Христианство у восточных славян и причины его распространения.

Кроме перемен, внесенных в обще­ственный строй и быт восточного славянства утвержде­нием власти варяжских князей и их дружинников, боль­шие перемены внесло и совершившееся одновременно распространение христианства. Этому распространению содействовали как внешние обстоятельства, так и внут­ренние причины, лежавшие в самом язычестве восточного славянства.
Благоприятным внешним обстоятельством были сно­шения с греками, соприкосновение с христианской гре­ческой культурой. Славяне сталкивались с этой культурой и на северном Черноморском побережье, где нахо­дились греческие колонии, и в Византии, куда славяне вместе со скандинавами ездили торговать и воевать. Ре­зультаты этого не замедлили сказаться. Когда в 944 году приехали в Киев византийские послы для подтвержде­ния договора, то часть руси, княжеской дружины, ока­залась уже крещеной и присягала в соблюдении догово­ра в храме св. Илии. С другой стороны, и язычество восточных славян по своим внутренним свойствам не способно было к энергичному отпору новой религии. Наибольшей силой сопротивления отличается та рели­гия, которая сложилась в форму ясного и определенного миросозерцания, имеет развитый культ и поддержива­ется влиятельным и привилегированным классом своих служителей. Ничего подобного нельзя сказать про язы­чество восточных славян. Верования их были неопреде­ленные, смутные и отличались отсутствием всякого обоб­щающего философского начала. Славяне, как было уже сказано, одухотворяли, наделяли внутренней жизнью все явления окружающей природы, думали, что ими управляет воля богов, подобная их собственной, и пото­му старались направить эту волю в свою пользу или, по крайней мере, узнать ее. Но так как явления окружаю­щей природы вследствие своей неразвитости они не мог­ли систематизировать и возводить к действию начал, соподчиненных одной главной причине, то естественно, что и религиозные представления их отличались смут­ностью и неясностью. То были не столько идеи, сколько чувства божественных сил, разлитых в природе. Неопре­деленностью и спутанностью отличались и загробные ве­рования славян, совмещавшие представления разных эпох. Древнейшим верованием является представление, что душа остается в теле и живет в могиле. Это верование сохранялось у славян. Доказательством является совер­шение тризн на могилах покойников, причем часть уго­щения шла и на долю покойников. Дальнейшим верова­нием является представление, что душа отделяется от тела и блуждает по земле. Как распространено было верование в блуждающие души даже после принятия христианства, показывает случай рассказанный летопи­сью под 1092 год. «Предивная вещь случилась в Полоц­ке: по ночам слышался шум и стон, на улицах бесы рыскали, как люди; и если кто выходил, тот мгновенно поражался язвой и от нее умирал, и не смели люди выходить из домов. Потом и днем стали появляться на конях, но самих не было видно, а только копыта коней, и так же уязвляли людей. И стали люди говорить, что мертвецы бьют полочан». Но наряду с подобными веро­ваниями возникло уже и представление о том, что душа по смерти уходит в неведомую страну, вследствие чего и покойников снаряжали в дорогу экипажами, хоронили в санях, на которые ставилась лодка. Наконец, появи­лось верование, что душа переселяется в светлое царство солнца — пекло или рай, вследствие чего стали сожигать трупы мертвецов, чтобы облегчить душе поднятие в это воздушное светлое царство вместе с дымом. Автор сказания о начале Руси прямо свидетельствует, что вятичи и в его время сожигали своих покойников. Зачем они это делали, это объяснил один русс Ибн-Фадлану, наблюдавшему в 921 году погребальное сожжение знат­ного русса. «Вы, арабы, — говорил он, — народ глупый:
вы берете все, что у вас любезнейшего и дорогого между людьми, и зарываете в землю, где его едят гады и черви. Мы же сожигаем его во мгновение, чтобы он без задерж­ки и немедленно вселился в рай». Все эти разнообраз­ные верования уживались вместе и порождали полный хаос в представлениях о загробной жизни.
Неразвитости религиозных представлений соответ­ствовала и неразвитость культа. Весь культ состоял в молениях и требах, т. е. жертвах, которые каждый при­носил на свой лад той или другой таинственной силе природы по усмотрению, с целью расположить ее в свою пользу. При таком порядке не могло выделиться и осо­бого класса жрецов. Специалисты явились только по гаданиям и сношениям с таинственными силами — вол­хвы, кудесники, но и то не везде. Обыкновенно же и по этой части каждый гадал и волховал, как умел, и уче­ных волхвов было мало, а все свои доморощенные зна­хари. Вот почему и первые христианские учители воо­ружались против гаданий и волхований как против общераспространенного зла. Церковные уставы Влади­мира и Ярослава к обычным преступлениям против хри­стианской нравственности относят «потворы, чародеяния, волхование, ведовство, зелейничество, или кто молится под овином или в рощеньи, или у воды».
При таких условиях вполне естественно, что языче­ство восточных славян не выдержало столкновения с христианством, с его определенным и ясным вероуче­нием, с его развитым культом, с целым классом духо­венства, энергично его пропагандировавшего. Для вос­точно-славянской интеллигенции при столкновении с христианством не могло быть выбора между ним и при­митивной религией предков, и она охотно принимала христианство. И в народную массу христианство про­никло не вследствие только понуждения, а, несомненно, и вследствие проповеди, вследствие добровольного при­нятия.