Александр Дюма-старший

Ежегодно в мире выходят миллионы книг. Однако герои лишь немногих из них пополняют галерею «вечных спутников» человечества. Создать такой литературный образ - мечта и редкая удача для писателя.

XX век – “дважды мистер Икс” - пришпорил время, и оно несется галопом, убыстряя свой бег, ставя перед людьми новые проблемы и рождая новые идеи. Каждая эпоха выдвигает на авансцену - в жизни и в искусстве - новых героев. Но вот уже полтораста лет прочно держатся в седле читательского успеха отважный д'Артаньян и трое его верных друзёй-мушкетеров. Этим они обязаны блистательному мастерству Александра Дюма (1802-1870).

В Париже воздвигнут памятник писателю. Сидя в кресле, он словно отдыхает после долгого, но принесшего удовлетворение труда, а по бокам высокого постамента высечены названия прославивших его произведений. Эта статуя работы Гюстава Доре отлита из бронзы - но как было верно сказано на церемонии открытия в 1883 году - она могла бы быть изготовлена из чистого золота, если бы с каждого из поклонников Дюма собрать на ее сооружение хоть по одному сантиму.

Александр Дюма создал целую галерею запоминающихся романтически окрашенных образов, которые, прочно войдя в сознание многих поколений читателей, стали не менее реальны, чем действительно существовавшие исторические личности. Таков прежде всего его Д'Артаньян. принадлежащий к числу тех литературных персонажей, кому - наравне с их творцами - ставят памятники. Как бы охраняя покой писателя, расположился отважный мушкетер с обнаженной шпагой на цоколе парижского монумента Дюма. А спустя полвека и сам д'Артаньян поднялся на пьедестал во французском городе Ош, центре родной Гаскони, и мы вправе полагать, что это изваяние поставлено скорее честь героя Дюма, чем того, настоящего д'Артаньяна, чьи подложные мемуары были использованы романистом… .

К биографии Александра Дюма как нельзя лучше применима крылатая фраза: «Жизнь - это роман, происшедший в действительности». В этом «романе» немало интереснейших страниц. Дюма деятельно участвовал в таких ключевых событиях своего времени как революции 1830 и 1848 годов. Он подружился с Гарибальди, возглавившим борьбу за единство и независимость Италии, сопутствовал ему в сицилийском и неаполитанском походах. А сколько любопытных эпизодов, приключившихся с писателем во время странствий по белу свету. У Дюма нет скучных произведений, и роман его жизни не был в этом отношении исключением.

Романтично - в духе книг самого Дюма - происхождение писателя. Отец его был сыном французского маркиза и темнокожей невольницы с острова Сан-Доминго (так тогда называли Гаити). В годы Великой французской революции красавец мулат стремительно «проскакал» путь от рядового драгуна до генерала. Смуглый гигант геройски сражался под началом Наполеона Бонапарта в Италии и Египте. Но когда гражданин Бонапарт стал консулом, а затем превратился в императора Наполеона, Дюма попал в немилость за свои республиканские убеждения. Вознесенный волной революции властелин открыто предпочитал теперь преданных бонапартистов стойким республиканцам, и чересчур прямодушный генерал, бывший превосходным солдатом, но плохим политиком, провел остаток дней в опале неподалеку от Парижа, в небольшом городке Вилле-Коттре и его окрестностях.

Выжив после множества телесных ранений, он не снес раны душевной и в сорок четыре года скончался, оставив сиротой четырехлетнего Александра.

В наследство мальчику досталась лишь воинская слава отца (о которой многие поспешили забыть), его кипучий темперамент да шапка курчавых волос. Что же касается средств к существованию, то с этим дело обстояло очень плохо. У генерала не было сбережений, а его вдове отказали в пенсии, так что она не смогла дать сыну хорошего образования. Он умел читать и писать, но вот с латынью и арифметикой был явно не в ладах. .

В детстве Александр доставлял матери массу хлопот своей непоседливостью, своенравием и озорством. Он был крепок и силен, выглядел намного старше сверстников. Когда подрос, то, мечтая повторить подвиги отца, научился отлично фехтовать и стрелять. Его страстью сделалась охота: в поисках дичи юноша целыми днями мог пропадать в густых лесах, которые окружали Вилле-Коттре.

У него рано выработался поразительно четкий почерк, сохранившийся на всю жизнь. Этот изумительный каллиграфический почерк помог Дюма вначале устроиться клерком к местному нотариусу, а затем оказался едва ли не главным достоянием, когда в 1823 году он решил перебраться в столицу…

Ни на какое более соблазнительное место рассчитывать и не приводилось, ибо - как уже было сказано - он обладал лишь красивым ровным почерком, но отнюдь не знаниями. Природного ума и цепкой памяти, помноженных на феноменальную работоспособность. Оказалось, впрочем, достаточно, чтобы через два-три года благодаря систематическому чтению Дюма ликвидировал пробелы в своем образовании, точнее - самостоятельно получил таковое. С упоением набрасывался он на книги древних и современных авторов, открывая для себя Платона и Эсхила, Шекспира и Вальтера Скотта, Гете и Шиллера, Мольера и Корнеля. Тогда же, уверовав в свою звезду и пробуждающийся талант, он твердо решает посвятить себя литературе.

Чиновничья карьера никак не прельщала его: она могла принести в итоге достаток, но не известность. А достойный сын республиканского генерала всегда отдавал предпочтение славе перед богатством. Признание Дюма получил после своей первой же поставленной на сцене пьесы o- это был «Генрих III и его двор», - впервые сыгранной актерами театра Комёди Франсэз 11 февраля 1829 года. До этого он попробовал силы в сочинении водевилей и драмы в стихах, выпустил сборник новелл. Но подлинной датой рождения Дюма-писателя следует считать, конечно, день премьеры «Генриха III». На следующее утро он проснулся знаменитым.

В сфере искусства бывают свои революции (обычно так или иначе связанные с революционными сдвигами в общественном сознании), и в ту пору во Франции происходила одна из наиболее значительных: утверждался романтизм. Страстный его поборник, поэт, прозаик и критик Теофил Готье вспоминал впоследствии: «Трудно себе представить, какое тогда происходило кипение умов. Движение, образовавшееся в те годы, можно уподобить лишь духовному взлету эпохи Возрождения... Казалось, что заново открыта: какая-то великая утерянная тайна. Да так оно и было: люди вновь обрели поэзию». Французские романтики, для которых столь характерно было обращение к прошлому, еще до Дюма создали несколько ломавших привычные каноны драм, но они не увидели света рампы, и именно его Генрих III» оказался первым образцом нового искусства, с которым довелось познакомиться зрителям. Этим обстоятельством во многом объясняется восторженный прием спектакля публикой, - равно как и несомненным драматургическим дарованием автора.

Затем последовали новые пьесы - «Антони», «Ричард Дарлингтон», «Нельская башня», «Кин, или Гений и беспутство», закрепившие шумный успех Дюма как театрального писателя.

Уже через восемь месяцев после первого парижского представления «Генрих III» был поставлен в Петербурге. Пьесы Дюма одна за другой - буквально спустя несколько месяцев после того, как им рукоплещут парижане, - появляются на русской сцене. Никого не оставляя равнодушным, вызывая восхищение у одних, умиление у других и раздражение у третьих, драмы Дюма широко входят в репертуар столичных и провинциальных театров России.

Его произведения печатаются в русских журналах, начинают выходить отдельными изданиями. Одним из первых переводчиков Дюма и пропагандистов его мощного и энергического таланта стал молодой Белинский.

С середины сороковых годов прошлого века в России, как и во Франции, Дюма-драматурга затмил своей славой Дюма-романист. Среди ранних романов Дюма примечательны «Записки учителя фехтования» (1840).

Посетить Россию было заветным желанием Александра Дюма, всю жизнь стремившегося к новым впечатлениям и отличавшегося большой «охотой к перемене мест». Однажды Дюма он познакомился с графом, приехавшим из России в Париж. Граф пригласил Дюма в Петербург как личного гостя.

Дюма пережил уже тогда пик своей славы, позади были успешные произведения: «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера» с двумя продолжениями - «Двадцать лет спустя» и «Виктонт де Бражелон, или десять лет спустя», еще «Королева Марго», «Мадам Монсоро» и «Сорок Пять», цикл из четырех романов - «Жозеф Бальзамо (Записки врача)», «Ожерелье королевы», «Анж Питу», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж», а также другие книги. Это путешествие сулило интересный материал, с помощью которого можно было опять привлечь внимание публики. Вопрос о поездке был решен в несколько дней. И писатель, с легкостью несший бремя пятидесятишестилетнего возраста, тронулся в путь. Уезжая, Дюма оповестил о своих планах подписчиков редактировавшегося им журнала «Монте-Кристо», пообещав, что это путешествие они совершат вместе с ним, - он действительно регулярно присылал с дороги тут же шедшие в набор обширные корреспонденции.

«Петербург принял Дюма с полным русским радушием и гостеприимством, да и как же могло быть иначе? Господин Дюма пользуется в России почти такой же популярностью, как и во Франции», - печатно засвидетельствовал журналист Н. Панаев. Французский литератор стремился завязать знакомства с русскими собратьями по перу. Он встречался с Н.А.Некрасовым, А.К.Толстым, Е.П.Ростопчнной. Особенно многим был обязан Дюма Д.В.Григоровичу, который послужил ему главным источником сведений о русской культуре.

Его привело в восторг русское хлебосольство. Этот гурман увозил с собою множество рецептов новых блюд, которые ему довелось отведать в России и на Кавказе (уже после его смерти увидела свет составленная им «Большая кулинарная энциклопедия»). Он был переполнен также воспоминаниями о тех незабываемых экзотических зрелищах, которыми его потчевали с не меньшим усердием, чем блинами и шашлыком. Сказочные пиршества, медвежья и соколиная охота, скачки верблюдов, ловля диких лошадей арканом, бешеная джигитовка, инсценированное (о чем Дюма не догадывался) нападение горцев, - мало кто был способен оценить все это лучше автора «Графа Монте-Кристо».

В своих очерках Дюма мастерски сочетал путевые заметки с экскурсами в минувшее, с рассказом о русской литературе и искусстве, подкрепляя эти рассказы переводами из Пушкина, Лермонтова, Вяземского, Рылеева, Некрасова, Полежаева, Бестужева-Марлинского, Лажечимкова. .

Разного рода неточности - пожалуй, тягчайшие из тех «смертных грехов», в которых уличают Дюма и которые все же ничуть не мешают его бессмертию. Если такое обвинение иной раз справедливо в отношении его претендующих на достоверность очерков, где он кое-что неумышленно перепутал, кое-что умышленно приукрасил или попросту присочинил, где-то допустил ошибки, то с иной меркой надлежит подходить к его художественной прозе. Ибо прав был Голсуорси: «Тому, кто создал д' Артаньяна, можно простить многое».

Дюма обожал извлекать изюм занимательности из черствого хлеба истории. Романы его, строго говоря, в большинстве своем не исторические, а историко-авантюрные. Вместе с тем в лучших из них писатель в основном верно передавал дух и колорит эпохи, что удавалось ему благодаря не только тонкой интуиции художника, но и тщательному изучению источников - хроники, мемуаров, документов. В предисловии к «Трем мушкетерам» говорится, что один только перечень книг, проштудированных автором, пока им вынашивался замысел романа, занял бы целую главу, - и думается, это не большое преувеличение.

«История для меня гвоздь, на который я вешаю свою картину», - не раз повторял он. И надо отдать должное, во многих случаях «гвоздь» этот у него вбит достаточно крепко. Если какая-либо привлекшая внимание Дюма «история из истории» походила на роман, он брал ее в чистом виде, но чаще переплавлял реальные события в тигле своего могучего воображения, на что как беллетрист имел бесспорное право. В его обработке история тогда представала не совсем такой (а иногда и совсем не такой), какой была на самом деле. Но ведь он не бесстрастный летописец и не автор учебников, - хотя многие представляют себе прошлое Франции преимущественно по его книгам, - он романист, и ему необходим увлекательный сюжет.