Стилистические приемы оживления ораторской речи (приемы остроумия, ирония, гротеск, парадокс, абсурд, намек и др.)
Введение
Для современной ораторской речи является характерным сочетание логико-аналитических и эмоционально-образных языковых средств. Практика выступления лучших ораторов показывает, что сухое деловое выступление, сводимое к передаче "голой" информации в современной, хорошо осведомленной аудитории, как правило, остается без внимания, а нередко вызывает скуку и даже раздражение.
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ ОРАТОРСКОЙ РЕЧИ
Остроумие - изощренность мысли, изобретательность в нахождении ярких, острых или смешных выражений, определений.
Ирония - стилистический прием контраста видимого и скрытого смысла высказывания, создающий эффект насмешки: "Граф Хвостов. Поэт, любимый небесами, Уж пел бессмертными стихами Несчастье невских берегов" (Пушкин).
Сарказм - высшая степень иронии, это ирония сатирической направленности. "Изысканность и гладкость, пустая глубина, елейность не без ядовитой примеси, бархатная лапка не без когтей, схоластические оттенки и оттеночки..." - К. Маркс. Оценка ораторской манеры Гладстона.
Гротеск - изображение людей или предметов в фантастически преувеличенном, уродливо-комическом виде.
Парадокс - от греческого paradoxus - неожиданный, странный - мнение, суждение, резко расходящееся с общепринятым, противоречащее здравому смыслу.
Абсурд - от латинского absurdus - нелепый - бессмыслица, нелепость.
Намек - слово или выражение, в котором мысль высказана неясно, не полностью и может быть понята лишь по догадке.
Остроумие, умение вызвать смех аудитории всегда были важными компонентами ораторского искусства. Смешное может выполнять самые разнообразные функции в речи: помогает установит контакт с аудиторией, восстановить утраченное внимание, когда логические приемы оказываются бессильными. Веселый куплет может опрокинуть трон и низвергнуть богов, замечал Анатоль Франс.
Оратор прибегает к юмору как инструменту передачи мыслей и эмоциональной настроенности, предполагая, что в зале находятся его единомышленники. Обязательное условие эффективности публичного смеха - строгое чувство меры, такт и высокий художественный вкус. Недопустимо шутить примитивно или невпопад. Неуместные остроты могут нанести выступлению непоправимый вред, а оратору создать печальную репутацию Используя юмористический пример или шутку, надо думать и о том, насколько аудитория подготовлена к их восприятию, способна ли она почувствовать соль юмористического примера. Тонкий юмор обычно требует подготовки аудитории, иначе шутка может не дойти, повиснет в воздухе. Нелепое впечатление производит вид оратора, самодовольно хохочущего над собственной шуткой .
Юмор и остроумие по Цицерону
Остроумие, как известно, бывает двух родов: или равномерно разлитое по всей речи, или едкое и броское. Так вот, первое - древние называли шутливостью, а второе - острословием. Ни в том, ни в другом названии нет ничего серьезного; да и ведь смех возбуждать - дело ничуть не серьезное. Юмор и остроумие сплошь и рядом приносят нам успех в делах. Но как для непрерывной шутливости не требуется никакой науки (ведь природа, создавая людей, вложила в некоторых дар передразнивать и дар шутливо рассказывать, помогая себе и лицом и голосом, и самим складом речи), так и во второй манере, в острословии, не может быть места для науки: как же иначе, если остроумно пущенное слово должно ранить раньше, чем может быть обдумано. Какая же польза от науки могла быть моему брату, когда на вопрос Филиппа "Чего ты лаешь?" он ответил: "Вора вижу!". Остроумцы и острословы редко умеют считаться с людьми и с обстоятельствами и удержаться от меткого словца по любому поводу. Поэтому некоторые шутники остроумно толкуют сказанное Эннием - Легче пламя человеку за зубами удержать, Чем хорошее словечко, -
Цицерон считал, что шутками и остротами можно ниспровергнуть своего соперника не хуже чем трагедией. Примером трагедии Цицерон приводит речь Красса, которого он почитал выше себя, против беспутного Брута (по прозвищу "Ябедник") на похоронах старой Юнии: Когда сверкнув глазами и грозно повернувшись всем телом он с таким негодованием и стремительностью воскликнул: "Ты сидишь Брут? Что же должна передать покойница от тебя твоему отцу? Всем тем, чьи изображения движутся перед тобой? Твоим предкам? Луцию Бруту, избавившему народ наш от царского гнета? Что сказать им о твоей жизни? О твоих делах, о твоей славе, о твоей доблести? Может быть сказать, как ты приумножил отцовское наследство? Ах, это дело не благородного! Но хоть бы и так, все равно тебе приумножать уже нечего: ты прокутил все. Или ты был занят военной службой? Да ты и лагеря никогда не видел! Или красноречием? Да у тебя его и в помине нет, а убогий твой голос и язык служат лишь гнуснейшему ремеслу ябедника!
Пять вопросов о смехе Цицерона
Предмет мой разделяется на пять вопросов: во-первых, что такое смех; во-вторых, откуда он возникает; в-третьих, желательно ли для оратора вызвать смех; в-четвертых, в какой степени; в-пятых, какие существуют роды смешного.
Второе, о чем спрашивается, т.е. источник и область смешного - это, пожалуй, все непристойное и безобразное; ибо смех исключительно или почти исключительно вызывается тем, что обозначает или указывает что-нибудь непристойное без непристойности.
Вызвать смех для оратора, конечно, очень желательно: либо потому, что веселая шутка сама вызывает расположение к тому, кто шутит; либо потому, что каждого восхищает острота, заключенная подчас в одном-единственном слове, обычно при отпоре, но иной раз и при нападении; либо потому, что такая острота разбивает, подавляет, унижает, запугивает и опровергает противника или показывает самого оратора человеком изящным, образованным, тонким; но главным образом потому, что она разгоняет печаль, смягчает суровость, а часто и разрешает шуткой и смехом такие досадные неприятности, какие нелегко распутать доказательствами.
В какой степени следует оратору применять смешное - надо рассмотреть как можно тщательнее. Ибо ни крайняя и граничащая с преступлением бессовестность, ни, с другой стороны, крайнее убожество не поддаются осмеянию: злодеев мы хотим уязвить больнее, чем это можно сделать смехом, а убогих мы вовсе не желаем вышучивать, если только в них нету смешного тщеславия. А больше всего надо щадить уважение к людям, чтобы не сказать опрометчиво что-нибудь против тех, кто пользуется общей любовью.
Итак, в шутке первым делом надо соблюдать меру. Поэтому легче всего подвергается насмешке то, что не заслуживает ни сильной ненависти, ни особенного сострадания. Следовательно предметом насмешек могут быть те слабости, какие встречаются в жизни людей, не слишком уважаемых, не слишком несчастных и не слишком явно заслуживающих казни за свои злодеяния; остроумное вышучивание таких слабостей вызывает смех. Отличным предметом для подшучивания служит и безобразие и телесные недостатки; но и тут, как и в других случаях, надо очень внимательно соблюдать меру. При этом рекомендуется избегать не только плоских, но по возможности и слишком соленых острот, дабы они не оказались шутовскими.
Существует два рода остроумия, один их которых обыгрывает предметы, другой - слова. Предметы обыгрываются в том случае, если рассказывается какая-нибудь история. Достоинство этого рода в том. что ты преподносишь происшедшее так, что и характер человека , и речь, и вид предстают перед слушателями воочию, словно все это делается и происходит у них на глазах. Предмет обыгрывается и тогда, когда смех вызывается передразниваем. Однако этот род смешного более всего требует величайшей осторожности при использовании, если же подражание переходит меру, то становится неприличным, достойным шутов и пересмешников. К передразниванию оратор должен прибегать украдкой, чтобы слушатель скорее догадывался об этом, чем видел; пусть он покажет этим свою врожденную скромность, избегая бесстыдства и непристойности и на словах и на деле.
Комизм предметов бывает двух видов: они уместны тогда, когда оратор в непременно шутливом тоне описывает нравы людей и изображает их так, что они или раскрываются при помощи какого-нибудь анекдота, или же в мгновенном передразнивании обнаруживают какой-нибудь приметный и смешной недостаток.
Комизм речи, в свою очередь, возникает из какого-нибудь острого слова или мысли. Но как в предыдущем роде ни анекдоты, ни передразниванье не должны напоминать шутов и пересмешников, так и тут надо оратору избегать шутовского острословия. Когда остроты, даже самые милые, могут обратиться не на тех, на кого ты хочешь, они все-таки по сути получаются шутовскими.
Уместность и сдержанность остроумия, умеренные и редкие остроты и будут отличать оратора от шута. Ибо то, что мы говорим, мы говорим со смыслом и не для смеха, а для пользы дела, тогда как шуты болтают целый день напролет без всякого смысла. Нужен здравый смысл и чувство достоинства, чтобы решить, уместна шутка или нет. Вот чему нам хорошо было бы научиться. Но это может быть лишь даром природы.
Смешное в словах
Какого рода остроумие вызывает наибольший смех? Пускай остроумие содержится или в предмете, или в слове, но веселее всего бывает людям, когда смех вызывается и предметом и словом вместе. При этом однако не забывайте, что какие бы источники смешного я не упомянул, из этих же источников почти всегда можно вывести и серьезные мысли. Разница только в том, что, серьезное отношение бывает к предметам достойным и почтенным, а насмешливое - к непристойным и даже безобразным. Так, одними и теми же словами мы можем и похвалить честного раба и над каким-нибудь негодным подшутить. Всем известна старинная шутка Нерона о вороватом рабе: "Для него одного нету в доме ни замков ни запоров". То же самое, слово в слово, можно сказать и о хорошем рабе. Здесь острота содержится в словах, но и все остальные также исходят из тех же источников. Вот что сказала мать сыну, который сильно хромал от раны, полученной в бою за отечество, и поэтому стеснялся показываться на людях: "Да покажись же, пусть каждый твой шаг каждый раз напоминает тебе о твоих подвигах". Это прекрасно и серьезно. А то что сказал Главкия хромавшему Кальвину: "Разве ты охромел? Ведь ты всегда хромал на обе ноги" - это насмешка. А ведь и то и другое исходит из одного и того же: из хромоты человека.
Самыми остроумными считаются, пожалуй, шутки, основанные на двусмысленности; однако даже они не всегда заключают в себе насмешку, но часто и нечто серьезное. Публий Луциний сказал знаменитому Африкану Старшему, когда тот на пиру прилаживал к голове то и дело разрывающийся венок: "Удивляться нечему: для такой головы венка не подберешь!" Это и похвально и почетно. Нет ни одного рода шутки, из которого нельзя было бы извлечь также и серьезного и важного.
Не надо забывать, что не все потешное остроумно. Например, что может быть потешнее скомороха? Но потешен-то он только лицом, ужимками, голосом и самой фигурой. Соль-то, пожалуй в нем есть, но в пример он гордится не для оратора, а для шутника. Поэтому самый первый и самый смехотворный род комизма нам не подходит: он выводит на посмешище самодуров, суеверов, нелюдимов, хвастунов, дураков во всей полноте их характеры, тогда как мы, ораторы, над такими людьми только издеваемся, но личины их на себя не надеваем. Другой род комизма - передразнивание; он очень потешен, но для нас допустим только украдкой и вскользь, иначе это будет неблагородно. Третий - гримасничанье, нас недостойное. Четвертый - непристойность, нетерпимая не только в суде, но едва ли и за столом в порядочном обществе. Все эти приемы, неуместные для ораторского дела, мы должны отстранить - и тогда останутся только остроты, основанные или на предмете , или на слове. Если острота остается остротой, какими бы словами ты ее не высказал, то она основана на предмете; если же с переменой слов она теряет всю свою соль, то юмор ее заключается в словах.
Особенно остры бывают двусмысленности, и основываются они на слове, а не на предмете. Громкого смеха они обычно не вызывают, но их валят как тонкие и ученые остроты. И если вы хотите знать, записные острословы отличаются главным образом именно в таких шутках, хотя люди гораздо больше смеются остротам другого рода. Дело в том, что двусмысленность очень высоко ценится сама по себе, так как уменье придать слову иной смысл, чем обычно принятый, считается признаком выдающегося ума; однако это вызывает скорее восхищение, чем смех, если только не совмещается с комизмом иного рода. Но так как существует множество родов двусмысленности и наука о них полна тонкостей, то подлавливать противника на слове придется с осмотрительностью и сноровкой, уклоняясь от пошлостей (ибо надо остерегаться всего, что может показаться натянутым); и тем не менее, для острого слова здесь будет сколько угодно возможностей.
Другой род смешного возникает в словах при изменении в них одной лишь какой-нибудь буквы. Да и истолкование имени бывает остроумно, если по смешному показать, откуда имя пошло. Часто также ловко приводят целый стих или как он есть, или слегка измененный, либо какую-нибудь часть стиха. К этому же относится и обыгрывание пословиц. Так как пословицы теряют свою прелесть при перемене их подлинных слов, надо считать эти остроты основанными нее на предмете, а на словах.
Есть еще один род комизма не лишенный соли - это когда ты делаешь вид, что понимаешь что-нибудь буквально, а не по смыслу. Шутки остроумны тогда, когда они неожиданны. Мы от природы склонны потешаться над собственными ошибками и оттого смеемся, обманутые, так сказать, в своих ожиданиях.
Отменным украшением речи бывают словесные противоположения, которые всегда приятны, а часто даже и в серьезных и в шутливых высказываниях.
Смешное в предметах
Острот обыгрывающих предметы больше и смеются им тоже больше. Здесь приходится рассказывать забавные истории, а это нелегко: надо, чтобы все было представлено наглядно, чтобы все казалось правдоподобным, как водится в рассказе, и в то же время быдло легкомысленным, вызывая смех. К этому же роду надо отнести и притчи: кое-что берется даже из истории.
Метким бывает также и намек, когда какая-нибудь мелочь, подчас одно слово, разом раскрывает что-нибудь темное и тайное. Есть также утонченное притворство, когда говорится иное, чем думаешь, когда с полной серьезностью дурачишь всей своей речью, думая одно, а произнося иное. Очень близко к этому притворству то, когда что-нибудь порочное называется словом почетным. Остроумны и такие высказывания, в которых шутка скрыта или только подразумевается. Остроумно бывает также посмеяться над глупостью. Вызывают смех и несообразности, вроде такой: "Чего ему недостает, помимо богатства и доблести?"
Только комизм, порожденный силой и смыслом слов, бывает ясным и определенным; такой комизм обычно ценится высоко, но смеху возбуждает мало. Смех возбуждается обманутым ожиданием, насмешливым и забавным изображением чужих характеров, сравнением безобразного с еще более безобразным, иронией, собственной притворной глупостью и обличением чужой настоящей глупости. Поэтому, кто желает говорить остроумно, тот должен иметь подходящее дарование и характер, чтобы даже выражение лица его передавало любые оттенки смешного; и чем строже и суровее при этом будет его лицо - тем более в словах окажется соли.
Список литературы
1. Апресян Г. З. 1978. Ораторское искусство. Москва: Изд-во Моск. ун-та. 280 с.
2. Ножин Е. А. 1982. Мастерство устного выступления. Москва: Политиздат. 256 с.
3. Цицерон М. Т. 1972. Три трактата об ораторском искусстве. Москва: Наука. 472 с.