Оглавление
Введение
Глава I. История создания повести «Тригода», от «романа» к повести
Глава II. Система образов повести «Тригода»
Глава III.Художественное своеобразие повести «Три года»
Список использованной литературы
Введение
На протяжении всегосвоего творчества Чехова интересовал жанр романа. Попыток создать роман у негобыло несколько. Первая известная попытка окончилась тем, что Чехов в 1887 годунаписал черновую рукопись, состоящую приблизительно из 50 страниц. «У меня естьроман в 1500 строк, не скучный, но в толстый журнал не годится, ибо в немфигурируют председатели и члены военно-окружного суда, т. е. людинелиберальные»,- писал Чехов своему брату, одновременно советуясь с нимотносительно того, в каком журнале лучше было бы напечатать данноепроизведение.[1] Однако,он не переписывает свой черновик и никуда не посылает.
Уже в 1888 году Чеховзадумывается над сюжетом второго романа, а о первом пишет, что он «задуман ужедавно, так что некоторые из действующих лиц уже устарели, не успев бытьнаписаны» (III, 47). Затем уже, вплоть до 1893 года Чехов периодическивозвращается к мысли о романе. Он останавливается на композиционном принципе,по типу «Мертвых душ» Гоголя, и на заглавии «Рассказы из жизни моих друзей».Чехов хотел взять форму «Мертвых душ», герой романа, по типу Чичикова, долженбыл разъезжать по России и знакомиться с ее представителями. Однако этотзамысел не был осуществлен.
Уже после смерти автораСуворин писал о том, что Чехов давно мечтал о романе и много раз за негопринимался, но широкая рама, как будто ему не давалась. Однако, данноевысказывание указывало на то, что Чехов-романист потерпел в жанре романапоражение, был профессионально слаб.
Чтобы понять причину«профессиональной слабости» Чехова, относительно создания романа, в даннойдипломной работе мы рассмотрели типичный случай для Чехова-романиста на примересоздания повести «Три года».
Повесть «Три года»изначально задумывалась как роман, но в окончательном варианте былапредставлена в жанре повести. «Три года» — это произведение, к которому взаписной книжке было сделано наибольшее количество заметок, около 200. И именноэти заметки позволяют восстановить общие черты содержания первоначальногозамысла «романа» «Три года». Материалы дают возможность судить, в каком направленииразвивался «большой» эпический замысел Чехова.
Сужение рамокповествования, сопровождавшее движение замыслов задуманных романов, былохарактерно и для творческого процесса Чехова-новеллиста. В пору интенсивнойработы над рассказами Чехов признавался: «… начало выходит у меня всегдамногообещающее, точно я роман начал; середина скомканная, робкая, а конец, какв маленьком рассказе фейерверочный» (III, 47). Чехов начинал работу над«романом», продолжал «повесть», а кончал как «рассказ». Эти особенноститворческой работы Чехова привели к самому лучшему из поэтических эффектовчеховского повествования – эффекту сжатости. Стремление к лаконизмусвидетельствует о неизменности пути художника.
Сузив замысел,отказавшись от многих фактических сведений, предназначавшихся для романа, Чеховкомпенсировал это более высокой содержательностью – богатством и сложностьюобщего смысла и художественного звучания повести.
Цель и задачи даннойдипломной работы – рассмотрение и изучение повести «Три года» для того, чтобыпонять, как развивался «большой» эпический замысел Чехова и по какой причинеему не удалось воплотить свою давнешнюю идею.
Работа состоит изВведения, главы I – История создания повести «Три года», от «романа» к повести,главы II – Система образов в повести «Три года», главы III – Художественноесвоеобразие повести «Три года» и Заключения.
Глава I. Историясоздания повести «Три года», от «романа» к повести
Повесть «Три года» занимаетуникальное место в творчестве А.П. Чехова. Основу произведения составляетизображение русской семьи на фоне общественной жизни 80-х 90-х годов.Задуманная как роман, эта повесть отличается широтой временного ипространственного плана. Изначально Чехов задумал создать роман и попыток унего было несколько. Задумка создать романы возникали в разные периоды еготворчества. Так произведение «Три года» изначально было задумано как роман,однако в процессе работы Чехов сузил масштабы до повести. Этот процесс, переходот «романа» к повести, был достаточно сложным, Чехов создал образы, которые вдальнейшем не вошли в повесть, а из сюжетной линии он взял лишь некоторыеотрывки.
В плане композицииструктуры повесть «Три года» — хорошо изученное произведение. Особый вклад визучение повести внесла Э.А. Полоцкая в своей книге «А.П. Чехов. Движениехудожественной мысли». Критик показывает, как «невиданное доселе скрупулезноеизображение частностей быта создает исключительную глубину и психологизмповествования»[2].
Изначально Полоцкаяотмечает, почему Чехову не удавалось создать романа. Это было связано с тем,что Чехов использовал весь собранный материал на другие произведения или же суживалрамки задуманного романа до повести. Многие исследователи пришли к выводу, что неавтору, а его героям были не по плечу эпические просторы романа. Для раскрытияхарактера того или иного героя не требовалось форм романа. Еще одной причиной,по мнению исследователей, почему же Чехов не справлялся с крупнымиповествовательными жанрами, связана с эпохой, так как данная эпоха не давалаему соответствующего материала: вместо «героических натур» – сплошные люди наодно лицо. Писателям конца XIX-ого начала XX века не было свойственно романноемышление. Этим фактором можно объяснить отсутствие традиционного романа уЧехова, Короленко, Гаршина.
Э. Полоцкая в своейработе предлагает рассмотреть типичный случай для судьбы Чехова – романиста напримере истории создания повести «Три года». Уникальность повести в еенеобычайной поэтической силе. Как известно, соотносительная и соизмерительнаясвязь между отдельными частями прозаического произведения значительно слабее,чем в поэтическом. Однако лаконичность, отточенность чеховской прозыпредопределили богатство семантических перекличек в его произведении. Ясности,композиционной стройности Чехов придавал исключительное значение. По количествуиспользованных предварительных записей повесть «Три года» представляет собой стольже неординарное явление, как и по общему количеству сохранившихся записей. Длядостижения ясной композиции Чехов нередко отказывается от ценных художественныхнаходок. В то же время наблюдается и иная тенденция. Стремление освободится отподробностей странным образом уживается в окончательном тексте повести сповторением отдельных образов и мотивов. Чехов не освободился ни от одного изних, когда редактировал повесть для собрания сочинений. Таким образом, эти повторы– отнюдь не «излишки» текста.
Как справедливоотмечает Э. Полоцкая, жанровая природа этой повести не вызывает сомнений. Этопроизведение «композиционно тяготеющее к эпически–хроникальному, характерномудля этого жанра» [3].
Вся повесть состоит изряда сцен, которые достаточно медленно следуют друг за другом, и они соединенымежду собой единством повествовательного тона. Это, конечно, верно, однако онопротиворечит первоначальному утверждению автора. Повесть есть повествовательныйжанр не по тому, что следует друг за другом соединенным единством«повествовательного тона » эпизоды, а потому, что воспроизводят из жизнисобытия, то, что называется сюжетом. Повествовательный тон рассказчика лишьсопровождает, комментирует ход событий и действий, мысли, чувства действующихлиц, также придает единство повествованию, однако при условии единства болеевысокого порядка – сюжета.
Что дело обстоит именнотак, подтверждается первоначальным замыслом писателя.
Первые записи о немЧехов делал на чем попало – обороте чужого письма, отдельных листках бумаги.Лишь в 1891 году Чехов обзавелся записной книжкой, где стал производитьсистематические записи. Около трети этой первой из сохранившихся записныхкнижек за 1891 – 1904 годы А. Чехова заполнено записями, имевшими отношение кповести «Три года», которая родилась именно из этих записей. В марте 1892 годаЧехов поселился в Мелихове с надеждой сосредоточиться над большим произведением.К началу 1894 года материала накопилось так много, что он писал в письме А.С. Суворину10 января 1894 года: «Осенью засяду писать роман тысяч на пять»(V, 260). Ачерез И.Н. Потапенко он обещал Марксу для «Нивм» к декабрю представить рукопись,но осторожный издатель, сославшись на цензуру, не обещал скорой публикацииромана. Это не смутило Чехова, и он 29 сентября 1894 года писал М.П. Чеховой:«я пишу роман из московской жизни… роман большой, листов 6-8» (V, 321).
Заметим следующее, едваначав писать роман, спустя неделю, Чехов называет свое будущее произведение «повестьюиз московской жизни», говорит о размере: «Повесть не маленькая, да и неособенно большая» (В.А. Гольцеву 6 октября 1894 года) (V, 324).
Между тем, творческаяистория повести показывает, что на определенной стадии работы Чехов думалписать роман и что эта особенность замысла все-таки сказалась на структурепроизведения.
Полоцкая, исследоваввесь путь создания повести по сохранившимся фрагментарным записям, сделанным взаписной книжке и на отдельных листках бумаги, восстанавливает общие чертысодержания первоначального замысла романа из «московской жизни». Отметим, чтоизначально угадывается несколько фабульных линий, которые связаны между собой. Главноеместо в будущем романе должна была занять судьба богатого человека, коимявляется Ивашин, влюбленный в Надю Вишневскую. Он разъезжает во фраке сосветскими визитами, ходит в театр, посещает дом Вишневских. Однако у Ивашинабыла любовница, которая не отличалась красотой и жеманностью, а, наоборот, ейприсуще была нелепость и нескладность. Другим героем задуманного Чеховым романадолжен был быть Алеша, друг Ивашина, возможно брат Нади Вишневской. Когда егомать и сестра едут в театр вместе с Ивашиным, он остается дома и терпеливо ждет,когда они вернутся, чтобы насладиться обществом Ивашина, к которому он душевноблизок. По задумке Чехова Алеша должен был быть серьезно болен. Мать Алеши –Ольга Ивановна, вдова, добрая и богомольная женщина. Взаимоотношения ее с сыномнеясны. Но в одной из заметок есть мысль, которая отчасти проливала свет нажизнь матери и сына: «… Мама все говорит о бедности. Все это странно.Во-первых, странно, что мы бедны, побираемся, как, нищие, и в то же времяотлично едим, живем в этом большом доме» (VII,300). Оригинально замыслен образбрата Ольги Ивановны. О нем есть такая запись: «Пил одно шампанское, емунравился не столько табак, сколько мундштуки и трубки, любил чашки,подстаканники...»[4]. ТакЧехов хотел показать разорившуюся дворянскую семью, которая по инерции жила наширокую ногу. Однако ни одно из перечисленных лиц в названных сюжетных связях вповести «Три года» не перешло. Чехов также не обращается к широкому освещениютемы разоряющегося дворянства. Хотя в переживаниях Ивашина есть нечто,напоминающее мироощущение главного героя повести «Три года» Алексея Лаптева:чувство недовольства собой, ощущение своей неловкости в присутствии любимойдевушки. Он любил Надю Вишневскую, однако все время мучился. Отсюда нить кболее развернутым и социально обусловленным переживаниям Лаптева. Этот сюжетныйэлемент, как отмечает Полоцкая, перешедший в повесть, также связан с Ивашиным(любовная связь в холостые годы с Рассудиной). Тема разорения дворянской семьи,живущей на широкую ногу, развивается в повести «Три года» на примере щеголеватомдо смешного Панаурове, который не имеет собственных средств, однако, живет наширокую ногу: «Панауров никогда не пил и не играл, однако, несмотря на это,все-таки прожил свое и женино состояние и наделал много долгов. Чтобы прожитьтак много в такое короткое время, нужно иметь не страсти, а что-то другое,какой-то особый талант. Панауров любил вкусно поесть, любил хорошую сервировку,музыку за обедом, спичи, поклоны лакеев… и т.п., и на все это ежедневно уходило,как он сам выражался, «прорва денег» (IX, 14).
Что же касаетсяостальных героев и сюжетной линии, разработанной Чеховым для романа «измосковской жизни», то они перешли в другие рассказы. Так, образ Ольги Ивановныперешел в рассказ «Попрыгунья».
Чехов, начиная работунад произведением, как правило, не формирует основную идею, не вынашиваетподробный план событий и глав, как, например Достоевский. Он словно изучаетсвоих героев, представляет себе, как они могли бы вести себя в жизни. Чеховакцентирует внимание читателя прежде всего на тех вопросах, которые связаны споведением героев, например, что он делает, как он делает, как и что он говорит,о чем думает.
Полоцкая, в связи сэтим, приводит несколько примеров, которые не касаются центрального образа, такона обращается к образу Федора Лаптева, который является братом Алексея Лаптева.Естественно, этот образ занимает особое место в идейно-художественной структуреповести. Полоцкая в своей работе раскрывает личность Федора Лаптева, опираясьне только на окончательный вариант повети, но она также использует записи,которые Чехов делал во время работы над созданием повети «Три года». Рассмотрим,какую же характеристику дает Полоцкая образу Федора Лаптева. Вообще, образФедора Лаптева задуман и осуществлен как антипод «кающемуся капиталисту» –Алексею Лаптеву. Однако, «не кающийся капиталист» не стал бы себя так вести,это подтверждается в конце концов нервным припадком Федора Лаптева, что вдальнейшем переходит в душевную болезнь: «Федор стал жадно пить, но вдругукусил кружку, послышался скрежет, затем рыдание. Вода полилась на шубу, насюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих мужчин, в смущении и виспуге стоял и не знал, что делать… Доктора сказали, что у Федора душевнаяболезнь» (IX, 82-83).
Полоцкая в статьеотмечает фразу, которую Чехов по той или иной причине не внес в повесть икоторая осталась лишь в записных книжках автора. Это фраза, с которой ФедорЛаптев обращается к брату Алексею, который только что женился, — она характернадля его «сюсюкивающего» тона: «Подарил ты меня сестреночкой, подари иплемянником. Уж очень бы ты мне угодил!»[5]. Этафраза полностью раскрывает сущность Федора в связи с тем, что он заботится опродолжении рода Лаптевых и о процветании фирмы. В нем душа купца, и тоханжеское братолюбие в духе Иудушки Головлева, которое замечает Алексей Лаптев,встретив брата впервые после долгой разлуки: «И почему это он (Федор) всежмется как-то застенчиво, будто кажется ему, что он голый? — думал Лаптев, идяпо Никольской и стараясь понять перемену, какая произошла в Федоре. – И языккакой-то новый у него: брат, милый брат, бог милости прислал, богу помолимся, — точно щедринский Иудушка» (IX, 36).
Отработав весь материал,связанный с повестью, можно отметить ряд героев, для которых уже были сделаны«заготовки», однако они не попали в повесть. Так, Чехов хотел в окружениеЛаптева ввести некоего «спирита». По записям им должен был быть толстый,высокий человек, с «маленькой головой» и с «маленькими блестящими глазами», и ктому же его никто не любил. Однако, данный образ предназначенный для романа, совсеми своими неприятными чертами перешел в рассказ «Ариадна» в роли братагероини – Котловича. У студента Киша должна была быть жена, которая была бывлюблена в Ярцева. Однако Чехов отказывается и от этого образа. Далее, взаписной книжке автора была заметка о том, что в дом Алексея и Юлии Лаптевыхприходил для богослужения приходский поп, однако и эта бытовая деталь отпала.Это, по мнению Полоцкой, было связано с неприязнью Лаптева к церковным обрядам: «Я боюсь религии, и когда прохожу мимо церкви, то мне припоминается моедетство и становится жутко» (IX, 39).
Из образов, для которыхбыли подготовлены материалы к повести, был «известный артист», с которым сиделза одним столом Федор Лаптев.
Среди записей,предшествовавших записи о беременности жены Лаптева была фраза: «Локидин кутили много ухаживал, но это не мешало ему быть прекрасным акушером»[6].Появление такого образа в записях к повести было вполне закономерным, посколькув то время богатые купеческие семьи приглашали хорошего врача для наблюдениянад будущей роженицей. Однако, Чехов отказывается от образа Локидина, но, егонельзя не узнать в пьесе «Чайка»– это конечно же доктор Дорн, который умеллюбить женщин и был прекрасным акушером. Из текста выпала поездка Лаптевых вСокольники для предварительного осмотра дачи, которую нужно было нанять в связис рождением ребенка: в повести, в конце XI главы, лишь сказано, что «Лаптевы переехалина дачу в Сокольники» (IX, 67). По-видимому, Чехов сначала был намерен развитьэпизод, сформулированный в записях так: «Костя ездил в Америку»[7].От этого эпизода остались слова Лаптева, обращенные к племянницам в XVII главе:«Дядя Костя прислал письмо из Америка и велит вам кланяться. Он соскучился навыставке и скоро вернется» (IX, 91). Перед этим имя Кости упоминалось в XIVглаве, в связи с тем, что Юлия ходила к нему плакать после смерти ребенка, и никакогоперехода или «мостика» к поездке Кости в повести нет, как не было перехода кпереезду Лаптевых на дачу. Известно, что к мотивировке событий – если она непродиктована необходимостью психологической характеристики героя – Чехов неприбегал. Во всех остальных случаях выпали не отдельные звенья, а лишьподробности, относящиеся к сохранившимся звеньям.
Итак, Чехов отказалсяот этих персонажей, а также он отказался от некоторых эпизодов, о которыхупоминается в его записях. И возникает вопрос, какой же смысл для нас имеюттеперь отброшенные при писании повести подробности? Их своеобразие заключаетсяв том, что благодаря этим заметкам мы можем иметь более полное представление ожизни героев, о «внесценических» проявлениях их характеров.
Чехов сузил свой замысел,уменьшил круг событий и объем предполагаемого произведения. Повесть «Три года»была задуман как роман, но структурно складывалась, как рассказы Чехова, — «сразу». Переработка замысла свелась к сокращению действующих лиц и событий,развитию психологического конфликта, многочисленным введениям, непредусмотренные в замысле, бытовым подробностям, пейзажам. Но общие границыотобранных событий и время действия остались неизменными. По мнению Полоцкой,лишь одна запись открывает перспективу, которой в повести нет: «Послеликвидации надо ездить по знакомым и просить места для четырех служащих»[8].Возможно, Чехов предполагал «ликвидировать» дело Лаптевых, поскольку Лаптев былнастолько слаб, что сам бы ни за что не решился бы: «Ему (Лаптеву) мешало уйтисо двора одно и то же: привычка к неволе, к рабскому состоянию» (IX, 90). Итак,действие в повести сосредоточено в пределах трех лет, композиционно онасложилась по четырехчастной схеме событий. Имеется завязка: это объяснениеЛаптева с Юлией и женитьба: «Свадьба была в сентябре. Венчание происходило вцеркви Петра и Павла, после обедни, молодые в тот же день уехали в Москву» (IX,30); примерное течение сложившейся жизни в Москве, с обедами, хождениями наконцерты. Кульминация: по линии личной драмы Лаптева – неожиданная ненависть кнему Юлии: «Она дрожала от ненависти, и опустила глаза, чтобы скрыть эточувство. И выражение ее лица понял не один только муж, но и все сидевшие застолом» (IX, 57). Кульминация по линии социальной драмы – спор братьев поповоду купеческого рода Лаптевых о том, что они «представители» именитого рода:«Именитый род! Деда нашего помещики драли и каждый последний чиновничишка билего в морду. Отца драл дед, меня и тебя драл отец, — говорил Алексей Лаптев. –Что нам с тобой дал этот именитый род?» (IX, 80). И, наконец, развязка: этотихая, вялая реакция Лаптева на привязанность к нему жены: «Она объяснялась емув любви, а у него было такое чувство, как будто он был женат на ней уже летдесять, и хотелось ему завтракать. Она обняла его за шею, щекоча шелком своегоплатья его щеку; он осторожно отстранил ее руку, встал и, не сказав ни слова,пошел к даче». (IX, 91). Еще одним моментом развязки являются думы АлексеяЛаптева о неизвестном будущем: «Лаптев думал о том, что, быть может, придетсяжить еще тринадцать, тридцать лет… И что придется пережить за это время? Чтоожидает нас в будущем? И думал: «Поживем – увидим» (IX, 91).
Работая над повестью,Чехов устранил некоторые «родимые пятна» романа. Это касается, например, отдельныхмотивировок. Так, первоначально в более широких масштабах было задуманоизображение образа Федора Лаптева.
Федор Лаптев, в отличиеот главного героя, в первых главах повести кажется вполне «типическим»капиталистом: он увлечен делами фирмы, мечтает об орденах и ведет себя вамбаре по-начальски: «Федор старается казаться простым купцом, хотя он уже некупец, и когда к нему за жалованием приходит учитель из школа, где старикЛаптев был попечителем, то он даже меняет голос и походку и держится с учителем,как начальник» (IX, 53). Стремительно развивается его болезнь, и в разныхизданиях Чехов называл ее по-разному, так, например, в журнальном тексте у Федорабыл прогрессивный паралич; «душевная болезнь» в окончательном варианте текста.В разных текстах болезнь Федора мотивировалась по-разному. Однако, авторопускает и этот момент.
Чехов вычеркивал изпроизведения те места, которые в подавляющем большинстве были художественнооправданы. Возможно тем самым Чехов обеднил свое произведение? Но именнопоэтому отчетливо прозвучала основная драматическая линия повествования: грустнаяистория «не настоящего» капиталиста, не любящего свое дело, хотя и бессильногопорвать с ним. Можно предполагать, что избыток сведений мешал бы этой четкости.Основная цель первой главы заключалась в том, чтобы исследовать историю созданияповести, поскольку повесть «Три года» – это единственная из больших повестей,материалы к которой дают возможность судить, в каком направлении развивался «большой»эпический замысел Чехова.
Глава II. Системаобразов в повести «Три года»
Главную задачу писателяЧехов видел в создании ярких образов. Лишь в том случае, когда автор выбираетгероев, поступки, слова, исходя из их художественной ценности, он можетдостигнуть естественной правды художественного произведения. Духовная,культурная наполненность героев вызывает у автора гораздо более пристальноевнимание, нежели их социальное происхождение. Чехов не навешивал ярлыков насвоих героев, он никогда не характеризует их такими определениями, как интеллигентный,неотесанный, талантливый, бездарный и т. п.
Так, анализируя образыповести «Три года», начнем с главного героя – Алексея Федоровича Лаптева, вжизни которого на протяжении этих трех годов происходит достаточно многособытий: он женится, у него рождается и умирает ребенок, сходит с ума его брат,слепнет отец, умирает сестра. Алексей Федорович Лаптев — богатый наследниккрупной торговой фирмы. В Алексее, человеке окончившем филологический факультетМосковского университета, Чехов в первых главах повести раскрывает вездесущуюпошлость, что можно заметить, как он отталкивающе воздействует на Юлию Белавинуне столько из-за «приказчицкой внешности », сколько из-за того, что «он был неинтересен» (IX,21). Заурядность Лаптева ярко проявляется на картинной выставкев училище живописи: «Он был чрезвычайно смел и самоуверен на картинныхвыставках» (IX,65).Сказанное отнюдь не означает, что Алексей Лаптев – пошляк.Против этого говорит хотя бы то, что он способен переживать неподдельное,глубокое чувство к Юлии Белавиной. Он с нетерпением ждет любимую девушку (ЮлиюСергеевну) выходящую из церкви. Однако он постоянно ощущает неловкость,находясь рядом с Юлией, так как считает себя некрасивым: «Лаптев знал, что оннекрасив, и теперь ему казалось, что он даже ощущает на теле эту своюнекрасоту… в обществе женщин был неловок, излишне разговорчив, манерен. Итеперь он презирал себя за это» ( IX, 9).
Латев капиталист«поневоле», он недоволен и своей внешностью, и своим духовным миром, когда онвстречается с Юлией, то не знает, о чем с ней говрить, кроме как о болезнисвоей сестры, Нины Федоровны. Но Лаптев любит ее, и это чувство переполняетего, он ночью на улице произносит слова любви: «Я люблю!- Произнес он вслух иему захотелось вдруг бежать, догнать Панаурова, обнять его, простить, подаритьему много денег и потом бежать куда-нибудь в поле, в рощу, и все бежать безоглядки» (IX, 15).
Лаптев, влюбленный вЮлию Сергеевну, раскрывает над собой ее зонтик, забытый у Нины Федоровны, и подним пишет письмо другу, в это время он по-настоящему счастлив – в письме онрассказывает о своей любви: «Он сел поудобнее и, не выпуская из рук зонтика,стал писать в Москву, к одному из своих друзей» (IX, 15). В этом письмераскрывается отношение Лаптева к самому себе, он говорит, что никогда не имелуспеха у женщин и не знал, что, вообще, означает слово любить и лишь тыперь,когда ему 34 года, он наконец это понял. Он делает предложение Юлии, но онаотвечает отказом. Для Лаптева это было ужасно, он испытывал чувство стыда,испытывал «унижение человека, которым пренебрегли, который не нравится,противен, быть может, гадок, от которого бегут» (IX, 20).
В свою очередь, тяжелыемысли гнетут Юлию Сергеевну, мысли связанные с тем, правильно ли она поступает,отказав Лаптеву. Она задумывается о своем будущем: «Ей уже двадцать один год.Женихов в городе нет… Лаптев же, как бы ни был, москвич, кончил в университете,говорит по-французски; он живет в столице, где много умных, благородных,замечательных людей, где шумно, прекрасные театры, музыкальные вечера,превосходные портнихи, кандитерские» (IX, 23). Она себя уговаривает, что это ееединственный шанс уйти от этой однообразной жизни, хотя ее ни в коем случаенельзя обвинять в том, что она вышла замуж из-за денег. Но если и так, то этосделано неподсознательно. Затем в своих раздумьях она приходит к мысли, что ибез любви можно построить семью, а любовь необязательна: «Разве без любвинельзя в семейной жизни? Ведь говорят, что любовь скоро проходит и остаетсяодна привычка и что самая цель семейной жизни не в любви, не в счастье, а вобязанностях, например, в воспитании детей, в заботах по хозяйству и проч. Да иСвященное писание, быть может, имеет в виду любовь к мужу, как к ближнему,уважение к нему, снисхождение» (IX, 23).
Лаптев после своего неудачногопризнания, вспоминает все сказанные им слова и осознает, что все это фальшь. Онговорил, что в среде, где он вырос все трудятся, при этом знал, что это ложь:«Я вырос в среде, где трудятся каждый день все без исключения, и мужчины иженщины… Без труда не может быть чистой и радостной жизни» (IX, 20).
А дальше в его душенаступает безразличие, и теперь он в некотором смысле даже был рад, что всекончено, что ему больше не нужно думать все об одном. И теперь мысль, надеждана личное счастье для него кажется несбыточной: «Жить без желаний, без надежд,не мечтать, не ждать, а чтобы не было этой скуки, с которой уже так надоелоняньчиться, можно заняться чужими делами, чужим счастьем, а там незаметнонаступит старость, жизнь придет к концу – и больше ничего не нужно» (IX, 20).
Но прошло несколькодней и Юлия Сергеевна исправляет свою, как ей кажется, ошибку и принимаетпредложение Лаптева. Юлии Сергеевне кажется, что ее отказ — «это безумие, этокаприз и прихоть, и за это может даже наказать бог» (IX, 26). Неожиданноесогласие Юлии Сергеевны произвело на Лаптева тяжелое впечатление. Ему казалось,что решающую роль в этом сыграли меркантильные соображения, «и ему было обидно,что на его великолепное, чистое, широкое чувство ответили так мелко; его нелюбили, но предложение его приняли, вероятно, только потому, что он богат, тоесть предпочли в нем то, что сам он ценил в себе меньше всего» (IX, 27). Лаптевконечно же осознавал, что в их отношениях нет самого главного – это чувстволюбви. Для него это было еще невыносимее, чем просто отказ: «Ему хотелосьзакричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казаласьему такою прекрасной» ( IX, 26).
Наконец наступает деньсвадьбы, и сразу же после венчания Лаптевы отправляются в Москву, где семьяЛаптевых вела свою торговлю: «Главные торговые операции производились вгородских рядах, в помещении, которое называлось амбаром» (IX, 31). Для Алексеяамбар представлял собой воплощением самых ужасных воспоминаний детства, ведьименно здесь его били, секли: «Тут каждая мелочь напоминала ему о прошлом,когда его секли и держали на постной пище; он знал, что и теперь мальчиковсекут и до крови разбивают им носы, когда эти мальчики вырастут, то сами тожебудут бить» (IX,33). Именно из этого амбара Лаптев, когда ему было 22 года,убежал в Европу, где, проведя некоторое время, вернулся обратно. Сколько он нипытается убежать от амбарной жизни, ему все равно это не удается. «Напорповседневности очень велик, ни любовь, ни смерть с ней не справляются. ЛюдиЧехова в любых положениях не свободны от бытовых атрибутов, как бы впаянных вних »[9].
Дальше Чехов показываетсцену встречи Лаптева с Полиной Николаевной Рассудиной, которая некогда былаего возлюбленной. Большой интерес представляет история создания образа ПолиныРассудиной, в образе которой родные и знакомые Чехова заметили черты О.П.Кундасовой – подруги Марии Павловны по курсам Герье. Героиня повести, тожеокончившая эти курсы, жила уроками музыка. М.П. Чехова писала о внутреннемсходстве Рассудиной со своей подругой: прямота натуры, демонстративноенежелание казаться женственной, жизненная неустроенность. Кундасова, нуждаясь вденьгах, не хотела одалживаться у друзей – сходным образом реагирует и Рассудинана предложение Лаптева дать ей взаймы: «У рабочего класса, к которому япринадлежу, есть одна привилегия: сознание своей неподкупности, право неодалжаться у купчишек и презирать. Нет-с, меня не купите!» (IX, 43). Однако, типпианистки, живущей частными уроками, мог быть подсказан Чехову также егознакомством с А.А. Похлебиной, автором брошюры «Новые способы для приобретенияфортепианной техники». В ее письмах к Чехову чувствуется женщина с уязвленнымсамолюбием, несколько угловатого и жестокого характера, не стесняющаяся прислучае упрекнуть своего корреспондента в недостаточном внимании «к делу» и т.д.
Но возвратимся ксозданному Чеховым в повести «Три года» образу Полины Рассудиной. Наверное,только она в действительности любила Лаптева, но он отверг ее, даже не далникаких объяснений. Рассудина обвиняет Юлию в том, что «этой фарфоровой кукле»нужны лишь его деньги. Однако, это не верно. Чехов явно отказывается оттрадиционного раскрытия темы неравенства людей. И Юлия Белавина, и АлексейЛаптев – по-своему хорошие люди. Юлия Белавина высоко порядочный человек и насамом деле никогда не прельщалась лаптевскими капиталами. Трудно самого Лаптеваупрекнуть в грубости, меньше всего он хотел прельстить Юлию своим богатством.Он искал настоящей любви и только мысль о том, что Юлия вышла замуж за негоради денег, была мучительной. Да, они были неплохими людьми и руководствовалисьв своих поступках, казалось бы, благородными намерениями. И если эти намеренияне уберегли их от несчастной жизни, то это произошло потому, что решающимоказалось все же их социальное неравенство. В свою очередь, источником этогонеравенства явились лаптевские миллионы, и именно их жертвой стали Лаптевы.
Прошло полгода, Лаптевстрадал все больше, ему было тяжело, так как он не видел со стороны Юлии нилюбви, ни привязанности: « Какой демон толкал тебя в мои объятия? Ты любиламеня? – продолжал Лаптев задыхаясь, — Нет! Так что же, что? Говори: что?-крикнул он.- О, проклятые деньги! »(IX, 59). Юлия Сергеевна в ответ на этоклялась, что он неправ, что она сама тяжко расплачивается за свою ошибку.Лаптев же молил ее дать немного любви, молил, чтобы она солгала ему. Но онвидел, что его ласки она переносит как тяжелую повинность.
Вскорте Юлия Белавинарешает уехать из Москы и погостить у отца: «Юлии неудержимо захотелось домой,на родину: хорошо бы уехать, думала она, и отдохнуть от семейной жизни, отэтого смущения и постоянного сознания, что она поступила дурно. Решено было,что она уедет и погостит у отца недели две-три, пока не соскучится» ( IX, 60 ).Но приехав домой, она встретила отца, которой продолжал жаловаться на все ивсех, как и прежде. Ей казалось, что она единственная его опора, его счастье, новскоре Юлия Сергеевна поняла «что в жизни этого старика она – не единственнаярадость» (IX, 63). Теперь для нее все в этом городе казалось чужим. Если раньшеона ходила в церковь, любила, когда во всенощной читали канон, то теперь онаждала лишь окончания службы, чтобы побыстрее уйти: «Она любила медленноподвигаться в толпе к священнику, стоящему среди церкви, и потом ощущать насвоем лбу святой елей, теперь же она ждала только, когда кончится служба» (IX,64). Происходит изменения в характере героини, полностью изменилось ееотношение к религии и к церкви. Если раньше она часами молилась, то теперь,если и молилась, то делала это лишь по привычке. Вместе с религиозным чувствомЮлия утрачивает на каком-то этапе жизни и веру в любовь, надежду на счастье. Вотличии от нее, Алексей с самого начала боялся религии: «Ты вот религиозна ивсе это любишь, а я боюсь религии, и когда прохожу мимо церкви, то мнеприпоминается мое детство и становится жутко» (IX, 39).
Лаптев стремится статьинтеллигентным и образованным человеком. Он постоянно посещает художественныевыставки. Однако, он не понимает основную суть искусства. Для него все сводитсяк одному: у него есть деньги и он может позволить себе купить ту или инуюкартину, а следовательно, он чувствует себя уверенно. На выставке он ведет себякак знаток и покупает за большую сумму картины, которые не имеют художественнойценности: « Случалось ему не раз платить дорого за вещи, которые потом оказывалисьгрубою подделкой. И замечательно, что робкий вообще в жизни, он был чрезвычайносмел и самоуверен на картинных выставках. Отчего?» ( IX, 65 ). Ответ на этотвопрос достаточно ясен: он вырос в купеческой среде, где все можно было купитьза деньги, и как бы он не старался уйти от этого, купеческое сознание было унего в крови. Он постоянно ловит себя на том, что говорит и поступаетсовершенно по-купечески, об этом свидетельствует также сцена в начале повести,когда он объясняется в любви Юлии Сергеевне: «Отдал бы все,- говорит Лаптев,-нет цены, нет жертвы, на какую бы я не пошел» (IX, 19). И, едва успевпроговорить это, уходя от Юлии, он уже думает об этом объяснении: «Отдал бывсе,- передразнил он себя, идя домой по жаре и вспоминая подробностиобъяснения. – Отдал бы все – совсем по-купечески. Очень кому нужно это твоевсе!»(IX, 20).
Совершенно иначе Чеховпоказывает отношение Юлии Сергеевны к искусству. Приобщение к любви и к мируискусства в повести – свидетельство духовного и душевного богатства героя, егоспособность к внутренней свободе. Не случайно Чехов вводит в повесть сцену нахудожественной выставке, если раньше для Юлии все картины были одинаковыми, иона их могла охарактеризовать только словами «как живые», то теперь онапочувствовала свое причастие к живописи: «Юлия остановилась перед небольшимпейзажем и смотрела на него равнодушно. На переднем плане речка, через неебревенчатый мостик, поле, потом справа кусочек леса, около него костер: должнобыть, ночное стерегут.А в дали догарает вечерняя заря» (IX, 65-66).
Многие исследователиполагают, что картина, которую изобразил Чехов в повести – это «Тихая обитель»,первая большая работа, принесшая успех Левитану. Картина, которой любуется ЮлияСергеевна, отличается чувством тишины и покоя: «Юлия вообразила, как она самаидет по мостику, потом тропинкой, все дальше и дальше, а кругом тихо, кричатсонные дергачи, вдали мигает огонь… она почувствовала себя одинокой, изахотелось ей идти, идти и идти по тропинке; и там, где была вечерняя заря,покоилось отражение чего-то неземного, вечного» (IX, 66). В описании этоговпечатления Чехов сформулировал то своеобразие зрительского восприятия, котороебыло вызвано к жизни «пейзажем настроений», утвержденным в русском искусствеЛевитаном. Но в «Тихой обители» на том берегу реки – виды церквей, а в картине,изображенной в повести Чехова, эти самые характерные детали дальнего планазаменены полем, костром и т. д. Лес у Чехова – справа, а у Левитана – во всюширину дальнего плана. Как обычно, Чехов исключает из «прототипа» какую-тояркую особенность, в данном случае церкви, и, не повторяя остальных, стараетсяизбежать копирования действительного явления – в данном случае явленияискусства. Чеховской героине показалось, что она сама является частью этойкартины, весь этот пейзаж ей казался знакомым, она почувствовала одиночество.Юлия Сергеевна пыталась объснить себе, почему ей так нравится эта картина, ноне могла. И теперь она чувствовала досаду, которая была вызвана простымиразглагольствованиями Лаптева и его друзей об искусстве, теперь ей казалисьнеинтересными те картины, которые висели у нее дома, те картины, которые былипошлой подделкой: «Когда она, вернувшись домой, в первый раз за все времяобратила внимание на большую картину, висевшую в зале над роялем, топочувствовала к ней вражду и сказала:
— Охота же иметь такиекартины!» (IX, 66)
В данной главе имеетсяеще один эпизод, связанный с тем, что Чехов в ноябре 1894 года участвовал взаседаниях окружного суда. В записной книжке I появилась заметка о речиКочевого, в качестве адвоката, защищавшего вора: «Как-то утром Лаптевысобрались в окружной суд послупать Костю, который защищал кого-то по назначениюсуда. Обвинялся запасный рядовой, в краже со взломом» (IX, 66). Лежит ли воснове выступления Кочевого какое-либо действительное судебное дело –установить не удалось. Но в речи известного судебного оратора Ф. Н. Плевакоесть одна общая с речью Кочевого черта: ловко сооруженная из общих рассуждениймотивировка защиты, в результате которой обвиняемый в глазах слушателейоказывается чуть ли не жертвой: «Очевидно, он (Кочевой) говорил именно то, чтонужно, так как речь его растрогала присяжных и публику и очень понравилась.Когда вынесли оправдательный приговор, Юлия закивала головой Косте и потомкрепко пожала ему руку»(IX, 67). В ловкости Кочевого, добившегосяоправдательного приговора, нельзя не почуствовать ту юридическую изворотливость,которая была осмеяна Ф.М. Достоевским в романе «Братья Карамазовы».
А дальше Чеховрассказывает о жизни Юлии Сергеевны и Алексея Лаптева спустя год. На протяженииэтого года отношения между ними не изменились. Страдала и Юлия, страдал иЛаптев, не видя ни любви, ни надежды на счастье. За это время Юлия Сергеевнаизменилась: «Она в последнее время пополнела, и походка у нее была уже дамская,немножко ленивая» (IX, 68). У нее рождается ребенок, а потом из-за болезни онумирает. Юлия тяжело переносит смерть ребенка, ведь впервые она любила, оналюбила материнской любовью: «Оля – это, в сущности, моя первая любовь» (IX,68). Ребенок умер, и она потеряла последнюю надежду на счастье. Сам Лаптев,после этой трагедии, все отдалялся от Юлии: «Лаптеву было уже неприятнооставаться надолго дома. Жена его часто уходила во флигель, говоря, что ейнужно заняться с девочками, но он знал, что она ходит туда не заниматься, аплакать» (IX, 72).
Дни протекали и прошлоуже три года, однако ничего в их жизни не изменилось.Происходит беседа Алексеяс братом, Федором Федоровичем, об их принадлежности к именитому роду, в результатечего Алексей высказал все, что в нем накипело: «Ты вот уже почти три годарассуждаешь, как дьячок, говоришь всякий вздор и вот написал, — ведь этохолопский бред! А я, а я? Посмотри на меня… я боюсь дворников, швейцаров,городовых, жандармов, я всех боюсь, потому что я родился от затравленнойматери, с детства я забит и запуган!.. Мы с тобой хорошо сделаем, если не будемиметь детей. О, если бы дал бог, нами кончился бы этот именитый купеческийрод!» (IX, 80-81). Под «холопским бредом» Алексей имеет в виду статью ФедораЛаптева «Русская душа», где есть отзвуки идей славянофильского и почвеническоготолка: «Статья называлась так «Русская душа»;… и главная ее мысль была такая:интеллигентный человек имеет право не верить в сверхъестественное, но он обязанскрывать это свое неверие, чтобы не производить соблазна и не колебать в людяхверы: без веры нет идеализма, а идеализму предопределено спасти Европу иуказать человечеству настоящий путь» (IX, 80). Мысль об исключительностирусской души особенно характерна для поздних славянофилов. Федор Лаптев былуверен в неизбежной гибели Европы и писал об историчеком призвании России,опираясь на православие, как на спасительное свойство русского духа.
Но все же, вернемся кАлексею Лаптеву, который считал, что его робость, физическая немощь – все эторезультат, прямое следствие «амбарной» жизни, следствие постоянных побоев.Онясно осознает, что деньги не принесли счастья ни ему, ни его брату, ни сестре:«Я богат, а что мне дали до сих пор деньги, что дала мне эта сила? Детство былоу меня каторжное, и деньги не спасли меня от розог. Когда Нина болела иумирала, ей не помогли мои деньги. Когда меня не любят, то я не могу заставитьполюбить себя, хотя бы потратил сто миллионов» (IX, 57). Алексей Лаптевсмиряется со своим положением. Болезнь отца, а потом брата кладет конец егоотносительной свободе. Он переезжает на Пятницкую, где находился амбар. Лаптевосознает, что это решение окончательно испортит его жизнь:«Лаптев был уверен,что миллионное дело, к которому у него не лежала душа, испортят ему жизнь иокончательно сделают из него раба» (IX,89).
Возникает вопрос, чтоже мешает Лаптеву уйти, убежать от такой жизни. Мешает то, что он с детстваобезличен этой «амбарной жизнью»: «И ему, и этой собаке мешало уйти со двора,очевидно, одно и то же: привычка к неволе, к рабскому состоянию» (IX, 90).
Что же касается ЮлииБелавиной, то она смиряется со своим горем. Проходит три года со дня ихсвадьбы, и на этот раз Юлия признается в любви Лаптеву. Происходит все вточности да наоборот: «Ты знаешь я люблю тебя. Ты мне дорог. Вот ты приехал, явижу тебя и счастлива не знаю как» (IX, 91). Но Лаптева теперь ничего неволнует, для него жизнь – это мука: «Лаптев думал, что, быть может, придетсяжить еще тринадцать, тридцать лет… И что придется пережить за это время? Чтоожидает нас в будущем? И думал: «Поживем — увидим» (IX, 91).
В повесть входит однаиз давних и осноных тем творчества Чехова: враждебность, непосильная сложность,непонятность жизни для обыкновенного руского человека, кем бы он ни был.Алексей Лаптев безуспешно бьется над загадками жизни. Автор изобразил Лаптеваодиноким, стразающим, зависимым от силы враждебных ему обстоятельств.
Чехов в повести создаетеще один образ, которой полностью отличается от Алексея Лаптева – это ИванГаврилыч Ярцев. Он отличается от Лаптева своим желанием жить, своимистремлениями. Если для Лаптева время идет медленно, то Ярцеву, наоброт, его нехватает. Он видит, как происходят различные процессы и старается быть в ихцентре.
Уточнение социальнойсущности тюремной жизни неизбежно влекло за собой необходимость уточнить идругую идею Чехова – идею протеста и борьбы. В повести «Три года» этот вопроспоставлен весьма конкретно. Лаптев, Костя Кочевой и Ярцев спорят о борьбе скапитализмом. При этом Ярцев пытается доказать, что громадные успехи культурыпостепенно сделают неравенство людей безвредным, и нынешнее положение фабричныхрабочих станет таким же абсурдом, каким стали теперь зверства временкрепостного права: «Воспитание,- говорит он,- мало-помалу сделает капитализмсмешным, и он потеряет всякое значение» (IX, 56). И Ярцев ссылается на некоегоученого, который достиг того, что кошка, мышь, кобчик и воробей ели у него из однойтарелки. Ярцеву возражает Костя Кочевой. Надежды Ярцева представляются Костенаивными. По мнению Кочевого, если кошка ест с мышью из одной тарелки, тосовсем не потому, что она прониклась сознанием, а потому, что ее заставилисилой. Иную точку зрения высказывает Лаптев:«Я и Федор богаты, наш отецкапиталист, миллионер, с нами нужно бороться! – проговорил Лаптев и потер лоб –Бороться со мной – как это не укладывается в моем сознании! Я богат, но что мнедали до сих пор деньги, что дала мне эта сила? Чем я счастливее вас?» (IX,57)
Можно высказыватьразличные предположения об отношении Чехова к мнению каждого из участниковспора. Во всяком случае, он явно не разделяет убеждения Лаптева, что всехкапиталистов разочаровали их миллионы. Идея борьбы оказывается весьмаосложненной исходной постановкой вопроса. На самом деле, как бороться сбезликой силой миллионов, с их властью над людьми? И какой смысл в борьбе сЛаптевым, когда он сам является жертвой этих миллионов, хотя Чехов ипоказывает, что Лаптев, несмотря на свои благие порывы, все-таки верно служитсвоему делу.
Чеховский геройнедоволен собой потому, что все, что он думает и делает кажется ему мелким, внем живет сознание человеческой неполноценности.Чеховская повесть – это историяиз человеческой жизни, история блуждания человеческой мысли и поисков истины вотношениях между людьми, причем эти истории возможны в жизни каждого человека.
Чеховский геройзаслуживает глубокого внимания к себе, ибо является человеком, ищущим такогообраза отношений между людьми, который соответствовал бы их человеческомудостоинству. И в этом смысле чеховский герой стоит в одном ряду с лучшимигероями русского романа, отличаясь от них тем, что у него нет большой идейнойсудьбы. И как человек, не наделенный большой идейной судьбой, чеховский геройне требовал для расскрытия своей сущности такой сложной повествовательнойформы, как роман. Чехов не имеет возможности развернуть роман, на основеидейных исканий героя, и при этом он отвергает возможность написать бытовойроман. У него быт не столько объсняет, почему его герои такие, а не иные,сколько выражает их неудовлетворенность самими собой.
Мудрость Чехова, егопредставление о жизни и людях, выражались не в чьих-либо монологах. Отчетливо,недвусмысленно, в полный голос они звучат в строе его произведений, всоотнесенности действующих лиц, в искусстве индивидуализации, в композициисмешного и серьезного – в том языке, на котором говорит Чехов-художник.
Глава III. Художественноесвоеобразие повести «Три года»
Для того, чтобы понятьи ответить на вопрос, почему же Чехову не удалось написать романа, необходиморассмотреть художественные своеобразия повести «Три года». Одной из главныхпричин является тот факт, что повествовательному искусству Чехова чуждомышление романиста. В пору интенсивной работы над расскази Чехов признавался:«… начало выходит у меня всегда многообещающее, точно я роман начал; серединаскомканная, робкая, а конец, как в маленьком рассказе, фейерверочный» (III,47). Но эта особенность творческой работы Чехова объективно привела к самомулучшему из поэтических эффектов чеховского повествования – эффекту сжатости. Вформу небольшого рассказа-повести Чехов смог вместить огромноесоциально-философское и психологическое содержание.
Каждая чеховская вещь,несмотря на малый жанр, в котором она была написана, поднимала огромные пластыжизни общества. «Умею коротко говорить о длинных предметах» — это гордоепризнание автора, относящееся к концу 1888 года. Лаконизм, которому Чеховвыучился, был не в том, что в небольшое повествовательное пространство емуудавалось втиснуть большое содержание. В своих произведениях он именно короткоговорит о многом.
В рассказеповествователь мог ограничиться лишь одним вечером из жизни героя, но эпизод, окотором шла речь, должен был играть роль прожектора, освещающего всю жизньгероя. В сравнении с романом, вмещавшим целую историю человеческой жизни,чеховский рассказ, в сущности, моментален: одно утро, один день или вечер, однанеделя, одно время года – осень, лето, зима – или, наконец, самое долгое, чтоесть — «Три года». Прошлое живет в воспоминаниях, будущее – в мечтах. Ноповествовательная система Чехова охватывает всю человеческую жизнь от рождениядо могилы. Сама жизнь, пока она движется от рождения к смерти, подчиненаопределенному порядку и форме. Если время действия в рассказах продолжалось нечасы, а месяцы и даже годы, все равно они строились из отдельных эпизодов,которые создавали впечатление о всей судьбе человека.
Повесть у Чехова всегдаблизка к рассказу по типу отобранных событий. В фабульном отношении этоцелеустремленное сцепление событий – цепь эпизодов, которые создают впечатлениеважных вех в человеческой судьбе, связанной с судьбами всей русской жизни.
Сохранившиеся материалык «роману», который превратился в повесть «Три года», наглядно показывают, чтов чеховской прозе тяготение к широкому эпическому полотну совмещалось спривычным для Чехова следованием основному закону малых форм – лаконизму.«Мания на все короткое»[10] у негосохранилась на всю жизнь.
Работая над большимиповестями 90-х годов, Чехов много размышлял о краткости, как об определенномэстетическом понятии. Достижение краткости для Чехова является необходимымэтапом работы над произведением, без которого оно не может быть художественносовершенным. Когда на первом плане изображения оказывалось слишком многоподробностей, то автор их просто изымал.Так, Чехов в письме к Е.М. Шавровой, 22ноября 1894 года, советовал: «Вы наблюдательный человек, Вам жаль было бырасстаться с этими частностями, но что делать? Ими надо жертвовать ради целого.Таковы физические условия: надо писать и помнить, что подробности, даже оченьинтересные, утомляют внимание» (V, 336). Практически, той же заботой о «целом» продиктованыукоризненные слова Чехова в письме к Л.А. Авиловой, 15 февраля 1895 года: «Вынагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце» (VI, 25).
Основной идеей III-ейглавы является рассмотрение художественного своеобразия повести «Три года». Этонеобходимо, поскольку основная цель нашей работы заключается в том, чтобыпоказать, как же произошел переход от «романа» к повести. Пожалуй,основополагающую роль сыграло стремление Чехова кратко и лаконично изобразитьпроисходящие события.
Так, анализируя повесть«Три года», начнем с заглавия, поскольку время и заглавие являются организующимидейно-структурным фактором.
В процессе работы надэтим произведением Чехов колебался в определении жанра, он называл его тороманом, то повестью, то рассказом. Автор менял и подзаголовок: «Сцены измосковской жизни», «Из семейной жизни», но в конечном итоге он отказался отподзаголовка. Неизменным оставалось лишь заглавие. В нем не только времядействия, но и временная протяжность. Три года кажутся и большим отрезкомвремени, так как за этот период в повести происходит много событий общественной,семейной, личной жизни: становится очевидной обреченность купеческого рода,создается семья Алексея Лаптева и намечаются изменения в ней, распадаютсяпервая и вторая семья Панаурова, умирает сестра Лаптева, слепнет отец, умираетребенок, сходит с ума брат… Но так как три года вставлены в широкую временнуюраму, то этот отрезок как бы сжимается. В небольшой по объему повести показанысобытия, которые длились столетия.
Конструктивный принципв повести «Три года» можно условно назвать центробежным: изначально мыпрослеживаем события, которые происходят в настоящем, а от него автор тообращается к прошлому, то устремляется в будущее.
В повести «Три года»расставлены временные вехи. Конец и начало произведения практически совпадают:вначале мы встречаем Лаптева в провинциальном городке, накануне того дня, когдаон сделал предложение Юлии: «Лаптев сидел у ворот на лавочке и ждал, когдакончится всенощная в церкви Петра и Павла. Он рассчитывал, что Юлия Сергеевна,возвращаясь от всенощной, будет проходить мимо, и тогда он заговорит с ней и,быть может, проведет с ней весь вечер» (IX, 7). И заканчивается произведениеопять в провинциальном городке на даче под Москвой: «На другой день в полденьон поехал к жене и, чтобы скучно не было, пригласил с собой Ярцева. ЮлияСергеевна жила на даче в Бутове, и он не был у нее уже пять дней» (IX, 90).
Каждый из героев даннойповести по-разному смотрят на свое будущее, так Лаптев раздумывает о том, чтоему еще придется жить тринадцать, тридцать лет, он не знает, что его ожидает вбудущем, и думает: «Поживем — увидим» (IX,91).
Для таких людей, какЛаптев, жизнь проходит медленно. Совершенно иначе смотрит на будущее и, вообще,на свою жизнь Ярцев, друг Лаптева. Для него «жизнь коротка», время бежит, и самон нагоняет его, ему хочется «всюду поспеть», «самому участвовать» вприближении недалекого будущего. Он – человек, который интересуется химией,историей, он «мастер на все руки»: он поэт, играет на рояле: «Кроме химии, онзанимался еще у себя дома социологией и русской историей и свои небольшиезаметки иногда печатал в газетах и журналах, подписываясь буквой Я. Когда онговорил о чем-нибудь из ботаники или зоологии, то походил на историка, когда жерешал какой-нибудь исторический вопрос, то походил на естественника» (IX, 54).Однако, его ошибка заключается в том, что он больше мечтает, чем действует.
В восприятии Лаптева –время тягуче, и не случайно он говорит, что у него нет будущего. Чехов блестящепоказывает, как длится время для Лаптева, используя бытовое содержаниевременных отрезков и специальное упоминание об их повторяющемся чередовании:вечер, полночь, утро, «в конце девятого», «в первом часу», «в началедвенадцатого», «перед обедом», «на другой день», «через два дня», «был девятыйдень, потом двадцатый, потом сороковой» и т. д. Автор тем самым хочет показатьтечение мыслей героя, его душевное состояние. Счет времени идет на дни, часы,минуты… Время растянуто, но оно значимо для героя, так как насыщеножизненными впечатлениями, душевными переживаниями. Так, примером может служитьсцена в начале повести, когда Лаптев с трепетом в сердце ждет встречи с ЮлиейСергеевной, которая возвращается от всенощной, проходит мимо него. Алексей поее походке, движениям пытается разгадать ее мысли, чувства: «Всенощная отошла,показался народ. Лаптев с напряжением всматривался в темные фигуры» (IX,7).Чехов показывает душевные переживания, томления героя с помощью освещения:«Переулок был весь в садах, и у заборов росли липы, бросавшие теперь при лунеширокую тень… Пахло липой и сеном. Шепот невидимок и этот запах раздражалиЛаптева. Ему вдруг страстно захотелось обнять свою спутницу, осыпать поцелуямиее лицо, руки, плечи, зарыдать, упасть к ее ногам, рассказать, как он долгождал ее» (IX, 8). Большое значение в данной части имеет слово «уже»: «Ужепровезли архиерея в карете, уже перестали звонить, и на колокольне один задругим погасли красные и зеленые огни – это была иллюминация по случаю храмовогопраздника, — а народ все шел, не торопясь, разговаривая, останавливаясь подокнами» (IX, 7). Слово «уже» высказано достаточно красноречиво и подтверждаетбеспокойство ожидания героя.
Третий этап – этопоявление Юлии, который знаменуется словами: «Но вот, наконец, Лаптев услышалзнакомый голос, сердце его забилось и оттого, что Юлия Сергеевна была не одна,а с какими-то двумя дамами, им овладело отчаяние» (IX, 7). Слова «но вот,наконец» как бы показывают процесс длительного ожидания, также его волненияввиду предстоящей встречи. И если в начале «было еще темно», то теперь ужелунный свет начинает завоевывать господство, борясь с потемками. Лаптевпровожает Юлию Белавину домой, действие происходит на фоне лунного света –время влюбленных. Лаптев испытывает смешанное чувство любви, страсти и отчаянияот того, что возможность счастья по-видимому, «утеряна навсегда»: «От нее шеллегкий, едва уловимый запах ладана, и это напомнило ему время, когда он тожеверовал в бога и ходил ко всеношной и когда мечтал много о чистой, поэтическойлюбви. И оттого, что эта девушка не любила его, ему теперь казалось, чтовозможность того счастья, о котором он мечтал тогда, для него утеряна навсегда»(IX, 8).
Они беседуют, но этабеседа еще раз убеждает Лаптева в том, что они совершенно разные люди, и онявляется для Юлии чужим. Его душевное состояние окрашивает все окружающее вмрачные тона. И поэтому автор говорит: «Когда человек неудовлетворен ичувствует себя несчастным, то какою пошлостью веет на него от этих лип, теней,облаков, от всех этих красок природы, самодовольных и равнодушных! Луна стоялауже высоко, и под нею быстро бежали облака. «Но какая наивная, провинциальнаялуна, какие тощие, жалкие облака!» — думал Лаптев» (IX, 10). Фактически, здесьголос автора сливается с голосом героя.
Наконец, последний этапэтого мадленно текущего времени – полночь. Лаптев идет к своей больной сестре,Нине Федоровне, между ними завязывается грустная беседа о прошлом, и здесьпроисходит слияние настоящего с прошлым. Затем Лаптев возвращается к себе.Теперь его душевное состояние изменилось, он полон чувств, он находится вожидании счастья и об этом свидетельствует его отношение к лунному свету: еслипосле свидания с Юлией для него все было покрыто мраком, то теперь у Лаптевапоявляется такое впечатление, что лунный свет ласкает его непокрытую голову. УЧехова пейзаж имеет большое значение. Сближение явлений природы с миром бытовыхявлений и вещей создает поэтичность нового типа. Для Чехова все сущее достойновнимания и живое, и неживое, для автора полны значения все проявления жизни, ион не жалеет на них специальных эпизодов, отдаваемых движениям облаков, клочьевтумана, светом луны, жизни цветов, деревьев и т. д.
И не случайно Чехов вповести выбирает именно лунный пейзаж, так как он вызывает ассоциации таго, чтовсе вокруг изменяется. Образ луны появляется и при описании последних часовжизни Нины Федоровны, сестры Лаптева: «Был лунный, ясный вечер, на улицекатались по свежему снегу, и в комнату с улицы доносился шум. Нина Федоровна лежалав постеле на спине» (IX, 46).
Чтобы проследитьпроцесс внутренней и внешней жизни героев мажно взять лишь небольшой временнойотрезок: несколько дней, несколько часов, несколько мгновений. Так, когдаЛаптев объяснился в любви Юлии, у нее это объяснение вызвало раздражение,тревогу. Она начала думать о своей жизни, о том, насколько она одинока и ейзахотелось изменить свою однообразную жизнь. Автор показывает ее размышления,используя сразу две временные формы глагола: прошедшее и будущее: «Она замучилась,пала духом и уверяла себя, что отказывать порядочному, доброму, любящемучеловеку, только потому, что он не нравится, особенно когда с этим замужествомпредставляется возможность изменить свою жизнь… когда молодость уходит и непредвидется в будущем ничего более светлое… это безумие, это каприз иприхоть» (IX, 26). В конечном итоге Юлия выходит замуж за Алексея Лаптева, иони уезжают жить в Москву, однако они оба несчастны: Лаптев несчастен, потомучто очень сильно любит свою жену и не чувствует взаимности. Чехов, чтобыпоказать однообразность их жизни, постоянно употребляет слова «обыкновенно»,«каждый день», «все время», «часто», «Ярцев и Киш обыкновенно приходили вечеромк чаю»(IX, 54), «Жена его часто уходила во флигель, говоря, что ей нужно занятьсядевочками, но он знал, что она ходит туда не заниматься, а плакать»( IX, 72),«Он каждый день бывал в амбаре и старался заводить новые порядки»( IX, 87),или «Жизнь текла обыкновенно, изо дня в день, не обещая ничего особенного»( IX,66) – эти примеры свидетельствуют о монотонности их жизни.
По мере движения кфиналу в повесты укрупляется единица времени. Чаще упоминаются месяцы, годы: «вконце октября», «в один из февральских вечеров», «вот уже прошло три месяца»,«уже полгода», «прошло больше года», «в эти три года» и т. д.
Еще один прием, которыйиспользует Чехов для того, чтобы создать впечатление движения жизни,впечатление о переменах, происходящих в человеке, является указание на возраст.Так, о Панаурове сказано: «Он совсем не думает о том, что ему уже пятьдесятлет» (IX, 14),- тем самым автор показывает свое неодобрительное отношение кэтому герою и к его поведению. Возраст Лаптева подчеркивается егозапоздалостью: «люблю впервые только теперь, в 34 года»( IX, 16).
В повести как быраздвигаются временные и пространственные рамки. Чехов выводит читателя изамбара и дома на Пятницкой на просторы замечательного города. И это расширениевремени и пространства доходит до пределов всего мира и вечности. Однако вповести время не ограничено только сюжетом, оно вливается в широкий потокисторического времени. Постоянно чувствуется связь между настоящим, прошедшим ибудущим. Эта связь иногда возникает стихийно в картинах жизни, в судьбахгероев. Так, например, мысли Нины Федоровны обращены только к прошлому, к«длинному детству». Раздумья Алексея Лаптева большей частью относятся кпрошлому: он понимает, что наступил конец «именитого купеческого рода»; вамбаре «каждая мелочь напоминала ему о прошлом, когда его секли и держали на постнойпище», хотя он был сыном хозяина всего амбара (IX, 33).
И именно этивоспоминания, не позволяют Лаптеву забыть прошлое, но хуже всего то, что онпредставляет будущее таким же, будущее, где царствует деспотизм, властьсильных, несправедливость, унижение человеческой личности: «Он знал, что итеперь мальчиков секут и до крови разбивают им носы, и что когда эти мальчики вырастут,сами тоже будут бить» (IX, 33). Он готов порвать с амбарным миром и навсегдауйти из этой «крепости», но не может сделать этого шага, он в силах отказатьсяот денег. Он не верит в возможность осуществления гуманных идеалов в будущем.Не случайно Лаптев говорит: «Именитый род! Деда нашего помещики драли и каждыйпоследний чиновничишка бил его в морду. Отца драл дед, меня и тебя драл отец»(IX, 80). В этом Лаптев видит источник всех своих бед, из-за этого он боитсяза каждый свой шаг. Финальные слова Лаптева: «Поживем -увидим» — неоднозначны.В них выражена не только душевная пассивность Лаптева, но и авторская активнаяоткрытость будущему.
В начале данной главымы говорили о том, что для Чехова достижение краткости, лаконизма былонеобходимым этапом работы над произведением. Вскоре после публикации повести«Три года», во время работы над которой Чехов отказался от пяти персонажей, очем было сказано в I-ой главе данной работы, посвященной истории созданияповести, он писал Шавровой, автору рассказа, переполненного действующимилицами: «Что-нибудь из двух: или меньше персонажей, или пишите роман» (VI, 42).Он сам отбросил эти пять действующих лиц своего замысла тогда, когда уже явноотказался от мысли о романе. Во имя «целого» Чехов отказывается отподробностей, как бы они ни были хороши. Только освободившись от всего лишнего,можно достичь высокого художественного результата – ведь по его же словам «сделатьиз мрамора лицо, это значит удалить из этого куска то, что не есть лицо»(VI,357).Однако, Чехов не только прибегнул к сокращению тех или иных эпизодов. С однойстороны Чехов заботится об устранении лишнего и сокращает объем повести, сдругой же – допускает повторы, которые безусловно увеличивают его.
Возникает вопросвозможно, что эти повторы просто «излишки» текста?
Но, чтобы ответить нанего, нужно уяснить смысл каждого образа. Многие исследователи в начале и вконце повести не замечали никаких повторов, за исключением повтора, связанногос зонтиком Юлии. Этому образу посвящена работа А.А. Белкина «Чудесный зонтик»[11].
Наиболее заметнойдеталью действительно является зонтик: о нем автор говорит в четырех главахповести. Так, в первых двух главах зонтик в руках Лаптева – символ еговлюбленности и надежды на счастье: «Дома он увидел на стуле зонтик, забытыйЮлией Сергеевной, схватил его и жадно поцеловал. Зонтик был шелковый, уже неновый, перехваченный старою резинкой; ручка была из простой белой кости,дешевая. Лаптев раскрыл его над собой, и ему казалось, что около него дажепахнет счастьем» (IX, 15).
В шестнадцатой главе онсимволизирует уже забытое чувство Лаптева к Юлии: «Счастья не было никогда уменя, — говорит Лаптев, — и, должно быть, его не бывает вовсе. Впрочем, раз вжизни я был счастлив, когда сидел ночью под твоим зонтиком. Я тогда был влюбленв тебя и, помню, всю ночь просидел под этим зонтиком и испытывал блаженноесостояние» (IX, 86). А в семнадцатой, последней главе, перейдя в руки Юлии,которая уже начинает любить мужа, зонтик становится немым свидетелем еенеразделенного чувства: «На Юлии Сергеевне было легкое изящное платье,отделанное кружевами, платье светлое, кремового цвета, а в руках был все тот жестарый знакомый зонтик» (IX, 90). Здесь ситуация обратная той, которая была впервой главе, но связанная с ней как конец и начало одного процесса.
Имеет большое значениедля понимания пути, пройденного Лаптевым в течение трех лет, и другой проходнойобраз, который не так бросается в глаза, и он тоже появляется на крайних этапахдуховной эволюции героя. В начале повести Лаптев провожает домой Юлию послевсенощной: «Переулок был весь в садах, и у заборов росли липы, бросавшие теперьпри луне широкую тень, так что заборы и ворота на одной стороне совершенноутопали в потемках; слышался оттуда шепот женских голосов, сдержанный смех, икто-то тихо играл на балалайке. Пахло липой, сеном, шепот невидимок и этотзапах раздражали Лаптева. Ему вдруг страстно захотелось обнять свою спутницу,осыпать поцелуями ее лицо, руки, плечи, зарыдать, упасть к ногам, рассказать,как он долго ждал ее»(IX,8).
А в последней главеЛаптев выходит в первом часу ночи на свежий воздух. Опять лето. Но его волнуютсовершенно иные чувства. Он только что закончил подсчеты своегомногомиллионного состояния и находится во власти денег: «Ночь была тихая,лунная, душная. – Лаптев слушает шепоты за забором, которые волновали его душу.– Моя дорогая, моя милая… Шепот и поцелуи за забором волновали его. Емуказалось, что он сейчас велит отпереть калитку, выйдет и уже более никогда сюдане вернется; сердце сладко сжалось у него от предчувствия свободы, он радостносмеялся и воображал, какая бы это могла быть чудная, поэтическая, быть может,даже святая жизнь...»(IX,89-90). Эти две главы связаны между собой единствомхарактера героя и разъединены несходством его настроения и жизненных задач,которые встают перед ним в каждом случае.
Есть и другиеповторяющиеся образы, которые имеют частый характер, но тем не менее и ониотмечают начало и конец того или иного процеса. Соотношение одной части текстас другой лежит, как известно, в основе композиции стихотворных произведений. Ю.М. Лотман пишет о повторяемости в поэзии: «Характер этого акта соотнесениядиалектически сложен: один и тот же процесс соположения частей художественного текста,как правило, является одновременно и сближением – сравнением, и отталкиванием — противопоставленим значений»[12]. Даннаяклассификация необходима для того, чтобы читатель мог убедиться в применимостиэтого положения относительно повести «Три года». Образ, повторяясь,развивается, а это значит, что вместе с ним меняются жизнь и люди, которыхизображает художник.
В повести большую рольсыграли детали, которые передают чеховское видение мира. Чеховские детали – этопристальный интерес к человеку во всей полноте его существования, где важно иинтересно все – и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Художественная литературапотому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть насамом деле.
«Сузив замысел,отказавшись от многих фактических сведений, предназначавшихся для романа, Чеховкомпенсировал это более высокой содержательностью – богатством и сложностьюобщего смысла и художественного звучания повести»[13].Отметим и такой художественный прием, использованный Чеховым, как высвечиваниесути героев через общение с детьми.
Во II-ой главе, когдаЛаптев приходит к Юлии Белавиной просить ее руки, он встречает ее у крыльца, скоторого она смотрит на играющих в футбол мальчиков: «Далеко в стороне, околосвоего крыльца стояла Юлия Сергеевна, заложив руки, и смотрела на игру… Обыкновенноон видел ее равнодушною, холодною или, как вчера, усталою, теперь же выражениеу нее было живое и резвое, как у мальчиков, которые играли в мяч» (IX, 18).Лаптев любуется «ее молодостью, которой не замечал раньше и которую как будто лишьсегодня открыл в ней»(IX,19). Дети вносят в окружающий мир гармонию, радость иликование.Там, где наличествуют раздоры, ненависть нет места детям. Хронологиячеховской повести позволяет в точности сопоставить время проявления ненависти кмужу со стороны Юлии и смерти ее ребенка. Нина Федоровна умерла в концеоктября. Ссора Юлии с Лаптевым произошла спустя полтора месяца – в серединедекабря. В мая Лаптевы переезжают на дачу в Сокольники, и мы узнаем, что Юлия вэто время была беременна. Следующая наша встреча с героями происходит черезгод, ребенку Лаптевых уже восемь месяцев. Следовательно, в декабре, в деньссоры, Юлия Сергеевна уже была беременна. Чехов-медик заставляетЧехова-писателя огласить плачевный диагноз.
Общение Лаптева сплемянницами-сиротками в той сцене, когда он пытается помочь им приготовитьдомашнее задание, еще раз свидетельствует об отсутствии таланта: «По щеке уЛиды поползла крупная слеза и капнула на книжку. Саша тоже опустила глаза ипокраснела, готовая заплакать. Лаптев от жалости не мог уже говорить, слезыподступили у него к горлу; он встал из-за стола и закурил папироску» (IX, 50).И только Юлия Белавина с присущей ей сердечностью и чуткостью, находит слова,чтобы утешить плачущих детей: «Юлия Сергеевна прибежала из большого дома водном платье и вязаном платке, прохваченная морозом, и начала утешать девочек.
— Верьте мне, верьте,-говорила она умоляющим голосом, прижимая к себе то одну, то другую,- ваш папаприедет сегодня, он прислал телеграмму. Жаль мамы, и мне жаль, сердце разрывается,но что же делать? Ведь не пойдешь против бога!» (IX, 51).
Чувство красоты,художественный вкус демонстрирует Юлия Сергеевна на картинной выставке вучилище живописи. «Она все смотрела на пейзаж с грустною улыбкой, и то, чтодругие не находили в нем ничего особенного, волновало ее; потом она началаснова ходить по залам и осматривать картины, хотела понять их, и уже ей неказалось, что на выставке много одинаковых картин» (IX, 66).
Окружение, среда, вкоторой выросла Юлия Белавина, ничем не лучше той среды, в которой выросАлексей Лаптев. Чем же обусловлена внутренняя красота Юлии? «Три года» — произведение классика, а не сентименталиста, и характеры героев, конечно,мотивированы. Объяснение духовному богатству Белавиной можно найти в ееискренней, наивной вере, в ее просветленной набожности. Религиозные чувстваЮлии Сергеевны – важный атрибут, возвышающий ее в глазах Лаптева: «От нее шеллегкий, едва уловимый запах ладана, и это напомнило ему время, когда он тожеверовал в бога и ходил ко всенощной и когда мечтал много о чистой, поэтическойлюбви»( IX, 8)
В IV главе, после того,как Белавина принимает предложение Лаптева, «оба в смущении спрашивали себя:«Зачем это произошло» (IX, 26). Повторяясь в конце главы эта фраза звучит каккод ко всей главе. Шумная московская жизнь, разговоры Ярцева, Кочевогопоколебали веру Юлии. Это причинило ей дополнительные страдания, лишилодушевного равновесия. Смерть дочери и душевное расстройство деверя привели ее кновой, деятельной вере. Она начинает активно помогать своим и требует того жеот своего мужа. Юлия Сергеевна отправляется в дом на Пятницкой, где водиночестве проживают ее полуслепой свекор и душевнобольной деверь. Онапримирила старика с внучками, и убедила Алексея Лаптева переехать на Пятницкуюи каждый день бывать в амбарной, вследствие чего значительно была облегченаучасть амбарных служащих. Не в этом ли ответ на вопрос, прозвучавший в IV главе?После торжественного молебна (в VI главе), заказанного стариком Лаптевым вчесть невестки, священник обращается к Юлии: «Пророк Самуил-, начал священник,-пришел в Вифлеем по повелению господню, и тут городские старейшины вопрошалиего с трепетом: «мир ли вход твой, о прозорливче?» И пророк рече: «мир, пожретибо господу приидох, осветитеся и возвеселитеся днесь со мною». Станем ли и мы, рабабожия Юлия, вопрошать тебя о мире твоего пришествия в дом сей?..» (IX, 38) То,что из всего молебна Чехов приводит лишь вопрос священника к Юлии, не имеющийотношения к обряду не случайно: Юлия Белавина принесла с собой в семью Лаптевыхмир и веселие.
Еще задолго до того,как Юлия объясняется в любви своему мужу в заключительной сцене, можно заметитьпредпосылки для будущей привязанности: «… Если будешь всех прощать, то черезтри года в трубу вылетишь»( IX, 84),- говорит Юлии ее свекор, Федор Лаптев. Иперекличка с названием повести здесь, конечно, не случайна. Эта фраза старикаЛаптева перекликается также со словами Кости Кочевого, который полемизирует вX-ой главе с Ярцевым. В ответ на мысль Ярцева о возможном примирении классов:«Достиг же один ученый того, что у него кошка, мышь, кобчик и воробей ели изодной тарелки, и воспитание, надо надеяться, будет делать то же самое слюдьми»( IX, 56). Костя отвечает, что кошку «заставили силой», и, исходя изэтого, «не ждать нужно, а бороться». Двадцативосмилетний Кочевой ивосьмидесятилетний разбогатевший купец Федор Лаптев антагонисты, но ихвысказывания родственны. Крайности, как известно, всегда сходятся. Онеобходимости «борьбы» говорит Кочевой и в XIII главе: «Такие люди, как вашлюбезный Алексис, прекрасные люди, но для борьбы они совершенно не годны. Да ивообще ни на что не годны»(IX, 68). Его слова словно пародируют слова сестрыЛаптева – Нины Федоровны из VIII главы: «Вот не пренебрегли человеком, принялиего в дом, и теперь он за нас, небось, бога молит»(IX, 47).
Образу Кочевогоотведена немаловажная роль в идейном плане произведения. «Костя предпочитаетплохую серенькую погоду» — это предложение в записной книжке Чехова должно былохарактеризовать Кочевого. В соединении с теми бездарными серенькими романами(которые Костя читает Юлии) и подглядываниями в бинокль за купающимися соседями,эта деталь становится многозначительной.
Благодаря лаконизмучеховские рассказы, повести, пьесы справлялись с главной задачей «большого» эпическогорода литературы – создавали синтетический образ действительности, в центрекоторого был человек как единство характера и судьбы.
Возникает вопрос,почему же все это рассматривалось как ущербность таланта, как неспособностьЧехова писать романы? На самом деле это не так, поскольку стремление клаконизму свидетельствует о неизменности пути художника.
Художественный синтезжанровых требований больших и малых форм оправдал себя. «Творческий процесс каксвидетель защиты удостоверяет перед судом истории литературы, что художник,писавший в конце XIX столетия, использовал до конца достижения своего века ипротянул руку будущим авторам, готовым учиться емкости прозы – уменью «короткоговорить о длинных предметах»[14].
Среди произведенийЧехова нет романов, однако, история русского романа была бы неполной, если бы вней не нашлось места для рассмотрения его творчества. Чехов много размышлял оромане, он неоднократно пытался написать роман, и если ему не удалось этосделать, то отсюда не следует, что жанр романа просто не соответствовал еговозможностям.
Заключение
чеховповесть год
Уникальность повести –в ее необычной поэтической силе. Как известно, соотносительная исоизмерительная связь между отдельными частями прозаического произведениязначительно слабее, чем в поэтическом. Чехов всегда стремился кратко илаконично изображать происходящие события. Однако, лаконичность, отточенностьчеховской прозы предопределили богатство семантических перекличек в егопроизведении. Ясности, композиционной стройности Чехов придавал исключительное значение.Стремление освободиться от подробностей странным образом уживается вокончательном тексте повести с повторением отдельных образов и мотивов (о чеммы уже говорили).
Главную задачу писателяЧехов видел в создании ярких образов. Лишь в том случае, когда автор выбираетгероев, поступки, слова, исходя из их художественной ценности, он можетдостигнуть естественной правды художественного произведения. «Живые правдивыеобразы создают мысль, а мысль не создает образа»[15] — таково творческое кредо Чехова.
Одним из организующихидейно-структурных факторов повести «Три года» является время и заглавие. Так,в начале повести Чехов показывает медленное движение времени. Затем, стремясьпоказать однообразность жизни героев, он использует специальные слова«обыкновенно», «каждый день», «все время», «часто» и т. д. По мере движения кфиналу в повести укрупляется единица времени. Чаще упоминаются месяцы, годы: «вконце октября», «в один из февральских вечеров», «вот уже прошло три месяца»,«в эти три года» и т. д. Чехов не ограничивает время только сюжетом, оновливается в широкий поток исторического времени. В повести как бы раздвигаютсявременные и пространственные рамки. И это расширение времени и пространствадоходит до пределов всего мира и вечности. Автор создает связь между настоящим,прошедшим и будущим. Эту связь автор иногда показывает стихийно в картинах жизни,в судьбах героев.
В повести большую рольсыграли детали, которые передают чеховское видение мира. Детали –художественный прием, который подчеркивает интерес Чехова к человеку, во всейполноте его существования, где важно и интересно все – и лицо, и одежда, идуша, и мысли. Художественная литература потому и называется художественной,что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Наиболее заметнойдеталью в повести «Три года» является зонтик, о котором автор говорит в четырехглавах повести. Его появление отмечает начало и конец двуединогопсихологического процесса – расцвет и медленное угасание любви Лаптева кгероине, с одной стороны, и, с другой стороны, отсутствие любовного чувства уЮлии, переходящее понемногу в сердечную привязанность и подлинную любовь кмужу. Образ, повторяясь, развивается, а это значит, что вместе с ним меняетсяжизнь и люди, которых изображает художник.
Другой прием, которыйиспользовал Чехов для того, чтобы создать впечатление движения жизни,впечатления о переменах, происходящих в человеке, является указание на возрастгероев. Указание на возраст позволяет так же уяснить для себя отношение Чеховак своим героям, ведь по сути это его оценка.
Еще один прием, которыйиспользовал Чехов- это высвечивание сути героев через общение с детьми, а такжеих отношение к религии.
Отметим такжеособенность финала. Именно в финале замечается логическое завершение сюжета,единственный возможный его итог. Чехов в финале говорит все, что хотел сказать.В финале подтекст и иносказательный способ выражения идеи сменяется «прямымтекстом» — мыслями героя, высказанными в форме внутреннего монолога,сливающийся с авторским повествованием. Итоговый характер этим мыслям придаетих неизменная обращенность к будущему – к жизни пройденной и предсто ящей.Финальные слова Лаптева: «Поживем — увидим»,- неоднозначны. В них выражена нетолько душевная пассивность героя, но и авторская активная открытость будущему.
Таким образом,творческому процессу Чехова была чужда « энергия заблуждения », энергия мучительныхсомнений в поисках единственно верного решения проблемы. Еслиидейно-художественная концепция его произведений бывало, складывалась не сразу,то, сложившись, не менялась большей частью впоследствии. Эта относительнаяустойчивость замыслов Чехова в идейно-композиционном отношении, сказавшаяся вконечном счете даже в таком изменении задуманного « романа », какое привело ксозданию повести «Три года», — явление для русской литературы необычное.
Список использованнойлитературы
1. БелкинаА.А. Читая Достоевского и Чехова М., 1973
2. БердниковГ.П. А.П. Чехов. Идейные и творческие искания М., 1984
3. БерковскийН.Я. Статьи о литературе М-Л., 1962
4. БурсовБ.И. Проблема реализма русской литературы XIX в. М.-Л., 1961
5. ГромовВ.Б. Книга о Чехове М., 1989
6. КатаевВ.Б. Литературные связи Чехова М., 1989
7. ЛотманЮ.М. Структура художественного текста М., 1970
8. НабоковВ.В. Лекции по русской литературе М., 1999
9. ПаперныйЗ. Записные книжки Чехова М., 1976
10. ПолоцкаяЭ.А. А.П. Чехов. Движение художественной мысли М., 1979
11. СемановаМ.Л. Чехов-художник М., 1976
12. ЧеховА.П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах М.,1985
13. ЧудаковА.П. Антон Павлович Чехов М., 1987
Размещенона www.