Введение
Современ Христа и до наших дней перед человечеством стоит вопрос: может ли “положительнопрекрасный человек” спасти людей рядом с ним, достаточно ли людям увидетьпрекрасную личность, чтобы быть спасенными? Собственно, здесь разгадка фразы(приписываемой в романе Мышкину, а в публицистике наших дней Достоевскому): “Красотаспасет мир”. Фраза эта — не утверждение, а проблема, центральная проблемаромана «Идиот»: достаточно ли для спасения мира даже и Христовой красоты,красоты небывалой человеческой личности, если эта личность — не Божество? Эти иподобные вопросы заставляют пристально вглядываться в структуру, характер,особенности текста романа в поисках интерпретации, адекватной авторскомузамыслу.
“Идиот” — одна из самыхстранных книг в мировой литературе. Исследователи постоянно указывают нанедостатки в ее построении. Но в то же время они обычно рассматривают его как неоспоримовеликое произведение, называя его “самым художественно неровным” из великихроманов.
Достоевский задумал инаписал “Идиота” в 1867-1869 г. во время своей жизни за границей, в нужде игоре. В такой ситуации он просто вынужден был создать роман, который быпродавался. Тем не менее, он не хотел снижать уровень своего произведения.Любимой племяннице он писал о своем страхе, что необходимость вынудит его идтина компромиссы: “Более всего боюсь, что выйдет посредственно”. Серьезно онначал работать над “Идиотом” в августе 1867 года и сменил несколько планов. Достоевскийначал писать этот роман с лишь первоначальным представлением о замысле. Он былуверен только в одной вещи — он хотел “изобразить вполне прекрасногочеловека… Так он писал к своей племяннице С.А. Ивановой: «Идея романа — моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться занее… Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека.Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь. Все писатели, не тольконаши, но и даже европейские, кто только ни брался за изображение положительнопрекрасного, — всегда пасовал. Потому что это задача безмерная. Прекрасное естьидеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. Насвете есть одно только положительно прекрасное лицо — Христос, так что явлениеэтого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечноечудо» [4].
Записные книжки ведутсяпараллельно писанию романа, и таким образом мы можем видеть автора,сражающегося с сюжетом и характерами, в то самое время, когда он предлагаетглавы для публикации. Автор не подчиняет отдельные главы окончательному, хорошопроработанному плану, как это делал Диккенс, он пишет без всякого определенногоплана. Точнее, их бесчисленное множество (“шесть в день”) присутствуют в умекак возможности, но ни одного он не придерживается, разве что очень недолго.
Необычная тревожностьэтого романа отражает тот факт, что неуверенность здесь не придуманная, нонастоящая: автор в той же степени не уверен, что случится с его героями, как иони сами, и читатель чувствует, что позиции, где знание превышало бы егособственное, попросту нет. Могущество этой книги в значительной степенипроистекает из способности Достоевского сделать возбуждение творческогопроцесса ощутимым в тексте. Благодаря гению Федора Михайловича непроработанностьплана ведет к еще большему интересу читателя, а отдельные части повествования, несогласованныес основной линией сюжета придают ему особенность, свойственную только поэтикеДостоевкого. Таким образом, «Идиот» получился вполне и занял свое место в рядувеликих романов.
«Положительнопрекрасный» человек
Создавая образ своегогероя, автор обратился к огромному опыту мировой литературы: в поле внимания ДостоевскогоДон-Кихот Сервантеса, Бедный рыцарь Пушкина, Жан Вальжан Гюго. Опираясь на этиобразы, автор создает его не затворником и монахом, заключившим себядобровольно в келью, ушедшим от мирской суеты, а живым, земным человеком, живущимсреди людей, несущим им свое слово, благую весть. Подлинное праведничество, поДостоевскому, предполагает активность и энтузиазм, борьбу и нетерпимость к злу,участие в переработке неблагообразной «среды» в братство.
Лев Николаевич Мышкин — главный герой романа Ф. М. Достоевского «Идиот». В черновикахДостоевский несколько раз называет его «Князь Христос». Но Мышкин неживая проповедь, а живой человек, мучающийся теми же сомнениями и тревогами,что и другие люди нового, железного века.
Князь Мышкин возвращаетсяиз Швейцарии, где он лечился четыре года от тяжелой нервной болезни, в Россиюпо неотложным делам, связанным с наследством. Двадцати шести лет, роста вышесреднего, белокур, густоволос, с впалыми щеками и остренькой белой бородкой,большие голубые глаза, в пристальном взгляде которых что-то тихое, но тяжелое.Он последний из древнего рода князей Мышкиных, рано осиротел, воспитывался вдеревне. Болен падучей. Благодаря своей болезни он постиг минуты высшейгармонии, полноты и блаженства. Он верит в возможность рая на земле, в то, чтовсе люди способны прозреть и преобразиться. Прообраз этого рая князю удалосьсоздать в швейцарской деревеньке, объединив вокруг себя местную детвору, и онверит, что подобное возможно и в мире взрослых. В нем самом много детского.Детское, чистое, простодушное и доверчивое обнаруживает он и в окружающих еголюдях.
Тихий голос князя,подкупающие откровенность и чистосердечие, радушная готовность удовлетворитьлюбопытство каждого, то особенное внимание с каким он слушает других,располагают самых разнообразных собеседников: купца Рогожина, камердинераАлексея, семейство Епанчиных. Мышкин любит природу, она для него ласкающая,милующая, ежеминутно напоминающая о счастье всем – и даже «выкидышам», не попавшимна «пир жизни», завидующим мушке, жужжащей в солнечном луче. Гимном миру,человеку, природе заканчивает Мышкин горячую тираду перед сановниками игенералами о великом счастье жизни на земле: «О, что такое мое горе и моя беда,если я в силах быть счастливым? Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимодерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не бытьсчастливым, что любишь его! О, я только не умею высказать… а сколько вещей накаждом шагу таких прекрасных, которые даже самый потерявшийся человек находитпрекрасными? Посмотрите на ребенка, посмотрите на божию зарю, посмотрите натравку, как она растет, посмотрите в глаза, которые на вас смотрят и васлюбят…»
Скорее трогательный,нежели комичный в своей неловкости, он наивен и предельно искренен. Князьпроповедует нравственное самосовершенствование и истинное, не показноеблагородство высокопоставленным гостям, собравшимся у Епанчиных в Павловске. Нетолько словами, но всей своей личностью Мышкин обличает фальшь и корысть. Приэтом Мышкин мудр и глубоко понимает человеческую природу с ее неодолимымипротиворечиями. Рассказы князя о смертной казни, переживаниях и последних думахприговоренных к ней, о вечном и ужасном надругательстве над человеком полныгрусти и боли и несут в себе отрицание всего уклада жизни современногообщества, как западного, так и русского.
«Я сидел в вагоне идумал: «Теперь я к людям иду; я, может быть, ничего не знаю, но наступила новаяжизнь». Я положил исполнить свое дело честно и твердо. С людьми мне будет,может быть, скучно и тяжело. На первый случай я положил быть со всеми вежливыми откровенным; больше от меня ведь никто не потребует». Это Мышкин говоритвскоре по приезде в Петербург, и в его словах чувствуется сомнения и грусть,навеянные уже первыми российскими впечатлениями – историей Настасьи Филипповны,обликом и речами Рогожина, грубовато-снисходительной фамильярностью генералаЕпанчина, «подлым» угодничаньем Лебедева. Достоевский сразу же вводит своегоидеального героя в жизнь России. Князь с неодолимостью втягивается в трагедии иконфликты, приобщается к страстям горестям еще недавно чужих, но вскоре ставшихему близкими и дорогими «друзьями» людей.
Трагическое столкновениеидеального героя с действительностью, от эпизода к эпизоду усложняющееся иобостряющееся, и составляет основной конфликт романа. Мышкин хочет помочь людям– участием, добрым словом, состраданием. «Сострадание есть главнейший и, можетбыть, единственный закон бытия». Мышкин твердо верит в этот закон. Однако онбеспрерывно сталкивается с «самой неожиданной практикой», заставляющей часто почувствовать,как недостаточно одного сострадания, даже если оно и «полное», как онодостигает иногда совершенно противоположного результата. Мнительный генералИволгин, привыкший к насмешкам и недоверию, отвергает сострадание князя;невольно и обидел Мышкин и Антипа Бурдовского; Ипполит Терентьев прав,усматривая в этом парадокс: «Вот князь хочет помочь Бурдовскому от чистогосердца предлагает ему свою нежную дружбу и капитал и, может быть, один из всехвас не чувствует к нему отвращения, и вот они-то стоят друг перед другом какнастоящие враги…» (II, X).
Еще сложнее и запутаннеескладываются отношения Мышкина с главными героями романа, с которыми волеюсудьбы связан он неразрывно. Завязывается центральный узел, образуется своегорода «квадратура круга»: Рогожин – «брат» Мышкина, Настасья Филипповна – ее«соперница» Аглая.
Красота двух женщинпокорила Мышкина. Он любит Аглаю Епанчину, но он любит и Настасью Филипповну — любовью-жалостью. Мышкин мечется между ними. Он разрывается между простымчеловеческим чувством мужчины к женщине и бесконечным состраданием. НастасьяФилипповна любит его, но, стыдясь своего позора и нечистоты; бежит от князя кРогожину. Аглая, ревнуя к Настасье Филипповне, отступается от него.
Таким образом, его«неотмирность» и чистота становятся катализатором разлада.
Мышкин и Рогожин
Система персонажей вромане Достоевского строится на сближении противоположных, на первый взгляд,различных людей. Все персонажи романа имеют двойников. Хотелось бы поподробнеерассмотреть отношения между «братьями» Мышкиным и Рогожиным.
Начнем с имен. Лев Мышкин.Лев — хищный зверь из рода кошек, именуемый царем зверей; символ превосходства,могущества и царской власти. Мышкин – фамилия образована от слова «мышь» — маленькое,трусливое, животное отряда грызунов. На лицо явное противопоставление. По томуже принципу построено имя Парфена Рогожина: Парфен от слова «парфира» –пурпурная мантия, символ власти монарха: Рогожин от слова «рогожа» — грубаяупаковочная ткань из мочальных лент. Это, возможно, подчеркиваетдвойственность, противоречивость, неожиданность характеров героев.
Рогожин и князь Мышкинвстречаются в самом начале романа. Князь Лев Николаевич Мышкин и ПарфенСеменович Рогожин оказались «друг против друга» в вагоне поезда. На первыйвзгляд эти люди были чем-то похожи: «оба молодые, оба почти налегке, оба нещегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями». Но различий былогораздо больше. Князь был человеком знатного рода, но совершенно беден, Рогожин– богатый наследник. Внешность Рогожина противоположна внешности Мышкина.Рогожин «кудрявый и почти черноволосый», Мышкин «очень белокур, густоволос»,Рогожин «небольшого роста», Мышкин же ростом «немного повыше среднего». Глаза укнязя «большие, голубые и пристальные», а у Рогожина «серые», «маленькие» и«огненные». У Мышкина и Рогожина совершенно разное выражение лица. ГубыРогожина «беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую улыбку»,между тем как у Мышкина «лицо приятное, тонкое и сухое, но бесцветное».Различия между героями подчеркиваются и их одеждой: Мышкин был одет легко и«вынужден был вынести на своей широкой спине всю сладость сырой ноябрьскойночи, к которой, очевидно, был не приготовлен», а Рогожин «был тепло одет, вширокий мерлушечий тулуп». В описании внешности и одежды Мышкина преобладаютсветлые тона – белокур, голубые глаза, бледный, а в Рогожине – темные черты.
С первой же встречи этиразличные люди полюбили друг друга. Мышкин: «благодарю за то, что вы меняполюбили…вы мне сами очень понравились». Рогожин с шумной ватагой, котораяпостоянно будет сопровождать его, вышел из вагона. Мышкин отправился один, и вдальнейшем в одиночестве будет странствовать, переезжать, перемещаться изгорода в город.
Князь прозорливоугадывает в Рогожине «свое»: «… у него огромное сердце, которое может истрадать и сострадать..» (II, V). Могучая стихийная энергия,благородство души, глубокий ум, постигающий суть многих вещей. Но рядом с этим естьи другие качества – грубость, самодурство, зверство (Лебедев неизменно называетего «извергом»), злоба и ревность. В Рогожине теснейшим образом соединеныблагие и низменные порывы.
Мышкин боится и помыслитьо том, что Рогожин может совершить преступление. Но что-то нашептывает ему обэтом: «демон шепнул ему в летнем саду, когда он сидел, забывшись под липой…чтоРогожин будет непременно сторожить там его… Да Рогожин давеча почему-то заперсяи солгал… А теперь у дома, он стоял по другой стороне улицы, шагах в пятидесятинаискось, на противоположном тротуаре, скрестив руки и ждал. Тут уже он былсовсем на виду. Он стоял как обличитель и как судья, а не как… А не как кто?» (II, V). Демон также подсказывает Мышкину это ужасное слово — преступник. «О, как мучила князя чудовищность, «унизительность» этогоубеждения, «этого низкого предчувствия», и как обвинял он себя самого!» (II, V).
В то время как князь вкаком-то смысле не от мира сего, подчинен и никогда не изменит своим высоким,почти небесным идеалам, прежде всего – христианскому состраданию, Рогожин –непосредственная земная натура, подчиненная охватывающим ее сильным страстям.Его можно считать с некоторыми оговорками «широкой русской натурой», но вопределенном смысле ограниченной социальным происхождением (не простокупеческим, но и еще более специфическим – скопческим) и слишком уж неукротимымстрастным своеволием. Его отец был купцом, близким к скопцам, сына своеговсячески ограничивал однако уже при жизни отца Рогожин позволял себе некотороесвоеволие, за что бывал жестоко наказан. Он рвется к свободе и своеволию, в егохарактере нет ни капли смирения, что его, в известной мере, отделяет отблагородной православной народной почвы. В первый момент знакомства с РогожинымМышкин ощутил в нем «что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее снахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом» (I, I). Он прямо говорит Рогожину: «все до страсти доведешь… тымнителен и ревнив» (II, III). Ипполит однажды высказывается оРогожине в том смысле, что это человек, «живущий самою полною, непосредственноюжизнью, настоящею минутой» (III, VI). Рогожин безумной страстью любитНастасью Филипповну и дико ревнует ее к Мышкину, который замечает как-то ему:«твою любовь от злости не отличишь» (II, III) [3].
Мрачный вид имеет и «домпотомственного почетного гражданина Рогожина». «Дом этот был мрачный, в триэтажа, без всякой архитектуры, цвету грязно-зеленого…И снаружи и внутри как-тонегостеприимно и сухо, все как будто скрывается и таится..» (II, III). Еще более зловещим рисуется он в восприятииНастасьи Филипповны – пророческом восприятии: у него дом мрачный, скучный, и внем тайна… Все время, когда я была у них в доме, мне все казалось, чтогде-нибудь, под половицей, еще отцом его, может быть, спрятан мертвый и накрытклеенкой».
Но с домом связано идругое светлое пророчество. Оно высказывается в романе Мышкиным и НастасьейФилипповной в разное время, но как бы в одно слово: «А мне на мысль пришло,-говорит князь, — что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась быэта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь, как твой отец бы стал, да и в весьмаскором времени. Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною ибессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не веря, да и ненуждаясь в этом совсем и только деньги молча и сумрачно наживал» (II, III). В Рогожине, в душе его есть предвестие его пути кискуплению, Рогожин ищет живого Бога. Оттого он говорит, что любит смотреть накартину Гольбейна «Труп Христа»: «… не любит,- мысленно поправляет его князь,-а, значит, ощущает потребность…он хочет силой воротить свою потерянную веру.Ему она до мучения теперь нужна…» (II, V) [1].
Князь стремится статьбратом Рогожину, но ведь для настоящего братства необходимо, чтобы и Рогожинназвал братом Мышкина, и тут непреодолимой преградой между ними встает«ревность» Рогожина к сопернику. Страсть, настигшая Рогожина, отторгла его отмира ростовщиков и наживателей денег, разбудила духовные стремления – и в этомзаключено величайшее благо для него. Но, с другой стороны, страсть высвободилаи разрушительные инстинкты: злобу, ненависть и глухое, тяжелое отчаяние.Рогожина постоянно сжигает огонь любви и ненависти – очистительный,уничтожающий все низменное и материальное, и губительный, несущий разрушение исмерть.
Обменявшись крестами,Рогожин и Мышкин становятся как бы духовными братьями. Интересно, что с этогомомента начинается сближение двух героев. Они становятся все более похожимидруг на друга и внешне, и в манерах, стиле поведения. Рогожин становитсярассеяннее и задумчивее, а князь Мышкин – наоборот, менее спокойным и все болееэмоциональным: в описании его все чаще употребляется слово «вскричал»: «Да какже ты… как же ты!..» – вскричал князь и не докончил»; «Все этот ревность,Парфен, все это болезнь, все это ты безмерно преувеличил…» — пробормотал князьв чрезвычайном волнении»; «На эту картину!» – вскричал вдруг князь подвпечатлением внезапной мысли». «Да дай же я хоть обниму тебя на прощанье,странный ты человек!..» — вскричал князь….». Бледность, которая свойственна князю,становится чертой Рогожина. В конце встречи все лицо Рогожина «преобразилось:он ужасно побледнел, губы его задрожали, глаза загорелись».
Во время скандала наконцерте (III, II) Рогожин вновь «казался потрясенным ужасно, был бледен ивесь дрожал». В первый раз после встречи в трактире Рогожин и Мышкинразговаривали друг с другом. («В первый раз сходились они после встречи их вкоридоре трактира»). «Человек, лицо которого трудно было различить в темноте,подошел к скамейке и сел подле него [князя Мышкина]. Князь быстро придвинулся кнему, почти вплоть, и различил бледное лицо Рогожина». Интересно, что этавстреча Рогожина и Мышкина происходит накануне его дня рождения. Емуисполняется двадцать семь лет, столько же, сколько было Рогожину в началеромана. Одинаковый возраст еще более сближает героев.
Ни Рогожин, ни Мышкин нелюбят Настасью Филипповну. Чувства Мышкина и Рогожина к Настасье Филипповнеявляются не любовью, а какими-то другими чувствами: болезненной страстью уРогожина и жалостью у князя Мышкина. («Все это ревность, Парфен, все этоболезнь, я ее «не любовью люблю, а жалостью»» (Князь Мышкин – Рогожину).
Последняя встреча Мышкинаи Рогожина в романе окончательно сближает их. Сходство Рогожина и Мышкинаявляется здесь и внешним, и внутренним. Они действуют, словно один человек:«Стой, слышишь?» – быстро перебил вдруг Рогожин и испуганно присел наподстилке, — « Слышишь?». « Нет!» – так же быстро и испуганно выговорил князь».«Оба стали слушать». И Рогожин, и Мышкин говорят шепотом. «Когда Рогожин затих,князь тихо нагнулся к нему». Рогожин не смог преодолеть ревности, рождающейненависть, и только после убийства Настасьи Филипповны его злоба уступила местонадрывной и грустной нежности. Он пролил кровь, убил, а в результате – горячка,опустошение души. Князь не упрекает Рогожина – и в эти невыносимые мгновения вмрачном доме купца, следуя своей вере, прощает, по-братски утешает убийцу, ненаходя в себе ни силы, ни права осудить его. Спокойствие Рогожина на судеговорит о безразличии к жизни, потерявшей всякий смысл со смертью его кумира,«королевы», чья красота, страдание и безумие разделили и связали «братьев».
«Христов братец»
Очень интереснуюпараллель провела Лотман Л. М. между эпизодом братания Мышкина и Рогожина вромане «Идиот» и апокрифической легендой «Христов братец».
Новый сборник легендАфанасьева, вышедший в начале 1860 г. и «Памятниках старинной русскойлитературы» подготовленный Н. Костомаровым не могли не вызвать интереса уДостоевского. Сама мысль придать характеру «положительно прекрасного»современного человека черты легендарного Христа, как бы странствующего поРоссии, положенная в основу образа Мышкина, не может не ассоциироваться стипичным для апокрифических легенд представлением о том, что Христос и ныне«ходит по земле, принимая на себя страннический вид убогого». В обоих сборникахпубликуются легенды о братании с Христом. В сборнике Афанасьева ей даноназвание «Христов братец».
Совокупность обоихвариантов легенды в наибольшей степени раскрывает сходство между братанием в романеи в «Христовом братце». В одном из вариантов легенды, приведенной в сборникеАфанасьева, говорится об изгнании купеческого сына за щедрость из родного дома.В романе «Идиот» этот мотив представлен в своеобразно преломленном виде:Рогожин вынужден бежать от отцовского гнева и фактически скрываться в изгнании;причиной «опалы» и здесь является «широта» его натуры, пренебрежение кматериальному расчету, хотя в романе в отличие от легенды речь идет не о щедромподаянии, а о щедром подарке.
Костомаровская легенда обратании распадается на три сюжетных узла: 1) встреча с Христом в пути, 2) братаниеХриста и встретившего его в пути человека и 3) чудеса Христа — исцеления. Двапервых эпизода находят хотя и своеобразное, но все же несомненное соответствиев романе «Идиот». Рогожин встречается с Мышкиным в пути, он богат по сравнениюс бедным Мышкиным, убогость одежды которого не только отмечается, но всяческиподчеркивается в тексте романа. Рогожин — носитель земной власти. В легендегерой — носитель царской власти, и это имеет конструктивное значение в эпизодесбора дани; в романе Достоевского власть, которую придает Рогожину егобогатство, сразу выявляется щедрыми обещаниями Рогожина «одеть» полюбившегосяему Мышкина, одарить его шубой, дать ему денег. В дальнейшем о власти капиталаРогожина говорится не раз.
Однако «могущественный»знакомец князя, как и герой соответствующей легенды, глубоко несчастлив: егородных преследуют болезни; женщина, которую он любит, одержима терзающими еепротиворечивыми страстями; по мнению Мышкина, она безумна. Поведение НастасьиФилипповны, ее метания и скитания приводят на память описания побегов искитаний одержимой Соломонии. Мышкин, как и Христос в легенде, сострадаетсвоему новому знакомцу, вступает с ним в побратимство, хочет «устроить» егодела. Несомненно, вера в святость названого братства и особенную греховностьпокушения на побратима и заставляет Рогожина вступить в побратимство с княземМышкиным. Чтобы закрепить этот акт и поддержать свою веру в его значительность,он подводит Мышкина под благословение своей матери. Мышкин инстинктивнодогадывается, что Рогожин хочет святостью братания связать себя и сделатьневозможным исполнение своего злодейского замысла. «Как крестами менялись,тут… и зашевелилась во мне эта мысль. Для чего ты меня к старушке тогдаводил? Свою руку этим думал сдержать?».
Таким образом, оба герояДостоевского, принимающие участие в обряде братания, оказываются приобщенными ктой древней русской культуре, разные проявления которой отразились в апокрифическихлегендах.
В примечаниях Костомаровак легенде о побратимстве содержатся сведения, которые также могут внестинекоторые дополнительные нюансы в понимание эпизода братания в романе. Ученыйпишет об обычае братания, отраженном в фольклоре: «… нередко двое врагов,столкнувшись между собою неприязненно и оценив друг в друге равное мужество ихрабрость, прекращали бой и заключали братство»; «Названое братство считалосьдействительнее родного»; «… существует (хотя уже редко) обычай промениватьсягрудными крестами, обычай, означающий установление взаимного братства междудвумя особами».
Разговор между Мышкиным иРогожиным в доме последнего предстает как своеобразный поединок,кульминационный момент их соперничества. Рогожин, пылающий жестокой ревностью,вынужден признать мужество и нравственную высоту князя и готов отказаться отвражды во имя братства. Однако подлинного умиротворения, которое в фольклорныхпроизведениях наступает при подобном развитии сюжета, в романе Достоевского непроисходит.
Характерно преломление вромане «Идиот» эпизода «чудес» — наиболее далекого от идей самого писателясюжетного узла легенды о побратимстве. Казалось бы, этот эпизод («опознание»чудесной сущности героя — Христа — через его чудеса) совершенно не отражен вромане и не мог отразиться в нем, как наиболее фантастическая часть сюжета.
Действительно,фантастический мотив божественной природы героя и чудесного преодоления им зланачисто отсутствует в романе, и несмотря на это в «Идиоте» ощутима реакцияписателя на этот мотив и его образное и сюжетное воплощение в последней частианализируемой нами легенды. Возможность таких откликов определяетсяособенностями художественной задачи, которую ставил перед собою писатель вромане, в частности тем замыслом, который он реализовал в образе Мышкина.Идеальный образ этого героя возник в рамках реалистической художественнойсистемы Достоевского. Писатель вложил в разработку этого характера всю силусвоего психологического ясновидения, все свое умение проникнуть в логику живойчеловеческой личности и соотнести ее с логикой социальных обстоятельств. Вместес тем он стремился воплотить в князе Мышкине и свой идеал человеческойличности, придав ему общенародное и общечеловеческое значение. На пути решенияэтой непомерно трудной задачи структура образа героя особенно осложнилась.Обилие ассоциаций, прообразов и «контртипов», в соотношении с которымивоспринимается этот герой, придает его фигуре объемность, а предполагаемаявнутренняя сопоставленность его с идеальным «сверхтипом» Христа определяетсимволико-фантастический ореол этого образа, создающий почву для его сближенияс героем легенды.
Мышкин, как и Христос влегенде, хочет «осчастливить» окружающих. Все его помыслы заняты тем, чтобысделать каждого человека и всех людей счастливыми. Трагедия Мышкина состоит втом, что, вторгаясь в неумолимый ход событий, он не может освободить людейиз-под власти обстоятельств и их собственных страстей и в своем стремленииспасти человека оказывается перед необходимостью совершения чуда. НеспособностьМышкина творить чудеса является явной, хотя и «минусовой» частью егохарактеристики. Если Христос легенды покидает людей, торжествуя, чудесами«доказав» свою власть над гнетущими их бедами, князь Мышкин «весь сгорает видеале» и, сраженный скорбью, навеки уходит из мира. Это отличиесвидетельствует не о полной независимости образа Достоевского от героя легенды,а о полемическом его начале, о противопоставлении, которое дается на общем фонеих сближения.
Мышкин, если следоватьопределению Ипполита, «необыкновенного ума и может очень многое угадывать», ноему не дано «осчастливить» встреченного им в пути Рогожина, исцелить безумнуюНастасью Филипповну, не подаст он утешения и ждущему его Ипполиту. И это нетолько потому, что Мышкин не бог, а человек. Писатель вступает в полемику снародной точкой зрения, выразившейся в легенде, согласно которой счастьечеловека состоит в достижении «земных» целей и всемогущество бога можетпроявиться в том, что он чудесным образом разрешает реальные, важные длячеловека, но в силу каких-либо причин неразрешимые для него задачи [2].
Заключение
Как это чаще бывает внашем мире, хорошие люди всегда страдают больше всех. И Достоевский, какнастоящий реалист, показал нам предполагаемую жизнь самого «прекрасного»человека в нашем лживом, грубом капиталистическом обществе. «КнязьХристос», идиотичен, по мнению большинства его членов. Все это проистекаетот того, что его представители отвыкли от естественности, искренности, простотыи доброты. Так называемый «идиотизм» князя Мышкина провоцирует выходна поверхность всех скрытых намерений других персонажей и обнаружениеподлинного краха мнимой, иллюзорной «нормальности» той жизни, вкоторой он оказался и которая движется в границах «темной основы нашейприроды», так сказать, совершенствуясь в своей темноте на стыке развитияпрактически-земных интересов. Люди не понимают его, так как они еще не готовыпринять такую личность, как и когда-то не все были готовы принять самогоХриста. Поэтому отсюда следует, что эта личность должна обладать какой-тонечеловеческой силой, способностью преобразовывать все вокруг. Как пишетЛотман, различие Иисуса и Мышкина как раз в том, что Христос творил чудеса,Мышкин же этого делать не мог. Он также привлекает, к себе людей своимвнутренним светом и всепрощением, но он же провоцирует и зло. Ему исповедуются,но его сострадание мучительно и вызывает у многих протест. Свою работу я хочузакончить словами Лосского Н. О.:«Образ князя Мышкина чрезвычайнопривлекателен; он вызывает сочувствие и сострадание, но от идеала человека онвесьма далек. Ему не хватает той силы духа, которая необходима, чтобы управлятьсвоею душевною и телесною жизнью и руководить другими людьми, нуждающимися впомощи. На чужие страдания он может откликнуться лишь своим страданием и неможет стать организующим центром, ведущим себя и других сообща к бодрой жизни,наполненной положительным содержанием» (Лосский Н.О. Бог и мировое зло.М., 1994, с. 188).
Списоклитературы
1. Буянова Е.Г. Романы Ф. М.Достоевского: в помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. – М.:Изд-во МГУ, 1997.
2. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годовXIX века. (Истоки и эстетическое своеобразие). — Л.: Наука, 1974.
3. Мелетинский Е.М. Заметки отворчестве Достоевского. — М.: РГГУ, 2001.
4. Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»:современное состояние изучения: сборник работ отечественных и зарубежных ученых/ Под ред. Т. А. Касаткиной. – М.: Наследие, 2001.