ЭТНИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА, ЕЕ СУЩНОСТЬ И ФУНКЦИИ
Содержание
Введение
1. Культура как объект этнографического изучения
1.1 Понятие культуры
1.2 Ценностное ядра культуры
2. Особенности и функции этнической культуры
2.1 Этническая культура
2.2 Этническая основа русской культуры
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Этническая культура — это совокупность ценностей, верований,традиций и обычаев, которыми руководствуется большинство членов данногообщества, называется господствующей, или доминирующей, культурой. Доминирующаякультура может быть национальной или этнической в зависимости от того,насколько сложно организовано данное общество и насколько многолюдной являетсяданная страна.
Этническая культура — совокупность черт культуры, касающихсяпреимущественно обыденной жизнедеятельности, бытовой культуры. Она имеет ядро ипериферию. Этническая культура включает орудия труда, нравы, обычаи, нормыобычного права, ценности, постройки, одежду, пищу, средства передвижения,жилище, знания, верования, виды народного искусства. В этнической культуреразличают два слоя:
исторически ранний (нижний), образованный унаследованными изпрошлого культурными элементами;
исторически поздний (верхний), состоящий из новообразований,современных культурных явлений.
Нижний слой включает наиболее устойчивые элементы,закрепленные многовековой традицией, они составляют каркас этнической культурыи составляет единство преемственности и обновления. Обновление культуры можетбыть экзогенным (заимствованным) и эндогенным (возникшим внутри культуры безвлияния извне). Преемственность, устойчивость этнической культуры держится надействии двух типов механизмов передачи традиций: внутрипоколенных традиций,действующих на протяжении нескольких десятилетий и охватывающих лишь частьэтноса (смежные возрастные группы); межпоколенных традиции, существующих напротяжении исторически длительного времени и выступающих механизмом передачиценностей от поколения к поколению.
Этническая культура — это культура людей, связанных междусобой общностью происхождения (кровным родством) и совместно осуществляемойхозяйственной деятельностью, единством, «крови и почвы», почему она именяется от одной местности к другой. Местная ограниченность, жесткая локализация,обособление в племя, общины, этническую группу — одна из основных черт этойкультуры. В ней господствует сила традиции, привычки, раз и навсегда принятыхобычаев, передающихся из поколения к поколению на семейном или соседском уровне.
В этнической культуре превалируют ее обыденно-архаичныепласты, включающие в себя не только структуру духовной культуры — традиции,обряды, мораль, нормы поведения, древние культы, символы и пр., но и наборсохранившихся различных орудий труда, которые используются в домашнем хозяйствеи в производственной деятельности.
Функционально значимыми для этнического общества являются: элементыбытовой культуры и сумму знаний, которые ориентируют повседневнуюжизнедеятельность.
Этническая культура позволяет приобщить каждого к ценностями достижениям, имеющим непреходящий характер. Она подобно роднику питаетчеловека. Из нее каждый может почерпнуть для себя то, что может придать смыслего существованию. В значительной мере влияние этнической культуры на личностьобъясняется и тем, что она требует от каждого преодоления пассивности, нетерпит созерцательности, превращает ее в активного участника традиционныхдействий, праздников, обрядов, мероприятий и других событий.
Многообразные этнические традиции, обряды, обычаи,праздники, кодексы, символы служат выражением общечеловеческих ценностей иисторического опыта народа.
/>1. Культура как объектэтнографического изучения1.1 Понятие культуры
В XIX в. Россия выступила с идеей: что ей необходимодогонять Западную Европу и устраивать свою жизнь по тамошнему образцу. ИдеологияПросвещения, господствовавшая в Европе в XVIII в., с ее культом разума и идеейоднонаправленного неуклонного прогресса, была основанием для целой системыпредставлений о развитии исторического мирового процесса. Молодежь набросилась назападноевропейские новейшие учения.
И когда в середине сороковых годов сложилось и заявило осебе славянофильское направление, ему пришлось буквально пробивать стенунакопившихся расхожих суждений и тривиальных истин, образовавшуюся иукоренившуюся в общественном сознании.
О необходимости осознания собственной культуры и ее проблемвпервые заговорил А.С. Хомяков. Он в середине 40-х годов выдвинул и горячоотстаивал гипотезу, что петровские преобразования насадили в России элементызападной культуры, образец которой в качестве эталона и был принят высшимислоями общества. И это врастание в чужую культуру, по мнению Хомякова, оторвалообразованные слои русского общества от народа. Народ продолжал жить в своейсистеме представлений, но при этом лишился притока новых идей. Образованныеслои пытаются нести народу просвещение по новому образцу, но просвещение естьне только свод и собрание положительных знаний.
Другими словами, впереди ставится ценность, котораяформирует культуру, является ее основой. В начале строительства социализмаположили в основание материальную базу, чтобы потом на ней развить более высокиедуховные ценности, так и строили все семьдесят лет до духовных ценностей недошли, но и саму базу не построили.
Культура — образование многослойное. Она соприкасается ссоциальной и природной реальностью; с правилами и рекомендациями,предписывающие конкретные формы поведения в конкретных ситуациях.
Культура — очень древняя и суровая, требующая от человекасильного самоограничения, репрессии своих личных индивидуальных целей в пользусоциальных групп и глобальных культурных ценностей. Без них нет культуры и нетобщества вообще. Модернизация в культуре идет постоянно, только интенсивностьее может возрастать и снижаться.
Типология культур строится на основании нескольких критериев.
Это: связь с религией (культуры религиозные и светские); региональнаяпринадлежность культуры (культуры Востока и Запада, средиземноморская,латиноамериканская); регионально-этническая особенность (русская, французская);принадлежность к историческому типу общества (культура традиционного,индустриального, постиндустриального общества); хозяйственный уклад (культура охотникови собирателей, огородников, земледельцев, скотоводов, индустриальная культура);сфера общества или вид деятельности (культура производственная, политическая,экономическая, педагогическая, экологическая, художественная и т.п.); связь стерриторией (сельская и городская культура); специализация (обыденная испециализированная культура); этническая принадлежность (народная,национальная, этническая культура); уровень мастерства и тип аудитории (высокая,или элитарная, народная, массовая культура) и др.
Любую национальную или этническую культуру можно отнести ккультурным типам. Термин «тип» предполагает, что национальныекультуры — русскую, французскую или китайскую — можно сравнивать и найти типичныечерты. К типам культуры относятся регионально-этнические образования, историческиеи хозяйственные. Высокая, или элитарная культура, народная культура и массоваякультура именуются формами культуры потому, что они представляют собой особыйспособ выражения художественного содержания. Высокая, народная и массоваякультура различаются набором приемов и изобразительных средств художественногопроизведения, авторством, аудиторией, средствами донесения до зрителейхудожественных идей, уровнем исполнительского мастерства.
Видами культуры мы будем называть такие совокупности правил,норм и моделей поведения, которые являются разновидностями более общей культуры
а) доминирующую (общенациональную) культуру, субкультуру иконтркультуру;
б) сельскую и городскую культуры;
в) обыденную и специализированную культуры.
Особого разговора требует духовная и материальная культура. Ихнельзя отнести к отраслям, формам, типам или видам культуры, поскольку этиявления сочетают в себе в разной степени все четыре классификационных признака.Духовную и материальную культуру правильнее считать комбинированными, иликомплексными образованиями, стоящими в стороне от общей концептуальной схемы. Ихможно называть сквозными явлениями, пронизывающими и отрасли, и типы, и формы,и виды культуры.
Разновидностями духовной культуры выступает художественная,а разновидностью материальной — физическая культура.
1.2 Ценностное ядра культуры
Новые концепции и идеологические структуры проходят оценку,проверку и отбор со стороны ценностного ядра культуры. Некоторые из них легко иорганично вписываются в контекст и принимаются общественным сознанием различныхгрупп, другие — «со скрипом», с бесконечными изменениями итрансформациями, а третьи отвергаются вообще. И если такие неприемлемыепредставления (и основанные на них нормативные формы) продолжают настойчивонавязываться людям, наступает ценностная реакция отторжения[1].
Это очень сильная эмоциональная реакция типа той, какуювыдает любой живой организм, например на ожог, — судорожный рывок споследующими агрессивно-защитительными действиями, взрыв моральных чувств (гнева,возмущения, боли, обиды).
С ценностями шутить нельзя, это вещь очень серьезная. Икогда нарушается ценностное ядро культуры, люди теряют смысл жизни, теряют себя.
Что же это такое — «ценностное ядро культуры», которое,оказывается, существует не где-то абстрактно, в культуре, а именно в нас самих?Начнем с основания, с того, что называется «человеческой природой».
Под человеческой природой можно подразумевать те чувства иимпульсы, которые свойственны человеку и недоступны животным, в то же время онипринадлежат человечеству в целом, а не отдельным его расам и эпохам. Это, в частности,симпатия и те бесчисленные чувства, в которые симпатия входит составной частью,например любовь, самолюбие, обида, тщеславие, героизм, а также ощущениесоциальной справедливости и несправедливости. Человеческая природа — не что-тосуществующее отдельно, в индивиде, это — групповая природа, или первичная фазаобщества. Человек с нею не рождается, ему прививает ее общество, а точнее,первичная группа.
Итак, социальная природа человека состоит, в свою очередь,из «чувств. Здесь нужно подчеркнуть, что в русском языке понятия „эмоция“и „чувство“ разведены слабо и иногда используются как синонимы. Но ванглийском языке, а также в романских понятие „эмоция“ закреплено запростыми переживаниями: страх, гнев, восторг...
К „чувствам“ же (сантиментам) относятся болеесложные психологические процессы: дружба, любовь, чувство чести. Они могутсопровождаться эмоциями, но сами, в своей основе таковыми не являются. Такимобразом, то, что мы привыкли в своем языке называть понятием „чувственного“,в этой системе будет отнесено скорее к эмоциональному и собственно „чувствам“в определенной степени как бы противостоит.
Привитие человеческой природы и есть воспитание в человекеспособности переживать „чувства“, или „сентименты“, которые- и это очень важно отметить — не замыкаются на самого человека, а обязательновключают другого. „Симпатия“, входящая в „сентимент“, — этоспособность сопереживать другим, сочувствовать (близко психологическому термину»эмпатия", под которым разумеется умение почувствовать другого изнутри,как бы войти в него). И «таким образом безличное не-я делается лицом,другим Я, то есть Ты» (П. Флоренский). Ты — не просто другой человек, Ты — это другой Я. Тут основа всякой морали: относись к ближнему, как к самому себе.
Чувства передаются от человека к человеку на основании любви.
Чувства эти не просто переплетены друг с другом, но в центреих всегда что-то находится, какой-то предмет, на который все они и направлены. принятоназывать эти предметы «ценностями».
Мы пытаемся осмыслять свои этнические ценности в чужой, заимствованнойсистеме понятий — в понятиях научной психологии, фрейдизма, западныхфилософских систем (поскольку своих философов, как правило, не знаем или знаемгораздо хуже, чем иностранных), западных политических структур и разного родасоциальных и культурных концепций, взятых из чужого общественного сознания.
В терминологии наших наук очень много понятий, попростукалькированных из чужих языков, они прочно вошли не только в научный язык, но ив язык общественного сознания, причем в последний они входят уже эмоциональноярко окрашенными.
Но альтернативной, собственной системы понятий в нашем языкене выработалось. Хомяков отлично осознавал опасность, подстерегающую человека,пытающегося описать какое-либо своеобразное этническое явление с помощьюзаимствованных из чуждой среды слов. Он вообще придавал языку очень большоезначение, считая, что через наше сознание язык влияет на мир и более всего — нареальность: «Дайте какой бы то ни было власти название иноземное, и всевнутренние отношения ее к подвластным изменятся и получат иной характер,который не скоро исправится. Назовите Святую Веру религией, и вы обезобразитесамое Православие»[2].
Осталось нераскрытым и неописанным одно из основных слов,которое славянофилам все-таки удалось сказать: «соборность». Какое-тоявление оно описывает, которое отчасти пересекается с «демократией» иимеет с ней какие-то общие элементы. Но в только что начавшей формироватьсяконцептуальной системе славянофилов равенства между этими понятиями нет,соборность имеет какие-то свои характеристики, о чем мы сейчас можем толькодогадываться по отдельным, разбросанным в разных работах замечаниям. А. Хомяков:«Желательно, чтобы сход решал дела приговором единогласным. Таков былиздревле обычай славянский… Если уже нельзя получить решение единогласное,лучше передать дело посреднику, излюбленному от всего схода. Совесть и разумчеловека, почтенного общим доверием, надежнее, чем игра в счет голосов»[3].
Нужно отнестись с уважением к тому, что было сделано до нас,«чтобы благочестие Сергия Радонежского, дерзновение митрополита Филиппа,патриотизм Петра Великого, геройство Суворова, поэзия Пушкина, Гоголя иТолстого, самоотвержение Нахимова, Корнилова и всех миллионов русских людей,помещиков и крестьян, богачей и бедняков, бестрепетно и бескорыстно умиравшихза Россию, были для тебя святынями. Ибо этими святынями творилась иподдерживалась Россия как живая соборная личность, как духовная сила» (П. Струве).
/>2. Особенности ифункции этнической культуры
2.1 Этническая культура
В современной науке этническая культура понимается каксистема определенных стереотипов, норм поведения членов данного этноса. В соответствиис адаптативно-деятельностным подходом, культура представляется как способдеятельности, система внебиологически выработанных механизмов, благодаря которымстимулируется, программируется и реализуется активность людей в обществе[4].
Именно подобное понимание культуры определяет ее выдвижение нароль одной из главных этнообразующих и этносохраняющих компонентов. Именно онодает основание считать, что этническая общность — это, прежде всего, общность,связанная определенной общей культурой в самом широком понимании этого слова.
Таким образом, этнос можно понимать (абстрагируясь от мысли,что под это определение подпадают и другие социальные группы) как общность, являющуюсяносителем определенной культуры. Но при этом культура представляется какфункционально обусловленная структура, имеющая внутри себя механизмы самосохранения,способствующие как адаптации своих членов к внешнему — природному икультурно-политическому окружению, — так и приспосабливанию внешней реальностик нуждам и потребностям представителей данного этноса.
Очевидно, что закрепление культурных моделей, их трансляция изпоколения в поколение происходит в процессе жизнедеятельности и, в первуюочередь, языкового общения членов этноса.
Одной из функций этнической культуры являетсяпсихологическая защита индивида. Каждый человек чувствует опасность, исходящуюизвне. Мир, который «во зле лежит», пробуждает ощущение тревоги. Чтобыдействовать в нем, человек должен, прежде всего, определить конкретныеисточники внешней опасности. Скажем, лес опасен не вообще как бесформенныйзеленый массив беспорядочно растущих деревьев, кустов и травы, а потому что внем живут хищные звери, ядовитые насекомые, потому что в нем можно заблудиться.Если предпринять меры предосторожности, то по лесу можно ходить и собиратьгрибы.
Для этого нужно знать:
1) что в лесу является источником опасности?
2) чего нельзя делать, чтобы не вызвать эту опасность насебя?
3) что надо сделать, чтобы ее преодолеть?
Сказанное относится и к миру в целом. Если окружающуюдействительность не рационализировать, то в ней невозможно осмысленнодействовать. Посредством этой рационализации человек добивается того, чтоощущение тревожности трансформируется в определенные образы, которыеконцентрируют в себе враждебность. Одновременно вырабатываются представления обобразе действия человека в мире, который бы был направлен на избежание ипреодоление опасности.
Мир большой, а человек маленький. Чтобы человек мог сделатьшаг вперед, он должен быть уверен в себе. Чтобы зайти далеко в незнакомый лес,человек должен либо иметь компас, по которому он сможет ориентироваться, либопомнить народные приметы, либо обладать необыкновенной интуицией, либо бытьуверенным, что на его ауканье кто-нибудь откликнется.
Таким образом, чтобы приступить к действию, человек должениметь хотя бы смутное представление о том, при каких обстоятельствах этодействие осуществимо, кто он такой, что может его совершить, какими качествамион должен для этого обладать (какие качества себе приписывать), в какихотношениях он должен находиться с другими людьми, нуждается ли он в их помощи,или он способен помочь себе сам, могут ли оказать ему помощь другие, какимобразом возможно совместное действие и какими качествами должен обладатьколлектив людей (состоящий из все тех же беспомощных и малосильных индивидов),чтобы решиться на действие?
Ответы, которые этническая культура дает на эти вопросы — это та призма, сквозь которую человек смотрит на мир, в котором должендействовать, основные парадигмы, определяющие возможность и условия действиячеловека в мире, вокруг которых выстраивается в его сознании вся структурабытия. В этом, прежде всего, и состоит защитная функция этнической культуры,являющаяся наиболее значимой из всех ее функций[5].
Благодаря ей человек получает такой образ окружающего, вкотором все элементы мироздания структурированы и соотнесены с самим человеком,так что каждое человеческое действие является компонентом общей структуры. Этносадаптируется к реальному миру тем, что всему в мире дает как бы свое название,определяет его место в мироздание.
Так формируется образ мира или то, что мы будем называтьэтнической картиной мира, поскольку образ мира является основополагающейкомпонентой культуры этноса и, следовательно, индивидуален для каждой культуры.
Главным стимулирующим фактором возникновения и развития этническойкультуры является необходимость адаптации людей к меняющимся внешним условиям ихсуществования, а также к условиям, создаваемым изменением элементов общественногопроизводства и социального взаимодействия, обусловливающих необходимостьизменения структурной организации всей системы в целом.
Соответственно, “культурогенез — это не единократное происхождениекультуры где-то в глубокой древности, а совокупность постоянно протекающихпроцессов в культурах всех времен и всех народов. Это один из типов социальной иисторической динамики существования и изменчивости культуры, заключающейся в непрерывномпорождении новых культурных феноменов наряду с наследованием и трансформацией прежних”[6].
При этом этнос обладает неким внутренним, не осознаваемым ниего членами, ни внешними наблюдателями, культурным стержнем, в каждом случае уникальным,который определяет согласованность действий членов этноса и обнаруживает себявовне через различные модификации культурной традиции, являющиеся выражениемнекоторого общего содержания.
Именно этот стержень (“центральная зона” культуры), по мнениюС.В. Лурье, является основой этничности. Т.е. не все культурные проявления данногонарода, а их внутреннюю, инвариантную, бессознательную часть следует рассматриватькак этнообразующую. Соответственно, изменение под влиянием иной культуры каких-тоотдельных культурных манифестаций данного народа еще нельзя воспринимать как проявлениеего культурной ассимиляции до тех пор, пока не затронут стержень этническойкультуры, его “центральная зона".
Что же представляет собой этот “центр” этнической культуры? С.В.Лурье предлагает понимать под “центральной зоной культуры” этноса его адаптационно-деятельностныемодели, способствующие постоянной адаптации человека и всего этноса кокружающему миру[7].
Формирование этих моделей начинается с первых шагов человекапо освоению мира. Первым ощущением, которое должно было возникать у каждогочеловека, было чувство опасности, исходящей извне, из мира, таящего в себемассу опасностей.
Чтобы действовать в нем, человек должен был, прежде всего, определить:конкретные источники внешней опасности; то, что нельзя делать, чтобы не навлечьэту опасность на себя; то, что надо сделать, чтобы ее преодолеть; то, в какихотношениях он должен быть с другими людьми; то, нуждается ли он в их помощи; то,каким образом возможно совместное действие и какими качествами должен обладать коллективлюдей (состоящий из таких же беспомощных и малосильных индивидов), чтобы решитьсяна действие.
Если окружающую действительность не рационализировать такимобразом, то в ней невозможно осмысленно действовать. Структурирование же мира создаетпризму, через которую человек видит мир и себя в нем. В этом и заключаетсясамая значимая функция этнической культуры — адаптативная.
Этнос адаптируется к реальному миру тем, что всему в миредает как бы свое название, определяет его место в мироздании”. Так создается основополагающаякомпонента этнической культуры — этническая картина мира, т.е. некоторое связноепредставление о бытии, присущее членам данного этноса. Картина мира этносаможет и должна претерпевать со временем определенные изменения, чтобы соответствоватьизменяющимся объективным условиям жизни народа. Но при изменении этническойкартины мира, неизменными оказываются лишь логически необъяснимые, принятые в этническойкартине мира за аксиому, блоки. На их основе этнос выстраивает новые и новыекартины мира, обладающие наибольшими адаптативными свойствами в данный период егосуществования
Эти стабильные блоки этнической картины мира, традиции, культуры- этнические константы и являются инвариантным центром этнической культуры. Возвращаяськ вопросам о возможности и формах ассимиляции этнической культуры, мыопределяем их следующим образом.
В современной науке процесс ассимиляции культуры — один из частныхслучаев конвергентного развития культур — получил название аккультурации, под которойпонимается процесс приближения суммы культурных элементов, присущих одной этническойобщности, к культуре другой этнической общности[8].
При этом правильнее было бы, вероятно, говорить о том, что ассимилируетсяне сама этническая культура, а конкретные ее носители. Культура народа защищенасамой ее природой. Условие успешной аккультурации сформулировала М. Мид,которая установила, что восприятие новой культуры происходит только в том случае,если у обеих контактирующих этнических культур существовал общий прототип. В противномслучае, по ее наблюдениям, никакая культурная ассимиляции или культурный отборневозможен.
Мы полагаем, что наблюдение С.В. Лурье о том, что любаякультурная черта может уступить место другой, заимствованной из другойкультуры, только в том случае, если она не является существенной частью функциональноговнутриэтнического конфликта[9].
То есть она не ведет к культурной дисфункции, а такжевписывается в это положение: заимствование такой культурной черты, которая бы смоглаадекватно заменить в роли новой этнической константы утраченный элементфункционального внутри этнического конфликта, может быть произведено, на нашвзгляд, только из культуры очень близкого народа, возникновение и развитиекоторого протекало в очень схожих внешних исторических условиях.
Соответственно, ассимиляционные процессы, как правило, предполагаютне трансформацию культуры народа, а усвоение его отдельными представителямиэлементов чужой культурной системы и утрату своей исконной.
/>2.2 Этническая основарусской культуры
Всякая дифференцированная культура неизбежно заключает всебе две обязательные части, которые образно можно назвать верхом и низомздания данной культуры. Под низом мы понимаем тот запас культурных ценностей,которым удовлетворяют свои потребности наиболее широкие слои национальногоцелого, так называемые народные массы. Поскольку эти ценности создаются в самойсреде народных масс, они сравнительно элементарны и не носят на себе резкогоотпечатка индивидуального творчества. Когда же некоторые из них проникают внизы из верхов, они в силу самой этой миграции неизбежно слегка обезличиваютсяи упрощаются, приспособляясь к общему контексту других ценностей исключительнонижнего происхождения. Несколько иной характер носят верхи культурного здания.
Культурные ценности нижних слоев способны удовлетворитьдалеко не всякого представителя данного народа. Многие, не удовлетворяясьформой той или иной общепринятой ценности, стараются усовершенствовать ее,приспособив к своим личным вкусам. Может статься, что в таком измененном видеэта ценность окажется почему-либо недоступной для широких слоев населения, нопридется по вкусу тем частям национального целого, которые в каком-либоотношении занимают в этом целом господствующее положение. В таком случае этаценность попадает в запас «верхов» культуры[10].
Таким образом, ценности «верхнего запаса» создаютсялибо самими господствующими частями национального целого, либо для этих частейи отвечают всегда более утонченным потребностям, более требовательным вкусам. Вследствиеэтого они всегда сравнительно сложнее и менее элементарны, чем ценности нижнегозапаса.
Поскольку, с одной стороны, отправной точкой для созданиятой или иной ценности верхнего запаса может явиться какая-нибудь ценностьзапаса нижнего, а с другой стороны, сами народные массы постоянно вводят в свойбытовой обиход ценности, заимствованные в упрощенном виде из верхнего запаса,можно сказать, что в нормальной культуре между верхом и низом всегда существуетизвестный обмен и взаимодействие. Обмен этот увеличивается еще и потому, чтосама господствующая часть национального целого не есть величина неизменная ипостоянная.
Она является «господствующей», лишь пока обладает«престижем», т.е. способностью вызывать подражание, как в прямомсмысле, так и в смысле «симпатического подражания» — почтения иповиновения. Но с течением времени «престиж» может утратиться иперейти к какой-нибудь другой социальной группе, прежде принадлежавшей скорее книзам, и тогда эта новая аристократия вынесет с собой на верхи культурногоздания многие ценности из нижнего запаса.
Помимо этого внутреннего культурного взаимодействия верхов инизов, каждая из этих частей данного культурного целого питается изаимствованиями извне, из культур иноземных. При этом может случиться, что тотиноземный источник, из которого черпают культурные ценности данные верхи, несовпадает с тем иноземным источником, который питает соответствующие низы. Еслизаимствованные ценности не противоречат общему психическому облику данногонационального целого и при усвоении органически перерабатываются, то в силуестественного внутреннего взаимодействия между культурными верхами и низамиснова устанавливается известная равнодействующая. Но такой равнодействующейможет и не установиться, в каковом случае между верхами и низами образуетсякультурный разрыв и национальное единство нарушается. Это всегда свидетельствуето том, что источник иноземного влияния слишком чужд данной национальной психике.
Размышляя над русской культурой, мы должны, прежде всего,отдать себе точный отчет в этнографическом характере ее низов и верхов и яснопредставить себе связь ее частей с другими иноплеменными культурами.
Основным элементом, образовавшим русскую национальность,безусловно, был элемент славянский. О древнейшем облике наших славянскихпредков мы можем составить себе некоторое представление лишь по данным языка. Какизвестно, «общеславянский праязык», к которому восходят всеславянские языки, есть один из потомков «общеевропейского праязыка», восстанавливаемогонаукой при помощи сравнительного изучения всех его потомков. Теперь уже давнооставлен взгляд на этот индоевропейский праязык как на нечто вполне однородное.Все лингвисты согласны с тем, что в праязыке уже существовали различия междудиалектами, причем с течением времени эти различия, все усиливаясь, привели кокончательному распаду праязыка и превратили отдельные его диалекты всамостоятельные языки.
Говорить, что общеславянский праязык есть потомокиндоевропейского праязыка, значит утверждать, что в этом последнем существовалособый «праславянский» диалект, превратившийся с течением времени вособый самостоятельный язык. Особенности этого праславянского диалекта,отличавшие или сближавшие его с другими диалектами индоевропейского праязыка,могут быть восстановлены наукой; это и есть то самое древнее, что мы можемзнать о предках славян.
Все, что мы знаем о диалектах индоевропейского праязыка,позволяет нам утверждать, что праславянский диалект вместе с наиболее к немублизким прибалтийским/> занимал некоторое срединноеположение. На юге к нему примыкали диалекты прииллирийские и прафракийские, оченьмало нам известные. На востоке праславянский диалект соприкасался с однороднойгруппой праиндоиранских диалектов, объединенных целым рядом деталейпроизношения, грамматики и словаря. Наконец, на западе славяне граничили сгруппой западноиндоевропейских диалектов (прагерманским, праиталийским/> и пракельтским), которые представляли собой гораздоменее однородное целое, чем диалекты праиндоиранские, но все же были объединеныдруг с другом не представляют такого детального сходства в области запасаподобных несамостоятельных словечек, столь характерных и важных для каждогоязыка. Это позволяет предполагать особенно тесную связь между праславянскими ипраиндоиранскими диалектами. Среди прочих общих этим двум диалектическимгруппам элементов словаря много таких слов, которые по своему значению легкомогли быть заимствованы одним диалектом у другого.
Эти слова глубоко характерны. Целый ряд из них относится ктерминологии религиозной. В качестве таких обычно приводят (вслед зафранцузским ученым Мейе) слав, богъ, святъ (где я по-русски из «малого юса»),слово, которые сопоставляются с древнеиранскими baga, spenta, sravah. Замечательно,что здесь имеется совпадение именно славянского и иранского (без участияиндийского; балтийские языки из этих трех слов знают лишь второе). Здесьуместно вспомнить, что индоевропейское слово deiwos, имеющее во всех другихязыках значение «бог» (лат. deus, древнеинд. devas, древнеисландск. tyr,мн. ч. tiwar и т.д.), в славянских и иранских языках обозначает злое мифологическоесущество: авес-тийск, daevo, новоперс. dev (cp. Asmodev), древнеpyccк, дивъ (в«Слове о полку Игореве»), южнослав. дива «ведьма», самодива,далее дивий, дивъ «дикий, варварский». Для иранцев это изменениезначения обычно объясняется реформой Заратуштры (Зороастра), который, признавединственным истинным богом Ахуру Мазду (Ормазда), всех прочих богов объявилдемонами, так что самый термин daevo получил значение «демон», а«бог» стал обозначаться другими словами (в том числе и baga).
Надо думать, что предки славян так или иначе принималиучастие в той эволюции религиозных понятий, которая у их восточных соседей,праиранцев, в конце концов, привела к реформе Заратуштры. При таких условияхвесьма вероятным становится предположение A. Meillet о тождестве славянскогоглагола с авестийским varavaiti, означающим тоже «верить», но имеющимпервоначально значение «выбирать», так как, по учению Заратуштры,истинно верующий есть тот, который сделал правильный «выбор» междудобрым богом (Ормаздом) и злым (Ариманом) [11].При таком сходстве религиозной терминологии праславянского и праиндоиранскогодиалектов особое освещение получают и некоторые другие специальные совпадениясловарей обоих диалектов.
Так, оказывается, что славянское зоветъ, зъвати имеетпараллель кроме балтийских языков еще только в индоиранском, гдесоответствующий глагол особенно употребителен в техническом значении «призватьбога». Слав, находит более или менее точную параллель лишь в древнеперсидском:вспомним, что «о здравии» чаще всего молятся. Слав боятися кромелитовского языка встречается еще только в древнеиндийском: в общем контекстерелигиозной терминологии и это слово укладывается без труда. Интересныесоображения возникают при размышлении над тем фактом, что славянский шуй «левый»находит параллель лишь в индоиранских языках: суеверное отношение к левойстороне достаточно известно, точно так же, как обычай обозначать «страшное»понятие особыми словами (так называемые словарные табу). В общем, можносказать, что среди специальных совпадений праславянского словаря спраиндоиранским термины, так или иначе связанные с религиозными переживаниями,представляют значительный процент.
Совершенно иной характер носят специальные совпадения праславянскогоязыка с западноиндоевропейским. Таких совпадений может быть и больше, чем спраиндоиранским, но среди них, прежде всего, нет тех интимных словечек, вродесоюзов, предлогов и проч., которые играют такую видную роль в повседневномязыке. Решительно преобладают слова с техническим значением, имеющие отношениек хозяйственной жизни: из существительных — слмя, зрьно, брашьно, ллха «гряда»,яблъко, прася «поросенок», бобъ, секыра, шило, трудъ, из глаголов — сляти,ковати, плести, слщи «сечь, высекать, отсекать» — имеют точныепараллели кроме балтийских языков лишь в языках кельтских, италийских игерманских.
Прилагательное добръ (нем. tapfer, лат. faber из европ. dhabros)первоначально было лишено этического смысла и обозначало чисто техническую«добродетель» — ловкость, приспособленность к известной работе. Старымсоциальным бытом веет от слов гость (нем. Gast, лат. hostis), мльна, длъгъ«долг», известных лишь славянам, италийцам и германцам, может быть, иот слова дльль «делить, удел, надел», имеющего точную параллель лишьна германской почве (нем. Teit). Остальные слова, встречающиеся лишь у славян изападных индоевропейцев, менее характеры, так как обозначают предметы внешнейприроды, причем их общность объясняется общими географическими условиями (море,мъхъ «мох», дроздъ, оса, сръшенъ «шершень», ельха «ольха»,ива, слверь), либо части тела (лядвея, брада); обе эти категории представлены ив запасе славяно-индоиранских совпадений (слав, гора — авестийск. gairl,дневнеинд. giri, слав, грива, уста, елась — древнеинд. griva «шея», oshtha«рот», авестийск. varesa «волос»).
Весьма вероятно, что праславянские диалекты кроме связей свостоком и западом имели и специальные связи с югом, с диалектамипрафракийским, праиллирийским, во всяком случае, с тем диалектом, из которогопозднее развился албанский язык. К сожалению, албанский язык, в том виде, вкаком он дошел до нас, представляется языком сильно смешанным: в его словареэлементы иноземные (романские, греческие, турецкие и новославянские) решительнопреобладают над туземными, которых осталось совсем мало. Языки древнихфракийцев и иллирийцев нам почти совсем неизвестны. Таким образом, о характересвязи праславянских диалектов с их южными соседями мы ничего определенного незнаем.
К концу индоевропейской эпохи, т.е. к тому моменту, когдапраславянский диалект обособился в самостоятельный язык, славянам предстоялопроизвести выбор между направлениями связи с востоком, югом и западом. Мывидели, что «душой» славяне тянулись к индоиранцам, «телом», в силу географических и материально-бытовых условий, — к западныминдоевропейцам. Первое время после окончательного обособления общеславянскогопраязыка от прочих ветвей индоевропейской семьи предки славян довольно долгопродолжали испытывать сильное влияние западных индоевропейцев, окончательно ужеразделившихся на три лингвистические особи: германцев, кельтов и италийцев (позднеероманцев).
Древнейшие германские и романские элементы, вошедшие кобщеславянский праязык, по тем категориям значения, к которым они относятся,ничем не отличаются от тех лексических элементов, которые и раньше были общимиу праславянских диалектов с празападноиндоевропейскими. Это главным образомпредметы хозяйственные, термины, относящиеся к торговле и государственномубыту, наконец, названия оружия. Позднее к этим словам присоединяются и терминыхристианской религии, приходящие к славянам первоначально довольно кружнымпутем — от греков и римлян через германцев (црькы, пость) или через романцев (крижъ,крьстъ, коумъ), еще позднее — прямо от греков.
Наконец, по окончании этой эпохи общеславянского единстваславяне разделяются на более мелкие группы — западную, южную и восточную,каждая из которых воплощает как бы особую «ориентацию».
Культурная физиономия славянства, таким образом, была предрешенас самого начала, еще тогда, когда предки славян являлись лишь частью общеймассы индоевропейцев и говорили еще на диалекте общеиндоевропейского праязыка. Ужетогда срединное положение этих племен вызвало в них тенденции к связи то свостоком, то с западом, то с югом. Позднее эти тенденции дифференцировались всвязи с дифференциацией самого славянства, и в результате каждая из ветвейславянства сохранила за собой о дну из этих тенденций[12].
Западные славяне примкнули к романо-германскому миру. Правда,этот мир не смотрел на них как на вполне полноправных членов своего семейства. Западныеславяне подвергались онемеченью и истреблению. Когда-то эти славяне занималивсю восточную половину современной Германии, вплоть до Эльбы и до Фульды (вГессене); теперь же от всей этой массы западных славян остались только Польша,Чехия и небольшой островок лужичан, окруженный немцами. И все же, несмотря натакое незавидное положение западных славян в романо-германском мире и на то,что вполне своими их не считали, они довольно органически усвоилиромано-германскую культуру и по мере сил участвовали в ее развитии. Умственномуперевороту, ознаменовавшему собой начало так называемой новой истории романо-германскогомира, в значительной мере способствовала деятельность двух западных славян — чехаЯна Гуса и поляка Николая Коперника.
Южные славяне вошли в сферу влияния Византии и вместе сдругими племенами Балканского полуострова участвовали в создании особойбалканской культуры, эллинистической в своих верхах, а в низах не поддающейсяболее детальному этнологическому определению, ввиду того, что роль отдельныхэтнических элементов, ее создавших, до сих пор еще недостаточно изучена. Усвоениедуха византийской культуры и здесь шло органически, по крайней мере до началашовинистических происков греческих «фанариотов» (уже в эпохутурецкого владычества), стремившихся заменить это органическое усвоение исвободное сотрудничество механическим подчинением.
У восточных славян культурные ориентации носили гораздоменее определенный характер. Не соприкасаясь непосредственно ни с одним изочагов индоевропейской культуры/>, они могли свободновыбирать между романо-германским «Западом» и Византией, знакомясь стем и другим главным образом через славянское посредство. Выбор был сделан впользу Византии и дал первоначально очень хорошие результаты. На русской почвевизантийская культура развивалась и украшалась. Все получаемое из Византииусваивалось органически и служило образцом для творчества, приспособлявшего всеэти элементы к требованиям национальной психики. Это относится особенно кобласти духовной культуры, к искусству и религиозной жизни.
Наоборот, все получаемое с «Запада» органически неусваивалось, не вдохновляло национального творчества. Западные товарыпривозились, покупались, но не воспроизводились. Мастера выписывались, но не стем, чтобы учить русских людей, а с тем, чтобы выполнять заказы. Иногдапереводились книги, но они не порождали соответствующего роста национальнойлитературы. Мы имеем в виду, разумеется, лишь общие штрихи, а не детали. Исключенийиз общего правила было, конечно, очень много, но в общем все византийское,несомненно, усваивалось в России легче и органичнее, чем все западное. Напраснобыло бы объяснять все это одним лишь суеверным мизонеизмом. В самом этом «суеверии»было инстинктивное ощущение репульсии к романо-германскому духу, сознание своейнеспособности творить в этом духе. И в этом отношении восточные славянеявлялись верными потомками своих доисторических предков — тех носителейпраславянского диалекта индоевропейского праязыка, которые, как показываетизучение словаря, не чувствовали духовной близости к западным индоевропейцам ив духовном отношении ориентировались на Восток.
У западных славян эта психическая особенность была подавленаблагодаря долгому непосредственному общению с германцами, у восточных же онаусугубилась отчасти, может быть, благодаря антропологическому смешению сугрофиннами и тюрками.
Такое положение дела резко изменилось благодаря реформеПетра Великого. С момента этой реформы русские должны были проникнутьсяромано-германским духом и творить в этом духе. Из предыдущего явствует, что кспешному выполнению этой задачи русские были органически неспособны. Идействительно, если Россия до Петра Великого по своей культуре могла считатьсячуть ли не самой даровитой и плодовитой продолжательницей Византии, то послеПетра Великого, вступив на путь романо-германской ориентации, она оказалась вхвосте европейской культуры, на задворках цивилизации. Некоторые основныедвижущие факторы европейской духовной культуры (например, европейскоеправосознание) русскими верхами усваивались плохо, народом совсем неусваивались.
Отсутствие некоторых первостепенно важных дляроманогерманцев психологических способностей давало себя чувствовать на каждомшагу. И потому-то число настоящих вкладов русского гения в «сокровищницуевропейской цивилизации» осталось ничтожным по сравнению с массойиностранных культурных ценностей, непрерывно механически пересаживаемых нарусскую почву. Попытки органической переработки романо-германских культурныхценностей и выявления самобытного индивидуального творчества в рамкахопределенной европейской формы в России делались неоднократно, особенно вобласти духовной культуры.
Однако только исключительно гениальным личностям удавалосьсоздавать в этих рамках ценности, приемлемые не для одной России, а и для«Запада», и явный, подавляющий перевес был всегда на сторонепростого, почти механического перенимания и подражания. Следует заметить, что,когда какой-нибудь русский талант или гений пытался, оставаясь в рамкахевропейской культуры, дать что-нибудь национально-самобытное, он большею частьювводил в свое творчество чуждый романо-германскому миру византийский, «русский»или «восточный» (особенно в музыке) элемент.
Благодаря этому настоящий романогерманец приемлет русскоетворчество как экзотику, которой можно любоваться издали, не сливаясь с ней ине переживая ее. Вместе с тем с точки зрения подлинной самобытности такаясмешанная ценность тоже не вполне приемлема, и чуткий русский человек всегдаощущает в ней некоторую фальшь. Фальшь эта — отчасти от неправильного пониманиярусской стихии («дюрюсс»), отчасти от несоответствия между формой исодержанием.
В конце концов, несмотря на все усилия русской интеллигенции(в широком смысле этого слова), две пропасти, вырытые Петром Великим, одна — междудопетровской Русью и послепетровской Россией, другая — между народом иобразованными классами, остаются незаполненными и зияют до настоящего времени. Дажечуткая душа великих художников неспособна была перекинуть мост через этипропасти, и музыка Римского-Корсакова все-таки принципиально отличается отподлинной русской песни, точно так же, как живопись Васнецова и Нестерова — отподлинной русской иконы.
Так обстоит дело с верхним этажом здания русской культуры. Русскиекультурные верхи всегда жили культурными традициями, рецепированными сначала отВизантии, потом — с романо-германского Запада, более или менее органическиперерабатывая эти традиции. Правда, переработанные верхами иноземные традициипроникали и вниз, в народ. Особенно сильно проникли в народную массу традициивизантийского, восточного православия, окрасившие всю духовную жизнь народа вопределенный тон, но это восточное православие, соприкоснувшись с народнойрусской стихией, настолько преобразовалось, что специфически византийские чертыв нем сильно потускнели. Западная культура в народную массу проникала гораздослабее, не затрагивая глубин народной души. Поэтому рецепция романо-германскойкультуры и вызвала между верхним и нижним этажом здания русской культуры такуюпринципиальную несоразмерность, которой не было, когда верхи реципироваликультуру византийскую[13].
Но византийскими и романо-германскими традициями неисчерпывается культурный или этнографический облик русской народной стихии. Врусском образованном обществе распространено убеждение, что своеобразные чертыэтого облика являются «славянскими». Это неверно. Та культура (всмысле общего запаса культурных ценностей, удовлетворяющих материальные идуховные потребности данной среды), которой всегда жил русский народ, сэтнографической точки зрения представляет собой совершенно особую величину,которую нельзя включить без остатка в какую-либо более широкую группу культурили культурную зону. В общем, эта культура есть сама особая зона, в которуюкроме русских входят еще угро-финские «инородцы», вместе с тюркамиВолжского бассейна. С незаметной постепенностью эта культура на Востоке иЮго-Востоке соприкасается с культурой «степной» (тюрко-монгольской) ичерез нее связывается с культурами Азии.
На Западе имеется тоже постепенный переход (через белорусови малороссов) к культуре западных славян, соприкасающейся с романо-германской,и к культуре балканской. Но эта связь со славянскими культурами вовсе уже нетак сильна и уравновешивается сильными связями с Востоком. По целому рядувопросов русская народная культура примыкает именно к Востоку, так что границаВостока и Запада иной раз проходит именно между русскими и славянами, а иногдаюжные славяне сходятся с русскими не потому, что и те и другие славяне, апотому, что и те и другие испытали сильное тюркское влияние.
Эта особенность русской стихии сказывается ярко в народномхудожественном творчестве. Значительная часть великорусских народных песен (втом числе стариннейших, обрядовых и свадебных) составлена в так называемойпятитонной или индокитайской гамме, т.е. как бы в мажорном звукоряде спропуском IV и VII степеней/>.
Эта гамма существует (притом в качестве единственной) утюркских племен бассейна Волги и Камы, далее у башкир, у сибирских «татар»,у тюрков русского и китайского Туркестана, у всех монголов. По-видимому, этагамма некогда существовала и в Китае: по крайней мере, китайская теория музыкипредполагает ее существование, и принятая в Китае нотация основана на ней/>.
В Сиаме, Бирме, Камбодже и Индокитае она господствует исейчас. Таким образом, в данном случае мы имеем непрерывную линию, идущую сВостока. На великороссах эта линия обрывается. У малороссов пятитонная гаммавстречается лишь в очень редких старинных песнях, у прочих славян отмеченыединичные случаи ее применения, у романцев и германцев ее нет вовсе, и толькона крайнем северо-западе Европы, у британских кельтов (шотландцев, ирландцев ибретонцев) она опять выступает. В ритмическом отношении русская песнь тожесущественно отличается не только от романо-германской, но и от славянских, хотябы, например, совершенным отсутствием трехдольных ритмов (ритма вальса илимазурки). От Азии русскую песнь отделяет то, что большинство азиатов поют вунисон. Но русская песнь в этом отношении представляет собой переходное звено: голосоведениерусского хора полифоническое, песни унисонные нередки, а запевало в известныхкатегориях хоровых песен даже обязателен.
Такое же своеобразие представляет и другой вид ритмическогоискусства — танцы. Романо-германские танцы отличаются обязательной наличностьюпары — кавалера и дамы, танцующих одновременно и держащихся друг за друга, чтодает им возможность производить ритмические движения одними лишь ногами, причемсамые эти движения (па) и у кавалера и у дамы одинаковы. В русских танцахничего подобного нет. Пара необязательна, и даже там, где танцуют двое, этидвое не принадлежат непременно к разным полам и могут танцевать и неодновременно, а по очереди, во всяком случае, не держась друг за друга руками. Благодаряэтому ритмические движения могут производиться не одними ногами, но и руками иплечами.
Движения ног у мужчины иные, чем у женщины, ихарактеризуются переступами каблука и пальцев. Замечается стремление кнеподвижности головы, особенно у женщины. Движения мужчины определенно не предуказаны,и предоставляется большой простор импровизации в рамках определенного ритма; движенияженщины представляют собой стилизованную походку. Плясовой мотив являетсякороткой музыкальной фразой, ритм которой достаточно отчеканен, но дает большойпростор вариационной разработке. Все эти особенности встречаются и у восточныхфиннов, у тюрков, монголов, у кавказцев (впрочем, на Северном Кавказе естьтанцы и парные, при которых танцующие держатся друг за друга) и у многих других«азиатов».
В отличие от романо-германских танцев, в которых постоянноеприкосновение кавалера к даме при бедности технических средств самого танцавносит определенный сексуальный элемент, русско-азиатские танцы носят скореехарактер состязания в ловкости и в ритмической дисциплине тела. Участие зрителей,инстинктивно притоптывающих, присвистывающих и вскрикивающих, еще повышаетритмический пафос.
В Европе только испанцы знают нечто подобное, но, по всейвероятности, это объясняется и у них восточным (мавританским и цыганским) влиянием.Что касается до славян, то они в отношении хореографического искусства непримыкают к России; только болгарская рученица воспроизводит до известнойстепени русско-азиатский тип, несомненно, под восточным влиянием.
В области орнамента (резьба, вышивка) великорусская народнаякультура имеет свой самобытный стиль, который через малороссов связывается сБалканами, а через утро-финнов — с востоком. В этой области имелись,по-видимому, довольно сложные перекрестные влияния, которые предстоит ещевыяснить путем научного анализа. К сожалению, наука об орнаменте до сих пор невышла из зачаточного состояния и не выработала сколько-нибудь целесообразныхприемов классификации, которые позволяли бы устанавливать объективное родстворазных орнаментов между собой. Поэтому невозможно определить, в чем именнозаключается отличие русского орнамента от западнославянского иромано-германского, хотя это отличие тем не менее чувствуется довольно ярко.
В области народной словесности великороссы представляютсявполне оригинальными. Стиль русской сказки не встречает параллелей ни у Романо-германцев,ни у славян, но зато имеет аналогии у тюрков и кавказцев. Восточно-финскиесказки в отношении стиля находятся вполне под русским влиянием. Русский эпос посвоим сюжетам связан и с туранским востоком, и с Византией, а отчасти и сромано-германским миром. Но по форме он вполне оригинален, во всяком случае, необнаруживает никаких западных черт. В формальном отношении можно говорить лишьо довольно слабой связи с балканским славянством и о довольно сильной связи состепным ордынским эпосом.
О материальной культуре русского народа можно сказать лишьто, что от культуры степных кочевников она, естественно, очень отличается и чтоона скорее связана с западно- и южнославянскими культурами[14].Но одно все-таки несомненно: в отношении материальной культуры большинствофинских народов (кроме бродячих и кочевых) представляют с великороссами как быединое целое. К сожалению, детальных этнографических исследований в областиотдельных сторон народного русского материального быта до сих пор было оченьмало. Преобладали дилетантские работы. К стыду нашему, мы должны признать, чтоматериальная культура финских инородцев, особенно благодаря трудам финляндскихэтнографов, изучена куда лучше. Роль угро-финского и восточнославянскогоэлементов в создании того типа культуры, который можно назвать русско-финским,остается не вполне выясненной. Полагают, что в области рыболовной техникивлияющей стороной были угро-фины, а в области постройки жилища — восточныеславяне. В русско-финском костюме есть несколько характерных общих черт (лапти,косоворотка, женский головной убор), неизвестных романогерманцам и славянам (лаптисуществуют у литовцев). Но происхождение всех этих элементов до сих пор ещенельзя считать вполне выясненным.
Таким образом, в этнографическом отношении русский народ неявляется исключительно представителем славянства. Русские вместе с угро-финнамии с волжскими тюрками составляют особую культурную зону, имеющую связи и сславянством и с туранским Востоком, причем трудно сказать, которые из этихсвязей прочнее и сильнее. Связь русских с туранцами закреплена не толькоэтнографически, но и антропологически, ибо в русских жилах, несомненно, течет,кроме славянской и угро-финской, и тюркская кровь.
В народном характере русских, безусловно, есть какие-тоточки соприкосновения с туранским Востоком. То братание и взаимное понимание,которое так легко устанавливается между нами и этими азиатами, основано на этихневидимых нитях расовой симпатии. Русский национальный характер, впрочем,достаточно сильно отличается как от угро-финского, так и от тюркского, но в тоже время он решительно непохож и на национальный характер других славян. Целыйряд черт, которые русский народ в себе особенно ценит, не имеет никакогоэквивалента в славянском моральном облике.
Наклонность к созерцательности и приверженность к обряду,характеризующие русское благочестие, формально базируются на византийскихтрадициях, но, тем не менее, совершенно чужды другим православным славянам искорее связывают Россию с неправославным Востоком. Удаль, ценимая русскимнародом в его героях, есть добродетель чисто степная, понятная тюркам, нонепонятная ни романогерманцам, ни славянам.
Своеобразие психологического и этнографического обликарусской народной стихии должно быть принято во внимание при всяком построенииновой русской культуры[15].Ведь эта стихия призвана быть нижним этажом здания русской культуры, и длятого, чтобы такое здание было прочно, нужно, чтобы верхняя часть постройкисоответствовала нижней, чтобы между верхом и низом не было принципиальногосдвига или излома. Пока здание русской культуры завершалось византийскимкуполом, такая устойчивость существовала. Но с тех пор, как этот купол сталзаменяться верхним этажом романо-германской конструкции, всякая устойчивость исоразмерность частей здания утратилась, верх стал все более и более накренятьсяи наконец рухнул, а мы, русские интеллигенты, потратившие столько труда и силна подпирание валящейся с русских стен неприлаженной к ним романо-германскойкрыши, стоим в изумлении перед этой гигантской развалиной и все думаем о том,как бы опять выстроить новую крышу, опять того же, романо-германского образца.
Эти планы следует решительно отвергнуть. Чтобы прочноутвердиться на русской почве, верхи русской культуры, во всяком случае, недолжны быть специфически романо-германскими. Возврат к византийским традициям,конечно, невозможен. Правда, тот единственный уголок русской жизни, та частьздания русской культуры, в которой византийские традиции не были вполневытеснены «европеизацией» — русская православная церковь, — оказаласьпоразительно живучей и во время общего крушения не только не рухнула, но вновьприняла свою исконную форму, перестроившись опять по образцу, унаследованномуиз Византии. В будущем византийский элемент русской культуры, исходя именно изцерковной традиции, может быть, даже будет усиливаться. Но думать о полномпереустройстве русской жизни на старых византийских началах в их чистом виде,конечно, невозможно.
И не потому только, что два с половиной века усиленнойевропеизации не прошли для России бесследно, но и потому, что даже в XVII веке,когда патриарх Никон решил усилить византийский элемент русской жизни иприблизить русское благочестие к его византийскому образцу, этот образецзначительной частью русского народа уже был воспринят как нечто иноземное ивызвал раскол. Позднее тот же раскол обратил острие своего протеста противевропеизации. В русском расколе с тех пор воплощается стремление русскойнародной стихии к самобытной культуре, направленное, может быть, по ложномупути и обреченное заранее на неудачу, вследствие того, что оно имеет лишь низы,но не имеет культурного верха. Но в путях раскола все-таки чувствуетсяпроявление здорового национального инстинкта русской стихии, протестующейпротив искусственно надетого на нее чужого культурного верха. И потому-то такзнаменательно, что Емельян Пугачев, стоя под знаменем старообрядчества,отвергающего «поганых латинян и лютеров», не находил ничегопредосудительного в объединении с башкирами и прочими представителями не толькоинославского, но даже иноверного туранского Востока.
В этих подсознательных симпатиях и антипатиях русскойнародной стихии и надо черпать указания для постройки здания русской культуры. Мыисповедуем восточное православие, и это православие сообразно со свойстваминашей национальной психики должно занять в нашей культуре первенствующееположение, влияя на многие стороны русской жизни. Вместе с верой мы получили изВизантии много культурных традиций, которые в старину сумели творчески развитьи приспособить к нашим, русским. Пусть работа в этом направлении будет продолжаться.Но этим дело не исчерпывается. Нельзя все уложить в византийские рамки. Мы невизантийцы, а русские, и для того, чтобы русская культура была вполне «нашей»,нужно, чтобы она была теснее связана с своеобразным психологическим иэтнографическим обликом русской народной стихии. И тут-то надо иметь в видуособые свойства этого облика. Много говорили о том, что историческая миссияРоссии состоит в объединении наших «братьев» славян.
При этом обычно забывали, что нашими «братьями» (еслине по языку и по вере, то по крови, характеру и культуре) являются не толькославяне, но и туранцы, и что фактически Россия уже объединила под сенью своейгосударственности значительную часть туранского Востока. Опыты христианизацииэтих «инородцев» до сих пор были очень мало удачны. И следовательно,для того, чтобы верхи русской культуры находились в соответствии с особымположением этнографической зоны русской стихии, необходимо, чтобы русскаякультура не исчерпывалась восточным православием, а выявила бы и те черты своейосновной народной стихии, которые способны сплотить в одно культурное целоеразнородные племена, исторически связанные с судьбой русского народа. Это неозначает, конечно, чтобы лапти или пятитонная гамма непременно сделалисьнеотъемлемой принадлежностью верхов русской культуры.
Предсказывать и предписывать конкретные формы появляющейсяновой русской культуры вообще невозможно. Но все же отличие верхов от низовдолжно определяться не тяготением к двум различным этнографическим зонам, астепенью культурной разработки и детализации элементов единой культуры. Русскаякультура в смысле завершения культурного здания должна вырастать органически изоснования русской стихии.
Заключение
Каждая этническая культура имеет свои особенности, и этиособенности могут выражаться в самых разных вещах. Каждая этническая культураимеет свою собственную логику и только исходя из этой логики, можно объяснить,что для данной культуры имеет принципиальное значение (и либо никогда неизменяется, либо меняется лишь в особых случаях), а что второстепенно и можетлегко модифицироваться.
По мере дальнейшего развития человеческого обществапроисходит известное разделение культуры данного народа на культуру народныхмасс, трудящихся и на культуру господствующих классов. Вместе с тем происходити усложнение самой культуры, особенно той ее части, которая присущагосподствующим классам.
Традиционная культура российских этносов, благодаря своимважнейшим характеристикам, обладает непреходящим общечеловеческим значением. Вусловиях России она закрепила наиболее значимые материальные и духовныедостижения народов, выступила хранителем их духовно-нравственного опыта, ихисторической памятью. Особенные этнические формы существования общезначимыхценностей, специфические способы их накопления и сохранения, приемы и методы ихпередачи последующим поколениям должны стать объектом пристального изучения состороны философов, историков, этнографов и т.д.[16].
Общее и особенное специфическим образом сочетаются вэтнической культуре. Традиционные ценности содержат мысли, знания, пониманиежизни в единстве с народным опытом, настроем, чаяниями, целевыми устремлениями.Отличительной чертой этнической культуры как механизма, осуществляющего процесснакопления и воспроизводства общечеловеческих ценностей, является то, что онаопирается не на силу закона, а на общественное мнение, массовые привычки,общепринятый вкус.
Традиционная культура предлагает нам важнейшие нравственно-этические,эстетические и даже политико-правовые нормы и ценности, могущие служитьрегуляторами повседневного поведения российского народа. Бесспорно, чтоизменились конкретно-исторические условия жизнедеятельности, разрушенатрадиционная экономическая основа, сформировавшая традиционные представления,но сохранилась их регламентирующая сила. Задумки и действия наших современниковво многом определяются именно традиционными представлениями о таких важнейшихценностях как долг и честь, старшинство и молодость, благородство исправедливость, добро и зло, добродетель и порок, красота и безобразие,комическое и трагическое, должное и неприемлемое и т.д.
Новейшие ценности и нормы размыты, они еще не сформировались.Об их усвоении и принятии массовым сознанием и говорить не приходится. Сегоднянедопустимо списывать традиционные регуляторы поведения людей, содержащиеся вэтнической культуре, в архив, отказываться от них. Необходима определеннаятеоретическая обработка и практическая поддержка того традиционного, что непротиворечит провозглашаемым программным социальным установкам и служитфактором стабилизации общества.
Некоторые радетели приоритета общечеловеческих ценностейпротивопоставляют им традиционные этнические ценности и принципы, что связано снепониманием взаимосвязи общего и особенного, которые существуют только вединстве, как моменты всякого отдельного.
Общечеловеческое представлено в этническом и традиционном. Традиционнаякультура имеет в качестве своей составляющей общечеловеческие ценности, толькоздесь они представлены в особенной, этнической форме. Модернизацию этническойжизни не следует представлять как приобщение ко всему западному и отказ оттрадиционных ценностей. Хотя и традиционное не означает неприкосновенное. Традиционныеформы жизни сами изменчивы, подвижны. Общие ценности и ориентиры, которыхдоселе не было в устоявших формах, должны обрести этнически приемлемыеочертания и стать традиционными. Модернизация ряда стран дает нам яркий образецсохранения и плодотворного использования традиционного в целях социальногопрогресса[17].
Этническая культура России многообразна как по сущности исодержанию, так и по формам проявления. На протяжении многих веков народы накапливалии передавали последующим поколениям необходимые нравственные, трудовые,художественные, политические и другие ценности. Традиционная культура впитала всебя такие важнейшие нормы общечеловеческой морали, как гуманность идостоинство, честь и совесть, долг и справедливость, почет и уважение,милосердие и сострадание, дружба и миролюбие и т.д.
Такие различные формы этнической культуры, как традиции,обряды, обычаи, ритуалы, кодексы чести, совести и порядочности и пр. выполняютфункцию носителей общезначимых ценностей. Традиции требуют от каждого бытьдостойным звания «человек», то есть быть честным и благородным поотношению к окружающим, верным дружбе и данному слову, сострадательным кслабым, больным и престарелым, милосердным и великодушным. Для настоящегочеловека нет более значимой проблемы, чем усвоение и соблюдение требованийнеписаных кодексов чести, совести и благородства. Нарушение народного кодекса,нравственное падение, потеря человеческого облика традиционно осуждаются вэтнической культуре как зло, порок недостойный человека, позорящий род, этнос вцелом.
Список использованной литературы
1. Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. — М., 2000.
2. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология. — М.: 2000.
3. Белик А.А. Культура и личность: Психологическая антропология. Этнопсихология.Психология религии. — М.: 2001.
4. Волков Ю.Г., Мостовая И.В. Социология. Учебник. — М.: Гардарики, 20041. — 432 с.
5. Ионин Л.Г. Социология культуры. — М., 2004.
6. История культурологии: идеи и судьбы. — СПб., 2002.
7. Каган М.С. Философия культуры. — СПб., 2002.
8. Коган Л.Н. Социология культуры. Учебное пособие. — Екатеринбург, 2003.
9. Культура: теории и проблемы. Учеб. Пособие для студентов и аспирантовгуманитарных специальностей /Т.Ф. Кузнецова, В.М. Межуев, И.О. Шайтанов и др. — М.: Наука, 2004.
10. Лебедева Н. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. — М.: 2002.
11. Левит С.Я. Культурология как интегративная область знаний // Культурология.ХХ век. Антология. — М.: 2003.
12. Лурье С.В. Историческая этнология. Учебное пособие для вузов. — М.: АспектПресс, 2003. — 448 с.
13. Морфология культуры. Структура и динамика / Г.А. Аванесова, В.Г. Бабакова,Э.В. Быкова и др. Учебное пособие для вузов. — М.: Наука, 2005. — 286 с.
14. Садохин А.П. Этнология: Учебный словарь. — М.: 2003.
15. Садохин А.П., Грушевицкая Т.Г. Этнология.2-е изд., перераб. и доп. — М.:2003.
16. Семенов Ю.И. Предмет этнографии (этнологии) и проблема его соотношения спредметом социальной антропологии // Наука о культуре и социальная практика: антропологическаяперспектива. Сб. науч. чтений / Под общей ред. Ю.М. Резника. — М.: Изд-во ИКАР,2004.
17. Соколов Э.В. Культурология. Очерки теорий культуры. Пособие для старшеклассников.- М., 2003.
18. Социально-экономическая и соционормативная культура. Сводэтнографических понятий и терминов. — М.: 2005.
19. Стефаненко Т. Этнопсихология. — М., 2001.
20. Тавадов Г.Т. Этнология. Словарь-справочник. — М.: 2003.
21. Флиер А.Я. Массовая культура и ее социальные функции // Общественныенауки и современность. — 2003, № 6.
22. Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. — М.: 2004.
23. Человек и общество. (Культурология) Словарь-справочник. — Ростов-на-Дону:2002.
24. Этногpафические исследования pазвития культуpы. — М.: 2004.
25. Этнография / Под ред. Ю.В. Бромлея, Г.Е. Маркова. — М.: 2003.
26. Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. — М.: 2001.
27. Этнологический словарь / Арутюнов С.А. и др. — М.: 2002, Вып.1. Этнос. Нация.Общество.