ВВЕДЕНИЕ
«Ложный донос, по законам Российской Империи XIX — начала XX в. определялся как заведомо ложное обвинение невинного лица в противозаконном деянии, заявленное власти, которая могла возбудить уголовное преследование. Это преступление против правосудия и вместе с тем против прав частного лица, ложно обвиняемого. В силу такой двойственности своего состава ложный донос всегда публично преследовался и карался сообразно мере причиненного обвиненному вреда».
Однако большая часть людей не обладают достаточными знаниями в области юриспруденции (что вполне нормально), и зачастую пытаются из чувства мести или желания уйти от ответственности за совершенное правонарушение, а порой и преступление, сделать ложный донос, или как сказать обывательским языком, подать заявление.
К сожалению, участились случаи, когда уже в рамках возбужденного уголовного дела производится допрос потерпевшего (чаще им признается лицо, заявившее о преступление), который говорит о том, что желает «забрать заявление», так как был зол или «думал, что просто попугают», поэтому обратился в правоохранительные органы. Законодательством РФ такие процедуры не предусмотрены. Именно это и объясняет актуальность выбранной темы курсовой работы.
Заведомо ложный донос — это преступление. Преступление против правосудия, предусмотренное статьей 306 УК РФ. Если бы только знали, какая махина страгивается с места после написания гражданином заявления, какой огромный объем работы выполняется после этого! А ведь если разобраться, то такие люди отнимают время и силы, которые можно было бы уделить тем гражданам, которые действительно нуждаются в помощи и защите (и таких не мало!), кроме того, они создают проблемы себе, так как, сделав ложный донос, будут подвержены уголовному преследованию.
Все это реальные лица, реальные уголовные дела. Остается непонятным вопрос: зачем же люди сами себе «роют яму»? Ведь каждый человек при подаче заявления в правоохранительные органы предупреждается об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по статье 306 Уголовного Кодекса РФ. А за любым преступлением обязательно последует наказание, вплоть до реального лишения свободы.
Объект настоящей курсовой работы — общественные отношения, составляющие сущность и содержание заведомо ложного доноса в уголовном праве Российской Федерации.
Предмет работы - действующее законодательство, комментарии к нормативно-правовым актам, учебная и монографическая литература, судебная практика.
Цель работы- рассмотреть понятие и уголовно-правовую характеристику заведомо ложного доноса.
Для достижения этой цели в курсовой работе решаются следующие задачи:
- изучить историю возникновения понятия «ложный донос»;
— разобрать уголовно-правовую квалификацию заведомо ложного доноса;
— подробнее рассмотреть такой вид ложного доноса, как заведомо ложный донос, совершённый адвокатами.
История возникновения понятия «ложный донос»
Сведения на эту тему можно найти в первых кодифицированных актах Древней Руси, Судебниках 1497 и 1550 гг., Соборном уложении 1649 г., Артикуле воинском Петра I, Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. и Уголовном уложении 1903 г.
Дальнейшее законодательное развитие эта группа преступлений получила в Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. Однако в них еще не было главы о преступлениях против правосудия. Впервые такая глава появилась в УК РСФСР 1960 г., она неоднократно претерпевала изменения в связи с меняющейся социально-экономической и политической обстановкой.
В Уголовный кодекс РФ 1996 г. в гл. 31 «Преступления против правосудия» включено 23 нормы, каждая из которых рассмотрена подробно. Правоприменитель найдет ответ на многие вопросы квалификации преступлений против правосудия, их отграничения от смежных преступлений. В работе также излагаются дискуссионные вопросы толкования уголовного закона.
Уголовно-правовая охрана деятельности органов правосудия обычно осуществлялась путем криминализации деяний, совершаемых лицами, вершащими правосудие, а равно признанием преступными посягательств против лиц, выполняющих функции представителей власти в сфере правосудия. Это объяснялось, в частности, тем, что судебный процесс в стране носил публичный характер. В нем участвовали представители власти, осуществлявшие правосудие, и другие лица, участие которых было вызвано необходимостью установления истины по делу, исполнения вынесенных судебных решений.
Источники Древней Руси наглядно демонстрируют неравное положение участников судопроизводства, что объяснялось существованием сословно-феодальных отношений в обществе. Представители феодальной аристократии, отправляющие правосудие, занимали самое привилегированное положение: любое посягательство на них каралось суровыми мерами. Так, согласно ст. 6 Новгородской Судной грамоты наказывались действия по подстрекательству толпы к нападению на суд или на противоположную сторону. Такие действия, совершенные в отношении посадника, тысяцкого, владычного наместника, иных судей, наказывались штрафом в зависимости от сословной принадлежности потерпевшего.
Анализ памятников древнерусского права показывает, что приоритет в охране отношений, обеспечивающих правосудие, распространялся на те из них, которые непосредственно защищали служителей судебной власти либо лиц, обеспечивающих ее осуществление. К последним можно отнести лиц, следивших за порядком в суде, осуществлявших вызов в суд сторон, арест и пытку обвиняемых и др.
Предусматривались меры, направленные на ограждение суда от постороннего вмешательства. Статья 58 Псковской Судной грамоты устанавливала наказание в виде заключения в колодки, штраф в пользу князя за самовольное и насильственное вторжение в судебное помещение, за нанесение ударов специальному должностному лицу, следившему за порядком в помещении суда. Подобные нормы ограждали судебное разбирательство от постороннего влияния, к тому же способствовали росту судебного авторитета.
Судебный процесс эпохи Древнерусского государства характеризовался отсутствием безопасности участников судебного разбирательства, нередко представляя угрозу для их жизни. Доказательственное значение показаний участников судебного разбирательства напрямую зависело от социального статуса этих участников и вида преступления, по которому учитывались эти показания.
Указанные черты сохранились и в последующие века. Так, в Судебниках 1497 и 1550 гг. судебный поединок («поле») оставался одним из видов доказывания. Сохранило свое значение как доказательство применение пытки. Согласно ст. 34 Судебника 1497 г. следовало пытать вора (татя). Применение пытки возлагалось на особое должностное лицо — недельщика. В какой-то степени недельщик был прообразом современного дознавателя, следователя. Подчинялся он непосредственно суду, однако оплата его труда осуществлялась не из казны, а за счет заинтересованной стороны, что фактически исключало беспристрастность с его стороны.
Судебником 1550 г. устанавливалась ответственность за такие преступления против правосудия, как:
1) вынесение судьей неправосудного решения вследствие получения взятки;
2) заведомо ложное обвинение судей в ябедничестве, т.е. в умышленном неправосудии;
3) заведомо ложный донос государю, т.е. необоснованная жалоба истца на судей, отказавших ему в иске по причине его незаконности;
4) ложное обвинение дьяков и подьячих в лихоимстве, т.е. самовольном увеличении взимаемой судебной пошлины, или иных злоупотреблениях;
5) оскорбление участника судебного разбирательства.
По Судебнику 1550 г. каралось самоуправство местных судей, проявлявшееся в применении к осужденному санкций за тяжкое преступление в отсутствие утвержденного судебного решения.
В XV — XVI вв. в Московском государстве создается определенная совокупность правовых норм, запрещающих ряд злоупотреблений судебных чиновников. Начинают проявляться справедливое правосудие и соблюдение прав личности в процессе его осуществления. Однако сам процесс судебного разбирательства был еще далек от цивилизованного его осуществления и характеризовался рядом антигуманных способов проведения.
Значительные реформы в сфере судопроизводства, уголовного, уголовно-процессуального права произошли во времена правления Петра I. Именной Указ 1697 г. «Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и о пошлинных деньгах» полностью заменил состязательный суд розыском, расследованием, осуществляемыми специальными государственными чиновникам. Положительная сторона такого порядка состояла в определенном обеспечении объективности судебного решения, которое теперь не зависело от риторических и финансовых возможностей сторон. С другой стороны, не соблюдались в достаточной мере интересы личности. Царицей доказательств стало считаться признание, а пытка служила лучшим способом его получения.
К началу XX столетия в уголовном праве Российского государства складывается система уголовно-правовых норм, направленных на обеспечение правильной деятельности органов, отправляющих правосудие, закладываются принципы защиты законных интересов любых участников судопроизводства, а также атрибуты, способствующие установлению истины в процессе.
Первое законодательство послереволюционного периода характеризовалось тем, что не всегда соблюдались правовые гарантии безопасности, соблюдения чести и достоинства его субъектов. Судьи руководствовались революционным правосознанием, при отправлении правосудия во внимание принимали вопросы социального происхождения, воспитания, образования, профессии участника судопроизводства. Нередко обвинительные приговоры выносились в отсутствие должных доказательств по причине только дворянского происхождения подсудимого.
В первом УК РСФСР 1922 г. не было самостоятельной главы о преступлениях против правосудия. Нормы о таких преступлениях содержались в разных главах. В разделе 1 «О контрреволюционных преступлениях» главы «Государственные преступления» устанавливалась ответственность за укрывательство контрреволюционных преступлений. В разделе 2 «О преступлениях против порядка управления» этой же главы закреплялась ответственность за недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных преступлениях; освобождение арестованного из-под стражи или из места заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или из места заключения, учиненный посредством подкопа, взлома и вообще повреждения затворов, стен и т.п.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. также не имел специальной главы о преступлениях против правосудия. Рассматриваемые деяния содержались в основном в гл. II «Преступления против порядка управления» и гл. III «Должностные (служебные) преступления». К числу преступлений против правосудия относились: незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или места заключения, а равно возвращение в запрещенные для проживания места, побег с места обязательного поселения или с пути следования к нему; уклонение свидетеля от явки или отказ от дачи показаний, уклонение эксперта, переводчика или понятого от явки или отказ от исполнения обязанностей, а равно воспрепятствование явке к исполнению обязанностей народного заседателя; заведомо ложный донос, заведомо ложное показание; оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования; постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора, решения или определения; незаконное задержание или незаконный привод; разглашение, сообщение, передача должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению. Глава VII «Имущественные преступления» включала норму о присвоении чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрате этого имущества.--PAGE_BREAK--
Впервые в истории советского периода в УК РСФСР 1960 г. была выделена особая глава «Преступления против правосудия». Данная глава включала преступления против правосудия, понимаемые не в узком смысле как деяния против деятельности судов по разрешению уголовных и гражданских дел, а рассматриваемые в широком понимании правосудия. Это позволило свести к единому объекту уголовно-правовой охраны деятельность судов, органов прокуратуры, следствия, дознания, исправительно-трудовых учреждений, организаций и отдельных лиц в сфере установления истины по делу, обоснованного принятия судебного решения и его исполнения.
В первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г. включал 15 статей об ответственности за преступления против правосудия. Они включали преступления должностных лиц, препятствующие правильному отправлению правосудия, и преступления иных субъектов. К первой группе посягательств относились: привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности; вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления; заведомо незаконный арест или задержание; принуждение к даче показаний. Вторая группа преступлений включала: заведомо ложный донос; заведомо ложное показание; отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения; понуждение свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкуп этих лиц; побег из мест лишения свободы, предварительного заключения или из-под стражи и др.
Такое построение системы преступлений против правосудия с выделением деяний, связанных со злоупотреблением или превышением должностных полномочий при осуществлении правосудия со стороны его представителей, и деяний иных лиц способствовало существованию в течение многих десятилетий взгляда о системе преступлений против правосудия, в основу которой был положен субъект преступления.
Начавшаяся в конце 80-х — нач. 90-х гг. прошлого столетия реформа законодательства, реализация принципа разделения властей, необходимость обеспечения самостоятельности и незыблемости судебной власти потребовали применения и специальных уголовно-правовых средств защиты представителей судебной власти, осуществляющих правосудие.
Закон СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989 г. установил уголовную ответственность за ряд посягательств против судьи, народного или присяжного заседателя. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989 г. дополнил УК РСФСР ст. ст. 176.1, 176.2 и 176.3 об ответственности за вмешательство в разрешение судебных дел, угрозу по отношению к судье, народному или присяжному заседателю и за оскорбление судьи, народного или присяжного заседателя.
В последующие годы нормы главы о преступлениях против правосудия неоднократно подвергались изменениям. В основном изменения и дополнения касались необходимости обеспечить должную защиту лиц, непосредственно отправляющих правосудие. Кроме того, на нормах рассматриваемой главы отразились и происшедшие изменения в социально-экономических, идеологических и политических общественных отношениях. Так, например, была отменена ответственность за самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для проживания (ст. 187 УК РСФСР), в связи с исключением из системы наказаний ссылки и высылки. Ложный донос всегда признавался опасным преступлением. Об этом свидетельствует анализ памятников отечественного права.
Уголовно-правовая квалификация заведомо ложного доноса
Любое лицо, если ему стало известно что-либо о совершенном или подготовляемом преступлении, может сообщить об этом в правоохранительные органы. Это не только является гражданским долгом, но и способствует быстрому раскрытию преступлений (часто по «горячим следам»), предупреждению наступления тяжких последствий или продолжения преступной деятельности (совершения новых преступлений).
С момента возбуждения уголовного дела органы правосудия вправе проводить расследование, привлекать лиц в качестве подозреваемых и обвиняемых, применять меры пресечения, в том числе, заключение под стражу, иные меры процессуального принуждения.
Все это свидетельствует о важности получения органами правосудия правдивых, достоверных сведений о преступлении. Общественная опасность заведомо ложного доноса заключается, таким образом, как в том, что соответствующие органы государства отвлекаются от раскрытия и расследования действительно совершенных преступлений, так и в возможном применении процессуальных мер принуждения в отношении невиновных, и даже привлечении их к уголовной ответственности и осуждении. Однако заведомо ложный донос нельзя относить к преступлениям, посягающим на общественные отношения по обеспечению в ходе получения доказательств прав человека и гражданина. Совершение этого деяния не предполагает обязательное указание на определенное лицо. Нельзя согласиться с мнением Мальцева В., что ложный донос означает ложное обвинение в совершении какого-либо преступления отдельным лицом. Рассматриваемое деяние предполагает ложное сообщение о факте совершения общественно опасного деяния, запрещенного УК под угрозой наказания. Поэтому правы те авторы, которые отмечают, что вовсе не требуется, чтобы в этом сообщении содержалось указание на конкретное лицо.
Таким образом, непосредственным объектом заведомо ложного доноса являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных сведений о преступлениях.
Что же касается прав и интересов личности, то вред рассматриваемым деянием им причиняется не всегда. Поэтому нельзя расценивать их в качестве дополнительного непосредственного объекта.
В данном случае, как правильно отмечает Л.В. Лобанова, речь должна идти о факультативном дополнительном объекте заведомо ложного доноса. Разумеется, в случае, когда лжедоносчик указывает на конкретное лицо, опасность такого деяния повышается. На степень общественной опасности заведомо ложного доноса влияет и то, «в совершении какого преступления обвиняется невиновный и насколько «обоснован» и «убедителен» ложный донос». Так, по сведениям С. Юдушкина, во многих случаях для ложного доноса выбираются или наиболее распространенные преступления, такие как против собственности граждан (26,6%) и общественного порядка (20%), или наиболее сложные по оценке доказательственного материала, например, половые (21,6%), что усиливает трудность разоблачения доносчика. По утверждению этого же автора, о внешней убедительности, а, следовательно, и опасности ложных доносов говорит и тот факт, что по 36,7% таких заявлений были возбуждены уголовные дела. Причем больше половины доносов (63,2%) связано с делами о тяжких преступлениях, т.е. направлено на применение к невиновным самого сурового наказания. Думается, в настоящее время ситуация мало изменилась, скорее — еще более усугубилась.
Анализ объективной стороны заведомо ложного доноса вызывает целый ряд дискуссионных вопросов, которые по-разному разрешаются в литературе. Во многом это связано с тем, что по законодательной конструкции диспозиция ст.306 УК РФ является простой (или назывной), т.е. не содержит описания признаков деяния. В литературе справедливо отмечается, что простая диспозиция должна применяться при конструировании уголовно-правовых норм лишь в тех случаях, когда смысл преступного посягательства ясен без специального пояснения в законе. Однако этого нельзя сказать о заведомо ложном доносе. Данное преступление с объективной стороны представляет собой ложное сообщение (устное или письменное) о факте совершения преступления. В связи со сказанным возникает ряд вопросов. О чем и в какой форме должен быть сделан ложный донос, чтобы его можно было считать преступлением? Кто адресат этих сведений? С какого момента преступление считается оконченным?
По нашему мнению, является правильной точка зрения М.И. Ковалева, выделяющего два вида доноса: донос о факте преступления, которого в действительности не было, без указания на конкретное лицо, будто бы совершившее его, и донос с указанием на такое лицо.
Отметим, что указание на конкретное лицо не обязательно для квалификации деяния по ст.306 УК РФ. Достаточно лишь установить объективную ложность сообщенных сведений о преступлении. Виновный может представлять полностью вымышленные сведения о событии преступления либо ложно указывать на конкретное лицо как на якобы участника (исполнителя, организатора, пособника и др.) преступления, которое реально совершено, обвинять лицо в совершении более тяжкого преступления, чем то, которое оно совершило и т.д. Ложность сообщаемых сведений может касаться и отдельных обстоятельств совершения преступления (формы вины, орудия преступления и т.д.) либо признаков лица, его совершившего, т.е. сообщаемые сведения могут не соответствовать действительности лишь частично. Если донос содержит какие-либо сведения, не соответствующие действительности и касающиеся фактических обстоятельств совершения преступления, его можно считать ложным, потому что он препятствует достоверному установлению истины. В данном случае необходимо, чтобы эти ложные сведения содержали основание для возбуждения уголовного дела, а именно признаки какого-либо состава преступления. Сообщение ложных сведений, касающихся юридической квалификации, но не содержащих указания на фактическую сторону деяния, его конкретные обстоятельства, не образует заведомо ложного доноса. Сведения должны касаться именно совершения преступления. Статьей 306 УК РФ не охватываются случаи ложного сообщения об административном или ином правонарушении. Можно согласиться с А.Кузнецовым, что в тех случаях, когда ложный донос о совершении административного или иного правонарушения, например, мелкого хулиганства, соединен с распространением о потерпевшем заведомо ложных, позорящих измышлений, содеянное надлежит рассматривать как клевету.
В литературе нет единства мнений и по поводу адресата заведомо ложного доноса. Можно выделить две позиции по этому вопросу. Одна группа авторов придерживается точки зрения, что заведомо ложный донос о совершении преступления может быть направлен только в государственные органы, полномочные осуществлять уголовное преследование: органы дознания, следствия, прокуратуру, суд.
Другие авторы выступают за более широкий перечень адресатов заведомо ложного доноса, включая в него не только правоохранительные органы и суд, но и иные государственные органы и общественные организации, которые могут принять меры, чтобы по этим сведениям было возбуждено уголовное дело, в частности, передать их в компетентные органы.
Думается, что корень проблемы заключается в том, чтобы определить: необходимо ли для квалификации заведомо ложного доноса вступление лжедоносчика в процессуальные отношения по поводу возбуждения уголовного дела или же такой необходимости нет. От решения этого вопроса зависит, на наш взгляд, и определение объекта посягательства и отграничение от других составов преступлений, схожих по объективной стороне, предусмотренных, в частности ст.129 УК РФ и ст.207 УК РФ.
В связи с вышеуказанным представляется правильной первая точка зрения. Допустим, правы те авторы, которые считают, что ложный донос может быть сделан не только судебно-следственным, но и иным органам и общественным организациям, которые правомочны «давать органам дознания и следствия указания о проверке сообщений…», «призванным бороться с правонарушениями». Однако такая аргументация вызывает возражения. Во-первых, указания органам следствия и дознания может давать прокурор или суд (и то лишь по определенным вопросам), но не иные органы и организации. Это вытекает из принципа независимости расследования. Во-вторых, если исходить из толкования ст.141 УПК РФ, правом представлять сведения о преступлениях органам правосудия обладает неограниченный круг организаций, а также граждан. Поэтому, если довести до логического завершения точку зрения о том, что заведомо ложный донос может быть сделан не только органам, правомочным возбуждать уголовное дело, то его адресатами могут быть любые органы, организации, физические лица, поскольку они тоже могут передать соответствующую информацию в правоохранительные органы или суд.
Еще один аргумент критикуемой нами позиции заключается в том, что достаточно, чтобы у виновного была цель возбудить уголовное дело, которая и свидетельствует о посягательстве на интересы правосудия и является отличительным признаком от иных преступлений, например, клеветы. Но разве у лица не может быть уверенности в том, что уголовное дело по ложному доносу будет возбуждено, если оно сообщает ложные сведения о преступлении, например, гражданину с активной жизненной позицией, о котором известно, что он не может не сообщить об этом в органы правосудия? Аналогичным примером является сообщение правозащитной организации сведений, касающихся, допустим, злоупотреблений должностных лиц призывной комиссии.
Специфика заведомо ложного доноса как преступления против правосудия предполагает, что он может быть сделан только органам, которые правомочны возбудить уголовное дело. В соответствии со ст. 144 УПК РФ в компетенцию этих органов входит как проверка поступивших заявлений и сообщений, так и принятие по ним одного из трех решений: продолжение
--PAGE_BREAK--
— о возбуждении уголовного дела;
— об отказе в возбуждении уголовного дела;
— о передаче заявления или сообщения по подведомственности или подсудности.
Необходимыми условиями регистрации заявления (сообщения) о преступлении в соответствии со ст.141 УПК РФ являются: а) составление протокола об устном заявлении или заверении подписью заявителя письменного сообщения о преступлении; б) разъяснение этому лицу ответственности за заведомо ложный донос, о чем делается отметка в протоколе, которая удостоверяется подписью заявителя. Таким образом, заявление (сообщение) приобретает статус письменного доказательства.
Возникает вопрос, как расценивать заведомо ложные сведения, присланные по почте, сделанные по телефону, в печати либо анонимно? Стоит согласиться с С. Юдушкиным, что они не являются заведомо ложным доносом. Думается, здесь нужно исходить из следующего критерия: могут ли эти источники быть процессуально оформлены и отражены в постановлении о возбуждении уголовного дела или же они требуют получения иных подтверждений.
Поскольку уголовную ответственность могут нести лишь физические лица, необходимо признать, что заведомо ложный донос может быть сделан только путем подачи заявления и сообщения, порядок которой установлен в ст.141 УПК РФ. Лишь при соблюдении этого порядка заведомо ложный донос может быть общественно опасен, поскольку способен привести к возбуждению по нему уголовного дела и другим негативным последствиям (привлечению к уголовной ответственности, осуждению невиновного, тяжелой болезни либо смерти его или близких и т.п.).
Таким образом, признаком объективной стороны заведомо ложного доноса является подача виновным заявления (сообщения) в орган или должностному лицу, правомочным возбудить уголовное дело, при условии установления личности заявителя и обязательного предупреждения об ответственности за заведомо ложный донос.
Компетенцией возбуждать уголовное дело, согласно ст.146 УПК РФ, обладает прокурор, следователь и орган дознания, которые обязаны принимать заявления и сообщения о любом совершенном или подготовляемом преступлении и принимать по ним решения в срок не более трех суток со дня получения заявления или сообщения, а в исключительных случаях — в срок не более десяти суток. Из этой же статьи вытекает требование, согласно которому о принятом решении сообщается заявителю. Это свидетельствует о том, что он и его местонахождение должно быть известно, и, следовательно, лицо должно быть предупреждено об ответственности за заведомо ложный донос. По справедливому замечанию С. Юдушкина, разъяснение заявителю ответственности за ложный донос играет не только профилактическую роль, но и ограждает от уголовной ответственности лиц, чье обращение определялось случайными моментами. По словам автора, государство не заинтересовано в чрезмерном применении мер уголовного наказания. Острие уголовного закона направляется против лиц, отличающихся устойчивостью преступных намерений, злостный характер поведения которых проявляется в доведении этого обращения до юридического факта (возбуждения уголовного дела) вопреки предупреждению об ответственности за такие действия. Соответственно, нормой о заведомо ложном доносе должны быть предусмотрены и его адресаты: орган дознания, следователь, прокурор.
Заведомо ложный донос относится к преступлениям с формальным составом. Он считается оконченным с момента поступления в указанные выше органы ложного сообщения о преступлении при соблюдении порядка приема и регистрации, указанного в ст.141 УПК РФ. Не имеет значения для квалификации было ли возбуждено уголовное дело, наступили ли еще какие-либо тяжкие последствия. Другое дело, что такие последствия могут быть предусмотрены в качестве квалифицирующего признака состава. С моментом окончания заведомо ложного доноса связаны вопросы о возможности приготовления, покушения на совершение этого преступления, добровольного отказа и деятельного раскаяния. Исходя из общего правила, в преступлениях с формальным составом, объективную сторону которых составляют активные действия, возможны стадии, характеризующие предварительную преступную деятельность: приготовление и покушение. Например, виновный может заранее составить заявление, приискать или создать для убедительности какие-либо «доказательства» (приготовление), подать заявление о деянии, которое на самом деле не является преступлением (покушение) и т.д. Добровольный отказ возможен, например, когда лицо передумало отдавать заявление или просто не пошло с ним в соответствующий орган. На наш взгляд, возможно и деятельное раскаяние, когда лицо после того, как передало заявление, сообщило о его ложности, возместило ущерб потерпевшему и т.п. Такое раскаяние возможно до вынесения приговора суда по делу, возбужденному по ложному доносу.
Субъективная сторона ложного доноса характеризуется только прямым умыслом. Об этом свидетельствует указание в ст.306 УК РФ на заведомость доноса. Виновный сознает, что сообщает не соответствующие действительности сведения о преступлении в органы, обязанные реагировать в установленном законом порядке на такие заявления (сообщения), и желает это сделать.
Добросовестное заблуждение относительно сообщаемых сведений исключает уголовную ответственность. Напротив, если лицо считает, что преступления не было (хотя, в действительности, оно произошло), но сообщает, как он думает, ложные сведения о нем, его действия должны квалифицироваться как покушение на преступление по ч.3 ст.30 УК РФ и ст.306 УК РФ.
Не влечет уголовную ответственность донос о готовившемся преступлении, от совершения которого лицо отказалось, поскольку это не могло охватываться сознанием лица, сообщающего такие сведения и не зависело от его воли.
Цель в законе не указана, однако, ее наличие вытекает из смысла ст.306 УК РФ. Такой целью выступает возбуждение уголовного дела. При этом лицо может руководствоваться разными мотивами, которые не влияют на квалификацию: местью, завистью и т.д. Не всегда это преступление совершается с намерением привлечь конкретное лицо к уголовной ответственности. Иногда заведомо ложный донос совершается для того, чтобы отвлечь внимание органов правосудия от собственного преступного или иным образом наказуемого поведения, в силу стремления избежать личных неприятностей. Показателен такой пример. С. 11 июня 2008 г. находилась в нетрезвом состоянии в районе лесного озера в пригороде г. Саранска со своим мужем, который ее избил, причинив телесные повреждения. После этого С., с целью освободить мужа от уголовной ответственности, обратилась там же к работникам милиции и заведомо ложно сообщила им, что ее якобы избили и изнасиловали двое незнакомых мужчин. Работники милиции, поверив ложному доносу, вызвали оперативно-следственную группу Пролетарского РОВД г. Саранска. Был составлен протокол осмотра места происшествия. В РОВД С. собственноручно написала заявление на имя прокурора Пролетарского района г. Саранска, где указала, что одного из избивавших и насиловавших ее зовут Сергей: при этом написала, что предупреждена об уголовной ответственности за заведомо ложный донос и расписалась. Заявление было зарегистрировано, на его основании было возбуждено уголовное дело.
Субъектом заведомо ложного доноса является вменяемое физическое лицо, достигшее 16-летнего возраста. Такой вывод следует из того, что ст.306 УК РФ не содержит указания на конкретных субъектов этого преступления. В связи с этим возникает вопрос, приобретает ли лицо определенный процессуальный статус при подаче заявления о преступлении? Думается, что да, поскольку: а) оно предупреждается об ответственности за заведомо ложный донос, о чем должно расписаться, и, следовательно, приобретает обязанность давать правдивые сведения (ст.141 УПК РФ); б) оно приобретает право требовать отчета о принятом решении (ст.144 УПК РФ). Стало быть, для привлечения лица к уголовной ответственности за заведомо ложный донос, необходимо установить вступление его в процессуальные отношения по поводу возбуждения уголовного дела. Самостоятельность данной стадии обусловливает наличие ее участников, которых нельзя сравнивать (ставить в один ряд) с участниками последующих стадий. Таким образом, отпадает вопрос, могут ли нести ответственность по ст.306 УК РФ подозреваемые, обвиняемые. Если лицо подозревается, обвиняется по другому делу, оно может быть субъектом заведомо ложного доноса (если достигло 16-ти лет).
Должно ли нести лицо уголовную ответственность за заведомо ложный донос на самого себя? Думается, что должно, поскольку, в отличие от клеветы, которую невозможно распространить на самого себя, ибо тогда потерпевший и преступник совпадут в одном лице, в данном случае ущерб причиняется слаженной работе органов правосудия, отношениям по поводу поступления в их распоряжение достоверных доказательств. Однако, на наш взгляд, в случае, если виновный ложно обвиняет только себя, и его действия не содержат иного состава преступления, вполне возможно признание деяния малозначительным, а значит — непреступным (ч.2 ст.14 УК РФ). Во всяком случае, необходимо выяснить причины самооговора, а именно, не явился ли он результатом стремления скрыть реально совершенное (более тяжкое) преступление, соучастников либо результатом преступного принуждения.
Возникает и другой вопрос. По материалам наших исследований, а также таких авторов, как А. Прошляков, З. Николаева, обвиняемые, подсудимые и осужденные довольно часто заявляют о применении к ним в ходе предварительного расследования насилия, угроз, иных незаконных мер. В случае ложности таких заявлений дело ограничивается отказом в возбуждении по ним уголовного дела. В этой связи стоит согласиться с авторами, что за подобный заведомо ложный донос могут нести уголовную ответственность подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный.
Заведомо ложный донос становится квалифицированным (ч.2 ст.306 УК РФ) при наличии одного из двух признаков:
— если он соединен с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления;
— с искусственным созданием доказательств обвинения.
Дифференциация наказания за заведомо ложный донос в зависимости от того, о преступлении какой категории он совершается, вполне оправдана. Несомненно большей общественной опасностью обладает подобное деяние, если виновный ложно сообщает о совершении преступления, отнесенного законодательством к категории тяжких и особо тяжких (ст.15 УК РФ). Поскольку по таким делам обязательно производство предварительного следствия, подобный ложный донос обусловливает проведение большого количества следственных действий, оперативных мероприятий, отвлекает внимание и силы правоохранительных органов от пресечения и раскрытия действительно совершенных преступлений, предупреждения преступности. Кроме того, в таких случаях могут серьезно страдать интересы лиц, необоснованно обвиняемых в совершении таких преступлений. Так, К. была осуждена Ленинским районным судом г.Ульяновска по ч.2 ст.306 УК РФ. 4 июля 1998 г. около 23 часов она, имея умысел на совершение заведомо ложного доноса о совершении тяжкого преступления, осознавая, что сообщает заведомо несуществующие сведения о совершении в отношении нее изнасилования и, находясь в нетрезвом состоянии, обратилась с заявлением в Ленинское РУВД г.Ульяновска о том, что ее изнасиловали ранее ей неизвестные С., Ж. и Э. Будучи предупреждена об уголовной ответственности по ст.306 УК РФ, о чем расписалась в протоколе, она дала подробные объяснения об обстоятельствах «совершения» данного преступления, которое относится к тяжким.
Заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения заключается в том, что доносчик либо представляет фальшивые доказательства, не отражающие реальных обстоятельств дела, либо путем определенных действий формирует такие доказательства. Сам термин искусственное «создание» предполагает то, что используемые виновным «доказательства» не находятся в причинно-следственной связи с реальными событиями и создаются специально для подтверждения ложного доноса. Приведем наглядный пример. П. совершила заведомо ложный донос о тяжком преступлении с искусственным созданием доказательств обвинения. Между ней и Н. в студенческом общежитии Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева произошла ссора, в ходе которой последний нанес П. побои, после чего покинул общежитие. Последняя решила отомстить Н. за нанесенную ей обиду. С целью искусственного создания доказательств обвинения она умышленно порвала свою ночную сорочку и обратилась в Ленинский РОВД г. Саранска с заявлением об изнасиловании ее Н. и неизвестным лицом, представив дежурному следователю в качестве доказательства порванное ею белье. За это деяние П. была осуждена к 2-м годам лишения свободы условно с испытательным сроком в 2 года.
Общественная опасность заведомо ложного доноса, соединенного с искусственным созданием доказательств обвинения, существенно повышается по сравнению с простым составом этого преступления. Заранее подготовленное обоснование ложного доноса затрудняет его своевременное раскрытие, может направить органы правосудия по ложному следу, привести к осуждению невиновного, иным тяжким последствиям. продолжение
--PAGE_BREAK--
Под искусственным созданием доказательств, как правильно пишет М.Х. Хабибуллин, необходимо понимать и подготовку подставных свидетелей, методы которой могут быть самыми различными, включая принуждение.
Указанным признаком также охватывается искусственное создание обстановки (места) совершения преступления (например, инсценирование кражи). Так, И. договорилась с мужем инсценировать кражу в их квартире, так как они были должны крупную сумму кредиторам. После того, как муж с другом инсценировали кражу (сломали замок, вынесли ценные вещи, создали видимость беспорядка), И. вызвала сотрудников милиции и написала заявление о краже. Будучи предупрежденной об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, в заявлении И. указала большой список якобы похищенных вещей на крупную сумму – 8035000 руб. (часть вещей унес муж, часть – она выдумала).
Возникает вопрос, может ли быть идеальная совокупность заведомо ложного доноса с искусственным созданием доказательств обвинения и фальсификации доказательств? Думается, что нет, поскольку в данном случае речь должна идти о едином преступлении, которое охватывается умыслом виновного. Однако, если другое лицо, являясь соучастником лжедоносчика, совершило по договоренности с ним либо с его ведома фальсификацию доказательств (например, обвиняемый заявляет о совершении в отношении него принуждения к даче показаний, а защитник по его просьбе фальсифицирует доказательства этого), то со стороны лжедоносчика налицо будет заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения (поскольку, совершая донос, он имел в виду это обстоятельство и рассчитывал на него, а действия другого лица надо квалифицировать по совокупности по ч.5 ст.33, ст.306 и ст.303 УК РФ.
Представляет интерес разграничение заведомо ложного доноса с клеветой (ст.129 УК РФ), заведомо ложным сообщением об акте терроризма (ст.207 УК РФ), провокацией взятки либо коммерческого подкупа (ст.304 УК РФ), заведомо ложным показанием, заключением или неправильным переводом (ст.307 УК РФ).
Что качается первых двух преступлений, то основное их различие с заведомо ложным доносом проходит по объекту и субъективной стороне. Клевета является посягательством на честь и достоинство личности, заведомо ложное сообщение об акте терроризма – на общественную безопасность. Заведомо ложный донос, будучи совершенным в рамках процессуальных отношений, — причиняет ущерб деятельности органов правосудия, основанной на получении достоверных доказательств. Цель заведомо ложного доноса – не опорочить какую-либо личность (конкретное лицо может вообще не упоминаться) и не ввести в заблуждение физических и юридических лиц, являющихся адресатами ложного сообщения об акте терроризма, а возбудить уголовное дело, направить органы правосудия по ложному пути в каких-либо своих интересах.
Что касается провокации преступления, в частности, взятки либо коммерческого подкупа (ст.304 УК РФ), то основное отличие заведомо ложного доноса заключается в объективной стороне – в первом случае виновный создает видимость совершения лицом преступления с целью последующего изобличения, а во втором – просто совершает ложное обвинение (в крайнем случае, подтверждает его искусственно созданными доказательствами).
В литературе не раз возникал вопрос, нужно ли квалифицировать по совокупности преступлений действия лица, совершившего ложный донос, а затем, по возбужденному на его основе уголовному делу, дающего заведомо ложные показания в его подтверждение? По этому поводу нужно согласиться с мнением М. Хабибуллина, В. Малкова, что подобные деяния надо квалифицировать как единое преступление – заведомо ложный донос, поскольку касаются тех же фактов, являются логическим продолжением тех же действий. По сути, речь идет о продолжаемом преступлении, охватываемом единым умыслом.
Заведомо ложный донос, совершённый адвокатами
Выясним, в каких случаях клеветническая информация, распространенная адвокатом, может быть квалифицирована как заведомо ложный донос? для этого необходимо:
Во-первых, чтобы адвокат осознавал, что в распространяемой им информации содержатся признаки совершения тем или иным лицом деяния, которое при уголовно — правовой квалификации подпадает под признаки какого-либо преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ. Например, когда в своем ходатайстве защитник указывает, что следователь превысил свои полномочия, во время допроса применял физическое насилие к допрашиваемому, он осознает, что такие действия подпадают под признаки преступления, предусмотренного ст. 286, ч. 3, п. «а» УК РФ — превышение должностных полномочий, соединенное с применением насилия или угрозы его применения. Данное преступление относится к категории тяжких. А потому, если будет установлено, что адвокат заранее знал о ложности этих данных, например, они заранее со своим подзащитным спланировали эту заведомую ложь для осуществления защиты, его действия квалифицируются по ч. 2 ст. 306 УК РФ.
Во-вторых, эта информация должна быть официально, то есть открыто, публично, представлена в компетентные органы для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Законодатель, формулируя норму, предусмотренную ст. 306 УК РФ, имел в виду, прежде всего, случаи подачи заявления о преступлении (ст. ст. 140 — 141 УПК РФ), предусмотрев при этом обязательное предупреждение заявителя об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ с соответствующей отметкой в протоколе и отобранием подписки (ч. 6 ст. 141 УПК РФ).
Однако позволим себе выразить небесспорное мнение о том, что в качестве заведомо ложного доноса может быть и информация, содержащаяся в устных и письменных жалобах и ходатайствах как защитника, так и подозреваемого, обвиняемого. Ведь несомненно то, что эта информация носит официальный характер. Письменное ходатайство (жалоба) приобщается к делу, устное подлежит обязательному занесению в протокол следственного действия или судебного заседания (ст. 120 УПК РФ). Суд, прокурор, следователь и орган дознания обязаны в жестко установленные законом сроки рассмотреть жалобу или ходатайство и принять по ним правовое решение (главы 15 и 16 УПК РФ). Несомненно и то, что если в жалобе содержится информация о совершении определенным лицом (например, следователем) преступления и требование «принять меры», «пресечь», «привлечь к ответственности», «возбудить уголовное дело» и т.п., то вне зависимости от того, как адвокат (подзащитный) формулирует свое ходатайство (жалобу), на чем настаивает, какую цель фактически преследует, компетентные органы обязаны рассмотреть данную информацию, в том числе и как заявление о преступлении, то есть по всем правилам главы 19 УПК РФ.
Такая жалоба должна быть зарегистрирована в книге учета преступлений (КУП-1), и в срок не позднее 3, максимум 10 суток должно быть принято одно из трех правовых решений: о возбуждении дела; об отказе в возбуждении; о передаче сообщения по подследственности (ст. ст. 144, 145 УПК РФ). Подавая такую жалобу, адвокат как высококвалифицированный юрист (ст. 9 Закона об адвокатуре) всегда понимает, как квалифицируется деяние, в котором он обвиняет конкретное лицо, ему всегда известно об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, так что специальной процедуры предупреждения, с отбиранием подписки (ч. 6 ст. 141 УПК РФ) в отношении адвоката не требуется. Уголовный кодекс в качестве обязательного условия привлечения к уголовной ответственности по ст. 306 УК РФ не требует предупреждения лица в установленном порядке, как это, например, прямо указано в диспозиции ст. 310 УК РФ.
Таким образом, с объективной стороны подобные деяния защитника полностью подпадают под признаки заведомо ложного доноса. С субъективной стороны адвокат в анализируемых случаях всегда осознает фактический характер и общественную опасность этих своих действий, предвидит реальную возможность либо неизбежность наступления общественно опасных последствий (прямой умысел — ст. 25, ч. 2 УК РФ), то есть понимает, что по его жалобе (ходатайству) будет проводиться специальная проверка (служебное расследование) в отношении заведомо для него невиновного лица по подозрению в совершении им преступления, что этому лицу — потерпевшему, в данном случае следователю, будет причинен вред, что ущерб наносится и интересам правосудия и т.д.
Обобщая изложенное, делаем вывод, что нет никаких препятствий к применению уголовного закона к этому опаснейшему виду преступлений, если они совершены адвокатами в связи с исполнением ими своих профессиональных обязанностей. Почему же в реальной правоприменительной практике закон в этой части «не работает»? Ведь практика такова: по каждой жалобе адвоката (подзащитного) о нарушении закона со стороны следователя проводится проверка. По 9 из 10 таких жалоб служебное расследование приходит к выводу: «доводы заявителей не подтвердились». Разве уже сам такой вывод, материалы этого расследования со всеми собранными объяснениями, справками и т.д. не могут служить достаточным основанием для возбуждения уголовного дела (ч. 2 ст. 140 и ст. 144 УПК РФ) по признакам преступления, предусмотренного ст. 306 УК РФ? Ясно, что по такому уголовному делу далеко не во всех случаях удастся установить и доказать вину конкретного доносителя, прежде всего прямой умысел.
Однако уже сам факт возбуждения такого дела, возможность полноценными процессуальными средствами проверить версию о заведомо ложном доносе со стороны адвоката и / или его обвиняемого дают громадные тактические преимущества, способны «отрезвить» отдельных недобросовестных, уверовавших в свою безнаказанность адвокатов, да и их клиентов тоже.
Причины отсутствия такой практики вижу в следующем:
Во-первых, вновь вспомним то самое толкование Верховного Суда РФ по вопросу о непривлечении обвиняемого по делу за заведомо ложный донос. Высшая судебная инстанция фактически дала право обвиняемому, а заодно и его защитнику защищаться любыми, в том числе и преступными, средствами, то есть оговаривать кого угодно в совершении чего угодно, если это было в целях защиты. В унисон этому разъяснению выступили многие комментарии к УК. Причем характерно, что без необходимого обоснования позиции. Но иногда с некоторыми оговорками.
Например, подлежит ответственности за ложный донос обвиняемый в убийстве, если он сообщает суду о применении к нему незаконных методов ведения предварительного расследования. Напротив, не подлежит ответственности за ложный донос, например, обвиняемый в убийстве, если он сообщит о совершении этого преступления абсолютно непричастным к убийству лицом».
Таким образом, автор комментария к статье 306 УК РФ Т.А. Костарева разделяет мою позицию, имея в виду конкретный пример. Но это лишь частичное совпадение мнений. Считаю, что обвиняемый и его адвокат в полной мере несут ответственность за любой заведомо ложный донос в отношении любого лица, какими бы целями и мотивами ни руководствовались доносчики. Иначе, если и далее толковать закон по логике Верховного Суда, так можно, например, не привлекать обвиняемого за дачу взятки следователю, если он совершил это преступление в качестве «способа защиты от обвинения». Но аналогия толкования допустимая.
Другой причиной практики безнаказанности обвиняемых и их защитников за подобного рода доносы и клевету считаем прочно укоренившийся в сознании следователей, прокуроров, дознавателей и судей порочный стереотип отношения к стороне защиты. В эпоху инквизиционного, обвинительного процесса обвиняемый, если уж он попал в сферу уголовного судопроизводства, как правило, был «обречен» на то, что его осудят и осудят «по всей строгости». В этой обстановке «государственная машина правосудия» могла позволить себе такую роскошь, как «закрывать глаза» на любые заведомо малоэффективные способы защиты подозреваемого, обвиняемого, подсудимого.
Перед стороной государственного обвинения сильный, высококвалифицированный, опытный и наделенный обширными полномочиями процессуальный противник. Такому оппоненту в процессе, состязающемуся с государственным обвинением на равных, в условиях, когда суды перестали выполнять функции обвинения и смело выносят оправдательные приговоры, уже нельзя давать такую «фору». Пора каждой стороне полноценно пользоваться своими правами и возможностями, но и в полной мере нести предусмотренную законом ответственность.
Обратимся к еще одному типичному, весьма распространенному в практике профессиональной защиты примеру. По делу о групповом убийстве из хулиганских побуждений (ст. 105, ч. 2, пп. «ж», «и» УК РФ) из шести подозреваемых были задержаны только трое. Убийство было совершено в драке, когда неустановленное количество, предположительно трое из шести подростков, зверски забили потерпевшего до смерти. Остальные, примерно трое из компании, потерпевшего не били, но следствию не удавалось на первоначальном этапе расследования установить роли членов этой молодежной преступной группировки, разграничить действия каждого в драке. Трое незадержанных подростков «подались в бега» и были объявлены в розыск. продолжение
--PAGE_BREAK--
В этой обстановке на первоначальных допросах задержанные частично признавали свою вину, говорили о двух — трех нанесенных ударах каждого. После допуска к подозреваемым защитников все они изменили показания, единодушно обвиняя во всем троих своих товарищей, находящихся в розыске. А они сами якобы только стояли в сторонке и даже просили тех не бить потерпевшего. Не удивительно, что между показаниями задержанных не было ни малейших противоречий. У следствия были основания полагать, что защитники между собой обсудили общую линию защиты и показания каждого из подозреваемых. Итак, всю вину «свалили» на разыскиваемых, особенно на одного из них, которого все дружно назвали организатором преступления и самым активным в избиении. Позже оказалось, что он погиб в автокатастрофе, и сторона защиты об этом узнала раньше следователя. Мы привели типичный пример незаконного метода защиты — разновидность так называемой «коллизионной защиты», которая опытными адвокатами признается как минимум сомнительной.
Известны случаи, когда недобросовестные адвокаты по групповым делам даже специально советуют одному из соучастников скрыться и ни в коем случае «не попадаться» до конца следствия. Остальные соучастники также по тайной сделке, где «парламентерами» и посредниками служат недобросовестные адвокаты, «валят» всю вину на отсутствующего. В дополнение к этому часто фабрикуются и представляются следствию фиктивные доказательства вины отсутствующего (ст. 303, ч. 2 УК РФ) и т.д. В качестве одного из тактических средств нейтрализации такого противодействия расследованию следует применять тщательную проверку заведомо ложного доноса, с возбуждением, при наличии достаточных оснований, уголовного дела по ст. 306 УК РФ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, в курсовой работе мы проанализировали заведомо ложный донос и пришли к следующим выводам.
Основной объект преступного посягательства — охраняемые уголовным законом общественные отношения, регулирующие нормальную деятельность правоохранительных органов и суда при производстве по уголовным делам. Поскольку при заведомо ложном доносе вред причиняется интересам личности, в качестве дополнительного объекта выделяется круг общественных отношений, обеспечивающих честь и достоинство гражданина. Факультативный объект может иметь место в случаях причинения вреда имуществу, свободам личности при вынесении неправосудного приговора или иного процессуального решения.
Информация в заведомо ложном доносе должна обладать следующими обязательными признаками (отсутствие хотя бы одного из них влечет отсутствие состава преступления): во-первых, она не соответствует действительности (заведомо ложная); во-вторых, содержит сведения об общественно опасном деянии, включающие все четыре признака состава преступления, а не правонарушения; в-третьих, при квалифицирующих обстоятельствах она должна относиться к конкретному лицу и конкретному преступлению. При этом не имеет значения форма, в которую она трансформирована. Информация может быть как устной, так и письменной (например, отправлена по обычной или электронной почте, передана по телеграфу, телетайпу или иным способом). Не имеет значения для квалификации преступления факт наличия или отсутствия подписи заявителя.
Объективная сторона составов преступления — в действии, направленном на доведение субъектом заведомо ложной информации о потерпевшем до третьего лица. К таким лицам (адресатам получения ложной информации) относятся, в частности, должностные лица и государственные органы, полномочные возбуждать уголовные дела; муниципальные органы и учреждения (например, сотрудники медицинских учреждений в силу ведомственных нормативных предписаний обязаны сообщить в органы внутренних дел о так называемых криминальных травмах или иных аналогичных видах вреда здоровью); лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации, обязанные сообщать в правоохранительные органы о совершенном или готовящемся преступлении. Для привлечения к уголовной ответственности не является обязательным факт предупреждения субъекта об уголовной ответственности за это преступление, хотя ч. 6 ст. 141 УПК требует, чтобы заявителю такая уголовная ответственность за заведомо ложный донос была разъяснена с обязательным письменным удостоверением и заверением подписью заявителя.
По конструкции состав формальный, окончен в момент доведения заведомо ложных сведений до третьего лица. Каких-либо последствий закон не предусматривает, однако их наступление необходимо учитывать суду при назначении наказания.
Субъект преступного посягательства общий — вменяемое физическое лицо, достигшее 16 лет. Не может быть субъектом лицо, оговаривающее себя.
Субъективная сторона составов преступления характеризуется прямым умыслом, т.е. субъект осознает заведомую ложность сообщаемых им сведений третьему лицу и желает так действовать. При этом содержание умысла включает осознанность доведения ложных сведений лицу или органу, имеющим право на возбуждение уголовного дела. Наличие какой-либо цели или мотива на квалификацию не влияет. Мотив может выражаться, например, в корысти, мести, зависти, желании не быть самому привлеченным к уголовной ответственности за другое преступление и т.п. Добросовестное заблуждение в ложности сообщаемых сведений исключает уголовную ответственность.
Квалифицирующие признаки перечислены в ч. ч. 2 и 3 статьи. В ч. 2 указан такой квалифицирующий признак, как совершение преступления, соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, т.е. категорий преступлений, указанных в ч. ч. 4, 5 ст. 15. Здесь требуется, чтобы виновный обвинял в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления конкретное лицо (лиц). Ложное сообщение о совершении тяжкого или особо тяжкого преступления без указания виновных не подпадает под признаки ч. 2.
Часть 3 устанавливает уголовную ответственность за заведомо ложный донос, соединенный с искусственным созданием доказательств обвинения. В подобной ситуации субъект посягательства не только осознает заведомость ложности сообщаемых им сведений, но и усиливает их «достоверность» различными способами и средствами (например, имитируется инсценировка кражи, взлома, наносятся ссадины, повреждается имущество, называются «очевидцы» и т.п.). Доказательства обвинения должны относиться к фактическим сведениям, на основании которых какое-либо лицо может быть незаконно привлечено к уголовной ответственности.
Квалифицированный заведомо ложный донос (ч. 2 ст. 306 УК РФ) отличается от квалифицированной клеветы (ч. 3 ст. 129) тем, что при клевете основной объект — интересы отдельной личности, а дополнительный объект — интересы правосудия. При заведомо ложном доносе — ситуация обратная. В случае квалифицированной клеветы заведомо ложные сообщения направляются третьим лицам, которыми могут быть как физические, так и юридические лица, включая и правоохранительные органы, а заведомо ложный донос направлен органам.
Заведомо ложный донос отличается от заведомо ложного сообщения об акте терроризма, при котором сообщение касается только готовящегося преступления — акта терроризма. Кроме этого, различна целевая направленность этих деяний. Ложное сообщение об акте терроризма направлено на запугивание граждан, внесение беспорядка, смуты в общество для достижения каких-либо целей. При этом виновный не желает кого-либо обвинить в совершении преступления и тем самым не наносит вреда интересам правосудия.
Потерпевшие и свидетели, обвиняющие в ходе допроса или проведения других следственных действий невиновных лиц в совершении преступления, не несут уголовной ответственности по статье о заведомо ложном доносе, так как они совершают преступление, предусмотренное ст. 307. Содеянное, предусмотренное ч. 1, относится к категории преступлений небольшой тяжести, ч. 2 — средней тяжести, ч. 3 — тяжких.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Конституция Российской Федерации // Российская газета. — 1993. 25 декабря.
Уголовный кодекс РФ от 13.06.96 // Собрание законодательства РФ. — 1996 — № 25.
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (принят ГД ФС РФ 22.11.2001) // СЗ РФ. — 2001 — № 52.
Федеральный закон: «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» от 20 апреля 1995 // СЗ РФ. — 1995 — №17.
Борзенков Г.И. Курс уголовного права. Особенная часть. — М., 2008.
Бриллиантов А.В. Неуважение к суду: некоторые вопросы квалификации // Российский судья. — 2006 — № 9.
Дворянсков И.В. Уголовно-правовая охрана процессуального порядка получения доказательств. — Ульяновск, 2001.
Здравомыслов Б.В. Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. — М., 2005.
Кудрявцева В.Н., Наумов А.В Уголовное право России. Общая часть. — М., 2005.
Кулешов Ю.И. Преступления против правосудия: понятие, система, юридический анализ и проблемы квалификации. — Хабаровск, 2001.
Куликов В. Условно доносчик // Российская газета. — 2009 — № 4864.
Кульберг Я.М. Преступления против правосудия. — М., 2002.
Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: проблемы классификации посягательств, регламентации и дифференциации ответственности. — Казань, 2000.
Львова Е.Ю. Защита по уголовному делу. — М., 2000.
Магомедова А.А. Уголовно-правовой и криминологический анализ заведомо ложного сообщения об акте терроризма. — М., 2004.
Мальцев В. Ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования // Законность. — 1997 — № 12.
Марченко М.Н. Юридический словарь. — М., 2006.
Никулина С.И. Комментарий к Уголовному кодексу РФ. — М., 2009.
Новиков В. Некоторые вопросы уголовной ответственности за заведомо ложный донос о совершении преступления (ст. 306 УК РФ) // Уголовное право. — 2003 — № 1.
Рарога А.И. Уголовное право Российской Федерации: Особенная часть. — М., 2002.
Сугачев Л.Н. Ответственность за оскорбление по советскому уголовному праву. — М., 1999.
Хабибулин X.М. Ответственность за заведомо ложный донос и заведомо ложное показание по советскому уголовному праву. — М., 2000.
Чистяков О.И. Российское законодательство X — XX веков: В 9 т. Т. 1. — М., 1994.
Чучаев А.И. Преступления против правосудия. Научно-практический комментарий. — М., 2005.
Шевченко М.А. Ваш домашний адвокат: клевета и оскорбление личности. — Ростов-на-Дону, 2007.
Бюллетень Верховного Суда РФ. 2008. № 4.
Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1998. № 7.
Вестник Верховного Суда СССР. 1991. № 8.