БЕЛОРУССКИЙГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Историческийфакультет
Русскоязычныйпоток
Кафедравсемирной истории
Новогои новейшего времени
«ФРАНКО-ГЕРМАНСКИЕОТНОШЕНИЯ В 1871–1875 ГГ. «ВОЕННАЯ ТРЕВОГА»»
Курсоваяработа
студента 2 курса
Лешкович Евгений Игоревич
Введение
Темой длясвоей курсовой работы я избрал такую важную проблему, как «военная тревога» – обострениеотношений между Германской империей и Францией в 1871–1875 гг. Значимостьэтой темы доказывает то обстоятельство, что в решении проблем, поставленныхперед Европой стремлением Германии добить в максимально короткий срокобескровленную Францию, участвовали (в той или иной степени) все великиедержавы того времени – Россия, Австро-Венгрия, Великобритания. Изучение темыдает большую пищу для размышления об основных внешнеполитических принципахвеликих держав в 70-е годы XIX столетия. Знание фактов, связанных с разгораниеми ликвидацией «военной тревоги», позволяет лучше ориентироваться в вопросахстроительства коалиций накануне Первой мировой войны (а отрицать значимостьПервой мировой войны, понятно, едва ли возможно). По сути, эта самая Перваямировая война вполне могла разгореться на 40 лет раньше, так как, повторюсь,какие-то принципы будущего блочного деления Европы были заложены именно впериод умиротворения Германии. Так, Россия фактически впервые всерьезсблизилась с Францией, Австро-Венгрия открыто продемонстрировала свое тяготениек Германии, Великобритания подтвердила верность внешнеполитическому принципубаланса сил на континенте и т.д.
70-е годы XIX века были временемрезкого обострения политических отношений между, казалось бы, благополучными ицивилизованными державами. При этом источником агрессии была одна из самыхуспешных стран – Германская империя. «Военная тревога» была преодолена за счетудачного сотрудничества стран, не желавших дать агрессору «карт-бланш» нарешение своих интересов. В первую очередь следует выделить действия России и ееканцлера Горчакова, жестко стоявшей на страже государственных интересовФранции, которые, что явственно следует из моей работы, отчетливо перекликалисьв тот момент со стратегическими интересами самой России. Между тем,продемонстрировать хотя бы такую же сплоченность и помешать агрессору уже в ХХвеке европейские государства не смогли, надеясь на постепенное удовлетворениеаппетита Гитлера и его клики, в чем жестоко просчитались. В свете последнихсобытий в мире (требование Китаем пересмотра границы с Россией, открытыезаявления США о скором нападении на Афганистан и т.д.) вопросы грамотногосотрудничества внешнеполитических ведомств разных стран, и в первую очередь –великих держав, приобретают особое значение. В этом я вижу актуальность своейработы.
Задачей своейработы мне видится рассмотрение процесса становления германской агрессивнойвнешнеполитической доктрины, доказательство стремления Бисмарка к повторномувторжению во Францию, изучение международного положения тех лет и детальноерассмотрение мер, не позволивших в конечном итоге германским планампретвориться в жизнь.
При написанииработы я столкнулся с отсутствием работ на тему «военной тревоги» вотечественной историографии. Наиболее близкой по теме к моей курсовой работойявляется труд замечательного историка Л.М. Шнеерсона «Франко-прусскаявойна и Россия: из истории русско-прусских и русско-французских отношений в1876–1871 гг.». Там Шнеерсон анализирует внешнеполитическую ситуацию,сложившуюся в Европе по окончании франко-прусской войны 1870–1871 гг.Обращается там также внимание на экономические связи России состранами-противницами в этой войне. Тем не менее, понятно, что саму «военнуютревогу» Шнеерсон не рассматривает.
Значительноеместо в своей фундаментальной работе «Бисмарк. Политическая биография» отводитвопросу «военной тревоги» такой советский исследователь, как В.В. Чубинский.Он достаточно подробно анализирует факты провокации французов со стороныГермании, дает оценку политики Бисмарка на этом этапе, обращает отдельноевнимание на роль России в решении конфликта. Однако работа Чубинского страдаетоднобоким взглядом на многие вопросы, продиктованные безоглядному следованиюмарксистской идеологии и ее материалистическому взгляду на историю. Кроме того,на Чубинского очевидно влияло предубеждение, которое имели советские историки кличности Бисмарка, считая его чуть ли не предтечей Гитлера, что, естественно,не имеет ничего общего с реальным положением вещей.
Интереспредставляют и работы, посвященные анализу исследуемых мною событий с точкизрения российского канцлера Горчакова. Здесь я выделил бы работу В. Лопатникова«Пьедестал. Время и служение канцлера Горчакова». В ней присутствует взвешеннаяоценка международного положения России, ее основных внешнеполитических целей ироли России в решении столь сложной международной проблемы, как явная агрессияГермании против южных соседей.
Из советскойисториографии следует также выделить работы Ерусалимского А.С. «Бисмарк.Дипломатия и милитаризм» и Галкина И.С. «Создание Германской империи».
В немецкойисториографии, понятно, присутствует несколько иная оценка деятельностиБисмарка и вообще «военной тревоги» 1874–1875 гг. Надо сказать, что кнашему дню уже практически нет историков, которые бы в той или иной степени непризнавали желания Бисмарка осуществить повторное вторжение во Францию. Тем неменее, некоторые из них (к примеру, Андрес Хильгруббер) настаивают на том, чтовторжение не планировалось в 1874–1875 гг., что концентрация войск имобилизация были своеобразной акцией устрашения. Э. Людвиг не отрицаетстремления Бисмарка, но делает акцент на реваншистских манифестах и провокацияхсо стороны Франции, в какой-то степени повторяя вслед за Бисмарком тезис онеобходимости нанесения превентивного удара перед лицом опасности от Франции.Английский историк Алан Палмер (который, впрочем, не уделил данному периодузначительного места в своей работе «Бисмарк») считает виновным в нагнетаниистрастей исключительно «Железного канцлера».
Выбраннаямною тема довольно неплохо обеспечена источниками. Причем речь идет обисточниках разных типов. В работе использовались и разного рода законодательныеакты (например, акт об объявлении Германской империи от 18 января 1871 года), имемуарная литература (в основном представленная трехтомником Отто фон Бисмарка«Мысли и воспоминания»). Период снабжен рядом эпистолярных источников, какдипломатическая переписка Бисмарка. Ряд материалов мемуарного плана оставилканцлер Горчаков. Интерес также представляет изучение прессы того времени, которая(особенно в Германии) являлась не просто отображением событий, но и ихнепосредственным участником. Отдельно следует выделить ряд музейных экспонатов(например, во Франкфуртском музее немецкой истории), а также хорошуюобеспеченность темы иллюстративным материалом.
Исходя извышеприведенных тезисов можно сделать следующие выводы:
– избраннаямною тема актуальна и обладает научной значимостью;
– теманедостаточно хорошо изучена в историографии. Так сложилось, что как правило онаоставалась на периферии интересов историков, связанных с изучением политикиБисмарка в комплексе, либо акцентировавших внимание на политике других стран(например, России) в этот период. Кроме того, практически никто (за исключениемЧубинского) не обращал внимание на нарстание напряженности в регионе, наразного рода политические провокации и т.д.
– Проблемаобладает достаточно полной источниковой базой, причем источники встречаютсявсех видов: от законодательных до музейных экспонатов.
1.Парижская коммуна и окончание франко-прусской войны
В результатевойны 1870–1871 года Франция была полностью разгромлена. Уже к началу 1871 годакатастрофа была очевидной, боеспособных частей у французского командованияпочти не осталось, пребывающий в ужасе перед столь стремительным падением ещевчера, казалось, незыблемой империи народ требовал мира. В осажденном Парижепрошло несколько опасных восстаний, грозящих перейти в настоящую социальнуюреволюцию. В этой ситуации правительство генерала Ж.Л. Трошю вступило всрочные переговоры с германским командованием. 26 января 1871 годаправительство подписывает акт о капитуляции Парижа, 28 января – о перемирии. Анезадолго до этого, 18 января 1871 года, в Зеркальном зале Версальского дворцапрошла церемония, на которой всему миру было объявлено об образовании нового государства– Германской империи [1].
В февралеправительство вместо генерала Трошю возглавляет известный политический деятель,уже несколько раз бывший премьером во времена Июльской монархии – Луи Адольф Тьер.Будучи реальным политиком, Тьер понимал, что продолжение военных действийозначает лишь ужесточение в будущем статей мирного договора, и за кровь каждогонемецкого солдата Франция заплатит лишними миллионами франков в качествеконтрибуции и понесет тяжелые территориальные потери. Поэтому Тьер вступает впереговоры с немецким командованием и уже 26 февраля подписывает в Версалепредварительный мирный договор [2]. Параллельно Тьер отчаянно пытается хотя бына время консолидировать противоположные политические лагеря переднеобходимостью, во-первых, добиться более-менее приемлемых условий мира отГермании, и, во-вторых, начать эффективное возрождение Франции, безпреувеличения, лежащей в руинах. Тьеру удалось временно объединить усилия самыхразных партий, инициировав заключение так называемого Бордосского договора.Выступая в Бордо, Тьер назвал себя республиканцем (на деле же его монархическиевзгляды были широко известны в обществе) и пообещал, что республиканцы «могутсчитать его своим». Между тем, орлеанисты считали Тьера своим еще со времен егоплодотворной политической работы на благо Июльской монархии. Что до легитимистови бонапартистов, то для них Тьер представлял собой меньшее из зол, будучи всеже не радикальным республиканцем, и не являясь закоренелым орлеанистом. Добившиськомпромисса, Тьер начал проводить меры по спешной нормализации жизни в стране.Однако именно эти меры и породили масштабное выступление в Париже.
Чтобы понятьсуть событий, получивших в истории название «Парижской коммуны», необходимоподробнее рассмотреть причины, ее породившие. Итак, во время первых пораженийфранко-прусской войны было объявлено о создании так называемой Национальнойгвардии, куда мог вступить любой человек. Офицеры гвардейцами выбирались прямымголосованием. Каждому гвардейцу полагалось жалованье. Естественно, что подобныеусловия, вкупе с еще не до конца прошедшим патриотическим подъемом 1870 года,привлекло в гвардию множество солдат. Численность Национальной гвардии в оченьскором времени перевалила за 300 тысяч человек [3].
После паденияПарижа 26 января национальная гвардия, в отличие от регулярной французскойармии сохранила оружие: как ни настаивал Бисмарк на полном разоружении парижан,Жюль Фавр прямо объявил о том, что не видит способа разоружить гвардейцев.Вооруженность гвардейцев была отдельно прописана даже в 7-й статье договора окапитуляции [4].
Между темситуация в стране, даже после подписания предварительного мирного договора сГерманией, ухудшалась. Разразился мощный экономический кризис. На его фонегвардейцы (в принципе, уже ненужные) продолжали исправно получать своежалованье и пользоваться пайком. Неудивительно, что Тьер и его команда первымделом начали реформистскую деятельность именно по отношению к Национальнойгвардии. Был издан декрет о том, что остаться в рядах Национальной гвардиимогут только те, кто документально может подтвердить бедность и отсутствиеработы, на которую мог бы вернуться. Так число гвардейцев сократилось сразу натреть, но зато теперь в их числе стали явно преобладать радикальные элементы(среди которых уже вели активную работу специально приехавшие в Париж Бланки инекоторые сторонники Прудона).
Черезнекоторое время бордосское правительство стало подготавливать окончательноеуничтожение Национальной гвардии как структуры. Главным начальником гвардии былназначен известный бонапартист генерал Орель де-Паладин. Планы правительствастали очевидны для гвардейцев, которые с семьями составляли едва ли не большинствонаселения Парижа. А 10 марта правительство пошло на откровенное обострениеотношений с парижанами, издав декрет о необходимости уплаты всех долгов повекселям в двухдневный срок [5]. В условиях тотальной безработицы, разрухи ибедности это было невозможно. Причем декрет этот бил уже не только по беднейшимпарижанам (они в подавляющем большинстве не имели чем оплатить своизадолженности за проживание на квартирах и могли остаться без крова), но и поторговым кругам, по буржуазии, рисковавших остаться без последних с трудомнакопленных сбережений, торговых лавок и т.д. Национальная гвардия, такимобразом, превращалась в последнего защитника парижан, что также подталкивалоправительство к скорейшей ее ликвидации.
15 марта Тьерприбыл в Париж (а правительство, по одному из декретов, было перенесено вВерсаль) и приказал овладеть артиллерией национальной гвардии, прикрывавшейПариж со стороны Монмартра. Сделать это быстро и незаметно не удалось из-занедостаточного количества лошадей. Занимавшийся этой операцией отряд регулярнойармии вскоре был атакован гвардейцами. Не имевшие никакой охоты умирать заправительство солдаты перешли на сторону гвардейцев, для пущей убедительностисобственноручно расстреляв своих командиров: генералов Леконта и Тома. Впринципе, Национальная гвардия не участвовала в этих злодеяниях, но Тьер впанике бежал в Версаль, приказав там собрать все верные правительству войска иобъявив Париж вне закона.
Париж сталфактически отдельным государством в государстве. Власть в этом государстве взялв свои руки Центральный комитет. Одним из первых декретов этого комитета былопредложение всем французским округам и административным центрам организовыватьсобственные коммуны, не подчиняющиеся центру. 26 марта состоялся референдум, накотором большинство горожан высказалось за Коммуну (правда, не решительноебольшинство: 160 тысяч против 60, что составляет примерно 72,5%) [6]. Наосновании этого голосования было принято решение об образовании Совета коммуны,куда вошли 78 человек. Подавляющим большинством это были коммуналисты: 20бланкистов, 19 представителей международной ассоциации, представители самыхразных социалистических фракций. Несмотря на, казалось бы, цельный видеологическом отношении состав совета, на деле он представлял собою образец жуткойанархии, где не могли решаться никакие вопросы о серьезной социальной политике.По воспоминаниям самих коммунаров, большинство членов совета представляли собой«агитаторы и горлопаны без знания истории и людей» [7]. Даже симпатичные вцелом люди могли не пройти в совет из-за их партийной принадлежности, неподдерживавшейся большинством. Совет распался на три большие группы –коммунистов, прудонистов и якобистов – и, не имея общей платформы, так и непринял никаких сколь-нибудь значимых социальных законов. 19 апреля была издана«Декларация к французскому народу», где опять же нет ничего выходящего за рамкиобычной бульварной агитации и пропаганды. «Декларацию» никак нельзя называть программнымдокументом Парижской коммуны [8].
Впрочем,некоторые законопректы, разумеется, совет коммуны принимал. В основном ониимели популистский характер. Так, были запрещены вычеты из заработной платы,был определен минимальный размер жалованья для лиц, находящихся в услужении.Было принято неоднозначное решение о приоритете при получении подрядов от городарабочих организаций перед частными предпринимателями. 16 апреля был изданДекрет, по которому производительным ассоциациям передавались все промышленныеорганизации, покинутые владельцами. Кроме того, был принят целый ряд секуляризационныхмер. Были попытки ввести республиканский календарь. Символом Парижской коммуныстал красный флаг [9].
Разумеется,версальское правительство Тьера совершенно не собиралось смотреть сквозь пальцына происходившее в столице. Правительственные войска готовились к решительномунаступлению. Причем для правительства быстрая победа над коммунарами была нужнаи для возможности скорейшего заключения окончательного мира с Германией. Надосказать, что задачу версальцам серьезно облегчили сами коммунары. Очевидно, онирассчитывали на массовое движение революционной идеи по стране, на быстрое образованиево всех важнейших городах подобных коммун и легкое свержение версальскогоправительства. Ничем иным, на мой взгляд, нельзя объяснить халатность, с которойотнеслись к обороне Парижа коммунары. Достаточно сказать, что они так и незаняли основной форт Парижа, имевший славу неприступного Мон-Валерьян.Командующим войсками коммуны был назначен Люллье, ранее бывший морским офицероми, очевидно, не имевшим представления даже об основных аспектах стратегиисухопутной войны. Кроме того, сохранились указания не самый безупречныйморальный облик главнокомандующего, всерьез злоупотреблявшего спиртным.
2 апрелясостоялась первая незначительная стычка между версальцами и коммунарами. Сразувойна приняла жесточайший, бескомпромиссный характер. 6 апреля Коммуна издает«декрет о заложниках», по которому любое лицо, заподозренное в сношениях сВерсалем, становилось заложником парижского народа. Если становилось известно орасстреле коммунаров правительственными войсками (а расстрелы эти, особенно наначальном этапе войны, были нередки), то любые трое заложников (выбирались онипо жребию) также расстреливались. Главнокомандующего Люллье вскоре заменилигенералом Клюзере, также не сумевший проявить свои военные таланты. КомендантомПарижа был избран приехавший на помощь Коммуне поляк Домбровский, пожалуй,Самый способный участник Коммуны с военной точки зрения.
Незадолго доначала военных действий коммунарам удалось захватить форты Исли, Ванв, Монруж,Бисетр и Венсенн. Это означало то, что в руки Коммуны переходят все хранившиесятам военные запасы, а также около 400 пушек. Это было серьезное дополнение куже имевшимся 1200-м артиллерийским орудиям. Кроме того, захвачена былааммуниция и значительное количество винтовок Шуазена. Все это вполне могло быпривести к победе Коммуны, если бы ей удалось оперативно привлечь под своикрасные знамена народ парижских окрестностей и, в перспективе, поднять массовоеантиправительственное движение во всей Франции (а поводов для недовольстваправительством у французов хватало – вспомнить хотя бы вышеупомянутоетребование выкупа векселей за два дня). Но коммунары не смогли консолидироватьсядаже для выработки программы Коммуны, которую они обсуждали 22 дня и издали ужетогда, когда Коммуна агонизировала. Париж был полностью осажден 130-тысячнымвойском генерала Мак-Магона. В техническом отношении (а именно в ведениифортификационных работ) Мак-Магон на голову превосходил малоактивного Клюзере,которого вскоре заменили на Росселя. Бывшего артиллерийского офицера. Но и этоуже не могло спасти коммунаров. Главные форты Парижа один за одним переходили вруки версальцев. 21 мая они вступили в Париж. Началась тяжелейшая восьмидневнаяуличная война, где уже не могло сказаться превосходство версальцев втехническом отношении и в артиллерийских орудиях. Борьба постепеннопревратилась в настоящую резню. Интересно, что ближе к концу этой кровавойнедели боев коммунары приступили к исполнению приказа об уничтожении с помощьюподжога каждого дома, который они вынуждены были покинуть.
28 мая весьПариж был в руках правительственных войск [10]. Начались массовые судебныепроцессы против участников Коммуны. Судили не только непосредственныхучастников коммунального движения, с оружием в руках противостоявшихверсальцам. судили также простых граждан, которые, по формулировке военныхсудов, «бездействием своим не мешали федералистам» (за идею создания федерацииКоммун так называли в официальных донесениях коммунаров. Да и теперь название«федералисты» употребляется в западной историографии). Всего было осужденооколо 13 000 человек. Половина из них была сослана, 21 человек (поофициальным данным) был приговорен к расстрелу. На деле же всех, кого брали соружием в руках, расстреливали без суда и следствия. Число таких расстрелянныхгенерал Мак-Магон определял в 15 000 человек, генерал Аппер – в 30–35тысяч [11].
10 мая 1871года во Франкфурте-на-Майне был заключен мирный договор, окончательноозначавший завершение войны между Францией и Германией. По большому счету,Франкфуртский мир являлся более разработанной вариацией первоначального версальскогодоговора от 26 февраля. Так, Франция уступала Германии Эльзас и Лотарингию, аместные жители получали право до 1 октября 1872 года переселиться во Францию.Франция согласилась уплатить огромную контрибуцию размером в 5 миллиардовфранков, причем был разработан специальный порядок ее уплаты: 500 миллионов ужечерез месяц после ратификации мира, миллиард в 1871 году, 500 миллионов в 1872году, остальные три миллиарда – не позднее 1874 года (причем с учетомнабежавших к тому времени процентов). Отличием Франкфуртского мира отверсальского прелиминарного договора являлось также решение оставить немецкийвоенный контингент на территории Франции до тех пор, пока «восстановлениепорядка во Франции не даст точную гарантию исполнения возложенных на Франциюобязательств». Понятно, что под обязательствами германское руководство в первуюочередь понимало выплату в срок контрибуций [12]
2. ВзаимоотношенияГерманской империи и Франции в 1871–1874 гг.
Точнымраспорядком выплаты столь значительной контрибуции в столь короткий срок(обратим внимание, что на 1871 год – самый тяжелый для побежденной страныпервый год после окончания разрушительной войны – в конечном итоге приходитсяаж полтора миллиарда франков!) Бисмарк наглядно продемонстрировал желание недать Франции возможности подняться с колен. Обращало на себя внимание такжеявное стремление немецкого командования ни в коем случае не выводить полностьювойска с территории Франции. В «Мыслях и воспоминаниях» Бисмарк будет объяснятьподобные действия боязнью возрастания реваншистских настроений в средефранцузского истеблишмента. Тем не менее, ясно, что, если бы «Железный канцлер»так уж боялся будущей угрозы со стороны Франции, то едва ли стоило унижатьФранцию таким разгромом и последующим разграблением, которое происходило ужепосле войны в виде выплаты контрибуций. Кроме того, даже статья в Манифесте обобъявлении Германской империи от 18 января 1871 года уже (хотя военные действияформально еще не были завершены) уже объявляет Францию самым главным источникомпотенциальной опасности для новообразованной Империи [13].
Такимобразом, представляется необходимым взглянуть на ситуацию под несколько инымракурсом: не было ли доведение Франции до состояния новой войны непосредственнойцелью правительства Бисмарка? Для лучшего понимания этого вопроса следует,пожалуй, обратить внимание на сложившуюся к 1871 году внешнеполитическуюобстановку на европейском континенте. Итак, мы можем выделить пять великихдержав – Великобританию, Германскую империю, Российскую империю, Австро-Венгриюи Францию, причем последние две находятся в состоянии восстановления сил, в тойили иной мере подорванных поражениями в войнах с Германией (понятно, чтоФранции досталось больше, но в ней и объективных кризисных явлений по сравнениюс Австро-Венгрией было на порядок меньше). Италию я пока не склоненрассматривать как великую державу, ибо она только-только завершила своеобъединение, выцарапав у обескровленной Франции Рим, да и вообще сэкономической и военной точки зрения пока не в состоянии конкурировать свышеперечисленными державами (что, к примеру, доказывают легкие победыавстрийцев, уже потрепанных немцами, над итальянской армией в 1866 году). Темне менее, нельзя не учитывать Италию как потенциального союзника той или инойдержавы (а в данный момент, в свете удачного сотрудничества с Пруссией –союзника Германии). США пока не оказывают значительного влияния на континентальнуюполитику.
Итак,активных игрока три – Британия, Россия, Германия. Но Британия уже достаточнодавно проповедует политику «блестящей изоляции», по возможности не вмешиваясь вдела на континенте, и зорко следя за краеугольным принципом своей внешнейполитики – за соблюдением баланса сил в Европе. Такая неактивная политика,основанная во многом на самолюбовании Англии, в итоге привела как раз таки кобратным результатам, ибо равенство в Европе было нарушено разгромом поочередноАвстрии и Франции со стороны Германии. При этом в Германии, в принципе, никто ине скрывал милитаристского характера Второго рейха, направленного натерриториальную экспансию и завоевание политического и экономическогогосподства в Западной Европе (особо горячие головы предлагали установитьгосподство и над Европой восточной, но Бисмарк отчетливо понимал невозможностьв ближайшее время схватки с Россией, да и надобности в том в свете дружелюбныхотношений между государствами не было).
Следует такжеотметить то, что как раз в это время начинают проявляться результаты стоившеготак много нервов и усилий Бисмарку пять лет назад действия по предотвращениюпобедного марша прусских войск по австрийской столице – Вене. Оправившаяся отпоражения внешнего и пережившая кризис внутренний, вылившийся в преображениеавстрийской монархии в дуалистическую, Австрия постепенно вновь переходила нарельсы сотрудничества с этнически (да и политически) близкой Германией. Правда,если проанализировать ситуацию глубже, возникает впечатление, что иного выходау австрийцев и не было – понятно, что аппетиты Германии следующими будутнаправлены именно на «Полное Объединение Великого Германского Народа», чтобудет означать агрессию против Австрии. При этом реальных союзников наконтиненте (на Англию можно рассчитывать только с точки зрения какой-нибудьдипломатической ноты) нет, а с Россией – глубокая вражда из-за балканскоговопроса, да и вероломство австрийцев во время Крымской войны 1853–1856 вПетербурге еще не было забыто.
Такимобразом, проанализировав внешнеполитическую ситуацию, сложившуюся к 1871 годудля Германской империи, мы четко видим, что на пути к единоличному господству вконтинентальной Западной Европе для Бисмарка стояла только Франция. Поэтому,зная политические методы и стиль мышления Бисмарка, нетрудно предположить, чтовызывающие статьи Франкфуртского договора, огромная контрибуция, фактическоенеучастие немецких частей в подавлении Парижской коммуны являются звеньями однойцепи, направленной на удушение Франции как государства, или хотя бы навыведение ее из активной политики на как можно больший срок, измеряющийся негодами, а десятилетиями. Недаром на территории Франции остаются германскиевойска, недаром контрибуция должна быть уплачена в почти нереально короткийсрок, недаром Бисмарк через своего посла фон Арнима делает практически всевозможное, чтобы лишить Францию двух промышленных областей (Эльзас иЛотарингия) – целью Германии является разжигание новой войны в максимальноблизкое время, чтобы окончательно уничтожить Францию и подорвать на долгие годыее экономическую и военную мощь [14]. К слову, учитывая невысокое мнение главыгенштаба Мольтке об англичанах как солдатах, скорее всего, выведение изполитической жизни Франции могло бы являться для Бисмарка не только рецептом от«кошмара коалиций», но и проходным билетом для вступления в потенциальную полномасштабнуювойну с Россией без опаски получить в тылу второй фронт.
Доказательствомвышеприведенных тезисов может являться вся последующая политика Бисмарка и егокабинета. Любопытно, что Бисмарк в приватной беседе уже в 1871 году роняеттакую фразу: «Следует признать, что независимо от своего этнического составанаселение Эльзас-Лотарингии не хочет присоединения к Германии. Надо терпеливопреодолевать их антипатию к Германии. Уверен, что она будет преодолена» [15].Таким образом, сам Бисмарк понимает, что Эльзас-Лотарингия будет в скоромвремени превосходным поводом для Франции к войне, понимает, что в самом Эльзасеи Лотарингии в ближайшее время могут возникнуть разного рода восстания. Однако,скорее всего, сам он этого и добивается с целью в своем стиле объявить ихинспирированными извне и нанести последний удар по самой Франции.
Обращалосьвнимание выше, что Бисмарк достаточно неоднозначно относился к Парижскойкоммуне, в том смысле, что, будучи убежденным консерватором, практически невмешивался в ход событий, предоставляя самим французам борьбу с «заразой». Вэтом, на мой взгляд, можно усмотреть не только желание ослабить Францию вдомашних столкновениях, но и некий политический расчет. Действительно, если бывся Франция была раздроблена на ряд мелких коммунистических федераций, которыепри этом не скрывали бы желания распространить свой строй на как можно большуютерриторию, то объявление такому государству войны рассматривалось быпросвещенной Европой как священный долг. Ну и победа была бы облегчена – навоенных способностях коммунаров я сделал подробный акцент в первой главе. Темне менее, этот расчет Бисмарка, будучи довольно прозрачным, был, очевидно,разгадан профессиональным историком Тьером, изо всех сил гнавшим скорейшуюразвязку коммунарской проблемы.
Тем не менее,сам Тьер и его республиканское правительство также вполне удовлетворял канцлераБисмарка как потенциальный (а в скором времени и реальный) лидер французского государства,равно как и республиканский строй новой Франции. Дело в том, что на французскомреспубликанизме с его несомненным увлечением социалистическими идеями можно былоиграть, рассчитывая оторвать от Франции ее традиционных (Россия) и потенциальных(Англия) союзников. Собственно, этот тезис не является лишь авторскимумозаключением – летом 1871 года Бисмарк публикует призыв к европейскимправительствам о заключении союза с целью совместной борьбы против социализма.В свете последних событий (всего пару месяцев назад сложила оружие Парижскаякоммуна) это был камешек во французский огород [16].
Итак, именнос лета 1871 года я бы начинал датировку политической борьбы, развязаннойБисмарком с целью провокации не восстановившейся Франции на реванш.
Достаточнонеожиданно для всех, Франции удалось в максимально короткие сроки восстановитьэкономику и промышленность. Страна быстро поднималась пусть и не на прежний, нона достаточно высокий уровень. Важнейшим обстоятельством было то, что всеконтрибуции за 1871 год (а это, как мы помним, полтора миллиарда франков) былиуплачены точно в срок и в соответствии со всеми условиями, выдвинутыми воФранкфурте немецким правительством. Недовольство Бисмарка вызывал также фактявного патриотического подъема французов. Будучи в целом довольнополиткорректным, он, тем не менее, всячески подчеркивал необходимость реванша –нет, не военного, но культурного, экономического, промышленного. Широкуюизвестность приобрел патриотический акт великого ученого Луи Пастера, которыйсвоим изобретением пастеризованного пива фактически вытеснил с внутреннегорынка немецкие сорта янтарного напитка, да и в самой Германии изрядно потеснилместного производителя. Художники пишут полотна о величии Франции, писателипишут романы о ее историческом прошлом, намекая на такое же великое будущее.Слово «реванш» звучит повсеместно, вызывая ярость в стане соседей…
В этихусловиях Бисмарк начинает достаточно открыто намекать на необходимостьповторного вторжения во Францию с целью ее полного разгрома. Однако феерическиепобеды 60-х годов, очевидно, все же несколько вскружили канцлеру голову, таккак первоначально он даже не думает о возможности противодействия со сторонывеликих держав. В сентябре 1872 года в Берлине собирается конгресс, в которомпринимают участие императоры Германии, Австро-Венгрии и России Вильгельм I, Франц Иосиф и АлександрII со своими министрамииностранных дел – Бисмарком, Андраши и Горчаковым. Особенностью конгресса былото, что встречи между его участниками происходили в двустороннем формате, и ниразу не было осуществлено тройное заседание. Бисмарк, заручившись нейтралитетомАвстрии, наткнулся на жесткое сопротивление со стороны России. Никакие уверенияв том, что Франция является рассадником вредоносных социалистических идей вЕвропе, не действовали на Горчакова, хотя в императоре Александре находилинекоторую заинтересованность (вспомним, что в самой России этот периодхарактеризуется внутренним беспокойством и нарастанием революционногодвижения). Тем не менее, ослушаться Горчакова император не решался, понимая егоосведомленность в политических играх [17].
Горчаковдействительно был на тот момент, пожалуй, единственным человеком в Европе,который четко понимал, куда клонит Бисмарк. Старый князь, закончивший Царскосельскийлицей еще в один год с Пушкиным, был наставником молодого Бисмарка,проходившего дипломатическую службу в Петербурге в 1859 году. Многому князьнаучил Бисмарка собственноручно, а потому мог просчитывать все его хитроумныеходы и комбинации. Горчаков отчетливо видел, что разгром Франции приведет кполной гегемонии Германии на континенте, что было явно не на руку России, пустьдаже и в краткосрочной перспективе могло помочь решить некоторые вопросы наБалканах. Поэтому Горчаков и парировал все доводы Бисмарка, в результате чегонажил в его лице самого горячего врага на всю оставшуюся жизнь.
Обуверенности Бисмарка в том, что великие державы не будут создавать препятствийна пути повторного вторжения свидетельствует и директива немецкому послу вПариже фон Арниму от 20 декабря 1872 года: «…вражда со стороны Франциипринуждает нас желать, чтобы она была слабой» [18]. Как видим, Бисмарк и несильно скрывает в этот момент свои планы, правда, представляя Германию лишьжертвой перед лицом страждущих реванша французов.
Не сумеввыторговать у России и Австрии карт-бланш на решение французской проблемы,Бисмарк попытался действовать тоньше. В мае 1873 года немцы совершают визит вПетербург на высшем уровне – Вильгельм, Бисмарк и Мольтке приезжают в СевернуюПальмиру для выработки и подписания военной конвенции. Тем не менее, этаконвенция, хотя и означала военный союз двух государств, никоим образом неявлялась одобрением Россией агрессивных планов Бисмарка, так как Горчаков посленескольких часов споров, добился таки внесения в ее текст следующих слов –«конвенция означает стремление улучшить господствующий ныне в Европе мир и удалитьсамую возможность войны» [19].
Мне кажется,что весной 1873 года Бисмарк и отошел от достаточно волюнтаристской идеиосуществить повторное полномасштабное вторжение на территорию Франции с«разрешения» великих держав. Вместо этого, что доказывает заключение военнойконвенции с Россией и последующее заключение Священного союза трех императоров,он перешел на позиции заключения твердого мира и договора о ненападении сконтинентальными грандами в надежде позже найти зацепку для нападения наФранцию, либо (что еще лучше) – спровоцировать французов на самостоятельноенаступление. В этом случае за «несправедливо обиженную Германию» обязаны быливступиться союзники. Ну а в мастерстве провокаций и тонкой политической интригиБисмарка никто не сомневался еще со времени тонкой операции, называемой висторической науке «Гаштейнской конвенцией 1865 года».
При этоминтересно, что начало подобной политики, вполне возможно, было спровоцированосамими Австрией и Россией. 6 июня 1873 года Александр II и император Франц Иосифвстречаются в Шёнбрунне, заключив договор о союзе и военной взаимопомощи [20].23 октября к этому договору спешно присоединяется Вильгельм I. Бисмарк в публичнойречи объявляет, что союз трех императоров – не что иное, как реинкарнациясуществовавшего в начале столетия Священного союза с его святыми принципамизащиты монархического принципа и борьбы со зловредными политическими течениями(и здесь Бисмарк не преминул отпустить тонкий намек насчет Французской республики)[21].
Внутренняяполитика Бисмарка в начале 70-х годов характеризуется так называемым«Культуркампфом» – «культурной борьбой», в которой канцлер схлестнулся впоистине непримиримой схватке с католической церковью. Мне хотелось бывысказать предположение, что, помимо ряда объективных внутренних причин (вродезатормаживающего влияния католической церкви на процессы интеграции германскихгосударств, на осуществление промышленной революции и т.д.), эта борьба вопределенной степени диктовалось и основными внешнеполитическими задачамиГерманской империи тех лет. Борьба с католической церковью означала уменьшениечисла католиков в стране, а значит – сокращение единоверцев с Францией, чтопозволяло использовать в антифранцузской агитации и религиозную патетику. Ноболее важным представляется то, что антикатолические лозунги Бисмарка словномузыка отзывались в сердце императора Александра, ведь Россия одной из основныхпроблем имела непокорность поляков, успевших поднять два восстания, и постояннопредставлявших угрозу для внутреннего порядка империи.
1873 годвообще стал определяющим в истории изучаемой нами проблемы. Именно в 1873 годуфранцузы полностью завершили выплату контрибуций [22], что представлялось ещедва года назад просто невозможным. Этим самым Франция получила право вполнерезонно требовать полного очищения своей территории от немецких войск, чегоБисмарк ожидал ну никак не раньше хотя бы 1875 года. После долгихбюрократических препирательств немцы в середине октября все же покидаютФранцию, а Бисмарк пишет прямо таки программное письмо Одо Расселу: «…если они(французы – Е.Л.) думают о реванше, то он (в данном письме Бисмарк пишет о себев третьем лице – Е.Л.) предпочтет довести дело до конца и объявит им завтравойну, вместо того, чтобы ждать, пока они подготовятся к нападению…» [23].
Итак,нападение на Францию становится первоочередной внешнеполитической задачейБисмарка в конце 1873 года. Дело ускорило то обстоятельство, что Франция вмаксимально короткие сроки завершила выплату контрибуций и совершилаэкономический подъем, поставив тем самым под вопрос германскую гегемонию наконтиненте, уже запланированную канцлером Бисмарком.
К концу 1873года для Бисмарка становится очевидной необходимость нападения на Францию. Повозможности это нападение следовало произвести уже в 1874 году. Поэтому ужеконцом 1873 года и датируется первый демарш со стороны Германии. В этом демаршеотчетливо проявляется политический стиль «старого лиса» Бисмарка, уже не разпослуживший ему и Германии на пользу.
Итак, в конце1873 года епископ города Нанси выступил с пастырским посланием. В этом посланиисодержался призыв к пастве молиться за возвращение областей Эльзаса иЛотарингии Франции. Бисмарк вцепился в этот инцидент, ответив требованием к французскомуправительству о наказании неполиткорректного епископа [24]. Но симптоматичнымбыло не это, а то обстоятельство, что все германские дипломатические миссии,расположенные в европейских столицах, немедленно были информированы посекретным каналам о возможности военных мер со стороны Германии против Франции.Части приводились в боевую готовность. В прессе же, к тому времени уже давнополностью подконтрольной Бисмарку, была развязана истеричная кампания против Франциии ее руководства, прямо обвинявшегося в вынашивании реваншистских идей.
Что до самогофранцузского руководства, которое в мае пережило смену президента (вместо Тьераэтот пост занял Мак-Магон – генерал, хорошо помнивший ужасный разгром 1870года), то оно повело себя максимально осторожно. Не последовало никаких резкихзаявлений, епископ Нанси был смещен с кафедры, по отношению обвинений встремлении к реваншу последовали спокойные опровержения. В принципе, планыБисмарка вряд ли являлись откровением для французской верхушки. Вряд ли для нихбыло также не понятным очевидное военное отставание Франции от севернойсоседки. Ясно было, что без сильных союзников Франция будет разгромлена, причемв этот раз уже почти окончательно. А в целях добычи сильных союзников оченьважно было сохранить имидж жертвы, на которую покушается несправедливыйагрессор, чем французы и занимались, достигнув в этом занятии немалых успехов.
Такиедействия Франции вкупе с уже поднадоевшей Европе и вызывавшей справедливыеопасения великих держав непомерной агрессией Германии, привели к тому, чтоправительства России, Великобритании и даже союзнической Австро-Венгрии втечение месяца опубликовали дипломатические ноты, где провозглашались принципымирного сосуществования государств в Европе. За этим явственно читалось одно –великие страны полны решимости не допустить повторного поражения Франции.
3.«Военная тревога» 1875 года
Наткнувшись вначале 1874 года на столь жесткую отповедь, Бисмарк несколько отступился отсвоих планов. Тем более этот год был для него характерен осложнениями вовнутренней политике, что, естественно, несколько сместило его приоритеты туда(в 1874 году своего апогея достиг «Культуркампф»). Однако полностью отказаться отсвоего замысла Бисмарк не мог, так как отчетливо видел экономические успехиФранции (а ее развитие с 1874 года – первого года без репараций – пошло ещебыстрее) и видел недовольство Эльзаса и Лотарингии.
В 1875 годуслучился конфликт Германии с Бельгией. Один полоумный бельгиец предложилпарижскому архиепископу за приличное вознаграждение убить Бисмарка.Архиепископ, стоит отдать ему должное, поступил более чем грамотно, переславБисмарку это предложение. Бисмарк разразился рядом грозных нот в отношенииБельгии, которую обвинил в потворничестве «антигерманской деятельностиклерикалов». Однако дело было постепенно замято, а сумасшедший отправился вболее подобающе его статусу заведение [25].
Тем не менее,этот несколько курьезный случай вновь переориентировал внимание Бисмарка наФранцию. Да и ситуация складывалась не в пример более благоприятная, нежели в1873–1874 гг. Дело в том, что на Балканах активно развивалосьосвободительное движение славянских народов. Вся Европа отлично знала о том,что значительную помощь славянам неофициально оказывает Россия. Знал это,конечно, и Бисмарк. Кроме того, Бисмарк знал и о том, что Высокая Порта ни вкоем случае не даст славянам независимости без боя, иными словами, Бисмаркпредвидел возможность в ближайшее время русско-турецкой войны. В этом случаеГермании было бы выгодно поддержать Россию в обмен на ее благожелательныйнейтралитет в схватке Германии с Францией. Именно с такими предложениямиотправлися в марте в Петербург с дипломатической миссией посол от ГерманииЙозеф фон Радовиц. Неожиданно он наткнулся на упорное несогласие России отступитьсяот своего курса на поддержку Франции. Радовиц провел в Северной Пальмиренесколько недель, неоднократно виделся и с Горчаковым, и с императоромАлександром II, однако ничего положительного для себя добиться не сумел.
Еще во времямиссии Радовица Бисмарк начинает постепенную подготовку к войне. 4 марта вГермании запрещается вывоз за границу империи лошадей – одного из главныхстратегических ресурсов любой армии XIX столетия [26]. После этого канцлер в целяхподготовки к войне настоящей инспирирует войну газетную. Причем в своемнеповторимом стиле Бисмарк развязал эту кампанию как ответ на «агрессию». Делов том, что в марте Франция, для которой, понятно, указ о запрете продажи заграницу немецких лошадей не сулил ничего хорошего, приняла закон о некоторомрасширении армии. В ответ на это 5 апреля «Кёльнише Цайтунг» публикует большуюстатью о том, что Франция готовится к полномасштабному вторжению на территорииГермании с целью вернуть Эльзас и Лотарингию. Через четыре дня, 9 апреля 1875года, берлинская газета «Пост» публикует статью под заголовком «Предвидится ливойна?», причем ответ на этот вопрос подразумевался положительный [27].
События,начавшиеся в марте 1875 года и продлившиеся до встречи Горчакова с Бисмарком вБерлине, совершенно закономерно получили в историографии название «военнаятревога». В самом деле, никогда Германия не была так близко к повторному наступлениюна Париж. Даже осторожный мудрец Мольтке заявляет английскому послу: «Желаетвойны не та сторона, которая выступает, а та, которая своим образом действий заставляетдругих выступать» [28]. В общем, прямо по Бисмарку: «Мы будем делать политику,а историки нас потом оправдают!»… Сам канцлер тоже не остался в стороне отинформационной перестрелки, заявив: «К 1876 году Франция будет готова на наснапасть!» [29].
В концеапреля противостояние перешло в официальную сферу. Французский МИД получилофициальную ноту, в которой Германия высказывала неудовлетворенностьфранцузскими действиями, называя их угрожающими. Словом, даже оправдание для войныуже было найдено (французский посол в эти дни записал в дневнике: «влиятельныекруги в Германии считают грядущую войну обоснованной с политической,философской, даже с христианской точек зрения!» [30]). Стоит ли говорить, чтовоенная подготовка к новому «маршу на Париж» давно уже началась!
Тем временемБисмарка ждало досадное известие от вернувшегося домой фон Радовица. Тому нечембыло похвастаться после многонедельного нахождения в Петербурге. Это было явнымсюрпризом для «железного канцлера», не ожидавшего проблем на этом фронте. Впринципе, именно неудача Радовица (а точнее, успешные действия Горчакова)обусловили то, что «война нервов» не переросла в настоящую войну уже в апреле.Однако Бисмарк не терял оптимизма, так как по обоюдному согласию сторон вБерлин в начале мая должны были приехать партнеры по Союзу трех императоров –Александр II и Горчаков.
Этот визитдолжен был иметь судьбоносное значение для всей истории Европы. По его итогамГермания могла получить негласное разрешение на войну и полностьюдеклассировать Францию, сосредоточив в своих руках полномочия сильнейшейдержавы Европы. По его итогам могла начаться, что еще страшнее, коалиционнаявойна Германии против Франции и России (правда, Бисмарк для себя на тот моменттвердо решил, что войны на два фронта Германия ни за что вести не будет). Побольшому счету, «военная тревога» вполне могла перерасти в Первую мировуювойну, только тремя десятками лет раньше.
10 мая 1875года высокие гости прибыли в столицу Рейха. Основной расчет Бисмарк возлагал напереговоры с Александром II, намного менее убежденного в правотевнешнеполитического курса России, чем его канцлер. Кроме того, Александр успелуже пережить несколько покушений со стороны социалистов, что не добавляло любвиимператора к родине вольнодумства и либеральных учений. Однако Горчаков сумелзаставить императора отклонять любые спекуляции Бисмарка. В результате так онои происходило. Итогом же многочасового ночного разговора самих канцлеров (этотмомент был великолепно в свое время описан советским писателем Валентином Пикулемв романе «Битва железных канцлеров») явилось вырванное Горчаковым обещаниеБисмарка не трогать Францию под угрозой войны с Россией. Бисмарк неоднократноповышал голос, пережил нервный срыв, но так и не сумел ничего добиться отизощренного политика Горчакова [31].
Характерно,что после завершения встречи в Берлине Горчаков разослал по всем посольствамРоссии в мире телеграмму со словами: «Теперь мир обеспечен!» [32]. Надосказать, что это вызвало очередной взрыв ярости у Бисмарка, который в ответ наэто написал: «Приписывать мне агрессивные намерения по отношению к Франции –равносильно обвинению меня в идиотизме и полном отсутствии ума. У Германии нетникакой причины нападать на Францию, и организация ее армии не являетсядостаточным для того основанием». Здесь Бисмарк демонстрирует удивительнуюзабывчивость – ведь буквально два месяца назад он выступил со словами о том,что к 1876 году Франция будет иметь достаточно сил для нападения на Рейх!
Таким образом,и завершилась военная тревога, завершившая собой важный отрезок в историифранко-германских отношениях, едва не приведший к крупномасштабной коалиционнойвойне в Европе. С помощью вмешательства великих держав, и, в первую очередь,России, удалось избежать военного столкновения, что позволило Франциипродолжить свой экономический подъем и готовиться (теперь уже по-настоящему) кбудущему реваншу (глупо отрицать, что некоторые реваншистские настроения вобществе Франции присутствовали).
Заключение
Итак,франко-германские отношения в 1871–1875 году представляли собой комплекспротиворечий, которые вполне могли привести к повторному военномупротивостоянию двух великих держав. При этом следует отметить, что агрессивнойстороной являлась Германия, для которой окончательный разгром Франциипредставлял насущный внешнеполитический интерес. Несомненно, в самой Франциитакже пользовались популярностью реваншистские идеи, в основном связанные сжеланием возвращения в состав государства двух промышленных районов – Эльзаса иЛотарингии. Однако ни в коем случае нельзя утверждать, что эти настроениянаходили какое-то реальное отражение в политике Тьера либо Мак-Магона, которыесоблюдали подчеркнутую дистанцию в отношениях с Германией.
Хотелось бытакже отметить, что «военная тревога» 1874–1875 гг. являлась важнымсобытием не только для соперничающих двух государств (как, к примеру,франко-прусская война), но и для политической жизни всей Европы, ибо в этотмомент очень отчетливо встала перспектива коалиционной войны. К счастью, путемтяжелых обоюдоострых переговоров войны удалось избежать. Впрочем, болеелогичным выглядит употребление глагола «отсрочить», так как франко-германскиепротиворечия, повлиявшие на возникновение «военной тревоги», в полной мерепроявились в Первой мировой войне.
Хотелось бытакже отметить большую роль в умиротворении имперских аппетитов Германиироссийское внешнеполитическое ведомство. И, в частности, канцлера АлександраМихайловича Горчакова, сумевшего в одиночку противостоять не только такомуматерому политическому оппоненту, как Отто фон Бисмарк, но и собственнымправящим кругам, поддерживавшим прогерманскую ориентацию императора Александра II.
Список использованнойлитературы
1) БисмаркО. Мысли и воспоминания. Т. 1–3. М., 1940–1941
2) Бисмарк,Отто фон. Мемуары железного канцлера. М., «Эксмо», СпБ., «Terra fantastika», 2003
3) Всемирнаяистория войн. М., АСТ, Мн., «Харвест», 2006
4) Галкин И.С. СозданиеГерманской империи. М., 1986
5) Ерусалимский А.С. Бисмарк.Дипломатия и милитаризм. М., 1968
6) Историядипломатии. Под ред. В.И. Потемкина, Т. 1, М., 1941
7) Лопатников В.В. Пьедестал.Время и служение канцлера Горчакова. М., «Молодая гвардия», 2004.
8) ЛюдвигЭ. Бисмарк. М., Захаров-АСТ, 1999
9) Оболенская С.В. ПолитикаБисмарка и борьба партий в Германии в 70-х гг. XIX века. М., 1992
10) Палмер А. Бисмарк.Смоленск, «Русич», 1998
11) Ротштейн Ф.А. Изистории Прусско-Германской империи. М., 1948
12) Семанов С.Н., А.М. Горчаков– русский дипломат XIX века. М., 1962
13) Тарле Е.В. Историядипломатии. Т. 2. М., «Политическая литература», 1959
14) Хевралина В.М. Министерствоиностранных дел России в 1856–1878 гг. // Новая и новейшая история. №4.2002.
15) Хильгруббер А. Отто фонБисмарк – основатель великой европейской державы – Германской империи. М., 1979
16) Хрестоматия по новойистории. Под ред. Сироткина. М., 1990
17) Чубинский В.В. Бисмарк.Политическая биография. М., «Мысль», 1988
18) Шнеерсон Л.М. Франко-прусскаявойна и Россия: из истории русско-прусских и русско-французских отношений в1867–1871 гг. Мн., БГУ, 1972
19) Augstein Rudolf.Otto von Bismarck. Hain, Frankfurt am Main, 1990
20) Gall Lothar.Bismarck. Der weiße Revolutionär. 2 Aufl, Ullstein, Berlin, 2002