Оглавление
Введение
1.Лингвокультурологические свойства слов и фразеологических единиц
1.1 Контекстнообусловленное слово как образец лингвокультурологических исследований
1.2 Поэзия серебряноговека как объект лингвокультурологических описаний
1.3 Культура личности влингвокультурологии: манифестации и отражение перспектив
1.4 Переводческиетрансформации как средство познания лингвокультурологической ценности слов ифразеологических единиц
2.Лингвокультурологический аспект фразеологизмов как объекта перевода
2.1 Свойства личности васпекте ее семантических характеристик (на материале фразеологизмов)
2.2 Фразеологизмы каксоставляющие перифраз при переводе (на материале английского и русского языков)
2.3 Фразеологическиеэквиваленты в переводных текстах: содержание и структура
2.4Национально-культурная специфика английских и русских слов (сопоставительныйаспект)
Заключение
Библиографический список
Введение
В традиционноориентированной лингвистике в настоящее время постоянно ставятся и формируютсятакие проблемы и задачи, которые уже не могут быть решены укоренившимися внауке средствами и методами, а требуют применения синкретичныхлогико-лингвистических, психолингвистических, социолингвистических способовисследования лингвистики текста. На наш взгляд, и лингвокультурология какособое направление анализа вызвано к жизни именно такой постановкой вопроса.Гуманизация современной науки о языке выдвигает на первый план проблемы,связанные с коммуникативной личностью, говорящим и воспринимающим речьчеловеком. Исходным здесь, таким образом, является понимание языковой личности«как совокупности способностей и характеристик человека, обусловливающихсоздание и восприятие им речевых произведений» (Ю.Н.Караулов).
Анализдинамического существования науки актуален, весьма сложен и требует выработкицелостной системы критериев для определения оправданности одних языковыхизменений в тот или иной исторический период и недопустимости других. Научныесведения о языке (наряду со сведениями других наук) и методологическиепринципы, лежащие в их основе, формируют научное мировоззрение человека, егопонимание того, как устроен язык; они служат базой гуманитарного образования,основой языковой культуры личности. Вместе с тем понятие языковой культурынеразрывно связано с понятиями ценности, значимости языка как феномена иатрибута культуры, носителем которой является участвующая в коммуникацииличность. Культурологическая значимость языка, понимание того, что в немотражается картина мира, вся человеческая жизнь, пропущенная через человеческоесознание, находят свое выражение на разных уровнях языковой системы.
Языковаякультура личности формируется при взаимодействии феноменов «культураязыка» и «культура речи». В ее основе лежат знания нормписьменной и устной речи, смысловых и выразительных возможностей системы,изучение образцовых художественных, публицистических и некоторых другихриторических текстов, принадлежащих классикам.
При анализеязыковых средств вырабатывается художественное мышление и художественный вкусязыковой личности. Культура речи — это в ряду многих составляющих умениепользоваться выразительными средствами языка; черты языковой личностиопределяются не только количеством, но и качеством прочитанного; свойствасоздаваемых речевых произведений детерминированы основными характеристикамирегулярно перерабатываемых текстов.
Несмотря напостоянное и пристальное внимание лингвистов, психологов, этнографов кпроблемам языковой личности, в том числе в аспекте ее лингвокультурологических характеристик(Ю.Д. Апресян, М.М. Бахтин, В.П. Белянин, Н.А. Бердяев, Г.И. Богин, Г.А. Бондарев,Л.Ю. Буянова, Е.М. Верещагин, Б.М. Гаспаров, Н.Л. Грейдина, Л.А. Исаева, В.И. Карасик,Ю.Н. Караулов, В.Г. Костомаров, Г.П. Немец, С.П. Мамонтов, Ю.С. Степанов, А.Вежбицкая, Д. Зиглер, Й. Хёйзинга, Л. Хьел), они еще не решены с достаточнойстепенью полноты и конкретности. Отсутствие строго описанной системылингвокультурологических характеристик языковой личности на разных уровняхреализации не способствует выявлению и осмыслению ее составляющих в каждомконкретном случае. По-видимому, попытки современной теоретической лингвистикирешить проблемы языковой личности традиционными грамматическими средствами неперспективны, так как содержательные и аксиологические сущности этой структурымогут быть выявлены только при комплексном их освещении, т. е. с учетом влияниясо стороны таких областей знания, как лингвострановедение, психолингвистика,социолингвистика, этнолингвистика, и в первую очередь лингвокультурология. Развернутоеисследование означенных проблем в лингвистической науке не осуществлялось, чеми определяется актуальность данной работы. Научная новизна работы состоит вопределении статуса лингвокультурологических описаний языковой личности в рядуее других характеристик, в выявлении национальных, социальных и политическихаспектов русской языковой личности, специфики их взаимодействий ивзаимовлияний, в описании языковой картины мира именно влингвокультурологическом аспекте.
Объектомисследования избрана языковая личность в исторической перспективе, вхудожественном тексте с точки зрения национальных особенностей мышления.
Предметом исследованияявляются, во-первых, лингвокультурологические свойства слов и фразеологическихединиц, определяющие специфику языковой личности, и, во-вторых — переводческиетрансформации как средство познания лингвокультурологической ценности слов ифразеологических единиц.
Основная цельработы — рассмотрение нравственных аспектов в лингвокультурологическом подходек явлениям языка, определяющим специфику формирования и области компетенцииязыковой личности. В связи с этим ставятся конкретные задачи дипломногоисследования:
1)определение места лингвокультурологии в отечественной лингвистической ифилософской традициях и выявление источников ее формирования;
2) выяснениеспецифики прозаических и поэтических текстов с точки зрения ихлингвокультурологических характеристик;
3) описаниелингвокультурологических свойств языковой личности в аспекте пространственно-временныххарактеристик;
4) представлениесоставляющих русского национального характера с точки зрения ихлингвокультурологических свойств;
5) выведениелингвокультурологических свойств слов и ФЕ при переводе их с английского языкана русский;
Материаломдля исследования послужили прозаические и поэтические художественные текстырусской и английской литературы XIX-XX вв., тексты религиозной, христианской,православной тематики. Православная религия-при этом рассматривается каксоставная часть русской культуры в ее взаимодействии с другими областямидеятельности человека. Для анализа отобраны тексты, в которых свойства авторакак языковой личности проявляются достаточно рельефно, алингвокультурологические параметры их составляющих отражают рольрассматриваемых речевых произведений в формировании логико-семантической ипрагматической структур языковой личности автора и читателя. Картотека,составленная по художественным и религиозным текстам, насчитывает около 6,5тысяч единиц. Основным методом исследования избран описательно-сопоставительныйметод синхронного анализа лингвистических образований, формирующихлингвокультурологическую аспектность языковой личности; метод функциональногоанализа языковых единиц, определяющих лингво-культурологический статус языковойличности. Приемы лингвистического наблюдения применяются при отборе исследуемыхслов и фразеологических единиц в которых свойства языковой личности проявляютсянастолько, что могут служить предметом лингвокультурологических описаний. Приемыконтекстуального анализа использованы для определения лингвокультурологическойзначимости религиозных и художественных текстов при формировании образа автораи образа читателя; классификация и систематизация – при выяснениинационально-культурной специфики английских и русских слов и ФЕ; приемыкомпонентного анализа — при выявлении способов лингвистических отраженийвремени и пространства в сопоставляемых языках; приемы статистическойхарактеристики — при выведении типов герменевтических трактовок языковойличности. Различные лингвофилософские концепции, трактовки языковой личностирассматриваются через призму их адекватности реальным естественно-языковым характеристикамязыковой личности.
/>1. Лингвокультурологическиесвойства слов и/>фразеологическихединиц
/>1.1 Контекстнообусловленное слово как образец лингвокультурологических исследований
Средневековаятрадиция русской культуры характеризуется двойной моделью религиозной исветской письменности. Каждая модель имела соответствующий статус, степеньавторитетности конкретное назначение. Церковная литература рассматривалась какбезусловно истинная. В пределах данной культуры писатель был не создателем, аносителем высшей истины. В этой связи возрастало значение нравственногоаспекта. Характерной для религиозной традиции была функция пророческая.
В литературеXVII в. происходит трансформация традиций религиозной письменности. Наблюдаетсятенденция преодоления мистического ореола создания слова человеческого, котороеможет быть подвергнуто проверке и критике. Подобная тенденция характерна вобщем для западноевропейских культур. Иная картина вырисовывается для русскойкультуры, точнее русской лингвокультуры, поскольку несоответствия областикультуры русской по сравнению с западноевропейскими культурами относятся именнок области языковой культуры. По этому поводу Ю.М.Лотман подчеркивает«принципиально различное отношение в обществе к труду художника, архитектора,актера и т.д., с одной стороны, и к творчеству поэта — с другой" [134. С.347]. В пределах западноевропейской культуры XVII в. поэт и другие деятелиискусств находились в одном ряду, имели одинаковый статус. А в русскойкультурной традиции XVII в. музыкант, архитектор, живописец считались людьми«низких» занятий, поскольку это были профессии для вольноотпущенников,крепостных и иностранцев. Данные профессии были ближе к ремеслу наряду споваром и парикмахером). Поэт же в России — человек благородного занятия,поэтому поэзия в социальном отношении закрепилась за благородным сословием. ВXIX в. поэзия — «язык богов» — становится монополией дворянства,превращается в язык Бога. В русской лингвокультуре поэты — пророки,прорицатели. Поэт — носитель высшей истины, поскольку слово его даровано свыше.Его слово наделено особой авторитетностью, оно уже есть Слово.
В этихусловиях «Дихотомия «поэзия-проза» как бы замещает средневековое «церковнославянскийязык — русский язык»» [134. С. 367]. При этом происходит процесс отделенияпоэзии от государства, и со временем она превращается в самостоятельную, азатем и в противостоящую силу. Поэзия приобретает статус духовного авторитета.Нивелирование русской церкви в петровский период способствует развитию и ростукультурной ценности поэзии. Вместе с тем поэзия берет на себя функциираспространения религиозных представлений. В целом национальная модель неизменяется. Изменения компенсируются перераспределением функций.
Историческийподход явно подчеркивает особое развитие классического периода в историирусской литературы. Это — эпоха, отличающаяся от предыдущего и от последующегопериодов в развитии русской классической литературы. В данный период отмечаютсядинамические и противоречивые тенденции. Эта эпоха охватывает огромныйисторический период между Пушкиным и Чеховым. Она рассматривается ивоспринимается как единое целостное явление органического единства. В этотпериод русская литература становится мировой литературой. Ю.М. Лотман вразвитии русской литературы классического периода отмечает два существенных момента,два типа самосознания культуры: «…осознания себя как процесса эволюционного иосознания себя как процесса взрывного. Это оказывает обратное влияние наразвитие и придает ему исключительно усложненный характер" [134. С.381].Как полагает Лотман, русскую литературу и культуру в целом характеризуетсамосознание в терминах «взрыва и резких перемен катастрофическогохарактера". Русская культура классического периода, рассматриваемая какорганическое единство, вместе с тем внутри себя разграничивается на основеразличных структурных модусов с бинарной и тернарной системами.
Бинарнаяструктура предполагает деление на положительное и отрицательное, добро и зло,греховное и святое. Бинарная система представлена творчеством Лермонтова,Гоголя, Достоевского. Размышляя над творчеством Ф.М. Достоевского, Д.С. Лихачевсравнивает мировидение Достоевского с готической вертикалью: «Верх и низжизни, бог и дьявол, добро и зло, постоянные устремления его героев снизувверх, социальный разрез общества с его низами и „высшим светом“,бездны и небо в душе героев — все это располагается по вертикали и можетнапоминать готическое построение того мира, который изображал Достоевский»[125. С. 240].
Тернарнаямодель включает в себя бинарную структуру с дополнением экзистенциальногомотива: мир добра, мир зла и мир, характеризующийся признаком существования ине имеющий однозначной моральной оценки.
Между доброми злом находится пространство существования, мир жизни. Эта модель начинаетсяот А.С. Пушкина, находит свое продолжение в творчестве Л.Н. Толстого изавершается творчеством А.П.Чехова. «Тернарная модель, — отмечает Ю.М. Лотман,- создает в русской литературе возможность — оправдания жизнью и вносит, рядомс религиозно-этической оценкой нравственности, ее эстетическую и философскуюоценку, представление о том, что бытие нравственно по своей природе, а зло естьуклонение от природы бытия. Отсюда — характерная для русской литературы XIX в.мысль об искажении благородной сущности человека и представление о социальномкак о вторжении созданного человеком зла в благородную сущность человеческойличности» [34. С. 386]. Модель эта имеет глубоко национальную сущность.
Механизмдействия тернарной модели таков: в отличие от бинарной, она движется не отмодели к реальности, а наоборот, от реальности к модели. При сравнении прозыФ.М.Достоевского и Л.Н.Толстого выявляется различное действие моделей — бинарной и тернарной: «У Достоевского идеологический замыселиллюстрируется реальностью, у Толстого — реальность вступает в конфликты сидеологической схемой и всегда представляет нечто более богатое» [34. С.187]. Бинарная модель может рассматриваться как идеальная модель, которая такили иначе вступает в конфликт с эмпирической реальностью. В тернарной моделиприсутствует диалектический механизм. Пушкинский этап (начало тернарной модели)представляется эклектичным. Однако подобная эклектичность — не результатсоединения случайно собранных противоречий, а разнообразие бесконечных потенцийразвития. Чеховский период полагается исчерпывающим, имеющим итоговый характер,и путь от него был отмечен не продолжением и преемственностью, а взрывом ипреодолением.
Ю.М. Лотманотмечает, что предложенная им схема есть лишь одна из возможных моделейразвития литературы XIX в. Так, с одной точки зрения литературный процессявляется жестко организованным, с другой — это движение, определяемоеслучайными обстоятельствами. С точки зрения читателя, литература — бесконечныйряд завершенных произведений. С точки зрения самого писателя, его собственноепроизведение — это незаконченный текст, который он будет создавать до концасвоих дней. Ю.М. Лотман, размышляя над русской литературой классическогопериода делает вывод о том, что она не представляется легко описываемой имоделируемой структурой, «подобно тому, как нельзя одну реку перейти дважды,нельзя один раз и навсегда изучить историю литературы: река меняется" [34.С.393]. Теоретический аспект лингвокультурологических вариантов в поэзииотражен в лингвопоэтическом направлении теории словесности в работах Б.А.Ларина [21], В.В.Виноградова [47], Г.О. Винокура [48], продолживших традицииА.А. Потебни [74], А.Н. Веселовского [76], а в структурно-семиотическом направлениипредставлен работами Ю.М. Лотмана [33], В.Н. Топорова [21] и др.
В книге«Мысль и язык» А.А. Потебня связывает поэтичность языка с понятиемсимволизма: «Символизм языка, по-видимому, может быть назван егопоэтичностью; наоборот, забвение внутренней формы кажется нам прозаичностьюслова. Если это сравнение верно, то вопрос об изменении внутренней формы словаокажется тождественным с вопросом об отношении языка к поэзии и прозе, т.е. клитературной форме вообще» [74. С. 155].
А.А. Потебняохарактеризовал поэтическое произведение следующим образом: «Элементамслова с живым представлением соответствуют элементы поэтического произведения,ибо такое слово и само по себе есть уже поэтическое произведение». Пословам ученого, «поэзия есть преобразование мысли посредством конкретногообраза, выраженного в слове, иначе: она есть создание сравнительно обширногозначения при помощи единичного сложного (в отличие от слова) ограниченногословесного образа (знака)» [74.С.71].
Это неполноеопределение. Как первичное создание поэтического образа, так и пользование им(вторичное создание) сопряжено с известным волнением, иногда столь сильным, чтооно становится заметным постороннему наблюдателю: « Лицо его (импровизатора)страшно побледнело; он трепетал, как в лихорадке; глаза его засверкали чуднымогнем; он… отер платком высокое чело, покрытое каплями пота" (А.С. Пушкин)"[175. С.74-75]. А.А.Потебня считает поэзию, как и науку, лишь способом мышления,употребляемым взрослыми и детьми, цивилизованными и дикими, нравственными ибезнравственными. Определение поэзии, по мысли ученого, «не должнозаключать в себе никаких указок на содержание и достоинство образа» [74.С.74].
А.Н. Веселовскийпредлагает сравнительный подход к вопросу о языке поэзии и языке прозы. Говоряо различии между ними, он подчеркивает следующее: «Мы скажем, не обинуясь:язык поэзии с лихвой орудует образами и метафорами, которых проза чуждается; вее словаре есть особенности, выражения, которые мы не привыкли встречать вне ееобихода, ей свойственен ритмический строй речи, которого за исключениемнекоторых моментов аффекта чуждается обыденная, деловая речь, с которой мыобыкновенно сближаем прозу» [42. С.85].
Поэтическийязык А.Н. Веселовский характеризует как торжественный, возбуждающий удивление.В поэзии употребляются выразительные, конкретные слова, вызывающие ассоциацию.Ученый считает, что поэтический язык и язык прозы имеют одни и те же основы: туже конструкцию, те же риторические фигуры, те же слова, эпитеты, метафоры,образы. Язык прозы рассматривается в качестве лишь противовеса поэтическомуязыку. «В стиле прозы, — пишет А.Н. Веселовский, — нет, стало быть, техособенностей образов, оборотов, созвучий и эпитетов, которые являютсярезультатом последовательного применения ритма, вызывавшего отклики, исодержательного совпадения, создававшего в речи новые элементы образности,поднявшего значение древних и развившего в тех же целях живописный эпитет»[42.С. 107].
Рассуждая оподъеме литературы в прозе в связи с усилением демократических интересов, А.Н. Веселовскийпредлагает осмыслить данный факт как «аристократизацию поэзии».Взаимодействие поэтического языка и языка прозы, согласно мнению ученого,вызывает вопрос психологического характера: «В прозе является не толькостремление к кадансу, к ритмической последовательности падений и ударений, ксозвучиям рифмы, но и пристрастие к оборотам и образам, дотоле свойственнымлишь поэтическому употреблению… Язык поэзии инфильтруется в язык прозы;наоборот, прозой начинают писать произведения, содержание которых облекалоськогда-то, или, казалось, естественно облекалось бы в поэтическую форму"[42. С.109], поскольку поэтический язык считается архаичнее языка прозы.
В противовессказанному в формальном направлении считается, что работа поэтических школсводится к накоплению и выявлению новых приемов расположения и обработкисловесных материалов и, в частности, гораздо больше к расположению образов, чемк созданию их. Формальный подход на первый план выдвигает не результат, а сампроцесс. Во главу угла ставится значение функционирования творческойлаборатории человека искусства.
Р.О. Якобсонапоэтическое слово интересует во временном ракурсе: прошлое — настоящее — будущее. Говоря о новейшей русской поэзии, он подчеркивает следующее: «Каждыйфакт поэтического языка современности воспринимается нами в неизбежномсопоставлении с тремя моментами: наличной поэтической традицией, практическимязыком настоящего и предстоящей данному проявлению поэтической задачей»[250. С.121]. Ученый считает, что развитие теории языка поэзии будет возможнолишь тогда, когда поэзия будет восприниматься с социальной точки зрения, чтопозволит создать « поэтическую диалектологию". Р.О.Якобсон вводит в интерпретацию«поэзии функциональный подход, рассматривая поэзию как „язык в егоэстетической функции“. Поэтический язык — это „мир эмоций, душевныхпереживаний, как “складочное место, куда сваливается все, что не можетбыть оправдано, применено практически, что не может бытьрационализировано»[250.С. 124].
О.Н. Тыняновотмечает, что законы развития сюжета в стихе иные, чем в прозе. Поэтическийязык и язык прозы отличаются также по восприятию и воспроизведению образа.Функция образа в них различна [222]. По мнению Б.А. Ларина, «мастерствословесных эффектов у поэта совсем другого рода и имеет совсем иное назначение,чем во всех остальных типах речи… ни в каком смысле недопустимо называтьпоэтическую речь «диалектом» (здесь имеет место полемика с положениями А.А.Потебни. –В.Т.) поэтической речи не свойственна замкнутость, недоступностьнепосвященным" [121. С. 162]. Б.А. Ларин в итоге признает продуктивностьэстетического исследования, которое, как он полагает, «будет менеепредвзятым». В.В.Виноградов считает науку о речи литературно-художественныхпроизведений ступенью к науке о языке поэзии. «Поэтическая речь, — пишетученый, — искомая величина, речь художественных произведений — данность. Итолько через исследование приемов словесной организации литературныхпроизведений можно приблизиться к раскрытию поэтических форм языка вообще, чтобызамкнуть принципиальное выяснение их природы в особую дисциплину о поэтическойречи» [47]. Рассуждая об образном строе лирики Пушкина. Г.В.Степановподчеркивает, что «поэтические формулы» являются для поэта не толькокак данные, но и как заданные, побуждающие поэта к импровизации [204. С. 171].В связи с этим ученый полагает, что в искусстве «смыслотворчество"реализуется как «образотворчество».
Оразновидностях языка Г.О. Винокур говорит как о представлении различных функцийязыка. При этом одна и та же система языка может служить разным областямкультуры, иметь различное жизненное назначение, «выражать различные модусысознания". Язык, таким образом, представляется как материал логическоймысли, науки. В этом случае срабатывает функция передачи смысла особого рода.Язык как материал искусства включает работу художественной функции:«Поэтическое произведение, разумеется, содержит в себе не просто язык, нопрежде всего — мысли и чувства, выраженные в языке» [48. С.191].
Всемиотической традиции тартуско-московской школы предлагается следующеесоотношение в интерпретации поэзии и прозы: "… стихотворная речь (равнокак и распев, пение) была первоначально единственно возможной речью словесного искусства.Этим достигалось «расподобление» языка, отделение его от обычнойречи. И лишь затем начиналось «уподобление»: из этого — уже резко«непохожего» — материала создавалась картина действительности,средствами человеческого языка — строилась модель-знак. Если язык по отношениюк действительности выступал как некая воспроизводя щая структура, то литературапредставляла собой структуру структур. То, что литературное произведение — органическая структура, определяет и решение вопроса о соотнесении поэзии ипрозы" [133. С.72]. Подобного взгляда придерживается и В.Н. Топоров:«Происхождение «поэтической» функции неотделимо от происхождениясамого языка, и «первоговорящий» был одновременно и«первопоэтом», поскольку сам выход в слово (область и статус до тогонеизвестные) образует обращение на сообщение ради самого сообщения… что исоставляет суть «поэтической» функции» [221.С.213].
Ю.М. Лотманотмечает, что путь исследования словесности можно рассматривать как описаниедвижения, идущего от поэзии к прозе как более сложной структуре. Следующий этап- этап вытеснения поэзии прозой. В дальнейшем поэзия и проза функционируют каксамостоятельные, но коррелирующие художественные системы [133].
В итоге Ю.М.бЛотман подчеркивает, что проза (имеется в виду художественная) возникла нафоне конкретной поэтической системы как ее отрицание с реализацией такназываемого минус-приема. При рассмотрении возможности взаимокорреляции поэзиии прозы уместным представляется вопрос о характере действия порождающихмоделей. «Здесь совершенно ясно, — пишет Ю.М. Лотман, — что стиховаямодель будет отличаться большей сложностью, чем общеязыковая (вторая войдет впервую), но не менее ясно, что моделировать художественный прозаический текст — задача несравненно более трудная, чем стихотворный» [133. С.83]. Ю.М. Лотмансчитает неверной постановку следующего вопроса: «Зачем нужна поэзия, еслиможно говорить простой прозой?», поскольку «проза не проще, а сложнеепоэзии». Для изучения единой идейно-художественной природы словесногоискусства Ю.М. Лотман предлагает структурный анализ стиха, который позволил быпреодолеть недостаток, заключающийся в попытках «перекинуть мостики междудвумя независимыми системами» [33. С.85].
XX в. далРоссии поэта, «судьба и весть» которого отличаются масштабностью, невызывающей сомнения. Творчество Осипа Мандельштама не вписывается вакадемические рамки: «Прописать бесприютную тень бесприютного поэта введомственном доме отечественной литературы, отвести для него нишу в пантеоне ина этом успокоиться — самая пустая затея, — размышляет С.С. Аверинцев. — Ужкакой там пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная чертаего судьбы. Что касается литературы, не будем забывать, что в его лексиконе этослово бранное...» [1.С. 189—190].
/>1.2 Поэзия серебряноговека как объект лингвокультурологических описаний
Пожалуй, ни водной культуре, кроме русской, нет такого количества литературныхотступников", составляющих неформальный пантеон писателей и поэтов. Символично,что время рождения этой творческой плеяды поэтов представляет собой непрерывныйряд отметин на временной оси: 1889 – год рождения Анны Ахматовой, 1890 — БорисаПастернака, 1891 — Осипа Мандельштама, 1892 — Марины Цветаевой.
С.С. Аверинцев,желая представить целостную картину, следующим образом характеризует творчествоМандельштама: «Несогласуемые между собой, не сводимые воединопредставления о Мандельштаме — словно проекции трехмерного тела наплоскость… Чтобы получить три измерения, восставляют к прямой перпендикуляр,проводят через две прямые плоскость, а затем восставляют новый перпендикуляр,на сей раз — уже к плоскости. Поэзия, по Мандельштаму, — пространство даже нетрехмерное, а четырехмерное. Можно понять, что поэт только и занимается восставлением»перпендикуляров", что он весь — поперек и наперекор самому же себе(«себя губя, себе протиивореча...») и что это — не только отстранностей психологии, от извилин биографии, но прежде всего потому, что иначеему не освоить полноты измерений своего мира" [1. С. 192].
Каксвидетельствует С.С.Аверинцев, последовательная художническая воля Мандельштамадалека от демонстративного вызова. Вначале творческого пути это проявляется какнекое отрицание. По словам К. Брауна и Н.А. Струве, у раннего Мандельштамаотмечалось «преизобилие» отрицательных эпитетов (небывалый,невыразимый, неживой, недовольный, неизбежный, ненарушаемый, неожиданный,нерешительный, неунывающий, неутоленный, неутолимый, бесшумный, безостановочный),которые внутри стиха приобретают особую силу: От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей...
Отрицание приэтом выполняет функцию утверждения:
… Но люблюмою бедную землю,
Оттого, чтоиной не видал...
Подобноеявление свойственно также мироощущению Марины Цветаевой:
Мне нравится,что вы больны не мной,
Мне нравится,что я больна не вами...
Для техники иобразности Мандельштама характерно господство аскетической сдержанности, в них нетредких, звонких, изысканно-богатых рифм, как у Вячеслава Иванова. Аскетичностьпроявляется также в осторожном употреблении имени, имени собственного:«Легче камень поднять, чем имя твое повторить» (поэтическая вераМандельштама). «Любое имя, — указывает С.С. Аверинцев, — как бы причастноу него библейскому статусу имени Божия, которое нельзя употреблять всуе.Установкой на субстанциональный характер акта именования исключенорасточительное употребление „экзотических“ имен для декоративныхцелей, как это было обычным у Брюсова или Волошина» [1. С.20 1-202].
Размышляя отворчестве Мандельштама, С.С.Аверинцев проводит параллели, сравнивая его ссимволистами: «Символизм немыслим без своей религиозной претензии.Символисты легко приступали к штурму верховных высот мистического восхождения;»новое религиозное сознание" было лозунгом их культуры. Старыекритерии для отличения христианского от антихристианского или хотя бырелигиозного от антирелигиозного отменялись, новых не давалось, кроме все тогоже: «гори!» Поэтому для символизма в некотором смысле все — религия,нет ничего, что не было бы религией. Акмеисты же, напротив, восстанавливаютсвятость сакрального слова, устанавливая своеобразное табу. Мандельштам иАхматова выражают «протест против инфляции священных слов» [1. С. 218-2 19]. Парадоксально для творчества Мандельштама то, что его«матовый» стих и негромкий голос произвели столь громкий резонанс врусской культуре и литературе XX столетия. В завершение своих размышлений отворчестве Мандельштама С.С. Аверинцев отмечает, что это — «небеспроблемный симбиоз, в котором эксцессы рассудочности мирно уживаются сэксцессами антиинтеллектуализма. Это действительно противоречие, которое»остается глубоким, как есть». И установка «смысловика», и жизнь«блаженного, бессмысленного слова» остаются, оспаривая друг друга,неожиданно меняясь местами. Поэтому Мандельштама так заманчиво понимать — и тактрудно толковать" [1. С.273]. Характеризуя фундаментальное значениетворчества мастеров художественного слова, В.Н.Топоров подчеркивает зыбкостьграниц между прозой и поэзией, выявляя то универсальное начало, котороеобеспечивает целостность сущего и творимого: " Ввиду тех решающихпреобразований, которые привели в творчестве Ахматовой (и Мандельштама) ксущественному изменению границ между прозой, поэзией и внеположенным миром, поэтическоепространство текста оказалось предельно углубленным и расширенным, его мерностьувеличилась, оно приобрело тот статус неопределенности и многозначности,который лишает текст окончательности, законченности смысловых интерпретаций и,наоборот, делает его «открытым», постоянно пребывающим in statunascendi и поэтому способным к улавливанию будущего, к подстраиванию кпотенциальным ситуациям" [цит. по: 7. С. 672-673].
/>1.3 Культура личности влингвокультурологии: манифестации и отражение перспектив
Язык, как илюбое другое общественное явление, находится в процессе постоянного развития.Однако процесс развития языка не характеризуется особой быстротой. Иначескоростные изменения в языке привели бы к нарушению взаимопонимания междупоколениями. Языковые изменения стали ощутимыми при появлении письменности,которая выполняла фиксирующую и манифестирующую роль. И.Г. Добродомов,оспаривая широко распространенное мнение о том, «что быстрее всегоизменяется словарь языка, медленнее его грамматика и еще медленнее — звуковойстрой», уточняет: "… если, перевести эти изменения из абсолютныхпоказателей в относительные, то при громадном числе словарных единиц любогоязыка (десятки и сотни тысяч), значительном количестве грамматических явлений(сотни и тысячи) и скромном инвентаре фонетических средств (десятки)оказывается, что темпы исторических изменений лексики, грамматики и фонетикиязыка не столь уж резко отличаются друг от друга. Эти соображения скорееговорят в пользу равномерности изменений на всех уровнях языковой структуры,хотя эта равномерность не сразу бросается в глаза, будучи затемнена хотя иприблизительными, но абсолютными числовыми показателями, которые выравниваютсяпри переходе к показателям относительным" [82. С.313].
На диалектикуязыковых изменений указывает А.Ф. Лосев. Он отмечает, что во все периодыразвития язык сохраняет свою целостность, свое единство: «Эти отдельныепериоды, во-первых, содержат в себе нечто общее, без чего язык потерял бы своенародное и национальное единство; и, во-вторых, всем этим периодам свойственнонечто специфическое, без чего семантика каждого слова перестала бы бытьисторическим явлением, превратилась бы в абстрактное понятие" [цит по: 8.С.313].
Лексикографическиетеоретические проблемы на современном этапе развития лингвистической наукисвязываются с понятиями «художественный концепг» [12],«концептосфера» [127] и «концептуарий» [207].Филологический концептуализм в русистике имел свое рождение в работах С.А. Аскольдова,рассматривающего проблему концепта в ракурсе художественного слова: «Проблемаконцептов и проблема художественного слова имеют не только точкисоприкосновения, но в основании положительно совпадают. И тут и там мы имеемодно и то же загадочное явление. Слова в одном случае, не вызывая никакогопознавательного „представления“, понимаются и создают нечто, могущеебыть объектом точной логической обработки, случае слово, не вызывая никакиххудожественных „образов“, создает художественное впечатление, имеющеесвоим результатом какие-то духовные обогащения. Что это за туманное»нечто", в котором в области знания всегда, а в искусстве слова взначительной мере заключается основная ценность? В проблеме познания это«нечто» носит название «концепта», под которым надоразуметь два его вида: «общее представление» и «понятие». Впроблеме искусства это «нечто» пока не связано с четким термином. Мыбудем называть его «художественным концептом» с полным сознаниемимеющихся в данном случае существенных отличий. Концепты познавательногохарактера только на первый взгляд совершенно чужды поэзии. На самом же деле онисловно подземными корнями питают своими смысловыми значениями иррациональную инеопределенную стихию поэтических слов и приемов. Далее, какой быиндивидуальностью ни были проникнуты значения художественных слов, в них всегдазаключена та или иная общность. Их разнообразные смысловые значения имеютвсегда несколько общих точек пересечения. И в этом отношении все художественныевосприятия имеют характер концептов, хотя и лишенных логическойустойчивости" [12. С.268].
С.А. Аскольдовпредлагает три понимания концептов: идеалистический и интуитивный с выражениемименно субъективной точки зрения человека на предметы; номиналистический спризнанием общей значимости индивидуальных представлений; концептуальный,однако «концептуализм обыкновенно дальше утверждения существования концептовв человеческом уме не идет, и природа их до сих пор остается в достаточной мерезагадочной». Существенной стороной познавательных средств концептовобъявляется функция заместительства".
Концептуализмопределяется через понятия «творческое», «родовое» и«единство сознания", что весьма важно для лингвокультурологическогоподхода: Мысль есть нечто императивное и творческое. Подходя к конкретностям сточки зрения определенного мысленного интереса, она сама определяет группуконкретностей, которая ей интересна и сама же создает «родовое» изодинаковости интереса к чему-то одинаковому во многом. Единство родовогозаключено в единстве точки зрения. А единство точки зрения заключено в единствесознания.
Различаяпознавательные и художественные концепты, С.А. Аскольдов указывает на ихспецифику: «К концептам познания не примешиваются чувства, желания, вообщеиррациональное. Художественный концепт чаще всего есть комплекс того и другого,т.е. сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, иногда даже волевыхпроявлений. Было бы ошибочно утверждать, что какая-нибудь психологическаякатегория является для художественных концептов заведомо посторонней. Напротив,наблюдая за развитием художественной восприимчивости, мы можем заметить, чтоона растет вместе с ростом всех духовных способностей» [12. С.274].
Вфундаментальной работе «Ожидающая культура» Г.А. Бондарева русскаяистория и культура трактуются с точки зрения философско-антропософских позиций,на основании детального исследования огромного материала, отражающего русскоебытие на протяжении тысячелетий.
Антропологическийподход предполагает изучение языка в тесной связи с сознанием и мышлениемчеловека, его культурной и духовной жизнью.
Возникшая какреакция на механистическую концепцию языка XVII-XVIII вв., а также налогические концепции, лингвистическая концепция Гумбольдта опирается на идеи И.Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и«духа народа». Его философские воззрения сформировались под влиянием идейнемецкой классической философии (Кант, Гегель, Шеллинг). В. Гумбольдт представляетязык как живую деятельность человеческого духа, единуя энергию народа, какдеятельность («энергейя"), созидающий, порождающий процесс, какнапряженное живое целое.
В. Гумбольдт различаетв языке антиномии: деятельность-предметность, индивидуум-народ,свобода-необходимость, речь-понимание, речь-язык, язык—мышление (человеческого духа),устойчивость-подвижность, логическое—стихийное, импрессионистски-индивидуальное-монументальное,континуальное-дискретное, объективное-субъективное.
Конечная цельязыковедения Гумбольдта — тщательное исследование разных путей, какимибесчисленные народы решают всечеловеческую задачу постижения объективной истиныпутем языков. Разные пути, по Гумбольдту, это не разные звуковые обозначенияодного и того же предмета, а различные способы его языкового видения. Вконцепции Гумбольдта есть место как рациональному, так и интуитивному:«Разделение человечества на народы и племена и различие его языков инаречий, конечно, тесно взаимосвязаны между собой язык возникает из такихглубин человеческой природы, что в нем никогда нельзя видеть намеренноепроизведение, создание народов он вовсе не продукт чьей-либо деятельности, анепроизвольная эманация Духа, не создание народов, а доставшийся им в удел дар,их внутренняя судьба» [34. С.52].
В современнойлингвистике при изучении проблем языковой концептуализации не отвергаются болеерешения, основанные на представлении национальной специфичности, исходящие изсвоеобразия национального характера. Последовательным исследователем в этой областиявляется А. Вежбицкая. Она исходит из того, что любой язык образует свою«семантическую вселенную». «Семантическая вселенная» какраз представляет трудности при переводе, даже при точнейшей лексической исинонимической адекватности, так как по-настоящему проблема кроется в сложностипередачи национального духа. Известно, что перевод эпосов, былин требует длятворчества дополнительной компетенции, знаний, охватывающих историю и культурународа, так как дух народа может быть по возможности полностью воспринят лишь вразвитии, но не имманентно.
Символичното, что в новой работе «Язык-культура-познание», ориентированнойспециально на русскоязычного читателя, А.Вежбицкая выдвигает три основныхпонятия: «душа, судьба и тоска, которые постоянно возникают в повседневномречевом общении и к которым неоднократно возвращается русская литература (как»высокая", так и народная)" [40 С.33]. Г.А. Бондарев в«Ожидающей культуре" утверждает, что «эстетическая проработка душиощущающей вызвала некоторое индивидуальное возвышение духа, но еще болееразбудила тоску по духу» [34. С. 444]. А. Вежбицкая перечисляет связанныедруг с другом признаки, объясняющие жизненность названных: эмоциональность,иррациональность, неагентивность, любовь к морали. Эти признаки представляютсябазисом универсальных концептов в виде языковых единиц конкретно для русскойязыковой культуры. Они объемлют «социопсихологику" (термин наш) языковойэтносферы. Вяч.И. Иванов так говорит о русском языке: «Достойны удивлениябогатство этого языка, его гибкость, величавость, благозвучие, его иритмическая пластика, его прямая, многовместительная, меткая, мощная краткостьи художественная выразительность, его свобода в сочетании и расположении слов,его многострунность в ладе и строе речи, отражающей неуловимые оттенкидушевности. Не менее формы целостного организма, достойны удивления ткани, егообразующие, присущие самому словесному составу свойства и особенности, каковы:стройность и выпуклость морфологического сложения, прозрачность первозданныхкорней, обилие и тонкость суффиксов и приставок. Но всего этого мало! Язык,стяжавший столь благодатный удел при самом рождении, был вторичнооблагодетельствован в своем младенчестве таинственным крещением в животворящихструях церковнославянского. Они частично претворили его плоть и духотворнопреобразили его душу, его внутреннюю форму» [72. С.396].
В настоящеевремя в логической семантике формальный подход представляется ограниченным иограничивающим развитие данной науки. Известно, что основной критерий — истинность — уже не всеобъемлющ. Отметим, что и в точных науках, с ихгипертрофированностью рационального в мышлении, присутствует моментинтуитивного и без него, как известно, были бы невозможны самые значительныеоткрытия в истории человечества. П.Д. Успенский определил мистику как родпознания, «претендующий на то, что он дает большие результаты в сравнениис обычными немистическими познаниями в мистике субъективное познаниераспространяется на объективные явления… Мистический метод можно определитьсубъективное изучение и субъективных, и объективных явлений при помощирасширенной интуиции, дающей возможность каким-то образом понимать и оцениватьв себе явления, происходящие во вне… В позитивном познании различаютсясубъект и познаваемый объект. В мистическом познании субъект и объект сливаютсяв одно» [224. С. 143].
В.И. Вернадскийпризнает большую роль эмоционального фактора в творческом процессе. «Развеможно узнать и понять, когда спит чувство, когда не волнуется сердце, когда неткаких-то чудных, каких-то неуловимых обширных фантазий. Говорят: одним разумомможно все постигнуть. Не верьте! Те, которые говорят так, не знают, что такоеразум, они не понимают, что волнует, что интересует в тех работах, которыесчитаются одними умственными работами. Мне представляются разум и чувствотесно-претесно переплетенным клубком: нить — разум, другая — чувство, и всегдадруг с другом соприкасаются: и когда… в этом клубке рядом мертвое и живое, — разве может быть сила, разве может быть какая-нибудь работа с помощью такогопомертвелого, чуть не загнившего клубка?» [15. С.93].
Мистическийкомпонент, таким образом, действует не только в религии, но и в научномпознании. Г.А. Бондарев делает попытку соединить научное и религиозное впознании. Смысл истории он видит в способности развитого индивидуальногоЯ-сознания, свободно осуществляющего в себе законы нравственности, подняться вмиры высших духовных сил, откуда оно ведет свое происхождение" [34. С.25].
Рассуждая овзаимосвязи русской культуры и языка, Д.С.Лихачев вводит термин«концептосфера». Продолжая мысль С.А. Аскольдова о том, что концептвыполняет функцию заместительства в виде познавательных средств, Д.С. Лихачевполагает, что «концепт существует не для самого слова, а, во-первых, длякаждого основного (словарного) значения слова отдельно и, во-вторых, предлагаетдочитать концепт своего рода „алгебраическим“ выражением значения…которым мы оперируем в своей письменной и устной речи» [127. С.281],причем потенции концепта тем шире и богаче, чем богаче культурный опытчеловека.
По Д.С. Лихачеву,концепт в известной мере расширяет значение, предоставляя возможности для«сотворчества», домысливании, «дофантазирования» и дляэмоциональной ауры слова. Термин „концептосфера“ вводится Д.С.Лихачевым по типу В.И. Вернадского: ноосфера, биосфера. „Язык является сампо себе сжатым, если хотите, алгебраическим выражением всей культурынации“. Говоря о концептах, характерных для определенной культуры,конкретно русской, Ю.С. Степанов, отмечает, что их количество не велико, околочетырех-пяти десятков, „а между тем духовная культура состоит взначительной степени из операций с этими концептами“ [206. С.288]. Авторвыделяет такие концепты, как „вечность“, „закон“, „беззаконие“,»страх", «слово», «любовь», «вера».
Если сравнитьданные концепты с универсальными концептами А. Вежбицкой (душа, судьба, тоска),то можно увидеть, что эти два оказываются взаимовключенными, хотя и объемлющимиразличные «миры». «Вечность» характеризует космос — пространство- время, „закон“ и „беззаконие» - из более конкретной,деонтической области, хотя “закон» может характеризовать не толькообщество, но и природу, поэтому он может оказаться в одном ряду с«вечностью». Относительно концептов «страх»,«слово», «любовь", «вера» (можно продолжить — «надежда») было бы уместным подчеркнуть, что они не мыслимы безчеловека. И в конечном счете весь ряд концептов в полной мере отражается лишьна области человека, чего нельзя сказать о сферах природы (Вселенной илиКосмоса) и общества (на каком бы уровне оно не находилось).
Ратуя зацерковнославянский язык, наиболее ярко выражающий русских дух, негодуя противпроизвольных новшеств будто бы «в русском духе», Вяч. И. Иванов сдушевностью говорит о родных словах, напетых над колыбелью:: рождение ивоскресение, власть и слава, блаженство и сладость, благодарность и надежда[92. С.400]. Хотя он и не говорил об этих словах, как о концептах или языковыхуниверсалиях, однако ряд, приведенный некогда Вяч. И. Ивановым, можноквалифицировать как интуитивный опыт в поисках концептосферы русского языка.
/>1.4 Переводческиетрансформации как средство познания лингвокультурологической ценности слов ифразеологических единиц
Объектомперевода служит не система языка как некая абстракция, а конкретное речевоепроизведение на другом языке (текст подлинника), на основе которого создаетсяиное речевое произведение на другом языке (текст переводa). Цель перевода — какможно ближе познакомить читателя (или слушателя), не знающего языка подлинника,с данным текстом (или содержанием устной речи). Перевести — значит выразитьверно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствамидругого языка. Достижение переводческой эквивалентности (адекватностьперевода), вопреки расхождениям в формальных и семантических системах двухязыков, требует от переводчика прежде всего умения произвести многочисленные икачественные межъязыковые преобразования — так называемые переводческиетрансформации — с тем, чтобы текст перевода с максимально возможной полнотойпередавал всю информацию, заключенную в исходном тексте, при строгом соблюдениинорм переводящего языка.
Литературноетворчество интерпретируется как особый род деятельности, смысл которогозаключается в отображении различных ситуаций, учитывающих действия, чувства,мысли людей и окружающих их мир. «И не случайно поэтому,- справедливоуказывает В.Г. Гак, — в литературе разных народов и разных эпох обнаруживаютсямногие аналогичные сюжеты, проблемы, герои» [61]. По самым скромнымподсчетам, общих сюжетов в мировой литературе как минимум тридцать три.
Общностьсюжетов определяется в результате заимствований, а также просто совпаденийаналогичных ситуаций. Один и тот же глубинный сюжет может разрабатываться припараллельном развитии, при заимствовании, подражании, переделках, изменениях,вводимых в существующий сюжет. Один из жанров, в котором отражаетсянационально-культурная специфика общества, — жанр басни. Широко известен,например, прототипический пример эзоповской басни, переложенной в свое времяЛафонтеном на французский, а затем и И.А. Крыловым — на русский язык.
Речь идет обасне «Стрекоза и муравей». Через века сравнительный анализэзоповской басни в греческой и римской культуре, а затем и в приложении кевропейской культуре выявил различные детали, имеющие отношение к национально-культурнойспецифике общества. В первых вариантах басни, к примеру, были не цикады и нестрекоза, а жук. Подобное сравнение этих вариантов хорошо иллюстрируетсяВ.Г.Гаком. При сравнении французской и русской басен отмечается, что онипространны, шире, чем источник. Большая информативность позволяет выявитьхарактерные особенности для каждой из сравнительных культур. В.Г.Гак отмечаеттри общих отличия русской и французской басен от прототипа — выбор животного,приписывание определенного общественного статуса персонажам, уточнения ихрассуждений и взаимоотношений. При этом он указывает на важность того, чтобы«сопоставить действия, приписываемые животным, с их реальным поведением» [61.C. 759].
В связи сэтим примечательно, что басне Лафонтена известный энтомолог Ж.Фабр дажепосвятил статью, направленную на выявление адекватности отражения в баснебиологического аспекта, т.е. образа жизни насекомых, способов пропитания,природных условий их существования.
В.Г. Гакдалее выявляет такие существенные различия двух культур (русской ифранцузской), как: 1) описание природы; 2) грамматический род названияживотного; 3) историко-культурный фактор, который отражается на характереотношений между персонажами; 4) экономический фактор.
Для пониманияозначенной басни существенно следующее. Во Франции холода наступают с дождем, ав России — со снегом. Во французском языке «стрекоза» и«муравей» — слова женского рода. Они персонифицируют двух женщин — здесь совпадение (равноправие) по половому признаку, отсутствие легкогодискриминативного мотива. В русском тексте «муравей — мужского рода и приперсонификации, — как с легким юмором отмечает В.Г. Гак, — выходит, что жадныйи недобрый мужик отказывает в помощи бедной, беззащитной, по-своему симпатичнойженщине. Это не может не вызвать подспудно отрицательного отношения к муравью»[61. С.760-761]. В.Г. Гак дополнительно информирует о достаточно примечательныхисследованиях русских педагогов, определяющих специфику русского национальногохарактера. Несмотря на простоту и прозрачность мысли басни, симпатии русскихшкольников чаще находятся на стороне «непутевой стрекозы», нежели настороне предусмотрительного и хозяйственного муравья.
Вофранцузском тексте отношения между персонажами басни более официиальны идистантны, они разговаривают на «вы». В русском варианте героиобращаются друг к другу на «ты», и отношения между ними можно назватьменее формальными. К тому же при этом героями употребляются слова, принятыесреди близких людей (голубчик, кумушка). Более того, в «словах муравья слышитсяне столько раздражение против просительницы, сколько то „веселое лукавствоума“ и насмешливость, которые Пушкин считал характерной чертой народныхкрыловских персонажей» [61. С. 762].
И наконец,расхождение между двумя вариантами басни наблюдается в содержании просьбыцикады и просьбы стрекозы. «Французская» цикада просит в долг зерна собещанием вернуть долг и процент. А крыловская стрекоза просит о«гуманитарной помощи»: «Во всем этом отражается большое чувствовзаимопомощи у русских персонажей, а также, быть может, и менее развитыйуровень товарно-денежных отношений в российской среде того времени: речь идетне о займе, а о безвозмездной помощи» [61. С. 762]. Как видим, из однойтолько басни может быть выведено несколько моральных установок, которые,казалось бы, вызывают двойственность восприятия и отражают противоречия междуморалью басни и впечатлением читателя. В.Г.Гак в итоге своих размышлений делаетвывод, отражающий специфику мышления русского человека, вывод важностисуществования не только национально-культурных, но и общечеловеческих ценностей:«Мы говорили о том, что крыловский муравей не вызывает особой симпатии урусского читателя. То же касается и французской муравьихи, которую читателисклонны осуждать за нежелание помочь ближнему. Оба варианта басни, осуждаянепредусмотрительность или безделье, вместе с тем осуждают и отсутствиемилосердия» [61. С.763].
Изучениевидов и способов переводческих трансформаций занимает одно из центральных меств процессе перевода. Вслед за В.Г. Гаком под переводческой трансформацией мыпонимаем отход от использования изоморфных средств, наличных в обоих языках.Проведение переводческих трансформаций может быть вызвано различными факторами.Термин «трансформация» используется в переводоведении в переносномсмысле. На самом деле речь идет об отношении между исходными и конечнымиязыковыми выражениями, о замене в процессе перевода одной формы выражениядругой, замене, которую мы образно называем превращением, или трансформацией.
Такимобразом, описание далее операции (переводческие трансформации) являются посуществу межъязыковыми операциями «перевыражения» смысла. В целяхудобства описания все виды преобразований, осуществляемые в процессе перевода,можно свести к четырем элементарным типам: перестановке, замене, добавлению,опущению. Однако следует подчеркнуть, что такого рода деление в значительноймере приблизительно и условно. Во-первых, в целом ряде случаев то или иноепреобразование можно с одинаковым успехом трактовать и как один, и как другойвид элементарной трансформации. Во-вторых, что самое главное, эти четыре типаэлементарных переводческих трансформаций на практике «в чистом виде»встречаются редко — обычно они, как будет видно из приводимых далее примеров,сочетаются друг с другом, принимая характер сложных, «комплексных»трансформаций.
В соответствиисо схемой В.Г. Гака и Ю.И. Львина, различаются три вида эквивалентности:формальная, смысловая и ситуационная [59]. При формальной эквивалентности общиезначения в двух языках выражаются аналогичными языковыми формами. По сути дела,все три категории эквивалентности представляют собой результат различныхпереводческих операций: в первом случае речь шла о простейшей из этих операций- субституции, т.е. о подстановке знаков языка перевода вместо знаков исходногоязыка, а во втором и в третьем — об операциях более сложного типа — переводческих трансформациях.
Если наподуровне компонентной эквивалентности перевод осуществляется: в основном путемграмматических трансформаций, то на подуровне референциальной эквивалентности речьидет о более сложных лексико-грамматических преобразованиях, затрагивающих нетолько синтаксическую матрицу, но и ее лексико-семантическое наполнение. Вчастности, из этих трансформаций выделяются: трансформации, основанные наметонимических сдвигах, и трансформации, основанные на метафорических сдвигах.В первом случае смысловые элементы оригинала и перевода обнаруживают отношения,основанные на смежности выражаемых ими понятий, а во втором — основанные насходстве.
Я.И. Рецкервыявил четыре основные закономерности при переводе: конкретизацию,антонимический перевод, смысловое развитие, компенсацию. Эти типылексико-семантических трансформаций отражают четыре основных типа различныхлогических отношений между понятиями. Создание полной типологии переводческихпреобразований осуществляется двумя способами: дедуктивным (логическимисчислением возможных преобразований) и индуктивным (анализом реальныхпереводов и обобщением их материала).
Исходнойединицей анализа при изучении типов преобразований при переводе в тексте служитвысказывание — актуализированное предложение. Логически выделяются четыреосновных типа преобразований: 1) транспозиция грамматических категорий (числа,времени, наклонения и т.п.); 2) транспозиция частей речи; 3)лексико-синтаксические транспозиции (единственной чисто синтаксической трансформациейявляется изменение порядка слов, все остальные преобразования в сфересинтаксиса связаны с той или иной лексической или морфологической заменой); 4)лексико-семантические преобразования (они охватывают также способы описанияситуации, вопросы прагматики).
«Средиразличных школ и направлений лингвистической теории перевода следует преждевсего выделить «теорию закономерных соответствий», впервыепредложенную, как известно, Я.И. Рецкером [183. С. 13] и поддержанную А.В. Федоровым.Положительное значение этой теории заключается прежде всего в том, что вместотуманных и зачастую субъективно окрашенных рассуждений об адекватности переводав ней впервые предложен и обоснован подход к переводческой проблематике,основанный на лингвистических принципах. Другое не менее важное достоинствоэтой теории заключается в том, что она опирается на богатейший опытпрактической деятельности переводчиков. Резюмируя сказанное, следует отметить,что значение теории закономерных соответствий выходит далеко за рамки простойконстатации неких регулярных, повторяющихся соотношений между единицамисопоставляемых языков. «Закономерные соответствия» — это не совсемточное название, поскольку речь идет как о типах закономерных соответствий междуединицами двух языков (эквиваленты, вариантные соответствия), так и озакономерностях, связанных непосредственно с процессом перевода. Закономерностипроцесса перевода рассматриваются исходя из соотношения между отдельнымиединицами текста (если не считать антонимического перевода, которыйпредусматривает комбинированное лексико-синтаксическое преобразование). В рядеслучаев теория закономерных соответствий выходит за пределы сопоставленияотдельных единиц и намечает пути комплексного решения переводческих проблем.
Говоря оприменении грамматических трансформаций в переводе, необходимо четко различатьдва случая. В первом трансформация используется как средство семантическогоанализа. При этом в окончательном варианте на языке перевода высказывание вовсене обязательно остается в таком же трансформированном виде, т.е. в виде ядерныхили околоядерных предложений. Действительно, если ограничиться сопоставлениемтекстов — исходного и конечного, то мы едва ли сможем решить, имела ли здесьместо грамматическая трансформация. Тем не менее есть основания полагать, чтотрансформация в данном случае является эффективным средством анализа. Во второмслучае трансформации используются на стадии синтеза. При этом в силу целогоряда причин переводчику приходится использовать ту или иную трансформацию каксредство построения конечного высказывания на языке перевода. Трансформациинаходят широкое применение в процессе перевода в качестве одного из приемовсемантического анализа, а точнее, в разрешении многозначности и омонимии.
Устойчивостьфразеологических единиц не всегда помогает решить задачу воздействия нааудиторию. Автор пытается придать фразеологизму другой, не совсем привычный длячитателя или слушателя вид, видоизменить его форму. Мы рассматриваем такоенарушение цельности фразеологической единицы как разложение фразеологизма.Любое изменение фразеологизма оправдано и целенаправленно. Ш. Балли замечал,что «нарушение привычных форм языка косвенно служит экспрессивности ужеодним тем, что вносит в речь разнообразие. Нет ничего более однообразного, какповторение одних и тех же форм» [16. С.394].
Но не следуетполагать, что трансформация фразеологизма есть лишь результат замены одногокомпонента другим. Она может быть и результатом других видов разложенияфразеологических единиц, например, вклинивания. Сказанное свидетельствует онеобходимости изучения процесса разложения фразеологических единиц в теорииперевода. Без знания и глубокого понимания данного процесса в обоих языкахпереводчик будет все чаще сталкиваться с фактом непереводимости. Более того,возможны ошибки. Таким образом, разложение фразеологических единиц ставит передпереводчиком ряд проблем, которые могут быть решены путем сопоставительногоизучения языков в сфере речевого функционирования.
В настоящейработе изложено понимание сущности перевода как процесса межъязыковойтрансформации, трактуемое в рамках того, что можно назватьсемантико-семантической моделью. Поскольку текст есть последовательностьязыковых, иначе говоря, знаковых единиц, семантическое содержание (значение)этих единиц и всего текста в целом может и должно быть раскрыто путемустановления связей между самими этими единицами и чем-то лежащим вне их, т.е.отношений знаковых единиц друг к другу. Следовательно задача переводчика — понять значение исходного текста и выразить то же самое значение (точнее,систему значений) средствами иного языка. При этом происходит межъязыковоепреобразование, т.е. замена одной знаковой системы другой, что приводит кнеизбежным семантическим потерям. Переводчик должен свести их к минимуму, т.е.обеспечить большую степень эквивалентности исходного текста и текста перевода,что невозможно без проведения разнообразных переводческих трансформаций.
/>2. Лингвокультурологическийаспектфразеологизмов как объекта перевода
/>2.1 Свойства личности васпекте ее семантических характеристик/>(на материале фразеологизмов)
Анализдеятельности субъекта в предметном мире показывает, что понятийный аппаратрассмотренных теорий менее приспособлен для описания деятельности субъекта вментальном психическом плане, в частности, для описания рефлексии собственнойдеятельности. Поэтому требуется расширение исходного смысла семантических ролейи для описания совместной деятельности людей, и для описания их общения. Кглубинным ролям субъекта (агента) деятельности должны относиться и такие роли,как вынесенный в самосознание «образ Я субъекта», «образМеня», «образ Другого» (контрагента или соагента), которыйсубъект приписывает участнику совместной деятельности или общения. Такиеглубинные роли, как идеалы, нормативные ценности, время, место действия,движение в субъективных пространствах взаимодействующих субъектов, также должнывойти в базовый список глубинных семантических ролей.
Дальнейшаяразработка теории деятельности и общения может, на наш взгляд, идти и путемвосхождения от абстрактного к конкретному, т.е. движением теоретическогосознания в психологии и лингвистике, и путем восхождения от эмпирическойданности естественного языка и фиксированных вструктур обыденного, житейскогосознания путем их экспликации к теоретическим моделям. Семантические пространства- это некий метаязык исходного языка описания (в нашем случае фразеологизмов),их построение заключается в выделении обобщенных категорий-факторов, на языкекоторых записывается лексика. Полученные модели характеризуют различные аспектыконтроля и целесообразности поведения субъекта.
Большинствоотобранных нами фразеологизмов представляют негативный полюс«нецелесообразного поведения», это можно объяснить тем, что кфразеологии чаще прибегают для оценки неадекватного поведения, чем дляповедения позитивного.
К одному изнаименее изученных пластов фразеологии относятся единицы, указывающие нагомеостатическую и гетеростатическую ориентацию организации личности. Гомеостаз- это среднее состояние сознания, которое свидетельствует о совершенномприспособлении организма к постоянным и неменяющимся силам, т.е. состояниюпсихического равновесия, нереживаемость человеком ни отрицательно, ниположительно и соответствующего физической или психологической норме.Понятийная система, которой мы пользуемся в повседневной жизни, находится влексическом составе нашего языка. Эта система, основанная на некоторыхпредставлениях о мире обыденного сознания, неразрывно связана с системойносителей языка и тем самым этносемантически маркирована. Естественно, наиболееотмечена национально-культурной спецификой такая сфера лексического уровня, какфразеология. Особый интерес для изучения паремии, отличающиеся метафозностьюобщего смысла — пословицы и поговорки, фразеологизмы, включающие в свойсемантический состав в том или ином виде значение средины области шкалыаксиологической оценки.
В русскомязыке отрицательно оценивается заурядность личности, её посредственность,отсутствие четких индивидуальных черт. Тематическую группу заурядности образуютфразеологизмы: «пороха не выдумает»; «звезд с неба не хватает»;«серый (как валенок)» и др. Смысловая доминанта личности втематической группе — посредственность, неспособность к творчеству.
Вкультурно-лингвистическом социуме носителей русского языка отрицательнооценивается и качественная неопределенность личности, неустойчивость еёценностно-мотивационной структуры. Семантическая группа включает единицы:«ни рыба ни мясо (ни кафтан ни ряса)»; в городе Богдан ни в селеСелифан"; «ни себе не гож ни людям не пригож»; «в умницы непопал и из дураков не вышел»; «и похулить грешно и похвалить не зачто» и др.
В защитузакономерности выделения указанной группы можно привес-следующее высказываниеВ.Г.Белинского: «В самой действительности лют события без развязки,существование без цели, существа неопределенные, никому не понятные, даже самимсебе» [25. С.392].
Внутри этойгруппы можно выделить синонимический ряд: «ни то ни:». «ни рыбани мясо», «ни богу свечка ни черту кочерга». При общей оценкепосредственности объекта речи в одних и тех же значениях, эти единицы обладаютразличными значениями за счет внутренней системы. Первая ФЕ относительнонейтральна, вторая и третья — эмоционально-экспрессивны и семантическиразличительны за счет внутренней формы, даваемой релятивностью значенийслов-компонентов; последний член нагруженный яркой, образной внутренней формой,носит характер бранности и представляет посредственность в её наиболееотрицательной оценке. Р. Барт называет эту риторическую фигуру, котораязаключается в том, что, сопоставив две противоположности и уравновесив их,отвергнуть и ту и другую, «нинизмом» [17. С. 123], а Ж. Деррида — двойным исключением (ни/ни) [79. С. 139]. Когда возникает необходимость вописании «серединной ситуации», автор нередко прибегает кодновременному отрицанию \ экстремальных предикатов.
Помимофизических параметров, идиомы этой тематической группы бывают и свойствахарактера. При этом в описании свойств как бы залов потенцииспособность/неспособность к деятельности или к тому или у стилю поведения. Так,идиома «ни рыба ни мясо» прогнозирует неопределенность, безликостьхарактера. В риторике эта фигура употребляется в качестве аргументации.Представление двух крайних мнений, чтобы показать стоящим посередине илисочетающим оба.
Фразообразовательнуюмодель в этой тематической группе можно представить в виде формулы «ни Ани Б», с помощью которой в русскую фразеологию вводится понятиенеопределенности. В этой формуле А обозначается некое понятие,противопоставленное Б. А и Б есть полярные понятия.
Третьясемантическая группа показателей посредственности в русском языке не имеетотрицательных оценочных коннотаций своего объекта и говорит о его сносности — пригодности в конечном итоге для каких-либо целей
В русскомязыке она включает паремии «с паршивой овцы хоть шерсти клок»,«на безрыбье и рак рыба», «на безптичье и ворона соловей»,«на безлюдьи и Фома дворянин», и др. Как видим, здесь две моделисоздания переносного смысла: замена идеала суррогатом и «меньшимзлом».
Еслипословичные изречения представляют собой знаки и модели различных типовых жизненныхситуаций, то отсутствие в языке паремий на определенную тематикусвидетельствует о том, что эта тема (ситуация) нетипична для речевого общенияносителей данного языка и в число базовых характеристик языковой личности невходит.
В системепредставлений гомеостаза «устойчивость и равновесность вшиваются тупикамиэволюции» [10. С.З-20]. Человеку, напротив, свойственно стремление кнарушению равновесия и симметрии — явление гетеростаза [39. С.71]. В мире небывает состояния покоя, здесь все подвержено постоянному становлению, здеськаждая ставшая форма исчезает вновь, и однажды достигнутое, вновь становитсязыбким. Именно в зыбкости, в открывается сущность всего бытия: всеустановившееся снова и выходит за свои рамки и преодолевает собственную форму.Теоретики гетеростаза считают, что в основе мотивации людей лежит непрерывныйпоиск личностного роста и самореализации. Люди согласно природе постоянно ищутновые стимулы и возможности испытать собственные силы, чтобы достичьсамореализации. Благодаря этой мотивационной тенденции и осуществляетсяразвитие личности. Гетеростаз — рост и изменение — наиболее заметныеособенности личности. Человек продвигается ту сторону основного надежногоуровня гомеостаза. Стремление большинства из нас к новому опыту и новым переживаниямприводит к движению по линии градуации.
Рассмотримгетеростатические единицы: «метаться из стороны в сторону; „впадать(бросаться) из одной крайности в другую“, „кидаться из ости вкрайность“, „из огня да в полымя“ и др. Формулу гетеростатическихединиц можно представить таким образом: АБ. В русском языке имеютсяединицы, указывающие не только на равенство свойств X и У в ин-зале абстракцииотождествления — тождество неразличимых [69. С.239], а на равнозначность X и Удля жизненных интересов говорящего — равен-их оценок. Оценка возникает лишь смомента соотнесения свойств объ-»1 с какой-либо масштабной, ценностной илидругой шкалой, единицей от-«1. стандартом, мерой, идеалом.
Весь корпусметафоризованных идентифицирующих единиц распада-1 на шесть подгрупп.
1. Основнуюмассу паремий первой группы образуют единицы, объемные признаком»серийности" денотативного компонента («такой же, асе прочиепредставители класса»). В основе этой группы лежит зависимость: если Xобладает свойством F и тождествен с У, то и У имеет свойство: «одного поляягода», «два лаптя пара», «два сапога пара», «изодного теста», «одной масти», «одним миром мазаны»,«муж и жена — одна сатана др. Наиболее употребительны фразеологизмы „одногополя ягода“ и «два сапога пара».
1. Представительнатакже подгруппа идентифицирующих паремий, компонент которых включает оговорку:указание на то, что несущественный признак в конечном счете не изменяеттождественности продуктов: „та же щука, да под хреном“, „тот жеСавка, да на иных санках“, «ас щи, да в другую тарелку»; «тех жещей, да пожиже влей»; «тот же мед — да из другой шерсти» и др.Конкретно-речевой смысл паремий этого отмечен полемичностью как направленностьюна опровержения реального или фантомного.
Всемантический состав конкретно-речевых смыслов метафоризованныхидентифицирующих паремий входит опровержение говорящим мнения собеседника или«третьего лица» о себе, о том, что он не такой, как второй терминсравнения: «я не такой, как X» — «ты/он сам такой». Этоединицы: «не смейся, горох, не лучше бобов»; «не смейся, квас,не лучше нас»; «чья бы корова мычала, а твоя б молчала» и др.Паремии этого шла специализируются на функции парирования и несут в себеобличительною интенцию.
4. Влексическом же составе метафоризованных паремий, у которых присутствуетсобственно идентифицирующий, денотативный компонент, как сузило, содержатсяоценочные единицы («стоит», «хороши», «вор» ипр.): «один другого стоит»; «вор у вора дубинку украл»,«вор у мошенника шапку снял» и др. Основное переносное значение этихпаремий может быть сформулировано как «X и У одинаково плохи». Нужнозаметить, в случае метафоризованных идентифицирующих паремий выбор совершаетсяиз отрицательных альтернатив, обе они в глазах говорящего одинаково плохи.
5. Следуетвыделить подгруппу паремий, смысл которых сводится к «коммуникативному ядру:если лицо обладает такими-то качествами, то и сравниваемый объект обладаетэтими качествами. В основе выражений этой группы лежит аппликативнаязависимость: «если А, то и Б». Качества чего-то находится в сфереведения (владения, родства и т.д.) некоторого лица, соответствуют качествамэтого лица: «каков поп, таков и приход»; «яблоко от -: и недалекопадает»; «каковы сами, таковы и сани» и др.
6. Котдельной подгруппе можно отнести паремию, имеющую значение- то-то не лучше,так же плох, как тот, с кем сравнивают: «хрен редьки не г». Паремияупотребляется со специфической функцией парирования.
Формулуидентифицируемых единиц можно представить следующим способом: А = Б.Исследование корпуса метафоризованных идентифицирующих паремий показывает, чтосодержащееся в их денотативной части буквальное значение — равенствообъективных свойств предметов — получает оценку субъекта речи и превращается вравнозначность.
По словамН.М. Бахтина, «человек дан самому себе как текучее и огромное множествопротиворечивых и смутных тенденций» [24. С. 154]. утверждение совпадает споказателями фразеологических словарей. Амбивалентные фразеологизмыраспределяются в следующие подгруппы:
двуличный,лицемерный человек: «двуликий Янус». Понятие двуличности, илидвуличия, определяет нравственного человека, который не прошел цивилизованныйпроцесс, не убил противоречия двух начал, а примирил их в себе;
единицы,реализующие основное значение «служить одновременно противоположнымсторонам»: «служить Богу и маммоне» — употребляются в значении«заниматься двумя несовместимыми вещами одновременно»; вашим инашим" — выражение характеризует беспринципного человека, бездушника,который под личиной преданности кому-либо тайно действует в зу враждебнойстороны; «и овцы целы, и волки сыты» — паремия определяющая поведениечеловека, исповедующего образ действий, когда удается соблюсти интересы двухконфронтирующих сторон;
3) ктретьей подгруппе относятся паремии, допускающие ложность: наблюдатель неуверен в том, что внешние проявления правильно выражают внутреннее содержаниесубъекта: «сверху шелк, а в брюхе волк» — под красивой внешностьюскрыта низкая душа; «на языке мед, а в сердце лед»; «мягкостелет, да жестко спать» паремии, указывающие на несоответствие внешнегосодержания внутреннему: «делать веселую мину при плохой игре» — внешнее проявление неадекватно выражает эмоциональное состояние субъекта,который скрывает свое негодование, свои неприятности под наружной веселостью,внешним спокойным, беззаботностью; «волк в овечьей шкуре» — характеризует опасного врага, скрывающего свои намерения под маской добродетели.А.Гвоздарев относит это выражение к символам лицемерия [64. С. 146]); лить(проливать) крокодиловы слезы" — употребляется по отношению к лицемерномучеловеку, притворно скорбящему о товарище, которому он причинил зло;
4) кчетвертой подгруппе можно отнести выражения, описывающие человека, нерешающегося сделать выбор: «буриданов осел» – относится крайненерешительному человеку; «сидеть между двух стульев» — ориентироваться в своем поведении, действиях на различные, несовместимыемнения, взгляды. Употребляется также в превентивной форме, где эксплицирует-результат в случае отказа следовать совету: «не садись между двух стульев — падешь на землю»; функционирует в качестве упреждения;
5) единицы,указывающие на нецелесообразность деятельности: «за двумя зайцамипогонишься, ни одного не поймаешь» — означает невозможность делать двадела одновременно.
Такимобразом, амбивалентную личность формируют единицы, которые объединяютсяконстатацией нарушения целесообразности деятельности, невозможностьюпридерживаться одновременно различных, непримиримых точек зрения,неадекватностью поведения тех, кто стремится угодить двум различным по своимубеждениям и взглядам лицам и сторонам.
Другаяфразообразовательная модель этой тематической группы пред-глена формулой«А противоположно Б».
Анализируяповедение амбивалентного человека, И.Н. Калинаускас завопрос: «Как же емуудается перед собой оправдаться, совместить противоположное?». И отвечаетна этот вопрос — «за счет сверхоценивания своей ежедневной жизни»[66. С.273]. По его словам, единственный прием, с помощью которого удается«сидеть на двух стульях», — это резкое изменение масштаба оценки». Таковфункциональный прием «сидения на двух стульях», существуют и другиеобозначения неадекватного поведения. «Живую активность „я“, вкоторой путем абстракции различают две противоположные тенденции, А. Бергсонименует «двойной активностью „я“ [28. С. 127].
Противоположныетенденции, наблюдаемые у человека, Б. Паскаль объясняетет тем, что»человек двойственен", он велик и ничтожен одновременно.
В планенравственном величие человека заключается в стремлении к совершенству,способности к добру, данной ему от природы, любви к духовному началу в себе и вдругих, уважении нравственной истины, т.е. нравственного идеала. Пусть человеклюбит в себе, говорит Паскаль, естественную способность к добру, но вместе стем пусть он ненавидит в себе пороки, которые связаны с его животной ичувственной природой.
Высказывания,описывающие внутреннее состояние человека, могут интерпретироваться в видемодели, соответствующей фрагментам внутреннего мира человека. Соответственно ишкала, на которой расположены эмоциальные состояния, построена какразнонаправленная (ср. анализ шкалы си, где от нейтральной зоны указываются дванаправления по горизонтали в сторону «хорошо» и в сторону«плохо»). Как показали исследования дорических значений,представление о психике человека ассоциируется с его параметрическимихарактеристиками по вертикали. Метафоризованные фразеологизмы распадаются нанесколько групп. Оппозиция «верх/низ». В наивной картине мираположительные эмоции связаны чаще всего с движением вверх: «прыгать от радости»;отрицательные — с движением вниз: «сгибаться от горя», «впадатьв тоску» и др. Это рождается следующим наблюдением: «Отрицательные переживания» тенденцию в пространственных структурах изображаться вниз [41. С.436]».Отрицательным является также нарушение прямого положения: «горе его согнуло»;инактивность (оппозиция «на меня напал страх». Характерное длярусского и других языков обозначение субъекта косвенными падежами отражает этуособеность эмоционального состояния. Однако некоторые отрицательные эмоциисвязаны с понятием «верх». Ср. ряд синонимов, обозначающих — «пребывать в мечтательном состоянии, предаваясь бесплодным фантазиям, незамечая «окружающего»; «витать в эмпиреях — витать в облаках — паритьв облаках -.метать в облаках».
2. Оппозиция«вне/внутри». Как отмечает Ю.Д. Апресян, «внутреннее состояниечеловека в своем развитии достигает такой степени интенсивно, что поведениесубъекта полностью выходит из-под контроля его сознания перестает управлять еговолей » [7. С.46]. Заключительную фазу описывает И. Смирнов: «В аффектетело выходит из себя» [198. С.137]. Ортега-и-Гассет указывает надеструктивную силу аффекта: «Но если человек — животное, которому как разудалось «уйти в себя», то, «выходя из себя он — так или иначе —возвращается к зоологическому состоянию». Однако, как считает Л.П. Карсавин,целостность Я в таком случае нарушается: „Удаляя“ от себя»своё", «я» все же признает удаленное «проявлением»[10. С.80]. К такому же выводу приходит и М. Мерло: «Необходимо, чтобы ясхватывал себя сразу же как эксцентрического ленного от центра) по отношению ксамому себе» [40. С. 190].
В языкесостояние «вне себя» выражается следующими фразеологизмом:«выходить из себя» (приходить в состояние крайнего раздражения);«не » (быть в сильном душевном расстройстве); «вне себя»(находиться в сильном возбуждении или раздраженном состоянии) и др.Функционирование структур с формантом «вне себя» выявляет, чтоаффективность оценки достигается лексическими средствами интенсификации.Интерпретация появляется извне, её субъект не совпадает с субъектом действияили состояния.
Ср.: «Явне себя» и «Я был вне себя» — говорящий рассказывает о себе какбы со стороны. Таким образом, фактор времени заставляет по-новому -оставлятьакценты в высказывании.
Что касается«ухода в себя», в языке это состояние выражается следующимифразеологизмами: «углубляться в (самого) себя», «уходить в(само-себя», «входить в себя», «замкнуться в себе»,«замыкаться в своем кругу», забиться в свою скорлупу",«замкнуться в своей скорлупе», «уйти в свою скорлупу», «человекв футляре» и др. Следует согласиться с мнением Делёза, который относитпереживание «ухода в себя» к депрессивной пони личности [77. С.230].
Рассматриваявнутреннюю жизнь личности, приходим к выводу о том, что человеческая личностьоткрыта вовнутрь своего мира, который до конца -образен и неповторим, зато неможет быть исследован и описан до конца именно вследствие своей бесконечности,личность богата и неисчерпаема,
полагается,что она внутренне бесконечна. Личность предстает перед: как одномерное (хотя ине измеримое) личное пространство.
3. Оппозиция «целостность/нарушениецелостности». Л.П. Карсавин определяет отношение «тело/частитела»: «Мое тело не сумма частей, но летное их многоединство, т.е.все они и каждая из них. Оно не вне своих частей; и части существуют как части,по отношению друг к другу, а не по гтношению к целому» [100. С.149].Соблюдение целостности требует наличия необходимых составляющих дляположительной характеристики личности. Нарушение целостности, т.е. отсутствие необходимыхсоставляющих, дает отрицательную характеристику личности. Ж.П.Сартр называетнарушение целостности «детотализованной тотальностью» [14.С.162|.Фразеологизмы, указывающие на нарушение целостности, характеризуют личностьтщательно: «не все дома», «одной клепки (винтиков, шурупов) нехватает», ": о трех не перечтет" (оппозиция умение/неумение) идр.
4. Оппозиция«статика/динамика». В эту группу попадают метафоризованныефразеологизмы, связанные с «перемещением» органов человеческого тела.Понимая тело «как выражение и смысл», В.Подорога отмечает, что телообраз «является телом действующим, ежемгновенно проявляющим себя в живоетело существует до того момента, пока в действие не вступает ективирующийдискурс, т.е. набор необходимых высказываний, устаивающих правила ограниченногосуществования тела» [171. С. 21].
На связь эмоциис определенным органом тела указывает I. Апресян, считающий, что «каждымвидом деятельности, каждым типом зяния, каждой реакцией ведает своя система.Она локализуется в определенном органе, который выполняет определенноедействие, приходит в определенное состояние, формирует нужную реакцию. Иногдаодин и тот же орган обслуживает более одной системы, а одна системаобслуживается несколькими органами. У человека все эмоции локализуются в душе,сердце з груди» [7. С.40]. В качестве примеров фразеологизмов, указывающихсимптомы страха, волнения или радости, формируемые с помощью органов, можнопривести следующие: «сердце упало», «душа ушла пятки»,«сердце ушло в пятки», «сердце оборвалось», «сердцеготово выскочить из груди» и др.
Такимобразом, фактор семантического пространства анализируемых -единиц можно назватьфактором оценки, или фактором моральности/аморальности. Дифференциация ролевыхпозиций по этому фактору определяется представлениями о том, кто«хороший» и кто «плохой». Компоненты этой группы описываютповедение субъекта, связанное с изменением ориентации, целей и жизненных задачв зависимости от житейских обстоятельств. Единицы этого оценочного класса подразумеваютнаряду с субъектом деятельности некоего другого субъекта (или субъектов), поотношению к которому (вернее, во вред которому) и реализуется деятельность.
/>2.2 Фразеологизмы каксоставляющие перифраз при переводе (на материале английского и русского языков)
Фразеологиялюбого языка — это ценнейшее лингвистическое наследие, в котором отражаетсявидение мира, национальная культура, обычаи и верования, фантазия и историяговорящего на нем народа. Проблемы фразеологии -чрезвычайно существенны как дляпрактики, так и для теории перевода; часто представляют большие практическиетрудности и возбуждают Большой теоретический интерес, так как связаны сразличием смысловых и стилистических функций, выполняемых в различных языках словамиодинакового вещественного значения, и с различием сочетаний, в которые вступаюттакие слова в разных языках. В данной работе рассматриваются лишь некоторые измногих проблем перевода фразеологических единиц.
А.В. Куниндает следующее определение ФЕ: «Фразеологическая единица — это устойчивоесочетание слов с полностью или частично переосмысленным значением» [11.C.203]. Обычно принято указывать на эквивалент--ть фразеологической единицыслову. Однако теория полной эквивалентен изживает себя. Это отнюдь не означает,что фразеологизмы и слова не имеют ничего общего, что рассматривается теориейсоотнесенности некоторых типов фразеологизмов и слов, в основе которой, правда,лежат несколько иные принципы. Наиболее характерные для фразеологическихоборотов устойчивые сочетания слов в принципе равны по своему значению отдельновзятому слову, отличаясь от него, как правило, определеннойэкспрессивно-стилистической окраской.
Остановимсяболее подробно на определении перифразы и ее современной трактовке в отношениик фразеологии. Словарное определение гласит, что перифраза — это выражение,являющееся описательной передачей смысла другого выражения или слова. Мыпонимаем под перифразой вторичное наименование денотата, имеющего общеязыковоепервичное наименование. Перифраза создается для замещения первичногонаименования в определенных прагматических или эстетических целях.
Например, вкачестве оценочных перифрастических единиц для таких понятий, как foolish,stupid, hidebound, применяются перифразы: x won't, set thе world on fire, x isno bright light (no genius, no worldbeater), x is as fickle as they come, xblows hot and cold about (over) smth., ram before seven, clear before even,with x it's one thing one day and smth. else the next, x isn't playing with a Ideck,x doesn't have both oats in the water, x isn't all there, x isn't quite rightin: head, x's elevator doesn't go to the top floor, x has a screw loose, x hashats in belfry, there's nobody home upstairs. Эти перифразы созданы для того,чтобы избежать прямых наименований, неприятных при оценке человека. Одна-длявосприятия этих нелестных (хотя и смягченных) оценок необходим деленныйсоциальный опыт.
Знаниезнаковой связи между двумя наименованиями необходимо, чтобы правильно понятьподлинный смысл перифразы. Например, выражение «оставляет желатьлучшего» связано знаковым отношением с оценкой «очень плохой». Человек, незнающий этого условного отношения, выражение «оставляет желатьлучшего» не связывает со значением «плохой», он воспринимаетлишь собственное значение: допускающий возможность лучшего.
Сравнитетакже: in one's birthday suit (in the altogether, without a stitch on, in the-w, au naturel) — naked; to live on air (to live on next to nothing, to beenstarvaton rations, to be fasting for the sins of mankind) — to be hungry.
Другойраспространенный способ образования вторичного наименования — это указание внем нового признака самого именуемого денотата, т.е. с пользование другогосигнификата того же понятия.
Предикатныйпризнак постепенно становится вторым именем денотата, более или менее известнымесли не всем говорящим на этом языке, то, по ч тайней мере, некоторымпрофессиональным или социальным группам населения:
Rome — Eternal City, сате! — the ship of the desert, lion — the king of beasts, money- the sinews of war; rank, title — a handle one's name. Shakespeare — the Swanof Avon, oil — the black gold, cotton — the white gold и т.д.
Перифразыэтого типа не являются знаками знака. Они представляют собой новый знак дляденотата, уже имеющего первичное наименование.
Принятоотносить перифразы и первичное наименование денотата к синониму. Полагаем,однако, что перифрастические отношения отличаются от синонимических. Синонимыобозначают близкие, но разные понятия о близких, но различающихся денотатах.Синонимы создаются не как знаки одного и того же денотата, а как знаки разныхденотатов, впоследствии оказавшихся приближенными в восприятии человека.Перифразы же создаются как знаки одного и того же денотата, они отличаются попрагматическому воздействию человека, по экспрессивности. Перифразы относятся кпервичным наимнованиям как варианты, а не как синонимы, образуя группу знаководного и то же денотата. Отношения этого типа называются перифрастическими.
Сравнитефразеологическое сочетание «ни жив ни мертв» с наименованиями«перепуган», «удручен», «расстроен»,«измучен». Все эти наименования, в том числе и фразеологизм,характеризуют близкие, но несколько различающиеся состояния в общей шкаленегативного психологического состояния, для которых они являются первичнымизнаками. Перифраза же, как «и пытались показать, дает новую характеристику томуже самому денотату таким образом, фразеологические перифразы составляют внутрифразеологии особый класс.
КлассификацияФЕ также содержит необходимые для переводчика: теоретические знания, с помощьюкоторых он сможет выделить ФЕ в тексте, то анализировать ее и на основепроведенного анализа дать наиболее точный перевод в условиях данного контекста.Наиболее правомерным можно счисть рассмотрение ФЕ в трех аспектах: семантическом,структурно-грамматическом и компонентном. С учетом отмеченных уровнейвыделяются; дующие типы межъязыковых отношений:
1) фразеологическиеэквиваленты (полные и частичные) — ФЕ с тождественной семантикой,структурно-грамматической организацией и с тождественным компонентным составом;
2) фразеологическиеаналоги (полные и частичные) — ФЕ, выражающие одинаковое или близкое значение,но характеризующиеся полным различием приблизительным сходством внутреннейформы;
3)безэквивалентные фразеологические единицы — ФЕ, не имеющие соответствий вофразеологической системе другого языка.
Посколькуфразеология выделяется своими функциями в языке и речи, требует особого подходав процессе перевода. Основная трудность заключается в том, что никакой словарьне в состоянии предусмотреть всех ложных использований фразеологизма вконтексте.
ФЕ, сходные вразных языках по внутренней форме, далеко не всегда идентичны по значению врезультате их переосмысления, поэтому нельзя полагаться на сходство образнойосновы. Но когда выражение еще сохраняет связь с той сферой, в которой онородилось, переводчику приходится искать: русском языке такую ФЕ. Приемыперевода ФЕ различны: от полной замены образности к полному сохранению образа впереводе. И все же общее и характерное для всех — сохранение образности впереводе. Но при этом стандартное и традиционное в оригинале должно бытьпередано стандартным и традиционным в переводе. При переводе важно соблюдатьстилистическую однородность с ФЕ подлинника. Экспрессивное использование — почти не исследовано. Между тем эта проблема представляет несомненен интересдля лексикографии и перевода.
Наряду сотсутствием соответствующей ФЕ в русском языке может казаться, что имеющаятакое же смысловое содержание русская ФЕ не соответствует английской илифранцузской в стилистическом или экспрессивном отношении. Конечно, в идеалеследует стремиться к полной равноценности употребляемых средств, но на практикенередко приходится жертвовать функционально-стилистическим соответствием длясохранения экспрессиво. Весьма существенно, чтобы фразеологические замены припереводе соткали и национальный колорит языка оригинала. Насыщенныйфразеологизмами подлинник должен сохранять фразеологическую насыщенность и переводе.
Одним изтребований, издавна выдвигаемых теорией и практикой переводческой деятельности,является требование эквивалентности текстов — одного и конечного.Эквивалентность обеспечивается путем трансформации при том условии, чтопоследние семантически или прагматически мотивированы. Вольность в переводедопустима лишь по мере необходимости.
Пользуясьвольным переводом, переводчик явно превышает свои полномочия языковогопосредника.
При переводеФЕ с образной основой можно установить определенные закономерности. Главнымобразом это относится к фразеологическим единствам с «выводимой»внутренней формой. Несколько упрощая вопрос, можно делить четыре различныхспособа их передачи: 1) с полным сохранением одноязычного образа; 2) счастичным изменением образности; 3) с полной потерей образности; 4) со снятиемобразности.
Наиболееинтересны с творческой точки зрения ФЕ, в которых приходится полностью заменятьих образную основу. Полная замена образа может
ть связана ссохранением экспрессивной окраски, что чаще даже важнее, и передачафункционально-стилистической принадлежности фразеологизма. Перевод ФЕ соснятием образности — не лучший выход из положения, так связан с потерейвыразительности.
Сложнойсемантикой отличаются лишенные образности ФЕ, в которыхэмоционально-экспрессивное значение сочетается с субъективной оценкойдействительности. Эти ФЕ одновременно являются и модально-вводными вами ивыражениями. Как правило, они многозначны и полифункциональны. Как и во всехдругих областях, нет такой трудности перевода фразеологии, которую нельзя былобы преодолеть при помощи компенсации.
Пронаблюдаемнекоторые особенности перевода ФЕ, имеющих словарный эквивалент, на примерах изсловарных статей [18, 37]:
sometimes-from time to time, for once in a way (in a while);, once and a while = иногда — от случая к случаю;
She wastalking to a group of pressmen, who were taking her photograph time to time asshe spoke (M.Prabble) = Софи Брент беседовала с группой репортеров, которыевремя от времени фотографировали ее;
Каждыйфразеологизм обладает определенной стилистической функцией, зависящей отконтекста, стиля автора, характера всего сообщения и т.п. Можно сказать, чтоименно при переводе и вскрывается свойственная данному языку специфичностьсочетаний. Сохранить красочность фразеологизма, донести до читателя илислушателя его стилистическую функцию — задача первостепенной важности.
He does writea letter once in a while = Он нет-нет, да и напишет письмо; well, properly — the right way = правильно — чин чином, честь честью; Не has been instructed inthe right way = Его правильно инструктировали;
think,reflect — use your brain (head, loaf) = думать — раскидывать умом мозгами),шевелить мозгами;
I can'tremember who told me. Then use your brain and do remember Lindsay) = Я непомню, кто сказал мне это. Пошевелите мозгами и постарайтесь вспомнить.
/>2.3 Фразеологическиеэквиваленты в переводных текстах:содержание и структура
При переводефразеологических единиц (англ. рус.) наблюдается явление кажущегосясовпадения семантики ФЕ, или ложной симметрии. ФЕ такого рода можно назватьквазиэквивалентами, они оказывают недобрую услугу и приводят к ошибкам так же,как и «ложные друзья» переводчика, квазиинтернациональные слова на лексическомуровне. Специальных работ, посвященных этой теме, нет, как нет и словаря,регистрирующего квазиэквивалентные ФЕ, хотя и очевидно, что сбор и анализ такихпар, и прежде всего тех, которые обладают высокой частотностью употребления вобоих языках, представляет несомненный интерес.
Значительнуюпомощь в работе оказал и недавно вышедший «Русско-английскийфразеологический словарь» С.И. Лубенской, насыщенный информацией и богатоиллюстрированный, дающий объемное, исчерпывающее описание русскихфразеологических единиц и их английских эквивалентов разного типа [37].
При всейнеповторимости и своеобразии систем английского и русского языков, значительнаяих часть совпадает, о чем говорят многочисленные работы по типологии исравнительно-сопоставительной лингвистике. Хотя и гораздо менее, чем в лексике,фразеологические единицы могут отражать совпадающие фрагменты картины мира, вто время как их уникальность объясняется несовпадением культур, быта, истории,географических условий проживания, религиозных обрядов и т.д.
Полнаяэквивалентность ФЕ понимается как полное совпадение их существенныххарактеристик, которые модифицируются в параметры, или критерии в контрастивномизучении: семантический, стилистический, лексический, синтаксический иморфологический. Например:
ФЕ — полныеэквиваленты то кeep sb. at a distance = держать кого-либо на расстоянии > beborn under a lucky star = „родиться под счастливой звездой white magic = белаямагия
Известно, чтоФЕ представляют большую трудность для переводчиков. «Перевод безпроблем», как уже указывалось, возможен лишь в случае полнойэквивалентности, «прозрачной» мотивированности (= невысокой степенидиоматизации), что свойственно группе именно фразеологических сочетаний,выделяемых по классификации В.В. Виноградова. При таких условиях -степень«отгадывания» смысла и правильного перевода может быть достаточно высокой иосновываться на переводе значений составляющих ФЕ лексических компонентов.Например:Английские ФЕ Русские эквиваленты to carry coals to Newscastle досл. везти уголь в Ньюкасл) ехать в Тулу со своим самоваром birds of a feather flock together досл. птицы одного пера образуют стаю) рыбак рыбака видит издалека to kill goose that lays the golden eggs убить курицу, несущую золотые яйца to sing like a lark петь как соловей, жаворонок black frost морозная погода, но без снега better late, then never лучше поздно, чем никогда
Приведенныепримеры демонстрируют разные возможности перевода английских ФЕ: полнымиэквивалентами (примеры 4,5), частичными эквивалентами (примеры 3,6),семантическими эквивалентами (примеры 1,2), описательными фразами (примеры5,8). Именно эти и некоторые другие приемы использует переводчик, имея дело сФЕ, обладающими прозрачной мотивацией: моноэквивалент — единственно возможныйправильный вариант перехода для данной ФЕ (при этом возможны полные и частичныеэквиваленты); описательный перевод, который может быть представлен переменнымсочетанием или калькированием. При отсутствии полных или частичных эквивалентовприбегают к словесным: переводчик переводит ФЕ одним словом или образуетсякомбинированным переводом (калькирование + описательный перевод). Эти основныеспособы перевода ФЕ покрывают всевозможные подходы к переводу разных типов ФЕ;другое дело — насколько верно «угадывается» значение ФЕ в оригинальном тексте,если переводчику кажется, смысл единицы выводим из семантики составляющих.
Рассмотримпримеры неправильно истолкованной семантики ФЕ. В современном английском языкев группе оценочных прилагательных наблюдается антонимичный сдвиг:прилагательные с отрицательной оценочностью в разговорной речи употребляютсякак прилагательные с положительной оценочностью. Это прилагательные vicious-«злой», bad -«плохой», cool — «прохладный». Врезультате фраза It's cool в определенных контекстах должна переводиться так:«Великолепно!», «Чудесно!», «Грандиозно»!.. Например:I've just returned from Cyprus. It's cool! — »Я только что приехал сКипра. Потрясающе!" Возникшая в результате омонимия фраз и их семантическаядвусмысленность (It's cool — «прохладно» и It's cool — «потрясающе») понимается в данном случае только контекстом:лингвистическим (cool — «прохладный», «прохладно» не можетассоциироваться с названием острова Cyprus - Кипр, выступающего вкачестве контекстуального индикатора) или экстралингвистическим, когдаиндикаторы находятся в самой ситуации.
Аналогичнойвышеприведенной единице может выступать фраза It's too bad!, которая частоошибочно переводится как «Совсем плохо», «Очень»прискорбно", а на самом деле эквивалентна фразе «Оченьжаль!» It's too bad at you couldn't come. «Жаль, что вы не моглиприйти». Отмечается и усеченная форма этой фразы: too bad, имеющая такоеже значение.
Квазиэквивалентныанглийским ФЕ keep house и condemned house фраза «содержать дом» и«проклятый дом» соответственно, правильными являются — «житьотдельно, вести домашнее хозяйство самостоятельно» и «дом,предназначенный на снос».
Irish stew — ирландское рагу, но Scotch broth — фраза, в которой так же, как и в Irish stewприсутствует прилагательное, образованное от названия страны, переводится не«шотландский бульон», а «перловый суп»: ФЕ to eat his breadand salt эквивалентна русской ФЕ «быть чьим-либо гостем» (типичныйквазиэквивалент «сидеть на чьей-либо шее, быть нахлебником»); (to be coolas a cucumber означает «быть хладнокровным, выдержанным», а не«быть прохладным, как огурец»).
В русскомязыке обнаруживается удивительное многообразие ФЕ с спешим компонентом«наплевательство»: Да плюнь ты!; Мне это раз плюнуть;
- мнена это наплевать!; Да плевать я хотел!; плевать в потолок; наплевать в Ципу ит.д. Лексическим эквивалентом русскому глаголу «плевать» служит spiton /upon /at. Однако вряд ли фраза «Мне наплевать» передает без различие,а поэтому ее лучше перевести как I don't care. Приверженность к типам«плевков» хорошо вписывается в неоднократно отмечавшиеся особенностинационального характера. В частности, это касается установки на безразличие,получившее специальное наименование — наплевательство и даже«наплевизм» [35, 240]. Семантический анализ, проведенный в отношенииотдельных глагольных фраз и лексем, позволяет определить основной наборсемантических компонентов этих единиц: досада, презрение, наплевательство,незаслуженное оскорбление, разрыв отношений. Определяется тип«плевка»: буквальный, квазиперформативный и метафорический, в чемнеобходимо разбираться переводчику, если он хочет правильно передать наанглийском языке фразы «Он мне в душу наплевал», «Посмотрел онна все -то, плюнул и ушел».
С.И. Лубенскаяв русско-английском фразеологическом словаре предъявляет следующие эквиваленты: плевать /наплевать /плюнуть в глаза
Ему в лицоплюнули, его не признали достаточно большим человеком Зойнович) — They didn'tjust fail to give him what he wanted. They spat in his face, they did not recognizehim as a big enough man.
плевать/наплевать /плюнуть в душу
За твою ласкуон тебя не пожалеет. Наплюет в душу и посмеется (Арбузов) — Не won't spare himbecause you're fond of him. He'll trample on your feelings and laugh (or stompover your feelings).
плевать впотолок — to idle, do absolutely nothing, goof off, twiddle one's, to sitaround on one's butt.
He знаю, чтос ним делать. Работать не хочет, целыми днями плюет в потолок — I don't knowwhat to do with him. He does not want to work, and he ends the whole daysgoofing off.
плевать яхотел — used to express one's absolute indifference
Плевать яхотела, Алик, что люди подумают обо мне (Аксенов) -
I don't carea damn, Alik, what people think of me...
Я опаздываюна поезд… Плевать я хотел на этот поезд (Вампилов) -
I'll miss mytrain… To hell with your train.
Так вот,плевать я хотел на ваши приличия. Слышите? Ваши приличия не опротивели(Вампилов) — You can stuff your decency. Do your hear? I'm sick to death ofyour decency.
Анализпримеров (словарь С.И. Лубенской иллюстрирован фрагмента- переводов из русскихклассиков и современных писателей на английский -зык) убеждает в том, что приизвестном параллелизме семантики слов «плевать» и spit (в переносном значении — выражение неодобрения) только одна фразеологическая единица переведена сучастием глагола spit: плевать в глаза /лицо; остальные переведены другимиэквивалентами, словесными и фразеологическими, и в каждом случае с учетомконтекстуального учения ФЕ, ее основных компонентов, о которых речь шла ранее.Приведем еще пример:
A rollingstone gathers no moss (досл: катящийся камень не обрастает мхом).
Наиболеечасто приводимый эквивалент этой единице — «под лежачий «камень вода нетечет», что понимается как моноэквивалент, передающий семантический образанглийской фразы. На самом деле она может быть перемена только описательно илиприблизительно: «кому на месте не сидится, нет добра не наживает»(см. словарь А.В.Кунина). Этот же словарь регистрирует возможность отдельногоупотребления rolling-stone как части вышеприведенной пословицы (о человеке);перевод — «перекати-поле».
Clyde hadever been a rolling stone — one who...preferred to wander here Ш. there — Клайдвсегда был перекати-полем… которому вечно не сиделось на своем месте.
Hit or missиногда переводится «либо пан либо пропал», что является эквивалентом:по ассоциации с семантикой входящих лексем во фразе (доел.: попасть в цель илипромахнуться). На самом деле подлинным эквивалентом будет один из словесных:кое-как, как попало, беспорядочно, наугад, наудачу, наобум.
This can bedone deliberately, scientifically, not just by «hit-and-miss» methods- Этого можно достигнуть продуманными научными методами, а не действуя наобум[19. С.470].
Показательно,что русская ФЕ «либо пан либо пропал», которая так же простоассоциируется с английской ФЕ hit or miss, в словаре Лубенской имеет следующиеэквиваленты: it's all or nothing, sink or swim: it will make me orbreak me.
Ну! Либо панлибо пропал (Островский). Well! Neck or nothing!
… когда захватывающаягруппа… кидается в немецкую траншею, вообще не до хитростей — тут уж либо панлибо пропал...(Распутин).
… when aparty… throws itself at a German trench, there's no time for nice anyway — it's all sink or swim...[37].
Составляемыйнами список ФЕ, которые признаны квазиэквивалентами ie фразеологическом уровне,может стать началом систематизации «ложных друзей» переводчика.Значение такого русско-английского и англо-русского словаря трудно переоценить,поскольку при всех обязательных для профессионального переводчика качествах — хорошее знание фразеологии, умение воспроизводить контекст — обращение ксправочному материалу подобного совершенно необходимо. Мнимое тождествоанглийских и русских фразеологических единиц иллюстрируется такими парами: практическая,наиболее значимая часть дела business end — конец бизнеса, коммерческогопредпринимательства= наброситься на кого-либо, придраться be on one's /сидеть у кого-либо на шее, взобраться на back спину, лежать на спине = конечныйрезультат чего-либо the bottom line \ Ф последняя строка one's back—ФЕ, которыеразличаются семантически. Перевод the bottom line как «последняястрока» и to be on one's back — «лежать на спине» являетсяправильным, если переводчик имеет дело с сочетаниями нефразеологическогохарактера.
В случаелексических квазиэквивалентов речь идет о категории, представляющей затрудненияне столько для переводчиков-профессионалов, сколько для массового читателяиностранных текстов, хотя справочная литература, представляющая информацию поэтой микросистеме, полезна и для преподавателей, и: ля переводчиков. Нампредставляется логичным начать анализ фразеологических квазиэквивалентов с ихпротивопоставления ложным лексическим эквивалентам, так как традиционносемантические, структурные и функциональные характеристики ФЕ изучаются всопоставлении с единицами лексического уровня, -то позволяет более четкообозначить грани ФЕ.
Противопоставлениевыявляет интегральные и дифференциальные свойства лексических ифразеологических квазиэквивалентов. К интегральным отнесем способность этих парвосприниматься как семантическое (на гамом деле — ложное) тождество, ибо преждевсего неправильно понятый смысл или неполное знание информации об употребленииединиц ведет к ошибкам в переводе.
Асимметриялексических квазиэквивалентов возникает в результате совпадения прямых значенийслов или несовпадения значений вторичной номинации. Возникающая при переводеинтерференция ведет к ошибкам. Они встречаются довольно часто, поскольку«ложные друзья переводчика» — слова греко-латинских корней, имеющиесходные формы в сравниваемых языках. Фразеологические квазиэквиваленты — результат лишь неправильно понятой «внутренней» формы ФЕ или смешениязначений омонимичных фраз. Это, по-нашему мнению, и есть дифференциальные признакифразеологических квазиэквивалентов.
Такимобразом, фразеологические квазиэквиваленты могут быть двух шов: а) переводомонимичной фразы, представляющей собой нефразеологическое, свободное сочетаниеслов; б) перевод, основанный на неправильно понятой внутренней семантике ФЕ.
/>2.4Национально-культурная специфика английских и русских слов/>(сопоставительный аспект)
Основнойединицей языка, в которой находит свое отражение культура, является слово.Слово есть и основная иноязычная единица, подлежащая освоению при изучениииностранного языка. Вместе со словами иностранно-«0 языка, в которыхотражены реалии быта, явления национальной культуры истории, специфика национальногомышления, усваивается и эта информация. В любом национальном языке находят своеотражение природные условия проживания нации, ее история и культура, тенденцииобщественной мысли, науки, искусства, ход мирового исторического развития,социальное устройство. Язык служит выразителем и общечеловеческих, инациональных -черт культуры. В любой момент развития культуры обслуживающий ееязык отражает ее полностью и адекватно, т.е. общество определяет прогресс в языке;с однако допустимо говорить и об определяющем воздействии языка и развитиекультуры.
Наследуемыйобществом язык — это хранилище коллективного опыта, связующее звено междупоколениями. Будучи социальным явлением, слова несут на себе отпечаток жизниобщества, его материальной и духовной культуры. „Это культурное значениеесть часть языка“ [10. С.23].
Лингвисты исоциолингвисты называют часть значения слова, в которых отражены национально-культурныереалии, национально-культурным компонентом, культурным значением [108, 40], илинациональным колоритом [20]. „Колорит — это та окрашенность слова, которуюоно приобретает благодаря принадлежности его денотата (обозначаемого имобъекта) к данному народу, определенной стране или местности, конкретнойисторической эпохе“ [20. С.21].
Если исходитьиз значения слова как отношения слова к денотату, опосредованному черезсигнификат (референт), то и реалия-слово соотносится с обозначаемым предметомне непосредственно, а через сигнификат (референт); последний можно определитькак предмет мысли, отражающий предмет или явление объективной действительностии образующий то понятийное содержание, с которым соотносится данная языковаяединица. Слова-реалии, помимо прямого денотативного значения, могут иметь идругие, коннотативные значения. Коннотативные слова включаются в реалии из-занационального характера ассоциаций, сопряженных с определенными предметамиреальной действительности, не имеющими аналогичных ассоциаций в сопоставляемойкультуре. Выделение слов с национально-культурными коннотациями представляетзначительную трудность. Самые обычные слова, совпадающие в своем предметномзначении, могут обладать дополнительными значениями, обусловленныминационально-культурными факторами. Они связаны с традициями, фольклором,другими культурными традициями народа — носителя языка.
К такимсловам можно отнести прилагательные royal и national в английском языке, онидалеко не всегда полностью адекватны тем словам русского языка, которые ихпереводят: царский, королевский, национальный. объяснить этот факт можно,только хорошо разобравшись в национальном колорите слов royal и national ванглийском языке. Эти слова не сопоставимы. их русскими коррелятами потому, чтоих активность в системе номинации «названия банков, трестов, всевозможныхобществ и традиционных соревнований) несравненно выше и не имеет аналогов врусском языке (особенно это касается слова royal).
В известномлексикографическом издании „Великобритания. Лингвострановедческийсловарь“ [43] даются дефиниции 116 единицам номинации: о словом royal.Например:
Royal GardenParty — прием в саду (ежегодный чай в саду Букингемского дворца для официальныхлиц, членов дипломатического корпуса, представителей делового мира и т.д.).
Royal Mint — Королевский монетный двор.
RoyalEconomic Society — Королевское экономическое общество.
Royal DutchShell — крупнейший в Европе англо-голландский нефтяной концерн.
Royal Ascot —скачки, которые считаются событием года; скачки, на которых присутствуетмонарх.
Royal Collegeof Art — Королевский художественный колледж.
RoyalStandard — Королевский штандарт (личный флаг монарха).
Анализ,предпринятый в этой работе, не может быть полным без данных такоголексикографического источника, как „Longman Dictionary of English Languageand Culture“, представляющий собой одно из новейших публикаций этогокрупнейшего издательства словарей [62]. В дефиницию лексемы royal словарьвключает два идиоматических выражения: a right royal (= ery splendid welcome) —»королевский прием" и battle royal = a fierce battle or struggle — «жестокое сражение или борьба» (фразеологический словарь л.В.Кунинаприводит следующие русские эквиваленты: генеральное сражение; драка, общаясвалка, шумная ссора). Например:
They gave usa right royal — Они оказали нам царский прием [262].
… and abattle royal ensued apropos of Rebecca —… и тут произошло настоящее сражениеиз-за Ребекки[118].
В словареЛонгмана также даются дефиниции 57 единицам номинации, которые входят и всостав тех, что подробно описываются в вышеприведенном лингвострановедческомсловаре отечественного издания.
Большаячастотность употребления royal в единицах номинации объясняется тем, чтобританцы питают уважение к монархии, существующей в Beликобритании многиестолетия. Королевская семья, по большому счету, остается вне критики, даже впериод смены власти, когда одна партия уступает лесто другой. Корона — символБританской империи, незыблемости ее устоев л политической системы. Русский ианглийский народы — это разные этнокультурные и языковые общности, каждая имеетсвои традиции, привычки, уклад. И отношение к монархической власти у этихнародов неодинаковое. Английское ассоциативное мышление связывает монархию,короля, королеву: качеством высокого порядка окружающих предметов и явлений(все лучшее — королевское — все лучшее не королевское может быть названо royal,если оно высокого качества). Royal как синоним высокого качества — это одна изконнотаций, один из элементов национального колорита этого слова.
Какпоказывает анализ единиц номинаций с royal, они неоднородны с точки зрения«заполнения национальным колоритом» значения этого слова: некоторыенаименования с royal отражают деятельность короля — королевы, финансовуюподдержку чего-либо, личное присутствие на событии. Например:
Royal Duke — важный титул пэра.
Royal family- королевская семья.
Royal assent- королевская санкция (одобрение монархом законопроекта).
Royal fish — осетр, кит, дельфин (выброшенные на берег, они считаются собственностьюмонарха).
Royal GalaPerformance — концерт, на котором присутствует монарх.
Royalprerogative — специальные права короля или королевы.
Royalcommission — группа людей, выбранная правительством для анализа тех проблем,которые нуждаются в новых законах.
Приведемпримеры употребления этих единиц, включенных в дефиниции словаря Лонгмана.
The ChannelTunnel bill today received the royal assent — Сегодня законопроект остроительстве подводного тоннеля был подписан королевой.
In Britain itis the royal prerogative to order Parliament to meet — В Британии прерогативойкоролевской власти является приказ о созыве парламента.
The royalcommission on the future of broadcasting — Королевская комиссия по выработкезаконопроекта о будущем радиовещания.
В то же времясуществует масса наименований, в которых royal употребляют в целях рекламы, ионо синонимично словам «первоклассный, первосортный, шикарный,роскошный». Например:
in royalspirits — в великолепном настроении;
Royal VarietyShow — королевский эстрадный концерт (с участием лучших артистов);
to have aroyal time — отлично провести время;
RoyalEconomic Society — Королевское экономическое общество (крупнейшая профсоюзнаяорганизация экономистов Великобритании);
Royal Scots — одно из старейших воинских подразделений Британской армии (королевскиешотландцы);
RoyalShakespeare Company — Британская театральная компания, куда входят актеры,отличающиеся высоким профессионализмом и исполняющие золи в пьесах Шекспира, атакже других авторов;
RoyalPavilion — здание, которое отличает изысканно красивый и необычный восточныйстиль, построенное в 1817г. для принца Уэльсского.
Анализвышеприведенных дефиниций единиц номинаций с royal показывает, что если royalне означает существующую связь между общественным институтом и деятельностьюмонарха, членов его семьи, то дефиниции могут включать следующие элементы:exciting, high guality, high standard.
В русскомязыке слова «королевский» и «царский»,«царственный» являются атрибутами слов, относящихся к самодержавнойвласти: царская корона, королевские покои, царская дочь, царственный отрок. Онитакже встречаются в словосочетаниях, где имеют коннотацию«первоклассный», роскошный": царское угощение, королевский прием,королевский торт, царский подарок. В русском языке в единицах номинации«королевский», «царский», «царственный» неучаствуют, что объясняется исторически: после 1917 г. эти слова приобрели ярковыраженную отрицательную оценочность в официальном языке.
Если жесопоставить слова national и «национальный», то это, бесспорно,переводческие эквиваленты, отражающие понятие, присутствующее в двухэтнокультурных общностях. Словарные определения этих слов включают двапротивопоставления: а) имеющий отношение к нации, не локальный, не местный; б)имеющий отношение к одной нации в противовес другой л national newspaper —национальная газета; a national problem — национальнаяя проблема).
Однако ванглийском языке national — активный компонент в системе номинации, хотя почастотности и уступает royal.
NationalCertificate — свидетельство о среднем техническом образовании;
Nationalschool — народная школа (позднее — церковная школа);
nationalservice — военная повинность;
NationalGallery — знаменитый музей на Трафальгарской площади в Лондоне, гдепредставлена одна из крупнейших коллекций европейской живописи;
NationalExpress — Британская компания, владеющая автобусами для междугородного сообщения;
NationalExhibition Centre — центр в Бирмингеме, где проводятся конференции и выставки.
В русскомязыке лексема «национальный» входит в число высокочастотных единицязыка и характеризуется широкой сочетаемостью с существительными разнообразнойсемантики. Например, национальные ресурсы, национальные меньшинства,национальный флаг, национальный гимн, национальные богатства, национальныйгенофонд. Но, как показывают наблюдения, там, где у британцев в единицахноминации употреблялось бы слово royal (или national), в русском языкеупотребляется лексема «государственный». Например: Кубанскийгосударственный университет, Государственный совет, государственноеобразовательное учреждение и т.д.
Такимобразом, национально-культурный компонент отмечен своеобразием, разной меройинтенсивности даже в составе значений единиц разных языков, коррелирующих поосновным, базовым компонентам значений. Это хорошо видно на примере слов royal,national, «царский», «королевский» и 'царственный" английскогои русского языков, на которых лежит печать двух разных культур, историй,социальных укладов, а следовательно, и специфики мышления двух народов:англичан и русских. Коннотативные реалии — это слова, обозначающие предметы,ничем не отличающиеся от аналогичных предметов сопоставляемых культур, нополучившие в данной культуре и языке особые дополнительные значения, основанныена культурно-исторических ассоциациях, присущих только данной культуре.
Коннотативныереалии находят свое материальное выражение в компонентах значений слов, в оттенкахзначений слов, в эмоциональноj экспрессивных обертонах, во внутренней формеслова и т.п., обнаруживая информационные несовпадения понятий, но сходство словв сравниваемых языках. Коннотативные реалии — это лексические единицы, которые,обозначая самые обычные понятия, выражают вместе с тем смысловые иэмоциональные «фоновые оттенки». Среди лексических групп, в которыхшире всего представлены Коннотативные реалии, можно выделить: а) слова,выступающие в качестве символов: вегетативные, анималистские символы, цветоваясимволика; б) фольклорные, исторические и литературные, книжные аллюзии; в)языковые аллюзии, содержащие намек на какой-либо фразеологизм, пословицу,поговорку.
Коннотативныереалии противопоставляются реалиям, которые можно назвать денотативными.Денотативные реалии (собственно реалии) — это лексические единицы,семантическая структура которых целиком заполнена фоновой лексическойинформацией; они наиболее наглядно демонстрируют национальное своеобразиекультур.
Хотя поопределению О.С.Ахмановой, коннотация — это «дополнительное содержаниеслова (или выражения), его сопутствующие семантические оттенки, которыенакладываются на его основное значение, служат для выражения разного родаэкспрессивно-эмоционально-оценочных обертонов и могут придавать высказываниямторжественность, игривость, непринужденность, фамильярность и т.п.» [14.С.203], слова с коннотативным содержанием нельзя свести к чисто стилистическойпроблематике, потому что они всегда апеллируют к некоторому опыту человека,который возникает в результате его воспитания в данной культуре.
К числуобщенациональных коннотативных слов относим следующие: некоторые отягощенныеассоциациями имена собственные (f.e. Ernest, «The Importance of BeingEarnest» by O.Wilde; Robinson Crusoe, «The Life and StrangeAdventures of Robinson Crusoe of York, Mariner» by Daniel Defoe); говорящиеимена, имена-бирки (f.e. Lovelace, «Clarissa Harlowe» by SamuelRichardson); некоторые антропонимы, т.е. имена людей, становящиеся кличками животных;стереотипные ассоциации (f.e. Romeo and Juliet, «Romeo and Juliet» byShakespeare. Used allusively of young lovers); некоторые имена, символизирующиетипичного члена национальной культуры (f.e. John Bull, «The History ofJohn Bull» by John Arbuthnot).
Посколькунациональная культура находит свое выражение не только в нарицательной, но иономастической лексике, последнюю также следует включить в реалии.Коннотативные значения имен собственных представляют большую трудность дляиностранцев. Их перевод, как правило, сопряжен с большими трудностями, впрочем,как и перевод реалий вообще, поскольку перевод реалий относится к той областитеории перевода, которая занимается проблемой перевода непереводимого.
Длялингвистической общей теории перевода интерес представляет вопрос о способахпередачи слов как названий реалий. При этом следует подчеркнуть, что речьдолжна идти именно о переводе названий реалий, а отнюдь не о переводе самихреалий, ибо реалия — понятие экстралингвистическое и не может переводиться содного языка на другой, как любая существующая в природе вещь. Возможностипередачи названий реалий, фактически встречающиеся в переводах, сводятся кчетырем основным случаям:
транслитерациялибо транскрипция (полная или частичная), непосредственное использование данногослова, обозначающего реалию, либо его корня в написании буквами своего языкаили в сочетании с суффиксами своего языка;
созданиенового слова или сложного слова, или словосочетания для обозначениясоответствующего предмета на основе элементов и морфологических отношений, ужереально существующих в языке. В своей основе этоперевод описательный,перифрастический;
использованиеслова, обозначающего нечто близкое (хотя и не тождественное) по функции киноязычной реалии, иначе — уподобляющий перевод, уточняемый в условияхконтекста, а иногда граничащий с приблизительным обозначением;
такназываемый гипонимический (от англ, слова «hiponymy», составленногоиз греческих корней) или обобщенно-приблизительный перевод, при котором словаисходного языка, обозначающие видовое понятие, передаются словами языкаперевода, называющими понятие родовое.
Литературоведыи мастера художественного перевода уже давно отмечают, что национальная окраскалитературного произведения часто выражается именно через национальные реалии.Чем ближе произведение по своей тематике к народной жизни, а по стилистике — кфольклору, тем ярче проявляется его национальный колорит. Поэтому вопрос осохранении национального своеобразия подлинника при его переводе рассматривалсяисследователями неоднократно и нередко вызывал полемику. Так как реалии — наиболее яркие показатели национального своеобразия произведения, то проблемыпередачи реалий имеют не только теоретическое, но и все возрастающеепрактическое значение. Какие же параметры следует учитывать, на что нужно впервую очередь обращать внимание при переводе реалий, чтобы сохранить тотнационально-культурный колорит, который делает произведение стольвыразительным?
1. Вопрос обаудитории перевода. Эта аудитория всегда, хотя и в разной степени, отличаетсяот аудитории оригинального текста по культурным параметрам, при том, что самааудитория перевода неоднородна.
Вопрос обучете аудитории может ставиться трояким способом: 1) как вопрос об учетеязыкового мышления, общего для всех носителей языка перевода; 2) как вопрос обучете различных национальных вариантов языка перевода; 3) как вопросклассификации носителей языка перевода по признаку объема фоновых знаний,необходимых для понимания переводного текста.
Какова жедолжна быть установка переводчика? В случае, если аудитория заранее известна,ответ ясен. Первую аудиторию можно рассматривать как специалистов, для которыхкаждая реалия будет термином из известной им области. Если ориентироваться навторую аудиторию, то следует учитывать тот вариант языка, который распространенв данной культурно-генетической общности (например, американский вариантанглийского языка).
Наиболеесложной для переводчика представляется третья аудитория -именно на нее долженориентироваться переводчик в общем случае. Почему же нужно брать за основутретью аудиторию? Именно потому, что она уходит от определений: мы ничего неможем сказать о ее фоновых знаниях, которые являются результатом историческогоразвития данной этнической общности и разделяются на актуальные фоновые знанияи фоновые знания культурного наследия. Мы предполагаем, что в любом конкретномслучае появления реалии знания читателя о ней могут оказаться равными нулю.Переводчику необходимо максимально обезопасить себя от непонимания, посколькуименно третья аудитория наиболее многочисленна.
2. Вопрос онормативности. Один из постулатов теории перевода гласит: текст перевода долженотвечать норме языка перевода. Соблюдение нормы данного функционального стиля ижанра, подобно соблюдению правил поведения, подобающих определенной социальнойситуации, создает чувство естественности происходящего (читаемого, слышимого),настраивает аудиторию на восприятие и концентрирует ее внимание на целикоммуникации.
Чешскийлингвист Б. Гавранек обосновал в свое время (1930-е гг.) понятия автоматизациии актуализации, которые могут быть взяты на вооружение прагматикой перевода.Под автоматизацией он понимает такое использование языковых средств,изолированных или взаимно связанных между со-5ой, которое является обычным дляопределенной задачи выражения, т.е. такое использование, при котором выражениесамо по себе не привлекает внимания; с точки зрения формы, такое выражениеупотребляется (говорящим) и воспринимается (слушающим) как нечто условное истремится быть понятным уже как часть языковой системы, а не только какединица, понимаемая в конкретном высказывании контекстом и ситуацией. Подактуализацией, напротив, понимается такое использование языковых средств,которое привлекает внимание само по себе и воспринимается как необычное,например, как живая поэтическая метафора (в отличие от лексикализированной,которая уже автоматизирована) [57. С35].
Какоеотношение имеют все эти соображения к практике перевода? Указанные выше понятиямогут быть использованы для теоретического обоснования и разработки несколькихправил, которые в переводческой практике применяются интуитивно, далеко невсеми переводчиками и не всегда.
Каковы этиправила? Во-первых, текст перевода должен отвечать не просто норме языкаперевода, но и норме определенного функционального стиля языка перевода (авнутри стиля — норме жанра). Во-вторых, своеобразие стиля автора оригинальноготекста всегда заключается в применении приемов актуализации (выразительныхсредств, фигур речи); переводчик не всегда может подобрать эквивалент, т.е.актуализировать тот же отрезок текста и тем же способом, но к его услугам — прием. В-третьих, переводчик должен избегать актуализации там, где она непредусмотрена в тексте на исходном языке (если только он не делает этого впорядке компенсации), и уж во всяком случае такой актуализации, котораяпротиворечит намерениям автора оригинального текста. Последний случай, ксожалению, не столь уж редок в переводческой практике. Весь набор переводческихприемов, пускаемых в ход при встрече с безэквивалентной лексикой, приемов,подчеркнем, необходимых — это, хотим мы этого или не хотим, одновременно наборсредств, актуализирующих текст, ибо все переводческие решения привносят в текстнечто новое, задерживающее на себе внимание, заставляющее себя усвоить, т.е.расшифровать, включить в систему известных понятий, запомнить. Это произойдетдаже в том случае, если переводческое решение удачно; если же оно тем или инымобразом противоречит языковому мышлению носителей языка перевода, то восприятиеданного отрезка текста осложняется, истолкование его может быть неверным, аэстетическое воздействие — отрицательным («перевод режет слух»), чтов дальнейшем может сказаться и на интересе к тексту, и на способности читателясопереживать автору.
Но переводчикможет сгладить эффект «чужого» путем нормализую щей компенсации,последовательно применяя в тексте приемы автоматизации, воспроизводящиеособенности данного функционального стиля повсюду, где они могли бы бытьуместны в оригинальном тексте на Г1Я, чтобы заставить текст звучать привычно,как родной, и сделать чтение этого текста не только познавательным, но иувлекательным.
В такихтекстах, конечно, не избежать языковой экзотики, но автор будет стремитьсяследовать при этом, по крайней мере, минимальному набору правил, а именно:экзотизмы не должны образовывать скоплений, которые делают текст похожим наспециальный этнографический или другого рода научный труд и заставляет читателятратить основные силы не на «вживание» в текст, а на расшифровкусмысла того или иного абзаца; транскрипции не должны быть неблагозвучны илисмешны, кроме того, каждую из них следует комментарием; кальки не должныпротиворечить языковому мышлению читателя с его привычной (естественной)системой ассоциаций, образного видения мира, иначе не будет достигнутположительный эстетический эффект.
3. Кальки иязыковое мышление. Какие опасности подстерегают переводчика, который в силусвоей профессии обязан внести новое понятие в систему представленийопределенного народа и новое слово — в его язык? Скрытую опасность заключает всебе каждый привычный переводческий прием. Транскрипции опасны тогда, когдапротиворечат эстетическому чувству читателя, напоминают неприлично или смешнозвучащие слова родного языка. Аналогический перевод имеет тоже свою опасность:аналогия может быть истолкована неверно, слишком буквально; описательныйперевод — свою: длинным описательным оборотом очень трудно управлять,отсутствие эквивалентного термина скоро начнет восприниматься как лакуна.
Приприменении приема калькирования существуют также скрытые опасности. Подчеркнем,опасности кальки суть продолжение ее достоинств. Без калек язык современнойцивилизации немыслим. Кальки хороши тем, что создают слова и выражения с яснойвнутренней формой, опираются на значащие элементы языка перевода. Однакоздесь-то и кроется опасность. Прежде всего, упомянутая ясность внутренней формыможет быть лишь кажущейся, и в случае неверного истолкования ее переводчиком втексте на языке перевода может появиться лексема, лишенная внутренней логики ине соответствующая лексеме исходного языка, т.е. не выполняющая роль кальки.
4. Значениеслова и его коннотации. Калькируя метафоры, переводчики часто упускают из видуеще один момент. В основании метафоры может быть положено значение слова,наделенного той или иной оценочной коннотацией в зависимости от того, какоценивается обозначаемое понятие данной культурой в данный момент. А в силуразличия культур и коннотации двух сходных по денотату лексем они могут бытьразличны и прямо противоположны. Например, выражение «крестовыйпоход» употребляется в русской публицистике (литературе) с явноотрицательной коннотацией. А в словаре Longman Dictionary of ContemporaryEnglish [262] мы находим следующие дефиниции:
crusade anyof the Christian wars to win back Palestine from the Muslims in the 11-th,12-th, 13-th centuries;
(against,for) a united effort for the defence or advancement of an idea, principle, efc:a crusade against cigarette smoking/ a crusade for women's rights.
Следовательно,для носителя западной культуры крестовый поход — символ христианского рвения, иконнотация здесь, безусловно, положительная.
Другимпримером может служить слово «провинция». Словарь С.И.Ожегова [55]дает такие его дефиниции: 1. Область, административная единица в некоторых государствах;2. Местность, вдалеке от крупных центров, вообще — территория страны в отличиеот столицы, центра.
LongmanDictionary of Contemporary English определяет существительное«провинция» следующим образом: province: I. Any of the main divisionsof some countries and formaly of some empires; 2. An area of knowledge,activity, etc., esp. One that is regarded as belonging to a particular person;3. An area under the charge of an archbishop.
Такимобразом, в русском языке «провинция» как единица территориальногоделения применима к другим странам или к прошлому нашей страны, а применительнок нашей современной жизни это только оценочное слово («глубокая (глухая)провинция», «налет провинциальности»). Следовательно, припереводе следует учитывать различные оценочные и культурные коннотации слов,сходных по денотату в разных языках.
/>Заключение
Итак,определили, что лингвокультурология находится на стыке со многими областямизнаний, т.е. смыкается с этнолингвистикой, этнопсихологией, психолингвистикой,культурной антропологией, историей культуры, культуропсихологией и др.Лингвокультурология в поисках границ круга интересов как наука еще,по-видимому, находящаяся в стадии формирования, имеет своим методологическим итеоретическим основанием культурологию, которая в свою очередь оформилась изтаких направлений исследования человека, как история, философия, социология,психология культуры и т.п. Описывая лингвокультурологические свойства слов иФЕ, мы стремились подчеркнуть их роль в формировании специфических чертязыковой личности. Вслед за В.В. Воробьевым мы принимаем определениелингвокультуро-логии в качестве синтезирующей науки, имеющей интегративныйаспект изучения проблемы «язык и культура». Лингвокультурологияосмысливается нами как новая исследовательская парадигма, позволяющая глубоко имногосторонне обозревать возможности и резервы исследовательской мысли.
В общем, есликультурология изучает картину мира, то лингвокультурология нацелена наисследование языковой картины мира. Анализируемые нами понятия выходят за рамкисобственно эстетической области и ее проблем и вторгаются в областьгерменевтики. Закономерная необходимость ставит свои условия и развивает диалогмежду самыми разными направлениями, хотя и медленно, но обнадеживающе. Однако впроцессе синтезирования научных областей всегда необходимо остерегаться резкихпереходов, следует находить ту грань, которая примиряет полемизирующие стороны.
Концептуальнаяи языковая картины мира тесно связаны с понятием памяти и культурного наследияслов, которые поэтому в основе своей и образуют достаточно устойчивую системуконцептов конкретного языка. При усвоении концепта происходит усвоениеиндивидом определенных процедур, правил кодирования и декодирования языковыхвыражений. Содержание концептуальной системы может быть более или менее близкимпознаваемой действительности, но полностью не детерминировано ею. В силу того,что наша повседневность представляет собой более сложную организацию, чем,например, полвека тому назад, в связи с вовлечением людей в различныепространства жизнедеятельности, мировосприятие людей тоже может бытьпредставлено в виде неоднозначной структуры или системы. Неоднозначностьисходит из очевидности явных и скрытых противоречий нашей жизни. Продуктивен втаких случаях широкий взгляд на вещи; важным представляется преодолениеконсерватизма не только к себе, но и по отношению к другим членам общества и кмиру вообще.
Не случайно,основные направления в лингвистике и философии на рубеже третьего тысячелетияразвиваются под знаком языка. Это объясняется тем, что объектом пристальноговнимания стал человек. Человек запечатлел свой образ в языке, отразил в немвсе, что узнал о себе и захотел сообщить другому. Обнаруживается интерес кбесконечной полноте его отношений, которые включают следующие аспекты:отношение к себе, к миру и к другому человеку. Основные тенденции в разработкепроблем интерсубъективности, диалога и коммуникации, по-разному преломляясь вконтексте разных теорий, определили ряд направлений современной лингвистики,лингвистической философии, теории текста, семиотики. Словосочетание«языковая личность» призвано свести воедино проблемымеждисциплинарных наук в общем русле прагматического потока вопросов в тоймере, в какой личность проявляет компетенцию говорящей личности. Степенькомпетенции представляется тем понятием, которое призвано регулировать иуспехи, и неудачи в процессе коммуникации, так как компетенция ощущается ионтологически, и филогенетически.
Насегодняшний день сферами проявления деятельности человека в языкепредставляются: 1) формирование картины мира в языке и создание языкового инвентаря;2) порождение речи; 3) роль человека в процессе коммуникации. При этом мыговорим о необходимости уделять особое внимание анализу трех основных этаповпорождения речи: довербального этапа (формирование интенции говорящего); этапавыбора языковых средств и языковой реализации замысла. Мы полагаем, чтоопределение области компетенции языковой личности в целях выявления универсалийвылилось в необходимость учитывать так называемую языковую игру, которая спозиций логико-семантических структур, а также с позиций докультурологическихреалий понимается именно как своего рода универсальный фрейм. Примернаяструктурализация позволяет говорить о перспективности дальнейшей детализацииконтекста человека, уточняя контекст как внутри его, так и вокруг него.Взаимодействие внутреннего и внешнего контекстов параметров человека в каждомслучае образует конкретную картину мира, картину, сотворенную именно этимчеловеком, именно с данными характеристиками, именно в этом месте и именно вэто время. Таким образом, складываются следующие отношения: человек и его язык- употребление языка человеком (конструирование и реконструирование им слов иФЕ и их смыслов), а также язык и картина мира — соотношение языковой иконцептуальной картины мира.
Итак,основополагающим фактором человеческого существования не являются ни индивид,ни коллектив сами по себе. Особенность человеческого мира надо усматривать именново взаимоотношениях между человеком и другим, в том «нечто», котороеневозможно обнаружить более нигде в живом мире. Язык служит лишь средствомвыражения этого «нечто», и все иные проявления культуры всего лишьобусловлены этим «нечто».
Мы полагаем,что поскольку лингвокультурология имеет синтезирующее начало, она комплекснорассматривает соотношение языка и мышления, т.е. объемлет как внутреннюю, так ивнешнюю стороны языка. Поэтому необходимо изучать язык в теснейшей связи с«культурными зонами» и господствующими идеями народов, их совместнымтворчеством. Являясь одним из признаков нации, ее социального взаимодействия,язык представляет собой главную форму выражения и существования национальнойкультуры. Он не только средство общения, но и средство накопления знанийкультуры. Эта возможность исходит из семиотического характера языка. Культура,подобно языку, также является семиотической системой, способной передаватьинформацию, однако в отличие от языка она не способна к самоорганизации, таккак культура — это сложная семиотическая система, ее функция — память, аосновная черта — накопление. К языку и культуре приобщается третий элемент — личность (человеческий фактор на уровне индивидуального и нация (народ) науровне общего), которая участвует в диалоге культур, активизирует язык икультуру. Исходя из этого «язык — нация (личность/национальная личность) — культура» могут быть рассмотрены в качестве элементов центральной триадылингвокультурологии.
Культурологияформируется как область, которую можно интерпретировать по образцу близких ейпо методологическому основанию наук, изучающих человека и его окружение.Рассматривая культуру как «процесс», «результат»,«деятельность», «способ», «отношение», «норму»,«систему», необходимо, на наш взгляд, толковать ее в качествепространственно-временного объекта, в котором очень важную роль играет субъект.
Русскаякультурологическая мысль нашла свое плодотворное развитие в трудахученых-философов, публицистов, историков. В лингвокультурологии амбивалентныйхарактер русской культуры оформился в полифонический ряд, поставивший проблемынедосказанного. Таким образом, идея детерминизма самоотрицается, т.е.признается континуальный подход к интерпретации. Подход М.М. Бахтина,определяемый нами как собственно лин-гвокультурологический в рамках различныхнаправлений культурологии, этнолингвистики, социолингвистики, психолингвистики,имеет физиологический фундамент. Позиция, находящаяся в точке соприкосновениясобственно филологии и лингвистики, детерминируется М.М. Бахтиным какметалингвицепт", «концептосфера» и «коцептуарий».Концептуализм определяется через понятие «творческое»,«родовое» и «единство сознания», что весьма важно длялингвокультуро логического подхода: мысль есть нечто императивное и творческое.Подходя к конкретностям с точки зрения определенного мыслительного интереса,она сама определяет группу конкретностей, которая ей интересна, и сама жесоздает «родовое» из одинаковости интереса к чему-то одинаковому вомногом. Единство родового, таким образом, заключено в единстве точки зрения, аединство точки зрения заключено в единстве сознания.
Литературноетворчество интерпретируется в нашей работе как особый род деятельности, смыслкоторого заключается в отображении различных ситуаций, учитывающих действия,чувства, мысли людей и окружающий их мир. Изучение видов и способовпереводческих трансформаций занимает одно из центральных мест в процессеперевода. Под переводческой трансформацией мы понимаем отход от использованияизоморфных средств, наличных в обоих языках. В работе особо отмечаетсянеобходимость изучения процесса разложения фразеологических единиц в процессеперевода. Без знания и глубокого понимания данного процесса в сопоставляемыхязыках переводчик будет все чаще сталкиваться с фактом «непереводимости».Весьма важно, чтобы фразеологические замены при переводе отражали инациональный колорит языка оригинала. К примеру, насыщенный фразеологизмамиподлинник должен сохранять фразеологическую насыщенность и при переводе.
Каждыйфразеологизм обладает определенной стилистической функцией, зависящей отконтекста, стиля автора, характера всего сообщения и т.п. Можно сказать, чтоименно при переводе и вскрывается свойственная данному языку специфичностьсочетаний, которая иначе могла бы остаться незамеченной.
При переводефразеологических единиц можно наблюдать явление кажущегося совпадения семантикиФЕ, или ложной симметрии. ФЕ такого рода мы называем квазиэквивалентами. ФЕанглийского и русского языков могут отражать совпадающие фрагменты картинымира, в то время как их уникальность объясняется несовпадением культур, быта,истории, географических условий проживания, религиозных обрядов и т.д.Составляемый нами список ФЕ, которые признаны квазиэквивалентами нафразеологическом уровне, может стать, на наш взгляд, началом систематизацииложных друзей переводчика.
Асимметриялексических квазиэквивалентов возникает в результате несовпадения прямыхзначений слов или несовпадения значений вторичной номинации. Возникающая припереводе интерференция ведет в итоге к ошибкам.
Что касаетсяслов, то в них как основной единице языка находит свое отражение культура.Самые обычные слова, совпадающие в своем предметном значении, могут обладатьдополнительными значениями, обусловленными национально-культурными факторами.Выделение и перевод слов с национально-культурными коннотациями, как правило,представляет значительную трудность. Национально-культурный компонент отмеченсвоеобразием, разной мерой интенсивности и даже в составе значений единицанглийского и русского языков, коррелирующих по основным, базовым компонентамзначений. Коннотативные реалии находят свое материальное выражение вкомпонентах значений слов, в оттенках значений слов, вэмоционально-экспрессивных обертонах, во внутренней форме слова, обнаруживаяинформационные несовпадения понятийно сходных слов в сравниваемых языках, иименно они определяют лингвокультурологическую специфику языковой личности.
/>Библиографический список
1. АверинцевС.С. Поэты. М., 1996.
2. АкуленкоВ.В., Комиссаров С.Ю. и др. Англо-русский и русско-английский словарь«ложных друзей переводчика». М., 1969.
3. Амвросий,Епископ Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. М.; Рига, 1995.
4. АндреевЛ.Г. Жан-Поль Сартр. Свободное сознание и 20 век. М., 1994.
5. АпельК.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка //Вопросы философии.1997. №1. С. 76-92.
6. АпресянЮ.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды.Т.2. М., 1995.
7. АпресянЮ.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания. // Вопросыязыкознания. 1995. №1.
8. АрнольдовА.И. Введение в культурологию. М., 1993.
9. АрсентьеваГ.Ф. Сопоставительный анализ ФЕ. М., 1989.
10. Арутюнова Н.Д. Время:модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. С. 51-61.
11. Арутюнова Н.Д. О новом,первом и последнем // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. С. 170-200.
12. Аскольдов С.А. Концепт ислово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология.М., 1997.
13. Ахмадеева С.А.Аппликативная метафора: структурные, морфолого-семантические икоммуникативно-прагматические особенности функционирования в языковом и речевомаспектах: Автореф. дис… канд. филол.наук. Краснодар, 1999.
14. Ахманова О.С. Словарьлингвистических терминов. М., 1967.
15. Баткин Л.М. О некоторыхусловиях культурологического подхода // Античная культура и современная наука.М., 1985. С. 303 -312.
16. Баткин Л.М. Два способаизучать историю культуры // Культура. 1986. № 12. С. 105-115.
17. Бартли У.У. Языковая игра// Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993.
18. Бахтин М.М. Проблематекста в лингвистике, типологии и других гуманитарных науках. От теориисловесности к структуре текста. Антология. М., 1997.
19. Бахтин М.М. Проблемыпоэтики Достоевского. М., 1979.
20. Бахтин М.М. Эстетикасловесного творчества. М., 1979.
21. Бахтин Н.М. Из жизниидей. М., 1995.
22. Белинский В.Г. СочиненияАлександра Пушкина. М., 1985.
23. Белянин В.П.Психолингвистические аспекты художественного текста. М., 1988.
24. Белянин В.П.Психолингвистическая типология художественных текстов по эмоционально-смысловойдоминанте: Автореф. дис… д-ра, филол. наук. М., 1992.
25. Бергсон А. Сочинения: В 4т. T.I. M., 1995.
26. Бердяев Н.А. Истоки и смыслрусского коммунизма. М., 1990.
27. Бехтерев В.М.Коллективная рефлексология. Пг., 1921.
28. Блинов А.Л. Семантика итеория игр. Новосибирск, 1983.
29. Блэк М. Лингвистическаяотносительность М., 1960.
30. Боас Ф. Ум первобытногочеловека. М.: Л., 1926.
31. Бондарев Г.А. Ожидающаякультура. М., 1996.
32. БулыгинаТ.В. Прагматика,семантика, лексикография. М., 1997.
33. Буслаев Ф.И. Риторика ипиитика // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.,1997. С. 41-50.
34. Буянова Л.Ю. Языковаяличность как текст: жизнь языка и язык жизни // Языковая личность: экспликация,восприятие и воздействие языка и речи. Краснодар, 1990. С.47 — 73.
35. Василькова В.В. Порядок ихаос в развитии социальных систем. Синергетика и теория социальной самоорганизации.СПб., 1999.
36. Введенский А.И. Логикакакъ часть теории знашя. Петроградъ, 1917.
37. Вежбицкая А. Язык.Культура. Познание. М., 1997.
38. Веккер Л.М. Психика иреальность: единая теория психических процессов. М., 1998.
39. Веселовский А.Н. Языкпоэзии и язык прозы // Русская словесность. От теории к структуре текста:Антология. М., 1997. С. 85 -112. Великобритания. Лингвострановедческий словарь.М., 1978.
40. Вернадский В.И.Размышления натуралиста. КнЛ.М., 1975.
41. Верещагин Е.М.,Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русскогоязыка иностранцам. М., 1971.
42. Верещагин Е.М.,Костомаров В.Г. Язык и--культура: Лингвострановедение в преподавании русскогоязыка как иностранного. М., 1990.
43. Виноградов В.В. Кпостроению теории поэтического языка // Русская словесность. От теориисловесности к структуре текста: Антология.М., 1997.С.263-177.
44. Винокур Г.О. Об изученииязыка литературных произведений // Русская словесность. От теории словесности кструктуре текста. Антология.М, 1997. С. 178-201.
45. Витгенштейн Л.Логико-философский трактат. М., 1958.
46. Витгенштейн Л.Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. ВыпЛб.М.,1985.С.79-128.
47. Витгенштейн Людвиг.Культура и ценности // Даугава. 1992. №2.
48. Витгенштейн Людвиг:человек и мыслитель: Пер. с англ. М., 1993.
49. Волкова Е., Оруджева С.М.Бахтин: «Без катарсиса нет искусства» // Вопросы литературы. Журналкритики и литературоведения. 2000. Янв. -февр. С. 108-131.
50. Волошинов В.Н. Философияи социология гуманитарных наук. СПб., 1995.
51. Вольф Е.М. Эмоциональныесостояния и их представление в языке. // Логический анализ языка. Проблемыинтенсиональных и прагматических контекстов. М., 1989.
52. Воробьев В.В.Теоретические и прикладные аспекты лингвокультурологии: Дис… д-ра филол.наук. М., 1996.
53. Гавранек Б. Задачилитературного языка и его культура // Пражский лингвистический кружок. М.,1967.
54. Гадамер Х.Г. Истина иметод. М., 1988.
55. Гак В.Г., Львин Ю.И. Курсперевода: Французский язык. М., 1970.
56. Гак В.Г. Сопоставительнаялексикология: На материале французского и русского языков. М., 1977.
57. Гак В.Г. Языковыепреобразования. М., 1998.
58. Галкина-Федорук Е.М.Безличные предложения в современном русском языке М., 1958.
59. Гаспаров Б.М. Язык.Память. Образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.
60. Гвоздарев Ю.А. Основырусского фразообразования. Ростов н/Д. 1977.
61. Гоготишвили Л.А. Вариантыи инварианты М.М. Бахтина // Философский архив. 1992. № 1. С.115 — 134. 66. ГрайсП. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.16. М.,1983. С. 217-237.
62. Грейдина Н.Л.Коммуникация и культура. Ессентуки, 1998.
63. Григорьев В.П. «Гдевремя цветет, как черемуха» // Логический анализ языка. Язык и время. М.,1997.С.297-301.
64. Грязнов А.«Постмодернизм взбодрил аналитическую философию» // Логос. 1999. № 8.С. 42-47.
65. Грязнов А.Ф. Язык идеятельность. Критический анализ витгенштейнианства. М.,1991.
66. Горнунг Б.А, О природесинонимии в языке и теоретических предпосылках составления синонимическихсловарей // Вопросы языкознания. 1965. № 5.
67. Гумбольдт фон В. Язык ифилософия культуры. М., 1985.
68. Гуссерль Э. Идеи о чистойфеноменологии и феноменологической философии // Язык и интеллект. М., 1996.
69. Даль В.И. Толковыйсловарь живого великорусского языка. СПб., 1980. Т. 1-4.
70. Даммит М. Что такоетеория значения? // Философия. Логика. Язык. М., 1987.
71. Данилевский Н.Я. Россия иЕвропа. М., 1991.