"Эстонское дело" 1949 - 1952 гг.
Е.Ю.Зубкова
Несмотря
на откровенность обсуждения многих считавшихся ранее запретными тем, история
советизации Балтии всё ещё продолжает оставаться "горячей темой" нашей
историографии. События полувековой давности, переплетаясь с реалиями дня
сегодняшнего, не дают остыть эмоциям, подменяя порой научную дискуссию
демонстрацией взаимных исков и претензий. В истории взаимоотношений России и
стран Балтии действительно можно найти целый ряд весьма непростых сюжетов,
которые способны актуализироваться в современной политике. Но это вовсе не
повод делать вид, что таких сюжетов вообще не существует. Особенно
применительно к советскому периоду балтийской истории.
С
момента включения Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР в 1940 г. и вплоть до
распада союзного государства в 1991 г. Балтия оставалась для Москвы своего рода
проблемной зоной. Неприятие политики советизации большинством коренного
населения, западная ориентация региона, слабое влияние коммунистической
идеологии, своеобразие быта и культуры - все эти факторы в той или иной мере
сказывались на формировании "балтийской политики" Москвы. В своих
основных чертах и принципах эта политика сложилась в первые послевоенные годы,
подвергаясь в дальнейшем лишь незначительной коррекции. В её развитии в тот
первый послевоенный период можно выделить два этапа: 1) осень 1944 г. -
середина 1947 г. и 2) осень 1947 г. - март 1953 г. На первом этапе центральная
власть стремилась избегать наиболее жёстких методов обеспечения своего влияния
в регионе, используя репрессии главным образом в отношении вооружённой
оппозиции. Советизация региона на втором этапе проводилась уже с откровенным
акцентом на унификацию и силовые методы. Под каток репрессий - депортаций и
чисток - попали тогда как рядовые граждане, так и представители правящей элиты.
Составной частью этого процесса стало "эстонское дело".
Контекст
Колебания
"балтийской политики" Москвы, как правило, вписывались в контекст
общих перемен, происходивших внутри страны и в мире. В случае с республиками
Балтии изменения международного климата играли особую роль. В результате
международных договорённостей 1945 года Советский Союз приобрёл собственную
"зону влияния" в Европе, в которую вошли так называемые страны
народной демократии. Однако, получив зону влияния, советское руководство не
имело первоначально чёткого представления о механизмах влияния в
"подведомственной" зоне. Республики Балтии, которые, с одной стороны,
были частью СССР, но с другой стороны, имели тесные связи с европейскими
странами, в период становления восточноевропейской политики Москвы сыграли роль
буфера, территории, где отрабатывалась модель советизации, отличная от
"классического" (довоенного) образца. Процессы советизации республик
Балтии в составе СССР и стран Восточной Европы как суверенных государств
развивались во многом по сходному сценарию, имели общую динамику и точки
перелома. Это позволяет рассматривать отношения между Москвой и республиками
Балтии не только как внутреннее дело СССР, но и как составляющую более общего
процесса распространения советского влияния в послевоенной Европе.
1947
год в этом смысле стал переломным, подводящим черту под тем периодом
восточноевропейской политики Москвы, когда она строилась ещё на относительно
либеральных принципах (в её основу была заложена идея многообразия путей
перехода к социализму, тактика демократического блока и т.д.) 1. После создания
Коминформа (сентябрь 1947 г.) был взят курс на унификацию политических режимов
восточноевропейских стран по советскому образцу. Поскольку такой поворот
встречал протест со стороны самых разных политических сил, одним из главных
механизмов советизации становятся репрессии против недовольных. Сначала чистки
коснулись членов некоммунистических партий и других отнесённых к категории
"чуждых элементов", затем перекинулись на коммунистов.
В
1949 г. в странах Восточной Европы прошло сразу несколько больших политических
процессов, организованных по образу советских показательных процессов 30-х
годов. Фигурантами на этих процессах выступали коммунисты, обвинённые в
приверженности идеям "национального социализма", недооценке роли и
значения СССР, советского опыта социалистического строительства и других
подобных "грехах". Нельзя не отметить непосредственную
заинтересованность Москвы в развитии этой репрессивной кампании. Но не меньшую
роль в её эскалации (а главное, выборе жертв) сыграл "местный"
фактор, когда разного рода политические обвинения использовались лишь как повод
для сведения личных счётов и средство борьбы за власть. Первые судебные
процессы состоялись над Л. Райком в Венгрии и Т.Костовым в Болгарии. В 1950 -
1952 гг. аналогичные процессы были организованы в Чехословакии - над Г.Гусаком,
Л.Новомесским, М.Швермовой, Р.Сланским. Эти процессы завершили формирование в
странах Восточной Европы политических режимов, которые шли уже безоговорочно в
фарватере советской политики.
Одновременно,
в Советском Союзе шёл свой процесс "закручивания гаек", составной
частью которого стали чистки центральной и региональных элит. Эти чистки
призваны были оказать своего рода дисциплинирующее воздействие на номенклатуру,
особенно региональных лидеров, которые за время войны успели получить некоторую
свободу действий, и могли быть, и не без основания, заподозрены в стремлении к
относительной самостоятельности от центра. В то же время в ближайшем окружении
Сталина намечались очередные клановые разборки. В роли противоборствующих
блоков выступали группа Маленкова - Берия, с одной стороны, и группа Жданова -
Кузнецова, с другой. Эти разборки послужили одним из поводов для раскручивания
"ленинградского дела" 1949 - 1950 гг.
На
региональном уровне самая крупная чистка в среде политической элиты коснулась
тогда Эстонии. "Эстонское дело" - понятие условное, речь идет о серии
акций 1949 - 1952 гг., в результате которых произошло почти полное обновление
руководства республики. В отличие от "ленинградского дела" и
репрессивных кампаний в странах Восточной Европы, в Эстонии не было ни крупных
процессов, ни расстрельных приговоров. Тем не менее, связь "эстонского
дела" с этими событиями очевидна: это были звенья одной цепи, составляющие
одной кампании, смыслом которой была странная, на первый взгляд, но вполне
укладывающаяся в логику имперского сознания попытка создать построенную на принципах
жёсткой иерархии беспрецедентную по масштабам управленческую вертикаль.
"Эстонское
дело" - и в этом его специфика - было первым среди послевоенных чисток, в
котором одним из главных мотивов обвинения выступал "местный
национализм". В советском политическом лексиконе тех лет понятие
"национализм" обладало рядом особенностей: во-первых, оно
использовалось исключительно в негативном значении (как оппозиция
"положительному" интернационализму), а во-вторых, само это понятие
являлось аморфным, расплывчатым. Оно то становилось синонимом этнической
ограниченности (прежде всего, в вопросах культуры), то приравнивалось к
антисоветизму. Используемые вместе с ним определения "буржуазный" или
"местный" мало проясняли сущность самого понятия, а скорее
квалифицировали степень "опасности" явления и, соответственно,
степень вины уличённых в "национализме" лиц. "Местный
национализм" имел свои разновидности: он мог быть азербайджанским,
украинским, эстонским и т.д. Однако, несмотря на эти определения, в трактовке
официальной идеологии "национализм" не был этнической категорией, во
всяком случае, не этничность выдвигалась на первый план в качестве его
сущностного признака. Ссылки на этнический момент (этническую ограниченность)
были не более, чем эвфемизмом, за которым скрывались, на самом деле,
специфически понимаемые государственные интересы. Построенная на принципах
жёсткой централизации государственная система болезненно реагировала на любые
попытки периферии ослабить свою зависимость от центра, даже если эти попытки не
выходили за границы культурной автономии.
Для
того, чтобы дисциплинировать региональных лидеров, достаточно было
"наказать" одного-двух в качестве показательных примеров. В этом
смысле выбор балтийского региона, самого "молодого" и всегда
вызывавшего у Москвы подозрение в неблагонадёжности, понятен. Остаётся вопрос -
почему среди трёх балтийских республик была выделена именно Эстония? Вопрос
этот тем более правомерен, что обвинения, выдвинутые против эстонских
руководителей, вполне могли бы разделить лидеры Латвии и Литвы. Во всяком
случае, Н.Каротамм как первый секретарь ЦК эстонской компартии был не большим
"националистом", чем А.Снечкус в Литве или Я.Калнберзин в Латвии. Мы
не располагаем пока документами, которые позволили бы однозначно ответить на вопрос
о мотивах выбора объекта показательной чистки, но можно попытаться восстановить
логику событий, следствием которых стало "эстонское дело".
Предыстория
Ситуация
в Эстонии вызывала обеспокоенность московского руководства ещё задолго до
начала событий, сложившихся в "эстонское дело". После ликвидации в
марте 1947 г. специальных органов представительства ЦК ВКП(б) в прибалтийских
республиках - Бюро ЦК ВКП(б) по Литве, Латвии, Эстонии, контроль за положением
дел в этих регионах и за поведением местных лидеров со стороны центральной
власти несколько ослаб. Инспектора и инспекторские группы, периодически
направляемые из Москвы в республики Балтии, почти всегда регистрировали наличие
ошибок и даже "извращений" в политике лидеров Латвии, Литвы и Эстонии.
Одна из таких инспекторских поездок была организована в Эстонию в январе 1948
года. По её результатам был составлен документ "О недостатках в работе
партийных организаций Эстонской ССР", адресованный секретарям ЦК ВКП(б)
А.А.Жданову, А.А.Кузнецову, М.А.Суслову, Г.М.Попову.
Отмечая
в нескольких строках достижения Эстонии за первые три послевоенных года,
документ констатировал: "В деятельности ЦК КП(б) Эстонии имеются крупные
недостатки и ошибки, которые замедляют перестройку всей жизни эстонского народа
на советский лад". К числу главных ошибок эстонского руководства были
отнесены "серьёзные извращения в осуществлении политики партии в
деревне", которые сводились к следующему: при проведении земельной реформы
части зажиточных крестьян удалось сохранить за собой лучшие земли, местное
руководство оказывало покровитель-ство кулакам (например, при распределении
государственного сельскохозяйственного кредита), не защищало интересы бедняков
и др.
Первый
секретарь ЦК компартии Эстонии Н.Г.Каротамм обвинялся в том, что он "по
существу запретил газетам вести пропаганду преимуществ колхозного строя",
а в республике продолжается "насаждение хуторов" 2.
Проверка
ЦК ВКП(б) выявила также "наличие весьма существенных недостатков в
руководство промышленностью Эстонской ССР". Руководство Эстонии
критиковалось не только за положение дел в промышлен-ном производстве, но и за
то, что оно "ну изучает и не учитывает в своей работе политических
настроений рабочих". "Вражеские элемен-ты и действующие им на руку
головотяпы, - говорилось в докладной записке инспектора ЦК ВКП(б), - создают
условия для недовольства рабочих, особенно в отношении русских рабочих,
приехавших в Эстонию на работу по вербовке (...) Такое отношение к рабочим,
завербованным для работы в Эстонии, ставит их в отчаянное положение. Лишенные
поддержки, они распродают всё, что привезли с собой, и в конце концов бегут из
Эстонии" 3. Наличие антирусских настроений в различных слоях эстонского
общества было признано серьёзным фактором, влияющим на всю общественную
атмосферу в республике. ЦК КП(б) Эстонии получил также упрёк в том, что он
"допустил полити-ческую беспечность в деле очищения государственного
аппарата от враждебных элементов". "Самым опасным является то
обстоятельство, - следовал итоговый вывод, - что ЦК КП(б) Эстонии не
возглавляет классовую борьбу в республике и не разоблачает конкретных
носите-лей буржуазной националистической идеологии, недооценивает дело
перевоспитания эстонского народа в духе советского патриотизма" 4.
Хотя
обвинений было достаточно, чтобы не только отстранить руководителей Эстонии от
занимаемых должностей, но и для более серьёзных санкций, в 1948 году против
эстонских лидеров никаких репрессивных мер предпринято не было (эта записка
вообще пролежала в отделе ЦК ВКП(б) почти два года и была востребована только в
1950 г.) Возможно, в данном случае сыграла свою роль позиция А.А.Жданова и
А.А.Кузнецова, которые "опекали" Эстонию. Второй секретарь ЦК
компартии Эстонии Г.Т.Кедров хорошо знал Кузнецова ещё по совместной работе в
Ленинграде 5 и пользовался его поддержкой (на пост второго сек-ретаря ЦК КП(б)Э
Кедров был назначен также по рекомендации Куз-нецова).
После
смерти Жданова и начала "ленинградского дела" судьба Кедрова была
практически предрешена. 29 августа 1949 г. Бюро ЦК КП(б) Эстонии, а затем и республиканский
пленум освободили Кедрова от должности второго секретаря ЦК. После этого Кедров
был вызван в Москву, где в результате короткого разбирательства его дела на
Комиссии партийного контроля он был исключён из партии "за политически
недостойное поведение в бытность работы в качестве секретаря Ленинградского
горкома партии по кадрам" 6. 27 октября пленум ЦК КП(б) Эстонии без
обсуждения вывел Кедрова из состава ЦК компартии республики и его Бюро как
исключённого из партии. Тогда же, в октябре, Кедров был арестован, а через два
года - 21 января 1952 г. по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР
осуждён к 25 годам лишения свободы с высылкой в Воркуту 7.
Вполне
вероятно, что именно "ленинградское дело" поставило Эстонию в особое
положение, определив её в качестве очередного, показательного объекта чисток.
Вместе с тем, вряд ли правомерно рассматривать эстонские события только как
"след" ленинградских: после устранения Кедрова ни он сам, ни
"ленинградское дело" в документах, так или иначе связанных с чисткой
эстонского руководства, не упоминались. В "эстонском деле" гораздо
более очевиден момент совпадения интересов - центра, стремящегося полностью
подчинить своему влиянию регионы, и представителей региональных элит, ведущих
борьбу за власть и готовых ради победы в этой борьбе принять правила игры,
предложенные Москвой. В этом смысле события в Эстонии подчинялись той же логике
развития, как и политические разборки во властных структурах
восточноевропейских стран.
Фигуранты
Высшие
органы власти трёх балтийских республик были сформированы ещё в 1940 г., а
после окончания немецкой оккупации в 1944 г. восстановлены. Вернулись к прежним
обязанностям руководители республик - за исключением Эстонии, где "первые
лица" Н.Каротамм (первый секретарь ЦК республиканской компартии) и
А.Веймер (председатель Совнаркома, а затем Совета Министров) заняли свои посты
только в 1944 г. Таким образом, эстонское руководство было как бы самым
молодым, однако не этот фактор мог стать причиной более пристального внимания
Москвы к Эстонии, а другое обстоятельство: во время оккупации немецкими
властями был арестован возглавлявший тогда коммунистическое подполье К.Сяре,
первый секретарь ЦК компартии Эстонии, немедленно обвинённый советской стороной
в "предательстве" (хотя прямых доказательств для подобных обвинений
не было).
Внутри
эстонского руководства довольно быстро оформилось несколько групп влияния,
разногласия между которыми стали одной из причин будущего "эстонского
дела". Истоки этих конфликтов имели разную природу - этническую,
политическую, личную. В первом случае речь шла о доле представительства
эстонцев и русских (или русскоязычных) в органах власти и управления. Во втором
- группы конфликтующих агентов разделялись по принципу политического прошлого:
одни имели большой опыт легальной и нелегальной работы в независимой Эстонии,
по несколько лет отсидели в тюрьмах (отсюда их название - "старые
политзаключённые"), другие эмигрировали в Советский Союз или вообще
большую часть жизни провели вдали от Эстонии, являясь лишь по факту
происхождения эстонцами. Наконец, немаловажную роль играл фактор личного
соперничества, который часто оказывался решающим.
Конфликты
на этнической почве в среде правящей элиты Эстонии не имели того значения, как
в обществе, где к присутствию русских относились очень болезненно. В
руководящих сферах гораздо большую роль играли противоречия между
"старыми" и "новыми" эстонцами, "старыми
политзаключёнными" и "эмигрантами". Последних было большинство,
особенно в высших органах власти и управления: так, в аппарате ЦК КП(б)Э,
укомплектованном в основном этническими эстонцами, из 78 сотрудников 61 человек
работал до 1940 г. в старых республиках СССР (данные на май 1945 г.) 8.
Группа
"старых политзаключённых", относительно малочисленная, имела, тем не
менее, большое моральное влияние и политический авторитет. Её ядро составили
А.Веймер, Г.Аллик, Б.Кумм. Все они занимали довольно высокие посты в
руководстве: А.Веймер был председателем Совета Министров республики, Г.Аллик -
его заместителем, Б.Кумм - министром государственной безопасности Эстонии.
Веймер и Кумм входили в состав Бюро ЦК КП(б) Эстонии.
Среди
"новых" эстонцев, прибывших в республику после переворота 21 июня
1940 г., наиболее влиятельными были две фигуры: первый секретарь ЦК КП(б)
Эстонии Н.Каротамм и секретарь ЦК КП(б)Э по агитации и пропаганде И.Кэбин.
Ещё
одну группу влияния в эстонском руководстве составляли представители
национальной интеллигенции. Х.Круус возглавил республиканскую Академию Наук и
одновременно являлся министром иностранных дел Эстонии, И.Семпер был избран
председателем республиканского Союза писателей, Н.Андрезен сначала занимал пост
заместителя председателя Совета Министров ЭССР по вопросам культуры, а затем
заместителя председателя Верховного Совета республики. Правда, все они в прошлом
были членами партии эсеров, что делало их особенно уязвимыми для будущих
чисток. Не случайно, именно эти лица одними из первых попали в число фигурантов
"эстонского дела".
На
первом этапе (примерно до 1949 г.) наибольшим влиянием в руководстве пользовалась
группа "старых заключённых", которую поддерживал Н.Каротамм. Политика
этой группы в целом была направлена на то, чтобы "смягчить"
последствия советизации для Эстонии: блокировать рост социальной напряжённости,
сохранить национальные кадры, обеспечить развитие национальной культуры и т.п.
В Эстонии, где социальная база нового режима была очень слабой, невозможно было
добиться политической стабильности без поиска компромисса с различными
общественными силами. Тактика компромисса стала поэтому главной политической
линией группы Веймера - Каротамма.
Эстонские
лидеры стремились заручиться поддержкой национальной интеллигенции или хотя бы
добиться её лояльности. В течение 1946 - 1947 г. была проведана массовая
переаттестация эстонских учёных, более 150 человек получили тогда подтверждение
своим дипломам и званиям, Академия Наук и университеты сохранили свои кадры.
Для эстонского руководства того периода вообще было характерно проведение
протекционистской политики по отношению к "своим" кадрам, в том числе
и в вопросах организации чисток учреждений от "неблагонадёжных" (в
эту категорию могли попасть бывшие участники национальных вооружённых
формирований периода войны, бывшие члены некоммунистических партий, лица,
отнесённые к разряду кулаков по происхождению или положению, граждане, имеющие
родственников за границей и т.д.) Поскольку в любой из трёх балтийских
республик трудно было найти хороших профессионалов с "чистой" с точки
зрения органов госбезопасности анкетой, подход к самому процессу "очищения"
был избирательным. Республиканские власти стремились действовать в этом вопросе
осторожно, понимая, что любая чистка открывает вакансии для
"пришлых". Эстонские власти не были исключением.
В
1944 г. Каротамм и Веймер обратились в Москву с просьбой присвоить бывшим
офицерам так называемой буржуазной Эстонии, перешедшим на службу в Советскую
Армию, советские воинские звания с зачётом в непрерывный стаж их службы в
старой эстонской и русской армии 9. В 1948 г. во время проведения кампании по
выселению кулаков Каротамм и Веймер вошли с предложением в союзное
правительство не выселять кулаков за пределы республики, а создать для них
специальные посёлки на границе с Ленинградской областью (свою просьбу они
мотивировали нехваткой рабочих рук в Эстонии) 10. Эти обращения тогда остались
без ответа, хотя уже в ходе развития "эстонского дела" о них
вспомнили и использовали в качестве одного из пунктов обвинений.
В
1948 г. вместе с изменением политического климата в стране изменилось и
отношение центральной власти к той тактике компромисса, которую проводили
лидеры балтийских республик. Для эстонских руководителей ситуация усугублялась
стечением обстоятельств: одновременно с изменением общей политической линии они
остались без "прикрытия", лишившись после смерти Жданова и ареста
Кузнецова "патронажа" влиятельных фигур в ЦК ВКП(б).
Начало
После
устранения "ленинградской группы" из руководства ЦК ВКП(б) для начала
раскручивания "эстонского дела" достаточно было формального повода,
сигнала. В советской политической практике в роли такого рода
"сигнала" часто выступали обыкновенные доносы. В этом смысле
"эстонское дело" не стало исключением. В 1949 г. в течение
несколь-ких месяцев в ЦК ВКП(б) из Эстонии поступали письма от А.И. Бранд,
которая "сигнализировала" о неправильной с её точки зрения полити-ке
и поведении Каротамма. Бранд обвиняла эстонского лидера в излишне мяг-ком
подходе к "буржуазным националистам", "умышленных ошибках"
и писала о нём не иначе, как об "эстонском Райке-Каротамме" (в 1949
г. последняя тема была весьма актуальной). Заявления Брандт с жалобами на
Каротамма могли бы составить целое эпистолярное наследие, в числе её адресатов
- Маленков, Берия, Булганин, Вышинский, Ворошилов, Хрущёв, маршал Василевский и
другие высокопоставленные лица.
Одно
из заявлений Бранд было рассмотрено на секретариате ЦК ВКП(б) 26 февраля 1949
г. В результате проверки выяснилось, что автор писем в своих обвинениях не
вполне беспристрастна: она была уволена из министерства госконтроля Эсто-нии и,
кроме того, "при Каротамме" пострадал её брат, партийный работник,
снятый со своей должности. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, именно в
феврале 1949 г. "эстонскому делу" был дан ход.
Внутрипартийные
разборки продолжались в течение более трёх лет, что уже само по себе является
беспрецедентным случаем в практике отношений между центральной и
республиканской властью. Всего за период с февраля 1949 г. по сентябрь 1952 г.
в ЦК ВКП(б) - на секретариате, оргбюро и политбюро - по крайней мере 15 раз
рассматривались вопросы, так или иначе связанные с "эстонским делом".
Компрометирующий
материал на эстонских руководителей собирал-ся в течение всего 1949 года.
Стоило, например, Каротамму выступить в апреле 1949 г. с речью по радио по
проблемам коллективизации, как отдел ЦК ВКП(б), наблюдавший за положением дел в
регионах, немедленно сигнализировал Маленкову: "В своём выступлении т.
Каротамм допустил путанные , неправильные формулировки и дал ряд неясных
установок по вопросам колхозного строительства и весеннего сева. Объясняя
причины бурного развития коллективизации за послед-нее время в Эстонии, он в
первую очередь относит это к заслугам ко-ммунистической партии Эстонии,
совершенно не показывая руководя-щей роли ЦК ВКП(б) и союзного
правительства" 11.
Тезис
о принижении роли ЦК ВКП(б) - весьма типичный для того времени идеологический
приём: на сходном мотиве (противопоставлении ЦК) строилась система обвинений в
"ленинградском деле". В случае с Эстонией вывод об излишнем
подчёркивании роли и заслуг республиканской компартии мог служить поводом и для
нового обвине-ния - в "местном национализме". Однако, для
подтверждения подобного обвинения одних "сигналов" формально было
мало. Поэтому в августе 1949г. секретариат ЦК ВКП(б) принял решение об
организации проверки на месте, поручив её организацию Комиссии партийного
контроля при ЦК ВКП(б) и отделу партийных, профсоюзных и комсомольских органов
ЦК.
Проверка
Первая
инспекторская группа ЦК ВКП(б) в составе И.Ягодкина и В.Косова прибыла в
Эстонию в декабре 1949 г. Проверяющие из Москвы встречались с членами бюро ЦК
КП(б) Эстонии, изучали документы. Если судить по содержанию итоговой записки,
составленной по материалам этого визита, наибольшее впечатление на столичных
гостей произвела информация, полученная от секретаря ЦК компартии Эстонии
И.Кэбина: именно она и легла в основу отчётного документа. С момента этой
первой проверки и в течение всего последующего раскручивания "эстонского
дела" И.Кэбин становится одной из ключевых инициативных фигур в
организации чистки руководства республики.
Ответственный
в республиканском ЦК за идеологию Кэбин неоднократно обращал внимание Каротамма
и Веймера на "засорённость" кадров эстонских учреждений, но, как
только дело доходило до конкретных личностей, внесённых Кэбином в "чёрный
список", начинались конфликты. Так случилось, например, с Н.Андрезеном,
которого Кэбин пытался обвинить в проведении
"буржуазно-националистической", "вредительской" политики.
Дело в том, что Андрезен работал как бы на одном "поле" с Кэбином
(курировал вопросы культуры в правительстве), но, в отличие от последнего, в
кругах интеллигенции пользовался куда большим авторитетом.
После
неоднократных попыток Кэбина поставить вопрос об Андрезене на заседании бюро ЦК
КП(б)Э, наконец, в мае 1949 г. было принято решение создать "по
Андрезену" специальную комиссию, в которую вошли помимо Кэбина ещё два
члена бюро ЦК - Веймер и Пялль. Последние выбрали момент, когда на заседании
бюро отсутствовал Кэбин, и внесли на утверждение бюро проект решения, в котором
Андрезен подвергался критике "за допущение ряда формалистических ошибок в
литературоведческих статьях" - без каких-либо политических выводов.
Вернувшись в Таллинн, Кэбин опротестовал это решение и предложил свой проект
резолюции. Однако первый секретарь Каротамм поддержал тогда проект резолюции
Веймера - Пялля. Только после того, как в августе 1949 г. бюро ЦК КП(б) были
получены компрометирующие материалы на Андрезена из министерства
госбезопасности, на бюро прошёл проект Кэбина. Дело Андрезена было передано на
рассмотрение Партколлегии, которая исключила его из партии. В последний момент
Каротамм вычеркнул из текста решения Партколлегии один абзац, где Андрезен
обвинялся в проведении "линии, способствующей укреплению позиций
буржуазного национализма и (...) деятельности явно контрреволюционных
элементов". После исключения из партии Андрезена по распоряжению Кэбина
никуда не брали на работу, даже учителем в школу. Только после вмешательства
Каротамма он получил место преподавателя литературы в одной из таллиннских
школ.
Обо
всём этом Кэбин сообщил в своей записке, направленной в ЦК ВКП(б) на имя
Маленкова в январе 1950 г. Кроме случая с Андрезеном, в записке приводились
другие факты, которые должны были свидетельствовать о "неправильной
линии" эстонского руководства (главным образом Каротамма) в вопросах кадровой
политики. Кроме этого, Кэбин упрекал Каротамма в стремлении к "дешёвой
популярности", личной нескромности, "портретомании" (припомнив
для убедительности, что портреты эстонского лидера, выставленные в витринах и
учреждениях, порой превосходят по своим размерам портреты членов политбюро).
20
января 1950 г. секретариат ЦК ВКП(б) принял решение по итогам поездки
инспекторов ЦК в Эстонию. И.Ягодкин и В.Косов пришли к заключению, что "т.
Каротамм (...) ведёт себя непартийно, в своей работе опирается на старые, не
внушающие политического доверия, буржуазные кадры, (...) ориентирует
парторганизацию на мирное сожительство с враждебными элементами в республике,
всячески подчеркивает необходимость перевоспитания их, притупляет революционную
бдительность у коммунистов, что приводит к большому засорению республиканских
организаций людьми, не внушающими политического доверия" 12. Таким
образом, кадровая политика выступала в качестве главного пункта обвинения.
Кроме этого Каротамм получил упрёки в проведении линии, направленной на защиту
кулака, невнимании к вопросам приёма в партию, неправильных методах
руководства, в том числе личной нескромности и склонности к вождизму. "При
таком поведении едва ли в дальнейшем т. Каротамм может оставаться у руководства
ЦК", - следовал итоговый вывод 13.
Однако
секретариат ЦК ВКП(б) не стал торопиться со столь кардинальным решением и
назначил комиссию (во главе с П.К.Пономаренко) для изучения обстоятельств дела.
В течение месяца комиссия рассматривала материалы и выслушивала конфликтующие
стороны. В это же время готовилась новая докладная записка, которую предстояло
доложить ЦК ВКП(б). О драматизме ситуации свидетельствует хотя бы тот факт, что
записка, подписанная И.Ягодкиным, В.Косовым и А.Дедовым, существует в
нескольких подготовительных вариантах, её содержание не раз уточнялось и
корректировалось.
С
содержанием одного из вариантов записки комиссия познакомила Каротамма.
Понимая, что положение серьёзное, эстонский лидер обращатился с письмом -
сначала к Маленкову, а затем - Сталину. В этих письмах Каротамм признал критику
комиссии ЦК "правильной, весьма полезной и нужной", однако,
согласился с ней только по следующим пунктам: подбор и расстановка кадров,
отношение к старой буржуазной интеллигенции, руководство партийными организациями
и хозяйственной жизнью республики, слабость критики и самокритики, борьба
против буржуазных националистов, а также тиражирование собственных сочинений
(т.е. по пункту личной нескромности) 14.
В
то же время Каротамм не признал обвинений в проведении линии, направленной на
защиту кулачества, допуская, что он мог в каком-либо конкретном деле о
выселении кулаков просто "не разобраться". "Я полагаю, - писал
Каротамм, - что оставшихся в ЭССР кулаков и членов их семей надо поодиночке
арестовывать и высылать из пределов республики" 15. Точно так же он отверг
обвинения в "буржуазном национализме", напомнив, что аресты
"националистов" в республике не проходили мимо первого секретаря. В
качестве доказательства усилий ЦК КП(б) Эстонии по борьбе с "буржуазными националистами"
был приведён и такой аргумент: за три года в Эстонии по политическим мотивам
лишились работы 1022 учителя и несколько десятков преподавателей высших учебных
заведений 16. [ЦК ВКП(б) назначил впоследствии специальную комиссию для
проверки обоснованности столь массовых репрессий против учитель-ских кадров].
Достаточно
точно оценив ситуацию, Каротамм стремился во что бы то ни стало отвести от себя
обвинения в попытках проведения сколько-нибудь независимой от Москвы линии.
Отсюда одна характерная фраза: "Существенным недостатком в моей работе
являлось то, что я мало обращался за советом и указаниями к работникам аппарата
ЦК ВКП(б). (...) В дальнейшем я этот недостаток, безусловно, ликвидирую" 17.
По-видимому,
объяснения Каротамма были учтены при составления последнего варианта докладной
записки Дедова, Ягодкина и Косова от 18 февраля 1950 г., которая имела уже ряд
принципиальных отличий по сравнению с запиской Косова и Ягодкина, датированной
19 января.
В
записке от 18 февраля отмечены не только недостатки в работе руководства
Эстонии (как в первом документе), но и определённые успехи в послевоенном
восстановлении республики. В последнем варианте смягчены некоторые обвинения в
адрес Каротамма и бюро ЦК КП(б) в целом: эстонские руководители критикуются уже
не за защиту кулачества, а за то, что "не обеспечили проведения твёрдой
политической линии по выселению кулачества"; упрёки в покровительстве
"буржуазным националистам" сменились формулировкой о "недооценке
значения борьбы с проявлениями буржуазного национализма" 18. В то же
время, в записке от 18 февраля круг обвинений, выдвинутых в адрес эстонских
руководителей, расширился (помимо ошибок в кадровой политике были отмечены
ошибочные решения в вопросах развития сельского хозяйства, образования,
культуры и др.). Однако, никаких оргвыводов, в отличие от январского документа,
авторы записки не сделали. Оргвыводы последовали уже в постановлении ЦК ВКП(б),
принятом по результатам рассмотрения положения дел в Эстонской республике.
Решение
20
февраля 1950 г. на заседании оргбюро ЦК ВКП(б) был заслушан отчёт первого
секретаря ЦК КП(б) Эстонии Каротамма и содоклады Ягодкина и Косова,
выступавших, соответственно, от КПК при ЦК ВКП(б) и отдела партийных,
профсоюзных и комсомольских органов ЦК. По результатам этого обсуждения было принято
постановление "О недостатках и ошибках в работе ЦК КП(б) Эстонии".
Несколько дней спустя, 7 марта, постановление утвердило политбюро ЦК ВКП(б).
"Недостатки
и ошибки" руководства ЦК КП(б) Эстонии и Совета Министров республики,
отмеченные в постановлении, сводились к следующему: 1) отсутствие должной
борьбы с буржуазным национализмом; 2) политическая неразборчивость при
выдвижении кадров на работу в советских учреждениях; 3) недостаточная критика и
самокритика; 4) неудовлетворительное руководство делом приёма в ВКП(б),
проникновение в ряды партии "чуждых" элементов; 5) недостаточное
внимание к работе высших учебных заведений, в результате чего среди части
студентов отмечены буржуазно-националистические настроения; 6)
пренебрежительное отношение к фактам преследования передовых рабочих и случаям
дезорганизации производства со стороны "враждебных элементов"; 7)
факты извращения политической линии и советских законов Советом Министров
республики (в данном случае имелась в виду, например, практика выплаты пенсий
бывшим торговцам, домовладельцам и другим "капиталистам"); 8)
недостаточная работа по организационно-хозяйственному укреплению колхозов 19.
Таким образом, в решении ЦК "национализм" выступал в качестве
главного пункта обвинений.
В
отношении Каротамма в постановлении ЦК ВКП(б) говорилось, что он "лично
повинен в отсутствии борьбы с буржуазным национализмом", "берёт под
защиту разоблачённых (...) националистов" (в этой связи упоминались
Н.Андрезен, Х.Круус, И.Семпер и др.), "попирает коллегиальность в работе
бюро ЦК" 20. Никаких персональных выпадов в адрес других эстонских
руководителей (кроме тех, кто уже был причислен к "буржуазным
националистам") сделано не было. ЦК ВКП(б) обязал партийное руководство
республики рассмотреть постановление на пленуме ЦК КП(б) Эстонии.
Последствия
VIII
пленум ЦК компартии республики начал свою работу 21 марта 1950 г. От имени ЦК
ВКП(6) на пленуме выступал секретарь ЦК П.К.Пономаренко. Пленум вынес несколько
решений по кадровым вопросам, в результате которых состав бюро ЦК КП(б)Э почти
полностью обновился.
Постановлением
пленума Н.Каротамм был снят с должности первого секретаря ЦК КП(б) Эстонии
"в связи с допущенными им политическими ошибками", его место занял
И.Кэбин. Из состава бюро ЦК КП(б)Э были выведены, помимо Каротамма, Э.Пялль,
Б.Кумм, Ф.Зозуля 21. Новыми членами ЦК были избраны А.Якобсон (сменил Пялля на
посту председателя Президиума Верховного Совета ЭССР), А.Кельберг, А.Янус,
Д.Кузьмин. В результате этих кадровых перестановок "группа Кэбина"
получила абсолютное большинство в эстонском руководстве. А.Веймер тогда
сохранил свой пост, однако, специальным пунктом решения ему было указано на
"серьёзные ошибки и недостаточно острое принципиальное поведение".
Новый кадровый состав эстонского руководства был утвержден постановлением
политбюро ЦК ВКП(б) 5 апреля 1950 г. 22 В июле 1950 г. В.Косов получил
назначение на должность второго секретаря ЦК КП(б) Эстонии. Тогда же в бюро
республиканского ЦК вошел и новый министр госбезопасности Эстонии -
В.Москаленко 23.
После
VIII пленума началась чистка руководства Эстонии. Были исключе-ны из партии, а
впоследствии арестованы МГБ первыми попавшие в "чёрный список"
Н.Андрезен, Х.Круус, А.Аллик, освобождены от работы ряд других руководителей
рангом ниже. Вопрос о дальнейшей судьбе Н.Каротамма и А.Веймера некоторое время
оставался нерешённым.
Каротамм
После
того, как Н.Каротамм был снят с должности пер-вого секретаря ЦК КП(б) Эстонии,
в ЦК ВКП(б) сочли нецелесообразным его дальнейшее пребывание в Эстонии, и он
получил новое назначение - в Москву, в аспирантуру Академии общественных наук,
а затем был направлен в Институт экономики Академии наук. Так неожиданно
началась его научнпя карьера. Для будущей диссертации Каротамм предложил тему,
связанную с развитием коллек-тивизации в Эстонии, и даже просил в одном из
писем, адресованных Маленкову, обеспечить его необходимыми материалами. Однако
Эстония в какой бы то ни было связи для бывшего первого секретаря оставалась
запретной темой: так ему и объяснили в ЦК ВКП(б), поставив под сомнение способность
Каротамма "объективно осветить этот процесс". Поэтому для диссертации
ему пришлось выбирать "нейтральные" темы: в конце концов всё сошлось
на проблемах развития колхозов в районах орошаемого земледелия Ростовской
области.
И
всё-таки это была опала. А значит, никто не мог поручиться за его политическое
будущее. Каротамм, по-видимому, это хорошо понимал, поэтому он пишет - ЦК
ВКП(б), Маленкову, "дорогому и любимому товарищу Сталину". Его письма
эмоциональны и беспокойны. Главное для их автора - отвести от себя подозрения в
проведении какой бы то ни было "националистической" политики,
"своей" линии, отличной от линии ЦК ВКП(б).
Однако
судьба фигурантов "эстонского дела" решалась не только в Москве.
Имеющиеся в нашем распоряжении документы дают основание утверждать, что своим
продолжением это дело обязано прежде всего активности эстонской стороны. Сразу
после мартовского пленума ЦК КП(б) Эстонии новый первый секретарь ЦК КП(б)Э
Кэбин дал негласное поручение доверенным людям собирать компрометирующий материал
на Каротамма, Веймера, Аллика и других влиятельных лиц из прежнего руководства.
Специально созданная группа с этой целью работала в архивах, изучая в том числе
так называемый секретный фонд Каротамма. Впрочем, серьёзных компрометирующих
документов так и не нашли 24. Следующей фигурой в этом условном "чёрном
списке" значился А.Веймер.
Веймер
Атака
на А.Веймера была организована с двух позиций - политическое прошлое и
деятельность на посту главы правительства. Главным компрометирующим моментом в
политическом прошлом Веймера должна была стать связь с "троцкистами",
а роль главного "троцкиста" по задуманному в ЦК КП(б) Эстонии
сценарию предстояло выполнить Г.Аллику. Основанием для подобных обвинений
послужил один эпизод из жизни "старых политзаключённых".
В
1927 г. во время дискуссии между сторонниками Сталина
("большинством") и Троцкого ("левой оппозицией") среди
политзаключённых Центральной Ревельской тюрьмы возникла идея по-своему принять
участие в этой дискуссии. Инициатива эта принадлежала редакционной коллегии
нелегальной тюремной газеты "Вангимая Киир" ("Тюремный
луч"), в том числе Г.Аллику и А.Веймеру. Как и на "воле",
редколлегия приняла решение выпускать в качестве приложения к газете
дискуссионный листок с изложением взглядов той и другой стороны. Аллику было
поручено обобщить и представить на страницах дискуссионного листка взгляды
оппозиции. И такая статья, написанная под псевдонимом, действительно появилась.
По свидетельству очевидцев, "в начале 1928 г. во всех камерах тюрьмы среди
политзаключенных были подведены итоги дискуссии путем голосования, а результаты
голосования переданы в Ревельскую подпольную организацию" 25. Этот случай
и послужил потом формальным поводом для обвинения Аллика в троцкизме и косвенно
бросал тень на Веймера. Дополнительным аргументом обвинения стал ещё один
эпизод, когда в 1944 г. Аллик и Веймер оказались в числе тех, кто
ходатайствовал перед ЦК ВКП(б) об освобождении бывших политзаключённых
Центральной Ревельской тюрьмы, арестованных органами госбезопасности за
"антисоветскую деятельность".
В
начале 1951 г. Аллик был арестован, настала очередь Веймера. В апреле 1951 г.
Веймер получил отставку с поста председателя Совета Министров Эстонии и был
выведен из состава бюро ЦК КП(б)Э - за проведение политики, которая
расценивалась как проявление "буржуазного национализма". Опальный
премьер получил должность директора республиканского Института экономики.
VI
съезд Компартии Эстонии (11 - 14 апреля 1951 г.) принял резолюцию, согласно
которой Веймер как бывший глава правительства обвинялся в проведении ошибочной
экономической политики, якобы направленной на обособление промышленности
республики от союзной 26. Веймер написал тогда обстоятельное письмо, адресовав
его Маленкову, в котором показал всю надуманность подобных обвинений и просил
ЦК ВКП(б) разобраться в этом деле 27.
Со
своей стороны И.Кэбин всё ещё не был удовлетворен полученными результатами, и в
течение 1951 г. он дважды обращался в центральный партийных орган с новыми
"материалами" на Веймера и Каротамма. Эти письма послужили поводом
для новой разборки "в верхах".
Эпилог
В
начале 1952 г. в ЦК ВКП(б) была создана новая комиссия, которая должна была
заняться разбором обстоятельств дела, связанного с деятельностью Веймера и
Каротамма на постах рукововдителей Эстонской республики. В состав комиссии
вошли П.Пономаренко, М.Шкирятов, Е.Громов, активное участие в её работе
принимал И.Кэбин. Комиссия пришла к выводу, что Каротамм и Веймер в 1950 г.
"до конца не раскрыли всех своих ошибок, проявили неискренность перед ЦК
ВКП(б) 28". Бывший первый секретарь и бывший премьер вновь, как два года
назад, были вызваны в ЦК ВКП(б) для дополнительных объяснений.
Каротамм
потом вспоминал, что, когда они вдвоём с Веймером сидели у кабинета Громова,
дожидаясь приёма, Веймер бросил такую фразу: "Я настроен агрессивно" 29.
Он был готов драться и защищаться. Каротамм уже только оправдывался. В своей
объяснительной записке Веймер фактически взял на себя основную вину за все
кадровые и иные политические ошибки, в которых обвинялось бывшее руководство
республики. При этом он подчеркивал, что "злого, антипартийного умысла в
его действиях не было" 30. Ни "буржуазным националистом", ни
сочувствующим "правому уклону" (за защиту кулачества) Веймер себя не
признал. Обвинения в "буржуазном национализме" отверг и Каротамм.
Свои ошибки он охарактеризовал как "имеющие правооппортунистический
характер, выражающие национальную ограниченность и уклон к местному
национализму" 31.
По
результатам работы комиссии была составлена и направлена Маленкову докладная
записка, в которой в адрес Каротамма и Веймера наряду с прежними претензиями
прозвучал ряд новых обвинений. "Каротамм и Веймер за антипартийное
поведение заслуживают строго партийного взыскания", - таков был главный
вывод комиссии ЦК ВКП(б) 32. Однако обоих оставили в партии.
Н.Каротамм
продолжил занятие наукой, защитил диссертацию. Он так больше никогда не
вернулся в Эстонию и умер в Москве в 1969 г. Веймер сделал успешную научную
карьеру, а в 1957 г. вновь вернулся к активной хозяйственной деятельности,
возглавив Совет народного хозяйства Эстонии. После упразднения совнархозов он
был назначен на должность заместителя председателя Совета Министров республики,
а в 1968 г. стал президентом Эстонской Академии Наук. И.Кэбин в течение 28 лет
оставался на посту первого секретаря ЦК компартии Эстонии, в 1952 г. его
избрали в состав ЦК КПСС, а в 1978 г. в возрасте 73 лет по сложившейся традиции
он получил почетную, но спокойную должность председателя президиума Верховного
Совета ЭССР.
"Эстонское
дело" остановилось на уровне элиты и не затронуло компартию Эстонии в
целом. Основательной чистке был подвергнут государственный, но не партийный
аппарат. Партийные кадры, в своей значительной массе "привозные",
т.е. направленные в Эстонию из других регионов СССР, представляли собой фактически
единственную опору политике советизации в республике, они рассматривались
Москвой как наиболее надёжные агенты влияния. На последнем этапе развития
"эстонского дела" превалировали уже не прагматические интересы
центральной власти, которая, похоже, вполне удовлетворилась произведённым
демонстрационным эффектом, а клановые разборки и борьба за власти внутри
республиканского руководства. Однако, и после того, как страсти улеглись,
"эстонское дело" не было списано в "архив": в ходе его
центральная власть приобрела определённый опыт по "воспитанию"
региональных элит, который не раз использовался в дальнейшем - в Латвии,
Азербайджане, Украине, других республиках, где время от времени вдруг
"обнаруживались" проявления "местного национализма".
Примечания
Подробнее
об этом см.: Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал.
Т.2. М., 1997. С. 11 - 12; Волокитина Т.В. Сталин и смена стратегического курса
Кремля в конце 40-х годов: от компромисса к конфронтации // Сталинское
десятилетие холодной войны. Факты и гипотезы. М., 1999. С. 11 - 16.
Докладная
записка инспектора ЦК НКП/б/ В.Рязанова. 7 января 1948 г. - РГАСПИ. Ф.17.
Оп.118. Д.745. Л.49 - 50.
Там
же. С.54.
Там
же. С. 68.
Г.Т.Кедров
работал секретарем Ленинградского городского комитета партии по кадрам.
Таммисту
К.И. У нас, в Эстонии. Двойник "ленинградского дела" // Ленинградское
дело. С. 209.
Там
же. С. 210.
Отчёт
о работе Бюро ЦК ВКП(б) по Эстонии. Май 1945 г. - РГАСПИ. Ф. 598. Оп. 1. Д. 2.
Л. 7-8.
Докладная
записка П.Пономаренко, М.Шкирятова и Е.Громова. 5 февраля 1952 г. - Там же.
Ф.17. Оп.131. Д.81. Л.407.
Там
же. Л. 408.
Докладная
записка отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП/б/
Г.М.Маленкову. Апрель 1949 г. - РГАСПИ. Ф.17. Оп.131. Д.81. Л.43.
Записка
И.Ягодкина и В.Косова. 19 января 1950 г. - Там же. Ф. 17. Оп. 118. Д. 705. Л.
194, 198.
Там
же. Л. 201.
Письмо
Н.Каротамма Г.Маленкову. 13 февраля 1950 г. - Там же. Оп. 131. Д. 165. Л. 131.
Там
же. Л. 136.
Письмо
Н.Г.Каротамма И.В.Сталину. 17 февраля 1950 г. - Там же. Ф.17. Оп.118. Д.745.
Л.47.
Там
же.
Докладная
записка А.Дедова, И.Ягодкина, В.Косова. 18 февраля 1950 г. - Там же. Ф.17.
Оп.118. Д.745. Л. 21- 22.
Постановление
ЦК ВКП(б) “О недостатках и ошибках в работе ЦК КП(б) Эстонии”. 7 марта 1950 г.
- Там же. Оп. 118. Д. 745. Л. 3 - 6.
Там
же. Л. 6 - 7.
Зозуля
Фёдор Владимирович (1907 - 1964) - С 1947 по февраль 1950 командующий
Балтийским флотом.
Протокол
решений политбюро ЦК ВКП(б) № 73. 5 апреля 1950 г. - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д.
1080.
Протокол
решений политбюро ЦК ВКП(б) № 76. 12 июля 1950 г. - Там же. Д. 1083.
РГАСПИ.
Коллекция документов.
Там
же.
Заявление
А.Веймера в ЦК ВКП(б). 23 апреля 1951 г. - Там же. Ф. 17. Оп. 131. Д. 256. Л.
261.
Там
же. Л. 262 - 263.
Докладная
записка П.Пономаренко, М.Шкирятова и Е.Громова. 5 февраля 1952 г. - Там же.
Ф.17. Оп.131. Д.81. Л.403.
РГАСПИ.
Коллекция документов.
Объяснительная
записка А.Веймера П.Пономаренко. 20 декабря 1951 г. - Там же.Л.341 - 343.
Объяснительная
записка Н.Каротамма П.Пономаренко. 21 декабря 1951г.г. - Там же. Л. 327.
Докладная
записка П.Пономаренко, М.Шкирятова и Е. Громова. 5 февраля 1952 г. - Там же. Л.
410.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.tellur.ru/