Скупой рыцарь. Маленькие трагедии. Пушкин А.С.
Сцены из ченстоновой трагикомедии: The Covetous Knight
Сцена первая
В башне.
Альбер и Иван
Альбер во что бы то ни стало хочет попасть на рыцарский турнир. Рассмотрев шлем, видит, что он
пробит, испорчен, его невозможно одеть. Альтер сердится на графа Делоржа,
попортившего шлем. Иван успокаивает хозяина, достойно отомстившего обидчику — граф едва поднялся через
сут-ки. Альбер же горюет: “...Его нагрудник цел венецианский... // А грудь
своя: гроша ему не стоит... // Зачем с него не снял я шлема тут же! // А снял
бы я, когда б не было стыдно // Мне дам и герцога. Проклятый граф!” Альберу
легче бы потерять голову, чем шлем, у него нет денег на новый, нет приличного платья.
Он сетует на бедность, унижающую его достоинство. Причиной его ярости и
смелости на поединке была скупость. К тому же конь захромал, но нет возможности
купить нового, и ростовщик больше не дает в долг. Альбер сам беседует с жидом
Соломоном, который вместо ссуды пришел получать старый долг. Соломону нужен
заклад, т.к. слово рыцаря ценно, пока он жив, а как убьют его, кто на слово
поверит ростовщику? Альбер не хочет ждать наследство годы, деньги ему нужны
сейчас. Жид предлагает юноше яд, чтобы отравить отца и ускорить получение
наследства. Альбер взбешен этим предложением Соломона, готов его убить. Жид в
страхе лопочет: “Я... я шутил. Я деньги вам принес”. Альбер гонит ростовщика,
но потом посылает слугу за деньгами, давая расписку. Альбер решается открыть
герцогу свое плачевное состояние с тем, чтобы господин повлиял на отца Альбера,
заставив содержать рыцаря “не как мышь, // Рожденную в подполье”.
Сцена вторая
Подвал.
Барон
Как молодой повеса ждет свиданья С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я Весь день минуты ждал, когда сойду В подвал мой
тайный, к верным сундукам. Счастливый день! могу сегодня я В шестой сундук (в
сундук еще неполный) Горсть золоту накопленного всыпать.
Так я, по горсти бедной принося.., Вознес мой холм — и с высоты его
Могу взирать на все, что мне подвластно. Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу; Лишь захочу — воздвигнутся чертоги; В великолепные
мои сады Сбегутся нимфы резвою толпою; И музы дань свою мне принесут, И вольный
гений мне поработится, И добродетель и бессонный труд Смиренно будут ждать моей
награды.
Мне все послушно, я же — ничему; Я выше всех желаний; я спокоен; Я знаю
мощь мою: с меня довольно Сего сознанья...
(Смотрит на свое золото)
Кажется, не много,
А скольких человеческих забот,
Обманов, слез, молений и проклятий
Оно тяжеловесный представитель!
Тут есть дублон старинный... вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя.
Шел дождь, и перестал, и вновь пошел,
Притворщица не трогалась; я мог бы
Ее прогнать, но что-то мне шептало,
Что мужнин долг она мне принесла
И не захочет завтра быть в тюрьме.
А этот? этот мне принес Тибо —
Где было взять ему, ленивцу, плуту?
Украл, конечно; или, может быть,
Там на большой дороге, ночью, в роще...
Да! если бы все слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп — я захлебнулся б
В моих подвалах верных. Но пора.
(Хочет отпереть сундук.)
Я каждый раз, когда хочу сундук Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Я чувствую, что чувствовать должны Они, вонзая в жертву нож: приятно И
страшно вместе. Варон хочет устроить “пир”. Он зажигает свечи и отпирает все
сундуки. Я царствую!.. Какой волшебный блеск! Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава! Я царствую... но кто вослед за мной
Приимет власть над нею? Мой наследник! Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник! Едва умру, он, он! сойдет сюда Под эти
мирные, немые своды С толпой ласкателей, придворных жадных. Украв ключи у трупа
моего, Он сундуки со смехом отопрет. И потекут сокровища мои В атласные диравые
карманы. Он разобьет священные сосуды, Он грязь елеем царским напоит — Он
расточит... А по какому праву? Мне разве даром это все досталось, Или шутя, как
игроку, который Гремит костьми да груды загребает? Кто знает, сколько горьких
воздержаний, Обузданных страстей, тяжелых дум, Дневных забот, ночей бессонных
мне Все это стоило? Иль скажет сын, Что сердце у меня обросло мохом, Что я не
знал желаний, что меня И совесть никогда не грызла, совесть, Когтистый зверь,
скребущий сердце, совесть,..
Но сердце мне теснит Какое-то неведомое чувство... Нас уверяют
медики:лесть люди, В убийстве находящие приятность. Когда я ключ в замок
влагаю, то же
Нет, выстрадай сперва себе богатство, А там посмотрим, станет ли
несчастный То расточать, что кровью приобрел. О, если б мог от взоров
недостойных Я скрыть подвал! о, если б из могилы Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых Сокровища мои хранить, как ныне!..
Сцена третья
Во дворце.
Альбер, герцог
Альбер просит у герцога покровительства, тот обещает повлиять на
барона. При их разговоре с герцогом барон клевещет на сына, якобы хотевшего
отравить его. Альбер не выдерживает оговора отца и вызывает его на дуэль, барон
принимает вызов. Герцог цытается их разнять. Старик падает и умирает, вспоминая
лишь о ключах от сундуков. Герцог поражен: “Ужасный век, ужасные сердца!”
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.litra.ru/