Генрих Теодор Бёлль. Глазами клоуна
Место
действия — Бонн, время действия примерно совпадает с датой создания романа.
Само же повествование представляет собой долгий монолог Ганса Шнира,
комического актера или, попросту, клоуна. Гансу двадцать семь лет, и он недавно
пережил самый тяжелый удар судьбы — от него ушла, чтобы выйти замуж за Цюпфнера,
«этого католика», Мари, его первая и единственная любовь. Плачевное положение
Ганса усугубляется тем, что после ухода Мари он начал пить, отчего стал
работать небрежно, и это моментально сказалось на его заработке. К тому же
накануне, в Бохуме, изображая Чарли Чаплина, он поскользнулся и повредил
колено. Денег, полученных за это выступление, ему едва хватило на то, чтобы
добраться домой.
Квартира
к приезду Ганса готова, об этом позаботилась его знакомая, Моника Сильвc,
предупрежденная телеграммой. Ганс с трудом одолевает расстояние до дома. Его
квартира, подарок деда (Шниры — угольные магнаты), на пятом этаже, где все окрашено
в ржаво-красные тона: двери, обои, стенные шкафы. Моника убрала квартиру,
набила холодильник продуктами, поставила в столовой цветы и зажженную свечу, а на
стол в кухне — бутылку коньяку, сигареты, молотый кофе. Ганс выпивает
полстакана коньяку, а другую половину выливает на распухшее колено. Одна из насущных
забот Ганса — добыть денег, у него осталась всего одна марка. Усевшись и поудобнее
уложив больную ногу, Ганс собирается звонить знакомым и родным, предварительно
выписав из записной книжки все нужные номера. Он распределяет имена по двум
столбцам: те, у кого можно занять денег, и те, к кому он обратится за деньгами
лишь в крайнем случае. Между ними, в красивой рамочке, имя Моники Сильве —
единственной девушки, которая, как иногда кажется Гансу, могла бы заменить ему
Мари. Но сейчас, страдая без Мари, он не может позволить себе утолить
«вожделение» (как это называется в религиозных книжках Мари) к одной женщине с другой,
Ганс набирает номер родительского дома и просит к телефону госпожу Шнир. Прежде
чем мать берет трубку, Ганс успевает вспомнить свое не очень счастливое детство
в богатом доме, постоянное лицемерие и ханжество матери. В свое время госпожа
Шнир вполне разделяла взгляды национал-социалистов и, «чтобы выгнать
жидовствующих янки с нашей священной немецкой земли», отправила
шестнадцатилетнюю дочь Генриетту служить в противовоздушных войсках, где та и погибла.
Теперь же мать Ганса в соответствии с духом времени возглавляет «Объединенный
комитет по примирению расовых противоречий». Разговор с матерью явно не удается.
К тому же ей уже известно о неудачном выступлении Ганса в Бохуме, о чем она не без
злорадства ему сообщает. Чуть дальше Ганс в одном из телефонных разговоров
скажет: «Я клоун и собираю мгновения». Действительно, все повествование состоит
из воспоминаний, зачастую именно мгновенных. Но самые подробные, самые дорогие
Гансу воспоминания связаны с Мари. Ему был двадцать один год, а ей девятнадцать,
когда он как-то вечером «просто пришел к ней в комнату, чтобы делать с ней то,
что делают муж с женой». Мари не прогнала его, но после этой ночи уехала в Кельн.
Ганс последовал за ней. Началась их совместная жизнь, нелегкая, потому что Ганс
только начинал свою профессиональную карьеру. Для Мари, истовой католички, её
союз с Гансом, не освященный церковью (Ганс, сын родителей-протестантов,
отдавших его в католическую школу, следуя послевоенной моде примирения всех
вероисповеданий, неверующий), всегда был греховным, и в конце концов члены
католического кружка, который она посещала с ведома Ганса и зачастую в его
сопровождении, убедили её оставить своего клоуна и выйти замуж за образец
католических добродетелей Гериберта Цюпфнера. Ганса приводит в отчаяние мысль,
что Цюпфнер «может или смеет смотреть, как Мари одевается, как она завинчивает
крышку на тюбике пасты». Она должна будет водить своих (и Цюпфнера) детей по улицам
голыми, думает он, потому что они не один раз долго и подробно обсуждали, как
будут одевать своих будущих детей.
Теперь
Ганс звонит своему брату Лео, который избрал для себя духовное поприще. Ему не удается
поговорить с братом, так как в этот момент студенты-богословы обедают. Ганс
пробует узнать что-нибудь о Мари, названивая членам её католического кружка, но
они только советуют ему мужественно перенести удар судьбы, неизменно заканчивая
разговор тем, что Мари не была его женой по закону. Звонит агент Ганса,
Цонерер. Он грубоват и хамоват, но искренне жалеет Ганса и обещает вновь
заняться им, если тот бросит пить и проведет три месяца в тренировках. Положив
трубку, Ганс понимает, что это первый человек за вечер, с которым он охотно
поговорил бы ещё.
Раздается
звонок в дверь. К Гансу приходит его отец, Альфонс Шнир, генеральный директор
угольного концерна Шниров. Отец и сын смущены, у них небольшой опыт общения.
Отец хочет помочь Гансу, но на свой лад. Он советовался с Генненхольмом
(конечно, всегда все самое лучшее, думает Ганс, Генненхольм — лучший
театральный критик Федеративной республики), и тот советует Гансу пойти
заниматься пантомимой к одному из лучших педагогов, совер шенно оставив прежнюю
манеру выступлений. Отец готов финансировать эти занятия. Ганс отказывается,
объясняя, что ему уже поздно учиться, нужно только работать. «Значит, деньги
тебе не нужны?» — с некоторым облегчением в голосе спрашивает отец. Но выясняется,
что нужны. У Ганса всего одна марка, завалявшаяся в кармане брюк. Узнав, что на
тренировки сына требуется около тысячи марок о месяц, отец шокирован. По его
представлениям, сын мог бы обойтись двумястами марками, он даже готов давать по
триста в месяц. В конце концов разговор переходит в другую плоскость, и Гансу
не удается снова заговорить о деньгах. Провожая отца, Ганс, чтобы напомнить ему
о деньгах, начинает жонглировать единственной своей монеткой, но это не приносит
результата. После ухода отца Ганс звонит Беле Брозен, его любовнице-актрисе, и просит,
если получится, внушить отцу мысль, что он, Ганс, страшно нуждается в деньгах.
Трубку он кладет с ощущением, «что из этого источника никогда ничего не капнет»,
и в порыве гнева выбрасывает марку из окна. В ту же секунду он жалеет об этом и
готов спуститься поискать её на мостовой, но боится пропустить звонок или
приход Лео. На Ганса снова наваливаются воспоминания, то подлинные, то вымышленные.
Неожиданно для себя он звонит Монике Сильве. Просит её прийти и в то же время
боится, что она согласится, но Моника ждет гостей. Кроме того, она уезжает на две
недели на занятия семинара. А потом обещает прийти. Ганс слышит в трубке её
дыхание. («О Господи, хоть дыхание женщины…») Ганс снова вспоминает свою
кочевую жизнь с Мари и представляет её теперешнюю, не веря, что она может
совершенно не думать о нем и не помнить его. Затем идет в спальню, чтобы
загримироваться. Со времени приезда он не заходил туда, боясь увидеть
что-нибудь из вещей Мари. Но она не оставила ничего — даже оторванной пуговки,
и Ганс не может решить, плохо это или хорошо.
Он
решает выйти петь на улицу: усесться на ступеньки боннского вокзала таким, как
есть, без грима, только с набеленным лицом, «и петь акафисты, подыгрывая себе
на гитаре». Положить рядом шляпу, хорошо бы бросить туда несколько пфеннигов
или, быть может, сигарету. Отец мог бы достать ему лицензию уличного певца,
продолжает мечтать Ганс, и тогда можно спокойно сидеть на ступеньках и дожидаться
прихода римского поезда (Мари и Цюпфнер сейчас в Риме). И если Мари сможет
пройти мимо и не обнять его, остается ещё самоубийство. Колено болит меньше, и Ганс
берет гитару и начинает готовиться к новой роли. Звонит Лео: он не может
прийти, так как ему нужно возвращаться к определенному сроку, а уже поздно.
Ганс
натягивает ярко-зеленые брюки и голубую рубашку, смотрится в зеркало —
блестяще! Белила наложены слишком густо и потрескались, темные волосы кажутся
париком. Ганс представляет, как родные и знакомые станут бросать в его шляпу
монеты. По пути на вокзал Ганс понимает, что сейчас карнавал. Что ж, для него
это даже лучше, профессионалу легче всего скрыться среди любителей. Он кладет
подушку на ступеньку, усаживается на нее, пристраивает в шляпе сигарету —
сбоку, будто бы её кто-то бросил, и начинает петь. Неожиданно в шляпу падает
первая монетка — десять пфеннигов. Ганс поправляет едва не выпавшую сигарету и продолжает
петь.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/