Концепция
правового государства.
Важнейшей
характеристикой такого правового состояния общества является определенное
взаимоотношение права и политической власти, разработанное либерально-просветительской
мыслью в концепции правового государства. Суть этого взаимоотношения можно
свести к трем основным положениям:
·
категорическое соблюдение основных прав и свобод личности;
· верховенство
закона,
· разделение
властей (законодательной, исполнительной и судебной).
Один из главных
инструментов права — ЗАКОНЫ, а они создаются, принимаются и наделяются
принудительной силой публичной властью, государством. Если государство
принимает законы, ограничивающие права личности, это право или бесправие? Вот
тут-то и срабатывает упомянутое выше различение права и закона: закон может
быть и НЕПРАВЫМ, если он нарушает основополагающие принципы права (равенство,
свобода, справедливость), если он покушается на «естественные» права и свободы
личности.
Поэтому первым
принципом правового состояния государства и объявляется БЕЗУСЛОВНОЕ СОБЛЮДЕНИЕ
НЕОТЪЕМЛЕМЫХ ПРАВ И СВОБОД ЛИЧНОСТИ, которые «выше» любого закона, любого
нормативно-принудительного акта государства. Кроме того, само государство и его
чиновники должны быть поставлены в рамки правовых законов. Государственная
всесильная воля сама должна быть ограничена законом. В этом смысл принципа
ВЕРХОВЕНСТВА ЗАКОНА. Право одинаково обязательно и для «власть предержащих», и
для подвластных.
Такое
самоограничение государства реально возможно только при соблюдении принципа
РАЗДЕЛЕНИЯ ВЛАСТЕЙ, исключающего монополизацию власти в руках одного лица или
органа. Смысл этого принципа правового государства — в предотвращении сползания
государства к тоталитаризму, в разъединении государственного монолита на три
равноправные части (или «ветви власти»), которые обладают самостоятельностью,
независимостью и главное — взаимно контролируют друг друга, не допускают
превышения полномочий какой-либо из властей.
Концепция
правового государства, венчающая общий замысел либерально-просветительской
трактовки сущности права, стала значительным теоретическим достижением
философско-правовой мысли. В странах, где эта концепция дошла до практического
воплощения, в целом сформировался достаточно строгий правовой порядок. Однако
для большей части человечества, в т. ч. и для нашей страны, то состояние
общества, которое можно было бы назвать подлинно правовым, по-прежнему остается
лишь заманчивой и желанной целью, в общем-то вполне достижимой, но, к
сожалению, не в самом ближайшем будущем.
Правосознание
и его уровни.
Право,
правоотношения, правовая деятельность естественно отражаются в сознании. людей
в виде неких знаний и оценок, чувств и привычек, в совокупности образующих
особую форму общественного сознания — ПРАВОСОЗНАНИЕ. В нем выражены
представления какой-либо социальной группы или индивида не только о самом
праве, но также об обеспечивающих существование права институтах — государстве,
правосудии, законности.
Правосознание,
как и любая другая форма сознания, неоднородно. Его «нижний» этаж составляют
правовые привычки, чувства эмоции, несистематизированные знания. Это область
ОБЫДЕННОГО, или «ПРАКТИЧЕСКОГО» СОЗНАНИЯ. В нем выражено определенное
фактическое знание индивидами права, проявляющееся в стремлении следовать
правовым стандартам поведения.
Любопытно, что
индивид может и не подозревать о том, что он является обладателем некой суммы
правовых знаний. Но выполняя принятые в обществе правила поведения, типа
соблюдения договоренностей, предоставления взаимных услуг, возмещения ущерба,
совершения актов купли-продажи и пр., индивид тем самым демонстрирует
«практическое знание» правовых нормативов, которые могут и не выделяться
сознанием именно как правовые. Такие, фактически являющиеся правовыми, навыки,
знания по существу несут на себе главную нагрузку по регулированию повседневных
взаимоотношений отдельных людей.
Там же, где
речь идет о правовых отношениях людей как представителей определенных
социальных групп или же эти отношения строятся через социальные институты
(государства, правосудия и пр.), там необходим иной уровень правосознания —
ТЕОРЕТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ. На этом уровне осуществляется осмысление самой
сущности права, его возможностей и границ, анализ опыта правовой жизни, деятельности
правовых институтов и реальной отдачи правовых норм и т. д.
Это уже — сфера
действия профессионалов, т. е. теоретиков, идеологов. К их компетенции
относятся разработка системы правовых наук, научно-практические рекомендации
законодательным и право-применительным органам, обучение правовым знаниям,
навыкам и т. д. Поскольку здесь речь идет о теории, т. е. научном уровне
освоения права, то, конечно, же эта деятельность относится к духовному
производству со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Степень
развитости правосознания как практического, так и теоретического является одним
из важнейших показателей общего правового состояния общества, его правовой
культуры.
Духовная
жизнь общества.
Под ДУХОВНОЙ
ЖИЗНЬЮ ОБЩЕСТВА обычно понимают ту область бытия, в которой объективная,
надындивидуальная реальность дана не в форме противостоящей нам предметной
деятельности, а в форме неотъемлемой части внутренней сущности самого человека.
Как видим, уже в попытке определения духовной жизни сразу появляется противоречие:
вроде бы дух, идеальное начало не существуют сами по себе, вне человека, но в
то же время они — надындивидуальны, всеобщи, объективны, т. е. от человека
вроде бы и независимы. Этот непонятный статус таких идеальных начал, как
Истина, Добро, Красота и др., и составляет суть «проблемы духа», всегда
находившейся под пристальным вниманием философов.
Традиция
философского анализа духовной жизни уходит в глубокую древность. Одну из самых
фундаментальных попыток отчетливо поставить и разрешить проблему духа предпринял,
как вам известно, древнегреческий философ ПЛАТОН. В его философии бесплотное
неопределенное идеальное начало превратилось в достаточно четко
систематизированную и иерархизированную структуру, которая буквально «держит»
мир, составляет его основу. Именно идеальное начало оказывается первосущим, а
материальный мир — лишь его несовершенным подобием. Так мир идей у
древнегреческого мыслителя приобрел самостоятельное существование.
В средневековье
«линия Платона» получила неожиданное продолжение и своеобразное развитие в
христианстве. Христианская религия весьма существенно изменила шкалу основных
жизненных ценностей. Легкое пренебрежение Платона материальной стороной жизни
сменилось ее однозначным принижением и соответственно возвеличиванием духа, ибо
сам Бог объявлялся в конечном счете духовным началом. Средневековые философы
(апологеты и схоласты), немало потрудившись над логической стороной духа,
проблему идеального так и не решили: им с самого начала было ясно, что
божественную суть духа надо принимать как данность, а не докапываться до причин
ее проявления.
Конец
средневековья и начало новой исторической эпохи, естественно, ознаменовались и
сменой философских предпочтений. Место безусловного авторитета божественного
разума занял не менее категоричный авторитет разума человеческого. «Разум
правит миром», — провозгласили революционеры духа XVIII в., имея ввиду
возможность разумного устройства прежде всего общественных порядков. Реальные
успехи человеческого разума оказались настолько велики и очевидны
(промышленность, наука, политика, право), что каких-либо преград на его пути
просто не замечали. А уж вопрос о том, каким образом человеческий разум вдруг
стал таким «всесильным», даже и не возникал.
Это произошло
позднее, после того, как немецкая классическая философия педантично
проанализировала реальные возможности человеческого разума (Кант), показала его
диалектическую противоречивость, попыталась выстроить историю эволюции духа
(Гегель) и, наконец, в лице Маркса четко поставила и решила основные вопросы
интересующей нас проблемы.
Марксистская
концепция материалистического понимания истории, смысловым стержнем которой
была идея зависимости общественного сознания от общественного бытия, просто и
логично объясняла как само появление человеческого разума, так и многие его
последующие приключения. И как бы ни оценивалась ныне марксистская доктрина в
целом с ее явно неудачными историческими прогнозами, более ясного
рационалистического решения проблемы происхождения и развития человеческого
разума пока еще никто не предложил.
Однако свет
разума, так победоносно воссиявший для философов XVIII в., в последующих двух
столетиях не смог уберечь человечество от массы неудачных социальных
экспериментов, колоссального количества малопонятных жертв и страданий, практически
неуправляемого развития истории. Неудивительно поэтому, что рационалистическая
философия, в т. ч. марксистская, сдала господствующие позиции.
В конце XIX в.
возникла новая линия философствования — НЕКЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. Она
насмехалась над наивной верой человечества в рациональное устройство мира и
возможность его адекватного познания, сознательно культивировала иррационализм.
На этом пути было открыто немало любопытных истин, но интересующая нас проблема
и в данном случае нетривиальных решений не нашла.
Истоки проблемы
ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА коренятся в ДВОЙСТВЕННОСТИ материально-духовной природы
самого человека.
Духовная
сторона бытия человека возникает на основе его практической деятельности как
особая форма отражения объективного мира, как дополнительное средство
ориентации в этом мире, а также взаимодействия с ним. Генетическая (по
происхождению) связь духа с практической деятельностью человека никогда не
прерывается: так было во времена становления человечества, так происходит и
сейчас, в период формирования (социализации) каждого отдельного человека. Ведь
абстрактное мышление не является нашей природной способностью. Оно не
наследуется биологически, а формируется в процессе приобщения индивида к
специфически социальному образу жизни и деятельности.
Человеческое
мышление по сути своей есть та же самая предметная деятельность, только связана
она не с реально осязаемыми предметами, а с их идеальными заменителями —
знаками, символами, образами и т. д. Иначе говоря, все мыслительные операции
формируются в результате своеобразного переноса внешнепредметных действий во
внутренний идеальный план. Именно это обстоятельство и создает объективную
основу вроде бы чисто субъективной человеческой духовности.
Коль скоро
практическая деятельность человека строится по законам объективного мира, то и
наша духовная жизнь должна следовать этим законам. Речь не идет о полном
тождестве материального и идеального. Суть заключается в их принципиальном
единстве, совпадении основных, «узловых» моментов. При этом создаваемый
человеком идеальный мир понятий, образов и доги обладает существенной
самостоятельностью, автономностью. Он может очень далеко отрываться от
материальной действительности, может даже возомнить себя абсолютно
самостоятельным, самосущим. Однако окончательно избавиться от своей
материальной основы дух не может. Мешают по меньшей мере два обстоятельства:
его «материальное» происхождение и его предназначение — ориентация человека в
мире. Потеря такой ориентации означает гибель самого духа.
Кроме того, у
духа есть еще одно основание объективности. Различные продукты духовной
деятельности — идеи, нормы, идеалы и др., — раз возникнув и доказав свою
практическую значимость, неограниченно долго сохраняются в социальной памяти
человечества в форме знаков, символов, звуков, изображений и т. д. Это
«опредмечивание» идеального одновременно выступает и как его объективация.
Приобщение к этой новой «сверхприродной» реальности и составляет суть процесса
социализации человека, т. е. усвоение им основных норм культуры.
Поскольку
духовная жизнь человечества происходит и отталкивается все-таки от сферы
материальной, постольку и структура ее во многом аналогична: духовная
потребность, духовный интерес, духовная деятельность, созданные ею духовные
блага (ценности) и т. д. кроме того, наличие духовной деятельности и ее
продуктов необходимо порождает особый род общественных отношений (эстетических,
религиозных, нравственных и т. д.).
Однако внешняя
похожесть организации материальной и духовной сторон жизни человека не должна
затемнять существующих между ними принципиальных различий. К примеру, наши
духовные потребности, в отличие от материальных, не заданы биологически, не
даны (хотя бы в основе своей) человеку от рождения. Это вовсе не лишает их
объективности, только данная объективность другого рода — чисто социальная.
Потребность индивида в освоении знаково-символического мира культуры носит для
него характер ОБЪЕКТИВНОЙ необходимости — иначе человеком-то не станешь. Только
вот «сама собой», естественным образом эта потребность не возникает. Она должна
быть сформирована и развита социальным окружением индивида в длительном
процессе его воспитания и образования.
Стоит заметить
при этом, что вначале общество прямо формирует у человека лишь самые
элементарные духовные потребности, обеспечивающие его социализацию. Духовные же
потребности более высокого порядка, связанные с освоением как можно большей
части богатств мировой культуры и особенно с участием в их приумножении,
общество может формировать лишь косвенно, через систему духовных ценностей, на
которые индивид ориентируется в своем духовном саморазвитии.
Еще одна
любопытная особенность духовных потребностей — их принципиально НЕОГРАНИЧЕННЫЙ
характер. «Пределов роста» потребностей духа просто нет. Естественными же
ограничителями такого роста выступают лишь объемы уже накопленных человечеством
духовных ценностей да сила желания каждого человека участвовать в создании этих
ценностей.
Что же касается
самих духовных ценностей, вокруг которых складываются отношения людей в духовной
сфере, то этим термином обычно обозначают социально-культурное значение
различных духовных образований (идей, норм, образов, догм и т. д.). Причем, в
ценностных представлениях людей непременно присутствует некий
предписательно-оценочный элемент.
В духовных
ценностях (научных, эстетических, религиозных) выражаются общественная природа
самого человека, а также условия его бытия. Это своеобразная форма отражения
общественным сознанием объективных тенденций развития общества. В понятиях
прекрасного и безобразного, добра и зла, справедливости, истины и пр.
человечество выражает свое отношение к наличной реальности и противопоставляет
ей некое идеальное состояние общества, которое должно быть установлено. Любой
идеал всегда как бы «приподнят» над действительностью, содержит в себе цель,
желание, надежду, в общем нечто должное, а не сущее.
Это-то и
придает должному вид идеальной сущности, вроде бы совершенно ни от чего
независимой. На поверхности лишь его оценивающий и предписывающий характер.
Земные же истоки, корни этих идеализаций, как правило, скрыты, потеряны,
искажены. В том бы не было большой беды, если бы естественно-исторический
процесс развития общества и его идеальное отражение совпадали. Но так бывает
далеко не всегда. Нередко идеальные нормы, рожденные одной исторической эпохой,
противостоят действительности другой эпохи, в которой их смысл безвозвратно
утрачен. Это указывает на наступление состояния острого духовного
противоборства, идеологических битв и душевных потрясений.
Человечество
давно уяснило, что в любых сражениях самая надежная армия — ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ. В
битвах идейных — ситуация та же. Основные формы существования духа (идеи,
теории, образы, нормы и т. д.) со времен возникновения первых классовых обществ
вырабатываются профессионалами. Термин «духовное производство» — не метафора, а
вполне реальное явление.
Под ДУХОВНЫМ
ПРОИЗВОДСТВОМ обычно понимают выработку сознания в особой общественной форме,
осуществляемую профессионалами умственного труда. Результатом этого
производства являются по меньшей мере три «продукта»:
· идеи, теории,
образы, духовные ценности;
· духовные
общественные связи индивидов;
· сам человек,
поскольку он, кроме прочего, является существом духовным.
Структурно
духовное производство распадается на три основных вида освоения
действительности: НАУЧНОЕ, ЭСТЕТИЧЕСКОЕ, РЕЛИГИОЗНОЕ. Такая классификация его
видов не совпадает с принятой в нашей Философской традиции схемой из шести форм
общественного сознания (политика, право, мораль, искусство, наука, религия).
Политика, право
и мораль не являются «отраслями» духовного производства. Мораль потому, что ее
не создают специалисты, идеологи. Мы не найдем в истории ни одной моральной
нормы, изобретенной и внедренной в жизнь профессионалом. Даже заповеди Христа
«не убий», «не укради» — это фиксация принципов, стихийно выработанных
моральной практикой человечества, а не какого-то специалиста.
Политика и
право не вписываются в духовное производство потому, что создаваемые в
результате политической и правовой деятельности общественные связи индивидов не
являются по преимуществу духовными. Они складываются в первую очередь по поводу
реальной государственной власти, а не понятий о ней. Государство же с его
аппаратом, чиновниками, армиями, судами и тюрьмами — явление самое что ни на
есть материальное. Поэтому политические, равно как и правовые отношения, в
основе своей материальны, а не духовны.
В чем
заключается СПЕЦИФИКА ДУХОВНОГО ПРОИЗВОДСТВА? 1. Прежде всего в том, что его
конечным продуктом являются идеальные образования, обладающие целым рядом
замечательных свойств. И, пожалуй, главное из них — ВСЕОБЩИЙ ХАРАКТЕР ИХ
ПОТРЕБЛЕНИЯ. Нет такой духовной ценности, которая не была бы в идеале
достоянием всех! Шестью хлебами, о которых говорится в Евангелии, все-таки
нельзя накормить тысячу человек, а шестью идеями или шедеврами искусства —
можно!
Материальные
блага ограничены. Чем больше людей на них претендует, тем меньше приходится на
долю каждого. С духовными благами все обстоит иначе: от потребления они не
убывают и даже, наоборот, чем больше людей овладевают духовными ценностями, тем
больше вероятность их приращения.
2. Знаменитая
фраза «Труд есть источник всякого богатства» верна и по отношению к духовному
труду, главной особенностью которого является ВСЕОБЩИЙ ХАРАКТЕР, что означает:
· данный труд
осуществляется «в кооперации» не только с современниками, но и со всеми
предшественниками, когда-либо обращавшимися к той или иной проблеме;
· усилия
отдельного работника умственного труда в предельном случае способны обогатить,
«облагодетельствовать» разом все человечество, т. е. эффективность его не идет
ни в какое сравнение с эффективностью (по крайней мере прошлой и нынешней)
труда материального.
Думается, что
именно всеобщим характером духовного труда объясняется то, что его работники в
общей массе участников общественного производства всегда составляли
меньшинство. С одной стороны, общество не может себе позволить содержать
слишком много лиц, не производящих материальные блага, а с другой — у общества
просто нет потребности в многочисленной армии таких людей: один Эйнштейн может
на много лет «озадачить» все университеты, а один Шекспир — обеспечить
репертуар всех театров мира. Ведь продукты духовного труда изначально
общественны, по природе своей не предназначены преимущественно для
индивидуального потребления.
Вот здесь-то,
вероятно, и возникает основное противоречие духовного труда: всеобщий по
содержанию он осуществляется частным, точнее — ИНДИВИДУАЛЬНЫМ образом. Даже в
современных условиях, при высочайшей степени разделения духовного труда, он по
сути своей остается индивидуальным, персонифицированным. Совсем не случаен тот
факт, что Нобелевские премии в науке коллективам авторов не присуждаются.
3. Еще одна
важнейшая особенность духовного производства заключается в том, что применяемые
в нем «средства труда» (идеи, образы, догмы) в силу их идеального характера
принципиально НЕВОЗМОЖНО ОТДЕЛИТЬ от непосредственного производителя
(конфисковать, передать и т. д.). Поэтому обычные для материального
производства коллизии, связанные с отчуждением производителя от средств
производства, в духовной сфере невозможны.
4.
Небезынтересен и тот отличительный факт, что духовная деятельность сама по себе
обладает огромной ПРИТЯГАТЕЛЬНОЙ СИЛОЙ. Почему художники, ученые, писатели,
религиозные деятели могут творить, не обращая внимания на признание? Наверное,
не только потому, что одержимы, а и потому, что сам процесс творчества
доставляет им сталь сильное удовлетворение, что все остальное неизбежно отходит
на второй план.
Иначе говоря,
духовная деятельность САМОЦЕННА, она обладает значимостью нередко
безотносительно к результату. В материальном производстве такое почти не
встречается. Материальное производство ради самого производства, план ради
плана, — конечно, нелепость (правда, не так уж редко встречавшаяся в советской
действительности). А вот искусство для искусства — вовсе не такая нелепость,
как это может показаться на первый взгляд. разумеется, относительная
самодостаточность духовной деятельности вовсе не отрицает ее результативности.
Искусство —
важнейший вил духовной деятельности.
Важнейшим видом
духовного производства является ИСКУССТВО.
Существует
НАРОДНОЕ ИСКУССТВО — народные песни, танцы, музыка и т. д. и ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ
ИСКУССТВО — творения специалистов (художников, поэтов, музыкантов) в области
эстетического освоения мира.
Эстетическое не
является исключительной прерогативой искусства. Оно составляет одну из общих
характеристик самого социального бытия и как бы «разлито» во всей социальной
реальности. Эстетическим, т. е. вызывающим у человека соответствующие чувства,
может быть все, что угодно: природные ландшафты, любые предметы материальной и
духовной культуры, сами люди и всевозможные проявления их активности —
трудовые, спортивные, игровые и пр. То есть эстетическое представляет собой как
бы некую грань практической деятельности человека, которая порождает у него
специфическое чувство и мысли.
Эстетические
переживания, в силу универсальности лежащих в их основе отношений, способны
возникать в любом виде человеческой деятельности. Однако в большинстве из них
(труде, науке, игре, спорте) эстетическая сторона является подчиненной,
второстепенной. И только в искусстве эстетическое начало носит самодовлеющий
характер, приобретает основное и самостоятельное значение.
Искусство как
«чистая» эстетическая деятельность есть нечто иное, как обособившаяся сторона
практической деятельности людей. Искусство «вырастает» из практики в длительном
историческом процессе освоения мира человеком. Как специализированный вид
деятельности оно появилось лишь в античности.
В доклассовый
же период истории то, что обычно называют «первобытным искусством», искусством
в собственном смысле этого слова не являлось. Наскальные рисунки, скульптурные
фигурки, ритуальные танцы имели в первую очередь религиозно-магическое
значение, а отнюдь не эстетическое. Это были попытки практического воздействия
на мир через материальные образы, символы, репетиции совместных действий и т.
д.
Лишь в
классовом обществе, с появлением лиц, освобожденных от физического труда, искусство
смогло приобрести совершенно самостоятельный характер, превратиться в род
профессиональных занятий.
Искусство, как
и другие виды духовного производства, создает свой, особый, идеальный мир,
который как бы дублирует объективно реальный мир человека. Причем, первый
обладает такой же целостностью, как и второй. Стихии природы, общественные
установления, душевные страсти, логика мышления — все подвергается эстетической
переработке и образует параллельный реальному миру мир художественного вымысла,
который порой бывает убедительнее самой действительности.
В чем же
заключается смысл создания мира искусства? Зачем он нужен человечеству? Нужда в
нем, надо признать, весьма многообразна:
1. Идеальный
мир искусства есть своеобразный испытательный полигон для многочисленных
человеческих устремлений, желаний, страстей и т. д. Экспериментировать с живыми
людьми морально недопустимо, а вот с художественными образами, символами —
сколько душе угодно. Только художественные средства позволяют анатомировать
любую житейскую ситуацию, поступок, мотив без ущерба для человека. Можно
проигрывать любые варианты человеческого поведения, обострять конфликты до
предела, доводить до логического конца все мыслимые побуждения человека.
Искусство, таким образом, выступает инструментом самопознания общества, в т. ч.
и «на пределе» его возможностей, в экстремальных условиях.
2. Идеальный
художественный мир вырабатывает систему эстетических ценностей, эталонов
красоты, вызывающих у человека стремление к совершенству, оптимуму в любой
сфере деятельности.
3. Наиболее
глубокие и удачные художественные образы вырастают до уровня общечеловеческих
символов, в которых воплощена вся гамма человеческих характеров, темпераментов,
способов поведения. Гамлеты и Дон-Кихоты, Мастера и Маргариты, Медные всадники
и Всадники без головы — все это точнейшие иллюстрации к книге о человеческой
психологии, верные ориентиры в налаживании взаимоотношений между людьми.
Искусство, следовательно, выступает и как своего рода наглядное средство
обучения, незаменимый способ социализации человека.
4. Эстетический
мир является подлинной памятью человечества. В нем бережно и надежно в течение
тысячелетий сохраняются неповторимые особенности самых разнообразных укладов
жизни.
Иными словами,
искусство выполняет множество практически полезных функций, но главная из них —
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ. Суть ее состоит в том, что искусство призвано доставлять человеку
эстетическое удовлетворения и наслаждение. Ведь в конце концов мы ходим в кино
или театр не затем, чтобы нас там учили жизни или демонстрировали поучительные
примеры для подражания. От произведений искусства прежде всего мы хотим
получить удовольствие.
Причем, не
просто удовольствие, а удовольствие именно эстетическое. Оно отнюдь не сводится
к благоприятному расположению духа от созерцания прекрасного. Природа
эстетического удовольствия заключается в возбужденном, растревоженном состоянии
духа, испытывающего немой восторг от безупречно исполненной работы «мастеров
искусств». И уж если мы, воодушевленные от соприкосновения с подлинным
произведением искусства, переносим эти эмоции на повседневность, стараемся
достичь хотя бы приблизительно такого же совершенства в своей обычной
деятельности, искусство может считать свою главную задачу (эстетическую
функцию) успешно выполненной.
Весьма
своеобразный характер имеет СПОСОБ РАЗВИТИЯ ИСКУССТВА. Ведь его прогрессивная
направленность далеко не самоочевидна. Прямое наложение любой схемы
исторического прогресса на историю искусств порождает лишь недоумение: неужели
современная музыка «прогрессивнее» классической, живопись затмила хотя бы
живопись эпохи Возрождения, а литература превзошла гениев прошлого столетия
(эпохи неразвитого капитализма)? Любопытно, что подобные сравнения почему-то
всегда бывают в пользу минувшего.
Но, разумеется,
сама постановка проблемы эстетического прогресса в таком виде не во всем
корректна. Природу художественного гения, положим, во все времена можно считать
одинаковой. Но ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ЗРЕЛОСТЬ ОБЩЕСТВА — разная. Например, общепризнанно
искусство античных скульпторов. Не восхищаться совершенством античной
скульптуры сегодня нельзя. Иначе вас сочтут дурно воспитанным. Но при всем
уважении к античным шедеврам никто не спешит заполнять их копиями наши площади
и интерьеры. Эпоха — не та. И эстетические требования соответственно другие.
Как уже
отмечалось, сама возможность появления искусства как сферы профессиональной
деятельности связана с возникновением классовой дифференциации общества. Связь
эта сохраняется и в дальнейшем, накладывая определенный отпечаток на ход
развития искусства. Однако ее не следует трактовать прямолинейно, как наличие
разных типов искусства: пролетарского и буржуазного, помещичьего и
крестьянского и т. п.
Точнее сказать,
искусство всегда тяготеет к верхним, господствующим слоям общества. Будучи
зависимо от них в материальном плане, оно невольно настраивается на волну
интересов элиты и обслуживает ее интересы, выдавая их за всеобщие,
общечеловеческие. И что интересно — в длительной исторической перспективе эта
иллюзия оборачивается реальностью. Ну кто сейчас всерьез смотрит на греческие
трагедии как на прихоть рабовладельцев, а на любовные романы прошлого столетия
как на средство отвлечения пролетариата от классовой борьбы? А общекультурное
их значение очевидно.
Проблема
КЛАССОВОСТИ в искусстве в конечном счете сводится к недоступности для широких
народных масс, во-первых, потребления, а, во-вторых, производства, создания
произведений высокого искусства. В современном мире проблема эта (по крайней
мере в первой ее части) в основном решается чисто технически: развитие средств
массовой информации и коммуникации, делающих хотя бы потребление достижений
искусства доступным практически всем, было бы желание.
Однако при этом
появляется проблема «оторванности» искусства от народа. Возникает достаточно
резкое противопоставление, с одной стороны, искусства элитарного, «высокого»,
требующего для своего восприятия особой эстетической подготовленности, а с
другой, — искусства массового, общедоступного, эстетически непритязательного.
Усматривать в
этой новой дифференциации чьи-то козни или происки классового врага, конечно,
бессмысленно. Это просто способ освоения человечеством новаций культуры. В
нашей, допустим, стране в прошлом веке простая грамотность была уже большим
достижением на фоне подавляющего большинства безграмотных. Нынче вроде бы
просто — грамотными стали все.
Да вот беда:
появился новый тип грамотности — компьютерной. Сегодня, наверное, соотношение
компьютерно грамотных и компьютерно неграмотных у нас приблизительно то же, что
и в прошлом веке просто грамотных и неграмотных. Но есть надежда, что
исторический прогресс сделает и в этом случае свое дело исправно. И в
искусстве, очевидно, ситуация схожа.
Будучи одним из
видов освоения действительности, искусство не может не следовать общему руслу
исторического развития общества. Однако из истории известно, что эпохи расцвета
материальной и духовной культур часто не совпадают. Причиной тому является не
только специфика материального и духовного производства, но и своеобразный
«принцип сохранения» человеческой энергии: если активность человека в
материальной сфере каким-либо образом стеснена, ограничена, зашла в тупик, то
она непроизвольно перемещается, переливается в сферу духа, вызывая к жизни
новые науки, утопии, идеологии и т. д.
Искусство также
проявляет большую активность в предкризисные. переломные исторические эпохи,
когда обнажаются, становятся явными их основные противоречия, и соответственно
резко возрастает поисковая активность духа, предчувствующего трагизм
неизбежного разрешения этих противоречий и пытающегося отыскать какой-либо
приемлемый выход.
Одной из самых
наглядных иллюстраций этому тезису служит история искусства конца XIX — начала
XX вв., зафиксировавшая рождение такого своеобразного эстетического явления,
как МОДЕРНИЗМ. Все без исключения виды и жанры искусства испытали на себе
сильнейшее влияние стиля «модерн», за несколько десятилетий буквально
сокрушившего вековые эстетические стереотипы. Анализируя это удивительное
явление, испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет усмотрел его суть в
«ДЕГУМАНИЗАЦИИ ИСКУССТВА». С ним трудно не согласиться.
Ход рассуждений
философа приблизительно таков. Вплоть до конца XIX столетия эстетическое
удовольствие большинство людей получало от создаваемой произведениями искусства
иллюзии жизненности, достоверности воспроизводимых реалий. В пьесах и романах
привлекали перипетии человеческих судеб, в живописи — узнаваемость ситуаций,
характеров. Пейзажи воспринимались как чудные места для собственных прогулок, а
ювелирные или другие художественные изделия — лишь как вещи, которыми неплохо
бы попользоваться самим (хотя бы и в воображении).
Однако реализм
в искусстве лишь отчасти является собственно искусством, ведь для него не нужна
особая художественная восприимчивость. Ну чем, к примеру, отличается любая
житейская история, рассказанная нам случайным попутчиком в вагоне поезда, от
тысячи аналогичных историй, представленных на сцене или экране? Радоваться или
сопереживать героям этих историй — вовсе не значит получать эстетическое
наслаждение. Это всего лишь механический отклик.
«Новое
искусство» (XX в.) стремится к тому, чтобы его произведения были лишь
произведениями искусства и ничем больше. Оно принципиально избегает «живой
реальности», «живых форм», препарируя их с хладнокровием паталогоанатома и выставляя
на свет божий непривычные обычному восприятию вещи. Создать нечто такое, что не
копировало бы натуры, но обладало бы при этом определенным содержанием, —
предполагает дар более высокий, который только и заслуживает названия
художественного.
Таким образом,
новизна стиля «модерн» заключалась в дистанцировании от реальности, в изгнании
из искусства непосредственности чувств, т. е. всего живого, человеческого,
гуманизированного. Искусство стало «БЕЗЧЕЛОВЕЧНЫМ», дегуманизированным,
отвлеченным, холодным и ироничным.
ДЕГУМАНИЗАЦИЯ
ИСКУССТВА как основа его художественных приемов принесла немало эстетических
открытий и приобретений, равно как и потерь. Искусство дегуманизировалось
потому, что та же тенденция набирала силу и в других сферах общественной жизни,
развернувшись к середине столетия во всей своей полноте. ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ВСЕЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ — одна из отличительных черт истории нашего столетия.
Искусство увидело эту тенденцию первым, раньше других форм духа — науки,
религии, морали. Оно же стало и одной из первых ее жертв.
Дегуманизация
общества вообще и тоталитаризм политической жизни в частности породили в
середине нашего века совершенно уникальное явление — ТОТАЛИТАРНОЕ ИСКУССТВО.
Уникальность его заключается в том, что свое предназначение как тоталитарного
искусства не рождает само, логикой своего саморазвития, а получает извне — из
политической сферы. В этом случае искусство теряет свою эстетическую природу,
становится средством осуществления чуждых ему политических целей, инструментом
в руках государства.
Там, где
возникает подобный симбиоз политики и искусства, неизбежно рождается некий
единый стиль, который можно назвать тотальным реализмом. Его основные принципы
знакомы нам: «искусство отражает жизнь», «искусство принадлежит народу» и пр. Сами
по себе, в многообразном своде эстетических канонов эти принципы, конечно,
неплохи. Но подчиненные чуждым эстетике политическим целям они закономерно
превращаются в яд для искусства.
Современное
российское искусство потихоньку выбирается из своей тоталитарной оболочки. К
сожалению, оно попадает «из огня да в полымя», чему виной кризисное состояние
нашего общества и стремление политических сил использовать искусство в своих
целях. Искусство активизируется в предкризисные эпохи. В лихие же года самих кризисов
и социальных катастроф ему плохо. До него просто никому нет дела. Общество
занято спасением материальных основ своего существования. Но искусство
непременно выживет: слишком велика и ответственна его социальная роль. И
остается только надеяться, что последующее его развитие будет естественно и
органично. Только при этом условии у него сохранится будущее.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.filreferat.popal.ru/