И как любил он — ненавидя по произведениям Николая Некрасова
У Некрасова был сиплый голос. Этот сиплый голос отмечали все без исключения мемуаристы. В середине 50-х годов — в пору тяжелых отношений с гражданской женой Авдотьей Панаевой, бедности, беспрерывной поденной работы и столь же беспрерывной борьбы с цензурой — Некрасов перенес горловую чахотку и совсем было собрался умирать. Но в Италии поправился. С тех пор, однако, в голосе этого невысокого кареглазого человека с совершенно непоэтической, или, как тогда говорили, неавантажной, внешностью ощущалась трещина, дребезжание. Может быть, надтреснутый тенор в сочетании с надрывной интонацией стиха, его заунывным звучанием заставлял публику рыдать на некрасовских публичных выступлениях? И в поэтическом его голосе слышна та же трещина, иногда нарочитая негладкость, хрип и надрыв.
Литературная критика чаще всего была несправедлива к Некрасову. Белинский как-то сравнил его талант с топором, и это дало повод недоброжелателям называть стихи Некрасова топорными. Его признавали «крестьянским» поэтом — и отказывали ему в искреннем сочувствии народу. Говоря о некоторых заслугах Некрасова перед литературой, его упрекали в отсутствии оригинальности, а то и таланта. И при этом почти каждый критик черпал из некрасовской поэзии подтверждения собственным политическим взглядам. Так было и в советском литературоведении, которое представляло поэта настоящим революционером.
Если судить о Некрасове не по плохим литературоведческим работам, не по произвольно вырванным из текста цитатам, если читать великого классика не по хрестоматиям с одним и тем же набором текстов, тогда поэт явится во всей мощи своего неповторимого дарования, во всей отваге своего новаторства, определившего пути нашей литературы на столетие (или даже более) вперед.
Современники поэта, в первую очередь Белинский и Чернышевский, ценили в нем прежде всего борца за свободу, а в его лирике — гражданские мотивы (эта традиция дожила до наших дней). Разумеется, Некрасов был и борцом за свободу, и человеком очень сильного гражданского темперамента. Но для великого поэта этих качеств недостаточно. Для того чтобы некрасовскую поэзию вместить в границы гражданской лирики, из его стихов намеренно вычленяют отдельные выражения, и делается это постоянно.
Достаточно сказать, что растиражированная во множестве хрестоматий и учебников строка «Я верую в народ…» вырвана из баллады «Горе старого Наума» (1874). Ее герой Наум («паук») «крестьянину в нужде» ссужает рубли, «а тот плати работой». Но Некрасов не столько клеймит своего героя, сколько рисует психологический портрет человека, обокравшего в первую очередь самого себя. В дом Наума случайно заходит молодая пара — и от самодовольства старого богача не остается и следа:
«Я сладко пил, я сладко ел,
Он думает уныло, -
А кто мне в очи так смотрел?..».
И все ему постыло…
Некрасов никогда не ограничивался только социальным протестом. «Мерещится мне всюду драма», — говорил он еще в 1850 году. Социальное неравенство, угнетение, несвобода — все это для поэта лишь один из многих ликов мирового зла.
В стихотворении «Блажен незлобливый поэт…» Некрасов, противопоставляя незлобливому поэту литератора честного и «злобливого», сформулировал универсальный закон своего творчества:
Со всех сторон его клянут,
И только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он — ненавидя!
Борец у Некрасова всегда обречен и всегда предстает жертвой. Муза у Некрасова умирает под. кнутом — стихотворений, где так или иначе присутствует этот образ, у него целых три (написаны в 1848, 1855 и 1877 годах).
Как трагическое и безвыходное противостояние решается тема любви — в поэтическом дневнике, где отражены сложные отношения поэта с Авдотьей Яковлевной Панаевой. Женщина в лирике Некрасова, пусть даже роковая и взбалмошная, как в его панаевском цикле, или победительно красивая и сильная, как в поэмах, или безоглядно жертвующая собой, как в «Русских женщинах», тоже обречена, и судьба ее тем трагичнее, катастрофа тем неотвратимее, чем больше внутренняя сила героини.
Мир лирики Некрасова непреодолимо трагичен, безысходно страшен. Тем более гордым и достойным выглядит выбор человека, отважившегося противостоять ходу вещей, самому Богу. От церкви поэт был весьма далек и к попам относился вполне по-мужицки — с презрением. Но противостояния толком не получается, во всяком случае, образ рока постоянно присутствует в стихах Некрасова; и фабричное колесо с его неумолчном гудением из «Плача детей» воспринимается не только как символ безжалостного угнетения, но и как неумолимый рок. Поэтому часто лирический герой оказывается «рыцарем на час» (так называется одно из стихотворений Некрасова). Никаких иллюзий на собственный счет у этого героя нет:
Любовь и Труд — под грудами развалин!
Куда ни глянь — предательство, вражда,
А ты молчишь — бездействен и печален,
И медленно сгораешь со стыда.
И небу шлешь укор за дар счастливый:
Зачем тебя венчало им оно,
Когда душе мечтательно-пугливой
Решимости бороться не дано?..
Некрасов отчеканил формулу на все времена:
Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть борцом.
Сознавая, что единственным достойным исходом борьбы, единственной нравственной победой окажется гибель, он беспощадно сказал о себе:
Я жить в позоре не хочу,
Но умереть за что — не знаю.
Жажда борьбы и сознание ее бесплодности, приступы решимости и столь же внезапные приступы безволия и отчаяния — на этих противоречиях стоит вся поэзия Некрасова.
Некрасов — поэт «нервный», как говорится о нем в стихотворении современного петербургского поэта Александра Кушнера. Прежде всего поражает в Некрасове больная совесть: вот кто не прощал себе ничего! Его стихи потому и были так популярны, что они отражали раздвоенное, больное интеллигентское сознание. «Поэт и гражданин» — не только диалог Некрасова с Чернышевским: здесь совесть поэта спорит с его хандрой, жажда деятельности — с истинно поэтическим, но мучительным осознанием бесполезности любых начинаний.
Гражданин
(входит) Опять один, опять суров, Лежит — и ничего не пишет.
Поэт
Прибавь: хандрит и еле дышит -И будет мой портрет готов.
Гражданин
Хорош портрет! Ни благородства,
— Ни красоты в нем нет, поверь, А просто пошлое юродство. Лежать умеет дикий зверь…
Поэт
Так что же?
Гражданин
Да глядеть обидно.
Поэт
Ну, так уйди.
Гражданин
Послушай: стыдно!
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило.
Если Некрасов не так уж много изменил в русской жизни, он чрезвычайно много сделал для пробуждения совести русского общества и был одним из тех, кто научил это общество действовать в согласии с убеждениями вне зависимости от результата. То есть поставил достоинство, честь и гордость выше победы и успеха, что весьма ценно для русского сознания, вечно замахивающегося на гигантские цели в поиске единого спасения для всех. Не будет большим преувеличением сказать, что Некрасов сформировал русскую интеллигенцию как широкую категорию населения страны.
Подчеркнуто будничная интонация Некрасова, его умение столкнуть иронию и пафос, а в нужный момент устраниться от комментария, предоставив работать материалу, заложили основы новой поэтики и породили «некрасовскую школу».
В народной песне, как и в стихах Некрасова, всегда соседствует фарс и трагедия, ирония и отчаяние, народный здравый смысл и истинно русская мечтательность. Вот почему Некрасов имеет право на свои прощальные, полные высокого пафоса слова:
Не бойся цепи и бича,
Не бойся яда и меча,
Ни беззаконья, ни закона,
Ни урагана, ни грозы,
Ни человеческого стона,
Ни человеческой слезы.
Человек, при всей своей слабости и при всех своих мучительных противоречиях сохранивший способность в беспощадной наготе видеть мир и беспощадно судить себя, вправе был надеяться, что в русской литературе навсегда останутся слова, произнесенные его надтреснутым хриплым голосом.