«Западничество» как течение в русской философии XIX
века
В 40-х годах XIX века в русской философской мысли
возникло особое направление, которое получило название «западники»,
«Западничество», «европейцы». Оно возникло в ходе полемики со «славянофилами».
В отличие от славянофилов «западники» отстаивали идею не самобытности и
исключительности исторической роли и судьбы России в мировой истории, а идею
вплетенности России в единый эволюционный мировой процесс. А развитие Западной
Европы и Америки есть прогрессивное выражение мировой истории. Поэтому Россия
объективно должна «следовать» западному пути развития, а не изолироваться от
него и не противостоять ему. Для «западного» пути развития характерно было
развитие капитализма, утверждение свободного развития личности, создание
гражданского общества и противодействие всякого рода деспотиям, прогрессирующее
развитие науки. Свобода понимается как необходимый атрибут исторического развития.
Представители «западничества» считали, что и Россию закономерно ожидают
экономические, политические, социальные, промышленно-технические
преобразования, которым необходимо способствовать, а не препятствовать. Дух
социально-экономического преобразования России овладевал умами людей, и суть
этого преобразования необходимо было осмыслить философски.
Основным препятствием для прогрессивного развития
России «западники» считали наличие крепостного права и отсутствие политических
и социальных свобод личности. В этом представители-«западники» не расходились.
Но они расходились по поводу путей и способов преобразования России и будущего
России. Как более-менее единое направление «западничество» сохранилось до конца
60-х годов XIX века. Крупнейшими представителями «западников» являлись А.И.
Герцен, Т.Н. Грановский, Н.И. Огарев, К.Д. Кавелин и другие философы и
публицисты. Идеи «западничества» поддерживали В.Г. Белинский, И.С. Тургенев,
П.В. Анненков, И.И. Панаев. Но наиболее крупной величиной в философской мысли
России этого периода был Александр Иванович Герцен (1812–1870).
На формирование его философских взглядов большое
влияние оказали философия Гегеля, особенно его учение о диалектике,
материалистическая философия Л. Фейербаха. Диалектический метод Гегеля он
называет даже не иначе, как «алгеброй революции» и пытается применить
диалектику Гегеля, особенно его учение о единстве противоположностей, к
развитию природы, человека, обществу и человеческой истории. В философии Л.
Фейербаха он находит основополагающие идеи для формирования собственных
взглядов на природу человека, природу и сущность сознания, познания, вытекающих
из естественной природы человека. В своих философских взглядах он
эволюционирует от идеализма Гегеля к материализму, идя дальше идей антропологического
материализма Л. Фейербаха.
Уже в первых своих работах «О месте человека в
природе» (1833 г.), «Дилетантизм в науке» (1842–43 гг.), но особенно в «Письмах
об изучении природы» он встает на позиции материализма. Он признает объективное
существование природы (материи), которая существует до человека, вне человека и
независимо от него: «Вне человека существует до бесконечности многоразличное
множество частностей, смутно переплетенных между собою; … они были, когда его
(человека – Г.Ч.) не было; … они без конца, без пределов; они беспрестанно и
везде возникают, появляются, пропадают», – замечает он в своих «Письмах об
изучении природы». Благодаря тому, что в природе существует «круговорот»
явлений и процессов, она сохраняет себя и как единство, и как многообразие. То
есть он признает развитие природы как универсальной системы, которая лишь может
быть познана человеком, его духом [1, ч. 1, с. 160].
Исходя из этого, А.И. Герцен отличает философское
познание природы от естественнонаучного. Философия стремится выявить
универсальные всеобщие законы бытия природы, а шире – мира в целом, в то время
как естествознание изучает частные, отдельные стороны природных явлений.
Поэтому философия тяготеет к теоретическому знанию, а естествознание – к
эмпирическому знанию. «Им (естествоиспытателям – Г.Ч.) бы хотелось относиться
совершенно эмпирически», «что для мыслящего существа невозможно». Он отмечает,
что предметом философии является познание всеобщего (то есть универсальных
законов бытия мира) достижения истинного знания об этом. Выявление этой одной
истины «занимало все философии во все времена», а все существовавшие
философские системы дополняли друг друга, поскольку любая философская система
не может дать исчерпывающего знания о сущности бытия мира. Он видит призвание
философии в том, «чтобы развивать вечное из временного, абсолютное из
относительного» [1, ч. 1, с. 165].
С материалистических позиций А.И. Герцен анализирует
проблему единства мышления и бытия, соотношения бытия и мышления, о природе и
сущности человеческого познания и мышления.
Он признает, что бытие предшествует мышлению и
сознанию, оно объективно. Человек не привносит в бытие природы, мира и истории
законы из своего сознания. Они присущи самому бытию. В тоже время законы бытия
мира воспроизводятся в сознании и мышлении человека. Поэтому мышление и бытие
обладают тождеством, единством. Особенно отчетливо единство бытия и мышления
проявляется на примитивных ступенях человеческой истории, когда человек еще «не
распался с природой», ощущая непосредственным образом и свое единство с
природой, и единство своего мышления и бытия [1, ч. 1, с. 162]. Но по мере
формирования у человека способности к абстрактному мышлению единство бытия и
мышления становится менее очевидным, но не исчезает вовсе.
В своих философских размышлениях А.И. Герцен отводит
большое место и проблеме происхождения, сущности и природы человеческого
сознания и мышления. Он считает, что сознание и потребность в знании у человека
появляется после того, как он (человек) утратил единство с природой. А сознание
и знание являются вторым способом «усвоения и покорения внешности»,
объективного мира, существующего вне человека. Сознание и знание есть
собственно теоретическое освоение объективного мира.
Герцен специально подчеркивает, что сознание и
познание выступают проявлением родового качества человека, а не только
проявлением личностного «Я». Только осознав «высшее единство рода
(человеческого рода – Г.Ч.) с собой», человек обретает способность к
теоретическому познанию и мышлению, «которое возвращает человека из антиномии к
гармонии», обретая новое единство объективного и субъективного [1, ч. 1, с.
162].
Необходимым условием формирования собственно
человеческого мышления А.И. Герцен считает слово, язык, развитие которого и
приводит к способности человека обобщенно, абстрактно, всеобщно рассматривать
бытие мира. Только в этом случае перед человеком открывается развитие мира не
как набор и нагромождение единичных, случайных явлений, а как закономерный
процесс развития мира как системы. Поэтому «предмет знания» и познания
предстает обобщенным. Преодолевается противоречие между эмпирическим и
теоретическим знанием. Эмпирическое познание, будучи первичным, как бы в
преобразованном виде включается в теоретическое знание, утрачивая свою
непосредственность и самостоятельность. Вслед за Гегелем, рассматривая
диалектику эмпирического и теоретического в познании, Герцен видит синтез
эмпирического и теоретического не в простом их сложении, а в преобразовании
первого во второе благодаря посредствующей роли абстрактного мышления [1, ч. 1,
с. 163]. Таким образом, познание идет от единичного к общему, от формы к
содержанию, от внешнего к внутреннему, все более приближаясь к истинному знанию
о сущности бытия мира как универсума. Поэтому он склонен считать, что «нет
философской системы, которая бы имела началом чистую ложь или нелепость; начало
каждой – действительный момент истины, сама безусловная истина, но
обусловленная, ограниченная односторонним определением, не исчерпывающим ее»
[1, ч. 1, с. 165]. Поэтому А.И. Герцен считает, что весь процесс познания и
развития, философии в том числе, есть процесс преодоления односторонности
истины, а не лжи. «Оттого каждый момент развития науки, проходя как
односторонний и временный, непременно оставляет и вечное наследие». Это
положение А.И. Герцена не утратило и сейчас своего значения [1, ч. 1, с. 165].
А.И. Герцен разрабатывает и свое, близкое к
диалектико-материалистическому, понимание развития истории, сущности
исторического процесса. Отметим основные черты его философии истории.
Он отмечает, что в основе развития истории лежит
борьба противоположностей. «Во все времена долгой жизни человечества заметны
два противоположных движения; развитие одного обуславливает возникновение
другого, с тем вместе борьбу и разрушение первого». Источником этой борьбы
является противоречие между индивидом, стремящимся к монополии, и массой,
которая стремится «взять плод их труда, растворить их в себе». Они
взаимоисключают и взаимодополняют друг друга одновременно. И «эта полярность –
одно из явлений жизненного развития человечества, явление вроде пульса, с той
разницей, что с каждым биением пульса человечество делает шаг вперед». Он
подчеркивает, что эта борьба в различные эпохи и в различных странах протекает
по-своему, но она реальный источник всеобщего развития [1, ч. 2, с. 201–202].
Человек, индивид, по Герцену, является участником и
творцом своей истории и истории человечества в целом, после того как он вышел
из животного мира. Он творит историю как социальное, общественное, а не биологическое
существо. Атрибутом бытия человека, как существа социального, общественного,
является «свобода лица», понимаемая им как всестороннее проявление дарований,
его разума и его сознания. Сама свобода есть проявление его сознания и разума.
Человек в той мере свободен, в какой мере он осознает себя как общественное
существо. «Оно (лицо, персона) – первый элемент, клетка общественной ткани».
Следовательно, мотивом истории является борьба за свободу личности, против
насильственного внешнего воздействия на нее [1, ч. 2, с. 205–206].
Под свободой он понимает «владение самим собою».
Непременным условием свободы человека, по Герцену, является признание «личной
автономии», личной независимости. «Социальная идея, нравственная идея
существует лишь при условии личной автономии» (подчеркнуто мной – Г.Ч.). В то
же время свобода личности достигает своей подлинности только тогда, когда она
становится необходимостью не только для самой личности, но и для всех других.
Под свободой Герцен разумеет и всякое устранение социального угнетения, вещной
эксплуатации человека, когда он (человек) становится лишь объектом и предметом
чьей-либо воли. Он делает вывод, «что история является не чем иным, как
развитием свободы в необходимости». Он близок к выводу: свобода отдельной личности
есть непременное условие свободы всех. И только в этом случае свобода в полной
мере становится необходимостью [1, ч. 2, с. 205–206].
Герцен отстаивает идею о том, что и сущность человека,
и содержание свободы зависят от той социальной среды, в которой, в силу
необходимости, они существуют. Поэтому и свобода всегда конкретна, исторична
как по своему содержанию, так и по проявлению. Отсюда он делает вывод о
самобытности как непременном атрибуте исторической свободы. Следовательно,
историческое движение к свободе, как необходимости, есть сложный и
противоречивый процесс, в котором диалектика сознательного и стихийного тесно
переплетены. Он подчеркивает: «чем больше сознания, тем больше самобытности
(оригинальности – Г.Ч.), чем меньше сознания, тем связь со средою теснее, тем
больше среда поглощает лицо». Он проницательно отмечает, что «есть эпохи, когда
человек свободен в общем деле». Тогда «деятельность, к которой стремится всякая
энергичная натура, совпадает со стремлением общества, в котором она живет. В
такие времена – тоже довольно редкие – все бросаются в круговорот событий,
живут в нем, страдают, наслаждаются, гибнут» [1, ч. 2, с. 246]. Такие эпохи
предстают как эпохи социальных революций. Поэтому и сама история носит
трагический характер.
При этом он глубоко философски замечает: «Нельзя людей
освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены изнутри. Как ни
странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя
рабства, чем удар излишней свободы». Потому что свобода есть прежде всего
атрибут внутренней, духовной жизни человека [1, ч. 2, с. 245].
Философски осмысливая перспективы развития
человеческой истории, внутренним мотивом которой является, по его мнению,
достижение свободы личности, освобождение человека от социального угнетения и
утверждение социальной справедливости, он убежден в справедливости идей
социализма, реализация которых и приведет к созданию справедливого общества без
угнетения человека. Эпоха буржуазных революций в XIX веке, свидетелем которых
он был, были, по его мнению, закономерным этапом движения к социализму. Он
считает, что и Россия движется по этому пути. Но разочаровавшись в итогах
буржуазных революций в Западной Европе, он приходит к выводу, что для России
наиболее органичен переход к социализму через русскую крестьянскую общину. А
социальной силой, способной решить эту историческую задачу, является
крестьянин. «Человек будущего в России – мужик», – подчеркивает А.И. Герцен.
Почему же он видит в русской общине основание для утверждения социализма в
России? Во-первых, потому что русский крестьянин инстинктивно склонен к
коммунистической нравственности, отрицающей не только несправедливость
помещиков и помещичьей власти, но несправедливость, неравенство как таковое.
Во-вторых, русская община исторически оправдала силу своего внутреннего
устройства. «Община спасла русский народ от монгольского варварства… Она
…»устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития
социализма в Европе». В-третьих, поскольку творцом истории является народ, а
большинство народа в России составляют крестьянство, общинное сознание и
психология народа наиболее полно отвечают утверждению принципов социализма в
организации общественной жизни [1, ч. 2, с. 202–203]. По его мнению,
историческая миссия России и выражается в том, что она способна утвердить
социализм, который есть выражение требования самой мировой истории. Идеи и
философия А.И. Герцена оказала влияние на формирование в России такого
политического движения в XIX веке, как народовольцы. При этом А.И. Герцен
настойчиво предостерегал в своей последней работе – письме «К старому товарищу»
(1869), адресованному Бакунину М.А., теоретику анархизма, против насилия и
террора как инструментов социальных преобразований и утверждения свободы и
социализма. Поскольку «взять неразвитие силой невозможно», а «террор также мало
уничтожает предрассудки, как завоевания – народности». Поскольку они (насилие и
террор) лишь вгоняют социальные болезни внутрь, ничего не создавая взамен. Он
сторонник эволюционного развития истории, поскольку эволюция есть наиболее
естественное выражение закономерного развития мировой истории [1, ч. 2, с. 245].
Представителем либерального течения в «западничестве»
был русский историк и философ, видный правовед Константин Дмитриевич Кавелин
(1818–1885). Для западников-либералов общим принципом является признание
свободы человека и ее реализации как универсальной побудительной силы
исторического развития. С этих позиций от требовал отмены крепостного права,
как основного препятствия социально-экономического прогресса российского
общества, мешающего России естественно включиться в единый общечеловеческий
процесс цивилизованного развития. Освобождение крестьян с землей за выкуп он
считал необходимым условием формирования консервативного «мужицкого сословия»,
наделенного правом частной собственности, как той социальной силы, которая
обеспечит социально-экономический прогресс России. Он считал, что
патриархальные основы экономических отношений и исключительность национальной
особенности России (например, религиозность русского народа) исчерпали себя.
Поэтому исторические перспективы развития России связаны со сближением развития
Западной Европы на основе признания либеральных свобод личности и новых
социальных групп и классов, складывающихся в России того периода. В тоже время
он был сторонник компромисса между необходимостью либеральных
социально-экономических преобразований и сохранением самодержавия, основанного
на либеральных законах.
В заключение отметим,, что борьба между
«славянофилами» и «западниками» в русской философской и политической мысли в
России XIX века была отражением противоречивости общественной жизни. Сущность
которой состояла в том, что лишенные исторической перспективы архаические формы
организации общественной жизни все еще были достаточно сильны, а социальные
силы, формирование новых форм философской мысли, отвечающие потребностям
прогресса России, были еще достаточно слабы и малодоступны для народных масс.
Список литературы
Мир философии: Книга для чтения: В 2 ч. – М.: ИПЛ,
1991.
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://www.filosof-chel.narod.ru/