""
Кириллин В. М.
Какизвестно, «Повесть» бытовала среди древнерусских читателей в разныхлитературных редакциях — Распространенной и Краткой. По мнению Н. Н. Розова иего предшественников (Ф. И. Буслаев, Ф. А. Терновский, Макарий Булгаков, Е. Е.Голубинский, В. Н. Малинин), Распространенная редакция «Повести» быласоставлена в конце XV в. Однако источниковедческие, идейно-содержательные истилистические наблюдения над текстом последней подтверждают иную точку зрения(Н. И. Субботин, А. И. Соболевский, А. С. Павлов, Я. С. Лурье, Н. В. Синицына,Б. А. Успенский), согласно которой она возникла лишь после 1589 г. и являетсявторичной относительно Краткой редакции. Ныне найдены основания для уточненияданного взгляда. Так, поскольку в пространном «Русском хронографе» посписку 1601 г. был выявлен текст Распространенной редакции «Повести»,постольку и время создания последней можно отнести к промежутку между 1589 и1601 гг.
Междутем, нерешенным остается вопрос о времени создания Краткой редакции«Повести», изданной А. А. Назаревским. Отмечая ее сходство сРаспространенной редакцией, необходимо при этом, однако, признать полнуюневозможность рассматривать ее как результат сокращения этой самойРаспространенной редакции.
Распространеннаяредакция «Повести» существенно отличается от Краткой составоминформации: историографической (подробности), мистико-символической (чудеса) иидеологической (провиденциальный и публицистический подтексты). И подобноебогатство ее содержания есть, несомненно, показатель ее заданной по отношению ккакому-то исходному материалу литературности, есть результат специальных усилийпо развитию сюжетно-повествовательной структуры произведения.
Напротив,Краткая редакция «Повести» в содержательном отношении болеелапидарна. В ней нет содержащегося в Распространенной редакции рассказа опредыстории белого клобука (воцарении императора Константина и его заболевании,изгнании и призвании папы Сильвестра, двух явлениях Константину апостолов Петраи Павла, явлении небесного света и гласа Сильвестру); повествуется лишь окрещении и исцелении Константина и его благодарственном даровании Сильвеструбелого клобука. Сравнительно с Распространенной в Краткой редакции отсутствуетзначительный объем пассажей и эпизодов, касающихся истории перенесения клобукаиз Рима в Константинополь. В ней нет, например, красочного рассказа оприключениях клобука на море с нечестивым Индриком и благоверным Иеремией. Поее версии, пребывание белого клобука в Константинополе и отправка последнего вНовгород связаны с каким-то патриархом Увеналием вместо Филофея. При этом вКраткой редакции не упоминается император Иоанн Кантакузин и не содержатсяэпизоды, повествующие: об исцелении патриарха от слепоты с чудесной помощьюклобука, о позорной смерти «иного папы», о предречении устамиимператора Константина и папы Сильвестра, которые явились патриарху во снетонком, будущего конца Константинополя и будущего восприятия Русской землейблагодати святаго Духа, возвеличения русского царя надо всеми языки ивозведения Руси в патриаршеский чин. Наконец, нет в Краткой редакции и сценыпрощания с белым клобуком в Константинополе. Наибольшее соответствие междудвумя версиями Повести наблюдается лишь в ее последнем разделе, несомненно,исторически самом значимом для русского предания, — в рассказе о встрече белогоклобука в Новгороде архиепископом Василием Каликой. Распространенная редакциялишь несколько подробнее краткой повествует о церемониале этой встречи(всенародное оглашение истории клобука и семидневное празднование в честь егоприбытия). Как видно прямые идейные задачи составителя Краткой редакции (еслине говорить в данном случае о подспудных) значительно более скромны. Онивытекают собственно из ее заглавия: «Написание, чего ради великагоНоваграда архиепископы на главах своих носят белый клобук, а не яко же прочиимитрополиты и архиепископы и епископы». На эту же цель указывает и одна иззаключительных фраз: «И тако устроися белый клобук на главах святыхархиепископех великаго Новаграда». Думается, автор этого текста стремился,прежде всего, к тому, чтобы пояснить происхождение белого клобука как предметаоблачения новгородских владык. Если он и подразумевал идеи «третьегоРима» и «духовного превосходства Руси» над Римом иКонстантинополем, то лишь весьма косвенно, без каких-либо специальных словесныхопределений и в контексте общелитературной идеи о чудесном собирании на Русиразличных древних ценностей светского и церковного значения — царских регалий(«Слово о Вавилоне, о трех отрок», «Сказание о князьяхВладимирских») и христианских святынь и реликвий («Сказания» обогородичных иконах «Тихвинской» и «Владимирской»). Никакне артикулирована в Краткой редакции «Повести» также идея«превосходства духовной власти над светской». Наконец и«антикатолическая тенденциозность» не является специальной цельюавтора. Если эта тема и звучит в его рассказе, то она опять-таки сопряженавсего лишь с общей древнерусской традицией конфессионального отношения к Западу.
Содержательнаябедность Краткой редакции «Повести» как раз и не позволяет думать,что некий редактор, в случае если «Повесть» первоначально бытовалаименно в распространенном виде, сознательно пошел на ее столь заметноефактологическое и идеологическое усечение, отказавшись при этом от присущих ейи любимых на Руси литературно-публицистических мотивов, отражающих идеи«третьего Рима», «духовного превосходства Руси» над Римом иКонстантинополем, «превосходства духовной власти над светской», атакже «антикатолическую тенденциозность».
Подобныйвывод возникает также и в результате общего впечатления от текста Краткойредакции. Для него характерно композиционно-стилистическое единство; в нем нетявных следов процесса редакторского сокращения в виде сюжетно-повествовательныхстыков, несогласованностей и т. п., так что ход изложения представляется вполнеровным и гладким. Вместе с тем Краткая редакция «Повести» текстуальноне раз перекликается с Распространенной редакцией: и там, и там имеют место схожиедо буквальности выражения и идентично выстроенные повествовательные пассажи иэпизоды. Сравнительный анализ последних в обеих редакциях «Повести»все-таки заставляет утверждать, что именно текст ее Краткой редакции послужилосновой для формирования текста Распространенной редакции, а не наоборот. Тоесть именно он является первоначальной формой фиксации устного предания о беломклобуке.
Втаком случае уместен вопрос о времени составления Краткой редакции. Решить егопомогает ряд косвенных данных.
В«Грамоте» поместного собора русской церкви 1564 г. констатируетсяотсутствие «писания» относительно происхождения белого клобука иправа новгородских иерархов на его ношение. Однако на этом основании вряд липравомерно считать, что «Повести» к этому времени еще не было. Втексте указанной грамоты настораживает термин «писание» по контрастус жанровым самоопределением Краткой редакции «Повести» — «написание». Думается, что соборяне, употребив термин«писание», имели в виду текст основательный в отношении каноническоми в плане исторической аргументации, подобный «Библии» или«Кормчей книге». Отсюда вполне допустима мысль, что их неудовлетворила бы «Повесть», то есть «написание», каквызывающее доверие свидетельство, если б она была им известна. Достаточно ужетого, что в ее Краткой редакции, которая могла бы к этому времени существовать,фигурировал в качестве контрагента новгородского архиепископа Василия Каликинекий никогда не существовавший константинопольский патриарх Ювеналий.Следовательно, свидетельство «Грамоты» 1564 г. нельзя безоговорочнопринять как показатель того, что к моменту ее составления «Повести»еще не было.
Прирешении вопроса о времени появления означенного литературного текста необходимоучитывать некоторые известные летописные свидетельства.
В«Новгородской первой летописи младшего извода» сообщается, что в 1346г., во время пребывания новгородского архиепископа Василия Калики в Москвемитрополит Феогност благословил его и «дасть ему ризы хрестьцаты».Это известие воспроизводится затем в ряде новгородских летописей XV-XVI вв., нопоказательно то, что о нем вспоминают в конце 20-х годов XVI в. при составленииобщерусского летописного свода — «Никоновской летописи». При этомпривлекает внимание то, что московский летописец при упоминании крестчатых ризВасилия (а ведь это знак его преимущественного положения) упускает удобнейшийповод и ничего не говорит о принадлежавшем Василию белом клобуке (тогда какпоследний, будучи древнейшей святыней, попавшей на Русь по божественномупромыслу, должен был бы восприниматься как куда более важный знак духовногопревосходства). Казалось бы, справедлив вывод, что до начала 30-х годов XVI в.предание о новгородском белом клобуке ни в каком виде известно не было. Однаковозможно, что такое предание к тому времени уже обрело известность. Но раз онокасалось Новгорода, то московский книжник его проигнорировал. Подобныйсиллогизм оправдывается пассажем по поводу хиротонии ростовского архиепископаФеодора из той же «Никоновской летописи», из статьи за 1392 г., о том,что «клобуки же белые изначала вси ношаху на Руси — и митрополиты, иепископы, и сподобившеися великиа чести архиепископьства. Вси святители на Русибелыа клобукы ношаху». Подобное утверждение могло появиться только вконтексте имевших место споров об исключительном праве новгородских владык наношение белого клобука. А последние, в свою очередь, могли возникнуть в связи споставлением на новгородскую кафедру в марте 1526 г. архимандрита Макария,любимца великого князя Василия Ивановича, который, отправляя своего избранникав Новгород, отдал ему всю владычную казну, (видимо, и белый клобукновгородского владыки). Согласно свидетельству Сигизмунда Герберштейна,Макарий, будучи новгородским владыкой, действительно носил белый клобук.Возможно, в связи с этим и был поднят вопрос об особом достоинственовгородского архиепископа, и возможно, вышеприведенный пассаж митрополичьеголетописца о белых клобуках есть как раз реплика на претензии новгородцев.
Показателенеще один любопытный летописный факт. В «Новгородской второй летописи»в связи со смертью игумена Троицкого «Клобского» монастыря Феодосия в1424 г. сообщается: «Клобук белой дал патриарх иерусалимский владыкиВасилию, а патриарху дал папа Римский; и с тех мест клабук белой вНовегороде». Кажется, будто нет никакой связи между известием о смертиигумена и известием о происхождении головного убора архиепископа Василия. Но,во-первых, очевидно, что летописец ассоциировал название предмета:«клобук», «клабук» (ударение, вероятно, на втором слоге,так что в первом — безударном — слоге в обоих вариантах звучала одинаковаягласная [klЩbuk]) с названием монастыря: «Клобский» (тогда какбольшинство древнерусских фиксаций — «Клопский»). Во-вторых, игуменФеодосий, оказывается, два года управлял новгородской епархией, но так и неполучил архиерейской хиротонии и был изгнан новгородцами назад в своймонастырь. Так что у него имелись права на белый клобук. Соответственно, иупоминание о последнем по случаю смерти этого несостоявшегося владыки быловполне логичным для летописца.
Однакоданное упоминание интересно еще тем, что, по всей вероятности, отражаетзнакомство летописца с преданием о белом клобуке. Даже его ошибочноеутверждение, что Василий получил клобук от иерусалимского патриарха,представляется, скорее, неуклюжей попыткой исправить известие«Повести», нежели индексом незнакомства летописца с последней. ВедьВасилий действительно был связан с Иерусалимом как паломник, о чем сам же писалв своем «Послании о рае». Кроме того, у летописца наблюдается вполнеаналогичная «Повести» логика поэтапного попадания белого клобука вНовгород из Рима. Отсюда возникает основание для обозначения еще однойхронологической вехи в литературной истории памятника. Дело в том, что«Новгородская вторая летопись» была составлена в последней трети XVIв., рассказ в ней доведен до 1572 г. Значит, к середине 70-х годов XVI столетияее текст уже мог появиться. Следовательно, к этому времени существовала и«Повесть», коль скоро она стала известна летописцу.
Итак,приведенные косвенные данные вполне позволяют предположить, что Краткаяредакция «Повести» как литературная версия устного новгородскогопредания была создана в промежутке времени между серединой 20-х годов исерединой 70-х годов XVI в.
Однакоеще один косвенный факт позволяет конкретнее говорить о времени еевозникновения. Дело в том, что текст Краткой редакции «Повести»читается в ряде сборников: Уваровском-1868 (1622 г.), Погодинском-1558(середины XVII в.) и др., русский раздел которых составляют следующиепроизведения: 1) «Сказание о… явлении Спасова образа… царю МануилуГреческому»; 2) «Сказание о… Софеи, еже есть Премудрость Божия»;3) "…О храме… Богородица, в нем же родися от Иаокима и Анны"; 4)«Сказание о чюдесех… Богородицы… образа Одегитрия… на Тифине…»(редакция Е); 5) «Сказание о иконе… Богородицы Одигитрия»; 6)«Сказание, како и отколе бысть архангельское пение, сиречь демественнагопредания»; 7) «Повесть… о иконе… Богородицы, како прииде из Иверскагоцарства во Святую гору…»; 8) «Чюдо… Богородицы о Ватопедскоммонастыри…»; 9) «Чюдо… Богородицы о граде Муроме и о епископе его,како прииде на Рязань»; 10) «Сказание о иконе… БогородицыОковецкия»; 11) «Сказание… о соборе на Матфея на Башкина»; 12)«Изложение соборнаго деяния на дьяка… Висковатаго».
Каклегко увидеть, названные тексты отличает тематическая общность, в частности,общность по темам: «чудесные знамения и явления», «чудесноеперенесение святыни», «восприятие Русью святынь христианского Востокаи Запада», «происхождение святыни и ее связь с обрядовойтрадицией». Кроме того, все они, созданы или переработаны в середине XVIв., все они идейно-содержательно связаны с событиями 50-60 годов XVI в. и всеони, вероятно, появились в рамках собирательно-обобщающей деятельностикнижников из круга митрополита Московского Макария. Наконец, нельзя не отметитьновгородской — содержательно и генетически — привязанности некоторых изуказанных статей («Сказание о Спасовом образе»; «Сказание оСофии»; «Сказание об Одигитрии Тихвинской» и собственно«Повесть о белом клобуке»). Другими словами, все они, включая иКраткую редакцию «Повести о белом клобуке», так или иначе отражаютобстоятельства русской жизни и духовные интересы русского общества именносередины XVI в.
Поэтому поводу уместно напомнить известные обстоятельства. После московского пожара1547 г. царь Иван IV собрал в столице мастеров для реставрационных работ. В ихчисле оказались новгородцы, трудившиеся над восстановлением росписей и икон вБлаговещенском соборе и Золотой палате Кремля и написавшие в итоге целый рядкомпозиций библейской тематики и символико-аллегорического илибогословско-дидактического содержания. Причем среди последних были композиции,отражающие догматическое учение церкви о троичности Бога: традиционная«Троица ветхозаветная» и сравнительно новые «Троица новозаветная»и «Отечество». На церковном соборе 1553-54 гг. по поводу этих ипрочих символических композиций разгорелся спор. Так, дьяк Иван Висковатыйпопытался доказать, что иконы подобного рода недопустимы в силу принципиальнойнеизобразимости Бога. В споре принял участие лично митрополит Макарий и сумелпереубедить дьяка, так что последнему пришлось принести письменное покаяние.Между прочим, означенный спор возник в контексте и как продолжение куда болееострого соборного разбирательства и строгого приговора, во-первых, относительнопротестанских взглядов Матвея Башкина и старца Артемия, а во-вторых, по поводувовсе нехристианского учения старца Феодосия Косого. В этой связи исключительноважно отметить: оба варианта религиозного мудрования исходили из антитринитарныхбогословских посылок. Таким образом, собор 1553-54 гг. в определенном смыслевыступил в защиту догмата о божественной Троице и правомерности символическогобогословствования на этот предмет. Как известно, прямым литературным откликомна решения собора о новых ересях была мистико-символическая инатур-богословская трилогия Ермолая-Еразма «О святей, и единосущней, иживотворящей, и нераздельной Троице», в которой на основе большого числапримеров утверждалось, что бесконечное многообразие троичных комплексовфизического мира природы отражает онтологическую троичность Бога. Кстати, темаТроицы несколько раз затрагивалась также и на «Стоглавом» соборе 1551г.
Всвете сказанного особенно значимым представляется то, что автор Краткойредакции «Повести о белом клобуке» в отличие от автораРаспространенной редакции детально описывает, как выглядел или как был устроендарованный императором Константином папе Сильвестру клобук: это было«одеяние бело тричастно». Но еще любопытнее то, что означеннаятриадологема («тричастно») оказывается вмонтированной в комплекстриадичных синтаксических конструкций, характеризующих отношение императора кпапе: "[I](1) И не вменяше его человека суща, (2) и неослабно зря на лицеего, (3) и чтя его яко Бога. [II](1) И много блгодарения возда ему на церковныичин, (2) а самому святейшему папе на служение от своих царьских величествмногая книги устроив, (3) и венец царьский восхоте положити на главу его. Папаже сего не восхоте. Царь же Константин, радостию и любовию побежаем, вместосего сотвори ему одеяние бело тричастно, еже есть клобук, [I](1) и устрои егочюдно, (2) и своима рукама возложи на главу блаженному папе, (3) и рече: „Такоти достоит быти светлy якоже и солнцу посреде всея твари, о пресвятый отче,учителю мой!" [II](1) Силивестр же со многим благоговеиньством в клобукеоном поклонися царю, (2) и сняв со главы своея, (3) и любезно целовав со всемисвятители. [III](1) И испроси у царя блюдо злато, (2) и положи его на нем, (3)и постави в церкви святых апостол на престоле…". Подобное сочетаниеобразной детали с конгениальной ей литературной формой, как известно, было нетолько традиционным стилистическим приемом, но и способом иносказания,долженствовавшим направить мысль читателя по определенному руслу. То, что авторКраткой редакции «Повести» использовал данный прием сознательно,доказывается еще одним аналогичным по иносказательному значению пассажем.Рассказав о явлении константинопольскому патриарху ангела, он опять-таки вводитв свой текст отсутствующую в пространной редакции деталь, причем подав ее всоответствующей форме троекратного лексического и синтаксического повтора:"(1) И в третий день пpиидоша посланнии от папы к патриарху, носяще ссобою ковчежец с честию утворен и печатленен, (2) и даша его патриарху, (3) играмоты посланные от папы даша патриярху". Кстати сказать, врассматриваемой редакции историю Сильвестрова головного убора сопровождают, вотличие от распространенного варианта «Повести», лишь три чудапрофетического характера: ангел Господень, как бы курирующий судьбу клобука,являлся, во-первых, некоему папе, который вознамерился его уничтожить,во-вторых, патриарху Ювеналию, к которому он попал от того папы, и, в-третьих,архиепископу Василию, который оказался его промыслительно избраннымвоспреемником. Однако автор означенного текста не удовлетворился одниминамеками. Ближе к концу своего рассказа он вложил в уста ангела прямоепояснение символического смысла попавшей к новгородскому владыке древнейреликвии: «Сий клобук сотвори царь Константин от вдохновения cвятогo Духа,по чину святыя Троица и по образу светлаго Христова тридневнаговоскресения».
Такимобразом, очевидно, что краткая редакция «Повести», рассказывая опривилегии новгородского иерарха, вместе с тем являетсяхудожественно-символическим выражением троического богословия. И думается, чтона фоне распространившихся в русском обществе в 50-х годов XVI в.антитринитарных умонастроений и споров о Троице такое свидетельство, подобнотроичной иконографии или указанному труду Ермолая-Еразма, было бы весьма ивесьма уместным и своевременным.
Необходимоучесть и еще одно обстоятельство. В 1551 г. на поместном соборе русскойправославной церкви митрополит Макарий, защищая от притязаний царя Ивана IVсудебно-административные права церкви, а также идею и традициюнеприкосновенности церковных владений, опирался на текст известного на Руси сXV в. и наделенного авторитетом «божественных правил» «Веленияцарска», или «Псевдо-Константинова дара». Рассуждение святителя,помимо его непосредственного «Ответа царю», было зафиксировано, вчастности, «приговором» отцов собора в 60-й главе«Стоглава». В нем речь шла не только о предоставлении КонстантиномВеликим папе Сильвестру преимущественных перед лицом светской власти прав ипривилегий, но и о наследовании последних иерархией всех других «церквейХристовых» как апостольского установления. Однако «Велениецарско» либо прямо, либо опосредованно было использовано и составителемкраткой редакции «Повести о новгородском белом клобуке» (в разделе оСильвестре). Данное совпадение допускает следующую логику рассуждения.Очевидно, что на Стоглавом соборе имело место некоторое противостояние междугосударством и церковью. но если, согласно тогдашней официальной идеологии,русское государство в лице царя получило свои права от языческого императораАвгуста Октавиана («Сказание о князьях Владимирских», «Степеннаякнига»), то русская церковь, как и византийская, основана была святымапостолом Андреем. В контексте подобного соотношения сил и теории «третьегоРима» «Повесть о белом клобуке», если бы она действительновозникла в кратком своем варианте в 50-е годы XVI в., косвенно обретала вполнеопределенный политический смысл. По ней получалось, что святитель Макарий какбывший новгородский владыка является прямым наследником папы Сильвестра повоспреемству дарованного тому некогда белого клобука и, соответственно,опосредованным соучастником совершенного некогда первым христианскимимператором сакрального акта. Если у Ивана IV — шапка Мономаха и другиеинсигнии как символ земной власти, то у Макария — белый клобук как символвласти духовной.
Итак,принимая во внимание рассмотренную выше летописную информацию о белом клобуке,исходя из созвучия содержательно-формальных свойств краткой редакции«Повести» конкретной общественной ситуации на Руси, а также имея ввиду огромную работу русских книжников по собиранию русской четьей библиотеки,осуществлявшуюся в течение многих лет под руководством святителя Макария, и, ктому же, то, что до своего первосвятительства последний был новгородскимархиепископом, а став митрополитом способствовал утверждению новгородскихдуховных и обрядовых традиций, вполне правомерно предположить, что ее тексттогда же — в 50-е годы XVI в. — и возник, и именно как своеобразнаялитературная реакция на действительность.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.gambler.ru