П.П. Бажов

РЕФЕРАТнатему:«Павел Петрович Бажов»./>Выполнил:Ватутин Сергей11«А» классшкола№ 152002г. План:-НАЧАЛОПУТИ-ЖУРНАЛИСТПЕРВОГО ПРИЗЫВА-СРЕДИУРАЛЬСКИХ ЛИТЕРАТОРОВ
-«МАЛАХИТОВАЯШКАТУЛКА»
ИСТОРИЯСОЗДАНИЯ. ЗАМЫСЕЛ КНИГИ
-ПОЧЕТНЫЙГВАРДЕЕЦНАЧАЛО ПУТИ/>
15(27) января 1879 годав семье Петра Васильевича и Августы Стефановны Бажевых (так писалась тогда этафамилия) родился сын Павел. Петр Бажев был мастером пудлингово-сварочного цехаСысертского металлургического завода на Урале.
Детство будущегописателя прошло в среде той Уральской «мастеровщины», которая даланемало славных борцов революции. В силу историко-экономических особенностейУрала быт заводских поселков был здесь весьма своеобразным. Да, здесь, как ивсюду, рабочие едва сводили концы с концами, были бесправны. Но, в отличие отдругих промышленных районов страны, прежде всего от южного, жизнь которогостоль выразительно представлена, например, А.С.Серафимовичем, Уралхарактеризовался значительно более низкими заработками мастеровых.
Здесь существоваладополнительная зависимость пролетария от предприятия, от заводовладельца.«Свое место» — так это именовалось в рабочей среде — то есть домишко,покосная и огородная земля, почти у каждого — корова, у иных — лошадь. И всеэто "… как тяжелая гиря, тянуло в кабалу", — писал Бажов. Бесплатноепользование землей заводчики представляли компенсацией пониженной зарплаты.
«Свое место»порождало у многих мастеровых Урала иллюзию возможности освободиться отзаводской кабалы путем простого «отхода» от заводовладельца.Переселиться на «вольные земли», заняться крестьянским делом — такаямечта была распространенной среди уральских пролетариев. В очерковой книге«Уральские были» Бажов отмечал противоречивость положения инастроений сысертских рабочих: пренебрежительное отношение к крестьянам и в тоже время — зависть. Жизнь крестьянина со стороны казалась независимой:«Ему ловко работать из-за земли-то. Никому не кланяйся!» Отметим, чтогосударственная администрация не видела или не хотела видеть пролетариев,мастеровых как особую социальную группу: официально они в поселенных списках ипрочих документах именовались крестьянами.
Была бесправная, полнаялишений жизнь, и был стихийный протест против такой жизни, ненависть кмучителям и мечта об освобождении от гнета, о свободном труде. Но не былоясного представления, какой именно должна быть жизнь, каковы пути косвобождению. Только еще созревало понимание того, кто именно враг рабочегочеловека.
В своей первойхудожественной книге-цикле очерков «Уральские были» (1924),посвященных изображению жизни, быта сысертских заводов в 80-90-е годы прошлоговека, Бажов об этом и рассказал. Читая, мы убеждаемся, что рабочие весьма остроосознавали паразитизм «бар», уральских «промышленныхфеодалов». Вот, заметив «пышный турнюр барыни», выходящей изцеркви, рабочие обмениваются репликами:
«Подушка ведь.Известно». — «В подушку-то эту и робим!» Порой мастеровыеприбегали к средству, обозначавшемуся в Сысерти словом «учь»: особозарвавшихся небольших заводских начальников-тех, кто издевался над рабочим, кто«окончательно стал собакой», — «учили», т. е. избивали,подкараулив где-нибудь в укромном переулке, били обычно в специальноподстроенной пьяной драке. «Рабочий делал лишь первые шаги в борьбе сбуржуазией, ближайшим представителем которой он считал заводских приказных»,- писал Бажов.
Еще мальчиком Бажовполностью усвоил отношение взрослых — родных и близких ему людей — к барам ибарским холуям. Иначе быть и не могло: ведь он слышал, как по поводуподготовленной рабочими очередной «учи» отец сказал: "… давно пора.Этакую собаку жалеть не будем. Нашелся бы только добрый человек".Содержание слов «добрый человек» здесь воистину замечательно. Понятиядобра и зла в сознании заводского мальчонки наполнялись четко выраженнымклассовым содержанием. В главе «Расчеты по мелочишкам» Бажовподчеркивал: «Озлобление чаще всего направлялось против мелкой заводскойсошки, которая служила палкой-погонялкой в руках вышестоящих», а те,по-видимому, рассуждали так: "… если не давать выхода недовольству рабочих,так, пожалуй, себе опаснее".
Школа, где училсяБажов, была земская, мужская, трехлетняя. «Запомнился на всю жизнь»урок в первом классе, посвященный 50-й годовщине со дня смерти А.С.Пушкина.Учитель говорил: "… дуэль подстроена была. Большому начальству неугоденбыл Пушкин, его и подвели под пистолет..." Оказалось, что в другихсысертских школах «учительки из управительской родни» даже и неупоминали о годовщине смерти Пушкина… Петр Васильевич разъяснил сыну:«Они, поди, пикнуть боятся про Пушкина, потому, ясное дело, убило егоначальство. Я еще на военной службе был, слыхал об этом». Мальчик сделалвывод: "… Пушкин «вроде политики», то есть тех людей, которыхособо не любит начальство и о которых говорить надо с оглядкой".Впоследствии Бажов вспоминал об этом в статье «Через всю жизнь»,написанной к 150-летию со дня рождения А. С. Пушкина.
В 1944 году Бажов писало Смородинцеве: «Этому человеку, в сущности, обязан тем, что в условияхтого времени смог получить образование. Это он, услышав как-то от своегошкольного товарища хороший отзыв о моей учебе, „стал сбивать“ моегоотца „поучить маленько парнишку в городе“. „Школьныйтоварищ“ Смородинцева — это Александр Осипович Машуков, учитель ПашиБажова в Сысертской школе.
Но — где учить? Огимназии, реальном или горном училищах нечего было и мечтать. Дажеединственного ребенка рабочая семья там учить не могла. Остановились наЕкатеринбургском духовном училище: в нем самая низкая плата за обучение, ненадо покупать форму, да еще есть ученические квартиры, снимавшиеся училищем, — эти обстоятельства оказались решающими.
Прекрасно сдаввступительные экзамены, Бажов, опять же при содействии Смородинцева, былзачислен в Екатеринбургское духовное училище. Отметим, кстати, — в то самоеучилище, где ранее учились изобретатель радио А. С. Попов и выдающийся писательД. Н. Мамин-Сибиряк. Содействие Смородинцева понадобилось потому, что духовноеучилище все-таки было не только, так сказать, профессиональным, но и сословным:готовило главным образом служителей церкви, и учились в нем преимущественнодети духовенства. Родители не хотели церковной карьеры для сына. Важно мальчикавыучить, а там дорогу сам найдет. Ведь и Николай Семенович и Александр Осипович»так же учились", но первый после духовного училища окончилветеринарную академию, другой стал учителем.
Поступив в училище,Бажов поселился на первое время у Смородинцева, в поселке Верх-Исетскогозавода, а учиться ходил в город. Екатеринбург произвел огромное впечатление намальчика. «Город...» Сколько удивительного еще дома слышал о нем маленькийБажов! Отец, бывалый человек, отзывался о Екатеринбурге: «На другие городанаш не походит. Он вроде самого главного завода. На железе родился, железомопоясался, железом кормится». Дед вторил:
«Другого такого повсей нашей земле не найдешь...» Правда, бабушка, тоже бывавшая в городе,осуждала решение Пашиных родителей отдать его учиться «в чужие люди»и называла город «страховитым местом».
В 8-м томе издания«Живописная Россия» о Екатеринбурге говорится, что этот «уездныйгород… как в отношении внешности, так и по развитию и характеру общественнойжизни далеко оставляет за собою большинство наших губернских городов и поистинеможет называться столицею горнозаводского Урала».
Исключительноегеографическое положение в центре горного промышленного края определило и то,что Екатеринбург являлся резиденцией «главного начальника заводов хребтаУральского». Д. Мамин-Сибиряк писал о горнозаводском Урале: «Это былонастоящее государство в государстве… тут были свои законы, свой суд, свое войскои совершеннейший произвол над сотнями тысяч горнозаводского населения».
«Наблюдения надудивительной жизнью города» занимали большое место в новом и небывалоогромном «рационе впечатлений» Павла Бажова.
На одном из центральныхпроспектов «каменные дома с невиданными раньше колоннами, с тротуарами изшироких плит привели в восторг», — вспоминал, в частности, Бажов в концежизни («Дальнее-близкое»). А убогий вид одной из окраинных улиц«с покосившимися домами» «на заболоченной низине» вызвалнедоумение. Городская родственница матери жила в хибарке «хуже нашейбани».
«Зауголышныйжитель», сосед Смородинцева, маленький чиновник горного ведомства ПолиевктЕгорыч, настойчиво внушал Бажову мысли о могуществе и упорстве русского народа.Имея в виду историю Екатеринбурга, он обобщал: «Ох, и твердой у наснародушко! Ох, и твердой! К чему прильнет, никак его не оторвешь и ничем неиспугаешь». Старик много знал, был прост, приветлив, и десятилетний Бажовс интересом и большой пользой для себя слушал его.
Особенно существеннымбыло влияние Н. С. Смородинцева. Впоследствии (1934) Бажов назвал ветеринарасвоим «первым революционным учителем».
По окончании училища14-летний Бажов поступил в Пермскую духовную семинарию. Он обучался в ней шестьлет. Шли уже 90-е годы. Общественный подъем в стране сказался и на бурсе.Некторые из бурсаков находили путь в социалистические кружки. У пермскихсеминаристов была своя, тайная библиотека, содержавшая запретные книги. Нарядус народническими там были и марксистские работы. Павел Бажов почти три года«заведовал» библиотекой. В семинарские годы он прочитал книгу Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».Сильное воздействие оказали на Бажова идеи историка А. П. Щапова, с которымивпервые юноша познакомился еще в Екатеринбурге через Н. Смородинцева.
В 1899 году Бажовокончил Пермскую семинарию — третьим по сумме баллов. Настало время выбора путив жизни. Предложение поступить в Киевскую духовную академию и учиться там наполном содержании было отвергнуто юношей. Он мечтал об университете. Однакопуть туда был закрыт. Прежде всего потому, что духовное ведомство не хотелотерять свои «кадры»: выбор высших учебных заведений для окончившихсеминарии был жестко ограничен: Дерптский, Варшавский, Томский университеты — воти все.
Бажов решилучительствовать в начальной школе д. Шайдурихи под Невьянском, в районе,населенном старообрядцами. Но инспектор потребовал, чтобы воспитанник духовнойсеминарии преподавал не только «светские» предметы, но и «ЗаконБожий». Бажов не мог на это согласиться. Такое согласие исключаловозможность близости с местным населением и воздействия на него в духещаповско-кельсиевской программы. Значит, здесь незачем было оставаться.
Как раз в это времяоткрылась вакансия в Екатеринбургском духовном училище. И Бажов вернулся туда — теперь уже в качестве преподавателя русского языка.
Позднее Бажов пыталсяпоступить в Томский университет, но не был принят.
В Екатеринбургевозобновилась связь Бажова с давним его «старшим приятелем» Н. С.Смородинцевым. Ветеринар был интересным человеком, близким к народу. О широкихдуховных запросах свидетельствовала его обширная личная библиотека. В повести«Дальнее-близкое», выведя своего старшего товарища под именемАлчаевского, Бажов говорит о нем: «шумливый, кипучий, всегда чем-нибудьвзволнованный». Один из героев повести Полиевкт Егорыч любовно называетего «Громилой». В. А. Бажова — жена Павла Петровича отзывалась оветеринаре как о «человеке горячем».
В 1907 году П. Бажовперешел в епархиальное (женское) училище, где до 1914 года вел занятия порусскому языку и временами — по церковнославянскому и алгебре.
В 1905 году Бажов быларестован, пробыл в тюрьме две недели «за участие в учительскомсоюзе». Он был убежден, что трудился для блага народа, и считал себяреволюционером — «анархо-народнического толка».
В 1934 году ПавелПетрович вспоминал, что в 1905 году на одном из митингов в Екатеринбурге егопознакомили с Я. М. Свердловым. Знакомивший так отрекомендовал Бажова:«Очень своеобразный чудак, который рассчитывает, что рабочему классупомогут старообрядческие толстосумы». Выше было упомянуто, что в семинарииБажов читал Ф. Энгельса. С трудами Маркса и Ленина он познакомился позднее, вгоды учительской работы. Неизбежно приходилось задумываться о соотношениимарксизма и щаповско-кельсиевских взглядов. До 1917 года Бажов пытался«примирить» их. Позднее он понял «всю ребячливость… установкина старообрядчество как революционную силу».
В 1911 году Бажовженился на выпускнице епархиального училища Валентине Александровне Иваницкой.Брак был основан на любви и единстве устремлений. В этом плане характерно нетолько школьное сочинение Валентины Иваницкой, цитированное выше, но истихотворение Павла Петровича, преподнесенное им невесте в день свадьбы. Вотконцовка этого стихотворения:
Об руку смело идем мывперед,
Крепкуюверу храня, -
Раноиль поздно, а все же взойдет
Русскогосчастья заря.
Еслиже нам суждено не дойти,
Обапогибнем на честном пути.
Павел Петровичзанимался изучением Великой Крестьянской войны. Его интересовала в пугачевскомвосстании идейная сторона дела — то, что у старообрядческой части восставшихвыражалось девизом: «крест и борода».
Устойчивым был интересПавла Петровича к этнографии, краеведению, фольклору. На протяжении полуторадесятков лет Бажов во время летних каникул ходил или на велосипеде ездил поУралу, знакомился с бытом и экономикой края, вел фольклорно-этнографическиезаписи, рассчитывая заинтересовать ими Академию наук, и, что особенносущественно, изучал жизнь и настроения трудящихся.
Когда началась перваямировая война, у Бажовых уже росли две дочери. В связи с материальнымизатруднениями супруги переселились в г. Камышлов, поближе к родственникамВалентины Александровны. Павел Петрович перевелся в Камышловское духовноеучилище.
В одной из анкет (12.IV.1942г.) Бажов сообщает, что в Камышловском училище он служил до апреля 1917 года, азатем — «работа по выборам. Совдеп, городская управа, уезд-исполком».23 августа 1917 года он был избран городским головой, что со стороны лиц,«имеющих недвижимую собственность», немедленно вызвало протест,направленный ими в Пермь, губернскому комиссару Временного правительства.Авторы письма с возмущением сообщали, что «избранный городской голова П.П. Бажов с товарищем своим Н. А. Удниковым призывают рабочих Алафузовскогозавода к всеобщей забастовке», и требовали отменить выборы.
Бажов писал, что в товремя, несмотря на установившуюся уже связь с камышловскими большевиками — работниками паровозного депо Подпориным, Жуковым и др., он еще «партийноне определился». Действительно, до осени 1917 года он иногда, по егословам, «блокировался с левыми эсерами», что впоследствии, в 1933году, послужило поводом для возбуждения персонального дела против Бажова. Всвоих письменных объяснениях Павел Петрович подтверждал, что в камышловскихгазетах он неоднократно был назван эсером, хотя «к партии эсеров никогдане принадлежал». В условиях засилья кадетов в Камышлове мнимое эсерствобыло формой маскировки для проведения большевистской линии. Бажов писал:«камышловские большевики группировались вокруг меня». Приведямногочисленные факты, говорящие о характере его деятельности, он утверждал:«моя работа шла по апрельским тезисам В. И. Ленина, а не по директивамэсеров». И далее: "… повседневная практика моей работы расцениваласькак большевистская, и в по-Октябрьский состав уездного совдепа я проходил ужеот большевиков". Членом коммунистической партии Бажов стал с 1 сентября1918 года.
Когда началасьгражданская война, Бажов добровольцем вступил в Красную Армию, редактировалгазету политотдела 29-й дивизии «Окопная правда», был секретаремпартячейки штаба дивизии. Он отступал вместе с армейскими частями до Перми, гдев ночь с 25-го на 26 декабря 1918 года был взят в плен белогвардейцами, а днейчерез пять бежал. Бежать пришлось на восток, в колчаковский тыл. Бажов дрался сбелыми в сибирских партизанских отрядах. Под именем Бахеева" выполнялработу подпольщика-организатора и красного разведчика в районе городаУсть-Каменогорска. 15 декабря 1919 года при его непосредственном участии партизанскоесоединение освободило город от белогвардейцев еще до подхода Красной Армии ивосстановило там Советскую власть.
Проведенной в феврале1920 года в Усть-Каменогорске регистрацией было установлено, что в городеимелось всего лишь 28 коммунистов. Грамотных людей было совсем мало. Бажоввыполнял многочисленные обязанности. Он редактировал газету «ИзвестияУревкома» («Советская власть»), руководил народным образованием,был председателем уездного профбюро, заведовал информационным отделомВоенно-революционного комитета. В архиве писателя сохранился, в числе другихдокументов, например, мандат от 21/Х 1920 года № 10506, в котором, в частности,сказано:
«Дан сей т.Бахееву в том, что он назначается… особо-уполномоченным Упродкома наУсть-Каменогорский район: волости Георгиевская, Мариинская, Колбинская,Троицкая, Чарская, Сулжаринская. Ему вменяется в обязанность: немедленно, впорядке боевого приказа, приступить к усиленной ссыпке причитающегося к сдачеиз района по разверстке хлеба… Привлекать к работе всех партийных иответственных работников данного района независимо от занимаемой должности.Производить аресты и смещения волостных и сельских Советов и отдельныхграждан… Назначать — на места арестованных — работников органов волостной исельской власти нового состава в волостные и сельские Ревкомы по своемуусмотрению»… Мандат имеет четыре подписи: Чрезвычуполгубпродсовещания,зам. Предукомпарта, Предуисполкома, Упродкомиссар.
ЗаместительПредукомпарта подписался потому, что председателем Усть-Каменогорского уездногои городского партийного комитета был сам Бахеев-Бажов.
Каким-то образом егохватало на все. При прямом участии Бажова была подготовлена первая национальнаягруппа учителей-87 человек — и направлена в аулы обучать казахов грамоте на ихродном языке. Бажов создал мусульманскую драматическую труппу из 23 человек дляразвертывания национальной художественной самодеятельности. Всего не перечтешь.И еще следует учесть, что всякое дело приходилось именно начинать. Чтобы,например, редактировать газету, нужно было ее создать, восстановить типографию,а для этого с помощью местных рабочих найти и извлечь из Иртыша газетныешрифты, затопленные белогвардейцами при отступлении.
Осенью 1920 года Бажовбыл избран членом Семипалатинского губернского комитета партии и переехал вСемипалатинск. Ему было поручено руководить губернским советом профсоюзов. Но издесь он выполнял поручения, выходящие за рамки должности. В архиве писателяимеется, например, такой мандат:
«Предъявитель сегот. Бахеев назначен членом выездной сессии Семипалатинскогогубревтрибунала».
И видимо, не случайнореальная и в то же время как будто легендарная деятельность Бажова-Бахеева врайоне Усть-Каменогорска и в самом городе послужила материалом дляхудожественных произведений. Бажова легко «опознать» в образе ПавлаПетровича Батенина в романе Н. Анова «Пропавший брат» (1941). Бахеевявляется одним из действующих лиц и в романе Е. Пермитина «Перваялюбовь». В обоих романах Бажов выступает как отважный партийныйруководитель и мудрый наставник.
Бажов имел всеоснования с гордостью говорить о своей деятельности 1917-1920 годов: «Этобыла наиболее трудная, напряженная и самая эффективная полоса моей партийнойработы». Вот почему Д. А. Кунаев в докладе о 60-летии Казахской ССР иКомпартии Казахстана назвал Павла Бажова в числе тех замечательных людей,«кто в годы революции и гражданской войны с винтовкой, плугом, букваремутверждал новую жизнь на казахстанских просторах, проявляя высокиеинтернациональные качества, стойкость, мужество и героизм».ЖУРНАЛИСТ ПЕРВОГОПРИЗЫВА
В 1921 году Бажовзаболел и с разрешения Сиббюро ЦК партии вернулся на Урал.
В мае 1921 года онстановится редактором камышловской газеты «Красный путь». А в октябре1923 года по вызову обкома партии Павел Петрович, после девятилетнегоотсутствия, вернулся в Екатеринбург для работы в только что созданной«Уральской областной крестьянской газете». Значение такой газетыможно оценить, если учесть, что Уральская область тех дней, с центром вЕкатеринбурге, была громадной, она объединяла территории пяти современныхобластей: Свердловской, Челябинской, Пермской, Тюменской, Курганской. Бажов былсекретарем редакции, заведовал отделом писем.
Работы былоневпроворот. Газета только формировалась, коллектив учился газетному делу иупорно искал, нащупывал пути к сознанию и чувствам крестьян. Для этогоиспользовались разнообразные формы агитации и средства привлечения подписчиков.В частности, лучших распространителей газеты премировали, а читателям, взависимости от срока подписки, вручалось то или иное количество билетовгазетной лотереи. В День печати, ежегодно, в передовом по подписке районеразыгрывались в лотерее разные предметы хозяйственного обихода; в числевыигрышей бывали и такие, как лошадь, корова, веялка, сепаратор, швейная машинка.В короткие сроки молодой коллектив нашел самое близкое крестьянскому читателюсодержание и.нужные формы его подачи, нужный язык. Популярность газеты росластремительно. Создавался широкий селькоровский актив. Достаточно сказать, чтоосенью 1927 года только в одном Свердловском округе имелось 540 селькоров.
Чтобы активизироватькорреспондентов и поучить их газетному делу, в 1925 году сотрудники редакциииздали сборник «Селькор». Открывался он статьей ответственногоредактора Ф. Михайлова «Вместе с партией и Советской властью», вкоторой он призывал селькора «быть общественником», «помнить,что селькор… общественный ходатай и заступник». Пусть «газеты будутделать для себя сами рабочие и крестьяне», — писал автор.
Уже в 1926 году газета,едва отметившая свое трехлетие, получила почти 69 тысяч писем. В иные дниприходило до 200-225 писем.
К концу 20-х годовБажов все чаще обращается к теме коллективизации сельского хозяйства («Вновой деревне. Что уже получили любинцы от своего объединения», 1928;«Мелочи колхозной жизни», 1928; «Танина проверка», 1929). Сделовой заинтересованностью партийного человека изучает он причины недостатковв работе колхозов, настойчиво подчеркивая, что ключ к решению вопросовколхозного строительства — в правильном подборе руководящих работников.
Бажов ополчался на все,что мешало строительству новой деревни. Так, в статье «Оборвем паутинукулацких сплетен» (1929) разоблачался антисоветский смыслраспространявшихся кулаками слухов, что Урал якобы будет отдан американскимкапиталистам. Разъяснив характер политики СССР, наших отношений с буржуазнымистранами, Бажов заключил статью словами:
Павел Петровичвспоминал: «За годы своей газетной работы писал немало, от передовой досамой простенькой информации».
Литературное значение очерково Любиной несомненно, хотя и написаны они неровно. Характерные особенностибажовской манеры очеркового письма здесь очень наглядны. Искусное включениестатистического материала, тщательно подобранного, поданного броско иубедительно. Экскурсы в прошлое края. Документы современности: акты, протоколы,крестьянские письма. Яркие картинки общественной жизни, быта крестьян.Интересные портретные и пейзажные зарисовки. Выразительные диалоги сиспользованием местной диалектной лексики и фразеологии. Наконец, стихи — отполных восторга перед «неистовой новью» строк безвестногодеревенского поэта, от частушек, приветствующих колхозную новь, до«высиженной на печке» кулацкой элегии на тему: "… и мое бы нетрогал никто никогда".
Любинские наблюдениядали Бажову материал для произведения «Потерянная полоса», названногоавтором повестью. Она печаталась в «Крестьянской газете» осенью 1928года. Впервые образ главного героя произведения, глубокого старика, был выведенв очерке Бажова «Под старыми ветряками». Отдельные отрывки из«Потерянной полосы» в 1930 году вошли в книгу «Пять ступенейколлективизации».
В повести отображеныстолкновения нового со старым в деревне конца 20-х годов и утверждаетсянеизбежность победы колхозного строя.
Остатки прошлого,убогие, неизменно отступающие, все-таки еще мешают новому. Автор олицетворяетстарое в образе девяностолетнего Михаилы Воинкова. Михайло — бывший кулак. Ондержал работников, владел мельницей, при семье в три человека имел земельныеучастки «в тринадцати местах» — десятин пятнадцать. Преклонныйвозраст и невменяемость Воинкова, а также то, что жена и вдовая сноха Михаилывступили в колхоз, определяют его положение в артели — положение иждивенца.
Сюжет повести прост: напротяжении одного дня старик на каждом шагу с недоумением и страхомсталкивается с новым. Утром Михаиле с возмущением наблюдает, как невесткасобирается на артельную работу, потом обнаруживает, что его Карько уведен науборку колхозного клевера. Михаиле в деревне встречает трактор — и в испугебежит прочь. На пустыре строится народный дом — Михайло спешит уйти и отсюда,узнав, что хозяин дома — артель. За околицей старик не находит когда-торазбегавшихся в разные стороны четырех дорог: они перепаханы; теперь однадорога, с аккуратными канавками по обочинам, прямая, как«выстрелянная», идет на полдень. Михаиле в ужасе крестится при видеэтого «наваждения». Встретив в поле ребятишек из детского сада, онузнает от руководительницы, что это дети колхозников, и торопливо уходит. Там,где были его полосы, все перепахано, слито в один массив, и все — артельное.
Вечером за деревней, наАксиньином бугре, сидит усталый, потрясенный старик и растерянно повторяет:«Где мои полосы? В тринадцати местах?»
Михаиле физически ещекрепок. «Конь конем, жердиной не сшибешь», — говорят о нем соседи. Нов повести настойчиво подчеркивается его старческое слабоумие. «Из уманаполовину выжил» — читаем в начале первой главы. В дальнейшем этоподтверждается всем поведением Михаилы.
Бажов верно отразилнаправление, в котором развивалась советская деревня конца 20-х годов.Неизбежное торжество колхозного строя утверждается всей образной системойповести. Даже ребята в детских яслях играют в «артельную работу»:двое с обрезками деревянных брусков на колесиках — «трактористы»,другие рвут в канаве траву и стаскивают в кучу — идет «уборка сена».Два малыша бьют в печную заслонку — дают знак начинать или кончать работу.Новые начала победно входят в деревенскую жизнь, и горячее сочувствие автора кним очевидно. Однако произведение представляет собой явно «сдвинутую»картину того, как рождался и пробивал себе дорогу колхозный строй.
Действие повестиотносится ко времени решительного наступления против кулачества, подготовки кмассовой коллективизации. Кулаки остервенело сопротивлялись. Только в 1929 годуна Урале они совершили 662 террористических акта. Но партия принялачрезвычайные меры. В борьбу против кулаков включились бедняки и середняки.Кулачество было изолировано и сломлено.
В бажовской повестиутверждение колхозного порядка в деревне проходит тихо и мирно. Образдевяностолетнего, поневоле безобидного старика просто непригоден дляолицетворения сил, враждебных колхозному строю.
Бажов писал: «То,что особенно остановило мое внимание, — доживающий свой век старик передогромным артельным полем». Это ключевой образ для понимания замыслаповести. Можно понять писателя: образ подкупающий. Однако в нем есть элементгрустного лиризма. Таков «подводный камень», оказавшийся на пути косуществлению творческого замысла Бажова. Что можно было изменить? Исключитьмотив старческого слабоумия Михаилы Воинкова? Но в таком случае оказалось бынеуместным его «путешествие» по колхозным владениям, совершенностранными были бы его «открытия»: то артельное, другое, третье.Рушился весь замысел. Может, сделать так, чтобы Михаиле не был в центреповести? Но и в этом случае замысел рассыпался. Оставалось одно: превратитьбывшего кулака в «доживающего свой век старика», — старика вообще,как он и обозначен в бажовской формулировке замысла. Но такое превращение, всущности, и увело автора в сторону от основного общественного конфликтавремени, угрожая превратить повесть в сентиментальное произведение с«обратным знаком», то есть с сожалением о старине. Человек,олицетворяющий гибнущее в советской деревне 20-х годов, мог быть — в повестили, в очерке ли — только активно действующим кулаком.
В Любиной был пожар,уничтоживший усадьбы «первых мужиков по деревне». Они разъехались похуторам. Остался Михайло Воинков — единственный обломок кулацкого гнезда.Любина оказалась обескулаченной. Бажов не сумел отвлечься от исключительнойситуации. Единичный факт как бы заслоняет существеннейшую сторону движения вцелом — острейшую классовую борьбу в деревне. Но через некоторое время и вЛюбиной обнаружились кулаки — самые обычные, осатанелые враги колхозного строяи социализма. Об этом Бажов рассказал в последних очерках книги «Пятьступеней коллективизации». Таким образом, ситуация, столь сильносказавшаяся на художественной концепции «Потерянной полосы»,оказалась нежизненной.
В конце 1929 года Бажовотправил «Полосу» в журнал «Наши достижения». Перед этим оносновательно переделал ее. Внес поправки. Написал небольшое предисловие, вкотором, в частности, подчеркивал фактичность произведения: «Я далправдивое изображение того, что видел на протяжении последних лет...»,«Не изменены даже некоторые имена». В качестве заключительной главыбыл использован в несколько переработанном виде очерк «Через год»,опубликованный в «Крестьянской газете» в ноябре 1929 года. УточнилБажов жанровое определение произведения: повесть стала очерком.
В результате правки«Потерянная полоса» стала лучше, но коренная ее слабость осталась.Хотя в новом варианте изъяты прямые указания на слабоумие старика, это неизменило сущности образа: поведение Воинкова все-таки свидетельствовало, что он«выжил из ума».
Вопреки ожиданиямБажова, редакция переслала рукопись А. М. Горькому в Сорренто, а черезнекоторое время автор получил ее обратно-с поправками Горького.
Очень интересны этигорьковские поправки в очерке «Потерянная полоса».
«Потеряннаяполоса» дает интересный материал для наблюдений над принципамииспользования Бажовым фольклорных текстов в 20-е годы. Этот период был для негои временем углубленного познания свойств и особенностей народной речи ипостепенного формирования на этой основе собственного языкового стиля.Своеобразие бажовской манере письма уже в раннем творчестве придавалинародно-поэтические средства художественной выразительности иизобразительности, а также просторечные и диалектные элементы.
Бажов уже владелискусством живописи словом. Портретно-психологические и пейзажные зарисовкиему, безусловно, удавались. Тот же полусумасшедший «старик перед огромнымартельным полем» — это незабываемо. Картина артельных полей в«Потерянной полосе» очень хороша: в ней передано безудержное буйствосил обновленной земли, их торжество. Удавались Бажову и образы-характеры, — пусть пока главным образом статичные.
Но свободно владелБажов средствами типизации лишь в документальных жанрах. Порой он еще не могуйти из-под власти непосредственных наблюдений, подняться над ними и поэтомуудавшиеся частности не умел подчинить общему. Бывало и так, что выразитьобщественный смысл одних и тех же явлений ему удавалось публицистическимисредствами — и не удавалось образными. Так, в очерковой книге о деревнеДюбиной, в отличие от повести «Потерянная полоса», борьба за колхозотображена правильно и достоверно. Поэтому, считая верным выдвинутый намитезис, что Бажов-журналист порой не мог отойти от единичного факта и это затруднялоему проникновение в суть, в смысл общественного явления, мы вместе с темдумаем, что объяснение особенностей «Потерянной полосы» и вообщенекоторых ранних произведений Бажова должно быть расширено. Очевидно,увлеченность замыслом, возникшим из неполного, недостаточно широкого видениянекоторых явлений действительности, в то время могла еще уводить вниманиежурналиста от существа реальных жизненных процессов. Значит, воплощениехудожественного замысла Бажову не всегда удавалось подчинить тому, что он ужехорошо знал о закономерностях общественной жизни. Однако это не мешалоавторской позиции Бажова быть предельно ясной. Более того, его творчествоносило ярко выраженный большевистский, наступательный характер.
«Трудную,увлекательную, — по его словам, — дорогу» газетчика Бажов не считал ещетогда для себя дорогой в литературу. Но анализ его выступлений в газете даетвозможность увидеть, как в неустанном труде во имя общих с народом великихцелей, в повседневных и порой мучительных поисках в журналисте Бажове рождалсяхудожник.
Бажов и не подозревал,в какой мере ему была необходима для будущего работа в «Крестьянскойгазете», ее миллионная аудитория и многотысячная армия селькоров.СРЕДИ УРАЛЬСКИХЛИТЕРАТОРОВ
«Пять ступенейколлективизации» — первая и последняя очерковая книга Бажова осовременности. И до и после он выпустил пять журналистских книг, но все онибыли посвящены прошлому, все могут быть осмыслены как части, отрывки большогоцикла о подготовке и осуществлении социалистической революции на Урале и в Сибири.Произведения разножанровые, сюжетно далекие друг от друга, но все-такисвязанные жизненным материалом, а главное — идеей.
Историческое прошлоевсегда глубоко интересовало Бажова. Революция и гражданская война углубили этотего интерес. В «Крестьянской газете» в 1928 году публиковался очеркБажова «Карта „Дубинщины“- о восстании крестьян Зауралья в 1763году против монастырского крепостничества. В 1929 году напечатан очерк»Туринское восстание" — о кулацком бунте 1919 года. В 1925 году вжурнале «Товарищ Терентий» (№ 23) под псевдонимом СтарозаводскийБажов опубликовал очерк «Морока синяя» — об открытии в 1702 годуслужилыми людьми Арамильской слободы Сергеем Бабиным и Кузьмой СулеевымГумёшевского меднорудного месторождения, знаменитых впоследствии Гумёшек,волшебных владений Хозяйки Медной горы. В том же 1925 году в журнале«Колос» был напечатан очерк «Старинные жители Урала». Онпосвящен марийцам, предки которых населяли районы Западного Урала в древности.Эти два очерка отражают давний интерес писателя к истории освоения русскимивосточных районов страны.
Мы еще будем иметьвозможность убедиться, что в своих произведениях Бажов обращался и к событиямпозднейшей истории страны, к первым шагам рабочих Урала в классовой борьбе(«Уральские были», 1924). Но сейчас, в беглом обзоре раннеготворчества Бажова, есть смысл назвать его книгу «К расчету!» (1926),посвященную изображению стачки сысертских рабочих 1905 года. И в прошломтрудящиеся Урала вынуждены были прибегать к острейшим формам борьбы: бунты,восстания были в этом краю явлением постоянным. В Крестьянской войне подруководством Емельяна Пугачева участвовали и крепостные рабочие. Однако в товремя восстания еще не имели пролетарского характера и, понятно, не приносилиоблегчения народу. Сысертская забастовка 1905 года была, в принципе,выступлением нового типа. Впрочем, автор книги понимал слабости и этойзабастовки: они отразились на самом образе организатора ее студента Девяшина, — образе неясном, противоречивом.
После книги «Пятьступеней коллективизации» Бажов, обращаясь к более близкому прошлому, в1933 году в свердловском журнале «Штурм» (№ 9-10) опубликовал очерк«В кадетской крепости», о событиях, непосредственно предшествовавших1917 году. В нем явственно обнаруживаются два лагеря. С одной стороны,обветшалые «отцы города» Камышлова, отмечающие с тоской: «Злойноне народ стал», сменившие их «деятели» нового склада, которые,в предвидении опасных событий, «сбивают» людей «своегосословия» в кадетскую партию. С другой — измученный империалистическойбойней народ, лучшие представители которого тоже объединяются дляприближающихся классовых боев. Это — реальные исторические лица: политическийссыльный П. Н. Подпорин, впоследствии один из организаторов и первый командирполка Красных Орлов; слесарь В. Д. Жуков, член РСДРП, позднее комбат в том же283-м полку; рабочий-кожевник Н. А. Удников, в 1918 году военком полка. Онипривлекли Бажова к революционной работе. Благодаря влиянию их Бажов вступил вбольшевистскую партию. Много позднее, в 1946 году, Павел Петрович писал К. В.Казанцевой, что В. Д. Жуков, ее отец, был в числе «изумительныхпредставителей пролетариата, которые, будучи сами неграмотными ималограмотными, открыли мне, интеллигенту того времени, правильный путь вжизнь...».
Автор заново отредактировалочерк в 1950 году и под заглавием «Спор о стихах» включил в сборник«Уральские были».
В 1934 и 1936 годахСвердловское книжное издательство опубликовало историко-документальные книгиБажова «Бойцы первого призыва» и «Формирование на ходу». Вобоих произведениях рассказано о том, как из рабочих уральских предприятий,крестьянской бедноты, из вернувшихся с империалистической войны фронтовиков, атакже середняцкой части крестьянства создавались сначала красногвардейскиедобровольческие отряды и дружины, осуществлявшие революционные преобразования.Как затем из красногвардейских отрядов в кровопролитных боях против дутовцев,бело-чехов, колчаковцев именно на ходу формировались регулярные красноармейскиечасти — 253-й и 254-й полки 29-й дивизии, входившие в состав 3-й армии. Бажов,участник этих событий — секретарь партячейки штаба дивизии и редактордивизионной газеты «Окопная правда», на основании личных наблюдений ивоспоминаний многочисленных участников событий прослеживает и сам процесс формирования,и последующий боевой путь полков — «близнецов». Прослеживает до тоговремени, когда они, дравшиеся сначала на Восточном фронте, а затем один — напольском, другой — на врангелевском, понесшие огромные потери, но до концапобедоносные, влились в другие соединения Красной Армии. В обеих книгахнаглядно показана решающая идейная, организаторская роль Коммунистическойпартии в гражданской войне.
Книги Бажова оформировании уральских полков РККА — исследовательские. В них использовано, вчастности, большое количество статистических данных, анализ которых убедительнообъясняет «линию» различных общественных групп и своеобразие ихповедения именно на Урале в предреволюционные годы и в гражданской войне.Подобные книги мог создать человек, владеющий уже марксистской методологиейистории.
Краткий обзордосказовых произведений Бажова можно завершить упоминанием повести «Засоветскую правду». Издана она в 1926 году, но, имея в видусобытийно-историческую направленность книг Бажова 1924-1936 годов — от показасысертских «расчетов по мелочишкам» с местными «барами» доизображения общенародной вооруженной борьбы за социализм, возглавленнойроссийским рабочим классом, — целесообразнее сказать о ней здесь, в концеобзора. В основу повести положена одна «страничка» деятельностипартизана, организатора-подпольщика Кирибаева (Бажова) в тылу белогвардейскихвойск в Сибири в 1919 году.
Почему именно в тегоды, когда Бажов был поглощен сугубо современными, сегодняшними делами,перестройкой жизни уральской деревни, он занялся историей? Конечно, Бажову исамому необходимо было глубже осмыслить и далекое и недавнее прошлое, крометого, он, страстный и убежденный пропагандист социалистической нови, считалнеобходимым рассказать народу, как жили трудящиеся в старой России и какойценой добыта новая жизнь. Здесь следует учесть особенности культурной илитературной жизни Екатеринбурга-Свердловска 20-30-х годов и понять местоБажова в ней.
Бажов вернулся вЕкатеринбург, когда народ в напряженном труде восстанавливал хозяйство страны.Началась культурная революция…
Тысячи людей потянулиськ перу и бумаге. Им хотелось рассказать о величии повседневных дел народа. Носреди людей, стремившихся к литературному творчеству, были и такие, которыевосприняли кое-что от многочисленных литературных групп и группочек, впредреволюционные годы претендовавших на «переворот в искусстве».
Как и в других городах,в Екатеринбурге существовала организация Пролеткульта. Она оказалась прибежищемдля многих фальсификаторов искусства и для тех, кто ширмой «художественной»деятельности прикрывал попытки протащить буржуазные взгляды.
Примечателен фактвозникновения уральских литературных журналов.
С марта 1923 года вЕкатеринбурге выходил еженедельный (в 1925 году-двухнедельный) журнал«Товарищ Терентий». Бажов, по его словам, «тоже начинал в»Товарище Терентии". Название журнала отражало претензию напрограммность. Художнику А. Парамонову было предложено срочно «нарисоватьтипичного уральского рабочего» для обложки нового журнала. Он отправилсяна завод «Металлист» и выполнил задание в соответствии со своимпредставлением о типичном уральском пролетарии. Бажов по этому поводу заметил:«По одежде он мало походил на основного рабочего старых уральских заводов- на доменщика или пудлинговщика...». Парамонов не спросил фамилиюрабочего, но запомнил, как обращались к нему другие: товарищ Терентий. Редакциипоказалась типичной и форма обращения. Так и решили назвать журнал:«Товарищ Терентий». С этим рисунком на обложке он издавался почтигод.
Журнал был весьмапестрым по содержанию: там находили место и текущая политическая информация, иразличные юбилейные заметки, и новости науки и техники. Но преобладалилитературные материалы: рассказы, отрывки из повестей и драм, стихи, был отделсатиры и юмора.
В журнале много былослабого, а подчас печатались и — мягко говоря — аполитичные материалы. Но привсех недостатках первый уральский литературный журнал был реальным шагом кобъединению литераторов огромной территории Урала. Немаловажно и то, что вжурнале систематически публиковались произведения лучших советских писателейтех лет: Демьяна Бедного, Ю. Либединского и А. Неверова, Н. Асеева и С.Клычкова, Н. Ляшко и М. Кольцова, А. Жарова и А. Безыменского, И. Ильфа и Вс.Иванова, Ал. Толстого и А. Серафимовича. Маяковский печатался в «ТоварищеТерентии» с первого номера. Журналу принадлежат первые публикации егостихотворений «На земле мир, во человецех благоволение»,«Газетный день», статей «Можно ли стать сатириком?»,«Агитация и реклама», «Мелкий нэп», «О мелочах».В «Терентии» Бажов напечатал четыре своих произведения.
В 1924 году в майскихномерах журнала появились девять очерков Бажова под общим заглавием «Изнедавних уральских былей», составивших первую его книгу, в том же годувыпущенную незадолго до того созданным (1920) местным издательством. Бажовсчитал «Уральские были» первым писательским или «почтиписательским» своим произведением.
«Уральскиебыли» — это и социально-экономические очерки, и очерки заводского быта ипсихологии сысертских рабочих.
Бажов не просто лучшесвоих предшественников в литературе знал жизнь дореволюционных уральскихрабочих, но по-новому осмыслил ее и отразил с позиций коммуниста.
От книги«Уральские были» тянутся многочисленные нити к «Малахитовойшкатулке». Родина образов и сюжетов довоенных бажовских сказов-не толькоПолевской завод, где мальчик Бажов слушал В. А. Хмелинина, но и весь горныйокруг. Детство Бажова проходило то в Сысерти, то в Полевском. Рассказы «омедной горе» он слышал от бабушки и отца еще в детстве. Полевское и Сысертьявляются местом действия многих его сказов.
Отдельные факты,события, отраженные в очерках, стали отправными для создания сказов или вошли вних как существенные составные элементы. Общими для обеих книг являются позицияавтора в освещении явлений действительности, частично — круг образов.
В «Уральскихбылях» впервые появился образ Стаканчика. Это — одно из прозвищХмелинина-Слышко. Приводится его острая реплика в очерке «Бары». Вочерке «Рабочие и служащие» — о том, как дед нашел огромный золотойсамородок и каковы были последствия находки, — обнаруживается фабульная схемасказа «Тяжелая витушка». От имени деда Слышко ведется повествованиепочти во всех довоенных сказах Бажова.
В главе«Исконные» повествуется о «дикой, глупой» борьбе междусовладельцами заводов — Соломирским и Турчаниновой; этот материал использован в«Травяной западенке». Факты из главы «Турчаниниха»,характеризующие моральный облик барыни, отразились в сказе «Марковкамень». Есть перекличка между описанием процесса углежжения в главе«Заводские» и в сказе «Живинка в деле». Образ Семеныча(сказ «Про Великого Полоза») восходит к главе «Чертознаи».На одни и те же наблюдения опирается раздел об «институтеученичества» в главе «Спичечники и кустари» и история мастераДанилы («Каменный цветок»). Сказ «Приказчиковы подошвы»перекликается с главой «Расчеты по мелочишкам». Из одних и тех жеявлений прошлого возникли образ «заводского разбойника» Агапыча иобразы Матвея и Дуняхи («Кошачьи уши»).
В «Уральскихбылях» отбор классово-характерных черт и яркая их индивидуализация спомощью точно найденной детали — хороший пример типизации в художественномочерке. Страстная авторская заинтересованность, пронизывающая очерки, яркаяэмоциональность изложения, окрашенного то добрым, сочувственным юмором, подчаси горьким, то гневной иронией, — все это придает особую яркость первойбажов-ской книге.
Вместе с произведениямипролетарских писателей — А. Бондина, Я. Кряжа (Кобелева) и других — книга П.Бажова активно противостояла тем, по его характеристике, «кровосмесительнымновеллам», которые время от времени появлялись и в «Терентии».Первая книга Бажова, хотя отражалось в ней прошлое, «по всем статьям»была весьма современной книгой борца за будущее.
Развитие писательскогодарования Бажова не могло прерваться после выхода «Уральских былей».Если в художественном отношении мало интересны историко-документальные очерки«К расчету!», «Бойцы первого призыва», «Формированиена ходу», так, наверное, прежде всего потому, что «художество» вних сдерживалось задачами, поставленными перед автором организациями, длякоторых писались названные книги. Писатель впоследствии рассказывал Л. И.Скорино о работе над книгой о бойцах первого призыва: «Первую главу япоказал в комитете по истории гражданской войны: „Это, конечно, у наспойти не может. Оно у вас со стихами… нам точнее надо, документальное“.
Несомненны, однако,художественные достоинства очерков „За советскую правду“, „Споро стихах“, „Через межу“. Выделим в них то, чем отмеченодальнейшее развитие Бажова-художника и что впоследствии облегчило ему переход кжанру сказа.
В автобиографическойповести „За советскую правду“, о которой мы уже говорили, Бажов,рисуя особый быт жителей деревни, бежавших в Сибирь из западных губерний от»утеснения" за веру, дает полную волю своим давнимфольклорно-этнографическим наклонностям и познаниям. Писатель воспроизводитсвоеобразнейший язык бергульцев, представляющий собою необыкновенную смесь чертместного русского говора, украинского языка, даже польского, да еще сбросающимися в глаза многочисленными вкраплениями из старообрядческих«святых» книг. В первом издании даже заглавие книги отражалодиалектную форму определения-прилагательного в краткой форме: «За советскуправду!» — это постоянный призыв «могучего и веселогомедвежатника» Андрея, партизана, погибшего в первой же схватке сбелогвардейцами.
В очерке «Спор остихах» остроумно построен сюжет, основанный на реальном событии. Наблаготворительном вечере в Камышлове местная гимназистка, «девица крепкойкупецкой выкормки», читает милитаристское стихотворение. Это вызываетрезкую словесную перепалку между возмущенной «галеркой», занятойрабочими, и зрителями первых рядов — чиновниками и «тыловымимародерами», заинтересованными в продолжении войны. Бажов лаконично ивесьма выразительно передал накаленность общественной атмосферы, предельноеобострение классовых противоречий в России на третьем году империалистическойвойны. В произведении есть очень важный подтекст, подчеркнутый заглавием — «Спор о стихах»: если стихи могут вызывать столь острые столкновениялюдей, значит, поэзия служит тому или иному классу, она партийна. В очеркеобращает на себя внимание мастерство автора в создании психологическогопортрета- и сатирического, и положительного.
Повесть «Черезмежу» как будто выпадает из обзора досказовых произведений Бажова, потомучто она впервые увидела свет уже после смерти писателя. Но для характеристикиразвития Бажова это произведение имеет принципиальное значение. История еготакова. В самом начале 30-х годов Павел Петрович выезжал на строительствоцеллюлозно-бумажного комбината на Каме. По живым наблюдениям писатель и началработать. Ни характер, ни жанр вещи Бажову тогда еще не были ясны. Книга неполучилась. Автор забросил эту работу и вернулся к ней лишь черезпятнадцать-шестнадцать лет, чтобы включить в сборник «Уральскиебыли». Только в 1950 году произведение получило заглавие, а также жанровоеобозначение — повесть, которое, впрочем, в печатный текст не вошло. Уверенновыписанные характеры, показанные в развитии, — средствами и портрета, идиалога, и в действиях персонажей, и в их взаимных оценках; четко обозначенноеначало основного конфликта, интересно намеченный сюжет, точный язык-таковыдостоинства произведения. Но три главы, опубликованные в 1951 году, содержатлишь экспозицию и сюжетную завязку повествования.
Действие относится к1929 году. Маскирующийся кулак Поскотин, чувствуя, что надо срочно«развязаться» с остатками хозяйства, рассчитывает продать дом подконтору планируемого строительства. С этой целью он вступает в сговор с другимбывшим кулаком, Преснецовым, оказавшимся в числе людей, посланных дляпредварительного ознакомления с намеченной для стройки площадкой. БатрачкаПоскотина, Фаина Рублева, вдова красногвардейца-бронницкого рабочего,подозревает, что кулаки готовят какую-то «подлость Советской власти».По совету коммуниста Ивана Ко-четкова, бакенщика, она едет в окружной центр, впартийный комитет, чтобы разоблачить кулаков. Но этом обрывается повествование.
Авторскаязаявка здесь весьма значительна. Но тем более очевидна незаконченностьпроизведения. В написанных главах не завершена даже и расстановка силпротивостоящих лагерей. Кочетков и Фаина договорились лишь о первом шаге вборьбе против кулаков. Главные силы — «город», партийнаяорганизация-• еще не вступили в действие. Еще не начали действовать ниПоскотин, ни Преснецов. Да пока нет строительства, им, в сущности, нечегоделать. Только намечаются и личные отношения Ивана и Фаины. />
П.П.Бажовза работой. Свердловск. 1946 г.
Правда, при подготовкетекста к печати в 1950 году Бажов попытался придать произведению некоторуюзавершенность. Уезжая в город, Фаина говорит Кочет-кову: «Решилась я!Перешагну деревенскую межу». Эти последние слова текста — о решении Фаинывырваться из осточертелого круга навязанных ей обязанностей и зависимостей,опасений и страхов, всего, что связывается в ее представлении с единоличной деревенскойжизнью, могли быть только, так сказать, сигналом вступления героини в борьбу исигналом к дальнейшему развитию действия в произведении в целом. Кстатисказать, эти слова вписаны чернилами — рукою автора — в первоначальныймашинописный, пожелтевший от времени текст. Но дальнейшего развитияповествования не последовало: у писателя для этого уже не осталось времени.
Возможны были вариантынаметившегося конфликта, подсказанные действительностью начала 30-х годов. Одиниз них: строительство целлюлозно-бумажного комбината — вариант, наиболееестественный по «исходным данным»: место действия — заводскаястроительная площадка. Другой: борьба в деревне за колхоз. Могло быть икакое-то переплетение обоих вариантов. Писатель же избрал как раз кажущуюсяменее вероятной — сельскую линию развития сюжета.
В чем причина остановкив работе Бажова над повестью «Через межу» в начале 30-х годов? Бажовписал, что он «готовил материал для книги о Красно-камске, но этостроительство так затянулось и оказалось таким отрицательным примером, которыйне стоило показывать». Адрес строительства был совершенно ясен:«многоводная северная река», строительство бумажной фабрики, близостькрупного города. Всякий уралец безошибочно определит: Кама, Пермь, строительствоКамского целлюлозно-бумажного комбината. Снять эти точные признаки места Бажоврешительно не мог ни по характеру своего творческого опыта, ни по характеруконкретного задания, с которым он приезжал на эту стройку от Свердловскогоотделения Гослестехиздата, где он тогда работал редактором отдела. Он пока несчитал возможным отвлечься от представших перед ним фактов (комбинат вступил встрой в 1936 году) и продолжить произведение так, как подсказывали не местные,а для всей страны типичные условия индустриализации. Добавим, что и повесть«За советскую правду» обрывалась там, где как будто должны былиразвернуться действия партизанского отряда. Но они не развернулись. ПозднееБажов писал, что отряд был разгромлен в томском урмане. Таким образом, и всудьбе отряда писатель не увидел ничего показательного.
Бажову-литератору досередины 30-х годов явно мешало неукоснительное соблюдение фактичности. Он сбольшим трудом переходил от принципов и навыков типизации, обычных иестественных в документальных произведениях, к типизации, требующей вымысла,творческой фантазии. Главы неоконченной повести «Через межу»свидетельствовали о том, что Бажову оставалось сделать в этом направлениипоследние шаги.
Конец 20-х — начало30-х годов — время мобилизации всех сил страны на выполнение грандиозныхзаданий первой пятилетки, время неслыханного по напряжению трудового порыванарода, стремительного рывка в будущее, время острейшей классовой борьбы. Воистинувеличественным был энтузиазм, трудовой подвиг десятков миллионов людей,повседневно и сознательно отказывавших себе в необходимом во имя великой цели.
В те легендарные годыУрал был передним краем борьбы за социалистическую индустриализацию страны. Здесьвоздвигались такие промышленные гиганты, как Магнитогорский металлургический иБерезниковский химический комбинаты. Челябинский тракторный и Уральский заводтяжелого машиностроения.
Для второй половины20-х годов примечательны серьезные изменения в литературной жизни края. Послераспада «Улиты» (1923) как-то незаметно исчезли с поэтическогогоризонта и участники ее. «Мартен» и литературная группа «Насмену!» породили Уральскую ассоциацию пролетарских писателей (1926).
К III конференцииУральской ассоциации пролетарских писателей (1931) в нее входило уже болеесемисот человек. Однако люди, возглавлявшие УралАПП, повторяли ошибкируководства РАПП. Печально известные рапповские лозунги подхватывались здесь ипроводились в жизнь с большим усердием. Без необходимой в таком делеосмотрительности «набирали» огромное количество«писателей», а проводимыми вслед за тем чистками, столь женеосмотрительно и часто необоснованно, исключали сотни людей. Многие молодые испособные литераторы за ошибочные выступления (часто — мнимо ошибочные)подвергались столь серьезным «внушениям», что навсегда бросали перо.Рапповские руководители игнорировали настойчивые партийные указания онеобходимости заботливой воспитательной работы с творческими кадрами.
И все-таки не ложнымиустановками и не порочной практикой руководства РАПП определялся смысл ихарактер литературного движения в целом, а искренним и горячим стремлениембольшинства его участников служить своим творчеством строительству социализма.Об этом убедительно свидетельствуют многочисленные стихи, очерки, рассказы,печатавшиеся в уральских журналах тех лет. Освещение жизни новостроек былоглавным содержанием журналов. Уральские литераторы старались оперативнооткликаться на требования жизни. Так, в ответ на постановление ЦК партии«Об издании „Истории заводов“ уже в 1932 году в журнале»Штурм" была опубликована первая из работ этой серии — «ИсторияНадеждинского завода». Печатались очерки истории других уральских заводов.
Среди писателейСвердловска Бажов оказался в своеобразном положении, чувствуя себя не совсемуверенно. И все-таки он все более активно участвовал в литературной жизниУрала. Свидетельством этого являются и его рецензии начала 30-х годов, какправило, печатавшиеся под псевдонимом Чипонев («Читатель поневоле»).
«Стихи на разныепотребы» — так называется рецензия на книжку бывшего «улитовца»М. Черныша «Стихи о прозе» (1930). Бажов называет автора«строчкогоном» который «может, видимо, на любую тему дать стихилюбого рода, не стесняясь ни размером, ни мелкими деталями». Бажовобрушивается на стихотворение «Венецианский мотив» как образец«бодрой лирики». Черныш будто забыл об итальянских фашистах,орудующих «свистящей резиной», о томящихся в фашистских тюрьмахрабочих-коммунистах. «Изображать нынешнюю Италию… скопищем забавляющихсягондольеров, вздыхающих синьорит… — это значит ровным счетом ничего непонимать ни в политике, ни в поэзии», — делает вывод рецензент.
Выступления Бажованосили боевой, наступательный характер. Однако на одном из них сказалось влияниеотрицательных сторон «линии» РАПП. Мы имеем в виду рецензию Бажова нарукопись очерка С. Шмакова «В ненастную осень». Рецензия отражаламысли и настроения, в ту пору характерные для автора. И все же в неоправданнорезком тоне статьи сказалось, надо думать, коллективное мнение редакции, членомкоторой являлся Бажов 18. До опубликования Постановления ЦК рапповцы настойчивоподчеркивали, что они являются единственными проводниками партийной линии влитературе. В подобном утверждении было немало правды. В 20-е годы «партиявсемерно помогала созданию и укреплению особых пролетарских организаций вобласти литературы и искусства в целях укрепления позиций пролетарскихписателей и работников искусства». Из этого вытекала убежденность Бажова всвоей правоте в оценке очерка С. Шмакова.
Постановление ЦК партии«О перестройке литературно-художественных организаций» привело ккоренному изменению условий развития нашей литературы. В 1933 году на страницах«Штурма» появились весьма симптоматические слова о характере литературнойкритики: «Задача заключается не в том, чтобы бить и добивать, а в том,чтобы поправлять, исправлять».
В 1934 году Бажовнаписал две рецензии, резко отличающиеся от предыдущей. При той же страстности,боевитости они обоснованны, убедительны. Рецензия «Мутная вода»посвящена роману Н. Ловцова «Канал» (изд-во «Московскоетоварищество писателей»). Бажов критикует автора за «пошлятину,безвкусицу», надуманные характеры, фальшивые ситуации, за незнаниематериала21. Столь же суровому разбору подверг Бажов роман К. Шарова«Болыпаком». В рецензии «Подлинные герои» Бажов обнажаетполитическую, речевую, эстетическую малограмотность автора. Отметив, что журнал«Литературный критик» только посмеялся над нездоровой эротикой романиста,Бажов считает такую реакцию недостаточной и требует выяснить, как подобноепроизведение могло увидеть свет.
Требование правдивостив искусстве и авторской ответственности перед читателем — главное в бажовскихрецензиях. Бажов последовательно боролся против мелкой натуралистической псевдоправдыв литературных произведениях, которая затемняет, искажает великую правдусоциализма.
В 1946 году встатье-письме к редактору свердловской областной газеты «Уральскийрабочий» Бажов так изложил свое понимание обязанностей критика поотношению к писателям: «Литературная критика в нашей стране призванапомочь литераторам разобраться в сложных явлениях жизни, освоить происходящиеобщественные процессы, своевременно указать на ошибки, направить на путь,учитывая особенности, способности автора и накопленный им опыт. Но сделать этоможет лишь авторитетная и принципиальная критика… Такая же критика, котораяуклоняется от решения основных вопросов, подменяя их общими рассуждениями,которая сегодня говорит одно, а завтра старается от этого отмежеваться, но непрямо и честно, а путем проходного удара… может лишь дезориентироватьписателя. Такая критика нам не нужна...».
В рецензиях Бажовостается таким же принципиальным, острым, как и в других своих выступлениях, — остается бойцом. И в высшей степени характерны для Бажова замечательные егослова: "… спокойствие никогда не считалось, не считается и не будетсчитаться положительным качеством советских критиков".
Рецензии Бажова-это нетолько раздумья о писательском труде, о месте и роли писателя в жизни народа,но и раздумья о себе, о своем пути и месте в литературе. Важнейших поворотов наэтом пути он не мог предвидеть. Однако талантливой журналистской работой, всейсвоей содержательной, порой до крайности напряженной жизнью Павел Бажов былподготовлен к большим творческим свершениям. Но ни сам он, ни окружающие покане подозревали об этом.
«МАЛАХИТОВАЯШКАТУЛКА»
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ. ЗАМЫСЕЛКНИГИ
/>
Успехисоциалистического строительства ставили, новые задачи перед деятелямилитературы. Огромнее значение приобретала борьба за народность искусства.Различные стороны проблемы народности его выяснялись в острейших дискуссиях30-х годов — о литературном языке, о формализме, вульгарном социологизме, ометоде и мировоззрении.
Из опыта советской литературы естественно выросло определение социалистическогореализма как ее творческого метода. Оно расширяло возможности художественногоосвоения действительности, в огромной мере способствовало дальнейшему расцветусоциалистического искусства.
Все это происходило на глазах у Бажова и имело прямое отношение к егодеятельности. Однако Бажов не верил в свои писательские возможности. Великоеуважение к русским классикам, жившее с детства в Бажове, преклонение перед нимимешало ему. «Для меня звание писателя стояло очень высоко, и мне казалось,что тянуться в эту сторону у меня и сил нет, и возможности нет, и поэтому я никогдане думал, что мне когда-нибудь придется писать», — вспоминал Бажов в 1950году.
В 1936-м Павлу Петровичу шел 58-й год. Середина 30-х годов оказалась для неговременем тяжким. В 1934 году «не пошла» работа над книгой о камскомстроительстве. В 1935 году трагически погиб сын, девятнадцатилетний Алексей…Было от чего согнуться, особенно пожилому человеку. Но Бажов не был сломлен ине согнулся.
В феврале 1936 года он обратился в Литературный институт им. А. М. Горького спросьбой зачислить его на заочное отделение. В заявлении Бажов перечислил своикниги и при этом добавил: «Все это в простейшем мемуарном роде, — »чему свидетель в жизни был". И далее: «Претендовать с такойпродукцией летописного порядка на звание члена или даже кандидата ССП я считалсебя не вправе, поэтому при перерегистрации не подал заявление» (вписательскую организацию.-М. Б.)… «Настолько я все-таки грамотен, чтобысознавать свою литературную беспомощность… поэтому хотел бы систематизироватьобрывки своих литзанятий по отделению прозы».
В июле 1936 года Бажов был зачислен в институт по представленным им книгам«К расчету!» и «Бойцы первого призыва».
В условиях огромных успехов социализма в 30-е годы усилился общий интерес кпрошлому страны, народа. Партия привлекла общественное внимание к развитиюисторической науки. М. Горький, при поддержке ЦК ВКП(б), выступил инициаторомиздания таких серий книг, как «История фабрик и заводов»,«История гражданской войны». Одно за другим появлялись в разныхжанрах произведения художественной литературы на исторические темы.
Всеобщий интерес к историческому прошлому вызвал в стране широкое внимание кнародно-поэтическому творчеству, к истории народной культуры вообще. Известныйфольклорист Н. П. Андреев писал о 30-х годах: фольклорных «сборников появляетсятак много, как никогда раньше, даже в „золотой век“ русскойфольклористики, в 60-е годы». Это явление было отражением необыкновенногорасцвета самого народнопоэтического творчества и призыва А. М. Горького наПервом съезде советских писателей собирать фольклор, учиться на нем,обрабатывать его; великий художник напоминал литераторам, что «началоискусства слова — в фольклоре».
Бажов накопил большое количество фольклорных произведений. Правда, егодореволюционные записи, составлявшие, по словам писателя, шесть тетрадей, былиутрачены в годы гражданской войны, но многое сохранилось в цепкой памятиБажова. И накопилось множество новых записей — и фольклорных, и просто речевых- особенно в результате работы в «Крестьянской газете».
В конце 1936 года появились в печати первые четыре сказа, положившие началознаменитому сборнику «Малахитовая шкатулка». Позднее В. О. Перцов,первым писавший об уральских сказах в центральной печати (он знал их не толькопо публикациям, но и по рукописи «Малахитовой шкатулки»), весьматочно заметит, что книга Бажова была как бы предсказана Горьким.
«Малахитовая шкатулка» оказалась прекрасной неожиданностью для всех,не исключая ее автора.
История создания и публикации «Малахитовой шкатулки» полнадраматизма. В судьбе книги, ее автора происходили совершенно непредвиденныеповороты. Работа над сказами могла, казалось, совсем прекратиться… Но вдруг — полное, светлое, яркое торжество. И — совершенно оглушительная слава.
Обстоятельства, побудившие Бажова к написанию сказов, были таковы. Свердловскоекнижное издательство предприняло выпуск сборника «Дореволюционный фольклорна Урале». Бажов предложил составителю сборника В. П. Бирюкову«записанные по памяти» уральские рабочие сказы. Впоследствии он такрассказывал об этом: «Первая моя публикация сказов вызвана была именноэтим фольклорным сборником — бирюковским. Бирюков собрал сборник. Но он ввел внего то, что обыкновенно в фольклорные сборники помещалось: песни, загадки,сказки,- бытовые, главным образом, их варианты. Фактическим редактором былаБлинова. Она поставила вопрос: почему же нет рабочего фольклора? ВладимирПавлович ответил, что такого материала нет в его распоряжении, что он его нигдене может найти. Меня это просто задело: как так-рабочего фольклора нет? Я самсколько угодно этого рабочего фольклора слыхал, слыхал целые сказы. И я в видеобразца принес им „Дорогое имечко“. То был первый бажовский сказ. Заним последовали еще два — для той же книги.
 »Малахитовой шкатулкой" Бажов вошел в советскую литературу как одиниз выдающихся ее мастеров. 29 марта 1939 года он был принят в Союз советскихписателей.
Однако, публикуя первые сказы, и редакция журнала «Красная новь», исоставитель, и редактор свердловского сборника-все рассматривали сказы какфольклорные произведения. В бажовском предисловии к журнальной публикации и втексте сказов толкование их как фольклорных записей совершенно недвусмысленно.Характерна, например, бажовская сноска к слову «русьски»:«Сказитель произнес слово „русское“ мягко — русьски, — как имногие в Полевском заводе».
Правда, вскоре обнаружилось, что кое-кто сомневался в «фольклорности»сказов Бажова. Павел Петрович вспоминал: «Покойный Демьян Бедный как-топри встрече… говорил, что он спас меня от разгромной статьи, котораяготовилась после первого появления моих сказов в „Красной нови“…Предполагалось „разделать“ меня, как „фальсификаторафольклора“, но удержало указание Демьяна Бедного на книгуСеменова-Тян-Шанского, где дано довольно обширное примечание о легендах горыАзова, которые, дескать, Бажов мог слышать».
Безупречная добросовестность Бажова в истории опубликования первых сказовподтверждается документально. В его вступительной статье к сказам в«Красной нови» читаем: «За сорок лет, конечно, память не можетсохранить все детали. Сохранилась лишь фабула, общий стиль рассказчика иотдельные, наиболее запомнившиеся выражения. По этим веткам т. Бажов ивоспроизводит некоторые из „тайных сказов“ Хмелинина». И далее:«В приводимых сказах неизбежны элементы имитации». В предисловииБажова к первому изданию «Малахитовой шкатулки» говорилось о том же.
Возникал вопрос, можно ли было при тех объяснениях, какие дал писатель, считатьпредставленные им сказы фольклорными записями. В этом сомневался и сам он, чтосовершенно ясно из его оговорок, приведенных выше. Но материалы, представленныеБажовым, необыкновенно ярки, оригинальны, художественная ценность их былаочевидна, а имевшиеся записи рабочего фольклора крайне малочисленны. Понятнообщее желание — и редакции журнала «Красная новь», и редактора Свердлгиза,и составителя сборника «Дореволюционный фольклор на Урале» — напечатать сказы как произведения устно-поэтического творчества уральскихрабочих, тем более что автор дал повод для такого понимания сказов, а ихфольклорная основа была несомненна.
Первая публикация сказов Бажова в качестве произведений устного творчествауральских горняков вызвала в литературных кругах определенные разногласия. Вкритической литературе, несмотря на колебания многих авторов, нередкоотражалось ложное представление о Бажове как «записывателе»фольклора. Даже в 1941 году Е. Блинова нашла возможным включить пять сказовБажова в фольклорный сборник «Тайные сказы рабочих Урала». А в этовремя было известно уже весьма категорическое высказывание Павла Петровича вочерке «У старого рудника» (1940) о том, что«восстановленные» почти через полвека сказы Хмелинина, конечно,потеряли ценность фольклорного документа.
Л. И. Скорино в своих выступлениях, особенно в книге «Павел ПетровичБажов», настойчиво и доказательно отстаивала мнение, высказанное ранее К.Боголюбовым, А. Барминым, И. Халтуриным, что сказы Бажова являются продуктомего индивидуального творчества, основанного на фольклоре. Скорино, кажется,удалось убедить даже наиболее упорного ее «противника» — самого Бажова,который в определении характера своих сказов стоял на такой позиции: не совсемфольклор, но и не совсем индивидуальное творчество.
Для уяснения того, почему возникли споры в оценке природы и характера сказовБажова, следует напомнить и о том, что именно в 30-е годы советскойфольклористикой были утрачены критерии, разделяющие художественный фольклор илитературу. Огромные изменения в художественном освоении действительностисоветским народом не были полностью осмыслены многими фольклористами.Закономерный в молодом советском обществе процесс включения в поэтическоетворчество множества художников из народа, владеющих традиционными формаминародного искусства, привел к возникновению «промежуточных»произведений. Появилось большое количество письменных стилизаций под фольклор.Нередко они объявлялись шедеврами поэзии, как это было, например, с«новинами» М. С. Крюковой, несмотря на явное несоответствие в нихархаической формы новому содержанию. Стилизации многих авторов чаще всегопроходили в печати по разряду фольклора. Но и лучшие из них-сказки И. Ф.Ковалева, М. М. Коргуева, даже Е. И. Сороковикова — к подлинному фольклоруимеют отношение лишь в той мере, в какой авторам удалось — порой артистически — использовать фольклорные средства изобразительности и выразительности. О такихрешающих признаках фольклорности, как коллективность бытования и устностьпередачи, говорить здесь не приходится.
В связи с этим можно понять попытки некоторых критиков отнести кхудожественному фольклору и сказы Бажова. То, что подобные попытки вызвалинемедленные и страстные возражения, объясняется прежде всего исключительной иочевидной эстетической ценностью, резко выделявшей «Уральские сказы»из потока «письменного сказительства». Творческая самостоятельностьБажова становилась тем очевиднее, чем глубже критики вникали в художественныймир его творчества.
Но в свете этих фактов становится яснее позиция и самого Бажова в определениихарактера своих сказов. Ведь многие и многие произведения индивидуальноготворчества, в которых использовались традиционные фольклорные сюжеты, приемы,художественные средства, зачислялись в разряд устно-поэтических творенийнарода. Мог ли в то время Бажов категорически возражать против подобной оценкиего сказов? Мог ли он сказать о себе: «Я автор ^Малахитовой шкатулки»?Если учесть изложенные выше обстоятельства, ответ может быть один: нет, не мог.
Проникновение в творческую лабораторию писателя дает возможность понять, каксоздавалось то, что он называл «восстановлением по памяти».Сопоставление черновых рукописей сказов с окончательными текстами убеждает, чтоБажов выполнял обычный писательский труд. Вдумчивая разработка характеров,тщательная выверка их с точки зрения социально-психологической достоверности,умная, яркая психологическая и портретная индивидуализация, поиски наиболееубедительных и впечатляющих композиционных решений, кропотливая работа надязыком — так создавались сказы. Они не были записями фольклорных текстов.
Позднейшие высказывания Бажова помогают лучше определить соотношение его сказовс фольклорными материалами. О сказе «Серебряное копытце», законченном3 августа 1938 года, писатель говорил так: «Рассказы о том, что есть такойкозел с серебряным копытцем, я слышал в Полдневой. Слышал от Булатова,охотника. В Полдневой поисками хризолитов занимались многие. А сюжет мой».На вопрос: «А сюжета в таком виде, как в вашем сказе, вы невстречали?» (речь идет о сказе 1939 года«Огневушка-Поскакуш-ка»),- Бажов отвечал: «Пожалуй, нет.Подобные сказы я, может быть, и слыхал, но не могу сказать, когда и где».Приведем еще одно обобщающее высказывание писателя по рассматриваемому вопросу.Когда Бажова спросили, считает ли он верным — в общем виде — утверждение, чтопервые его сказы были ближе к фольклорным источникам и передавали слышанные имсюжеты, а в дальнейшем творческом развитии он становился все самостоятельнее,меньше зависел от фольклорных сюжетов, хотя по-прежнему основывался нафольклорных источниках-мотивах, образах, суждениях, — писатель отвечал: «Ясогласен, что это таким образом и было. Это очень правильно».
Так осмысление собственного творческого опыта привело Бажова к выводу, что егосказы не фольклорные документы. Писательское, бажовское обнаруживаетсяпостоянно: в его сказах ясно выражено мировоззрение советского человека,мировоззрение, какого не могло быть у полевского мастерового 90-х годов XIXвека Василия Хмелинина.
Однако в результате появления в печати статей, отражавших неверное пониманиеприроды сказов Бажова, в результате того, что и сам автор называл свои сказыфольклорными, возникла тяжелая ситуация для Демьяна Бедного. Поэт первоначальноознакомился со сказами Бажова по сборнику «Дореволюционный фольклор наУрале», а затем, в согласии с давней и доброй писательской традициейобращения к фольклорным произведениям как к одному из источниковиндивидуального творчества, решил использовать «Малахитовую шкатулку»в качестве первичного, «сырьевого» материала для созданиясобственного произведения — героического стихотворного цикла о труде и борьбедореволюционных уральских рабочих.
 Говоря о формировании книги Бажова, необходимо учесть следующее. В начале XXвека, используя замечательный почин составителя сборника былин А. Ф.Гильфердинга, Н. Е. Ончуков первый из собирателей сказок расположил записанныйим материал не по сюжетам, как делалось ранее, а по сказителям, которых онслушал. Знаменитый сборник Ончукова «Северные сказки» (1909)сопровождался сведениями о сказителях, что имело принципиальное значение:
исполнитель сказов признавался творцом. Такая форма записи произведений фольклорастала у нас традиционной, так как она наиболее обоснованна в научном отношении.Естественно, считая на первых порах свои сказы фольклорными, Бажов использовалтакой же принцип их публикации. Ближайшим образцом для него мог быть сборник Д.К. Зеленина «Великорусские сказки Пермской губернии» (1914). Избраниеэтого принципа публикации — «по сказителю» — было уже одним изэлементов осуществления бажовского замысла. Сказы «Малахитовойшкатулки» (1939) объединены одним рассказчиком — В. А. Хмелининым, точнее- дедом Слышко; сборнику предпослана статья «У караулки на Думнойгоре», в которой уже содержатся необходимые сведения о рассказчике, книгазавершается сказом «Тяжелая витушка», где повествователь говорит осебе, становится главным действующим лицом. Так сборник получил«рамку».
Другим -.и важнейшим — элементом выявления замысла стало содержание сказов:жизнь, труд уральских рабочих задолго до революции — и выражение авторскогоотношения к этому жизненному материалу. Ведь со временем Бажов неизбежно долженбыл понять и признать, что он не столько воспроизводит фольклорныепроизведения, сколько создает свои. К осознанию этого — пусть сначала смутному- он начал подходить, видимо, вскоре после написания первых сказов, вошедших всвердловский сборник «Малахитовая шкатулка», во всяком случае довыхода его в свет. В частности, показательно, что слова «слышь-ко» и«протча» (т. е. прочее), заявленные Бажовым в качестве речевыхпримет, речевых «вымпелов» рассказчика, исчезали из некоторых сказовуже в первом издании книги. Бажов, видимо, шел к тому, чтобы со временемотказаться от «услуг» Слышко.
Так, в сказе «Золотой Волос», опубликованном в первом бажовскомсборнике, все-таки дважды употреблено слово «слышь-ко»; хоть и одинраз, но употреблено присловье «протча», довольно ясно выявляются идругие речевые особенности повествователя. Однако содержание сказа фактическине соответствует, тематической «заявке» Бажова: «сказыХмелинина»; были как бы заранее прикреплены к Сысертским заводам. В аннотации,предпосланной книге, читаем: «Малахитовая шкатулка» — сборник старыхуральских сказов из жизни и быта горнорабочих". Но в «ЗолотомВолосе» нет горнорабочих, нет их жизни, быта. Да и вообще быт здесь почтине отражен, хотя это, пожалуй, единственный бажовский сказ, целиком посвященныйтеме любви и верности. Возможно, писатель недостаточно хорошо знал национальныйбыт башкир. Сказ создан, по всей видимости, на материале башкирского фольклора,т. е. он явно выходит, по жизненному материалу, за пределы Сысертского горногоокруга, Содержание — в широком смысле слова — вступает! здесь в противоречие савторским представлением о ' рассказчике Слышко. Но в последнем рукописномварианте произведения имеется подзаголовок: «Из старых уральских сказовХмелинина». А вот еще факт, который можно назвать неожиданным. О сказе«Синюшкин колодец», законченном в конце 1938 года, т. е. еще довыхода в свет «Малахитовой шкатулки», но не вошедшем в нее, П. П.Бажов говорил К. Рождественской: «Это другой стиль. Ни одного „слышь-ко“не употребил. Хмелининские сказы — те густо обросли бытом, поминутно отходы всторону. Здесь этого нет». Однако в печати и этот сказ шел какхмелининский. А неожиданным приведенное высказывание Бажова является потому,что в сказе «Кошачьи уши», написанном в марте 1938 года, уже нет ниодного «слышь-ко», ни одного «протча», хотя он включен впервое издание «Малахитовой шкатулки», рекомендованное в предисловиикак полностью хмелининское. Да и по существу ясно, что рассказчик здесьполевчанин, старик, хорошо знающий и Полевской завод и Сысерть. И речеваяманера в сказе — в общем-то манера деда Слышко.
В связи с вопросом о замысле «Малахитовой шкатулки» заметим, чтоавторское понимание ее как фольклорного произведения, а затем постепенный отходот такого понимания оформлялись в сознании Бажова в психологическихпротиворечиях.
В 1932 году, за четыре года до создания первых сказов, Бажов выступил в печатикак принципиальный противник повествования от имени вымышленного рассказчика. Врецензии на рукопись, оформленную как записки некоего Клюева, Бажов писал:«Форма чужих дневников, записок, блокнотов и всяких вообще чужихдокументов достаточно опорочена… Если еще можно все-таки спорить одопустимости этого приема в пролетарской литературе, так лишь при условии,когда центром показа ставятся переживания и мироощущение самого автора, показего отношения к окружающему, его характеристика» 23.
А во второй половине 30-х годов П. Бажов пересмотрел, уточнил свое отношение кэтому способу отражения действительности в литературе. К признаниюправомерности его он пришел трудным путем, через понимание своих сказов каквоспроизведения фольклорных произведений по памяти.
Таким образом, вопрос о замысле сказов оказывается довольно сложным.
Когда «Малахитовая шкатулка» была принята к изданию и пока ееготовили к печати, Бажов продолжал писать сказы. Еще до выхода в июле 1939 годасвердловского сборника основным тиражом им были написаны сказы «Серебряноекопытце», «Синюшкин колодец», «Демидовские кафтаны», азатем пошли «Огневушка-Поскакушка», «Травяная западенка»,«Хрупкая веточка», «Ермаковы лебеди», «Таюткинозеркальце», «Жабреев ходок», «Ключ-камень». Почти всеони, кроме «Демидовских кафтанов» и «Хрупкой веточки»,вошли в новую книгу — «Ключ-камень», изданную в 1943 году. Позднееавтор и эти сказы (как и все последующие) включил в «Малахитовуюшкатулку»...
ПОЧЕТНЫЙ ГВАРДЕЕЦ
Началась ВеликаяОтечественная война. «Все для фронта! Все для победы!» — этот призывКоммунистической партии определял повседневное поведение наших людей в те годы,определял и деятельность советских писателей. Печать грозных событий лежит напроизведениях советской литературы той поры. И все они были проникнуты глубокойверой в торжество правого дела. Советские писатели помогали партии игосударству мобилизовать силы народа на тяжелую, Упорную борьбу, на борьбу допобеды.
Правительственноесообщение о разбойничьем нападении фашистских захватчиков на Советский Союзбыло встречено таким заявлением свердловских писателей: «Уверенные внеизбежном разгроме провокаторов войны, мы все свое творчество, все свои мыслии чувства направим на создание оборонно-патриотических произведений и, еслипонадобится, сменим перо на винтовку, не жалея сил и жизни для защиты любимойРодины».
В то время Бажов былглавным редактором местного издательства, руководил отделением Союза писателей,возглавлял и партийную писательскую организацию. Многое пришлось делать ему и всвязи с эвакуацией в Свердловск литераторов из Москвы и Ленинграда. Следовалосоздать им хотя бы самые необходимые условия для жизни и работы.
На Сибирском тракте,когда еще «железных дорог по здешним краям не было», на гребнеперевала стояла сторожка бобыля Василия, инвалида. В помощники ему обычно«приставляли» какого-нибудь мальчонку «из сироток». Сгодами дядя Вася стал дедом Василием. Его «подручные мальчуганы»вырастали, обзаводились семьями. И каждый из них старался своего сына отдать впомощники деду: воспитанники его «на работу не боязливы и при трудномслучае руками не разводят. Посильным трудом, разумной дисциплиной и мудрыми объяснениямипроисходящего вокруг воспитывал старик своих юных помощников.
Потоком, круглые суткиехали и шли люди по великому тракту. Поднявшись на гору, каждый обязательнооглянется. Один скажет: „Вон какую гору одолел, чего же дальшебояться?“ А другие стонут: „Вон на какую гору взобрался! Самая быпора отдохнуть, а еще идти надо“. И дед Василий объясняет: „Иной поровному-то месту весь свой век пройдет, да так своей силы и не узнает. А какслучится ему на гору подняться, вроде нашей, с гребешком, да поглядит он назад,тогда и поймет, что он сделать может. Но от этого, глядишь, в работе подмога ижить веселее. Ну и слабого человека гора в полную меру показывает“. Но»главная гора-работа. Коли ее пугаться не станешь, то и вовсе ладнопроживешь, много сделаешь и тоски не узнаешь. Потому как работа всякому — нетолько хлеб, а и радость". Сказ заканчивается словами: «И посейчас унас эта гора не забыта. Частенько ее поминают и… прямо к теперешнемуприкладывают:
»Вот война-тобыла! Это такая гора, что и поглядеть страшно, а ведь одолели. Сами не знали,что в народе столько силы найдется, а гора показала. Все равно, как новыйширокий путь народу открыла. Коли такое сделал, то и дальше никакая гора надороге не остановит наш народ".
Люди воспитываются напреодолении трудностей и препятствий — такова главная идея сказа.
В связи с тем, чторабочие завода готовили оружие в подарок полководцу, старый мастер рассказываетлегенду о волшебной сабле национального героя башкирского народа СалаватаЮлаева. Чудесным образом, жак «подаренье» Уральских гор и русскогонарода, как знак его дружбы, получил Салават необыкновенную саблю (махнул ею — «молнии посыпались»), потому что самоотверженно боролся за народноесчастье. Но получил с уговором: никогда не ставить личное выше народного, непогрешить против справедливости, как ее понимает трудовой народ. Служилабогатырю волшебная сабля, и «никакая сила против него устоять немогла», пока он не нарушил уговор. Когда это однажды случилось, сабляпотеряла свою силу и навлекла бедствия на весь народ Салавата. Возвращая саблю,Салават оглянулся на своих конников: верят ли они полномочиям волшебнойпосланницы «старых гор»? А она, вздохнув, упрекнула богатыря:«Кабы ты всегда так на народ оглядывался!» В этих словах и заключенаглавная идея сказа. Вождь силен народностью своих деяний. Силу вождю даетнарод.
Легенде о саблеСалавата предпосланы слова: «Тоже ведь сказы не зря придуманы. Иные — впокор, иные — в наученье, а есть и такие, что вместо фонарика впереди».
В историческомотношении в сказе не все точно:
Бажов не имелнеобходимых источников. Поведение реального Салавата было не совсем таким, каконо представлено в произведении. И все-таки Бажов выступил со сказом: он ощущалличную потребность и общественную необходимость в подобном писательскомвыступлении. Сказ высоко оценил А. Фадеев27.
Трудовой Урал,созидатель и воин, могучий, мужественный, встает перед читателем в книгахБажова. Яркий многокрасочный образ Урала, выстраданный писателем, нарисован имочень современно.
К мыслям о недавнозакончившейся войне Бажов возвращался вновь и вновь. Пытаясь разобраться в том,чему научили его годы войны, Бажов писал: «Старики рудознатцы ирудоискатели нашего края всегда дорожили добрым глядельцем-таким смоем илиобрывом, где хорошо видны пласты горных пород… Была, конечно, и сказка обособом глядельце, не похожем на обычные… Откроется оно только тогда, когдавесь народ, от старого до малого, примется в здешних горах свою долю искать.
Таким горным глядельцемоказались для меня годы войны.
Казалось, с детских летзнаю о богатствах родного края, но за годы войны здесь открыли, столько новогои в таких неожиданных местах, что наши старые горы показались по-иному. Сталоясно, что знали мы далеко не о всех богатствах, и теперь это еще до полной мерыне дошло.
Любил и уважал крепкий,выносливый и твердый народ своего края. Годы войны не просто это подтвердили, аво много раз усилили. Надо иметь плечи, руки и силу богатырей, чтоб сделать то,что сделали на Урале за годы войны…… Так вот освеженным глазом смотреть народной край, на его людей и на свою работу и научили меня годы войны, как разпо присловью: „После большой беды, как после горькой слезы, глаз яснеет,позади себя то увидишь, чего раньше не примечал, и вперед дорогу дальшеразглядишь“ 28.
Те же мысли выражены всказах „Далевое глядельце“ (1946) и „Рудяной перевал“(1947). В последнем рудобой Оноха Пустоглазко беспокоится о будущем:
выберем все из недрземных-»чем внуки-правнуки жить будут?". Старик рудокоп Квасковвозражает ему:
«Земельноебогатство не от горы, а от человека считать надо: до чего люди дойдут, то и вгоре найдут.… Земля не совсем угомонилась. В ней передвижка бывает. Рудянойперевал называется. После такого перевала… в горе такое окажется, чего раньшене добывали». Передав спор деда Кваскова с Онохой, рассказчик, нашсовременник, так завершает повествование: «Наши горы все дадут, чточеловеку понадобится. Смотри-ка ты, что вышло! За войну у нас как молодильныегоды по рудникам прошли,-столько нового открыли, что и не сосчитаешь… Каквидно, рудя-ной перевал прошел. Не столь, может, в горе, сколько влюдях...»
Новую ступень вразвитии самосознания советского человека, связанную с победой, Бажов и назвал«рудяным перевалом», который «в людях прошел». Сказ«Рудяной перевал» в идейно-тематическом плане продолжает линию сказа«Васина гора».
Обычная для Бажова идеяисторической преемственности поколений теперь получает более яркое иполитически острое выражение. Сказ «Шелковая горка», написанный к30-летию Великого Октября, — характернейшее в этом плане произведение.Повествование в нем ведется от имени нашего современника, старого рабочегоНевьянского завода Шмелева.
Главное в сказе — утверждение талантливости старинных русских мастеров как непосредственныхсоздателей материальных ценностей. Шмелева занимает история открытия асбеста.Он возражает автору некоей книги, утверждавшему, будто бы итальянка ЕленаПерпенти «первая научилась из асбеста нитки прясть и Наполеону, когда онбыл в итальянской земле, поднесла, говорят, неопалимый воротник… Эту женщинунаградили, медаль особенную выбили для почету. А это было в тысяча восемьсотшестом году». Рассказчику известно, что «добыча асбеста и выделка изнего различных изделий производилась на Урале еще в начале XVIII века, иневьянские асбестовые изделия, сохранившиеся в различных музеях, показывают,что искусство приготовления из асбеста пряжи достигло тогда значительнойстепени совершенства» 29. Ссылаясь на свидетельства стариков, Шмелеврассказывает о том, как демидовская крепостная девушка Марфуша и еевозлюбленный Юрко Шмель нашли на Шелковой горке близ Невьянска асбест и открылиспособ изготовления из него пряжи. За их открытие Демидов разрешил Шмелю иМарфуше жениться. Шмелев считает себя одним из их многочисленных потомков и объясняетвнуку: «Придумала итальянская Елена то, что твоя дальная прабабкакрепостная Марфуша умела делать на восемьдесят годов раньше».
Сказ заканчиваетсяхарактерным поучением деда:
«Наша-то заводскаястарина черным демидовским тулупом прикрыта да сверх того еще перевязанаиноземными шнурками. Кто проходом идет, тот одно увидит, — лежит демидовскоенаследство в иноземной обвязке. А развяжи да раскрой — и выйдет наша Марфуша.Такая же, как ты, курносенькая да рябенькая, с белыми зубами да веселымиглазами. До того живая, что вот-вот придет на завод, по-старинному низенькопоклонится и скажет: „Здоровенько живете, мои дорогие! Вижу, — на высокуюгору поднялись. Желаю еще выше взобраться. При случае и нас-с малых горок — вспоминайте… Хоть Демидов и не подумал в мое имя медаль выбивать и в запись яне попала, а по сей день мои-то праправнуки поминают Марфушу Зубомойку да еемуженька Юрка Шмеля. Выходит, не демидовские мы, а ваши. По всем статьям: покрови, по работе, по выдумке“.
Так писатель выражаетидею родства советского человека-родства кровного, духовного, трудового с егопредками, идею преемственности поколений великого народа.
В то же время Бажов,как обычно, сопоставляет новое со старым. Он снимает со старины „иноземнуюобвязку“ и представляет читателю умных и талантливых, предприимчивых иэнергичных, смелых и упорных русских людей, искавших полезные ископаемые,плавивших металл, воздвигавших заводы и города, украшавших родную землю.Концовка сказа представляет собою средоточие всех главных идей его.
Сказовые концовкиглубокого философского смысла, подобные приведенной выше, стали обычными тольков сказах, созданных Бажовым в военные и послевоенные годы. В 30-е годыподобными концовками завершались лишь отдельные сказы (»Дорогоеимечко"). Дед Слышко не мог говорить того, что естественно звучит в устахсовременного нам повествователя. Роль таких концовок понятна: они помогаютполнее раскрыть идею произведения, теснее связать исторический материал ссовременностью. При этом в лучших сказах концовки прочно включаются в системуобразов. Достигается это простым и вместе с тем в художественном отношенииоправданным способом: в концовке рассказчик предоставляет слово одному изперсонажей, который непосредственно обращается к нашему современнику. И делаетэто Бажов мастерски. Так, в сказе «Шелковая горка» он как бы выводитгероиню на авансцену, рисуя ее портрет с повторением уже известных читателючерт, и, когда мы вновь «увидели» героиню, ей предоставляется«заключительное слово», обращенное к советскому читателю.
Аналогичны концовкисказов «Чугунная бабушка», «Васина гора», «Далевоегляд ельце», «Широкое плечо». Такие концовки служатосуществлению замысла Бажова — дать возможность «нашим современникамперемолвиться запросто с предками». Бажов упорно искал художественнооправданные средства для прямого введения современности в сказы о прошлом.Задача была не простой. Первым условием успешного ее решения, естественно,стала замена деда Слышко новыми рассказчиками — советскими людьми сороковыхгодов. А это, в свою очередь, позволило писателю значительно расширить кругтем, изображаемых явлений.
Интересен сказ«Широкое плечо». В заводском поселке откормленныеприказчики-лабазники да прасолы-купчишки с «ямской стороны» вкулачных боях постоянно одерживали верх над заводской стороной. Но слесарьФедюня Ножовой Обух организовал товарищей по принципу «широкогоплеча»: «не одиночный бой, а стенка», «надо всемзаодно», «пособляй соседу», «не о себе думай — о широкомплече». И рабочие «всякий раз стали ямщину выбивать», потому чтолабазникам, по их классовой психологии, чуждо чувство коллективизма, недоступнаидея «широкого плеча». Когда Федюня стал постарше, он уже неучаствовал в кулачных боях. Но принцип «широкого плеча» он с успехомиспользовал в организации труда в старательской артели.
И рассказчикосмысливает социалистическое соревнование, новые его формы, родившиеся в народев годы послевоенной пятилетки: «Давно ли мы радовались именитым людямзаводов и рудников, а теперь именитые цеха да участки, звенья да смены пошли. Скаждым годом растет и крепнет широкое рабочее плечо, и нет силы, чтобы противнего выстоять». В заключительных словах сказа, пусть публицистическимисредствами, передается спокойная убежденность простого советского человека внесокрушимом могуществе страны социализма.
Однако кнепосредственному отображению в сказах современных ему явлений и событий Бажовпереходил непросто. Требовались какие-то новые и непривычные для негохудожественные формы.
Первым сказом, гденынешний рассказчик повествует о современниках и о себе, было «Аметистовоедело» (1947). Это, по существу, имитация записи устного рассказа — художественная автобиография горщика Ивана Долгана, участника гражданскойвойны. Однако рассказ о прошлом повествователя занимает очень небольшое иподчиненное место в произведении. О прошлом он вспоминает с одной целью: чтобыпонятно было превращение его, «заядлого» горщика, в колхозника.Основное в сказе — сегодняшняя жизнь Ивана Долгана. Когда-то он был страстнопривязан к поисковому делу, причем больше других камней любил аметист. Но подвлиянием сына, колхозного полевода, пошел в сельскохозяйственную артель, и пущепрежнего полюбилось ему другое «сине-алое аметистовое дело»-клеверноесеменоводство. Бывший старатель-одиночка, теперь он живет интересами всей страны.Читая сказ, вспоминаешь гениальные слова В. И. Ленина: "… государствосильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всеммогут судить и идут на все сознательно". Тема сказа — перестройка сознаниялюдей в социалистическом строительстве.
Свое отражение событияпослевоенной советской действительности нашли также в сказе «Не тацапля» (1950).
В 1949 году Бажовпобывал на Уралмашзаводе, осмотрел модель первого шагающего экскаватора идетали машины, находившейся в сборке. «Царь-машина» — такохарактеризовал писатель новое детище советского машиностроения. Посещениезавода и дало Бажову материал для произведения. Он сопоставил громадноепромышленное предприятие со старым Сысертским заводом, вспомнил клеймо,ставившееся на изделиях заводского округа, — цаплю. Изображение цапли,превращенное заводчиками в своеобразный владельческий герб, торчало на каждомшагу. Оно было ненавистно рабочим. В их песне «О цапле»,опубликованной Бажовым еще в фольклорном сборнике В. Бирюкова, говорилось:«Горько, горько нам, ребята, под железной цаплей жить».
Сказ ведется от именирабочего-пенсионера, бывшего слесаря Сысертского завода Кузьмы Осипыча. Еговнук Ваня «на войне до лейтенанта дослужился, три награды имеет. Теперьпри городе (в Свердловске. — М. Б.) на большом заводе в сборочном цехеработает». Приехал Ваня на побывку домой, послушал рассказы деда о цапле ипосоветовал «поглядеть на нашу цаплю, которая сейчас на сборке»,-истарику «любопытно стало, что в самом деле за штука такая, да и на заводетом я не бывал, а Ваня его что-то больно высоко ставит… Дай, думаю, съезжу,погляжу».
Заключительная частьсказа передает впечатления Кузьмы Осипыча от увиденного: «Как вошли взаводские ворота, так я и понял, что этот завод с нашим старым и сравниватьнельзя… Такого я и в думках не видывал». Поразила старика и «не тацапля»-шагающий экскаватор, с его «деталями», которые и в цех-тоне вмещаются.
Вывод старого рабочегокасается существа дела- разницы в положении рабочего в социалистическомобществе и капиталистическом: «Наша заводская цапля как нарочно былапридумана, чтобы люди зря мытарились, а эта — наоборот, чтоб человека от кайлада лопаты освободить, облегченье ему сделать». Увиденное стало для старика«окошком в будущее»: «Настроим могучих машин… Легче станетработать, удобнее, веселее, а все-таки дела у всякого хватит».
Когда заводскиеначальники требуют от мастера объяснений, где и как найти Веселуху — задорную иозорную покровительницу мастерства-искусства (фантастический образ, во многомродственный Малахитнице), Панкрат «говорит шуткой»:
" — Бабенкаприметная: рот нарастопашку, зубы наружу, язык на плече. В избу войдет-скамейкизаскачут, табуретки в пляс пойдут. А коли еще хмельного хлебнет, выше всехстанет, только ногами жидка: во все стороны покачивается". И еще: «Аремесло у Веселухи такое. С весны до осени весь народ радует сплошь, а дальшепо выбору. Только тех, у кого брюхо в подборе, дых легкий, ноги дюжие, волосмягкий, глаз с зацепкой и ухо с прихваткой». А это значит: «Дюжими унас такие ноги зовут, что сорок верст пройдут, вприсядку плясать пойдут да ещемелкую дробь выколачивают». Глаз с зацепкой — «такой, что на всякомместе что-нибудь зацепить может: хоть на сорочьем хвосте, хоть на палом листе.А ухо, которое прихватывает и держит все, что ему полюбится. Ну, мало ли: какронжа звенит, как трава шуршит, как сосна шумит». Балагурная репликаПанкрата передает его художническое восприятие природы.
Человек одаренный,страстно любящий родные пейзажи, черпающий в них линии и краски для своихузоров и расцветок, — таков мастер Панкрат. Шутки его исполнены глубокогосмысла — в сущности, ими прославляются черты, качества физически и духовнокрасивого человека. Речь Панкрата — это речь художника, эмоциональная, схарактерной народной образностью.
Балагурный, причемколючий характер приобретает порой и речь рассказчика: «Известно,подрядчичья повадка: год на работе мают, день вином угощают да словамиулещают». Выразителен в его передаче портрет Веселухи: «Сарафан наней препестрый, цветастый. На голове платочек, тоже с узорными разводами. Изсебя приглядистая; глаза веселые, а зубы да губы будто на заказ сработаны.Одним словом, приметная. Мимо такая пройдет — на годы ее запомнишь».
Конечно, и в это времяБажов, наряду с «анонимными», писал сказы «именные», причемрассказчики здесь-разные люди. Автор сообщает их имена: Сидор Васильевич Климин(«Золотоцветень горы»), Кузьма Осипыч («Не та цапля»), ИванДолган («Аметистовое дело»). В «Ионычевой тропе» имениосновного рассказчика нет, но мы узнаем все сколько-нибудь важное для пониманияего.
Действие названныхсказов развертывается в родных для писателя или близких к ним местах, языкомкоторых «пользовался» и дед Слышко. Это Полевское, Сысерть, а такжерайон г. Ирбита, хорошо известный Бажову. Прикрепленность рассказчиков к«бажовским» местам оправдывала употребление обычного для его сказоварсенала речевых средств, в частности и таких, которые могут показатьсяустарелыми для современных героев и современного повествователя. Так, в сказе«Не та цапля» обнаруживаем привычные для бажовского читателя слова иформы: «вовсе», «мытарились», «всяк»; частицы«ну», «ведь»; вводные слова «видишь» и«вишь», «поди» и «поди-ка»; условный союз«коли» («если» не употреблялся в сказах); профессионализмы:«кровельные клямеры», «шкворень» и даже такой фразеологизм:«На Коготка… добрый стих нашел», вариант употребленного в сказе1937 года «Каменный цветок»: «на барина умный стих нашел».В то же время в сказе «Не та цапля» и других сказах о советскойдействительности встретим, естественно, и современную лексику: автобус, радио,рабфак, институт, собрание, кабинет и т. п.
Однако, анализируя языкновых рассказчиков в бажовских сказах, сопоставляя его с языком деда Слышко идругих «довоенных» повествователей, не следует ограничиватьсярассмотрением лексики, фразеологии, синтаксиса, средств создания портрета или:пейзажа. К каким бы заключениям ни подталкивали чисто арифметические подсчеты,все же, например, диалектные элементы при функциональном анализе речиоказываются малозаметными в сказах Бажова, кроме самых первых.
Важнейшим оказываетсядругое. Сказы Бажова, взятые в целом, отражают процессы, происшедшие в русскомязыке и его диалектах в послеоктябрьские годы, отражают в той мере, в какойможно было сделать это, пользуясь образом рассказчика-старика. Современныйповествователь говорит не так, как говорил дед Слышко. Чтобы обнаружить разницув их языке, сопоставим отрывки из раннего сказа «Сочневы камешки»(1937) и одного из последних — «Ионычева тропа» (1949).
Новые рассказчикиБажова знают уральские предания о «тайной силе», но по-своемуобъясняют поверья старины. В сказе «Рудяной перевал» дед Квасковговорит: «Слыхали, небось, про сады Хозяйки горы, как там деревьяменяются. Было синее, стало красное, было желтое, стало зеленое. Это хотьсказка, да не зря сложена… Скажем, на нашем руднике жила идет большим ручьем,а вдруг на ней пересечка… По этим пересечкам и видно, что земля не вовсеугомонилась. В ней передвижка бывает. Рудяной перевал называется. После такогоперевала, сказывают, в горе такое окажется, чего раньше не добывали».Таково объяснение перемен «в горе». Квасков рассказывает историю отом, как однажды при обвале три забойщика оказались запертыми в руднике ивидели там «рудяной перевал»: «Сидят, а дыханье вовсе спиратьстало. Вдруг видят,-в одной стороне запосверкивало и огоньки разные: желтый,зеленый, красный, синий. Потом все они смешались, как радуга стала...» Апосле «оказалось,-в тех же породах много сурьмяной руды, а ее до той порына руднике никогда не добывали...». Повествователь так выражает своеотношение к рассказам Кваскова: «Насчет подземной радуги сомневаюсь.Может, она померещилась людям, как они задыхаться стали. А насчет остального(»рудяного перевала") правильно старик говорил". Таким образом,современный рассказчик находит научные объяснения преданиям стариков:геологическое — появлению новых минералов, медицинское — тому, что запертые вруднике забойщики увидели «подземную радугу». В существованиеподземных садов Хозяйки горы он не верит. Другой современный повествователь такпоясняет различие между рассказами предшественников и своими:
"… старики вслучае и тайную силу подтягивали себе на подмогу: она, дескать, сделала, либонаучила, либо убрала с дороги. Нам, известно, тайная сила — не помощница: никтоей не поверит" («Ионычева тропа»).
Сказовое творчествоБажова прошло сложный путь развития. И вместе с тем сказы его следуетрассматривать как целое, в их совокупности, в единстве.
Прежде всего этоединство творческого метода- метода социалистического реализма, единствоидейно-творческих принципов во всех сказах Бажова. В этих глубокореалистических произведениях совершенно ясна позиция писателя, страстновмешивавшегося в процессы жизни.
Важно и то, что всемсказам Бажова свойственна яркая публицистичность. Сказы его проникнутыкоммунистической идейностью и представляют собою произведения высокой поэзии. Всказах Бажова ярко выраженный советский патриотизм сочетается с глубокимсоциальным оптимизмом. Оптимизм этот продолжает традиции русскогонародно-поэтического творчества, передовой русской классической литературы иодновременно уходит глубокими корнями в советскую действительность, в могучий ивдохновенный труд народа.
 
/>
Медаль лауреата литературной премии имени ПавлаПетровича Бажова