Великие открытия и антирелигиозная мысль Возрождения
Период, охватывающий вторую половину XV в. и весь XVI
в., выдвинул антирелигиозные идеи в центр внимания передовой мысли Западной
Европы. Это время начинающегося крушения основ феодализма и формирования в
борьбе с ним буржуазных общественных отношений.
Исторические успехи мореплавания, промышленности,
торговли, с одной стороны, требуют создания опытной науки о природе, подлинного
знания о ней, а с другой - сами создают основу для развития такой науки.
Разработка опытного естествознания становится настоятельной необходимостью для
буржуазии и для возглавляемого ею поступательного развития общества.
И с той же настоятельностью, с какой утверждение новых
общественных отношений требовало сокрушения средневековых социальных
институтов, утверждение подлинной науки о природе и неотделимого от нее
научного мировоззрения требовало сокрушения религиозного мировоззрения, в тиски
которого была зажата вся духовная жизнь средневековья.
Огромной силы удары обрушили на религию научные
открытия рассматриваемой эпохи. Великие географические открытия сокрушают
средневековые представления о земле и ее обитателях. Освященные религией
взгляды на мироздание ниспровергаются Коперником и Галилеем. Особенно ощутимый
удар нанес по религиозному мировоззрению великий польский ученый Николай
Коперник (1473-1543), разработавший гелиоцентрическую систему мира. Старые,
поддерживаемые церковью представления о том, что в центре вселенной находится
Земля, а не Солнце, потерпели крах. Земля, это избранное богом обиталище людей,
низводилась до уровня рядовой планеты солнечной системы. Лишались всякого
основания представления об исключительности Земли, а также противопоставление
земного небесному. Подрывалась догма о человеке как высшей цели божественного
творения. И хотя церковники объявили учение Коперника „еретическим", они
были не в силах затормозить победную поступь науки.
В авангарде европейской мысли в эпоху Возрождения
выступает Италия. В XV в. университет в Падуе становится настолько
общепризнанным центром аверроизма, что учение о „двойственной истине" и о
вечности мира начинают повсеместно называть паду-анским. Часть падуанцев
всецело присоединяется к взглядам арабского философа Ибн-Рошда, что смертна
лишь душа каждого человека, а безличный разум человечества бессмертен.
Некоторые представители падуанской школы пошли дальше - объявили смертным
всякое сознание. По имени греческого автора III в. Александра Аф-родизийского,
разделявшего этот взгляд, их называли александристами. К ним принадлежал Пьетро
Помпонацци (1462-1524).
В своей книге „О бессмертии души" Помпонацци
пишет, что законодатель религии, обращаясь к народу, проповедуя ему веру,
ставит себе иную цель, нежели ученый, обращающийся к своим коллегам, свободным
от суеверий толпы. Отсюда неизбежно различие выводов, к каким нас приводит
разум (наука) и вера (религия). Разум, например, в отличие от веры находит, что
действие законов природы исключает чудеса, что вера в чудеса -„результат обмана
со стороны жрецов и плод болезненного воображения простых людей".
Помпонацци высказывает мысль, что так как иудаизм,
христианство и ислам взаимно исключают друг друга, то по крайней мере две из
этих религий ложны; значит, большинство верующих обмануто. Но если дало себя
обмануть большинство, то не обмануты ли и остальные?
Бессмертна ли душа? В „писании", говорит
Помпонацци, есть места, подтверждающие такое мнение, но изучение природы и
размышление его опровергают. Во-первых, сознание неотделимо от телесных
органов, с гибелью которых оно гибнет. Во-вторых, учение о бессмертии и
воздаянии внутренне противоречиво: всемогущий бог должен сам быть ответственным
за человеческие поступки. На известный религиозный тезис, гласящий, что,
лишившись надежды на награду и избавившись от страха наказания, люди станут
совершать злодеяния, Помпонацци отвечал, что существовало немало праведников,
не веривших в бессмертие души и воздаяние, и еще больше людей порочных,
веривших и в то и в другое. Добрые дела, совершаемые без надежды на награду,
гораздо более нравственны, чем те, единственным стимулом которых является
расчет на вознаграждение. Тот, кто избегает совершать дурные поступки
единственно потому, что считает их бесчестными, гораздо нравственнее того, кто
отказывается от дурных поступков лишь из страха перед загробной карой. Поэтому
отрицание бессмертия души и воздаяния гораздо лучше укрепляет нравственность,
чем признание этих положений.
Наиболее ярким выражением борьбы науки этой эпохи
против религии являются идеи Джордано Бруно (1548-1600). Отправляясь от
открытия Коперника, Бруно идет дальше: на место гелиоцентризма он ставит учение
о бесконечной, лишенной центра вселенной и бесконечных мирах. Сокрушая
христианскую космологию, он восклицал: „Вперед!. Ниспровергай теорию о том, что
Земля будто бы является центром мироздания.. Распахни перед нами дверь, чтобы
мы могли взглянуть на неизмеримый и единый звездный мир...'' Разум, заявляет
Бруно, может все постичь „благодаря имеющейся в нем бесконечной мощи". В
победе человеческой мысли над тайнами природы, над предрассудками, тупостью и
нетерпимостью он видит высшее счастье. Религиозный иррационализм и обскурантизм
-смертельные враги Бруно.
Бруно отвергал и откровение, и божественный промысел,
и бессмертие души. Переход европейцев от язычества к христианству он описывает
так: „Для народов была выдумана нелепая сказка, появилось варварство, и начался
преступный век, для которого знание считалось опасным". Деспоты, тираны
пользуются религией, чтобы держать народы в сграхе посредством лжи о бессмертии
души и ожидающей на том свете каре за непокорность.
„Вселенная не была сотворена, — писал Бруно. - Нельзя
допустить бытие творца, нисходящего свыше, дающего порядок, творящего
извне". Это, в сущности, атеистический взгляд. Но Бруно не смог полностью
освободиться от влияния идей, с которыми боролся. Заявляя, что „бог и природа
есть одна и та же материя", он одухотворяет материю и все вещи. Этот
гилозоизм сочетается у него с телеологическим представлением о процессах,
совершающихся в природе. И в этом смысле его позиция содержит пантеистический
элемент. Но сам пантеизм, отмечал Энгельс, есть лишь последняя ступень к
свободному человеческому воззрению, т. е. к атеизму. Бруно, которого послали на
смерть римские инквизиторы, выслушав их приговор, заявил: „Вероятно, вы с
большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его". Столь же
мужественно встретил смерть другой выдающийся итальянский атеист -Лючилио
Ванини (1585-1619), отправленный на костер тулузским парламентом. Он заявил в
присутствии тысяч людей, собравшихся посмотреть на его казнь: „Если бы был бог,
я попросил бы его поразить молнией парламент, как совершенно несправедливый и
неправедный; если бы был дьявол, я попросил бы его, чтобы он поглотил этот
парламент... но, так как нет ни одного, ни другого, я ничего этого не
делаю".
В своих произведениях Ванини писал, что мир существует
вечно, что бог его не создавал и не руководит им. Пребывающий вне мира „бог не
является перводвигателем". Такого бога вообще нет. Существует лишь
„природа, которая и есть бог, так как она является началом движения". Если
же богом называть природу, то нелепо ей приписывать разум, черту чисто
человеческую.
Используя аргументацию древних, Ванини показывает
противоречия, к которым приводит вера в бога: „Бог или не хочет устранить зло,
или не может. Второе подтверждает мнение атеистов, первое делает бога
источником зла". „Бог или знает о заблуждениях людей, или не знает. Если
он знает о них, следовательно, он их творец, так как для бога знать и хотеть -
одно и то же". В этом случае он не может быть богом. „Если он их не знает,
он не берет на себя никаких забот в руководстве миром, так как не может им
управлять, не зная его". „Если великие преступления и заблуждения не были
предупреждены богом, нужно утверждать, что бог совершенно не заботится о земных
делах". И в этом случае он не бог. Но допустим, что он заботится о земных
делах, в которых так много преступлений. „Если он не смог их предупредить,
занимаясь ими, он не в силах принять действенные меры для пресечения
преступлений и зол. Если он не всемогущий, значит, он не бог".
Считается, что в „писании" запечатлено откровение
бога. Но так ли это?
Есть серьезные основания считать „писание"
обманом, ибо оно само себе противоречит, утверждая всемогущество бога, между
тем как „из текста Библии вытекает, что сила дьявола выше силы бога... Бог
хочет, чтобы все были спасены, однако мало кто спасается. Дьявол хочет, чтобы
все люди были осуждены, и они почти все бывают осуждены".
Воздаяние неправомерно, поскольку за поступки людей
отвечает управляющий этими поступками бог. Воздаяние к тому же требует
бессмертия души, которое Ванини детально опровергает. Во-первых, рождение,
питание, рост, смерть, строение тела и основные черты психики у людей и
животных одинаковы, „поэтому, если душа умирает вместе с животным, она должна
умереть и вместе с человеком". Во-вторых, все созданное умирает, значит, и
душа тоже. В-третьих, „еще никто не возвратился из царства мертвых". В-четвертых,
„бессмертие пуши отвергали наиболее видные ученые мужи", и античные, и
„крупнейшие мыслители наших дней".
Социальная роль религии, по мнению Ванини,
отрицательная; это орудие, при помощи которого „невежественный народ содержится
в рабстве из боязни перед всевышним".
Ванини, как и Бруно, сохраняет еще некоторые
средневековые представления. Он уверен, что небесные светила определяют судьбы
людей. Он иногда впадает в пантеизм. И все же оба великих итальянца навсегда
останутся в памяти человечества глашатаями атеизма.
Скептицизм Возрождения и борьба против религиозного
мировоззрения
Передовая мысль Италии оказала положительное влияние
на другие европейские страны. Но главной причиной распространения передовых
идей были обстоятельства, дававшие себя знать во Франции, Голландии, Германии
не меньше, чем в Италии. Социально-политические движения эпохи, облекая свои
требования в религиозную форму, породили множество различных церквей
(лютеранская, кальвинистская, англиканская и др.), взаимно опровергавших и
преследовавших друг друга. При этом протестантизм, едва возникнув, проявил не
меньшую нетерпимость и бесчеловечность, чем католицизм. В маленькой Женеве за
60 лет сожгли 150 человек за инакомыслие.
Возрождение положило начало крушению взглядов, веками
господствовавших над сознанием людей. Если положения, считавшиеся безусловно
истинными, оказались неверными, можно ли рассчитывать, что есть что-либо
истинное? Не означает ли это, что все признаваемые людьми мнения безусловно
ложны? Таков ход мысли, неизбежно получающий распространение (при незнании
диалектики) в эпохи крутой ломки идей. Чтобы канули в прошлое фидеизм и
догматизм средневековья, чтобы восторжествовало научное материалистическое
мировоззрение, путь ему должна была проложить работа отрицания. Эту работу выполняет
скептицизм Возрождения, тесно связанный с рационализмом. Последний состоял в
призыве ничего не принимать на веру, все взвешивать разумом, следовательно, все
поставить под сомнение, подвергнуть критике.
Страной, где антирелигиозный скептицизм Возрождения
получил самое яркое выражение, явилась Франция.
Проникнутое эпикурейским материализмом бессмертное
творение Франсуа Рабле (1494-1553) "Гаргантюа и Пантагрюэль"
мастерски использует оружие скептицизма в борьбе со средневековым мракобесием.
В этой книге высмеивается вера в бессмертие души и христианский призыв к отказу
от земных радостей. Великий сатирик с позиций здравого смысла издевается над
откровением, как нелепой заумью. Рабле беспощаден к порабощающей умы слепой
вере. Сообщая, что его герой был рожден через ухо, он прибавляет: „Я
подозреваю, что вы не верите такому странному рождению. Если не верите, мне до
этого дела нет; но порядочный и здравомыслящий человек верит во все, что ему
говорят и что написано. См. Притчи Соломона, гл. XIV: „Невинный верит каждому
глаголу", см. святого апостола Павла Первое послание к коринфянам. Гл.
XVIII: „Милостивец верит всякому". Почему же вы не верите? Никакой
видимости правды, скажете вы. Я же вам скажу, что именно по этой причине вы и
должны верить совершенной верой, ибо сорбонисты говорят, что вера есть „вещей
облачение невидимых". Разве противоречит этот случай нашей религии,
закону, разуму и „священному писанию"? Что до меня, то я не нахожу в
святой Библии ничего, что бы противоречило этому. Но если бог так хотел, то
ведь не скажете же вы, что он не мог этого сделать?., ибо, говорю вам, для бога
нет ничего невозможного, и если бы он захотел, то все женщины рожали бы детей
через уши".
В еще более острой форме выступает антирелигиозный
скептицизм в сожженной в 1538 г. по приговору парижского парламента книге Б.
Деперье „Кимвал мира", в „Цицерониане" Э. Доле, в „Диалогах" Ж.
Таюро и ряде других произведений.
Значительную роль в борьбе с мракобесием сыграл видный
французский политический деятель и мыслитель Жан Воден (1530-1596), выдвинувший
материалистическое учение о том, что верования, нравы и социальный строй
каждого народа обусловлены природой и климатом его страны. В сочинении Бодена
„Беседа семерых" (получившем распространение в рукописных списках уже после
смерти автора) участвуют три защитника христианства, сторонник иудаизма,
сторонник ислама, деист и скептик, близкий к атеизму.
Сопоставление евангельских текстов, говорится в
диалоге, доказывает, что они не заслуживают доверия, ибо сами себе противоречат,
не говоря уже о том, что сообщаемое там противоречит разуму.
И божественность Христа, и догматы об искуплении и
евхаристии, как показывает Боден, противоречат здравому смыслу, а бессмертие
души и воздаяние выдуманы для укрепления социальных установлений.
У сторонников религии „в роли всех аргументов,
принципов и доказательства выступает одно только слово — верьте!" А на
каком основании? На основании слов Христа, так как он бог? Но надо еще
доказать, что он бог. На основании „писания"? Но оно само себе противоречит.
Веру, утверждает Боден, вытесняет знание.
Показывая несостоятельность всех существующих религий,
Боден отдает предпочтение "естественной", „присущей человеку от
природы" религии, что свидетельствует об исторически неизбежной его
ограниченности.
Самым глубоким выразителем скептицизма Возрождения
явился Мишель Монтень (1533-1592). В своих "Опытах" (1580-1588)' он
призывает сбросить гнет общепринятых взглядов и последовать примеру людей,
"которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не принимая на веру и
не полагаясь на авторитет".
Монтень детально обосновывает положение о том, что
сознание человека всецело зависит от его тела, что приводит его к выводу о
неизбежной гибели духа со смертью тела. Сон, обморок, любая потеря сознания
являют нам „подлинный и неприкрашенный лик смерти". Люди, как и их
„братья-животные", - дети „нашей матери-природы" Материальный мир, в
котором мы живем, — это все, что существует Нет никакого иного, потустороннего,
мира.
С этих позиций, обильно цитируя Лукреция и
присоединяясь к его взглядам, Монтень критикует идеализм Платона, волюнтаризм
стоиков, мистицизм и антропоцентризм. Вместе с бессмертием души опровергается и
воздаяние. Доказывается, что оно невозможно, а если бы и было возможно, то было
бы крайне несправедливо.
Если видеть в боге первопричину вещей, т. е. нечто
коренным образом отличное от людей, говорит Монтень, то нельзя ему приписывать
ни разум, ни справедливость, ни милосердие. В противном случае он окажется
человеком. В этой связи с одобрением приводится мнение Эпикура и Стра-тона,
согласно которому природа, вовсе лишенная сознания, развивается в силу
внутренней необходимости и ни о каком вмешательстве богов в ход событий не
может быть и речи.
Религия внедряется не божественными средствами
"сверху", а человеческими "снизу". Религии основаны не
богом, а людьми. „Религия есть не что иное, как их (людей) собственное
измышление", созданное, „чтобы налагать узду на народ и держать его в
подчинении".
Полезна ли религия? Религии, выдуманные для достижения
безнравственных целей, приносили, конечно, вред. А религии, созданные с благими
целями (к их числу Монтень относит христианство) ? Сделали они людей лучше?
Сделали они их счастливее? Требование религии, в том числе христианст-ва,
предписывающее отказываться от радостей жизни, противно природе и делает людей
несчастными. Еще больше горя приносят людям массовые бесчеловечные расправы с
инакомыслящими, на которые толкают людей религии, особенно христианство, на
протяжении всей своей истории порождающее жестокую нетерпимость, преследование
науки, уничтожение культурных ценностей.
Борьба с фидеизмом — главная задача Монтеня. Ратуя за
науку, изучающую не книги, а вещи, опирающуюся на опыт и разум, Монтень
провозглашал безграничность возможностей такой науки: „То, что осталось
неизвестным одному веку, разъясняется в следующем... Поэтому ни трудность
исследования, ни мое бессилие не должны приводить меня в отчаяние, ибо это
только мое бессилие", а не бессилие человеческого разума вообще.
Открытые выступления против религии
Для произведений передовой мысли этой эпохи характерно
то, что самые смелые высказывания в них сопровождаются заверениями в
религиозной лояльности. На страницах этих книг зловещий отблеск костров, на
которых гибли борцы против мракобесия. Ссылаясь на эти лояльные заявления
вольнодумцев, реакционеры наших дней утверждают, что эти мыслители были преданы
христианству, что в эпоху Возрождения антирелигиозные идеи не имели никакого
распространения. Опровержением этого являются многочисленные свидетельства
современников о том, как много появилось в XVI в. в Европе эпикурейцев,
деистов, атеистов, о том, что именно в этом веке впервые стали употреблять
слова "вольнодумец", "деист", "атеист".
Опровержением взгляда о невозможности деизма и атеизма
в данную эпоху является факт значительного распространения в это время
произведений, открыто отвергавших христианство и все существующие религии. Они
ходили по рукам в печатной и рукописной форме и (несмотря на то, что одно их
хранение могло стоить жизни и в XVI, и в XVII, и в XVIII вв.) Дошли до нас.
Такова изданная в 1573 г. книга "Блаженство
христиан, или Бич веры".
Ее автор Жоффруа Балле вместе со своим произведением
был сожжен в Париже в 1574 г. Центральная идея книги - призыв отказаться от
веры и заменить ее знанием. Знание вытесняет веру, с которой оно несовместимо,
чем больше у человека знаний, тем меньше у него веры. Если кто-нибудь, „кому
выплатили большой долг, потребует от вас его вторично, — каким из следующих
выражений захотим мы, говоря по совести, воспользоваться, чтобы ответить на
это: „Я верю, что уже расплатился" или „Я знаю, что уже расплатился"?
Я убежден, что нет такого верующего, который в данном случае сказал бы „Я
верю", отвергнув „Я знаю".
Балле отвергает католицизм, кальвинизм, христианство
вообще, так как его сторонники принимают религию „на веру и из страха".
Это же обвинение Балле бросает всем религиям. Все религии не только ложны, но и
вредны. Человек должен „осознать яд и разврат, мерзости и злодеяния,
причиняемые всеми религиями", и отвергнуть их.
Отрицая падуанский принцип „двух истин", Балле
заявляет: "Существует одно воззрение, порожденное в нас знанием, и другое,
которое в нас вселили, пользуясь нашим невежеством, посредством веры, боязни
или внушенного нам страха перед богом... вера есть недостаточность знания, ибо,
где имеется знание, там вера умерла и не может существовать". И
нравственность человека и его счастье, по словам Балле, зависят только от
знания и разума.
Правда, Балле полагал, что, вооружившись знаниями, мы
придем к какому-то пониманию бога, основанному на разуме. Эту ограниченность
XVI в. не могли преодолеть многие представители антирелигиозной мысли даже
двумя веками позднее.
Подобно вышеупомянутой книге Балле, не прибегает к
маскировке и анонимный трактат „О трех обманщиках", в котором открыто
отрицаются все религии Самое раннее его издание, дошедшее до нас, датировано
1598 г., но, по свидетельству современников, первые его издания получили
значительное распространение уже в первой половине века.
Основная мысль трактата если рассказы Моисея и
Магомета об их сношениях с богом - ложь, то такой же ложью являются
соответствующие утверждения Христа. Христиане уверяют, что Библия содержит
откровение самого бога. То же самое говорят китайцы о своих древних книгах, индийцы
— о Ведах, мусульмане - о Коране. Какой же религии верить? „Ведь каждая
обвиняет другую в обмане... Что же мы должны теперь делать? Или должны верить
всем, что было бы смешно, или ни одной, что, конечно, верней..." Моисей
разоблачил ложь язычества, Христос — ложь иудаизма, а Магомет — ложь и того и
другого. „Отсюда следует, что каждый новый создатель религии наперед должен
быть заподозрен в мошенничестве".
Шаг за шагом в трактате опровергаются доводы в пользу
существования бога. Один из таких доводов состоит в том, что все люди на земле
согласно свидетельствуют, что бог существует. Так говорят лишь те, отвечает
автор, кто отождествляет мнение своих родичей и трех-четырех прочитанных
книжонок с мнением всех людей. „Пойдите в Италию, столицу христианства, и
попытайтесь там сосчитать свободомыслящих и, скажу больше того, атеистов. И
после этого вы посмеете еще говорить о согласном свидетельстве всего
человечества, что бог есть и что следует ему поклоняться?"
На другой довод защитников религии: „Но разве вселенная
не зависит от руководства своего творца?" -автор трактата отвечает:
„Возможно, но необязательно". Более вероятно, что все совершается без
вмешательства внеприродной силы. Такое объяснение естественнее. Но если даже
допустить, что бог есть, почему ему надо поклоняться?
Считать, что поклонением можно польстить самолюбию
бога, подольститься к нему, — значит отождествить его с худшими из людей. Автор
трактата отвергает какое бы то ни было поклонение богу - природа в поклонении
не нуждается. Отказавшись от религии, люди обретут счастье -для этого
достаточно следовать природе.
Своим возникновением религии обязаны выдумке
тунеядцев, живущих народным трудом: „...из корыстолюбия бездельники выдумали
затейливый и непонятный для обыкновенного человеческого рассудка хлам...
О, какие лакомые куски для этих чародеев — плоды твоей
горькой работы!" „Эти господа, сидящие у кормила правления, вытягивают
ростовщические проценты из народного легковерия", ибо для разоблачения
этого обмана нужно много знаний и много времени, а „простые честные люди,
пастухи и крестьяне, не располагают ни свободным временем, ни знаниями".
У этих антирелигиозных идей те же социальные истоки,
что у философии вождя революционного выступления немецких крестьян и городской
бедноты в 1524—1525 гг. Томаса Мюнце-ра (ок. 1490-1525), который „в
христианской форме... проповедовал пантеизм... местами соприкасающийся даже с
атеизмом" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 370).
Даже оплот мракобесия в ту эпоху - Испания испытывает
на себе влияние новых идей. Здесь с учением, направленным против мистицизма и
теологии и проникнутым убеждением, что наука всесильна, выступает X. Л. Вивес
(1492-1540). В 1575 г. выходит „Исследование способностей к наукам" Хуана
Уарте (ок. 1530-1592), где отвергаются чудеса и какие-нибудь ссылки на бога при
объяснении явлений природы, доказывается всесторонняя зависимость сознания от
тела и опровергается бессмертие души. Еще дальше идет другой испанец —
выдающийся ученый Мигель Сервет (ок. 1510—1553). В его книге „Восстановление
христианства" (1553) отвергаются все религии и выдвигается учение о том,
что бог не дух, не разум, а все, т. е. природа. Спасаясь от добивавшихся его
смерти католических мракобесов, Сервет бежал в Женеву, где угодил в лапы
мракобесов протестантских: Кальвин отправил на костер и ученого и его книгу.
Таким образом, распространенность антирелигиозных идей
в рассматриваемую эпоху — бесспорный факт. Это, однако, не означает, что все
предрассудки, встречающиеся в произведениях передовых людей Возрождения, высказываются
ими лишь с целью маскировки. Само мировоззрение этих мыслителей было по
необходимости противоречиво. „Им трудно было вырвать из груди мнения,
освященные веками" (Герцен).
Список литературы
Маркс К, Энгельс Ф., Ленин В. И. О религии. М., 1983.
Деятели Октября о религии и церкви. М., 1968.
Кубланов М. Мыслители древности о религии. М., 1960.
Ламонг Корлисс. Иллюзия бессмертия. М., 1984.
Лункевич В. Герои и подвижники науки. М., 1961.
От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела. М.,
1969.
Черный туман. М, 1976.
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://religion.historic.ru