Чес­менской бухте. Эта победа произвела сильное впечатле­ние
на современников. Но через пять лет после Чесмы Алексей Орлов провел операцию,
не принесшую ему славы. Используя свое неотразимое мужское обаяние, он зама­нил
на корабль адмирала С.К. Грейга известную аван­тюристку «княжну Тараканову»,
выдававшую себя за дочь императрицы Елизаветы, и доставил в Петербург, где она
погибла в Петропавловской крепости. Вскоре после этой истории Орлов подал в
отставку и удалился в Москву, где до конца жизни занимался разведением
знаменитых ор­ловских рысаков, кулачными боями и цыганскими хорами. На
памятнике же он изображен как герой самого изве­стного в истории русского флота
сражения — опираясь на подзорную трубу, он топчет турецкий флаг с бунчуком.

Завершая обход
памятника, зритель подходит к фи­гурам Державина и Дашковой, символизирующим
искус­ства и науки, процветавшие в век Екатерины.

Гавриил Романович
Державин

Гавриил Романович
Державин (1743—1816) обратил на себя благосклонное внимание императрицы напеча­танной
в 1783 году одой «Фелица». Царица сочинила для своего двухлетнего внука Алек­сандра
сказку о царевиче Хлоре, которому мудрая Фелица дает на помощь своего сына, по
имени Рассудок, чтобы юноша смог найти розу без шипов — символ ничем не ом­рачаемого
счастья. Поэт, получивший за свою оду золотую табакерку с 500 червонцами, мог,
казалось, рассчитывать на то, чтобы войти в круг влиятельных царедворцев. Неко­торое
время он даже был статс-секретарем императрицы и пользовался правом входить в
ее кабинет с докладами. Однако карьера чиновника Державину не удалась. Его
стремление решать дела по справедливости, излиш­нее усердие в поисках истины
оказались неуместными, и царица велела отста­вить его от всех дел,
сохранив       ж за ним чин сенатора. «Пусть пишет стихи», — сказала Ека­терина,
и, действительно, имя Державина навсегда осталось в первом ряду русских поэтов.

Княгиня Екатерина
Романовна Дашкова

Княгиня Екатерина
Романовна Дашкова (1743—1810) изображена скульптором углубившейся в чтение
книги. Благодаря ее увлечению серьезной литературой, за ней рано утвердилась
репутация ученой девушки — она знала три языка, была знакома с философией
французских про­светителей. Этим отчасти компенсировались изъяны ее внешности:
она была маленького роста, движения ее были быстры и резки, у нее был
приплюснутый нос и толстые щеки. Екатерина Романовна происходила из семьи
графов Воронцовых, известной рядом европейски образованных, либерально мыслящих
деятелей, занимавших важные дип­ломатические посты. Познакомившись в пятнадцать
лет с великой княгиней Екатериной Алексеевной, она стала ее восторженной и
романтической почитательницей. Муж Екатерины Романовны, князь Михаил Иванович
Дашков, был близок к кругу графа Никиты Ивановича Панина, воспи­тателя великого
князя Павла Петровича. В этом кругу зрели намерения отстранить от престола
Петра III и до совершен­нолетия Павла передать власть его матери, Екатерине.
19-летняя княгиня Дашкова искренне считала, что является главной пружиной
заговора, в котором, однако, играла второстепенную роль. После смерти мужа в
1764 году Дашкова переехала в Москву, долго путешествовала за гра­ницей, где
познакомилась с Д. Дидро, Вольтером, А. Сми­том и другими известными
мыслителями того времени. В 1783 году Екатерина II назначила свою давнюю
приятель­ницу директором Петербургской Императорской Академии наук, и тогда же,
по замыслу Дашковой, была основана Рос­сийская Академия — учреждение,
занимавшееся составле­нием словаря русского языка. Как президент этой академии
и директор Петербургской Академии наук Дашкова много сделала для организации
различных исследований и науч­ных экспедиций. В 1794 году императрица отправила
ее в отставку, недовольная тем, что в издававшемся Дашковой журнале «Российский
феатр» была опубликована антимо­нархическая трагедия Я.Б. Княжнина «Вадим
Новгородский».

События последних лет
царствования Александра II — в частности, Русско-турецкая война (1877—1878) —
поме­шали осуществлению замысла расширения мемориала Екатерининской эпохи.
Архитектор Д.И.Гримм разра­ботал проект сооружения в сквере рядом с памятником
Екатерине II бронзовых статуй и бюстов, изображающих деятелей славного
царствования. Перед Александрийским театром предполагалось устроить фонтан,
также укра­шенный скульптурой. Это еще ярче выявило бы сходство петербургского
памятника с близкими ему по времени сооружениями в Европе. Согласно
окончательному списку, утвержденному за год до смерти Александра II, рядом с
памятником Екатерине должны были разместиться шесть бронзовых скульптур и
двадцать три бюста на гра­нитных постаментах. В рост должны были быть изобра­жены:
граф Н.И. Панин, адмирал Г.А. Спиридов, писатель Д.И. Фонвизин,
генерал-прокурор Сената князь А.А. Вя­земский, фельдмаршал князь Н.В. Репнин и
генерал А.И. Бибиков, бывший председателем Комиссии по уло­жению. В бюстах —
издатель и журналист Н.И. Новиков, путешественник П.С. Паллас, драматург А.П.
Сумароков, историки И.Н. Болтин и князь М.М. Щербатов, художники Д.Г. Левицкий
и В.Л. Боровиковский, архитектор А.Ф. Ко-коринов, фаворит Екатерины II князь
Г.Г, Орлов, адмиралы Ф.ф. Ушаков, С.К. Грейг, А.И. Круз, военачальники: граф
З.Г. Чернышев, князь В.М. Долгоруков-Крымский, граф И.Е. Ферзен, граф В.А.
Зубов; московский генерал-губер­натор князь М.Н. Волконский, новгородский
губернатор граф Я.И. Сивере, дипломат Я.И. Булгаков, усмиритель «чумного бунта»
1771 года в Москве П.Д. Еропкин, подавив­шие пугачевский бунт граф П.И. Панин и
И.И. Михельсон, герой взятия крепости Очаков И.И. Меллер-Закомельский. На
изготовление моделей было отпущено в Академию художеств 185 525 рублей, но,
кроме трех бюстов, изго­товленных скульптором М.П. Поповым, ничего не было
сделано, и проект остался неосуществленным.