Игра и игрушка в сфере повседневной культуры
Н.Б. Шипулина
Как
правило, когда решаются вопросы, связанные с игрой как феноменом культурной
жизни, будь то научно-теоретический или обыденный контекст, остаётся в стороне
атрибутивный аспект проблемы. В самом деле, что же организует игровое
пространство в реалогическом, то есть «вещном» измерении? Иными словами, как
можно рассматривать социокультурный феномен игры без учёта его пространственной
составляющей, вписывающей его в сферу повседневности, в область отношений типа
«человек-вещь» в самом прямом предметном смысле?
Таким
«ключом», каналом встраивания игры в пространство обыденной культуры являются
игровые атрибуты — игрушки или, если расширить спектр входящих в игровую
атрибутику объектов, «игралища», то есть те конкретные предметы, вещи со своими
реальными или виртуальными свойствами и функциями, которые «обслуживают» игру
на реалогическом уровне, и, в общем, всё игровое пространство, вписанное в
обыденность. Игра — это особая сфера жизни вещей, в которой они выступают как
символы, причём не только символы этой конкретной, данной игры, а игры как
способа отношений человека с миром, Богом, судьбой, провидением. Так игровой
«плацдарм» — карточный стол — не просто знак карточных азартных игр (существует
несколько видов столов для разных карточных игр), но и символ рока, судьбы,
риска, Игры вообще. Поэтому человек за карточным столом — это прежде всего тот,
кто вступил в Игру как особую часть Бытия, кто «на карту» поставил самое важное
и сущностное. То есть всякий раз игровая вещь есть нечто большее,
распространяющееся за пределы только игрового пространства. В этом смысле игру
можно понимать как способную порождать и формировать новые смыслы для
предметов, используемых ею в качестве своих атрибутов, ведь вещь, существующая
для игры, не перестаёт жить в обыденной жизни человека, во внеигровом
пространстве. Она один их фрагментов бытового оформления жизни человека.
Бытийный
смысл игры переходит в бытовой также на уровне поведенческих моделей. То есть
игра в мире человеческой культуры являет себя в реалогическом, вещном модусе
как совокупность предметов в игре и для игры (или игрушек, игралищ), а также в
оформленном законченном (как и вещь) поведенческом клише.
Язык,
как наиболее тонкая и чувствительная форма культуры, стремящаяся к оформлению
сложных, но сущностных и актуальных феноменов человеческого бытия, в различных
лингвокультурах фиксирует разными формальными способами соотношение мира игры и
мира повседневности, включая «игрушки» и элементы игрового поведения в бытийный
контекст. Но, в то же время, они как бы надстраиваются или даже возвышаются над
обыденностью, выделяются в особую «надповседневную» сферу жизни и деятельности
человека, а иногда как раз наоборот низвергаются в сферу «недокультуры»,
чего-то несерьёзного, недостойного. С одной стороны игрушки и игровые
поведенческие модели вплетены в ткань обыденной жизни и выступают как её
органичные неотъемлемые фрагменты. Так например в немецкой культуре есть
поговорка “Jedes Tirchen hat sein Plesirchen” (У каждой зверушки свои
погремушки (или игрушки)). Здесь игрушка не что иное, как сама жизнь, взятая в
её личностном аспекте. Это жизненная канва, стиль, убеждения, возможно не
вполне привычные, но твёрдые и, главное, индивидуальные, уникальные и в этом
смысле единственные. В русском языке «игрушечный» как характеристика
конкретного человека — это признание его хрупкости, надмирности и,
соответственно игра и её реалогические элементы возводится в ранг
гиперреальности, некоего высшего, «хрустального», волшебного мира. А
какое-нибудь грубое «Это вам не игрушечки!» в обыденной речи — это наоборот
низведение игры и её атрибутов и даже противопоставление «настоящей» жизни,
подлинной реальности. То есть в языке игра выступает как амбивалентный элемент
бытия культуры.
Игра
и игрушки, будь то атрибуты конкретных игр или любые предметы, взятые в
качестве игровых, образуют особую ассоциативно-символическую сферу нашей
обыденной жизни. Они «живут» в повседневной, разговорной лингвокультуре,
анекдотах, в художественной литературе и её интерпретациях, и имеют обыкновение
воплощаться в окружающих нас людях. И поэтому мир нашей повседневности — это
мир «китайских болванчиков», Винни-Пухов и медвежат Тэдди, стойких оловянных
солдатиков, Щелкунчиков, фарфоровых кукол, матрёшек, «Стеклянных зверинцев» и
так до бесконечности. А когда мы слишком «взрослые» или не умеем играть
«по-настоящему», то наши игрушки — это ребёнок, автомобиль, дом, а игры —
ролевые игры повсюду: в семье, в бизнес-коллективе, среди друзей. Но это вряд
ли подлинные игры и «игралища», скорее подделки, суррогаты, а посему к культуре
отношение имеют весьма косвенное, а по большому счёту не имеют вовсе.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://anthropology.ru/