Ранчин А. М.
ЖитиеСергия Радонежского (1314 или ок. 1322 — 1392), одного из наиболее почитаемыхрусских святых, было составлено монахом основанного Сергием Троицкого монастыряЕпифанием Премудрым, по-видимому, в 1417—1418 гг. Стилю Жития СергияРадонежского свойственны те же приемы «плетения словес», что и стилю ЖитияСтефана Пермского. Однако в отличие от Жития Стефана, имеющего преимущественнопанегирический характер, в Житии Сергия доминирует повествовательное начало.Текст первоначальной, Епифаниевской редакции до нас в исконном виде не дошел.Он был переработан в середине XV века книжником сербского происхожденияПахомием Логофетом, перу которого принадлежит несколько редакций Жития.
Однаиз особенностей поэтики Жития, свойственная не только этому памятнику древнерусскойагиографии, но именно в нем чрезвычайно сильно акцентированная ипоследовательно проводимая, — это различного рода тройные повторы, встречающиесякак на фразовом (тройные ряды синонимов или окказиональных синонимов, триады, образуемыеаналогичными синтаксическими конструкциями, и т.д.), так и на надфразовом(трижды повторяющиеся события жизни Сергия, триады, в которые объединяются лица,о которых повествуется в Житии) уровнях.
В.В.Колесов, отметивший, что в качестве индивидуального стилистического приема вЖитии Сергия Радонежского используется «увеличение объема синтагм» до «триады»,связал этот признак Жития с установкой на выражение догмата о Святой Троице, стользначимого для Сергия, посвятившего именно Троице основанный им храм на Маковце– горе, где был воздвигнут Троицкий монастырь (Колесов В.В. Древнерусскийлитературный язык. Л., 1989. С. 188-215). В.В. Колесов также обратил вниманиена тройные повторы на надфразовом уровне текста Жития – на триады не слов, нособытий: «Только с современной точки зрения стали заметны некоторыепоследовательности, незаметные или как бы неважные в средние века. Все такиепоследовательности складываются в триады поступков и событий, в самом текстеЖития представленных разорванно и несвязно, в общем потоке повествования, длякоторого важен только сам герой, Сергий.
Мывидим, что Варфоломей-Сергий на служение посвящается трижды. Сначала – явлениемчудного старца, вдохнувшего в отрока «умение грамоте». Затем – пострижением, и,наконец, игуменством – высшим для Сергия предназначением, которое он не принялсразу, пока не прошел положенные до того пути. Последовательность движенийкультурного героя никогда не нарушается, поскольку это путь нравственногостановления личности и оно не переносит обрыва связей и пропуска ступенейпосвящения. Сергий потому и отказывается от чести епископского и дажемитрополичьего сана, то положенные ему «ступени» он прошел до конца – все три.
Построениехрама святой Троицы также происходит по трем составляющим это действие этапам, идаже явление небесных сил, предсказывающих судьбу и смерть святого, троичны(так! –А.Р.): сначала это ангел, затем – Богородица, наконец – огонь вмолитвенном экстазе Сергия. Лик святого и тут ограничен рамками Троицы — троичностьюсущего, за пределы чего невозможно выйти без ущерба для целостности… образа?образца? или лика, который складывается в кружении этих, отмеренных судьбойтриад?» (Колесов В.В. Сергий Радонежский: художественный образ и символкультуры // Жизнь и житие Сергия Радонежского. М., 1991. С. 328-329) Отметилисследователь и распределение ролей трех братьев в Житии — Сергия, Стефана иПетра: «Три брата – не сказочные персонажи, такова реальность семейныхотношений. Но уже за таким распределением ролей сокрыты различные образыбратства. Старший – властный, мирского склада, трезвый и сильный Стефан, как иВарфоломей – монах. Младший, Петр, кроткий мирянин, несущий свойственноечеловеку его судьбы земное тягло. Средний же, Варфоломей, и монах, как старший,и кроток, как младший; как оба его брата, связан и Сергий с заботами мира сего,но кротостью и послушанием, а не властностью правит он братией: «править безвласти» – духовным авторитетом и личным примером в труде – такова установкарусского характера на власть и властные отношения: личный пример дороже всякогонаказания, приказа и поучения.
Сказкавыберет своим героем младшего, летописная повесть – старшего, героем жития посправедливости становится средний, даже в характере своем не выражающий никакихкрайностей.
Идеаломстановится «средний человек» как представитель типа без крайностей и уклоненийот нормы. Это также мировоззренческий принцип Сергия, которому вообще, пословам Г. Федотова, присуща была “светлая мерность” жизни» (Там же. С. 333).
Насамом деле Епифаний Премудрый, составивший Житие Сергия, и Пахомий Логофет, переработавшийэто житие, должны были хорошо осознавать смысл тройных повторов. Продуманностьв построении текстов особенно очевидна для Епифания, который очень продуманноотносился к форме создаваемых произведений. Ф. Вигзелл показала на примереЖития Стефана Пермского, также созданного Епифанием и сохранившегося в своемисконном виде, сколь внимателен книжник к слову, в частности, при цитированииСвященного Писания (см.: Вигзелл Ф. Цитаты из книг священного писания всочинениях Епифания Премудрого // Труды Отдела древнерусской литературыИнститута русской литературы (Пушкинского Дома). Л., 1971. Т. XXVI. С.242-243). Символические смыслы тройных повторов в Житии Сергия Радонежскогоестественны для «стиля второго южнославянского влияния» (или стиля «плетениясловес»), самым замечательным приверженцем которого был Епифаний Премудрый.Д.С. Лихачев заметил: «следует обратить внимание на одну чрезвычайно важнуюособенность, пронизывающую все формы высокого, церковного стиля средневековья, которуюсвоеобразно развивал новый стиль: основное, к чему стремятся авторыпроизведений высокого стиля, — это найти общее, абсолютное и вечное в частном, конкретноми временном, невеществнное в вещественном, христианские истины во всех явленияхжизни» (Лихачев Д.С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влиянияв России // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С.26). Несомненно, поэтика агиографического повествования как типа текста, агиографическийкод предполагали прочтение тройных повторов в Житии именно как выражениядогмата о Святой Троице и, уже, как свидетельства о промыслительной заботеТроицы в жизни Сергия.
В.М.Кириллин отметил, что «семантический фон троической символики, подсвечивающийповествовательную ткань «Жития», не равномерен. Наиболее насыщен он в первыхтрех главах анализируемого текста, что объясняется, по-видимому, мистико-предвещательнымзначением описанных здесь событий. Так, уже само вступление в жизнь главногогероя агиобиографии было ознаменовано чудесами, свидетельствующими опредназначенной ему необыкновенной судьбе» (Кириллин В.М. Символика чисел влитературе Древней Руси // Древнерусская литература: Изображение природы ичеловека. М., 1995. С. 257. См. также: Кириллин В.М. Символика чисел влитературе Древней Руси (XI — XVI века). СПб., 2000. С. 174-221). Первое чудо –троекратное возглашение еще не родившегося отрока, будущего Варфоломея-Сергия, изутробы матери во время богослужения в церкви; промыслительный характер этогочуда раскрыт в тексте «Жития Сергия Радонежского», к этому эпизоду приведеныпараллели из Библии. Еще в 1931 г. историк Г.П. Федотов обратил внимание насокровенный богословский смысл этого эпизода и его символическую, предсказывающуюроль в тексте Жития: «Догматически-троичное истолкование этого событиясохраняет следы на многих страницах жития. Так понимает его иерей Михаил, дорождения младенца предрекающий родителям его славную судьбу, о том же говорит итаинственный странник, благословляющий отрока, и брат святого Стефан, предлагаяосвятить первую лесную церковь во имя Пресвятой Троицы; это же предание знает вПереяславле епископ Афанасий, заместитель митрополита. . …Епифаний самбессилен раскрыть богословский смысл этого имени» (Федотов Г.П. Святые ДревнейРуси. М., 1990. С. 143-144).
Тричуда, имеющие прообразующий смысл по отношению к монашеской жизни Сергия, — отказмладенца от вкушения материнского молока, если мать перед тем ела мясо;невкушение материнского молока в постные дни, по средам и пятницам; отказ отмолока кормилиц. В.М.Кириллин заметил, что «Епифаний Премудрый главнейшее всодержании своего произведения – тринитарную концепцию – стремился выразить ичерез форму, подчиняя общей идее стилистический и композиционный планыизложения» (Кириллин В.М. Символика чисел в литературе Древней Руси (XI — XVIвека). С. 259). Эпизод с возглашением ребенка из чрева матери имеет трехчастнуюдиалогическую структуру: женщины в церкви трижды вопрошают ее, где сокрытребенок, и она трижды им отвечает. Такие триады вопросов и ответов присущитакже и другим ключевым эпизодам Жития: беседе отрока Варфоломея со старцем, даровавшимему «книжное разумение», беседе с постригшим Сергия священником Митрофаном, испытаниюСергием-игуменом приходящих в монахи. В.М. Кириллин отметил и значимоеупоминание о трех перстах, которыми некий чудесный старец подает Варфоломеючудодейственный хлебец, и три предречения старца о будущем Сергия — великогоподвижника (Там же. С. 259-265). «В епифаниевской редакции «Жития СергияРадонежского» число 3 выступает в виде разнообразно оформленногоповествовательного компонента: как биографическая подробность, художественнаядеталь, идейно-художественный образ, равно и как абстрактно-конструктивнаямодель либо для построения риторических фигур (на уровне словосочетания, фразы,предложения, периода), либо для построения эпизода или сцены. Иными словами, число3 характеризует и содержательную сторону произведения, и егосюжетно-композиционную стилистическую структуру, так что по своему значению ифункции всецело отображает стремление агиографа прославить своего героя какучителя Святой Троицы; но наряду с этим означенное число символически выражаети неизъяснимое рационально-логическими средствами знание о сложнейшейумонепостигаемой тайне мироздания в его вечной и временной реальностях, посколькуоно – число 3 – является формально-содержательным компонентом воспроизводимой в«Житии» исторической действительности, то есть земной жизни, представляющейсобой как творение Бога образ и подобие жизни небесной и потому заключающей всебе знаки (тричисленность, триадность), которыми свидетельствуется бытие Божиев его троическом единстве, согласии и совершенной полноте» (Там же. С.265-266).
ФрагментыЖития, в которых открыто выражен троичный мотив – троекратное возглашениеребенка во чреве матери и три предсказания чудесным старцем грядущей судьбыВарфоломея, — были проанализированы также В. Н. Топоровым, который отметилсимволический смысл этого мотива (Топоров В.Н. Святость и святые в русскойдуховной культуре. Т. II. Три века христианства на Руси (XII-XIV вв.). М., 1998.С. 374-376, 384-385, 408-410, 565, 592-595).
В.Н.Топоров,как и ряд других авторов, связывает особенное почитание Сергием Святой Троицы свлиянием на троицкого игумена влиятельного в православном мире с середины XIVв. богословского движения — исихазма (настойчивое выражал эту мысль ещеП.А.Флоренский в статье «Троице-Сергиева Лавра и Россия» в начале ХХ в. //Флоренский Павел, свящ. Сочинения: В 4 т. М., 1996. Т. 2. С. 356-365). Однаковысказывалось и мнение, что Сергий стоял в стороне от исихазма и чтоисихастская трактовка чудес в Житии впервые появляется у Пахомия Логофета(Грихин В.А. Проблемы стиля древнерусской агиографии XIV-XV вв. М., 1974. См. также: Клосс Б.М. Избранные труды. Т. I. Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 36-37).
Перечисленныепримеры – это далеко не все тройные повторы, содержащиеся в Житии СергияРадонежского даже на надфразовом, событийном уровне текста. Причем повтороммогут быть не только тождественные события или действия, как тройноевозглашение ребенка из утробы матери, но и события фактически различные, ноидентичные по своей функции в тексте Жития.
Тройноевозглашение ребенка из материнского чрева выступает в Житии в роли парадигмы ипервообраза для последующих событий жизни Сергия. Особенный смысл его отмеченмногочисленными библейскими параллелями: «Пакы ему достоит чюдитися, что радине провъзгласи единицею или дважды, но паче третицею, яко да явится ученикъСвятыя Троица, поне же убо тричисленое число паче инех прочихъ числъ болши естьзело чтомо. Везде бо троечисленое число всему добру начало и вииа взвещению, якоже се глаголю: трижды Господь Самоила пророка възва; трею камению пращею ДавидъГолиада порази; трижды повеле възливати воду Илиа на полена, рекъ: «Утроите», — утроиша; трижды тожде Илиа дуну на отрочища и въскреси его: три дни и три нощиИона пророкъ в ките тридневова; трие отроци в Вавилоне пещь огньную угасиша;тричисленое же слышание Исаию пророку серафимовидцу: егда на небеси слышашесяему пение аггельское, трисвятое въпиющих: «Святъ, святъ, святъ Господь Саваоф!»Трею же лет въведена бысть въ церковь Святая Святых пречистая дева Мария;тридесяти же летъ Христос крестися от Иоанна въ Иердане; три же ученикы Христоспостави на Фаворе и преобразися пред ними; тридневно же Христос изъ мертвыхвъскресе; трикраты же Христос по въскресении рече: «Петре, любиши ли мя?» Чтоже извещаю по три числа, а что ради не помяну болшаго и страшнаго, еже естьтричисленое божество: треми святынями, треми собьствы, въ три лица единобожество Пресвятыа Троица, и Отца, и Сына, и Святого Духа; триупостаснагоБожества, едина сила, едина власть, едино господьство? Лепо же бяше и семумладенцу трижды провъзгоасити в утробе матерне сущу, преже рожениа, прознаменуяот сего, яко будет некогда троичный ученикъ, еже и бысть, и многы приведет вразумь и въ уведение Божие, уча словесныя овца веровати въ Святую Троицуединоущную, въ едино Божество.
Яко и преже рожениа его Богъ прознаменалъ есть его: не просто бо, ни бездобьтаковое знамение и удивление бывшее преднее, но предпутие есть последи будущим.Се же понудихомся рещи, елма же чюдна мужа чюдно и житие поведается» (Памятникилитературы Древней Руси: XIV – начало XV века. М., 1981. С. 272, 274).
Этотфрагмент Жития имеет в тексте прообразующую и как бы метаописательную (то естьопиывающую само строение жития) функцию. Появление тройного вопросно-ответногоряда (женщины спрашивают мать Варфоломея-Сергия, не внесла ли она в церковьмладенца, та отвечает отрицательно) в Житии предуказано упоминанием о трисвятомангельском пении и о тройным вопросе Христа, обращенном к апостолу Петру.
Тройноевозглашение ребенка в материнском чреве символически связывает еще нерожденного Сергия с священным прошлым (с библейскими событиями) и с собственнымбудущим, указывая тем самым на причастность святого провиденциальному плану, вечности.Одновременно в сравнении с эпизодами из Священной истории вырисовываетсяуникальность случая Сергия – он единственный представлен как исповедник СвятойТроицы.
Изобилиеветхозаветных и новозаветных параллелей к тройному возглашению ребенка вматеринской утробе заставляет читателя ожидать, что троичная символика проявитсяи в дальнейших событиях жизни Сергия.
ЖизньСергия, естественно, разделяется на две половины: на годы, проведенные в миру, ина житие монаха.
Границамежду этими двумя частями отмечена в Житии метаописательным рассуждениемагиографа, предваряющим рассказ о пострижении святого: «Не зазрите же мигрубости моей, поне же и до зде писахъ и продлъжих слово о младенстве его, и одетьстве его, и прочее о всем белецком житии его: и елико бо аще в мирупребываше, но душею и желаниемь къ Богу распаляшеся» (Там же. С. 298).
Первыйпериод жизни Варфоломея-Сергия состоит из двух неравных отрезков: времени отчуда с тройным восклицанием в чреве матери до дарования ему «книжного разума» илет, прошедших от этого таинственного события до пострига. Весь первый отрезокэтого периода выделен в Пространной редакции Жития, (сохранившей, по Б.М.Клоссу,начало епифаниевского текста) в особую главку – «Начало житию Сергиеву». Первыйпериод ознаменован тремя событиями, имеющими провиденциальный смысл. Это, крометройного возглашения ребенка из утробы матери, крещение младенца священникомМихаилом, который «провидевъ духомь божественым, и проразуме, съсуду избраннубыти младенцу» (Там же. С 268). И это отказ младенца питаться материнскиммолоком в постные дни и после вкушения матерью мяса, а также отказ от молокакормилиц. Отказ младенца от молока – это и три самостоятельных чуда, и триварианта одного и того же деяния, приуроченные к разным фрагментам жизни Сергияи текста Жития: во всех трех случаях младенец не вкушает молока, когда вкушениесвязано с нарушением того или иного запрета.
Итройное возглашение ребенка из материнского чрева, и отказ от молока, ипрозорливость священника при крещении свидетельствуют о Варфоломее-Сергии однои то же: что он станет монахом, основателем обители Святой Троицы.
Другаятриада в Житии, три главных события в жизни Сергия – крещение, дарование«книжного разумения» и пострижение. Совершителями всех трех событий выступаютсвященники: иерей Михаил, крестивший святого, некий старец (в его образе Сергию,как можно понять, явился ангел) и игумен Митрофан, который постриг Сергия вмонахи. Все три священника извещают о великом призвании Сергия. Все три событияотмечают ключевые моменты в его жизни: вступление в церковь, постижениерелигиозной мудрости и уход из мира и принятие монашества, полное посвящениесебя Богу. Принятие монашества – главные, поворотные событие и поступок Сергия.Все предшествующее – предварение пострижения Сергия в монахи. Все три эпизодаособо отмечены в Житии сходными символическими мотивами. И священник Михаил, инекий старец, и игумен Митрофан свидетельствуют о великом предназначенииСергия. И Михаил, и чудесный старец говорят о святом как о служителе СвятойТроицы; Митрофан же постригает Сергия в Троицкой церкви. И в эпизоде с чудеснымпресвитером, и в эпизоде пострижения Сергия Митрофаном упоминается олитургическом хлебе, о просфоре. Старец «подастъ ему нечто образом акы анафору,видением акы малъ кусъ бела хлеба пшенична, еже от святыя просфиры »(Там же. С. 280). После пострижения от Митрофана «пребысть же блаженный въцеркьви седмь дний, ничто же вкушая, точию просфиру, оную же от рукы игуменавзят » (Там же. С. 302).
ФигурыМихаила и Митрофана образуют рамку первой части Жития, посвященной мирскойжизни Сергия: Михаил принимает его в мир и в церковь, Митрофан выводит из мирана монашеский подвиг. Неслучайно в Житии фонетическое сходство их имен: обаимени – трехсложные, первые слоги тождественны. Вероятно, это подлинные именадвух священнослужителей, но показательно, что в Житии эти имена сохраняются, ане опускаются, как это обычно бывает в агиографии.
Повествованиео встречах и борьбе Сергия-монаха с вредоносными силами разделено на триглавных эпизода, подобно другим событиям его жизни. Это приход бесов с самимдьяволом в церковь перед заутреней: нападение бесов на Сергия в хижине святого,сопровождаемое угрозами и понуждением покинуть выбранное место; появлениемедведя, который, «акы некый зпый длъжние» (Там же. С. 312), в течение годаприходил к святому за куском хлеба. Происки бесов и приход зверей поставлены вЖитии в единый синонимический ряд, причем число синонимов в нем – три: «Овогдаубо демоньскаа кознодейства и страхования, иногда же зверинаа устремлениа» (Там же. С. 312). Трем встречам Сергия со священниками, узнающими внем великого святого, контрастно соответствуют три встречи с носителями зла илиопасности.
ТриждыСергий совершает исцеления и воскрешение: воскрешает умершего отрока, исцеляетбесноватого вельможу и больного, жившего недалеко от Троицкой обители. Триждыпроявляет Сергий в Житии прозорливость: когда мысленным зрением видит епископаСтефана Пермского, проходящего в нескольких верстах от Троицкого монастыря;когда узнает, что слуга князя Владимира Андреевича попробовал брашна, посланныекнязем в обитель; когда духовным взором видит все происходящее на Куликовомполе. Трижды по Божией воле привозят сладостный хлеб в монастырь, когдачерноризцы испытывали недостаток в еде.
Трираза повторяется в описании жизни Сергия и мотив вкушения им хлеба: отрокВарфоломей-Сергий вкушает чудесный хлебец, который дает ему таинственныйсвященник; Сергий работает за решето гнилых хлебов, которые составляют егодневную пищу; Сергий и другие монахи едят привезенные в монастырь сладостныехлебы.
Тричудесных видения Сергия-игумена составляют в Пространной редакции Житияотдельные главки: это видение ангела, служащего литургию в храма вместе сСергием; это посещение Сергия Богоматерью, которая обещает заботиться обоснованном им монастыре; это явление огня, осеняющего алтарь во время литургии,которую служит Сергий. Эти чудеса часто упоминаются в исследовательскойлитературе как указание на глубину мистической настроенности Сергия, лишьотчасти приоткрытых в Житии. Также часто эти «световые» чудеса истолковываются каксвидетельство приверженности Сергия исихастскому учению о нетварном(божественном, нефизическом) свете. Исихасты считали таким свет, которымпросиял Иисус Христос, согласно евангельскому сказанию, на горе Фавор;созерцание этого света открывается святым, достигшим особенного мистическогосостояния. «Световые» чудеса в Житии Сергия Радонежского восходят кранневизантийским житиям (см.: Клосс Б.М. Избранные труды. Т. I. С. 36-37).
Напротяжении всего Жития рассказывается о трех чудесных явлению Сергию божественныхсил: это ангел в образе старца-священника, дарующий отроку Варфоломею «книжноеразумение»; это ангел, служащий Сергию на литургии; и это Богоматерь сапостолами Иоанном и Петром.
Втриады соединены и образы монахов в Житии. Прежде всего, это триада «Сергий –его старший брат Стефан и племянник Стефана Феодор», а также «мистическаягруппа» (Федотов Г.П. Святые Древней Руси. С. 148) учеников Сергия – Симон, Исаакийи Михей. В Житии также упоминается о духовном общении Сергия с митрополитомАлексием и со Стефаном Пермским — Сергий и два архиерея тоже образуют триаду.В.О. Ключевский рассматривал этих трех русских пастырей именно как духовнуютриаду, троицу: «В это именно время, в начале сороковых годов XIV в., совершилисьтри знаменательные события: из московского Богоявленского монастыря вызван былна церковно-административное поприще скрывавшийся там скромный сорокалетнийинок Алексий; тогда же один 20-летний искатель пустыни, будущий преподобныйСергий в дремучем лесу поставил маленькую деревянную келью с такой жецерковью, а в Устюге у бедного соборного причетника родился сын, будущийпросветитель Пермской земли св. Стефан. Ни одного из этих имен нельзяпроизнести, не вспомнив двух остальных. Эта присноблаженная триада яркимсозвездием блещет в нашем XIV в., делая его зарей политического и нравственноговозрождения Русской земли. Тесная дружба и взаимное уважение соединяли их другс другом. Митрополит Алексий навещал Сергия в его обители и советовался с ним, желаяиметь его своим преемником. Припомним задушевный рассказ в житии преподобногоСергия о проезде св. Стефана Пермского мимо Сергиева монастыря, когда оба другана расстоянии 10 с лишком верст обменялись братскими поклонами» (КлючевскийВ.О. Значение преп. Сергия Радонежского для русского народа и государства //Жизнь и житие Сергия Радонежского. С. 263).
Тройные(тернарные) структуры, имеющие символический религиозный смысл, — отнюдь неотличительная особенность именно Жития Сергия Радонежского. Они характерны, например,еще для Жития Феодосия Печерского – первого русского монашеского(преподобнического) жития. Тремя плачами – пермских людей, пермской церкви, и«инока списающа» – завершается написанное Епифанием Премудрым Житие СтефанаПермского.
НоЖитие Сергия Радонежского в сравнении с другими агиобиографиями отличает«перенасыщенность» тройными повторами, имеющими символический смысл. При этом, преждевсего, в триаду выстраиваются события жизни святого, число которых было таковымна самом деле. Это, естественно, крещение, пострижение и принятие игуменстваСергием. Однако эта «реальная», заданная самой жизнью и неизбежная дляжизнеописания любого преподобного триада в Житии маркирована с помощьюдополнительных общих элементов, встречающихся во всех трех эпизодах. С другойстороны, носителем семантики в Житии становится и план выражения как таковой.Так, из многочисленных бесовских угроз и приходов диких зверей к Сергию выбранылишь три случая; то же самое, по-видимому, можно сказать и о триадах Сергиевыхчудес, и о выделении триад среди троицких иноков, и – тем более – о организациидиалогов по принципу триады. Епифаний выступает в роли книжника, лишьфиксирующего мистическое присутствие Святой Троицы в жизни Сергия. Он подобениконописцу, который «не сочиняет и з с е б я образа, но лишь снимает покровы суже, и притом примирно, сущего образа: не н а к л а д ы в а е т краски на холст,а как бы расчищает посторонние налеты его, «записи» духовной реальности»(Флоренский П.А. Моленные иконы преподобного Сергия // Флоренский Павел, свящ.Сочинения: В 4 т. Т. 2. С. 383-384). И в то же время его роль активна: а еготекст как бы предстает художественным произведением par excellence. Для негохарактерны и «интимный характер связи между референтом, означаемым иозначающим», и «совпадение всех структурных уровней по рисунку структуры» – тепризнаки, которые, как считает У. Эко, присущи эстетическому сообщению (Эко У.Отсутствующая структура: Введение в семиологию. Пер. с итал. СПб., 1998. С.81-84).
Ифразовый, и надфразовый уровни текста в Житии содержат тройные повторы, обозначающиеприсутствие Святой Троицы, ее таинственное водительство в жизни Сергия. Эта жесемантика прямо выражена в разъяснениях агиографа Житие Сергия Радонежского — целостныйтекст. Его единство – косвенное свидетельство в пользу того, что вдревнерусской культуре сочинения могли осознаваться как самодостаточныепроизведения, сохраняющие идентичность в разных контекстах – в составебогослужения, в монастырском и домашнем чтении. Изложение распространенной взападной медиевистике концепции об отсутствии в древнерусской словесностипроизведений и о существовании исключительно текстов, теряющих самоидентичностьв различных ритуальных и словесных контекстах, содержится в работе Н.Ингэма(Ingham N. Early East Slavic Literature as Sociocultural Fact // MedievalRussian Culture. Vol. 2. Berkeley, Los Angeles, London, 1994 [California SlavicStudies] P. 1-17; автор статьи полемизирует с этой концепцией).
ВЖитии снимается противопоставление «форма – содержание», а события и их знаки втексте не различаются, что вообще характерно для средневекового сознания. Приэтом о тайне Сергия и о тайне Святой Троице говорит не агиограф, но как бы самтекст и сама жизнь.
ЖитиеСергия Радонежского свидетельствует, что новое в традиционалистском тексте можетсоздаваться не благодаря оригинальности сообщения (содержания произведения), ноблагодаря особенностям кода (системы приемов, языка, посредством которогопередается это содержание). Житие Сергия Радонежского – пример, когда заданное,привычное содержание передается с помощью кодов, взаимодействие которых втексте непредсказуемо и оригинально. Читатель Жития знает, что ему будетсообщено о мистической связи жизни Сергия со Святой Троицей. Но он не можетпредугадать, как это будет сделано: на фразовом уровне, на событийном уровне(причем не известно, через какие события), с помощью разъяснений агиографа иретроспективных аналогий. Элементы тройных повторов в Житии нередко не образуютединые блоки, но разделены значительными фрагментами текста. Читатель долженобнаружить эти ряды. Чтение Жития оказывается воссозданием жизни святого какцелостности, обладающей смыслом. Текст Жития ведет читающего и к глубинномусмыслу догмата о Святой Троице – смыслу многозначному и потаенному, созданномуне в Житии, но уже «преднайденному» агиографом. Отказ агиографа от объяснениябогословского смысла Святой Троицы может объясняться не «туманностью»представлений о значении Троицы для составителя Жития, как полагают Г.П.Федотови В.Н.Топоров, а желанием не прикасаться к умонепостигаемому, подчеркнуть тайнуТроицы.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/