Добро и Зло: особенности и парадоксы.

Сложности в определении и понимании добра и зла коренятся в их особенностях.
Первая — всеобщий, универсальный характер Добра и Зла. Если, скажем, честь и достоинство — сугубо личностные оцен­ки человеческих качеств, проявляющиеся в межличностных отноше­ниях, то под «юрисдикцию» добра и зла подпадает все: и человеческие отношения, и отношение человека к природе и миру вещей. Всеобщность и универсальность не противоречат второй особен­ности — конкретности и непосредственности. Они — понятия ис­торические, зависящие от реальных общественных отношений. Так, в первобытном обществе добром считалось все, что способствовало выживанию рода, то есть добродетелью были не только мужество и храб­рость, но и коварство, хитрость и даже жестокость. С появлением частнособ­ственнических отношений добро начало отождествляться преимущественно с материальным благополучием, богатством, а поскольку распределялось оно неравномерно, то достижение добра одними осуществлялось зачас­тую за счет причинения зла другим.
Третья особенность добра и зла — их субъективность, то есть они не принадлежат объективному миру, а относятся к области человече­ского сознания. Действительно, в природе, например, нет явлений, которые безотносительно к человеку были бы добром или злом. Это мы, в зависимости от своих нужд, интересов, условий жизни, относим одни вещи и явления к разряду «добрых», другие — к разряду «злых». Дело в том, что добро и зло — понятия не только ценностные, но и оце­ночные. При их помощи мы положительно или отрицательно оцени­ваем то или иное природное, социальное явление, моральные качест­ва и поступки людей. Но как всякие оценочные понятия они несут в себе элемент человеческой субъективности, личной пристрастно­сти, эмоциональности. Субъективность проявляется, во-первых, в том, что разные субъ­екты в силу разницы в понимании, интересах, отношениях могут иметь различное представление о добре и зле. Так, для одного добро — «сча­стье и покой», для другого — гражданское неравнодушие и борьба за справедливость, для третьего — духовное и интеллектуальное самосо­вершенствование, для четвертого — материальный достаток и т.д. Представляете, как людям трудно понять друг друга, договориться, особенно если их оценки взаимоисключающи, а нетерпимость не по­зволяет стать на точку зрения другого. И тогда «доброе» становится «злым». Вот как подметил эту особенность добра русский философ Л. Шестов: «Таково уж свойство добра. Кто не за него, тот против него. И всякий человек, признавший суверенность добра, принуж­ден уже делить своих ближних на хороших и дурных, то есть на дру­зей и врагов своих». Этим, в частности, Л. Шестов объясняет макси­малистскую позицию Льва Толстого, для которого, с одной стороны, служить добру было «не только не бремя, а облегчение от бремени», но, с другой стороны, это как бы давало ему право «требовать от других людей, чтобы они делали то, что он делает, жили так, как он живет».
Кстати, этим недостатком «грешил» не только Л. Толстой, но и многие другие люди, в том числе и мы с вами. Особенно развивается он у тех, кто имеет власть над другими. В этом случае им кажется, что они владеют мо­нополией на истину и добро, а также правом обратить в «свою веру» всех сомневающихся и инакомыслящих — для их же блага. Так думают и дей­ствуют семейные тираны: ведь они точно знают, что именно нужно для счастья их близких, и поэтому требуют безоговорочного послушания. Так думают и действуют политические диктаторы: они тоже знают, что есть добро для народа и действуют «от имени и в интересах» народа, даже если для этого надо творить над ним насилие — от ГУЛАГов до цензуры над пе­чатью. Но насильственное добро уже не есть добро: нельзя насильно заста­вить людей быть счастливыми или добродетельными. Во-вторых (и это вытекает из «во-первых»), в силу тех или иных причин то, что для одного человека объективно выступает в виде до­бра, для другого является (или ему кажется, что является) злом. Так, для больного предстоящая операция однозначно воспринима­ется как зло; для хирурга же, видящего картину болезни с профес­сиональной точки зрения, она — единственная форма помощи, а зна­чит — добро.
То же в области человеческих отношений. Плохой-хороший, добрый-злой... Такое двухцветное деление мира начинается еще с детского сада и нередко проходит через всю жизнь. Со временем выясняется, что «пло­хой» с нашей точки зрения для других вовсе не так уж и плох, у него, как и у нас, есть друзья, которые его уважают и даже любят. После такого от­крытия уже нетрудно сообразить, что и мы сами — безусловно, по-своему хорошие — далеко не у всех пользуемся симпатией, а для кого-то просто невыносимы. Субъективность, таким образом, предполагает отсутствие абсо­лютного Добра и Зла в реальном мире (они возможны лишь в абстрак­ции или мире потустороннем). Поэтому из субъективности происте­кает четвертая особенность добра и зла — их относительность, также проявляющаяся в ряде моментов. Во-первых, зло в одних условиях и отношениях может представать в виде добра в других условиях и отношениях. Русский философ Н.О. Лосский, указывая на то, что зло всегда относительно, утвер­ждал, что в любом зле, с философской точки зрения, есть какие-то элементы добра. Лосский иллюстрировал этот тезис на примере смерти. Смерть есть несо­мненное зло; более того, она символизирует предельное зло мира. С этим согласится любой человек, познавший боль утраты или задумавшийся о бренности своего существования. Но если абстрагироваться от личност­ных переживаний и посмотреть на смерть с точки зрения ее роли в процессе жизни, то становится очевидной ее необходимость — не только биологи­ческая, но и этическая. Осознание человеком своей смертности побуждает его к нравственным исканиям. Без смерти нет жизни, но без смерти нет и смысла жизни. Благодаря смерти жизнь приобретает качество непрехо­дящей ценности. Только то ценно, что конечно. Осознание человеком сво­ей конечности побуждает его искать способы преодоления смерти, духов­ной или даже физической. Оно становится импульсом к творчеству. Во-вторых, то, что было злом, в процессе развития может превра­щаться в добро, и наоборот. Так, вызывавшие когда-то ликование ирригационные работы в Беларуси по осушению болот дали возможность расширения полезных площадей и, следовательно, способствовали добру — увеличению сельскохозяйст­венной продукции. Но оказалось, что со временем это привело к уничто­жению целой системы малых рек и озер, определявших климат, ландшафт и природные условия Беларуси в целом. Причиненное природе зло оказа­лось необратимым.
Возможно, именно относительность добра и зла, наблюдение, что «все хорошее — дурно», и наоборот, привели Ницше к выводу: «Ни за что так дорого человек не расплачивается, как за свои добродетели». В обыденном сознании эта мысль находит отражение в пословицах «Добро бывает наказуемо», «Хочешь сделать себе плохо — сделай другому хорошо» и др. Эта горькая житейская «мудрость» в какой-то мере объясняет и оправдывает парадокс нравственного поведения, подмеченный еще древнеримским поэтом Овидием: «Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь». И разве не то же свойство добра и зла сокрыто в знаменитой фразе «Благими намерениями вымощена доро­га в ад»? Русский философ С.Л. Франк в работе «Крушение миров» писал, что «все горе и зло, царящее на земле, все бедствия, унижения, страдания по меньшей мере на 99% суть результат воли к осуществле­нию добра, фанатичной веры в какие-либо священные принципы, ко­торые надлежит немедленно насадить на земле, и воли к беспощадно­му истреблению зла; тогда как едва ли одна сотая доля зла и бедствий обусловлена действием откровенно злой, преступной и своекорыстной воли».
Рассмотренные проявления относительности добра и зла высвечи­вают и подтверждают их пятую особенность: единство и неразрыв­ную связь друг с другом. Они бессмысленны в отдельности, как бес­смыслен плюс без минуса; они не могут существовать друг без друга, как не существуют самостоятельно северный и южный полюс магнита. Не говоря уже о том, что изысканная мимикрия зла зачастую, к сожале­нию, привлекает людей сильнее, чем беспомощность, заурядность добра. Ницше утверждал, что зло нужно так же, как и добро, даже больше, чем добро: и то и другое является необходимым условием человече­ского существования и развития. И разве не об этом говорил еще Шекспир в «Гамлете»: «Что делала бы благость без злодейства?»Для современной цивилизации характерна ситуация, когда человек поме­щается в нечеловеческие условия «по ту сторону добра и зла», в которых ему ничего не остается, как творить зло (как, например, в фильмах Квен­тина Тарантино). Начало таким «экспериментам» положил Ф.М. Досто­евский, который в результате пришел к выводу, что «нельзя человека так испытывать».
Не следует в то же время забывать, что единство добра и зла — это единство противоположностей. А это означает, что они не только взаимополагают, но и взаимоисключают друг друга. И это взаимоис­ключение обусловливает шестую отличительную особенность добра и зла — постоянную борьбу, которая определяет способ их существо­вания. Причем эта постоянная борьба не может завершиться оконча­тельной победой ни одной из сторон. Ведь если, скажем, победит доб­ро, а зло будет уничтожено, то само добро «породит» зло — в условиях всеобщего добра «наименьшее» добро будет восприниматься как зло. И наоборот, в условиях победившего зла «минимизированное» зло будет добром.