Айсберги проплывают рядомАвтор: Крапивин В.П.
О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал ещё в коридоре. На вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на полу лежал брезентовый тюк и стоял большой потёртый чемодан.
Тоник всегда радовался гостям. Но сегодня ни гость, ни даже мысль о том, что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника. Поэтому он равнодушно поздоровался с высоким лысоватым человеком в сером свитере и даже не стал никого спрашивать, кто этот человек, и зачем приехал.
— Отметки, что ли плохие принёс? — поинтересовался папа, когда Тоник нехотя сел к столу и начал царапать вилкой клеёнку.
— Отметки-то хорошие… — вздохнул Тоник и положил вилку.
— А что нехорошее? — сразу встревожилась мама. — Антон, отвечай сию же минуту!
— Да понимаешь… самолётик. Бумажный. Я его на уроке выпустил случайно. А она сразу в дневник записала.
— Кто она? Ах, Галина Викторовна! Так, — деревянным голосом сказала мама. — Ну-ка, покажи дневник.
Тоник медленно слез со стула. Он знал, что оправдываться не стоит.
А дело было так. Пока весь третий «Б» умирал со скуки, слушая, как Лилька Басова объясняет у доски пустяковую задачку, Тоник мастерил из тетрадного листа маленький аэроплан.
Клочки бумаги упали на тетрадную обложку. «Будто льдины в голубой воде, если смотреть на них с самолёта», — подумал Тоник. Летать и смотреть с высоты на льдины ему не приходилось, но это было неважно.
На одном из клочков он поставил несколько чернильных точек: на льдине оказались люди. Они терпели бедствие. С северо-запада и востока на льдину двигались громадные, ослепительно сверкающие голубоватым льдом айсберги. Тоник сделал их из самых больших обрывков бумаги. Он читал недавно об айсбергах, и знал, что шутить с ними опасно. Сейчас они сойдуся, сплющат льдину, и люди погибнут в ледяной воде. Спасти их может только самолёт. Скорей!
Но пилот не рассчитал силы мотора. Самолёт ударился бумажным крылом о чернильницу, взмыл вверх и упал в проходе между парт…
— Да-а, — сказал папа, прочитав запись учительницы. А мама обратилась к гостю:
— Хорош, а? Беда с ним. — Затем она повернулась к сыну. — Спроси-ка у Германа Ивановича, пускал ли он на уроках самолёты.
Тоник исподлобья взглянул на приезжего, но тот спрятал лицо за большой кружкой и торопливо глотал горячий чай. «Факт, пускал», — решил Тоник, но промолчал.
— Мы ещё с тобой поговорим, предупредила мама, но было ясно, что гроза прошла.
В соседней комнате кто-то стал царапать дверь. Герман Иванович поднялся, и впустил крупного серого щенка. Одно ухо у щенка наполовину висело, другое было острым, как стрелка.
— Барс проснулся. Знакомьтесь.
Тоник тихо чмокнул губами. Щенок подбежал, ухватил Тоника за штанину и весело замотал головой. Он решил, наверно, что так надо знакомиться.
— У него какая порода? — спросил Тоник. — Лайка? А вы с Севера приехали? Я догадался сразу. А вы… видели айсберги?
Герман Иванович серьёзно посмотрел на Тоника.
— Нет, айсберги я не видел, — ответил он. — Очень хотелось увидеть, но до сих пор не приходилось.
Вечером Тоник, Тимка и Петька, сосед Тоника по квартире, сидели в палисаднике перед Тимкиным окном. Тоник рассказывал про Германа Ивановича.
— Весёлый такой. Он с папой в одном институте учился. Биолог-охотовед. Сейчас из экспедиции в Москву возвращается и решил нас навестить.
— Так, на Севере, наверно, полярная ночь, — с завистью сказал Петька.
— Нет, он говорит, что солнце бывает. Только оно низко стоит. Красное и большое. Когда летишь, солнце ниже самолёта.
— А он на самолёте прилетел?
Тимка с сожалением взглянул на Петьку:
— Чему вас учат в первом классе? Пароходы по льду не плавают.
Петька понял, что ляпнул глупость и от досады стал сбивать с веток мелкие сосульки.
— А тебе повезло, Антон, — вспомнил вдруг Тимка. — Если бы не этот ваш знакомый, влетело бы за твой самолёт.
— Тоже уж… Про всякий пустяк в дневнике писать, — сказал Тоник.
— Конечно. Вот у нас Лёнька Кораблёв живого воробья на уроке выпустил, и то ничего. Только из класса выгнали.
— Воробья? — спросил Петька.
— Ну, и Лёньку, конечно. А в дневник не писали.
— Хорошо вам, пятиклассникам, — вздохнул Тоник.
— Ага… Только пришлось Лёньке брать пальто в раздевалке и полчаса по улицам ходить, чтобы завуч не поймал в коридоре. А знаешь, какой мороз был!
— Подумаешь, мороз! Герман Иванович недавно прямо в снегу ночевал. В тайге. У него и спальный мешок есть, большущий. Сверху брезентовый, а внутри меховой.
Петька оставил в покое сосульки и придвинулся ближе. У Тимки заблестели глаза.
— Настоящий?
Тоник презрительно промолчал.
— Поспать бы в нём, а?
— Я и так весь день про это думаю, — соврал Тоник, удивляясь, как такая мысль раньше не пришла ему в голову. Иметь под боком настоящий спальный мешок и не переночевать в нём!
Тимка мечтательно продолжал:
— Мы бы вдвоём в него залезли. Будто ночёвка на льдине… Не разрешат?
— Где там! — Тоник уныло махнул варежкой. — Да тут ещё этот дурацкий дневник…
Тимка наморщил лоб так, что брови уползли под шапку.
— Головы у нас есть?
— Есть.
— Значит, надо думать.
В девять часов Тимка пришёл к Тонику. Он сказал, что отец у него работает во вторую смену, сестра Зинаида ночует у Подруги, а спать одному в пустой квартире ему как-то скучновато.
— Где же тебя устроить? — задумалась мама. — На диване будет спать Герман Иванович. На раскладушке вдвоём с Тоником вы не поместитесь. Может быть, на полу?
— А знаешь, — Тоник с серьёзным видом почесал затылок, — если так сделать: Тимку — на раскладушку, а для меня попросить у Германа Ивановича этот… как его… спальный мешок?
— Ещё новости! — воскликнула мама.
— Да вы не бойтесь, Зоя Петровна, — сказал Герман Иванович и подмигнул Тонику. — Блох в мешке нет.
Мама сделала вид, что совсем не думала про блох и пошла за простынями, чтобы постелить их внутрь мешка.
Ребят поместили в маленькой комнатке, дверь которой выходила прямо на лестницу.
— Пора, — прошептал Тимка, едва был погашен свет и в квартире наступила тишина. — Ну-ка, подвинься.
Печально скрипнула покинутая раскладушка, и Тимка штопором ввинтился в спальный мешок.
— Простыни выкинуть, — заявил он. — В снегу с простынями не ночуют.
Они выкинули простыни и несколько минут прислушивались к тишине. Вдруг в коридоре раздалось осторожное шлёпанье босых ног. Кто-то сказал свистящим шёпотом в замочную скважину:
— Тоник, открой, а?
— Петька. Чего ему надо?
Тоник скользнул к двери и открыл, стараясь не скрипнуть. В полумраке он увидел две маленькие фигурки, завёрнутые в одеяла.
— Вам чего?
— В мешок, — сказал Петька.
— Дубина! Марш домой! — прошептал из мешка Тимка.
— Я тоже хочу в мешок, — хнычущим голосом сказала вторая фигурка. Это был пятилетний Петькин брат Владик, прозванный Кляксой за постоянное нытьё.
— Не влезем же! А Клякса-то ещё зачем?
— Не отстаёт, рёва.
В соседней комнате раздались тяжёлые шаги. Тимка молнией вылетел из мешка на раскладушку.
— Лезьте, черти, — выдохнул Тоник и захлопнул дверь. Они с Петькой ухватили Кляксу и затолкнули его в мешок. Петька тоже укрылся в мешке. Тоник остался стоять посреди комнаты.
Герман Иванович осторожно приоткрыл дверь.
— Хлопцы, пусть Барс у вас переночует. Можно?
— Можно, — сказал Тоник. — А вы уже легли? А я вот… тоже… ложусь.
Теперь в мешке было очень тесно.
— Звали вас? — зашептал Тимка. — Мне Клякса коленкой позвоночник сверлит. А ну, лежи тихо!
Клякса попробовал заныть.
— Заткнись, — сказал Петька так сурово, что Клякса сразу замолчал.
— Ну и достанется нам утром, — вздохнул Тоник.
— Мы рано уйдём. Не заметят, — успокоил Петька.
Минуты три они молчали. Клякса начал мирно посапывать носом. Где-то в углу тихонько скулил во сне Барс.
— Знаете что? — начал Тимка. — Просыпать нам нельзя. Попадёт, если увидят. Давайте дежурить по очереди. Каждый час меняться будем. Вон и часы.
В темноте светился циферблат будильника.
— Здорово, — сказал Петька. — Будто мы в походе.
— Давайте, будто наш пароход налетел на айсберг, и мы высадились на льдину, — предложил Тоник.
— На что налетел? — не понял Петька.
— На айсберг, на ледяную гору. Такие в северных морях плавают.
Тимка не согласился высаживаться на льдину.
— Там еды нет. Лучше на необитаемый остров. На острове хоть белые медведи.
Они поговорили ещё немного, поспорили, водятся ли на Северном полюсе пингвины и бывает ли над южным полюсом северное сияние. Потом договорились, что первым будет дежурить Тимка. Кляксу от дежурства освободили.
У Тоника слипались глаза.
— Спишь? — спросил Тимка.
— Сплю. Чего нам бояться? Полярная ночь кончилась.
— Скоро за нами придёт самолёт.
— Конечно. Но следи за белыми медведями. Возьми мой револьвер.
Через час Тимка локтем растолкал Тоника.
— Твоя очередь. Слышишь?
— Ага… — зевнул Тоник.
Тимка повернул голову и прошептал ему в самое ухо:
— Ты Петьке дай поспать побольше. Всё-таки мы старшие.
— Конечно, — пробормотал Тоник. — Дам…
Он сказал это машинально, а думал о другом. Тоник думал, что тень, которая ложится от него на снег, очень длинная. Так было потому, что солнце стояло совсем низко. Большое, красное, как спелый помидор, оно повисло над кромкой льдов. Снег был залит оранжевым светом. Фиолетовые тени далеко тянулись по нему от ледяных глыб. Льды кончались у чёрных береговых скал.
У самого берега медленно плыли айсберги. Они были громадные, как горы. С одной стороны их освещали красные лучи, с другой, в тени, айсберги были голубые. Они целиком отражались в тихой тёмно-зелёной воде. Потом по снегу скользнула большая тень, и в воздухе стал кружить самолёт. Был он белый, в тонкую синюю клетку. Громко шуршали его бумажные крылья…
Утром, в половине девятого, Герман Иванович пошёл в комнату, чтобы взять из чемодана бритву. Он открыл дверь и замер на пороге. Из его спального мешка торчали четыре головы. Справа виднелся аккуратный Петькин чубчик, за ним тёмный взлохмаченный затылок Тоника, Тимкин белобрысый ёжик и стриженная под машинку круглая голова Кляксы.
А в раскладушке, удобно расположившись на чистой простыне, спал Барс. Он морщил нос и беззвучно рычал. Барсу снились белые медведи.