Социально-правоваяприрода корыстно-насильственных преступлений, совершаемых в отношении женщин
Познание природы правовыхявлений помимо установления круга отношений, которые при этом подвергаютсязаконодательному регулированию, требует также определения содержания и выявленияюридических форм существования этих явлений как необходимой основы дляраскрытия их сущности. Избрав в качестве объекта исследованиякорыстно-насильственные преступления, необходимо, прежде всего, очертить круготносящихся к ним деяний, основу каждого из которых составляет, во-первых,корысть, во-вторых, насилие.
Решение данной двуединойзадачи, очевидно, значительно облегчалось, если бы, например, законодательопределил, какие посягательства следует считать корыстно-насильственными, илихотя бы то, что следует рассматривать в качестве корысти и насилия. Однако,содержание этих понятий ни в отечественном, ни в российском и зарубежномзаконодательстве не раскрывается.
Обратившись к толковымсловарям, можно установить, что «корысть – это выгода, материальная польза»,«корыстный – основанный на корысти или корыстолюбивый (чел.) [7. с.242, 314], а«насилие – это применение физической силы к кому-нибудь, принудительноевоздействие на кого-нибудь или что-нибудь, притеснение, беззаконие, применениефизической силы, действие стеснительное, обидное, незаконное и своевольное» [8.с.7]. Такое весьма общее представление о том и другом, равно как и болеетщательное исследование этимологии интересующих нас терминов для исследованияправовых аспектов проблемы корыстно-насильственного поведения, вряд ли будетдостаточным.
Возможно, этообстоятельство стало решающим для высказывания мнения о том, что существованиепонятия «корыстно-насильственное преступление» вызывает большие сомнения.
Неизбежное в такойситуации обращение к мнению ученых, в разное время специально изучавшихсоответствующие вопросы, позволяет выделить два основных подхода кфеноменизации корыстно-насильственных посягательств:
1) первый заключается ввыделении соответствующей группы деяний на основе анализа содержания правовыхнорм, то есть позиции законодателя в случаях, когда он используетсоответствующие понятия в качестве нормоконструирующих элементов, например, вдиспозициях уголовно-правовых норм;
2) второй подход основанна изначальном выявлении общественного (социального) и личностного(психологического) содержания корысти и насилия с последующим анализомимеющихся юридических конструкций, позволяющих относить те или иные деяния ккорыстно-насильственным.
Если рассматриватькорысть на индивидуальном уровне, она предстает как мотив или цель различныхвидов поведения, в том числе правомерного. Здесь вполне можно согласиться сС.Н. Абельцевым, для которого понятие «корысть» выглядит в двух аспектах – вузком и широком значениях. В широком понимании корыстные побуждения могут бытьнаправлены на получение и общественно полезного результата. Корысть в узкомпонимании – это страсть к приобретению, наживе, добыче, стремление к извлечениюматериальной выгоды в самом широком смысле слова [9. с.27].
Столь же обоснованнымнения специалистов, считающих, что «корысть, как мотив совершения преступленияозначает, что в основе побудительных причин общественно опасного деяния лежитстремление получить какую-либо материальную выгоду, пользу» [10. с.45], а какцель – отражает то, что посягательства направлены на приобретение чужих благ,имеющих материальную или имущественную окраску [11. с.23]. С этой стороныкорысть – это одна из важных составляющих субъективной стороны широкого кругапреступлений, которая непосредственно связана с признанием того или иногодеяния преступным по правовой природе и корыстным по своей направленности.Однако требование о наличии у субъекта корыстного мотива нельзя понимать в томсмысле, что для оконченного состава преступления с корыстной направленностьюобязательно фактическое извлечение материальной (имущественной) выгоды.
На социальном уровнекорыстные посягательства проявляют свою специфику в характере общественныхотношений, в сферу которых они вторгаются. С позиций современной теории уголовногоправа речь должна идти о выявлении своеобразия объекта этих посягательств, чтотрадиционно считается одной из самых обсуждаемых и дискуссионных проблем средиспециалистов [12. с.198], при этом Я.М. Брайнин объектом преступления считалто, на что посягает преступление [13. с.169]. А.Н. Трайнин – то, чемупричиняется или имеется попытка причинить ущерб [14. с.120].
Наиболее оптимальнойпредставляется мнение тех, кто объектом преступления признает то, на чтопосягает преступник и чему причиняется неустранимый или трудноустранимый ущерблибо имеется реальная угроза причинения такого ущерба. Ее разделяют большинствосовременных специалистов в области теории уголовного права.
Применительно к корыстнымпреступлениям устоявшейся является позиция ученых, которые считают объектомтаковых собственность. Такие представления о корысти вполне согласуются спозицией современного законодателя, который относит основную массупосягательств, совершаемых с корыстной целью к хищениям [15. с.45].
Собственность, каксовокупность отношений, обеспечивающих порядок обращения имущества (предметов,имеющих стоимостное выражение), является формой выражения неприкосновенностиэтого имущества, пределы которой очерчиваются, с одной стороны,соответствующими правами собственника, с другой стороны, определеннымиобязанностями тех, кто не является правообладателем имущества. Поэтомупосягательства корыстной направленности по своей социально-правовой сути естьярчайшее проявление нарушения неприкосновенности имущества.
Исследования в области человеческихотношений показывают, что насилие как социальное явление, существовало всегда,во всех цивилизациях и общественно-экономических формациях, менялись лишь объеми качественные свойства насилия, определяемые социальными процессами каждогоконкретного исторического этапа развития общества. При этом, несмотря на то,что проблема насилия, как жизненно важного и неотъемлемого элементаобщественного бытия, постоянно подвергалась изучению многими науками, вчастности, философией, медициной, психологией, социологией и др., само понятие«насилие» до настоящего времени также остается многозначным и дискуссионным,корни которого уходят в далекое прошлое [16. c.9].
Содержание насилия до сихпор четко не определено законодателем, а в научной литературе на этот счетвысказано множество суждений.
Вот лишь некоторые изопределений насилия, в разное время предлагавшиеся специалистами:
посягательства нателесную неприкосновенность, кои не оставляют за собой никаких постоянныхвидоизменений в организме потерпевшего, причиняют мимолетную боль или дажепростое неприятное физическое ощущение [17. с.47];
все виды физическоговоздействия на другое лицо;
общественно опасное,противоправное воздействие на организм человека,совершенное против его воли [18. с.3];
общественно опасноепротивоправное воздействие на организм и психикучеловека против и помимо его воли [19. с.11];
противоправное,умышленное, физическое и (или) психическое воздействие,направленное на другого человека против или помимо его сознания и воли,причинившее ему существенный вред либо создавшее опасность причинения такоговреда;
внешнее со стороны другихлиц умышленное и противозаконное воздействиена человека (или группу лиц), осуществляемое помимо или против его воли испособное причинить ему органическую, физиологическую или психическую травму, иограничить свободу его волеизъявления или действий [20. с. 29];
непосредственноефизическое воздействие на личность, нарушающее ее телесную неприкосновенность иугрозы причинения вреда личности, содержание которого зависит от видапреступного посягательства;
преступное посягательствона личную безопасность человека в виде умышленного неправомерного причиненияфизического или психического вреда потерпевшему вопреки (против или помимо) еговоли путем энергетического (физического) или информационного (психического)воздействия на организм (органы, ткани, физиологические функции, психику)человека [21. с.17];
совершенное вопрекинеобходимого волеизъявления, общественно опасное, противоправное, умышленноевоздействие на физическую и (или) психическую сферу другого человека, врезультате которого нарушаются права и свободы личности [22. с.45];
осознанноецеленаправленное вредоносное воздействие на человека без необходимого согласия[23. с.11].
Последнее из приведенныхмнений, вобравшее в себя все основные признаки насилия, на которые указываютспециалисты, представляется наиболее точно отражающим содержание и природунасилия. Вместе с тем, нельзя не указать на некоторые моменты, которыепозволяют более четко очертить круг тех деяний, которые отнести к насилию.
Во-первых, им можносчитать лишь действия, которые совершаются в отношении живых людей (не являютсянасильственными любого рода действия в отношении умерших людей).
Во-вторых, нельзя считатьнасильственными действия, совершенные не людьми, а также людьми, находившимисяв бессознательном состоянии либо действовавшими без соответствующей цели.
В-третьих, в некоторыхслучаях насилием может считаться воздействие, которое оказывается с согласиятого, кто его претерпевает (например, при наличии прямого запрета на такоевоздействие законодателем).
В-четвертых, причинениефиксируемого вреда здоровью владельца имущества не является обязательным дляпризнания конкретного акта поведения в качестве насилия.
Соответственно, сущностьнасилия заключается в посягательстве на личную неприкосновенность (человека),которая с традиционных юридических позиций предметно выступает как охраняемая(государством, близкими людьми, человеком) чья-либо жизнь, здоровье,психическое состояние, свобода и пр.
Такое понимание насилиявполне согласуется с требованиями современного законодательства, котороеотносит к насильственным широкий круг деяний, направленных на причинениечеловеку смерти, а также различного вреда здоровью. Как и в случае с собственностью,личная неприкосновенность включает, с одной стороны, соответствующие личныеправа конкретного человека, с другой стороны, определенные обязанности понедопущению вредоносного воздействия на этого человека (конкретных людей).Поэтому в большинстве случаев насилие – это еще и противоправное действие.
Насилие в отношенииженщин усугубляется социальным давлением, главным образом:
чувством стыда, непозволяющим женщинам сообщать об определенных актах, которые совершаются поотношению к ним;
недостаточным доступомженщин к юридической помощи или защите;
слабыми усилиями состороны государственных органов и общественных организаций по распространениюинформации о существующих правовых нормах и обеспечению их соблюдения;
малочисленностьюпросветительских и других мер по устранению причин и последствий насилия.
Все вышесказанноепривносит в жизнь женщин чувства страха и отсутствия безопасности и являетсяпрепятствием для реализации их стремления к достижению равноправия [24. c. 60].
Страх перед насилиемслужит постоянным барьером мобильности женщин и ограничивает их доступ кресурсам и основным видам деятельности. Насилие в отношении женщин связано свысокими издержками в социально-экономической сфере и в здравоохранении как длякаждого члена общества, так и для всего общества в целом и является одним изключевых социальных механизмов, при помощи которых женщин вынуждают заниматьподчиненное положение в иерархии общественных отношений.
На основаниивышеизложенного корыстно-насильственные посягательства можно определить, какодновременное нарушение неприкосновенности чужого имущества и личнойнеприкосновенности правомерного обладателя данного имущества, то есть действия,которые нацелены на завладение чужим имуществом, сопряженное с вредоноснымвоздействием на обладателя этого имущества без необходимого согласия.
При этом субъективно длятого, кто совершает такого рода посягательство, корысть выступает в качествецели, а насилие – средством для достижения данной цели (прим. авт. – спсихологических позиций насилие как средство является «вторичной» цельюрассматриваемого вида поведения).
Такое единство в формесопряжения действий, одновременно направленных на противоправное безвозмездноеизъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц,причиняющее материальный и личный ущерб владельцу этого имущества, составляетоснову всех и каждого из корыстно-насильственных посягательств, обуславливая ихобщественную опасность и признание преступлениями [25. с. 67].
Таким образом, всекорыстно-насильственные посягательства объединяет то, что их основным объектомвыступает неприкосновенность чужого имущества (в форме собственности), а личнаянеприкосновенность (жизнь, здоровье, личная свобода) играет рольдополнительного объекта. Соответственно, если вести речь онасильственно-корыстных посягательствах, то статусные функции перечисленныхобъектов следует поменять местами (примером может служить убийство из корыстныхпобуждений).
Многие исследователипытаются выявить реальные формы проявления корыстного насилия посредствомобращения к законодательству, ища различия в формулировании тех или иныхсоставов, даже в их наименованиях. Если использовать такой подход, то можнозаметить, что на «бытовом» и даже на законодательном уровнекорыстно-насильственные посягательства получали разные названия: бандитизм,грабеж, разбой, вымогательство, нападение, татьба и пр. [26. с. 611] Столь жеразнообразны были и оценки данных деяний.
По В.И. Далю грабеж – это«грабить… отымать силою,… отбирать разбоем, явно, не воровством…».Грабитель – «обирающий людей силою, разбойник, хищник». Грабеж – насилие,действие грабителя, хищничество…», «разбой – набег и разгром вольничею…» [27.с. 229-231].
Обращаясь к историческимисточникам, отметим, что институты социальной и правовой защиты женщин(девушек) от преступных посягательств складывались на всем процессе развитиячеловеческой цивилизации.
В древних первобытныхобществах не было иного разделения труда, кроме разделения по полу и возрасту.На мужчинах лежали обязанности, связанные с применением физической силы – этоохота и защита от врагов, то есть проникновение во внешний, опасный мир.Женщина занималась более «легкой» работой – собирательством и приготовлениемпищи, осуществляла уход за детьми, что требовало постоянного ее нахождения вдоме [28. c. 29-34].
Исторически эторазделение закрепилось в том, что осуществляемые вне дома функции стали мужскойпрерогативой, и личность мужчины реализовывалась, как правило, в общественном«служении». Домашняя же работа была отнесена к компетенции женщины, и ееличность формировалась в узких рамках семейных обязанностей. В результате этогоженщина воспринималась всеми культурами не как самостоятельная личность, а как«вторичное» социальное существо в контексте семейных отношений, всегда зависимоеот мужчины, в частности, от отца, мужа, опекуна. Поэтому насилие в отношенииженщин, в том числе и его преступные формы, имело свою опору и развивалосьглавным образом в институтах брака, и моральное право мужчины контролировать инаказывать свою жену и детей, применяя физическую силу, просуществовало почтидо XX века.
В обычном праве казаховне существовало особого юридического понятия имущественных преступлений. Почтивсе виды преступлений против имущественных отношений обозначались однимназванием «ұрлық» (воровство). Слово «ұры» у казаховобозначает «вор». Разбой (шубу) и грабеж (тонау), хотя фактически и былиизвестны в казахском обществе, но эти термины не имели современного значения.Так, например, под разбоем подразумевалось всякое вооруженное нападение нааулы, насильственный захват имущества, угон скота и увод людей в плен.
Согласно нормам«Жеты-жаргы» Тауке-хана и по позднейшим нормам обычного права за воровство,сопровождающее с насилием, убийством, наказывали как за воровство и насилие, заворовство и убийство. «Кто сделал и воровство, и убийство вместе, тот и платитза два преступления» [29. c.45].
На основании подобныхнорм обеспечивалась наказуемость разбоя в обычном праве казахов. Поэтому приосвещении норм уголовного обычного права, предусматривавших преступления противимущественных отношений, по словам Т. Культелеева, разбой не выделяется какотдельный вид преступления [30. c.46].
Понятие «грабежа» (тонау)в обычном праве казахов также строго не различалось от понятия разбоя и кражи.Н.И. Гродеков писал, что «…у киргизов нет особых слов для выражения понятийворовства и грабежа. Ұрлық – воровство или грабеж, ұры – вор,разбойник, и вообще преступник, ұрыламақ – красть, тартыб алмақ– отнимать, грабить» [31. c.12].
В свою очередь, на ДревнейРуси князья считали вполне нормальным собирать дань с народов и княжеств,которые были слабее в военном отношении и не могли оказать должногосопротивления набегам сопредельных народов, а открытое изъятие имущества иногдадаже считалось проявлением своеобразной отваги и мужества и не всегда влекло засобой уголовное наказание, считаясь лишь «гражданской неправдой».
Первые примеры достаточноотчетливого законодательного регулирования вопросов, связанных скорыстно-насильственными посягательствами, мы может найти в «Русском законе»[31. с.15].
По договорам Олега иИгоря признавались преступлениями явное отнятие вещи (грабеж), дружинноепохищение (разбой). При этом русскому уголовному праву грабеж не выделяется изимущественных преступлений и именуется «татьбой» [32. с.310].
В «Русской Правде»(IX–XII вв.), считающейся основным древнерусским источником права, упоминаетсяо разбое, который по оценкам специалистов на данном историческом этапепрактически неотличим от грабежа [32. с.321].
«Царский Судебник» (1550)к «лихим» преступлениям относил разбой и грабеж. В соответствии с «ПсковскойСудной грамотой» (1467 г.) предусматривалась ответственность за разбой, которыйвключал в себя посягательство на личность, и грабеж, предполагающий открытоенасильственное изъятие имущества [32. с. 72].
По «Всекняжескому»Судебнику (1497) в качестве имущественных преступлений выделяются татьба иразбой. Согласно Уставной Онежской грамоты (1526) и Губной Солъ-Галицкойграмоте (1540) разбойником считался заведомо лихой человек. Царский Судебник(1550) к категории «лихих» преступлений относил разбой, грабеж, а такжеотдельные виды татьб (повторную, церковную и головную). Грабеж при этомпричислялся к разряду менее тяжких преступлений [33. с.22].
Существенное значение длярегулирования отношений, возникающих при совершении корыстно-насильственныхдеяний, имели первые кодифицированные уголовно-правовые акты, принятые в XVIIIвеке.
В XVIII веке в периодханского управления даже барымта и прочие самоуправные действия назывались«разбоем» – «жау шапты» (враги напали или враги захватили). По известным намотрывочным положениям «Жеты-жаргы» Тауке-хана кража и грабеж влекли за собойодинаковые наказания.
В соответствии сАртикулом Воинским Петра I (1715), содержавшим главу «О зажигании,грабительстве и воровстве», кража и грабеж относились к категории имущественныхпреступлений. Грабеж понимался как вымогательство и самовольный захватимущества. При этом выделялись два вида грабежа: совершенный с оружием, наказуемый,как разбой, и без оружия. Воровством в соответствии с Императорским Указом «Осуде и наказании за воровство разных родов» (1781) признавались грабеж, кража имошенничество. При этом совершившим грабеж признавался тот, кто «на сухом путиили на воде на кого нападет или остановит, стращая действием, как-то: орудиемили рукою, или иным чем, или словом, или кого уронит и нахально ограбит, иличто отнимет, или дать себе принудит, или воспользуется страхом от пожара, илиот потопа, или от иного случая, или темнотою кого ограбит, или отнимет у когоденьги, или сымет с кого платье, или с повозок, или с корабля пожитки, илитовары или иное движимое имение» [34. с.323].
Обычное право казаховзнало понятия дозволенного и недозволенного хищений.
Так, например, в ЕрежеЧарского съезда биев 1885 г., к дозволенным хищениям относилась барымта,воровство имущества деда или дяди внуками и племянниками, имущества отца сыноми т.д., за совершение которых – не наказуются и имущество не возвращается.
Несмотря на суровоеотношение казахского народа к воровству и жестокие нормы обычного права,предусматривавшие ответственность за него, оно являлось довольнораспространенным явлением.
Предметом воровства вказахском обществе, в большинстве случаев, являлся скот. Кража других предметовбыла редким явлением. Скотокрадство в основном совершалось профессиональнымиворами – конокрадами, зачастую находившимися под покровительствомгосподствующего класса. Казахские баи с целью мести, междоусобной вражды или издругих корыстных соображений сами, нередко, организовывали скотокрадство,особенно конокрадство.
По нормам обычного праваказахов, действовавшим в 30-х годах XIX века, строгость наказания за воровстворазличалась в зависимости от характера предмета и цены украденного, повторностии от того, совершено оно одним человеком или группой лиц.
Так, согласно нормам«Жеті-жарғы», за хищение скота назначался «аип» в размере трех тогузов, аза хищение других предметов «аип» взыскивался до трехкратного размера действительнойстоимости украденного предмета.
В обычном праве казаховустановление ответственности за грабеж мы находим в «Сборнике казахского адата»(1824). Именно в них присутствовали некоторые разграничения понятия грабежа отпонятия кражи. По нормам обычного права под грабежом подразумевался всякийнасильственный захват чужого имущества, не подпадающий под понятия «барымты», атакже организованные вооруженные нападения на аул и т.п. В свою очередь, кражаи грабеж влекли за собой одинаковые наказания.
Кража же, прежде всего,получила свою характеристику и законодательное закрепление через понятие«воровство», которое не различалось и от гражданского правонарушения. Взаконодательстве царского правительства и в некоторой дореволюционнойбуржуазной литературе существовало утверждение, якобы казахи не различаливоровство от гражданских правонарушений. По этим соображениям царскоеправительство «Уставом о сибирских киргизах» 1822 г., «Положением по управлению оренбургскими киргизами» 1844 г., «Временными положениями» 1867-1868 гг. и некоторыми другими законодательными актами относили к «исковым» вседела, связанные с воровством, совершаемым среди казахского населения.
Взгляды царскогоправительства на воровство, имевшее место среди казахов, составляли часть егообщих взглядов на казахский народ, якобы находившийся на крайне низком уровнеобщественного развития. Эти взгляды нашли свое отражение в работах некоторыхавторов, преимущественно у царских чиновников.
Так, например, А.Р.Витевский, П.О. Рычков и другие без разбора голословно заявили о том, что указахов воровство и разбой «не считается за порок», что казахи воровстворассматривают как «удальство» и «подвиг» [35. c.54].
Вместе с тем, казахскийнарод с суровой беспощадностью карали воров.
В.И. Даль приводит одиндостоверно известный ему пример, относящийся к I половине XIX века. «В одномауле киргиза соседнего рода, – писал В.И. Даль, – который подполз высматриватьи выжидать удобного для воровства, часа, избивши его нагайками в один биток,посадили связанного по рукам и ногам, позднею осенью, в мороз по шею в воду.Его вытащили из воды только на другое утро, когда находившийся там случайно сотрядом офицер наш приказал вынуть труп мученика. Но он, к всеобщему удивлению,был еще жив, тело его побагровело и посинело…» [36. c.54].
Обычно под грабежомпонималось ограбление одного или двух людей, находившихся в пути следования.«Так, под словом грабеж,- говорится в сборнике казахского адата, опубликованномво II половине XIX века Л. Баллюзеком, – киргизы разумеют те эпизодыхищнической жизни, когда хищничество ограничивается ограблением одного или двухпутников, пробирающихся из одних аулов в другие, и называется тунау, т.е.отобрание платья и лошади под путником». Под понятие грабежа также подходилиотдельные случаи, когда виновный, ворвавшись в чужой дом, насильственнозахватывал имущество собственника.
Отличительной чертойграбежа являлось применение насилия. Но если насильственный захват имуществасопровождался нанесением ран, то наказание назначалось за два преступления,т.е. за грабеж и нанесение ран. По нормам обычного права, действовавшим впервой половине XIX века, грабеж влек меньшее наказание по сравнению с кражей.
Так, в «Сборникеказахского адата» 1824 г. говорится, «…кто на пути кого ограбит вооруженнуюрукою, то ограбленное возвращается сполна и сверх того платит в штраф лошадьмихалат» [37. c.61].
Не только обычное правоказахов, но и древние юридические памятники некоторых других народовответственность за грабеж устанавливали слабее, чем за кражу. Исследователиистории права различных народов объясняют это положение тем, что на болееранних этапах развития классового общества, когда государственный аппарат былнедостаточно развит, «каждый полагался на свои личные силы, тайный ворвозбуждал гораздо большее отвращение и более казался опасным, чем тот, ктооткрыто шел к своей цели». Возможно, на ранних этапах развития классовогообщества такого рода взгляды имели место у отдельных народов, и эти взглядыявлялись причинами меньшей наказуемости грабежа по сравнению с кражей.
Т. Культелеев писал, чтов этом вопросе исследователи истории права не учитывают еще одну важнуюособенность грабежа как уголовно-наказуемого деяния. В условияхпатриархально-феодальных отношений у различных народов грабеж обычно совершалсябольшими группами людей и сопровождался набегами на соседние племена или надругие общины с захватом в крупных размерах чужого имущества, угоном скота,насилием над личностью и т.д. Зачастую грабеж носил характер межродовой расприи феодальных войн. У казахов, киргизов, туркмен и некоторых других народовЦентральной Азии грабеж в прошлом переплетался с «барымтой», т.е. с самовольнымосуществлением потерпевшей стороны права мести над обидчиками» [38. c.63].
Грабежом, как и барымтой,занимались те, кто располагал достаточной силой и средствами. Казахскиефеодалы, уверенные в безнаказанности своих действий, насильственно захватывализимовки, скот и другое имущество у крестьян-середняков и бедняков. Такого родаограбления не преследовались в уголовном порядке. Грабеж, совершенный большимигруппами людей на почве феодальной междоусобицы, также не преследовался вуголовном порядке, а решался превосходством сил враждующих сторон или насобраниях общин. В условиях патриархально-феодальных отношений почти каждыйслучай грабежа приводил к массовому преследованию виновного потерпевшейстороной, а поэтому совершение его в одиночку было редким явлением.
Составители «Сборникаказахского адата» 1824 г., говоря о меньшей наказуемости грабежа по сравнению скражей в нормах казахского обычного права, вероятно, имели в виду именно тогорода грабеж, совершаемые отдельными лицами.
Таким образом, меньшуюнаказуемость грабежа по сравнению с кражей, на наш взгляд, надо объяснить нетолько воззрениями на грабеж, как на сравнительно менее опасное преступление,но и его классовым и политическим характером при патриархально-феодальном строеу различных народов.
В связи с присоединениемКазахстана к Российской империи и принятием Устава М. Сперанского (1822), дела,в которых разбирался грабеж, были изъяты из подсудности суда биев и переданыобщеимперским судам. При этом в законодательстве царского правительстваразличались понятия грабежа, совершаемого с насилием и без него. Грабеж,совершаемый без насилия, т.е. открытое похищение чужого имущества, подлежалразбирательству суда биев.
Под влиянием изменений,происшедших в области социально-экономических отношений в Казахстане,приведших, в частности, к ликвидации междоусобиц, и под воздействием уголовногозаконодательства царизма к началу II половины XIX века грабеж, совершаемыйбольшими группами людей, стал редким явлением среди казахского населения. Со IIполовины XIX века грабеж стал проявляться, главным образом, в виде открытогопохищения чужого имущества с применением или без применения насилия,совершаемого одним или несколькими лицами. Вместе с тем в обычном праве казаховстало четко различаться понятие грабежа от понятия кражи.
В «Сборнике казахскогоадата», опубликованном во II половине XIX века П. Маковецким, указывалось:«…насилие как составляющий отличительный признак грабежа. Выделяется у киргизовв самостоятельное преступление, влекущее за собой отдельное наказание.Некоторые различия имеются, впрочем, и в названиях: грабитель называется«зорлауши», т.е. берущий силой, а похищающий вещь тайно «ұры», т.е. вор»[39. c.77].
Таким образом,отличительными признаками грабежа от кражи по нормам обычного права сталинасилие и открытый характер похищения.
Наказуемость грабежа понормам обычного права II половины XIX века была установлена не слабее, а иногдадаже строже, чем за совершение кражи. В «Сборнике казахского адата»,опубликованном во II половине XIX века Л. Баллюзеком, говорится: «…в случаеоткрытия (т.е. грабежа) наказывается верх возвращения ограбленного и отобраниеиз-под всех ограбивших хищников лошадей, равно оружия и платья с них, тогузами:из которых один идет в пользу ограбленного, один – в хандык и один – в бийлик,жасаул-ақы и дауче ге жип-кесер. Затем взыскивается вознаграждение илисуюнча в пользу того, кто открыл хищника».
Обстоятельствами,увеличивающими строгость наказания за грабеж, являлись ночной грабежвооруженным путем и у однородцев.
Наряду с хищениямиимущественного характера, по обычному праву казахов, предусматриваласьуголовная ответственность за похищение женщин.
Широкое распространениепохищения женщин получило в условиях патриархально-феодального строя. Уразличных народов похищение или увоз женщины для вступления с нею в бракрассматривалось как опасное действие, нарушающее установленный общественныйправопорядок и семейные права феодалов. В уголовно-правовых памятникахразличных народов, относящихся к эпохе феодализма, предусматривалась строгаяответственность за похищение или увоз женщины.
По обычному праву казаховпохищение женщины влекло за собой строгое наказание, приравненное к наказаниюза изнасилование женщины. Похищение как без согласия, так и с согласия женщины,но помимо воли ее родителей, мужа или опекуна, считалось одним из самых тяжкихпреступлений в области семейно-брачных отношений.
Уголовно-правовые нормызащищали не личную свободу женщины, а права ее родителей, мужа или опекуна. Этоподтверждается тем, что увоз женщины для вступления в брак, даже с согласия ее,считался наказуемым действием. Любое несогласие рассматривается, как противволи самой женщины, т.е. с применением насилия в отношении женщины.
Вместе с тем, несчиталось преступлением похищение (увоз) вопреки воле женщины, но с согласия ееродителей, мужа или опекуна.
Такое положение являлосьодним из ярких проявлений правовых взглядов господствующих классов общества наженщин, рассматривавших ее как вещь, собственность мужчины. Похищение женщиныприравнивалось к изъятию у мужчины (отца или мужа) какой-то части егособственности.
Казахский ученый Т.Культелеев глубоко и всесторонне проанализировал исторические корни феноменапохищения женщины, следствием неравенства женщины с мужчиной сложилосьпредставление, согласно которому женщина не имела права распоряжаться по своемуусмотрению своей физической и моральной свободой. А ее судьба решаласьродителями, мужем, опекуном, которые по своему усмотрению могли разрешить илизапретить женщине (девушке) выйти замуж за того или иного человека, либоотказаться от предложения. В конечном итоге женщина была приравнена к вещи,имуществу и ее похищение расценивалось как причинение ущерба законнойсобственности ее родителей, мужа или опекуна [40. c.79].
Другой известныйказахский ученый А.М. Мамутов, исследуя исторические корни похищения женщины,подверг детализированному исследованию само понятие похищения, представив еговозможные различные проявления. «Похищение – отмечал он, – понятие родовое, внем имеются виды, которые между собой разнятся, и эти различные виды такжевозникли в древности» [41. c.77].
А.М. Мамутов, укрепляясвою позицию ссылками на исследования Н. Изразцова, писал «…получившие огромныемасштабы факты похищения женщин на Востоке коснулись и казахов» [42. c.78].
Исследователь обычногоправа казахов Н. Изразцов отмечал: «…всякий насильственный увод считается заоскорбление всего рода, к которому принадлежат родители похищенной, исопровождается набегами, барымтой, а иногда и резней, и так до тех пор, покадевушка не будет выручена и обида не отомстится» [43. c.80].
Как видно, похищение впрошлом считалось посягательством не на свободу и достоинство женщины, какправильно заметил Н. Изразцов, а посягательством на достоинство родителей иобидой всему роду.
Ученые Н.С. Таганцев,С.Л. Фукс и другие, проводившие исторические исследования особенностейрегламентации ответственности за похищение женщины в обычном уголовном правеказахов, обращают внимание на то обстоятельство, что похищение женщиныприравнивалось к изнасилованию.
Так, профессор Фукс С.Л.в контексте вышеприведенных рассуждений писал: «…нет необходимости подробноостанавливаться на том, что похищение, увоз девушки или замужней женщины вказахском праве почти ничем не отличается от изнасилования. Это, впрочем,вытекает из существа данного способа приобретения жен, к которомумалосостоятельные люди прибегали довольно часто, не имея средств к уплатеогромных сумм калыма» [44. c.79].
«Нужно отметить, однако…,– писал С.Л. Фукс, – что в отличие от права франков, которое при похищениисвободной женщины не видело вовсе разницы между похищением вопреки воле женщиныи с ее согласия, казахское право придавало факту согласия женщины очень большоезначение, меняющее уголовно-правовые последствия похищения» [45. c.79].
Так, по законамТауке-хана в записи А.И. Левшина, «увезший чужую жену без ее согласиянаказывался взысканием куна или смертью. При согласии же жены похититель могдаже удержать ее, заплатив мужу калым, т.е. возместив стоимость похищенного и вкачестве штрафа «доставив ему сверх того девицу без калыма» [46. c.84].
После присоединенияКазахстана к России произошли «существенные изменения в уголовном правеКазахстана в XIX веке. Сфера действия уголовных норм казахского обычного правапостепенно сужалась. Вместо них царизм вводил нормы уголовного права империиили специально установленные для колониальных народов уголовно-правовые нормы сповышенной против обычного права санкцией».
Данное обстоятельствоподтверждается, например, А.И. Левшиным, который в своей научной работе «Описаниекиргиз-кайсацких орд и степей 1832 г.» пишет, что в законах, действовавших натерритории Казахстана, был закреплен состав преступления, содержание которогогласит: «увезший чужую жену без ее согласия наказывается смертью или взысканиемкуна, а если похищение последовало с согласия увезенной, то похититель можетудержать ее, заплатив мужу калым и доставив ему, сверх того, девицу без калыма»[47. c.72].
Другой пример, в«Собрании киргизских законов и положений на оные Омского временного комитета 1842 г.» определен следующий состав преступления: «кто чужого человека украдет и продаст, то платитвиновный обиженному полных полтора куна» [48. c.77].
Другая норма о похищениисодержится в ст. 1581, «за насильственное похищение женщины замужней» виновныйподвергался наказанию по статье, предусматривающей покушение на изнасилование(ст. 1529 и ст. 1530 Уложения).
Понятие похищения женщиныв Царском Уложении охватывает широкий круг деяний. Так, например, ст. 1582предусматривает случай, «когда похищение замужней женщины было ненасильственное, а учинено с ее согласия, то за сие похититель и похищенная, пожалобе мужа ее, подвергаются заключению в тюрьме на время от восьми месяцев доодного года и четырех месяцев…» [49. c.37].
На данном этапе натерритории Казахстана основными действующими уголовными законами сталиимператорские уголовные уложения 1885-1903 гг., но преступления, в том числе ипохищение женщин, по-прежнему рассматривались и разрешались на основе обычногоправа.
Из этого следует, чтообычное право, несмотря на действие уголовного уложения, не теряло своюактуальность.
В «Уложении о наказанияхуголовных и исправительных» (1845 г.) под разбоем понималось: «всякое накого-либо, для похищения принадлежащего ему или находящемуся у него имущества,нападение, когда оное учинено открытою силою с оружием, или хотя и без оружия,но сопровождалось или убийством, или покушением на оное, или же нанесениемувечья, ран, побоев или других телесных истязаний, или такого рода угрозами илииными действиями, от которых представлялась явная опасность для жизни,здоровья, или свободы лица или лиц, подвергавшихся нападению» (ст. 2129) [50.с.15].
Под грабежом всоответствии с отделением вторым главы третьей раздела XII Уложения понималось:«во-первых, всякое у кого-либо отнятие принадлежащего ему или же находящегося унего имущества, с насилием или даже с угрозами, но такого рода, что сии угрозыи самое насильственное действие не представляли опасности ни для жизни, ни дляздоровья, или свободы такого лица; во-вторых, всякое, хотя без угроз и насилия,но открытое похищение какого-либо имущества, в присутствии самого хозяина илидругих людей» (ст. 2139).
Отдельная ответственностьустанавливалась за грабеж «во время пожара, наводнения или при ином каком-либонесчастном случае...».
Таким образом, решениявопросов регламентации ответственности за похищение в Царских Уложениях и внормах обычного права казахов ориентировались на строгий учет интересов обеихсторон – и царского правительства, и особенностей местных нравов и обычаевказахов.
Для оценки подисторическим углом зрения процесса возникновения и последующего становленияуголовного законодательства об ответственности за похищение человекаприведенные исторические сведения в своей совокупности представляют особоповышенный интерес в силу того, что раскрывают механизм перехода норм обычного(адатного) права казахов в систематизированное уголовное законодательство.
В «Уголовном уложении» (1903)все корыстные имущественные посягательства его составители подразделяли наворовство, разбой, вымогательство и шантаж [51. с.850]. При этом, например, подразбоем понималось «похищение чужого движимого имущества с целью присвоенияпосредством приведения в бессознательное состояние, телесного повреждения,насилия над личностью или наказуемой угрозы» (ст. 589).
Очередной этапопределения форм корыстно-насильственных посягательств был связан с развитиемотечественного уголовного законодательства после Октябрьской революции (1917).
С первых дней Советскойвласти были отменены прежние уголовно-правовые акты, а на смену им принималисьновые, но с ярко выраженным классовым характером и приоритетом охраны народнойсобственности. При этом первые советские Уголовные кодексы (1922 и 1926 гг.)унаследовали идею Уложения 1903 г. о разделении правовой охраны государственнойи частной собственности, относя грабеж и разбой к «похищениям». Здесь грабежопределялся как открытое похищение чужого имущества в присутствии лица,обладающего, пользующегося или владеющего им, но без насилия над личностью илис насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего», а разбоем сталосчитаться открытое, с целью похищения имущества, нападение отдельного лица накого-либо, соединенное с физическим или психическим насилием, грозящим смертьюили увечьем. Совершение разбойного нападения группой лип рассматривалось какбандитизм. Бандитизм в уголовно-правовом значении определялся как занятиеграбежом и разбоем.
Понятия разбоя, грабежастали охватываться более общим понятием – «похищение», что предполагало, впервую очередь, противоправное изъятие чужого имущества. По УК РСФСР 1922 г. ответственность за преступления против собственности объединялись главой VI «Имущественныепреступления».
Под разбоем по ст. 184 УКпонималось «открытое, с целью похищения имущества, нападение отдельного лица накого-либо, соединенное с физическим или психическим насилием, грозящим смертьюили увечьем». Совершение разбоя группой лиц квалифицировалось как бандитизмвплоть до принятия УК РСФСР 1926 г.
Грабеж в соответствии сост. 182 УК РСФСР определялся как «открытое похищение чужого имущества вприсутствии лица, обладающего, пользующегося или ведающего им, но без насилиянад его личностью». Насильственный грабеж в УК 1922 г. («соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего») был выделен вкачестве самостоятельного преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 183 УК.
По УК РСФСР 1926 г. разбой определялся как «открытое с целью завладения чужим имуществом нападение, соединенное снасилием, опасным для жизни или здоровья потерпевшего» (ч. 1 ст. 167 УК).
В 1926 г. в соответствии с Конституцией СССР и основными началами уголовного законодательства Союза ССРи союзных республик II сессией ВЦИК XII созыва был принят новый Уголовныйкодекс РСФСР. Он практически оставил баз изменения понятия грабежа и разбоя,данные в Уголовном кодексе РСФСР 1922 г.
Доктрина уголовногозаконодательства того периода отнесла вымогательство «в общую группу –преступное приобретение чужого имущества» наряду с кражей, грабежом, разбоем,но в статус «примыкающего к насильственному похищению, как имеющего с нимодновременно общие (угрозы насилия над личностью) и различные (осуществлениеугрозы в будущем и специфика предмета посягательств) черты» [52. с.254].
По постановлению ПрезидиумаВерховного Суда СССР «О квалификации некоторых видов кражи личного имуществаграждан в условиях военного времени» от 8 января 1942 года «…кражи, совершенныенеоднократно, группой лиц или лицами, ранее судимыми за хищение или при иныхотягчающих обстоятельствах или кражи личного имущества граждан во времявоздушного налета врага, при оставлении населенного пункта в связи с появлениемили приближением врага, эвакуированных граждан в пути или в прежнем местежительства, квалифицировалось по аналогии по ст.59-3 УК РСФСР (бандитизм) и посоответствующим статьям союзных республик» [53. с.134].
Существенное значение дляразвития законодательства, направленного на борьбу с корыстно-насильственнымипосягательствами, сыграли Указы Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовнойответственности за хищение государственного и общественного имущества» от 4июня 1947 года и «Об усилении охраны личной собственности граждан» от 4 июня1947 года. Применительно к посягательствам на государственную собственность поУказу «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественногоимущества» понятие «хищение» становится родовым понятием не только к темслучаям, когда способом противоправного завладения социалистическим имуществомявляется использование должностного положения, но и тайное, открытое, а такжеразбой [54. с.207-210].
В Указе ПрезидиумаВерховного Совета СССР «Об усилении охраны личной собственности граждан» от 4июля 1947 г. было дано новое определение кражи: «… тайное или открытоепохищение имущества граждан», в результате чего понятие грабежа утратило своепрежнее значение. Разбоем же стало считаться нападение с целью завладения чужимимуществом, соединенное с насилием или угрозой применения насилия. В качестве отягчающихквалифицирующих обстоятельств признавались насилие, опасное для жизни издоровья потерпевшего, угрозой смертью или тяжким телесным повреждением, аравно совершение преступления шайкой или повторно.
Этим же Указом былаустановлена ответственность за разбой в отношении личного имущества (ст. 2) инедонесение о таком разбое (ст. 3), что впоследствии было подкрепленопостановлением Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г., в котором имеется прямое указание следующего содержания: «… по смыслу Указа от 4 июня 1947 г. умышленное обращение в свою собственность государственного или общественного имуществанезависимо от форм и способов его совершения, должно рассматриваться какхищение». Следует отметить, что судебное толкование понятия хищение, применяятермины «форма» и «способ», предусматривает именно умышленное обращение в своюсобственность и ничего не говорит об изъятии имущества.
В 1959 г. был принят новый Уголовный кодекс Казахской ССР. В отличие от ранее действовавшихуголовно-правовых актов, данный Кодекс не только выделил в качествесамостоятельных видов преступлений грабеж и разбой, но и разделилответственность за корыстно-насильственные посягательства на социалистическую иличную собственность.
Таким образом, в УККазахской ССР корыстно-насильственные преступления были представлены в видеряда «раздвоенных» составов, которые предусматривали различную ответственностьза посягательства в зависимости от принадлежности имущества к личной и инымвидам собственности.
В настоящее время (по УКРК 1997 г.) к числу корыстно-насильственных посягательств можно бесспорно можноотнести:
1) грабеж – открытоехищение чужого имущества с применением насилия, не опасного для жизни илиздоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ст. 178 УК РК);
2) разбой – нападение вцелях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного дляжизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ст. 179 УК РК);
3) вымогательство –требование передачи чужого имущества или права на имущество или совершениядругих действий имущественного характера под угрозой применения насилия либоуничтожения или повреждения чужого имущества, а равно под угрозойраспространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иныхсведений, которые могут причинить существенный вред правам или законныминтересам потерпевшего или его близких (ст. 181 УК РК).
Сходными с вышеназваннымипо природе преступлениями являются хищение либо вымогательство оружия,боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств (ст. 255 УК), хищение либовымогательство наркотических средств или психотропных веществ (ст. 260 УК РК),хищение либо вымогательство радиоактивных материалов (ст. 248 УК РК).
В нормативномпостановлении № 6 Верховного суда Республики Казахстан «О судебной практике поделам о вымогательстве» от 23 июня 2006 г. в п. 16 сказано, что «Уголовный кодекс предусматривает специальные составы вымогательства: вымогательстворадиоактивных материалов (ст. 248 УК РК), оружия, боеприпасов, взрывчатыхвеществ и взрывных устройств (ст. 255 УК РК), наркотических или психотропныхвеществ (ст. 260 УК РК). При совершении этих видов вымогательствадополнительной квалификации по ст. 181 УК не требуется» [55. с.3].
Легко заметить, чтоединственным общим из сформулированных законодателем объективным признаком длясоставов рассматриваемых корыстно-насильственных посягательств является открытостьдействий виновного, то есть совершение хищения в присутствии собственника илииного владельца имущества либо на виду у посторонних, либо когда лицо,совершающее преступление, сознает, что присутствующие при этом лица понимаютпротивоправный характер его действий независимо от того, принимали ли они мерык пресечению этих действий или нет.
Если присутствующее принезаконном изъятии чужого имущества лицо, в т.ч. близкие родственники виновногоприняли меры к пресечению хищения чужого имущества (например, требовалипрекратить эти противоправные действия), то ответственность виновного засодеянное наступает за грабеж (ст. 178 УК РК).
Если в ходе совершениякражей действия виновного обнаруживаются собственником или иным владельцемимущества либо другими лицами, однако, виновный, сознавая это, продолжаетсовершать незаконное изъятие имущества или его удержание, содеянное следуетквалифицировать как грабеж, а в случае применения насилия, опасного для жизниили здоровья, либо угрозы применения такого насилия, как разбой (ст. 179 УКРК).
В связи со спецификойконструирования диспозиций ст.ст. 178-179 УК РК, соответственно говорящих о«нападении» и «требовании», которые должны осуществить виновные, высказаныразличные мнения относительно подлинной природы данных посягательств, вчастности, о возможности признания «первичности» насилия и «вторичности»корысти.
Что касается нападения,то применительно к бандитизму в качестве такового судам предложенорассматривать «действия, направленные на достижение преступного результатапутем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы егонемедленного применения».
Согласно другимрекомендациям Пленума Верховного Суда Республики Казахстан «в случаях, когда вцелях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли илипутем обмана введено опасное для жизни или здоровья сильнодействующее, ядовитоеили одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощноесостояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой. Если с той же целью ворганизм потерпевшего введено вещество, не представляющее опасности для жизниили здоровья, содеянное надлежит квалифицировать в зависимости от последствийкак грабеж, соединенный с насилием».
Нетрудно заметить, что вкаждом из этих случаев и нападение, и насилие толкуются, как средства длядостижения корыстной цели, как явление, вторичное по отношению к достижениюпреступного результата.
Очевидно, в данном случаеможно говорить либо о несовершенстве законодательной техники, либо о неудачномтолковании понятия «нападения» применительно к рассматриваемым нормамуголовного законодательства.
Если отождествитьнападение с насилием, то по справедливому замечанию В.В. Векленко, утрачиваетсясмысл той части диспозиции ст. 162 УК (прим. авт. – ст. 179 УК РК), котораяговорит о применении насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозойприменения такого насилия [56. с.101]. Поэтому совершенно оправданнымпредставляется высказанное в литературе мнение о том, что диспозиция ст. 179 УКРК должна быть изложена в редакции, исключающей термин «нападение».
В этом смысле столь жеконструктивно неудачной представляется диспозиция ст. 181 УК РК, в которойопределение вымогательства должно быть раскрыто через понятие «хищение». Это вомногом снимет проблему квалификации различных корыстно-насильственныхпосягательств.
Завладение имуществом приграбеже и разбое происходит одновременно с совершением насильственных действийлибо сразу после их совершения, тогда как при вымогательстве умысел виновногонаправлен на получение требуемого имущества в будущем. В то же время следуетиметь в виду, что если вымогательство сопряжено с непосредственным изъятиемимущества потерпевшего, то при наличии реальной совокупности преступлений этидействия должны дополнительно квалифицироваться, в зависимости от характерапримененного насилия, как грабеж или разбой.
Применительно крассматриваемым составам (ст.ст. 178-179 УК), законодатель подразделяет насилиена два вида:
1. Насилие, опасное дляжизни и здоровья.
К нему относится насилие,которое повлекло причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровьюпотерпевшего, а также причинение легкого вреда здоровью, вызвавшегократковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую утрату общейтрудоспособности. По ч.1 ст. 179 УК РК следует квалифицировать нападение сцелью хищения чужого имущества, соединенное с насилием, опасным для жизни илиздоровья, или с угрозой непосредственного применения такого насилия.
Если в процессе нападения(ст. 179 УК РК) потерпевшему умышленно причинен легкий или средней тяжести вредздоровью, охватывается составом разбоя и дополнительной квалификации по ст. 104и ст. 105 УК РК не требует. В этих случаях содеянное квалифицируется по ч.1 ст.179 УК РК, если отсутствуют отягчающие обстоятельства, предусмотренные ч.2 ич.3 этой статьи.
Если в ходе разбойногонападения с целью завладения чужим имуществом потерпевшему был причинен тяжкийвред здоровью, что повлекло за собой наступление его смерти по неосторожности,содеянное следует квалифицировать по совокупности преступлений – по п.«б» ч. 3 ст. 179 УК РК.
Если умысел виновного былнаправлен на совершение разбойного нападения или вымогательство и в процессесовершения этих преступлений при применении насилия виновный умышленно еголишил жизни, то содеянное следует квалифицировать как совокупность преступленийпо п. «з» ч. 2 ст. 96 УК РК и соответствующей части ст. 179 УК РК или ст. 181УК РК [57. с.180-183].
2. Насилие, не опасноедля жизни или здоровья.
В качестве его следуетпонимать побои или совершение иных насильственных действий, связанных спричинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы(связывание рук, применение наручников, оставление в закрытом помещении и др.).
В тех случаях, когдазавладение имуществом соединено с угрозой применения насилия, носившейнеопределенный характер, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоянеобходимо решать с учетом всех обстоятельств дела:
места и временисовершения преступления;
число преступников;
характер предметов,которыми преступники угрожали потерпевшему;
субъективная сторонавосприятия угрозы;
совершение каких-либоконкретных демонстративных действий, свидетельствующих о намерении нападавшихприменить физическое насилие, и т.п.
Если в ходе хищениячужого имущества в отношении потерпевшего применяется насильственноеограничение свободы, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоядолжен решаться с учетом характера и степени опасности этих действий для жизниили здоровья, а также последствий, которые наступили или могли наступить(например, оставление связанного потерпевшего в холодном помещении, лишение еговозможности обратиться за помощью).
Нетрудно заметить, что ввышеперечисленных случаях ни законодатель, ни правоприменитель не проводятразделения между насилием, которое опасно для жизни, и насилием, котороепредставляет опасность лишь для здоровья человека. Однако, о таком разделении,имеющем принципиально важное значение, речь идет, в частности, в ст.32 УК РК,определяющей условия правомерности необходимой обороны.
Так, при защите отпосягательства, которое было сопряжено с насилием, опасным для жизниобороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применениятакого насилия, обороняющемуся предоставляются практически безграничныевозможности причинения вреда посягающему. Определение того, какое насилие можносчитать опасным для жизни, имеет непосредственное отношение к рассматриваемойнами проблеме, так от этого напрямую зависят возможности женщин – потенциальныхжертв корыстно-насильственных посягательств, готовых самостоятельно защищатьсвое имущество, а также жизнь и здоровье, не прибегая к помощи посторонних.
В связи с этим вполнеоправданным является деление насилия в зависимости от его опасности для жизнипотерпевшего (ей) на три вида:
1) насилие, опасное дляжизни (воздействие, которое направлено на причинение вреда здоровью, вызывающеесостояние, угрожающее жизни, которое может закончиться смертью, в том числетелесные повреждения, а также заболевания и патологические состояния);
2) насилие, опасное дляздоровья, но не представляющее опасности для жизни (воздействие, котороенаправлено на причинение такого вреда здоровью, которое само по себе не можетпривести к смерти);
3) насилие, не опасноедля здоровья (воздействие, которое не направлено на причинение вреда здоровью).
Данная классификациянасилия в перспективе вполне может быть использована в качестве основы длядифференциации ответственности лиц, совершающих корыстно-насильственныепосягательства. Более того, можно было бы учитывать не только характервоздействия, но фактически наступившие последствия.
Таким образом,законодательная дифференциация ответственности виновных может быть осуществленав зависимости не только от размера причиняемого имущественного вреда, но ихарактера опасности воздействия, оказываемого на потерпевшего.
Данный подход, на нашвзгляд, вполне отвечал бы требованиям справедливости: лица, которые присовершении корыстно-насильственных преступлений применили насилие, опасное дляжизни, должны нести большую ответственность по сравнению с теми, чьенасильственное воздействие создавало опасность лишь для здоровья, либо непредставляло опасности для здоровья.
Анализируя объективнуюсторону корыстно-насильственных посягательств, также нельзя не обратитьвнимание на то, что законодатель «уравнивает» ответственность лиц, фактическиприменивших то или иное насилие, и тех, кто лишь угрожал им. Такая позициязаконодателя также представляется не совсем обоснованной. Ведь не несут равнойответственности те, кто совершает убийство (ст. 96 УК РК), и те, кто лишьугрожает таковым (ст. 112 УК РК).
Угроза прикорыстно-насильственных преступлениях должна быть реальной, а также содержать всебе возможность или неизбежность немедленного применения соответствующеговоздействия или в течение небольшого промежутка времени и, естественно, служитсредством обеспечения хищения имущества потерпевшего либо иных лиц, а также егоудержания.
Формой выражения угрозаможет быть самой различной:
устной;
письменной;
жестами;
демонстрацией предметов ит.д.
При этом должныоцениваться в совокупности все обстоятельства дела:
время совершенияпреступления;
количество нападавших;
их (его) физическиеданные;
характер предметов,используемых преступником;
содержание действийвиновного, которые должны реально восприниматься жертвой, как потенциальноопасные для своей жизни и здоровья.
Иначе говоря, дляпризнания угрозы в качестве нормообразующего элемента корыстно-насильственныхпосягательств, она должна быть реальной, наличной и персонифицированной, на чтосправедливо указывало множество авторов, специально исследовавших проблемуугроз в уголовном праве [36. с.15].
Как уже отмечалось,объективная сторона корыстно-насильственных посягательств не исчерпывается лишьдеянием, но и предполагает учет наступивших общественно опасных последствий.Реальная тяжесть последствий, т.е. ущерба, причиненного конкретнымпреступлением, представляется одним из важных факторов, обусловливающихобщественную опасность преступления, меру возможного наказания за него. В этойчасти можно отметить, что законодатель дифференцирует ответственность виновныхв зависимости от того, превышает ли стоимость похищаемого имущества 500 МРП(крупный размер). Такой подход вполне оправдан и должен, по-нашему мнению,сохраняться и в будущем.
Еще одним признаком объективнойстороны рассматриваемых деяний является причинная связь между деянием ипоследствиями. Она выступает как необходимое условие уголовной ответственностив материальных составах преступлений.
Причинная связь –объективно существующая связь между действием и последствием, при которомпервое с необходимостью порождает второе.
Существуют три критерияпричинной связи, которые необходимо установить применительно к составамкорыстно-насильственных посягательств.
Первый – критерийвременной, т.е. действия с корыстной целью совершения должны по временипредшествовать причинению ущерба собственнику или иному законному владельцуимущества.
Второй – критерийвозможности, что означает, что при определении наличия причинной связи следуетустановить, могли ли действия виновного повлечь причинение материального ущербаили по своему характеру причинить его не могли.
Третий – критерийнеизбежности, который предполагает установление того факта, что именноконкретные действия виновного причинили ущерб собственнику или иному владельцуимущества.
Субъектом рассматриваемыхпреступлений является физическое лицо, совершившее данное деяние и способноенести за него уголовную ответственность. Согласно ст. 15 УК РК возраст, скоторого наступает уголовная ответственность за совершение грабежей, разбоев ивымогательств, установлен в 14 лет.
Каждое из рассматриваемыхпреступлений является умышленным, при совершении которого вина преступникавыражается только в виде прямого умысла. Совершая их, виновные сознаютобщественно опасный характер своих целенаправленных действий, предвидятобщественно опасные последствия этих действий в виде нанесения ущербасобственнику или иному лицу и желают наступления такого ущерба. В этомпроявляется единство сознания и воли виновного, являющееся необходимым условиемналичия субъективной стороны грабежа и разбоя.
Что касается цели, тосоответствующие требования законодатель выразил в п. «в» ч. 3 ст. 179 УК РК,согласно которой повышенную уголовную ответственность должны нести лица,которые совершили разбой «с целью хищения имущества в крупном размере».
Аналогичный подход, какпредставляется, должен быть применен и при формулировании положений о размерепричиняемого ущерба в меньшем или сходном размере, в том числе при совершенииграбежа. Это позволит решить весьма важную практическую задачу, котораязаключается в возможности выбора предмета доказывания при совершениикорыстно-насильственных преступлений. Им может стать либо размер похищаемогоимущества либо цель похищения имущества в том или ином размере.
Расширив, таким образом,возможности усиления уголовной ответственности за корыстно-насильственныепреступления, можно создать предпосылки для общепревентивного воздействияуголовного закона.
Редакционно данноетребование к цели совершаемых деяний должно быть выражено в единственном числе,а именно «с целью хищения имущества в крупном размере».
Установление мотива имеетважное значение для выявления причин и условий, способствующих его совершению,которые необходимо устранить. Сам мотив не относится к обязательным признакамсубъективной стороны рассматриваемых преступлений.
Таким образом, те формыкорыстно-насильственных посягательств, при которых действия виновныхограничиваются лишь угрозами насилием, а также насилием, не опасным дляздоровья, можно было бы именовать «грабежом», а посягательства, сопряженные снасилием, опасным для жизни, в свою очередь, называть «разбоем».
Это, в свою очередь,будет в большей мере отвечать потребностям уголовно-правовой борьбы с даннойкатегорией преступлений, в том числе, добиться большей ясности в пониманиитребований закона об условиях правомерной защиты от корыстно-насильственныхпосягательств.
Оценивая квалифицирующиеобстоятельства, которые применительно к рассматриваемым составам играют рольотягчающих, следует заметить, что их наличие позволяет решить важнейшуютеоретико-прикладную задачу – обеспечить на законодательном уровнедифференциацию уголовной ответственности виновных, учесть различнуюобщественную опасность того или иного проявления корыстного насилия. Изучениероли, равно как и содержания этих обстоятельств, может составить предметсамостоятельного уголовно-правового и криминологического исследования.
Тем не менее, нельзя незаметить, что законодатель безразлично относится к тому, кто является жертвойкорыстно-насильственного преступления, кому принадлежит имущество и ктонепосредственно подвергается насилию. Поэтому выделение из общего числакорыстно-насильственных преступлений тех, где потерпевшим и жертвой выступаетженщина, имеет не столько уголовно-правовую, сколько криминологическуюзначимость.